Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
Глава вторая
Пока я ужинала, мама внимательно меня изучала. Словно что-то в моем облике изменилось и казалось ей подозрительным. Она сидела напротив за чашкой чая и помешивала ложкой сахар, который давно растворился. Если бы на ее месте был папа, я бы рассказала ему, как прошел мой день. Рассказала бы ему о Шандоре. Но с мамой такие разговоры были под запретом. Она неодобрительно относилась к моей дружбе с одногруппниками мужского пола – в каждом из них она видела соперника Марка, и переживала, что они могут помешать ее планам выдать меня за него замуж. Я старалась не относиться к этому серьезно, в чем меня поддерживал и сам Марк. За двадцать лет мы привыкли к матримониальным планам наших матушек, и относились к ним с юмором и легкостью.
По телевизору шел бразильский сериал, видимо продолжение той серии, которую я видела утром, экран снова рябил, но мама практически на него не смотрела – настолько ее поглотило изучение моего лица. Из открытой форточки дул ветерок, приносящий с собой влажность и прохладу, прозрачные шторки колыхались, и вместе с ними бабочки-булавки, наколотые на них, и казалось, что они залетели к нам, прячась от непогоды.
На столе помимо моей тарелки с супом стояли хрустальная салатница с крабовым салатом, блюдечко с нарезанными кусочками сала, большое блюдо с пирогом, накрытое металлическим куполом, белая фарфоровая сахарница и пару чашек с чаем.
– Ты какая-то молчаливая, – сказала мама. – И задумчивая.
– Устала. Но надо еще доклад переписать и оформить согласно требованию.
– Тебя долго не было, а говорила вернешься быстро.
Я почувствовала подозрительные нотки в ее голосе, и, стараясь сохранять безмятежность, ответила:
– Ксерокс не работал – писала все вручную.
Мама приготовила борщ, и, зачерпывая очередную порцию супа в ложку, я невольно вспомнила Шандора. Что бы он сказал по поводу маминого супа?
– Чему улыбаешься? – спросила она.
– Так… кое-что вспомнила, – не поднимая глаз от тарелки, ответила я.
– Вот я и говорю, странная ты какая-то. Точно была в библиотеке?
– Да, мама. Тебе показать мои рукописи?
– С Марком давно говорила? – вместо ответа спросила мама.
Она вспомнила, что собиралась пить чай, отложила ложку и сделала глоток.
– На прошлой неделе. Что-то случилось? – поднимая глаза, спросила я.
– Нет. Просто вы давно не встречались.
– Мы общаемся по телефону. Мне некогда. У меня учеба, у него работа.
– Мы в свое время все успевали. И учиться, и встречаться.
– Я помню – в мои годы у тебя уже была я. Но не всем так везет, как тебе, мамочка. Своего принца я еще не встретила.
– А как же Марк?
– Марк – не мой принц. Мы уже об этом говорили. Если что-то в наших отношениях с Марком изменится, ты узнаешь об этом первая.
– Чем тебе Марк не угодил? – Она снова отпила чай. – Вы столько лет знакомы. И так хорошо вместе смотритесь.
Продолжать разговор было бессмысленно. Все равно каждый останется при своем мнении. Я сделала вид, что засмотрелась на экран телевизора, где через край выплескивались бразильские эмоции. Мама тоже повернула голову к телевизору, и на несколько секунд мы погрузились в просмотр «мыльной оперы». Пока не началась реклама. Это вернуло меня в реальный мир.
– Папа на дежурстве?
– Да, и мне опять придется коротать вечер в одиночестве, – вздохнула мама.
– Позвони тете Марине, поболтайте. Или посмотри свои любимые сериалы.
Неожиданно мама сжала губы и вздула ноздри. Так быстро менять настроение могла только она… Нет, не только. И Шандор тоже…
– Вся в отца! И даже говоришь, как он.
– Мам, что опять не так? У тебя что-то случилось?
Я отложила ложку и посмотрела в ее глаза.
– Что у меня может случиться? Я целыми днями одна! Мою, стираю, убираю, а этого никто не ценит.
Она нервно подскочила с табурета, подошла к холодильнику, открыла его и стала осматривать содержимое, будто что-то искала. Но делала это не сознательно и бесцельно.
– Я живого общения хочу! С тобой, с Андреем. Иногда, мне кажется, он берет эти дежурства, чтобы меня не видеть.
– Мама, что ты такое говоришь? Он делает много добра, мы должны быть его поддержкой.
Она резко повернулась к столу и стала убирать посуду. У меня в тарелке оставалось пару ложек супа, но и тот она практически вырвала из моих рук. Чай пить после такого у меня пропало желание. Мама включила кран и начала перемывать посуду.
– Ерунда! – сказала она. – Ему просто с нами скучно. Наверняка, кто-то другой служит ему поддержкой, пока я слежу за порядком в его доме. Вернее, кто-то другая.
– Мама! Как ты можешь подозревать папу в таких вещах?! Он не способен на измену.
Она звучно хмыкнула.
– Лиза, какая ты еще молодая и глупая! Все мужчины изменяют, это у них в крови.
Это был камень в огород мужа ее подруги. Отец здесь ни при чем. Несколько лет назад тетя Марина, мать Марка, узнала об измене супруга и прогнала его из дома. А он и не возражал – собрал вещи и ушел. Сын вырос, и ничто больше не держало его рядом с нелюбимой женщиной.
– Мама, папа не такой. Он ценит семью и никогда нас не предаст.
Я все-таки потянулась к своей чашке чая. Взяла кусочек пирога и немного откусила.
– Тогда почему я постоянно чувствую запах женских духов на его вещах? Это не мои духи, слишком приторный аромат.
– Мама, какие духи? Папа работает в онкологическом отделении. Сомневаюсь, что женщины пользуются духами в больнице.
– Вот и я о том же. Значит, он встречается с этой женщиной после работы. И когда мы думаем, что он дежурит, на самом деле он с ней. Где-то за пределами больницы.
– Мама, у тебя слишком богатое воображение. Наверняка есть какое-то логическое объяснение этим ароматам. Ты спрашивала об этом папу?
– Он все отрицает. Говорит, это запах порошка.
– Кстати, он прав. Нам надо сменить порошок, иногда я тоже чувствую его на своей одежде.
Мама убрала в шкаф последнюю тарелку, отключила воду и повернулась ко мне.
– Конечно, ты как обычно на его стороне. Два сапога – пара.
Я с осторожностью улыбнулась и смягчила взгляд.
– Мама, перестань. Ты у нас такая умница и красавица, зачем папе кто-то еще?
Она вытерла руки о полотенце, словно бы тем самым успокоив демонов, бесновавшихся у нее внутри, и опустилась на табурет. В ее глазах ютилась надежда.
– Думаешь, у него никого нет? – спросила она. – Он ничем себя не выдавал?
– Не было такого, – твердо сказала я. – И не будет. Я верю папе.
– Но если ты что-то узнаешь, ты мне скажешь?
Она умоляюще посмотрела в мои глаза. Я доедала свой кусок пирога, и в глубине души потешалась над мамиными страхами.
– Мама, я не могу ничего узнать. Потому что это плод твоих фантазий.
– И все же… Пообещай, что скажешь мне.
Я протянула руку к маме, взяла ее за кисть и сжала.
– Мама, у нас все хорошо. Папа нас любит, и никто ему, кроме нас не нужен… Разве что его пациенты. Но это совсем другая история. Не переживай. Мы – семья, и это навсегда.
Мама выдохнула и улыбнулась.
– Ты извини, – сказала я, – но мне нужно писать доклад. Спасибо за ужин. Все было очень вкусно.
С утра снова шел мелкий моросящий дождь и дул пронизывающий ветер.
Мы с моей подругой Юлей Войнович добирались до университета вместе, но каждая под своим зонтом. Обе в темных плащах, закрытых черных туфлях, и если бы не разные прически, то со спины нас можно было бы перепутать – мы часто слышали от других, что имеем схожие силуэты. На моей голове снова заплетена французская коса, а Юля собрала свои волосы в хвост на затылке. Она давно перестала укладывать их в прическу и больше не стремилась кому-то понравиться.
Мы дружили с ней с пятого класса, и вместе решили поступать на исторический факультет. Юля всегда отличалась энтузиазмом и активностью, и, благодаря ей мои школьные годы прошли в походах по лесам и горам, и первые песни у костра я пела вместе с ней. Мы жили, да и до сих пор живем в соседних домах, и в подростковом возрасте любили ночевать друг у друга. Тогда в моей комнате был раскладной диван, и мы спали на нем вместе. Правда, сном это трудно назвать. Ночь напролет мы болтали с ней о том, что нас волновало, радовало и вдохновляло – о мальчиках. Не о моих. О Юлиных.
Сколько ее помню, она постоянно была в кого-то влюблена – то в Толю Голубева с соседнего подъезда, то в Мишу Кондратьева этажом выше (она его так и называла – Миша – этажом выше), то в Руслана Красько из параллельного класса, а однажды сразу в обоих братьев-близнецов – Максима и Славу Заковыркиных, которые приходились ей какими-то дальними родственниками – что называется, седьмая вода на киселе. Все ее кумиры на одно лицо – смазливые мальчишки с белокурыми волосами и голубыми глазами. И, конечно, задиры. Такие часто нравятся девочкам-подросткам.
Когда фигура Юли стала приобретать женские формы, а произошли эти метаморфозы с ней раньше, чем со мной, у нее сразу появился первый друг. Кажется, его звали Тимур. Красавчик, старше ее на три года, боксер и душа любой компании. Как в такого не влюбиться? И Юля влюбилась. Но держала дистанцию. Как бы ей не сносило голову, рассудок оставался на страже. Девочки хоть и созревают раньше мальчиков, но не торопятся распрощаться со своей девственностью, проявляя разборчивость и осторожность. Во всяком случае, мы с Юлей берегли ее для того единственного и неповторимого, без которого жить невозможно – нет. Первые объятья, первые поцелуи, прогулки за ручку – все это было, но остальное – ни-ни. Ей только четырнадцать, она еще морально не готова раздеться перед мальчиком. Не говоря уже обо всем остальном. И этим она меня очень успокоила – я переживала, как бы она не наделала глупостей.
Их дружба длилась два месяца, а потом Тимур просто исчез и не давал о себе знать. И оказалось, что Юля толком-то его и не знает – ни где живет, ни где учится, ни как его фамилия. И друзей общих у них не было. Где его искать – непонятно. А воображение разыгрывалось не на шутку. Чего только Юля не навыдумывала, пытаясь найти ответы на его исчезновение. Вплоть до того, что его украли инопланетяне. Это была любимая наша страшилка, и мы периодически к ней прибегали, когда кто-то пропадал.
Но горевала Юля недолго. Довольно скоро объявился новый объект обожания, и она переключилась на него. Не помню его имени. Но и с ним ничего не вышло. Он не исчез, как Тимур, но быстренько пресытился одними поцелуями и откровенно признался Юле, что хочет секса. Нормальное здоровое желание восемнадцатилетнего парня, но она все еще была не готова. И они тоже расстались.
Уже после Юля случайно встретила Тимура и потребовала у него объяснений. «Да зеленая ты еще, мне девочки постарше нравятся. Которые не ломаются» – был его ответ. И разошлись по разным сторонам. Юля им давно переболела, и не очень-то и расстроилась. Да и красавчиком он уже не выглядел. Он же боксер, кто-то снес ему носовую перегородку и порядочно исказил физиономию. Для себя подруга решила, что этот кто-то оказался ее другом – и отомстил за нее. За все ее страдания и ожидания. А сам Тимур трус и негодяй.
Но как бы тяжело Юля не переживала свои расставания с парнями, она быстро утешалась в объятьях другого. Она верила, что новый друг окажется тем единственным и неповторимым, который, прежде всего, оценит ее душу, а не тело. Но, Господи, кто из парней в этом возрасте думает о душе? Нам такие не попадались.
Я тоже мечтала о чистой и преданной любви, но в отличие от Юли в свои двадцать лет ни разу не влюблялась. Это находилось за гранью понимания влюбчивой натуры подруги, и она не переставала спрашивать, как я могу оставаться равнодушной, когда вокруг столько симпатичных парней? Особенно Марк, мой друг детства и почти член семьи. Отношения с ним вызывали у нее сильнейшее недоумение. Как частый гость в моем доме, она пересекалась с ним и считала его тем самым симпатичным парнем, в которого невозможно не влюбиться.
Был момент, когда я думала, что она сама к нему неравнодушна. А случилось это на моем шестнадцатилетии, когда Марк пригласил ее танцевать. Мы с ним ходили в танцевальную студию, и искусством танца он владел практически в совершенстве. Чему и пытался за несколько минут научить Юлю, но она путалась в движениях, наступала ему на ноги и без конца хохотала.
После праздника она осталась у меня ночевать, и всю ночь трещала, какой Марк приятный молодой человек, как терпеливо выносил ее неуклюжее топтание по его ногам, вспоминала его комплименты ее гибкому стану и пылала, признаваясь, как он ее поцеловал на прощание. В щечку, по-дружески. Но так – будто он одарил ее самым страстным поцелуем. Я заподозрила ее во влюбленности в него, тем более что Марк соответствовал все ее вкусам, но она все отрицала и сказала, что не уводит парней у подруг. Кроме того, ей показалось, он влюблен в меня.
– Юля, не говори ерунду! Ты же знаешь, мы с Марком вместе с пеленок. Он мне как брат! Если он тебе нравится, ты можешь без зазрения совести принимать его ухаживания. Мне кажется, что и он к тебе расположен, а не проявляет активность только потому, что ты постоянно оглядываешься на меня и боишься моей ревностной реакции. Поверь, Марк не герой моего романа.
– Но почему? Он хорош собой, шикарно танцует, и у него такие обалденные пухлые губки! Так и тянет их поцеловать!
Мы прыснули со смеху. Хоть Юля и отрицала, но на лицо все признаки влюбленности в Марка. Уж я это ее состояние знала хорошо.
– Ты обязательно должна попробовать их на вкус, – продолжала Юля, – и рассказать мне, как это было.
– Почему бы тебе самой не попробовать и не рассказать мне?
– Нет, Марк принадлежит тебе. И перестань твердить, что он тебе как брат! Это не так. И нет ничего предосудительного, если вы с ним поцелуетесь. Разве тебе не любопытно, узнать, как это – когда твои губы накрывают губы мужчины? Попробуй. Я уверена тебе понравится, и твое отношение к Марку изменится… И ты будешь без конца с ним целоваться…
Юля захохотала, и я не удержалась и тоже засмеялась. Ах, Юля, если бы ты только знала… Но я ей об этом не рассказывала. Этап первого поцелуя с Марком я уже прошла. Понравилось, да. Но это ничего не изменило в моем отношении к нему.
– Юля, разве на поцелуях строятся отношения? Это, конечно, приятный бонус к ним, но должно быть что-то еще. То, что будет выделять его среди других. Марк потрясающий, я не спорю, – созналась я. – Он веселый, открытый и дружелюбный парень. И этим он сильно отличается от своего отца, который никогда не улыбается и немногословен. С Марком хорошо проводить время, но… дозированно. Не каждый день. Ты знаешь, что он увлекся игровой приставкой и может часами сидеть за ней, забывая обо всем на свете, и даже об удовлетворении естественных потребностей?
– Да кто сейчас не играет в приставку? Даже я иногда балуюсь. Это пройдет, игры пресытятся, и он вернется в реальный мир.
– Может быть. Но с Марком невозможно говорить на высокие темы. Ему это не интересно.
– Что ты имеешь в виду?
– Иногда мне хочется почитать стихи или послушать их в чужом прочтении. Или обсудить какую-нибудь книгу… Сходить в театр. Или поговорить о чем-то… о звездах, например, или об искусстве… Или еще о чем-нибудь таком, в чем я и сама не разбираюсь, но мне хочется, чтобы кто-то мне об этом рассказал… и мир открылся для меня в новом свете.
– Стихи ты можешь почитать и с мамой. Она же у тебя литератор.
– Юля, это все не то.
– Я поняла. Ты ищешь парня, похожего на твоего отца. Такого же интеллигентного, начитанного и мудрого, как он. Да, такой тип мужчины мне тоже нравится. И я очень уважаю Андрея Александровича. Но, Лиза, таких единицы, и разбирают их еще младенцами. А Марк – реальный и рядом. И повторюсь, влюбленный в тебя. А подстроить его под себя – дело техники. Моя мама вообще считает, что мужчина – это кусок глины, чем интенсивнее его мнешь, тем покладистей становится. И лепи из него, что хочешь. Правда, моей маме не очень-то это удалось. Но пить папа бросил. Когда появилась Вика.
Вика – младшая сестра Юли. Нам исполнилось по десять лет, когда она родилась. Отец Юли тогда страшно пил, уходил в запои, и однажды чуть не стал виновником трагедии, когда оставил младшую дочь без присмотра, опорожнив целую бутылку водки и завалившись спать. Вика тогда уже ползала и добралась до кухни, каким-то образом умудрилась включить газовую духовку и… Все могла бы плачевно закончиться, если бы в тот момент мама Юли не вернулась домой. Девочка отделалась легким испугом, а отец после этого напрочь завязал с алкоголем. Для этого нужен характер, и слава богу он его сохранил.
На первом курсе университета Юля стала старостой группы и отнеслась к своей «должности» со всей ответственностью. Она знала все – когда зачеты, когда экзамены, сроки их пересдачи, как заселиться в общежитие, к кому обратиться, чтобы получить какую-нибудь справку, кто болен, а кто прогуливает, – и, кроме того, вне учебное время организовывала выходы группой на какие-нибудь культурные мероприятия, проходящие в городе. Порой у нее голова шла кругом от многозадачности, но ей нравилось это состояние – состояние важности и значимости среди одногруппников – и она безропотно выполняла свои обязанности.
Тогда же Юля познакомилась с парнем, его звали Петром, который тоже учился на историческом факультете, но на три курса старше нас, и тоже был старостой. Они встретились в деканате, куда оба пришли по направлению своих групп, и, по словам Юли, между ними сразу возникла какая-то химия – отношения быстро переросли в роман. И впервые она влюбилась всерьез.
Ее большие серые глаза распахнулись еще шире и засветились от счастья. С круглого лица не сходила улыбка, и две ямочки на щеках, как поцелуи Купидона добавили ей очарования. Русые волосы она подстригла лесенкой и стала ежедневно укладывать в прическу. Преображение пошло ей на пользу, и она похорошела.
Имя Пети не сходило с ее уст, а сам он был полон одних достоинств. Спортивный, энергичный, активный, с огромным чувством юмора, амбициозный и предприимчивый. Еще на первом курсе с ребятами он открыл пару сигаретных ларьков, а к четвертому курсу обзавелся сетью табачных магазинчиков. На мизинце левой руки он носил золотой перстень с агатом, доставшийся ему по наследству от деда, а в ухе серьгу, и с сигарой во рту на новом мотоцикле он окончательно свел Юлю с ума. Она сменила юбку на джинсы и пересела с ним на байк.
Но и у такого отличного парня нашлись свои недостатки. Он курил, много курил. Отсюда и его страсть к табачному бизнесу. Но Юля не считала эту привычку пагубной. Курение придавало его голосу хрипотцу, которая доводила ее до мурашек. Особенно, когда пел…
Да, он еще и пел. Я тоже его слышала. Пробирает, но не до мурашек.
С Петей подруга распрощалась со своей невинностью. В комнате общежития, где он жил с другим мальчиком из параллельной группы. Это не похоже на Юлю, которая в свой первый раз грезила о романтике и чувственной атмосфере, а отдалась своему герою на старых простынях, скрипучей кровати с каркающими за окном воронами. Но любовь творит чудеса. Ценности меняются. Мир видится в ярких цветах, и все ничтожно, когда он рядом.
Петя завладел Юлей с головы до ног, и я отошла в сторону. Так бывает, когда появляется тот единственный и неповторимый в жизни подруги. Обижалась ли я? Нет… Наверное, нет. Правильнее будет сказать – грустила. И чуточку завидовала.
Но спустя два года мою подругу постигло горькое разочарование. Петр был из Крымска, и, окончив университет, уехал домой. На прощание сказал Юле, что их отношения были несерьезными, и в его намерения не входило жениться на ней. Более того в Крымске у него есть другая девушка, и именно ее он видит в будущем своей супругой.
Мне не забыть тот день, когда она прибежала ко мне домой вся в слезах, и полчаса я не могла привести ее в себя и узнать, что произошло. Когда она, наконец, смогла мне все объяснить, я до глубины души растрогалась ее горем, мы поплакали вместе, и в ту ночь она снова осталась у меня ночевать. Мы больше не трещали и не смеялись, как раньше, а просто пролежали в обнимку всю ночь, не говоря друг другу ни слова.
С тех пор прошло почти два года, раны Юли затянулись, она снова стала улыбаться и радоваться жизни. Но ее отношение к парням изменилось. Она больше не шла ни с кем на сближение и как будто бы закрыла для себя тему любви. Мы снова сблизились, и я отмечала для себя, что наша дружба стала крепче.
Мы с Юлей оказались около аудитории самыми первыми. Она находилась на втором этаже, и, пройдя с лестницы через холл налево, мы попали в длинный коридор. В нем не было окон, и освещался только люминесцентными лампами. Одна из них постоянно моргала и неприятно раздражала глаза. Мы остановились как раз под ней, и, развешав зонты на ручке двери, подперли стену и стали ждать остальных ребят.
С приходом одногруппников в коридоре стало оживленнее. Юля начала щебетать о чем-то с парнями, а я делала вид, что слушаю ее, мысленно находясь далеко отсюда. Я поглядывала в холл, ожидая появления Шандора. Обычно он не опаздывал, и поэтому его отсутствие немного беспокоило. Назначенная на час дня конференция пересекалась с двумя последними по расписанию лентами, и нас с Шандором от них освободили, но я не допускала мысли, что он пропустит и первую пару, прикрываясь подготовкой к предстоящему мероприятию. Это не в его духе.
В коридоре появилась Лена Тимирязева и помахала нам приветливо рукой. Несколько дней она меня сторонилась, не удостаивала даже взглядом, а тут вдруг такая любезность. Или она помахала не мне? На ней короткая черная юбка в рубчик, подчеркивающая ее худобу, темные капроновые колготки на двух тонких спичках, называемых ногами, голубая вязаная кофточка на пуговицах с V-образной глубокой горловиной, за которой полное отсутствие бюстгальтера, и черные туфли без каблука на шнуровке. Это ее любимый стиль одежды, к которому все привыкли. Короткий крючковатый нос, скошенный подбородок, поникшие уголки карих глаз, низкие брови и тонкие губы – без претензий на красоту, но с лихвой компенсируемые ярким макияжем и вызывающим прикидом.
Воспитывает Лену одна мать. Об отце мы никогда не слышали, и его вроде как не было. Нет, был, конечно, но знал ли он о существовании своей дочери, нам не известно. Мать у Лены немолодая, и вероятно родила дочь для себя – чтобы не остаться одинокой на старости лет. Желая обеспечить Лене счастливое будущее, она вкалывает на двух работах, и гордится тем, что ее дочь учится в университете. Каждый год на дне рождения у Лены женщина хвастается успехами дочери в школьные годы – ведь она хорошо училась, и даже участвовала в нескольких олимпиадах – и показывает нам ее грамоты и медали, но сама Лена связывает свой успех не с наличием ума, а с изворотливостью и находчивостью. Искусное владение шпаргалками и умение «лить воду» помогали ей справляться с учебой и в школе, и в университете. Она знает историю, и если бы меньше ленилась и больше прикладывала усилий к учебе, то могла бы быть отличницей.
Лена полна решимости встретить мужчину своей мечты. Ее идеал – «принц на белом коне», но так чтобы – принц побогаче, а лошадиных сил в «коне» побольше. Ей претит жизнь, как у матери, она грезит об удачном замужестве и отчего-то думает, что богатого мужика встретит в ночном клубе.
Однажды даже вывела нас с Юлей в такое место. Этот клуб только-только открылся в нашем городе и никаких законов по нему еще не писано. В девяностые годы так было повсюду – кругом хаос и полная вседозволенность. Впечатлений нам хватило на всю жизнь. Громкая музыка, из-за которой невозможно разговаривать, туман по всему залу, от которого резало глаза, дым сигарет, раздражающий нос и горло, будто я сама курила, и невыносимый запах алкоголя – это то немногое, что встретило нас в многолюдном зале. Всюду пьяные мужики, пытающиеся тебя обнять, залезть к тебе под юбку и беспардонно тянущие к тебе свои губы. От одного такого я еле отбилась, и если бы не подоспевшая на помощь Юля, не знаю, чем бы это кончилось. В глазах многих танцующих отсутствие здравого смысла и нездоровая эйфория. И именно здесь Лена хотела найти своего принца.
Мы с Юлей не пробыли там и часа. Нас стало воротить от окружающей обстановки, и мы просили Лену оставить это место. Она долго отказывалась, называла нас занудами, предлагала выпить вина, расслабиться, и почувствовать вкус настоящей жизни. Она познакомилась с каким-то парнем, который не стесняясь шарил руками по ее заду, терся губами о ее шею, и это ее нисколько не смущало, а как будто бы даже заводило, и потому намерения уезжать у нее не было. Более того она сказала, что если нам здесь не нравится, она нас не держит, но сама остается, тем более что о ней есть кому позаботиться. Но мы проявили настойчивость, вырвали Лену из рук ее ухажера и настойчиво повели на выход. Она возмущалась, вырывалась, но мы не могли бросить ее одну. Мы пришли вместе, и уйти должны были втроем. Иначе, какие мы подруги?
Больше в клуб с Леной мы не ходили и отговаривали ее от его посещения, но она только отмахивалась от нас. Снова называла занудами и зубрилками, не понимающими вкус жизни. Мы перестали обращать внимание на ее «выходы в свет», как она это называла, и смирились с ее ночным образом жизни. Оставалась надежда, что она, наконец, встретит того, кто будет соответствовать ее требованиям, и он возьмет на себя заботу о ее безопасности.
Но к четвертому курсу Лена по-прежнему оставалась одна, ее случайные связи длились не больше одной ночи, но в ее поведении каких-то расстройств по этому поводу мы не замечали. Казалось, ей нравился сам процесс поиска своего принца, а не его результат, и именно в этом она находила особое упоение.
– Девчонки, – начала Лена, отводя нас в сторону от парней, – как я вчера классно сходила в клуб! Вы знаете, кого я там встретила?
– Мамочка родная, – театрально изобразила удивление Юля, – неужели своего принца на белом Мерседесе?
– Почти. Нашего Кулагина! Он, конечно, еще не на Мерседесе, но думаю, дело за тем не встанет. Мы с ним так классно покутили! Он угощал меня вином, мы так выплясывали…
О, тогда понятно, откуда такая расположенность ко мне… – мелькнула мысль в голове и дальше я перестала слышать Лену, потому что увидела Шандора. Он показался в коридоре – в белой рубашке, черных брюках, с портфелем в руках. Светлые тона в одежде выгодно подчеркивали его смуглую кожу, и невольно я засмотрелась на него, потеряв всякую бдительность. Пришла в себя лишь когда скрестила с ним взгляды. Я чуть кивнула в знак приветствия, и поспешно, не дождавшись ответного кивка, перевела взгляд на девчонок.
Внезапно я разволновалась, что он подойдет ко мне и спросит, как я справилась со своей работой, все ли правильно оформила. Я не была готова объяснять подругам, откуда такое внимание к моему докладу, и без того нервничая из-за конференции. Даже проснулась в пять утра. И добавлять к своему волнению переживания из-за бурной фантазии Юли мне не хотелось.
Мои опасения оказались напрасными, он прошел мимо, и я выдохнула с облегчением. Правда, тут же устыдилась своих мыслей. Шандору со стороны могло показаться, что я не желала общения с ним – чересчур резко я переключилась на девчонок.
– Куда он так вырядился? – обронила Лена.
Мы проследили за ее взглядом. Он был устремлен на Шандора. Слобода остановился в нескольких шагах от нас и рылся в своем портфеле.
– Вероятно, на конференцию, – тихо предположила я.
– Ах, точно! – вспомнила Лена. – Ты ведь тоже участвуешь! Ну и как? Готова?
– Надеюсь. Легла в двенадцать, проснулась в пять – совершенно не выспалась.
Лена хмыкнула. Ее не удивишь таким режимом сна. Она наверняка спала сегодня и того меньше. Ее взгляд пробежался по мне с ног до головы. Я тоже, как и Шандор, была одета в черный низ, белый верх. Только на мне юбка-пенал и блузка.
– Слабо тебе заткнуть за пояс этого выскочку? – сказала она довольно громко, и я разволновалась, что Шандор мог ее услышать.
– В смысле?
– Можешь своим выступлением произвести фурор в рядах преподавателей? Они ведь там будут присутствовать?
– Думаю, да. Но у меня нет цели – кого-либо заткнуть. Я просто зачитаю свой доклад.
– Готова к коварным вопросам Слободы? – не унималась Тимирязева на тех же децибелах.
– Лена, говори тише, пожалуйста. Там будет масса других студентов, кроме него. Думаю, мне больше стоит бояться их вопросов, а не вопросов Слободы.
– А твой доклад напечатают в какой-нибудь брошюре? – спросила Юля.
– Наверное, это зависит от того, как я выступлю. Но давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я и без того нервничаю.
– Не нервничай, – сказала Лена, – ты же зубрилка. Все будет хорошо.
К нам подошел Егор Кулагин. Помятый, будто только отодрал голову от подушки. Короткий светлый волос взъерошен, весь его узкий лоб и брови собраны на переносице. На длинном тонком носу то и дело вздуваются ноздри, которые и без того широкие. Признаки похмелья на лицо. Лена не упустила возможности прокомментировать его вид, и ее замечания обозлили Егора – он поджал губы и взглядом своих маленьких туманно-серых глаз дал понять, что предпочел бы забыть о вчерашнем.
В клубе они встретились случайно. Он пришел с девушкой, танцевал, пил водку, угощал вином свою спутницу, а потом на горизонте возникла Лена и по-свойски взяла его в оборот, оттеснив его подружку на задний план. Конечно, девушке это не понравилось, и она поругалась с Егором. Но он как будто бы не расстроился, когда она ушла, оставив его коротать ночь с Леной. Вот они и отрывались в клубе по полной. До самого рассвета.
Интерес Лены к Кулагину возник лишь на четвертом курсе. Когда отец Егора, обычный инженер из телефонной компании, занялся бизнесом в сфере услуг связи. А может и не совсем обычный, если ввязался в дело, которое только набирало оборот. Как пояснил Егор, это направление весьма перспективное и в нем все наше будущее. Он мусолил эту тему каждый день, придавая значимости бизнесу отца и изображая из себя крутого чувака с мобильным телефоном. Он мог позвонить, куда угодно, и оперативно решить любой вопрос, не утруждая себя поисками телефонной будки или стационарного телефона, и мы признавали удобство беспроводной связи, но стоимость таких услуг казалась нам дороговатой. И кто-то из ребят предположил, что из-за этого мобильные телефоны не приживутся, либо приживутся только у обеспеченных слоев населения, а обычным людям сотовая связь останется недоступна. На это у Егора был пример с появлением телевизоров, которые пройдя непродолжительную эволюцию развития, оказались в домах у каждой советской семьи. И за «сотовыми» не заржавеет. И тогда те, кто стоит у руля зарождения новой сети, окажутся очень богатыми и влиятельными людьми.
