Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
Вечером пришел отец, но я притворилась, что сплю. Не хотела с ним разговаривать. Я слышала, как он подошел к моей кровати, коснулся моего лба. Я даже представила, как он нахмурил брови, думая, отчего я вздумала спать в шесть вечера. Возможно, стал переживать за мое состояние. После этого он ушел. Еще какое-то время я сохраняла видимость сна, думая, что отец вернется, но его не было, и я позволила себе подняться с кровати.
А через полчаса пришел Марк. Он явился с работы в классических бежевых брюках и белой рубашке, и наверняка, в машине оставил свой галстук и пиджак. На ногах светло-коричневые туфли. Как и у всех моих посетителей, сверху наброшен белый халат.
– Лиза, привет!
Я поднялась ему навстречу. Его встревоженный взгляд пробежал по моему телу, после чего он обнял меня и в самое ухо сказал:
– Как мы с мамой за тебя испугались! Ты прости, что я приехал только сегодня. У нас на работе полный дурдом, половина офиса в отпусках, приходится работать за троих. Я только сегодня и смог вырваться.
– Марк, не стоило беспокоиться. Я знаю, как ты не любишь больницы и все, что с ними связано, мог и не утруждать себя поездкой сюда.
– Ну нет. Как же мог я проигнорировать тебя, когда ты торчала около моей кровати после аварии чуть ли не каждый день?
Я отстранилась от Марка.
– Будешь чай?
– Ты тут уже как дома?
– Сам видишь, мама и здесь не могла оставить меня без выпечки. Сегодня ее не было, но думаю, завтра она снова пополнит мои запасы.
– О, это безусловно. Значит, ты застряла здесь на свой день рождения?
– Да.
Марк сел на стул, на котором несколько часов назад сидел Шандор. Я налила свежей воды, и поставила кипятиться чайник. Затем пристроилась с ним рядом. Марк тут же завладел моими руками.
– И дядя Андрей даже не позаботился, чтобы тебя отпустили домой?
– Папа считает, что лучше мне провести пятницу и выходные здесь.
– Тебя что-то тревожит? – обеспокоенно спросил Марк.
– Иногда еще болит голова.
– Не думай, что если ты в больнице, то минуешь наших поздравлений.
– О, я и не думала.
Марк крепче сжал мои кисти, потер их большими пальцами, а потом поцеловал правую руку.
– Значит, твой план срывается и мне не удастся изобразить твоего жениха?
Ах, если бы Шандор зашел в палату в этот момент, как бы убедительно мы с Марком разыграли перед ним влюбленную пару! Особенно Марк, в глазах которого отражались страсть и обожание.
– Боюсь, что не завтра.
– Жаль. Твой цыган был у тебя?
– Да, сегодня.
Я вспомнила слова Шандора: «Я – мужчина. А мужчинам нужно периодически… удовлетворять свои инстинкты». Передо мной сидел другой представитель мужского пола, и мне захотелось докопаться до истины, понять то, что, по мнению Слободы, мне не дано постичь по причине принадлежности к другому полу.
– Марк, ты любил девушек, с которыми спал?
Брови Марка взлетели вверх.
– Смотря, что ты вкладываешь в понятие «любовь».
– Тебе хотелось быть с ними на миг или на всю жизнь? Думал ли ты о браке с ними, о детях?
– Лиза, мои первые девушки появились, когда мне еще и восемнадцати не было. Разве мог я в столь юном возрасте думать о браке? И тем более о детях.
– Что же тебя влекло к ним, если не любовь?
– Лиза, ей богу, ты как маленькая! – усмехнулся Марк. – Видно, ты серьезно повредила голову.
– Марк, я просто пытаюсь понять мужчин. Так почему ты спал с девушками, которых не любил?
– Они, в общем-то, не возражали. Природа позвала и все такое…
– Что значит «природа позвала»?
– Когда встречаешься с девушкой, это неизбежно приводит к сексу, Лиза. Я мужчина. Девушки возбуждают. Мы не можем иначе.
– Почему?
– Почему девушки возбуждают?
– Нет, почему вы не можете иначе? Почему не можете без секса?
– Лиза, что за вопросы?!
– Считай, что у нас урок анатомии. Хочу понять, как устроен мужчина. Так почему вы не можете без секса?
– Мужчине нельзя долго без женщины, это нехорошо для его здоровья. Возникает дискомфорт, болезненность в паху. Ну… ты понимаешь, о чем я…
Мне показалось, что я докопалась до сути. Именно это Шандор мне не смог сказать. Слишком интимная тема для разговора с женщиной. Оправдывало ли услышанное мною от Марка поведение Шандора? Оправдывало ли это моего отца? Возможно, с мамой сексуальные отношения стали редкими, или их нет вовсе, а мужские гормоны в нем по-прежнему играют? А как же любовь и моногамность? Видимо, для мужчин это что-то кратковременное и необязательное.
Наступило 13 июля. День, которого я так ждала. Хотела, чтобы он стал особенным, только, посылая импульсы в космос, я не рассчитывала, что проведу его в больнице. Сегодня никто не мог мне запретить встречать гостей. Олег Васильевич дал свое согласие, персонал был предупрежден. Но как обычно доктор убедительно просил ограничивать продолжительность приема друзей, чтобы избыток эмоций не навредил мне.
С самого утра я получила презент от медицинского персонала, подавшего мне индивидуальный завтрак из омлета и сосиски. На омлете нарисованы глазки и улыбка, и получилась очень милая рожица. После завтрака – прием лекарств и капельница.
Через час после этого пришла мама. Она принесла торт. Без этого атрибута не обходился ни один праздник, будь то день рождения, Новый год или 8 Марта, и даже нынешние обстоятельства не могли изменить традиций. Она готовила его сама, и еще не видя самого торта, я догадалась, что это «Рыжик». Я очень любила этот медовый торт с заварным кремом в мамином исполнении. Он всегда получался нежным и вкусным.
Мама привезла мне ярко-красную летнюю пижаму, и я в нее переоделась. Между тем она заметила отсутствие на мне всяких повязок и порадовалась улучшению моего состояния. При этом поворчала, что могла бы этот день провести и дома, если угроза миновала. Никакой врач не позаботится о дочери лучше, чем собственная мать. Но Олег Васильевич не разделял ее энтузиазма и оставил меня в больнице до понедельника. Но я и не сопротивлялась. Мне стало все равно.
Поездку в Турцию родители хотели отменить, и вот здесь мне было не все равно. Видите ли, они не могли оставить меня одну после такого происшествия. Но до поездки еще три недели! Это достаточный срок, чтобы я окрепла окончательно, и они могли спокойно уехать и не беспокоиться за мое самочувствие. Ведь я буду не одна, а поеду к бабушке, буду рядом с морем, и морской воздух восставит не только мои силы, но и успокоит мои нервы. Кажется, мама прониклась моими убеждениями, и собиралась еще раз обсудить это с папой. Но как убедить папу, я знала и без нее.
Мама помогла мне вымыть голову, и когда она высохла, я снова заплела волосы в косу. Появилось ощущение чистоты, исчезли следы крови с волос. Я немного подкрасила ресницы и удовлетворилась полученным результатом. В конце концов, у меня праздник. Мне исполнился двадцать один год. Если я не могу быть достаточно счастливой, то буду хотя бы красивой.
Когда мама ушла, вместе с ней как будто бы ушла вся больница. Наступила тишина и покой. Я любила маму, но иногда ее было слишком много.
День выдался пасмурным, и он принес прохладу в палату – для проветривания даже не требовалось открывать дверь. Если бы также можно было прогнать дурные мысли из головы, как духоту и спертость. Наутро вчерашняя истерика (а я воспринимала ее именно так), показалась глупой и безосновательной. Сама не понимала, что меня побудило вести себя несдержанно и наговорить оскорблений, которых Шандор не заслужил. Я сравнила его с животным. Какое я имела право осуждать его за отношения с Лисицкой и давать им оценку? Я ему никто, он был вправе оградить себя от моих нападок, сказав, что это меня не касается, и тема была бы закрыта. Но он отвечал на каждый мой вопрос, и вместо того, чтобы остановиться и удовлетвориться ответами, я вдруг оскорбилась его отношением… к кому? К Лисицкой? Разве мне есть до нее какое-нибудь дело? Тогда что меня так разозлило и заставило наговорить всего того, что я наговорила? Глупость, только моя глупость.
Можно ли ожидать его визита сегодня, когда я прогнала его вчера? Он гораздо разумнее и сдержаннее меня. Нарушенное мною обещание не влюбляться в него автоматически освобождает его от обещания, данного им, что он будет присутствовать на моем дне рождения. Если бы я заподозрила, что в меня влюбился человек, которому я запретила себя любить, то я бы ограничила свое с ним общение. Если невозможно ответить на чувства, то разве стала бы я истязать другого, чтобы продолжать его муку? И Шандор не будет. Но отчего я снова стою у окна и мечтаю, что он придет?
Сегодня все истории, которые я сочиняла о прохожих, были с печальным концом, не было привычных окончаний: «И жили они долго и счастливо». Героини оставались в одиночестве с разбитым сердцем и невоплощенными мечтами. И погода как будто бы подыгрывала моим сюжетам, пролив после обеда над городом дождь.
В открытое окно я слышала, как капли воды стучат по карнизу, и брызги долетали до моих рук, упертых в подоконник. Я вытянула ладони вперед и подставила их под дождь. Он безжалостно захлестал меня по пальцам. Это был не просто дождь. То был ливень. Где-то загромыхал гром.
– Привет!
Я резко обернулась и вздрогнула. Не сразу узнала сквозь полупрозрачную шторку Дениса. Но это был именно он, с букетом цветов. Из-за шума дождя я не услышала, как он вошел. Я вышла из-за шторы.
– С днем рождения! Извини, что напугал.
Я улыбнулась и принялась принимать поздравления. Выразив свои пожелания, Денис обнял меня. Я забрала у него цветы.
– Спасибо, ты, наверное, вымок?
– Я под зонтом.
Он указал на зонт, который висел в сложенном виде на стуле. Под ним довольно быстро образовалась лужа. На холодильнике я заметила сумку, с которой Денис ходил в универ и на практику. Неужели пришел прямо с музея? Мне принесли вазу, я заполнила ее водой и опустила туда цветы. Три белых розы на длинной ножке.
Я предложила Денису чай и торт с конфетами. Кравченко был, пожалуй, единственный человеком, к которому я не испытывала романтических чувств, и который не испытывал того же ко мне, а потому теория Марка, что дружба между парнем и девушкой невозможна, в наших отношениях с Денисом терпела крах.
Он принес мне фотографии. Я совсем забыла о них, и тем приятнее оказался сюрприз. Денис каждый год брал фотоаппарат на практику, и на этот раз он запечатлел нас на фоне картин и экспонатов. Все фото цветные, выполнены на бумаге форматом десять на двенадцать. Я пролистала все десять фотографий, но понравилась мне только одна. На ней я с Шандором. Мы не смотрим в кадр, нас поймали исподтишка, но вышло очень удачно. Живо и естественно. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. О чем мы тогда говорили, я припомнить не могла.
– Я возьму эту?
– Бери все, они твои.
– Спасибо.
Денис быстро навернул один кусок торта и принялся за второй, я подлила ему чай. Пододвинула ближе к нему коробку конфет.
– Как ваш зачет? Ты сдал его?
– Да. Но боже упаси когда-нибудь работать в музейной сфере. От такого обилия информации моя голова просто разрывается.
– А Слобода сдал?
– Самый первый. Ты же его знаешь.
Я подлила себе чай и стала помешивать, хотя сахара в нем не было.
– Он приходил? – спросил Денис.
– Сегодня нет. Он что-нибудь об этом говорил?
– Что придет к тебе? Нет. Мы с ним особо не общаемся. Это ты́ нас удивила.
Денис внимательно посмотрел в мои глаза.
– Откуда эта дружба? Не замечал, чтобы ты проявляла к Слободе интерес.
– Он нравился мне с первого курса.
– А теперь ты влюблена?
Я посмотрела в глаза Дениса, но подумала не о том, как ответить на его вопрос, а о том, что он именно тот человек, с которым бы я хотела поделиться тем, что накипело во мне за эти дни. Только он и способен меня понять. Он не станет меня жалеть, насмехаться или отговаривать от отношений со Слободой. Он просто выслушает… и научит, как находиться рядом с человеком, который тебя не любит.
– Ты знал, что он встречается с Лисицкой?
– Лисицкая – это кто?
– Екатерина Сергеевна, наша преподавательница по истории России, ведет семинары.
– Молодая? Которая всем строит глазки?
– Она.
– В каком плане встречается? Я думал, он встречается с тобой.
– В том самом, в каком мужчины встречаются с девушкой, которая не прочь завести легкую интрижку без обязательств.
– Нет, я не знал. А с тобой у него что?
Прогремел гром, а через несколько секунд сверкнула молния. В палате стало совсем темно, и я поднялась, чтобы включить свет. Правда, Денис тут же усадил меня на место и сам дошел до выключателя. Когда он вернулся на свой стул, я ответила:
– Мы просто друзья. Мне сразу дали понять, чтобы на большее я не рассчитывала.
И я рассказала Денису о невесте Шандора и его обязательствах перед отцом.
– Боже, какое средневековье! – разворачивая конфету, сказал Денис. – И что ты собираешься делать?
– Вчера я устроила ему сцену, и думаю, он понял, что я влюбилась в него. Расскажи, как мне жить с этим чувством и не потерять его дружбу?
– По-твоему я похож на знатока натуры Слободы?
– Нет, но ты четыре года живешь с безответным чувством и умеешь управлять своими эмоциями.
Впервые Денис отвел глаза. Он прожевал конфету, запил ее чаем. На его лице появилась легкая усмешка.
– Значит, заметила. Или Юля сказала?
– Сначала заметила, а потом получила подтверждение от Юли. Мне жаль, Денис…
– Не надо, это уже в прошлом.
Его усмешка переросла в улыбку.
– Ага, я что-то пропустила? Юля все-таки откликнулась…
Я радостно улыбнулась. Ну хоть какие-то приятные новости. Если бы Денис только знал, как я ждала такой развязки.
– Нет. Я встретил другую девушку. И у нас завязались отношения.
– О!
Я испытала дикое разочарование. Юля и Денис казались мне прекрасной парой – он мягкий и добрый, она энергичная и жизнерадостная. Этот союз виделся мне весьма удачным и счастливым. И вот, всем моим надеждам конец. Хотя, конечно, я должна порадоваться за Дениса. У него начался новый этап в жизни, и судя по улыбке, он весьма доволен. И вероятно взаимно влюблен.
– Когда это произошло? И где?
Я заставила себя растянуть губы в улыбке. А в голове тревога, что Юля может слишком поздно осознать, кого потеряла.
– В последнем походе, в который ты не пошла.
– Даже так? И кто эта девушка? Я ее знаю?
– Она сестра подруги вашего одноклассника Мити. Ее зовут Люся.
– Да, кажется, Юля упоминала это имя. У вас все серьезно?
– Думаю, да.
Он стал мне рассказывать о Люсе, и вмиг преобразился. Он назвал ее милой и хрупкой девушкой, очень веселой и искренней. Ее вокальные данные вызвали у него восторг, как и знание походных песен, которые она затягивала вместе с Денисом.
– Юля заметила вашу взаимную симпатию?
– Да. Она даже благословила меня на новые отношения.
Денис рассмеялся, в чем я его поддержала, надеясь, что поощрения Юли были чистосердечными, и она ни о чем не пожалела.
– Я рада за тебя, Денис.
– Что я могу посоветовать тебе? Если ты хочешь остаться Слободе другом, то нужно убрать все лишние эмоции, быть терпеливой и верить, что однажды все изменится. Ты готова к таким испытаниям? Я могу ошибаться, но мне кажется твой случай не безнадежный.
– Что заставляет тебя так думать?
– Только то, что между красивой неглупой девушкой и полным лопоухим парнем есть существенная разница.
Я улыбнулась.
– Денис, ты думаешь, Юля не полюбила тебя из-за твоей внешности? Ты ошибаешься.
– Нередко она намекала, что мне стоило бы заняться спортом.
– Я не думаю, что в этом причина ее безответности.
– Что бы там ни было, это уже история. И я этому рад.
Я пожала Денису руку.
– Можно я съем еще кусочек торта? У Елены Ивановны самые вкусные торты.
– Конечно, Денис, ешь.
Я наложила ему еще порцию, долила чай.
– Денис, могу я попросить тебя никому не говорить о том, что ты услышал от меня о Слободе? Ни о Лисицкой, ни моих чувствах к нему.
– Конечно, я – могила. И кстати. Хоть мы особо и не общаемся, но сегодня Юрка спрашивал о Марке.
Вот сейчас бы гром за окном был бы очень кстати. Но я заметила, что стук дождя стал тише, и видимо скоро он закончится. Выдумывая легенду, я упустила из виду действующих персонажей второго плана. И это грозило разрушить всю легенду.
– О чем конкретно? – настороженно спросила я.
– Он догадался, что я с ним знаком и его интересовало, в каких ты отношениях с Марком.
– Что ты сказал?
– Что я мог сказать? Я видел Марка три раза в жизни. Сказал, что вы друзья детства. Ваши матери спят и видят вас мужем и женой. Вот и все. Кажется, добавил, что он неплохой чувак.
По сути, Денис не сказал ничего, что могло бы развенчать мою легенду. Это успокаивало. Дружба имела место быть, а от дружбы до любви – рукой подать. Жаль, что не в случае с Шандором.
После работы забежал Марк. Он принес букет красных роз и подарил мои любимые духи. Но долго не задержался – выпил чай, съел пару кусочков торта и, пожелав мне скорейшего выздоровления, ушел. А я снова осталась одна.
Я стояла у окна. Дождь прошел, но небо оставалось хмурым. На асфальте образовались лужи, и я равнодушно смотрела, как прохожие их перепрыгивали, переступали или обходили по проезжей части. Какой-то мальчик в резиновых сапогах пронесся по воде, заливаясь радостных смехом. Его мать немного отставала от него, позволяя сорванцу проказничать, бегая по лужам.
Стук в закрытую дверь вывел меня из прострации. На часах шесть тридцать. Он все-таки пришел. И у нас впереди целых полчаса до закрытия больницы. Нельзя терять ни минуты.
– Войдите, – как можно громче сказала я, отворачиваясь от окна и направляясь к столу.
Поразительно, как сердце реагирует на его появление. Оно словно болид набирает скорость за считанные секунды, работает на пределе, его стук слышен в ушах, и остальные звуки уже не различимы. Тело горит, и на щеках румянец. А он только и сделал, что вошел. В темных джинсах, черной футболке с коротким рукавом, знакомых темных кроссовках неопределенного цвета, с небольшим пакетом. На левой руке часы. Поверх наброшен белый халат.
Нервничать меня заставила одна-единственная роза в его правой руке. Желтая. Что это означает? Почему желтая? Разве ему неизвестно, что желтый цвет – цвет разлуки? Или как раз потому, что знает, выбор пал на нее? Ах, лучше бы он тогда не приходил вовсе…
– Привет, – сдержанно улыбнулся Шандор.
– Привет.
Он сделал ко мне несколько шагов.
– Как твое самочувствие? Как голова?
Я смутилась, отвечая на его вопросы и надеясь, что он не заметил, как я покраснела, вспоминая свою вчерашнюю ложь.
– Спасибо, все хорошо.
– Рад слышать.
А дальше он произнес поздравительные слова, перечислив лучшие мои качества и желая, чтобы они всегда оставались при мне, и никакие невзгоды не влияли на мой дружелюбный и открытый характер. Но лучше, конечно, чтобы невзгоды обходили меня стороной, и я точно знала, куда иду – во всех смыслах этого слова. Он назвал меня единственным другом в этом городе и в знак нашей дружбы символически подарил единственную розу, солнечную и свежую, чтобы в эту ненастную погоду она озарила мою палату светом и теплом, как само солнышко.
– Спасибо… – принимая розу, поблагодарила я. – Я думала, ты не придешь…
– Я обещал. Но я ненадолго… чтобы снова не утомить тебя своим присутствием.
Я поставила розу в вазу к остальным цветам. Ее желтый распустившийся бутон не потерялся в общей массе, и в какой-то степени даже затмил пять роз Марка.
– Проходи, будем пить чай.
– У меня есть для тебя небольшой подарок, – подходя ближе к столу, сказал Шандор.
– О, даже так.
Продолжая стоять, Слобода протянул мне небольшую прямоугольную коробку высотой в три сантиметра, перевязанную красной лентой. Под стать моей пижаме. Как обычно интрига. Я развязала ленточку и открыла коробку. Передо мной брошюра – сборник статей и докладов с конференции, в которой я участвовала. Той самой конференции, с которой все началось. Я недоверчиво посмотрела на Шандора. Неужели в ней напечатали мой доклад о Екатерине II? Он взглядом предложил открыть брошюру. Я нашла нужную страницу и пробежала по ней глазами. Да, это был мой доклад. Автор – Костолевская Елизавета Андреевна, студентка 4 курса факультета истории и так далее.
– Шандор! Это невероятно, – с волнением в голосе произнесла я. – Где ты ее достал?
– У Дмитрия Сергеевича. Конверт помнишь?
Конверт? Неужели тот самый, что я принесла Шандору домой в тот злополучный день? Конечно, помню. Но лучше всего я запомнила то, что последовало после вручения конверта. Смогу ли я когда-нибудь стереть из памяти этот эротический эпизод?
Я вернулась к оглавлению и увидела, что здесь также напечатан доклад Шандора. Было бы странно, если бы его не оказалось.
– Здорово! Это так приятно и… неожиданно. Спасибо.
– Особо не за что. Ты бы все равно его получила. Будет еще брошюра с конференции, посвященной Великой Отечественной войне, но это позже.
– Да, и мне бы хотелось получить две штуки. Вторую для моей соседки. Дмитрий Сергеевич обещал, что позаботиться об этом.
– Это еще не все подарки.
Я огляделась. Больше Шандор ничего не приносил с собой.
– Это не материальный подарок. Его невозможно принести сюда. Я подарю его после своего возвращения в сентябре. Сейчас ему не время и не место.
– Что это?
– Нет, пусть это останется для тебя сюрпризом, – улыбнулся Шандор, заметив мое недовольство.
– Так долго ждать!
– Ерунда, лето быстро пролетит.
– Раз с подарками все, давай я тебя чаем напою. Мама испекла торт. Надеюсь, ты любишь торты?
– Мне бы не хотелось тебя напрягать, – вместо ответа сказал Шандор. – Я зашел только поздравить.
– Это из-за вчерашнего? – спросила я, вглядываясь в его глаза. – Поэтому ты торопишься уйти?
Он отвел взгляд и сдержанно улыбнулся.
– Я подумал, тебе и самой не захочется долго находиться в моем обществе.
– Ты ошибся. Давай сядем и поговорим, – указывая на стулья, предложила я. – Не переживай, я больше не буду устраивать истерики.
Он замер в нерешительности, и мне пришлось проявить настойчивость, легонько подтолкнув его к столу. Шандор взглянул на часы на своей руке – как же без этого? – и, мысленно договорившись с самим собой, опустился на стул. Я засуетилась над чайником и тортом. Большая часть его уже была съедена – за что спасибо Марку и Денису, – но и оставшейся доли было достаточно, чтобы Шандор не скромничал, а вдоволь им насладился. Я положила кусочки торта на тарелки и пододвинула одну из них к Шандору, затем налила чай, бросила пакетики чая, и опустилась на свое место.
Слобода не торопился приступать к чаепитию, помешивая воду в чашке, помогая окрашиванию кипятка в насыщенный коричневый цвет, и украдкой поглядывая на меня, вероятно ожидая, когда же я начну разговор.
А я все собиралась с мыслями и думала, как начать и что сказать, чтобы звучать вразумительно. Пока я ждала Шандора около окна, я прокрутила в голове несколько сценариев этого разговора, и пришла к выводу, что только правда может прозвучать из моих уст убедительно. Пусть не вся правда, но очень к ней приближенная. Главное, не торопиться. Торопливая речь – верный признак волнения. А если волнуюсь, значит, есть что скрывать… Ох, Лиза, и раздула же ты из мухи слона. Начинай уже.
– Я должна извиниться, Шандор, – были мои первые слова. – Я не имела права тебя осуждать. Я не твоя невеста, не твоя жена, и по сути меня не должно задевать, как ты проводишь время с другими девушками. У тебя есть свои потребности, которых мне не понять, но видимо они составляют мужское начало, и оно руководит твоими поступками. Но ты свободный человек, и связан со своей невестой только уговором родителей. Ты не давал ей никаких клятв и в общем-то ничего не нарушил. В чем я могу тебя упрекнуть? Да и имею ли право?
Я поразилась как легко и непринужденно эти слова слетели с моих уст. Никакой дрожи и волнения. Словно мне действительно нет дела до того, свидетелем чего я стала.
– Я просто немножко вообразила тебя другим, – продолжила я. – Ты много говорил о чести и чистоте отношений в цыганском таборе, и подсознательно я решила, что ты выше всех этих инстинктов и серьезно относишься не только к женскому целомудрию, но и к своему собственному. Я сейчас чувствую себя немножко глупой, что так думала. Но я женщина и мне простительно. Вот также я считала своего отца идеальным мужем, а на деле он оказался обычным человеком со своими слабостями. Мне свойственно ошибаться. А все потому, что я помешана на любви. Мне она везде мерещится, даже там, где ее совсем нет. Я не читаю любовных романов и не смотрю «мыльные оперы», я их придумываю сама. И обязательно со счастливым концом. Помнишь тех молодых людей в «Варенике», которые пришли с цветами и очень нежно держались за руки? Нет? А, впрочем, это ведь я повернутая на романтике, а не ты. Я тогда сочинила историю их любви и довела ее до счастливого финала. И здесь, стоя около этого подоконника и наблюдая за прохожими, я придумала столько романтических историй, что можно было бы по ним написать целую книгу. Я романтик и люблю саму любовь, и неудивительно, что меня ранят любые отклонения от моих фантазий. Но тебе, наверное, сложно меня понять. Для цыган любовь роскошь и только избранным суждено ее познать. Я желаю, чтобы ты оказался в числе этих избранных… И, конечно, вместе со своей невестой. Иначе выглядит все как-то печально.
– Спасибо за пожелания, – спустя несколько секунд вымолвил Шандор. – Неожиданные слова… учитывая, что сегодня все пожелания должны быть для тебя.
– Мне не жалко поделиться частью из них с тобой, – улыбнулась я. – Ты еще одна моя романтическая история, которая должна закончиться счастливым концом. Ведь ты же мой друг, – я сделала паузу, чтобы акцентировать внимание на этом слове, – а я друзьям желаю только счастья… и взаимной любви. А теперь давай пить чай, а то он остывает, да и время к нам беспощадно.
После моего откровения мне показалось, что Шандор стал менее напряженным и как будто бы успокоился. Он вынул ложечку из чашки и приложился к сегменту торта. Бережно, чтобы не повалить всю треугольную конструкцию, он отделил кусочек и направил в рот, и сразу распробовал в нем привкус меда.
– Как он называется?
– Это «Рыжик». Мой любимый торт. Мама всегда его печет мне на день рождения. Все мои друзья его любят. И надеюсь, тебе он тоже понравится.
– Очень вкусный. Респект твоей маме.
– Жаль, что приходится угощать тебя вот в таких условиях.
– Да, жаль. Мне так и не посчастливилось познакомиться с твоим Марком. Он был у тебя сегодня?
– Да, эти красные розы от него.
– Красивые. А белые?
– Это от Дениса.
– А отец был?
– Нет, – и с грустью добавила: – где-то задерживается.
– Наверняка, что-то случилось с его пациентами. Он ведь у тебя очень ответственный…
Я снова улыбнулась. Какой же он милый! Понимает, чем вызвана моя грусть, и пытается найти отцу оправдание. Я и сама склонна думать, как говорит Шандор – опаздывать из-за любовницы в день рождения дочери, это уж слишком. Скорее всего, действительно что-то случилось… на работе.
Шандор встревоженно посмотрел на часы:
– А его пропустят?
– Нет в больницах таких дверей, которые бы он не открыл…
– Да, я как-то не подумал.
Шандор съел еще пару ломтиков, и я подлила ему чай. Он поблагодарил и вдруг, словно боясь передумать, поспешно сказал:
– Расскажи мне о Марке.
Легкая дрожь пробежала по моему телу. Значит, он расслабился не до конца. Все еще ищет подвох в моем поведении.
– Что ты хочешь о нем знать?
– Где он учился, кем работает?
– Он оканчивал юридический, сейчас работает юристом в торговой компании.
– О, хорошая профессия, – и один уголок его рта чуть приподнялся, будто он усмехнулся… но чему? Наверное, мне показалось. – Расскажи мне свою романтическую историю… с Марком.
Я растерялась. Вот эту историю я точно не придумывала. Но рассказать есть, о чем, а романтику добавим, чем я не фантазер?
– Марк – это вся моя жизнь, – сказала я.
Да, Лиза, именно так и говори о Марке – поэтично и вдохновенно – и добавь слащавости на лицо. И розы… смотри на них, пусть он думает, что ты погрузилась в мир своих романтических… нет, не фантазий – реалий.
– Я родилась, а он уже был почти двухлетним малышом. И всегда рядом. Мама говорит, он учил меня ходить. Мне было восемь месяцев, когда я стала подниматься на ножки, и Марк протянул мне руку, не до конца понимая, что я еще не могу последовать за ним. Но я вложила в его маленькую ладошку свою крохотную и пухлую ручонку и сделала первый шаг, неуверенный, но без страха и волнения. А затем второй шаг, третий… и только потом шлепнулась на попку. Моя мама и тетя Марина, мама Марка, которые наблюдали за этой сценой, до сих пор умиляются, когда об этом рассказывают. А потом я подросла и стала колотить Марка. За любое неповиновение и пренебрежение мною, – я рассмеялась, вспоминая то немногое, что осталось в моей памяти. – Он конечно не мог мне ответить тем же. Ему строго-настрого запретили бить девочек, и он хмурился, но терпел. Больше всего я злилась, когда приезжал из командировки его отец, и Марк только о нем и говорил. Я страшно ревновала. Вот только вчера он был весь мой, а сегодня мне приходится делить его с этим странным и угрюмым человеком, который зовется его отцом. Где справедливость? Я обижалась и не переставала дуться до тех пор, пока Владимир Петрович снова не уезжал. А потом мы пошли на танцы… Я тебе еще не говорила, но мы с Марком шесть лет занимались танцами.
– Как интересно! Какими?
– А какими еще могла заниматься такая романтическая натура как я? Конечно, бальными.
– Действительно, – поддержал меня Шандор, – как я не догадался сразу.
– Танец – это язык тела, это эмоции, это страсть… Вот так мы и поняли, что любим друг друга.
Я не выдержала и опустила глаза в свою чашку. Нет, эта фантазия как-то не желает раскрываться. Пусть додумывает все сам. Ох… Я вдруг поняла, что на мои щеки накатил румянец, и чтобы отвлечь от себя внимание, я предложила Шандору еще один кусочек торта. Он не возражал.
– Ты сказала, что Марк не верит в дружбу между мужчиной и женщиной…
Я так сказала? Когда? Неужели вчера? Ах, да, конечно, не такими словами, но смысл тот же. Господи, и какие же он сделал выводы?
– Как на самом деле он относится к нашей дружбе? И знает ли он о ней?
Ах, как я была неосторожна! Эта фраза изобличала и наши отношения с Марком, и его отношение к нашей с Шандором дружбе.
– Не стоит придавать большое значение произнесенным мною вчера словам. Я выражала их с таким апломбом, что даже самые невероятные вещи показались бы явными. Просто однажды Марк с сомнением спросил, а бывает ли дружба между мужчиной и женщиной, не то, чтобы в это не веря, а выражая лишь некоторую неуверенность в таких отношениях, но мои дружба с Денисом и Егором… хотя, пожалуй, Егора лучше убрать из повествования, убедили Марка, что исключения существует. И о тебе я ему говорила. Я сказала, что ты помог мне написать доклад, и что ты положительно влияешь на мое образование… и самообразование. В общем, во всех отношениях выгодный друг. – Я улыбнулась. – Прости, не удержалась от шутки. И признаюсь, я немножко слукавила. Марк чуточку ревнив.
