Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
– Ты знаешь, что Лена в больнице?
– Нет, – безучастно сказал он. – Что с ней?
– Она сделал аборт, как ты просил, и у нее начались осложнения. Она больше не сможет иметь детей. И это по твоей вине!
Я ткнула Кулагина пальцем в грудь и с ненавистью посмотрела ему в глаза.
– Разве я сделал ей некачественный аборт?
– Нет, но ты толкнул ее на этот шаг.
– А она значит сущий ангел.
Я несильно стукнула Кулагина по груди кулаком.
– Как ты можешь быть таким жестоким?! Это же был твой ребенок!
– Это она тебе сказала? – усмехнулся Егор. – А то, что претендентов на роль отца может быть как минимум три, она не упоминала?
– Что ты несешь?
– Да она из своих клубов не вылезает, таскается с каждым, кто на ее дохлый зад клюнет. А я должен отвечать за каждого, кого она приголубит?
Я ошарашено смотрела на Кулагина. Неужели это правда?
– Удивлена? Ты думала, она стала смирной девочкой и ограничила свои аппетиты одним мною? Ты плохо знаешь свою подругу, если так думаешь. Так что не надо приписывать мне детей, отцом которых я могу не являться.
– Допустим не ты отец ребенка, но денег на аборт ей дал ты.
– Я не вел ее туда за руку. Она пошла сама. Я только предложил. Окончательное решение было за ней. Мне жаль, что у нее больше не будет детей, но я в этом не виноват. Своя голова должна быть на плечах.
И Кулагин двинулся к аудиториям.
Лена к тому дню уже могла передвигаться за пределами палаты, но все равно отказалась выйти за ее стены, когда я пришла к ней с визитом. Ей нравилось эпатировать окружающих своим поведением, и она не собиралась отказывать себе в этом удовольствии. Ведь других на данный момент она себе позволить не могла. Я заметила, что некоторые женщины сами выходили из палаты, когда я приходила. Намеренно или случайно я не выясняла.
Я села на табурет около кровати Лены. Она находилась в полусидящем положении, опираясь лопатками на подушку.
– Что говорят врачи? Когда тебя выпишут?
– Говорят, если все будет в норме, в конце недели.
– Это хорошо. Значит, в понедельник сможешь вернуться на учебу?
– Я не собираюсь возвращаться.
Я удивленно уставилась на подругу.
– В смысле? Ты шутишь?
– Я на полном серьезе. У меня куча долгов, я не успею их закрыть за две недели. А еще зачеты… Я к ним не готова.
– Мы поможем тебе. Мы дадим тебе все лекции, которых у тебя нет. И с долгами поможем. Скажи, по каким предметам ты задолжала, и мы сегодня же начнем собирать материал. Глупо бросать учебу за три месяца до диплома.
– Опять ты со своим благородством! Чего ты ко мне привязалась? Тебя мать попросила?
– Я ее даже не видела. Кстати, как она?
– Как обычно, ноет, что ей тяжело, а сама еще третью работу ищет.
– Скоро у тебя представится возможность ей помочь…. Когда ты получишь диплом.
– Ты меня не слышишь? Я бросаю учебу. Может, возьму академ, а может, заберу документы. Не мое это. Не хочу я быть учителем.
– Учителем быть необязательно. Я хочу попробовать себя в музейной сфере.
– Фу, скукотища.
– Лена, в любом случае нужно получить диплом. Даже если ты будешь работать не по специальности. Ты училась пять лет, чтобы бросить все на финишной прямой? Я попрошу Шандора, он поможет.
– Это кто такой?
– Слобода. Шандор это его цыганское имя.
– Так ты с ним пришла? Я видела его в окно.
– Да.
– И как он? – подмигивая мне, спросила Лена. – Круче Кулагина?
Не надо было уточнять, что она имела в виду. Мне кажется, это поняли даже соседки за моей спиной.
– Лена, не вздумай бросать учебу, – проигнорировала я ее вопрос. – Ты потом пожалеешь. Скажи, какие у тебя долги?
– С начала семестра, я не написала ни одной работы. Тебе виднее, какие там были задания.
– Хорошо, я поняла. Я сделаю ксерокопии лекций, и ты сможешь по ним готовиться к зачетам, а работы мы напишем. Не переживай. Я думаю, преподаватели пойдут тебе навстречу, ведь у тебя уважительная причина.
– Я поняла, – прищурившись, сказала Лена. – Ты перед Слободой рисуешься? Эдакая добрая самаритянка. Ему нравятся такие, да?
– Я не рисуюсь, Лена, я правда хочу помочь.
– Чем же я буду рассчитываться со Слободой? Все деньги ушли на аборт.
– За это не переживай. Я все решу.
– Хорошо, я согласна. Жаль, что это не случилось на первом курсе. Не пришлось бы напрягаться все пять лет.
– Но ты должна понимать, что за тебя зачеты и экзамены никто не сдаст. И диплом ты будешь писать сама. Мы только поможем тебе закончить этот семестр и получить допуск к экзаменам.
– Печалька. А может, все-таки договоришься со Слободой на диплом для меня? Я могу рассчитаться с ним чем-нибудь другим, не деньгами.
Она ведь не была такой. Зачем она себя так ведет?
– Лена, Шандор может только подсказать какие-то нюансы по диплому, он не будет писать его за тебя. Кто тогда напишет его диплом?
– Ерунда, он наверняка его уже написал.
Тимирязева рассмеялась.
– У тебя такой вид, будто я уже уложила Слободу в койку. Ревнуешь, да? Не переживай, мне пока нельзя. Но если честно, секса хочется. Странно, правда? Я всегда думала, что либидо после удаления матки уменьшается, а у меня наоборот. Врач говорит, месяц или полтора лучше воздерживаться от сексуальных отношений, но мне уже невтерпеж. Завидую тебе. У тебя-то небось каждый день, а, подружка?
Я смутилась, не столько от слов Лены, сколько от взглядов ее соседок. Что они обо мне подумают? Что я такая же как она? Я хотела поговорить с ней о разговоре с Кулагиным, но после этого поняла, что продолжать эту тему все равно, что поддерживать ее в стремлении шокировать остальных женщин.
– Я принесла тебе легкий супчик, – ушла я от ответа. – Врач сказал, тебе такой можно. Я вчера сама его варила. Поешь, пожалуйста. Тебе нужно набираться сил.
Я поставила баночку с супом перед ней на тумбе.
– Выглядит не очень аппетитно. Ты точно умеешь готовить?
– Я пробовала, вышло неплохо.
– Ладно, поем. Это все? А то я от тебя устала.
Она махнула рукой на дверь, словно королева, и тем самым известила меня об окончании аудиенции. Пока я спускалась вниз, я себя спрашивала, зачем я это делаю? Зачем терплю Тимирязеву столько времени? Я пытаюсь ей помочь, вытащить из ямы, в которую она сама себя затащила, а в ответ никакой благодарности, да еще навлекаю на себя ее пошлые насмешки. Но мне хотелось верить, что за этой маской отчужденности и бесстыдства скрывается ранимая и раненая душа. И как бы она не сопротивлялась, я помогу ей окончить университет и получить диплом, а дальше пусть поступает, как знает. Моя совесть будет чиста.
Я вышла к Шандору и рассказала ему о нашем с Леной разговоре, опустив детали, о которых ему знать необязательно. Если бы ему стало известно, что она думает о наших отношениях, он бы поразился моему стремлению помочь человеку, который столь низкого обо мне мнения. Но я верила, что это не со зла, а только в целях самозащиты, из боязни показать свою боль и страдания.
– Шандор, ты поможешь? Мы можем поделить работы, которые надо написать, что-то напишешь ты, что-то я. Я тебе заплачу. Скажи, сколько?
Он сдвинул брови к переносице и обиженно сказал:
– Я не пишу работы друзьям за деньги.
– Лена подруга мне, а не тебе.
– Я помогу ей бесплатно.
– Шандор, на это потребуется время, которого у тебя нет. Ты должен хотя бы на этом заработать.
– Позволь мне самому решать, на чем зарабатывать. Я не возьму у тебя деньги. И давай закроем тему. Я напишу ей курсовые.
– Хорошо, в таком случае не нужно больше меня сюда сопровождать.
– Договорились.
Я улыбнулась.
– Спасибо.
– Пока не за что.
Глава тринадцатая
Наступил день сдачи государственного экзамена. Ожидая преподавателей около дверей аудитории, мы много шутили и смеялись, но в воздухе ощущалась напряженность и волнение. Значимость этого события понимал каждый из нас. Дальше – только диплом. За две недели до этого мы закрыли сессию и те, у кого были задолженности, их ликвидировали. Лена в том числе.
Мы с Шандором написали для нее три курсовых и помогли сдать зачеты и экзамены. Преимущественно помощь исходила от Шандора, и я была ему сердечно благодарна за эту поддержку. Он не говорил этого вслух, но хорошо зная его, я понимала, что Лена ему неприятна, и сам бы он никогда не стал ей помогать. Он делал это потому, что я попросила. Он делал это ради меня. Как можно его за это не любить? Не любить невозможно.
Сегодня он в черных брюках и жилетке, ослепительно белой рубашке с расстегнутым воротом. Гладко выбрит, волосы зализаны назад в хвост. На ногах туфли. Словно мачо с обложки журнала. Моя золотая цепочка, которую я хотела ему подарить, а он не принял, хорошо бы вписалась в его образ. Она лежала в моей сумочке и ждала своего часа. Я не сомневалась, что случай вручить свой подарок Шандору все же представится.
Остальные парни тоже в классической форме – кто в жилетках, кто в пиджаках, в белых рубашках, у некоторых галстуки. В глазах волнение и надежда.
Я тоже выглядела непривычно для широкой публики. Специально для этого случая купила костюм голубого цвета, подчеркивающий цвет моих глаз. В комплекте с приталенным жакетом юбка-карандаш, прикрывающая колени и белая блузка с коротким рукавом и округлым вырезом. Волосы я заплела в косу и собрала на макушке в шишку, закрепив множеством шпилек. На ногах белые туфли на высоком каблуке, и благодаря им я стала выше сантиметров на десять. Макияж не броский – тушь, немного румян и светлая помада. На ногтях короткий молочный маникюр. Сегодня хотелось выглядеть эффектно. Не мой стиль, но раз в жизни можно. Заметив меня, Слобода сглотнул, и я поняла, что цель достигнута. Ради этого и старалась.
Девчонки, кто в строгих платьях, кто в костюмах. Все одеты с иголочки – красотки, как на подбор. Парни не сводили с нас глаз. Кто-то из них даже пошутил: «Плохо госэкзамены не каждый день, такой бы красотой ежедневно любоваться».
Лена в короткой черной юбке, белой блузке с рюшами на плечах, под низ она предусмотрительно надела бюстгальтер белого цвета. На ее щеках играл румянец, и сейчас, к счастью, она не походила на то жалкое существо, которое я встретила в больнице.
С Кулагиным Лена не общалась, чему я была несказанно рада. Не проявлял к ней интереса и он, и по всему складывалось, что в этой неромантической истории была подведена черта. Кроме Юли, Шандора и меня никто не знал истиной причины долгого отсутствия Лены (она сказала всем, что ей удалили аппендицит), даже Денис, и поэтому Кулагин по-прежнему пользовался расположением остальных ребят и был душой компании у девчонок. На этом молчании настояла Лена. Она не хотела вынимать всю грязь наружу, и мы не могли с ней не согласиться, хотя и возникало острое желание оповестить окружающих о его низости. Чтобы кто-нибудь еще ненароком не угодил в его сети.
В экзаменационную комиссию вошел Дмитрий Сергеевич Король и еще два преподавателя с кафедры истории. Они появились в коридоре за пять минут до обозначенного времени. В пиджаках и при галстуках.
– Все нарядные, все красивые, все готовы? – как девиз протараторил Король.
– Да, – хором ответили мы.
– Слобода первый?
– Да.
– Еще четверо с ним. Заходим.
Шандор ободряюще пожал мне руку.
– Ни пуха, ни пера, – пожелал он.
– К черту! – выдохнула я.
Мы вошли в аудиторию, и Шандор первым вытянул билет, Король записал его номер. Дальше была моя очередь. Мне достался билет номер тринадцать. Я села за парту, стала набрасывать ответ на бумаге. Шандор сел отвечать. Как всегда, безупречная подготовка. Не к чему придраться. Не прошло и десяти минут, как он вышел из аудитории. С записью «отлично». Практически с красным дипломом в руках.
Я сильно переволновалась во время ответа, в горле все пересохло и из-за этого слова давались мне с трудом. Меня засыпали дополнительными вопросами, и в какой-то момент мне показалось, Дмитрий Сергеевич хочет отыграться на мне за зимнюю сессию, но, когда, в конце концов, он мне улыбнулся и озвучил «отлично», я расплылась в ответной улыбке. Все, госэкзамен сдан.
Мы всей группой планировали отметить сдачу экзамена, и нам позволили собраться в одной из аудиторий в другом крыле нашего корпуса. Там мы организовали что-то вроде банкетного зала, расставив столы буквой «П», развешав шарики и накрыв «поляну» купленными заранее деликатесами. Кто-то принес магнитофон, и мы негромко включили его в кабинете.
У каждого возвращавшегося с госэкзамена отображалось на лице одно и то же выражение – ликование и облегчение. У особо чувствительных на глазах слезы. Слезы счастья. Мои глаза тоже поблескивали, но я себя сдерживала.
Лена сдала экзамен на «четыре», но не собиралась оставаться на празднование. Она напомнила нам с Шандором, что мы обещали помочь ей с дипломом, и мы назначили дату и время встречи в библиотеке. После этого она ушла. В какой-то степени я была рада ее уходу. Груз ответственности за нее, который я на себя добровольно взвалила, становился с каждым днем все тяжелее, и расслабиться без Лены в этот радостный день мне бы не помешало.
Кулагин тоже ушел. У него были занятия на заочном отделении, и он, сдав госэкзамен, поспешил в другой корпус. Забежал к нам только, чтобы всех поздравить и пожелать дальнейших успехов.
Когда все собрались, мы расселись за столами, наполнили стаканы и наступила пауза.
– Кто двинет речь? – спросил Саша.
– Наверное, самый красноречивый из нас, – многозначительно ответил Денис.
Все взгляды устремились на Шандора. Я подтолкнула его в бок: «Давай!» Он поднялся с места. В руке у него пластиковый стакан.
Шандор поздравил всех с успешной сдачей госэкзамена, похвалил за терпение и выдержку, и пожелал найти в себе силы сделать последний рывок, результатом которого станет удачная защита дипломной работы. С чем бы мы ни связали свою судьбу – с преподаванием, с музейной деятельностью или иным направлением, где могут быть востребованы специалисты нашего профиля, – главное, чтобы наша работа приносила удовольствие, позволила раскрыть самих себя, свои таланты и может быть даже сделать карьеру. Ведь никто не будет спорить, что, когда за любимое дело получаешь приятное финансовое поощрение, это стимулирует еще активнее отдаваться этому делу и добиваться новых высот.
– Юрка, прекрати, у меня уже глаза на мокром месте… – отозвалась Анжела.
Все посмеялись.
– За светлое будущее! – закончил Слобода.
Все поднялись. «Зазвенели» стаканы.
– За тебя! – чокаясь, сказала я Шандору.
– За тебя! – вторил он.
Мы выпили и опустились на стулья. Санек поинтересовался, не собирается ли Шандор учиться дальше. Он ответил, что нет. Больная тема. Хорошо, что ее не стали развивать. Начали вспоминать разные моменты из прошлых лет, в основном смешные – у кого-то заклинило челюсть во время зевоты, кто-то сел мимо стула, кто-то что-то ответил на семинаре невпопад, вызвав бурю смеха. Снова выпили. Делились воспоминаниями с практик – педагогических, музейных, археологических. У многих находились увлекательные истории с тех времен, и за этими приятными беседами мы и коротали время, «позвякивая» стаканами.
– Ребята, а давайте встречаться после выпуска каждые пять лет летом? – послышалось предложение от Юли. – Установим конкретную дату, и будем собираться в каком-нибудь кафе. Например, в первую субботу июля. И так каждые пять лет.
Я вскинула глаза на Юлю. Она подмигнула и улыбнулась мне. Неужели это идея пришла ей в голову из-за меня? Хочет свести нас с Шандором вместе через пять лет? Пять лет… Не слишком ли долго ждать?
Идея ребятам понравилась, все захотели и кафе обозначить, чтобы точно знать место. Но могли возникнуть сложности – вдруг кафе закроется. Назначили Юлю ответственной за это мероприятие: чтобы владела всеми контактами и собирала всех на встречу. Она согласилась, и сразу же включилась «в работу», стала собирать адреса и телефоны с одногруппников, желательно несколько.
– Ты приедешь на встречу? – спросила я с надеждой у Шандора.
Только бы знать, что мы расстаемся не навсегда, что я снова его увижу в будущем!
– Не знаю. Не уверен.
– Мне было бы приятно с тобой встретиться.
Шандор невесело усмехнулся:
– Через пять лет это перестанет быть для тебя важным.
– Почему?
– Я так чувствую.
Что это значит? Он думает, я забуду его? Считает меня легкомысленной и поверхностной? Я не стала задавать другие вопросы, и без того в горле появился ком.
Юля добралась с опросом до Шандора.
– Ко мне только голубиной почтой, – решил отшутиться Слобода. – У меня нет ни телефона, ни пейджера.
– А адрес?
– Отправите мне телеграмму? На нашу почту слабая надежда. Давай я сам дам о себе знать, если смогу приехать.
– Юрка, ты уезжаешь? – Задал вопрос Санек. – Лиза, ты тоже?
Все обернулись к нам. Испытующие взгляды. Нужно было что-то отвечать, но предательский комок подкатил к горлу. Нас уже не рассматривали как отдельные личности, мы стали для большинства единым целым. Я уткнулась взглядом в тарелку, ковыряя мясную нарезку пластиковой вилкой.
– Зря, Санек, ты спросил, – услышала я голос Дениса, – там такие споры по этому поводу, лучше не трогай эту тему.
Я улыбнулась. Милый Денис, пришел на выручку. Кому как не ему знать, что нам с Шандор дальше не по пути. Но остальным знать об этом не обязательно, правда? Я слышала, как Саша что-то тише уточнил у Дениса, должно быть о нас, но что конкретно он спросил, и ответа я не услышала. Но не сомневалась, что любопытство Санька было удовлетворено, не выдавая наши секреты.
Юля собрала все телефоны и адреса, и мы снова подняли «бокалы». Шампанское закончилось, парни стали переходить на водку, девчонки на вино. В этот момент нас посетил Король. Денис решил пошутить и поздоровался с ним, сказав: «Ваше Величество!» Дмитрий Сергеевич оценил шутку. Он пришел нас поздравить с успешной сдачей госэкзамена, пожелал удачи на защите дипломной работы. Просил не тянуть с ее написанием, чтобы успеть отработать все возможные нюансы. Он являлся куратором дипломной работы у многих студентов на нашем факультете, в том числе у нас с Шандором, поэтому относился ко всем как к своим подопечным. Долго не задержался, попросив Шандора выйти вместе с ним. Нам оставалось только догадываться, о чем он хотел с ним поговорить. Возможно, «дожимал» его с аспирантурой.
Юля подсела ко мне на его место. Кто-то добавил звук у магнитофона, потому что занятия закончились, и Дмитрий Сергеевич позволил нам немного пошуметь. Кроме этого голоса стали звучать громче, смех чаще и в целом обстановка стала более разреженная, чем в начале застолья. Воспользовавшись всеобщим шумом, Юля склонилась ко мне ближе и с сочувствием в голосе спросила:
– Лиз, все хорошо?
– Да, вполне.
– О чем говорил Денис?
– Когда?
– Когда Сашка задал свой дурацкий вопрос.
– Почему бы тебе не задать этот вопрос Денису? – спокойно спросила я, делая глоток вина.
– Нет никакого спора, так? Слобода уезжает, а ты остаешься…
– Ты знала это. Что тебя удивляет?
– Ты ведь любишь его, я это вижу. Но хуже всего, что и он тебя любит.
Я насмешливо улыбнулась.
– Да, любовь ко мне это худшее, что могло бы случиться с ним. Но ты ошибаешься.
– Я не слепая, Лиза. Когда началась эта некрасивая история с Леной, я поняла, что ты ему небезразлична. Он так за тебя переживал. Не за нее, а за тебя. Как ты взвалила на себя ответственность за эту… и бегала перед ней на цыпочках, словно ты виновата в ее бедах. И неужели после этого он уедет и женится на своей цыганке?
– Так все и будет.
– Не говори это с таким безразличием. Я знаю, что тебе не все равно.
Глупо было и дальше скрывать от Юли свои чувства к Шандору. Чем ближе к финалу, тем сложнее изображать безмятежность и покорность судьбе.
– Если я начну истерить, это ничего не изменит.
– Ты должна соблазнить его. Сегодня же, пока он под «градусом».
Я рассмеялась.
– Вы с Марком не в одной общине состоите? Откуда у вас такие мысли? По-твоему, я должна заполучить Шандора любой ценой? Это сделает меня счастливой?
– Если он любит тебя, то да.
– Союз «если» выражает лишь желательное условие протекания действия, но не обязательное.
– Лиза, но нельзя же просто опустить руки и позволить ему уехать.
Шампанское и вино уже отразились на моем сознании и размышления давались с трудом. Пока я думала, что ответить Юле, вернулся Шандор, и ей пришлось освободить ему место. Но я поняла, что на этом наш разговор не закончился. Она к нему еще обязательно вернется.
Девчонки захотели танцевать, музыку добавили еще громче, и ребята переместились из-за стола на «танцпол». Некоторые ушли покурить. Мы остались с Шандором практически одни за столом.
– Что хотел Дмитрий Сергеевич? – спросила я.
– Просто обсудили с ним некоторые вопросы по моему диплому.
– Ты его уже пишешь?
– Да.
– Останешься здесь для дальнейшего написания?
– Здесь. При отсутствии компьютера и библиотеки сложно сделать это дома. Мне казалось, ты поняла это, когда мы распечатывали мой доклад.
– Да, прости. Мама в тот вечер дала мне жару, я все позабыла.
– Ты не должна на нее обижаться, каждая мать хочет для своего ребенка только самого лучшего.
– Ты и есть самый лучший.
Алкоголь сносил мне голову. Страшно подумать, что я начну говорить накануне его отъезда. Наверное, совсем слечу с тормозов. Если бы на него алкоголь подействовал также и сбылись все чаяния Юли и Марка!
– Давай выпьем, – проигнорировал Шандор мои слова.
Мы подняли стаканы. Он сделал глоток и поставил его на стол, я опорожнила «бокал» полностью. Напиться и забыться. Теперь я понимала, почему люди это делают.
– Лизавета, не так много. Завтра будет болеть голова.
– Пусть.
К нам подошла Юля. Она схватила нас за запястья и потянула к себе.
– Голубки, пойдемте танцевать! Когда еще представится такая возможность?!
Что это? Юля опять ведет свою игру, выступая сводницей?
– И, правда, Лизавета, пойдем?
Я удивилась. Он ли это? Видимо, алкоголь медленно, но верно делал свое дело. И только мы поднялись, энергичная музыка закончилась, зазвучала медленная мелодия.
– Дамы приглашают кавалеров, – прокричал Санек.
Я игриво протянула руку Шандору.
– Ты позволишь пригласить тебя на танец?
– Только напоминаю, я не занимался бальными танцами. И со слухом у меня тоже проблемы.
Я посмеялась.
– Я буду тебя вести. Доверься мне.
Мы вышли на середину кабинета. К счастью, тут уже образовались пары, и это избавило меня от смущения, когда я оказалась в объятьях Шандора. Его рука на моей талии, вторая держит руку. Я ощутила, как меня обдало жаром в местах соприкосновения с ним. Господи, что со мной? Я шесть лет танцевала с Марком бальные танцы и ни разу не испытывала такого трепета, как от простого топтания на месте с Шандором. Он прижал меня к себе некрепко, боязливо, и лишь частое дыхание над моим ухом выдавало его волнение. В горле пересохло. Сердце отбивало чечетку, отдаваясь в ушах.
Я впервые слышала эту песню, и ее слова проникали мне в самое сердце. Они словно были о нас с Шандором. Обстоятельства вынуждали героя песни уехать от любимой женщины, но он никак не мог ее забыть и постоянно вспоминал. Она мерещилась ему в других женщинах, он даже женился, но первая любовь не отпускала его, и он понимал, что вся его нынешняя жизнь не настоящая, а какая-то надуманная и ведет его пусть не к физической, но душевной смерти.
Спустя минуту танца я почувствовала, как его правая рука на талии стала увереннее – он сильнее прижал меня к себе, и я ощутила его своими бедрами. Моя реакция была незамедлительной – левая рука с его плеча переместилась за шею, губами я коснулась его жилетки. Помаду я давно «съела», и не могла оставить ее след на одежде Шандора, но думала ли я об этом в тот момент?
Слезы были где-то рядом. Разум кричал, что нужно бежать отсюда, потому что устроить истерику на глазах двадцати человек – сомнительное зрелище. Но я не могла, я слушала свое сердце. Он рядом, обнимает меня и это лучшее, что случалось со мной за двадцать один год жизни. Как можно от этого отказаться?
В ход пошла дыхательная гимнастика. Не здесь и не сейчас, я поплачу дома.
– Песня на разрыв, – преодолевая комок в горле, сказала я, когда мелодия стихла.
– Да. Очень сильные слова.
Музыка замолчала.
– Все в кадр и улыбочку, – призвал Денис нас двоих и сфотографировал, когда мы повернули головы.
Это оказалось так неожиданно. Я в объятьях Шандора. Теперь запечатлена навсегда.
– Давай выйдем на воздух, здесь так жарко, – предложила я, отстраняясь от Шандора.
Я горела. Окна были открыты, но положение это не спасало. Мы вышли в коридор. Он по-прежнему держал мою левую руку. Крепко, словно боялся, я убегу. Мы прошли почти до самого конца, но вдруг я заметила, как дверь в лекционном зале приоткрылась и обратно закрылась. Как от сквозняка.
– Шандор, погоди.
Я резко повернула направо и повлекла его за собой в лекционный зал. Заглянула вовнутрь. Никого. Пару окон открыты, и воздух гуляет по кабинету.
– Заходи, – сказала я.
Мы вошли. Я плотно закрыла за нами дверь. Музыка из аудитории, где шло празднество, сюда практически не проникала. Он продолжал держать меня за руку и недоуменно посмотреть в мои глаза. Я сделала несколько шагов от входа и повернулась к Шандору лицом.
– Поцелуй меня.
Я больше не хотела думать, как это выглядит со стороны и что он обо мне подумает. Я чувствовала, что он тоже этого хочет, но только не решается. Чтобы не обнадеживать.
– Пожалуйста, Шандор. Все ребята бог весть, что о нас думают, а мы даже ни разу…
Я не договорила – его губы оказались на моих губах. В его действиях не осталось ни капли смущения. Он крепко прижал меня к себе, и мы стали с ним единым организмом. Его правая рука на моем затылке, левая на спине. А внутри сплошные фейерверки. Я обняла его. Первый поцелуй. Страстный, горячий, такой долгожданный…
Не отрываясь от моих губ, Шандор сделал несколько шагов вперед. Я покорно отступила, пока мы не оказались у стены. Со мной происходит что-то невероятное. Я стала воздушной и воспарила в небеса, а вокруг летают купидоны, пронзающие мое сердце любовными стрелами. И мне не больно, а безумно радостно, и эта радость растекается по всему телу, даря блаженство и наслаждение.
Шандор открывается от моих губ, но лишь для того, чтобы поцеловать мое лицо, глаза, шею. Мурашки блуждают по всему моему телу от пяток до кончиков волос. Если бы этот миг можно было остановить, как кассетный магнитофон, отмотать пленку назад и снова запустить, и так бесконечно! И снова его губы на моих губах. Поцелуи стали нежнее, короче…
Я открыла глаза. И снова гляжу в бездну – его зрачков почти не видно.
– Шандор, – прошептала я между поцелуями. – Я люблю тебя.
Он обхватил мое лицо своими руками, прижался губами к моему лбу.
– Прости меня, – сказал он с надрывом. – Я вынужден причинить тебе боль.
– Есть ли хоть один шанс нам быть вместе?
– Ни одного.
Он смотрит в мои глаза, и каждое слово дается ему с трудом.
– Я готова поехать с тобой, куда ты скажешь, и стать твоей любовницей…
Неужели я это сказала? Алкоголь и правда лишает людей рассудка. Он молчал и блуждал по моему лицу суетливым взглядом. Я шокировала его своей нескромностью, или он обдумывает мое предложение?
– Ты рождена быть женой, – выдал он в итоге. – Но предназначена другому мужчине.
– Я не хочу другого. Я хочу, чтобы ты стал первым…
А теперь он смотрит пронзительно и неподвижно прямо в душу. Неужели удивлен?
– Я не могу сорвать чужой цветок.
– …и единственным.
Его руки опустились мне на плечи, и он чуть отстранился от меня.
– У тебя должна быть полноценная семья: муж, дети.
– Тебе все равно, что меня будет ласкать другой мужчина?
– Если ты будешь его любить, это станет для меня утешением.
– А если нет?
Он прижал меня к себе.
– Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Но вместе это невозможно.
Каждое его слово отзывалось во мне болью. Слезы жгли глаза, но я изо всех сил сдерживала их. Он снова целовал меня: глаза, щеки, губы.
– Шандор, ты любишь меня? – Я хотела услышать его признание. Словно оно что-то меняло.
– Не спрашивай. Это ничего не значит. Просто слова.
– Но в них есть смысл.
Шандор отпустил меня и отошел к окну. Он несколько секунд смотрел на улицу, а потом обернулся и, сведя брови к переносице, сказал:
– У тебя слишком узкое понимание смысла этих слов, Лизавета. Это не только биение двух сердец в такт друг другу. Нельзя быть счастливым любя одного человека, отвергнув остальных дорогих тебе людей или отказавшись от своих принципов. Я люблю своих родителей, своего брата, бабушку, сестру. Люблю свой дом, село, в котором живу. Мне дороги многие традиции и обычаи, среди которых я вырос. Я не смогу быть счастлив, оставшись здесь, с тобой. Даже если без тебя мне будет нелегко. Если бы я сказал тебе сегодня, оставь свою семью – отца, мать – друзей, едем со мной, откажись от общения с дорогими твоему сердцу людьми, неужели ты бы бросила всех, не считаясь с их чувствами, и уехала со мной? Ты бы смогла прожить так месяц, два, может, год, но я не верю, что тебе совсем наплевать на свою семью, и ты бы не хотела их увидеть.
Я сделала несколько шагов к Шандору и коснулась руками его груди.
– Если члены твоей семьи любят тебя, они тебя простят…
Шандор накрыл мои кисти своими ладонями, сжал их.
– Ты не знаешь моего отца, Лизавета. Он не простит. И все встанут на его сторону, потому что он глава семьи, и его слово закон. У нас с этим очень строго.
– Значит, ты готов пожертвовать своими чувствами ради спокойствия в своей семье?
Ответ был очевиден. Наверное, я эгоистична и действительно узко мыслю, и поэтому мне не понять, как можно сравнивать любовь к женщине с любовью к остальным членам семьи, как можно предпочесть их, пожертвовав своим счастьем, и как можно связать жизнь с человеком, которого не любишь, и быть может, не полюбишь никогда.
– Есть еще одно обстоятельство, с которым я не могу не считаться, – вместо ответа, сказал Шандор. – Прошлым летом в дом моего отца переехала жить Рада. У цыган такое встречается нередко. Моя сестра два года жила в доме родителей своего жениха, пока он служил в армии. Это делается для того, чтобы родственники жениха могли быть уверены в чистоте и невинности своей будущей невестки. В моем случае это имело немаловажное значение для моего отца, потому что однажды мы на этом обожглись.
Шандор замолчал и позволил мне самой догадаться о последствиях этого переезда. Я уже немного разбиралась в цыганских обычаях, и могла проследить за ходом его мыслей.
– И теперь, – сказала я, – Рада не может вернуться из вашего дома к своим родителям незамужней девушкой, не запятнав своего имени.
– Да. Даже если были соблюдены все приличия и ее никто не тронул. Она перешла под покровительство моего отца, и если я не женюсь на ней, она будет опозорена сильнее, чем если бы жила в доме своих родителей до самой свадьбы.
