Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
– Разве? – На его губах все также играла полуулыбка.
– Точно не говорила. Мы были едва знакомы, я боялась, ты решишь, что я легкомысленна, если скажу тебе всю правду. Откуда ты знаешь? Я никому об этом не рассказывала…
– Ты помнишь имя того мальчика?
– Нет. Мы с ним знакомились… Но я уже не помню.
– Юра́ш?
– Я не помню, Шандор. Может быть… – я осеклась. – Юраш? С чего ты взял?
И вдруг меня осенила догадка:
– Юраш от… Юры?
Внезапно в моей памяти всплыла фотография маленького Шандора, и я резко осознала, что тот мальчик из моего детства очень похож на двух мальчиков с фотографии, которую привозил для меня Шандор. Я не могла помнить лица того цыгана спустя столько лет, но четко представила на его месте Шандора.
– Нет, Шандор, это слишком невероятно, чтобы быть правдой, – тихо и недоверчиво произнесла я, мотая головой.
Но Слобода только шире улыбнулся, не обнажая зубов, и взял меня за руку.
– Это правда. Тем мальчиком был я.
Я продолжала трясти головой. Это невозможно… Так не бывает…
– Откуда имя Юраш?
– Однажды оно случайно сорвалось с уст моей мамы, когда она звала нас с братом обедать. Она крикнула: «Тамаш, Юраш, идите есть». И сама удивилась новому произношению моего имени. Но ей понравилось это необычное звучание. И после этого она стала называть меня именно так.
– Она до сих пор зовет тебя Юрашем?
– Нет. Так она звала меня, пока не появилось имя… мое цыганское имя.
Я опустила глаза на его руку, нежно сжимавшую мою кисть, и крепче стиснула ее.
– Шандор, так не бывает.
Он хмыкнул носом и, вернув губам полуулыбку, сказал:
– И, конечно, сейчас ты решишь, что это был знак.
– А разве нет?
– Это просто совпадение.
– Не слишком ли много совпадений в твоей жизни?
– Именно из-за твоей склонности верить в знаки я и не сказал тебе, когда с нами была Юля, что тот мальчик я.
– Почему признался сейчас?
– Потому что скоро я уеду, и возможно, мы больше никогда не встретимся. Я хотел, чтобы ты узнала, кем стал тот мальчик. И я нисколько не обижен на тебя за те слова, хоть они меня тогда и разозлили. Благодаря им я сейчас здесь.
– Я не верю, что эти слова могли так на тебя повлиять. Тебе было семь лет, как ты мог придать значения такому… оскорблению? Тебя до того дня не называли этим словом?
– Нет, не называли. Но дело даже не в этом. У нас в селе жил мальчик. Русский мальчик. Он был умственно отсталым, родился таким, и все называли его дурачком. Он был старше меня на год или два, но плохо разговаривал и часто беспричинно смеялся. Он хотел с нами общаться, а мы его сторонились. Потому что боялись. Взрослые говорили, что от такого дурачка можно ожидать чего угодно. Он мог помочиться среди улицы или показать взрослым свой голый зад. Его за это не ругали, но все относились к нему снисходительно и порой пренебрежительно. И когда ты назвала меня дураком, я вспомнил его и взбунтовался. Я подумал, разве я такой? Разве я дурак, как тот мальчик? И с того дня научиться читать и писать стало моим главным желанием… Я мечтал, что однажды встречу ту девчонку и докажу ей, что был ею незаслуженно оскорблен.
– Когда ты согласился отвести меня к своей маме, ты уже не выглядел обиженным на меня.
– Маме были нужны деньги, и я знал, что она принимает за свои услуги и украшения, и я позволил своему разуму взять верх над эмоциями.
– Разве это не положило конец твоей обиде на меня? Что заставило тебя снова на меня обозлиться?
– На прощание ты показала мне язык и покрутила у виска, это вновь задело меня, потому что на мое добро ты отплатила злом.
Я сердито нахмурилась.
– Это неправда! Я такого не помню.
– Зато помню я.
Неужели я, правда, себя так вела? Но к чему Шандору выдумывать?
– Боже, какое ребячество! Мне стыдно за свое поведение.
Я вновь попыталась вернуться воспоминаниями в тот день, но так и не смогла вспомнить того прощального момента, о котором рассказал Шандор.
– Когда ты узнал меня? В «Варенике»?
– Нет, раньше. Еще на первом курсе. Я увидел твою косу, и сразу вспомнил ту девочку. Я подумал, что сейчас она могла бы выглядеть как ты. Я не помнил ее лица, но мне казалось, ты на нее похожа. А когда я услышал твое имя, то утвердился в мысли, что это могла быть ты. В кафе я получил этому практически стопроцентное доказательство. Твой отец врач, а мать учительница. Для случайного совпадения слишком много факторов.
– Ты помнил о моих родителях все эти годы?
– О да, я должен был распознать тебя среди остальных. С детской наивностью я думал, что встречу тебя и докажу, что не дурак, что знаю не меньше тебя. Но понимал, что ты тоже не стояла в развитии на месте, и если еще до школы умела читать и считать, то наверняка была на шаг впереди, и это стимулировало меня к дальнейшему развитию. И те книги по истории, которые я взял у Глеба, должны были поднять меня на ступень выше. Мне кажется, после их прочтения я уже не думал, превзошел ли я тебя по своим знаниям, или также уступаю, я просто увлекся историей, и это стало смыслом моей жизни.
– О, в тот день в кафе твое оскорбленное самолюбие наконец-таки было удовлетворено. Ты понял, что я в своем развитии остановилась где-то в девятом классе.
Шандор нахмурился.
– Я никогда так не думал. Ты умная и способная девушка, просто сильно в себе сомневающаяся. Ты хорошо знаешь историю, особенно историю нашей страны, и положительные отметки в твоем будущем дипломе лишнее тому подтверждение.
Я снова откинулась на спинку лавочки, моя рука оставалась в его руке. Я находилась под впечатлением от услышанного и не переставала думать о перипетиях судьбы, вновь столкнувших нас друг с другом. И хоть Шандор отказывался верить в знаки, я еще сильнее утвердилась в мысли, что все происходящее с нами не случайно. И если мы встретились с ним спустя десять лет после первого знакомства, то не может быть, чтобы судьба не свела нас вновь в будущем. Все это для чего-то нужно. Это какое-то испытание, и, преодолев его, мы обязательно будем вместе. Только когда?
– Я готов принять твои извинения, – вывел Шандор меня из раздумий.
– В какой форме ты хочешь их получить?
– В устной вполне достаточно.
– Нет, Шандор, я не буду извиняться. Если бы я сделала это тогда, все могло бы быть по-другому, правда? И я бы не встретила тебя вновь. Поразительно, как одно слово… или один поступок способен изменить целую жизнь.
Услышал ли он в моих словах намек на нынешние обстоятельства?
– Да, – вздохнул он, – но необязательно в худшую сторону… как ты могла убедиться.
Услышал…
– У тебя на все есть ответ, да?
– Нет, Лизавета. Ни на все.
Глава пятнадцатая
И вот настал этот роковой день, хоть я и настраивала себя думать о нем иначе. Внутри поселилась тревога и не давала вздохнуть полной грудью. Чтобы прогнать ее, с самого утра занималась дыхательной гимнастикой и медитировала. Вроде отпускало, но ненадолго.
Для торжественного мероприятия я надела белое шифоновое платье с широкой юбкой и подкладом, в зоне декольте квадратный вырез, лиф на резинке, рукава в виде фонариков. Прочь высокий каблук и шпильки. Им я предпочла босоножки с открытым носом и устойчивой пяткой на невысоком тонком каблуке. Мама заплела мне французскую косу, но не по центру головы, а от левого виска наискосок вправо, и конец косы перекинула спереди на грудь. Именно такую Шандор выделил меня среди остальных, такую полюбил, с такой и расстанется. Я взяла небольшую сумку, в которую мог уместиться диплом, мама побрызгала меня духами, и я поехала на вручение диплома.
Это событие проходило в актовом зале. Я нашла Слободу в первых рядах около окна, улыбнулась ему. Он в белой рубашке и темных брюках со стрелками, причесан и гладко выбрит.
Первыми награждали тех, кто особенно отличился в учебе – выпускников с красными дипломами. В их числе Шандор. Ребята из нашей группы встретили его выход бурными овациями и свистом. Слобода был сдержан в проявлении эмоций, словно для него получение красного диплома – обычное дело.
Опустившись на кресло, он даже не раскрыл свой новый документ, уткнувшись в него пустым взглядом. А где же радость? Разве не к этому он стремился все пять лет? Я протянула к нему руку и сжала его кисть. Он мгновенно отреагировал на мое прикосновение и поднял глаза. Пасмурные и далекие. Я одними губами поздравила его, несколько секунд мы смотрели друг на друга, а затем я отвернулась, чтобы встретить аплодисментами следующего выпускника, которому вручали диплом.
Когда с официальной частью закончили, наша группа отправилась в кафе. Мы с Шандором чуть задержались в университет, потому что у меня был разговор с Леной. Она не собиралась оставаться на празднование, и хотела лишь напомнить о нашей договоренности и узнать результат. Несколько дней назад я звонила бабушке, попросила у нее временного приюта для своей подруги, и, не раздумывая, она дала свое согласие. Ведь речь шла о моей подруге. Но я все же намекнула бабуле, что Лена бывает немного эксцентричной, и если бабушке что-то в моей подруге не понравится, она имеет полное право ее выгнать. Бабушка только похохотала в ответ, сказала, что найдет управу на любую эксцентричность.
Узнав о согласии моей бабушки принять ее у себя, Лена снова кинулась меня обнимать, расцеловала в обе щеки, и, записав адрес, хотела скорее бежать, словно ей не терпелось быстрее отправиться в Анапу, но вдруг остановилась.
– Не хотела тебе говорить, – начала Лена, – но, наверное, ты должна знать.
Она выдержала паузу, загадочно улыбаясь и интригующе глядя мне в глаза.
– Тебе достался на редкость преданный парень. Я думала таких уже нет. А как он тебя любит! Я даже чуточку завидую. Правда, он не в моем вкусе, я предпочитаю парней пониже и блондинов, но все равно не устояла перед ним и… – она хохотнула, – ну ты понимаешь, у меня было какое-то время воздержание, а он постоянно рядом, помогал с учебой, с дипломом, я едва не потеряла голову. Ой, нет, правильнее будет сказать, потеряла. Однажды он принес мне дипломную работу, и я хотела его соблазнить. На мне были короткие шорты, открывающие мои ягодицы, майка на голое тело, все как я люблю. Я смотрела на него томным взглядом, приглашала войти, попить со мной чай…
Лена по-прежнему вела свою непристойную игру, начатую еще в больнице. Она продолжала шокировать меня своими словами и получала удовольствие, наблюдая за моей реакцией.
– Лена, я не хочу это слушать. У тебя все? Нам надо идти, все уже собрались в кафе…
– Тебе не интересно, чем все кончилось?
– Полагаю, – жестко сказала я, – он окатил тебя холодным презрением, и все твое желание мгновенно улетучилось.
– Точно, презрением. А я все думала, каким одним словом охарактеризовать его отношение ко мне. Он говорил со мной так пренебрежительно, словно я полное ничтожество. Он сказал, что если бы не ты, он бы и палец о палец не стукнул, чтобы помочь мне. Все только ради тебя. Ты вдруг решила, что в чем-то передо мной провинилась и хотела искупить свою вину. И он как настоящий рыцарь поддержал тебя в твоих стремлениях. Надо же, какая любовь. Даже подташнивает от нее. Но знаешь, я не обиделась на него. А вдруг бы он поддался на мою провокацию, и – не дай боже – влюбился в меня. Что бы я с ним делала? Будь у него деньжата – другое дело, а что с нищего цыгана взять?
– Лена, что я тебе сделала? Чем заслужила твою неприязнь?
– Просто терпеть не могу таких, как ты, – стерев с лица улыбку, сквозь зубы сказала Лена. – Все-то у тебя удачненько складывается. Полноценная семья, интеллигентные родители, мир и идиллия, лучше не придумаешь. И мордашкой вышла и фигуркой, от парней отбоя нет. Любого пальцем помани и пойдет за тобой. Даже Слобода, который четыре года сторонился всех, и тот пал под твоими чарами. Вся такая добренькая, заботливая, сочувствующая. Самой не противно быть такой положительной?
– Это все? Только в этом твоя претензия ко мне?
– А этого мало? Если жизнь сложилась, помоги другим. Ты не сделала ничего такого, за что я должна тебе быть особо благодарна. Ты же претендуешь на звание подруги, и нет ничего сверхъестественного, что ты помогла мне с учебой, дипломом, с жильем у своей бабушки. Разве не так поступают друзья? Другое дело, если бы ты купила мне квартиру, машину, тогда бы я землю целовала под твоими ногами, но ты сделала лишь то, что входит в понятие дружба, и я не обязана благодарить тебя, будто ты совершила великий подвиг.
– Ну что ж, я рада была быть тебе полезной, но мне пора. И, пожалуйста, прояви уважение к дому моей бабушки и ее хозяйке. Будь скромнее. И желаю удачи.
Я обошла ее стороной и поспешила на выход. Если у меня и оставалась хоть капля вины перед Леной, то в это мгновение она окончательно испарилась. Наши дороги разошлись, и я надеялась, никогда более не пересекутся.
– Можно я завтра провожу тебя на поезд? – спросила я Шандора, когда мы проходили в зал кафе, где нам предстояло отметить наш выпускной.
Мы шли плечом к плечу, но за руку не держались.
– Он в шесть утра.
– Я проснусь. Ты забыл? У меня есть Шанди.
– Не стоит, Лизавета. Это будет тяжело, лучше закончить все сегодня.
Сердце наполнилось свинцом. Значит, этот день может стать последним днем, когда мы вместе, и, выйдя отсюда, мы расстанемся навсегда. И завтра уже не существует.
Я тряхнула головой. Нет, нельзя так думать. Завтра есть. И в этом завтра буду я, и будет он. Но только порознь. И я научусь этой жизни заново. Только будет ли она прежней?
Я оглядела зал, хлопая ресницами, за которыми возникло привычное за эти месяцы жжение. Плотные изумрудные шторы, собранные по бокам золотыми подхватами с кистями, сверкающая на солнце белая прозрачная органза, покрытые тиснеными обоями пастельного зеленого цвета стены и несколько хрустальных люстр с пяти рожковой оправой придавали небольшому помещению помпезности и торжественности, и вместе с тем обволакивали мягкостью и уютом. Возле противоположной от входа стены расположился длинный стол, накрытый белой скатертью, на нем с двух сторон расставлена вся необходимая посуда и разложены столовые приборы, поданы закуски и несколько салатов. В углу столик с музыкальной аппаратурой и рядом большой телевизор, необходимый для исполнения караоке. Играет легкая музыка, работает кондиционер, и оказаться здесь после удушающей жары было особенно приятно.
Одни ребята уже рассаживались за столом, другие – изучали каталог с песнями для караоке, Юля суетилась возле официантов, обсуждая с ними какие-то детали, и у меня вдруг возникло ощущение, что я наблюдаю за этим со стороны. Будто меня здесь нет, и я вижу это в кино или во сне. Может, это и есть сон? И сейчас я проснусь посреди зимы, укутаюсь поглубже в свое теплое одеяло и с радостью осознаю, что впереди меня ждет еще полгода – полгода надежд и мечтаний о счастливом будущем вместе с Шандором.
Я снова тряхнула головой. Нет, это не сон. Это реальность. Реальность, которую нужно пережить. Я снова пробежала глазами по залу в поисках уединенного места, где можно было бы скрыться от посторонних глаз и остаться с Шандором наедине. Но в этом помещении не было предусмотрено ни одного потаенного уголка. Всё на виду, все на виду.
Мы подошли с Шандором к краю стола с правой стороны, и обозначили свои места, свесив на спинки стульев свои сумки. У Шандора в этот день с собой была небольшая барсетка, в которую поместился диплом.
– Шандор, поцелуй меня.
Я сказала это привычным голосом, не понижая тона, и те, кто находились за моей спиной, вполне могли бы меня услышать, если бы хоть чуточку проявили интерес к нашей паре в этот момент.
– Что? – удивился он.
– Поцелуй меня так, как если бы мы были на перроне вокзала.
– Сейчас? При всех?!
– Но если завтра у нас нет, то когда же еще? Шандор, мы стоим на перроне вокзала, до отправления поезда пять минут, и мы больше никогда не увидимся, неужели ты в этот момент видишь кого-то еще кроме меня?
Несколько секунд он пристально смотрел в мои глаза, сдвинув брови к переносице, а затем сухо сказал:
– Боюсь, у меня не такая богатая фантазия, мне сложно почувствовать себя невидимкой на глазах у пары десятков человек.
Я выпрямила руки вдоль тела и сжала кулаки. Мне так хотелось его ударить. Какой же он сухарь! Как он может быть таким бесчувственным! Наверняка ждет не дождется завтрашнего дня, чтобы навсегда отделаться от меня.
– А может тебе нужно выпить для храбрости? – резко выпалила я. – Хорошо, тогда я подожду.
– Лиза, Юра, – услышала я позади себя Юлю, – идите сюда, тут есть свободные места.
Пару секунд мы продолжали с Шандором перестрелку взглядами, а затем я развернулась, взяла свою сумку и отправилась на голос Юли. Она заняла нам места по центру стола, и сама села слева от меня. Напротив оказался Денис. Я думала Шандор останется на том месте, где я его оставила, но он последовал за мной и сел по правую руку.
Все также играла тихая инструментальная музыка, две официантки донесли недостающие блюда, и мы, разлив шампанское и вино по бокалам, приступили к празднованию. Некоторые парни сразу начали с водки. В том числе и Шандор. Это насторожило меня.
– Шандор, у тебя завтра поезд.
– Ты не позволишь мне об этом забыть.
– Может быть все-таки вино?
– Мне дали задачу, с которой справится только водка.
И снова мы обменялись пристальными взглядами. Сейчас мы находились в непосредственной близости к остальным ребятам, и я не стала развивать тему. Хотя мне было что сказать. Но слава богу разум не оставил меня окончательно.
Шандор отказался от вступительной речи, переложил эту миссию на Юлю. Она коротко поздравила всех с окончанием университета, пожелала успехов на будущем поприще, и напомнила, что мы должны снова собраться здесь спустя пять лет. Нашлись активисты, кто уже посмотрел, что первой субботой в июле будет 7 число, условно договорились на этот день. Но Юля все равно обещала всех обзвонить и напомнить о встрече.
Мы подняли бокалы и рюмки и весело стукнулись ими в центре стола. Я немного пригубила шампанское и поставила бокал на стол. Слобода одним махом осушил рюмку. Он не был похож на человека, злоупотребляющего алкоголем, и его первая реакция походила на шок. Он вытаращил глаза, округлил губы и вытянул лицо, быстро зацепил вилкой нарезанный кусочек ветчины и скорее заглотил его. После этого плеснул себе морса в стакан и поспешно отправил его вслед за нарезкой.
Зря я думала, что это остановит его от повторной порции. Как только Денис принялся разливать спиртное по пустым рюмкам, Шандор первым подставил ему свою. Я со Слободой обменялась очередным красноречивым взглядом, после чего взяла у него пустую тарелку и наложила в нее разной нарезки и салатов, практически не оставив в ней свободного места. Если мне не остановить его возлияние, то хотя бы позабочусь, чтобы кроме алкоголя внутри оказалась и закуска.
После нескольких бокалов вина и рюмок водки ребята стали проявлять инициативу и говорить тосты. Все они сводились к одному – к успеху и карьерному росту. Девчонки, кроме этого, желали, чтобы те, кто не нашел свои вторые половинки, обязательно их нашли и на следующую встречу, если не были женаты, то хотя бы не были одинокими. Услышав этот тост, Шандор постучал по краям своей стопки, велев Денису наполнить его до краев. Кравченко сообразил, что у Слободы было желание напиться, и видел мое беспокойство по этому поводу, и поэтому старался наливать Шандору по половине рюмки. Денис посмотрел на меня, будто бы ища одобрения в моих глазах на порыв Шандора, и я едва заметно мотнула головой.
– Шандор, – сказала я, – прошу тебя, не надо. Тебе рано вставать.
– За любовь надо пить из полной тары, – сказал Шандор. – Иначе, какая это любовь? Наполовину пустая получается. Разве я не прав, Лизавета?
– Конечно, Шандор, ты всегда прав.
Денис наполнил ему рюмку до самого верха, Слобода поднял ее, стараясь не расплескать через края, но ему это давалось с трудом.
– Лизавета, давай чокнемся.
Я подняла бокал с шампанским и протянула к его рюмке.
– За твою любовь, Лизавета! – Шандор саркастически улыбнулся. – За твою будущую любовь. Самую крепкую и настоящую.
И коснувшись моего бокала, он стремительно направил рюмку к себе и быстро осушил ее. Я поставила свой бокал на стол, не сделав из него ни одного глотка. Вечер превращался в какой-то кошмар, и мне захотелось, чтобы он поскорее закончился. Возникло желание встать и уйти, прекратить этот фарс и попытаться сохранить в памяти только самые лучшие моменты. Но точно не эти.
Однако я не могла оставить Шандора в таком состоянии одного. Кто позаботится о нем, если меня не будет рядом? До чего он дойдет в своем желании напиться и забыться? Ведь именно для этого он опорожнял одну рюмку за другой. Мои напоминания о поезде тонули в общем гуле голосов – Шандор меня не слышал. Его настроение поднималось пропорционально выпитым стопкам. Он оживился на беседы с соседями, сидевшими справа и напротив него, и от его мрачности не осталось и следа.
Все уже изрядно выпили и захотели танцевать, музыка сменилась на эстрадную, и по центру зала появились первые танцоры. В их числе и Юля. Она потянула меня за собой, но я отказалась, напомнив ей, что не очень люблю бестолково топтаться на месте.
Денис с двумя парнями ушел покурить, а те, кто остался за столом, подняли разговор о некоей молодой паре из параллельной группы, которая собирается пожениться в ближайшем будущем. Говорят, они на дух друг друга не выносили на первых трех курсах, а на четвертом вдруг воспылали взаимной неземной любовью. Конечно, сразу возникло предложение выпить за их счастье и благополучие на долгие лета. Шандор в их числе.
– Ребята, а когда вы поженитесь? – И снова Санек.
Мне не нужно было поднимать глаза, чтобы догадаться, что вопрос адресован нам с Шандором. Я молчала и ковыряла вилкой в своей тарелке, на которой лежали всякие деликатесы. Неужели и у Шандора нет ответа?
– Позовете нас на свадьбу, а? – не унимался Санек.
Я поняла, что не приду на встречу выпускников через пять лет. Шандор не приедет – об этом сообщала каждая опрокинутая им рюмка – и отвечать на такие же дурацкие вопросы Санька, или кого бы то ни было другого, одной мне не хотелось.
Шандор повернул ко мне голову, и машинально я подняла на него глаза. Его губы улыбались.
– Лизавета, позовем их на свадьбу?
– Я что-то пропустила?
– Ох, прости, я забыл сделать предложение. Лизавета, ты выйдешь за меня замуж?
Надо было быть полной дурой, чтобы принять его слова за правду. И впервые за все время общения с Шандором я поняла, что я не дура. Он говорил несерьезно, возможно, уже не осознавая, что произносит, и вероятно утром об этом и не вспомнит. Но все равно мне было больно слышать это даже в шутку.
– Спроси меня об этом завтра, Шандор. Если твои намерения останутся теми же.
Нет, я так больше не могу. Когда же этот вечер закончится? Я допила свой бокал с шампанским и встала из-за стола. Мне нужно выйти. Как минимум в уборную. Не так я представляла себе последний день вместе. А впрочем… разве он мог быть другим? Прошедшие два месяца и без того измотали мне нервы, и нет ничего удивительного, что я остро реагировала на любую бессмыслицу, произносимую из уст Шандора.
Когда я вернулась, я испытала шок, не обнаружив Шандора за столом. Правда длился он меньше секунды, потому что в следующее мгновение я застала его на танцевальной площадке с группой других девчонок и парней. Он закатал рукава рубашки до локтей и… танцевал. Хотя танцем это сложно назвать. Я воочию убедилась, что у Шандора действительно нет слуха. Музыка и его телодвижения совершенно не гармонировали между собой. Но уж лучше пусть позорится, изображая искусного танцора, чем напивается в хлам, как заядлый алкоголик.
Денис сидел за столом и взмахом руки позвал меня к себе. Я прошла к нему на соседний стул, и с этого ракурса мне было хорошо видно всех ребят. И, конечно, Шандора.
Денис наполнил мой бокал вином и протянул мне.
– Лиза, давай выпьем.
– Давай, – согласилась я, принимая бокал. – За что?
– За дипломированных специалистов! За нас!
– Да, мы молодцы. За тебя!
– За тебя! – поднимая стопку, подхватил Кравченко.
Раздался звон стекла, и мы выпили – я пару глотков, Денис – до дна.
– Он все-таки уезжает? – закусывая красной рыбой, спросил Кравченко. – И все-таки женится?
– Да, Денис. Вопреки твоим прогнозам, мои шансы оказались невелики.
– Но я надеюсь, ты встретишь другого парня, который ответит на твои чувства.
– О, не сомневайся. Я не пропаду.
– Какие планы на ближайшее будущее?
– Отец сказал, чтобы я не торопилась окунуться в новую жизнь. Нужно дать себе время отдохнуть, хорошо подумать, чего хочу, и только после этого действовать.
– Мудрые слова мудрого человека.
– А у тебя какие планы?
Я указала Денису на свою тарелку, призывая его передать ее с моего прежнего места. Когда он выполнил мою просьбу, я принялась ковыряться вилкой в салате, как будто бы пытаясь разобраться в его ингредиентах.
– Хочу пойти в армию, не люблю озираться и прятаться.
– Похвально. Хочешь, я буду тебе писать? Я мечтаю вести с кем-нибудь переписку.
– Пиши, в армии это ценится.
– А как же Люся? Она готова тебя ждать?
– Если любит, дождется.
– Хочешь испытать ее?
– Согласись, это превосходный способ проверить чувства на прочность?
– Да, может, ты и прав.
В музыке наступила пауза, все танцующие остановились, в их речах слышалась одышка, и вдруг Шандор подал голос. Он выкрикнул куда-то в пустоту, словно всем руководил невидимый ди-джей, чтобы включили песни из цыганского репертуара. Его душа требовала звуки родного дома.
Чаяниям Слободы было не суждено осуществиться, и он вместе с парнями вернулся за стол. А девчонки продолжили вытанцовывать под энергичные зарубежные песни и подпевать солистам знакомые им припевы.
Шандор оказался напротив меня, а Санек, место которого я заняла, не выразив по этому поводу ни капли возмущения, плюхнулся на соседний со мной стул. Шандор снова стукнул пустой рюмкой по столу, призывая Дениса наполнить ее.
– Шандор, это уже не смешно. Тебе завтра будет плохо, ты опоздаешь на поезд.
– Хватит, женщина! Я устал от твоего брюзжания! Денис, налей мне, или я сделаю это сам.
Ах, так! Кровь забурлила в моих жилах.
– Налей ему, Денис, – рассерженно сказала я, – пусть поезд уедет без него. Видимо что-то… или кто-то держит его здесь, и он не готов с этим расстаться.
Я обернулась лицом к Денису и, положив свою руку на его запястье, продолжила, мило улыбаясь Кравченко:
– Кстати, Денис, ты пропустил самое интересное. Шандор предложил мне выйти за него замуж. И теперь, видимо, намерен остаться, чтобы завтра получить мой ответ. Только я уже не уверена, что надо так долго ждать, чтобы услышать «нет».
– Эй, ребят, вы ссоритесь, что ли? – подал голос Санек, речь которого становилась все более неразборчивой. – Не, так не пойдет. Я призываю вас срочно помириться. Сегодня такой день. К черту ссоры! Выпейте на бурде… брудре… брудершарф… брудершафт и…
– О, нет, Саша, – сказала я, оборачиваясь к нему, – брудершафт это не для цыган. Они ни пить не умеют, ни целоваться на людях.
Шандор невесело улыбнулся и сказал:
– А ты язва, Лизавета.
Сидя он выглядел менее пьяным, чем когда танцевал, только полуприкрытые глаза выдавали его хмельное состояние.
– О, еще какая! – парировала я. – Тебе повезло, что я не досталась тебе в жены.
Кто-то захотел попеть караоке и магнитофон выключили. Вместо этого включили телевизор и приставку. Все желающие спеть, кинулись изучать каталог песен, в женских рядах стоял визг при выборе композиции. Одни хотели исполнять современные песни, другие – песни прошлых лет, и никак не могли между собой договориться. В конце концов, они определились и заголосили что-то задушевное и протяжное. Парни стали приглашать девчонок танцевать.
Избавившись от общества Санька, ушедшего покурить, я стала болтать с Денисом, лишь изредка поглядывая на Слободу. В беседе я касалась рук Дениса своими руками, один раз стряхнула с его рубашки крошку, но пока не заметила, как реагирует на мои действия Слобода, делала это непроизвольно. Но, осознав, что последнему мои прикосновения к другому парню не по душе, я стала задерживать свои руки на Денисе дольше и сопровождать эти прикосновения игривым смехом или чуть более томным взглядом.
Денис рассказывал мне о стройке на даче его родителей, которая тянется несколько лет, и к этому дню они выстроили двухэтажный дом, сделали крышу, поставили окна и начали внутреннюю отделку. Кроме этого, отец с Денисом построили беседку на некотором расстоянии от дома, и теперь они часто обедали на улице именно в ней. У родителей было желание перебраться жить за город, когда выйдут на пенсию, и торопились к тому времени закончить с отделкой дома.
Шандор, опорожнив очередную рюмку, накидал себе в тарелку закуски, положил кусок мяса и, не пользуясь ножом, кромсал его вилкой. Мясо не поддавалось его усилиям, и я, не вытерпев, обратила на Слободу свое внимание:
– Шандор, ты никогда не задумывался, для чего подают нож?
Он покосился на указанный столовый прибор, лежащий у его правой руки, и перевел взгляд на меня.
– Как ты успела заметить, в цыганском таборе меня не приучили к столовому этикету. Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь в моем доме вообще знал, что означает это слово. Мы привыкли есть мясо руками. Цыгане кочевой народ, столовые приборы нам ни к чему.
– Ты как образованный человек не можешь поспорить с тем, что нож лучше справится с мясом, чем вилка в одиночку. Просто возьми его в правую руку, вилку в левую, и, придерживая вилкой кусок мяса, отрезай его пилящими движениями ближе к основанию вилки.
И я продемонстрировала на своей тарелке, вооружившись приборами, как это нужно делать.
– Может быть, завтра тебе это не пригодится, но сегодня ты облегчишь себе задачу.
Шандор проследил за моими действиями, слегка усмехнулся, и, переложив вилку в левую руку, взял нож в правую и лихо распилил кусок мяса на две части. Затем он проделал то же самое с одной из этих половинок, и отправил себе небольшой кусочек в рот.
– Спасибо, – сказал он, – обязательно научу этому своих детей.
– В твоих педагогических способностях я никогда не сомневалась.
Я снова вернулась разговором к Денису.
Через несколько минут, когда задушевные песни остались позади, к нам подбежала Юля. Она взяла свой бокал и предложила выпить. Шандор был первым, кто ее поддержал. Мы стукнулись бокалами и выпили. Юля повисла на плече Шандора, призывая его пойти вместе с ней и что-нибудь спеть под караоке.
– Я не пою.
– Юра, да никто не поет, но сегодня же можно, – не отступала Войнович.
– Юля, не надо ему петь, побереги наши уши, – не удержалась я от очередного укола. – Пусть лучше Денис споет. Шандор, ты знаешь, что Денис у нас обладает хорошим вокалом? А впрочем, откуда? Ты же не сидел с нами у костра на учебной практике. Чем ты, кстати, занимался в это время? Листал свой драгоценный двенадцатитомник?
