Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
– Это правильно. Но как ты будешь…– и тут же добавил: – Есть идея. Мы можем вместе готовиться к занятиям. Я буду читать или рассказывать, а ты запоминать. Гуляя в парке, например. Пока погода позволяет.
Мне очень понравилась его идея, но свой восторг я скрыла скромным «хорошо».
Наблюдая за Шандором, я замечала в нем перемены. Нет, мы не сделали шаг назад. Не пожал мне руку? Ерунда. Он просто чуточку отвык от меня. Но его веселые глаза и широкая улыбка сказали больше слов – он рад меня видеть, он по мне скучал. Это зарождало надежду, что он тоже может меня полюбить.
На семинаре мы сели вместе, предложил сам Шандор. И это был большой шаг вперед. Я кинула пугливый взгляд на Юлю, но она только улыбнулась в ответ. Ни капли обиды. Какая она милая! Как я могу таиться от нее? Разве она не поймет и не поддержит меня? Разве не станет первой, кто сделает все, чтобы помочь мне обрести счастье? А если ничего не выйдет? Как жалко я буду выглядеть в ее глазах. Нет, пусть все идет своим чередом. Пусть думает, что хочет. Если ее фантазии окажутся несбыточными, то я смогу сохранить лицо. Это ее иллюзии, я их не поддерживала.
Кулагин и Тимирязева до сих пор вместе. Он купил ей сотовый телефон и обновил свой, чем и хвастался перед парнями. Предлагал продать кому-нибудь свою старую «мобилу», но желающих не нашлось. Ребята по-прежнему считали тарифы на сотовую связь чрезмерно завышенными.
– Еще пара-тройку лет, и сотовые будут у всех, помяните мое слово, – вновь предрекал Егор.
– А у моего отца появился пейджер, – как бы между прочим поведала я Шандору.
– Здорово. Теперь он может получать от тебя сообщения.
– И главная новость! – почти шепотом сказала я. – Он расстался со своей любовницей. Я так рада.
– Вот видишь, все образумилось. Крепкую семью невозможно разрушить.
– А ты привез мне фотографии, как я просила? – напомнила я.
– Да, но я не взял их с собой. Есть среди них и свежие фото.
– Произошло какое-то праздничное событие? – напряглась я, сердце заходило ходуном.
– День рождения бабушки.
– О! – выдохнула я.
– Приезжала сестра со своим семейством, мы все собрались. Хорошо повеселились, – и, усмехнувшись, добавил: – Но у нас иначе и не бывает. Песни, танцы – все, как у цыган.
После занятий ребята собрались группой совершить выход в кафе, но мы с Шандором уклонились от приглашения. Вместо этого Шандор предложил прогуляться пешком в сторону библиотеки. Путь предстоял не близкий, но мы никуда не торопились. Чем дольше я могла находиться в его обществе, тем больше мне это нравилось. Да и сама погода располагала к прогулке.
Мы шли вдоль дороги по тротуару. Мимо проносились машины, трамваи и автобусы. Нас от них отделяли только деревья, высаженные вдоль дороги на равном друг от друга расстоянии. Справа от нас находились панельные пятиэтажные дома, киоски с ремонтом обуви и часов. Уже тронутая желтизной листва шелестела под легким осенним ветром, слышалось радостное щебетание птиц, прятавшихся в кроне деревьев, но временами открывавшихся взору, когда они стремились перелететь на другую ветку или дерево. В воздухе ощущался запах автомобильных выхлопов, пыли и газов, но я не обращала на это внимание – рядом шел Шандор, а его присутствие было способно скрасить любую неприятность.
Я рассказала Шандору о том, как прошло мое лето: о бабушке, о моих кулинарных успехах, о поездке родителей. Мы обсудили с ним античные места, которые они посещали, коснулись их истории, и тут Шандору не было равных – он мог рассказать об этих местах больше, чем любой там побывавший.
– Я не услышал в твоем повествовании ни слова о Марке, – подытожил он, когда я закончила вещать о событиях своего лета.
– Мы мало виделись. Была пора отпусков и ему приходилось работать за троих. А выходные проводил на даче с матерью.
– Ты ездила к бабушке одна?
– Да. Я же не маленькая.
– У тебя была травма головы. Я думал, тебя кто-то сопровождал.
– Как-то не сложилось. А как прошло твое лето? – сменила я тему.
Он поведал, что много помогал отцу и брату с лошадьми, на прочие занятия практически не оставалось времени. Обнаружил в себе задатки переговорщика, когда договаривался о продаже гнедых. Сделка прошла удачно, и семья оказалась в большом наваре. Получил похвалу от отца, что случалось не часто. Тот сразу решил использовать такой успех в свою пользу, предложив Шандору бросать глупости с учебой и заниматься семейными делами.
– Недолго длилась его гордость за сына, после замечания про учебу мы снова поссорились. Он никогда не примет мой выбор. Как бы я не старался быть лучшим здесь, там я остаюсь глупцом и бездельником.
Я слышала горечь в голосе Шандора, чувствовала необходимость что-то сказать в поддержку, но не могла подобрать нужных слов.
– Ему не нравятся перемены, которые он видит во мне. Винит в этом город и русских, что делают меня хуже.
– Что ты имеешь в виду?
– Я привык общаться с тобой на равных, и дома позволил себе такую же свободу. Садился с женщинами за один стол, вступал с ними в беседы. Пытался установить контакт с Радой.
– С твоей… невестой?
– Да. Я встретил ее на улице, она шла с магазина, я предложил ей помочь донести пакеты, хотел с ней лучше познакомиться. Она дико смутилась, слова вымолвить не могла. Хотя я слышал, что на вокзале с русскими она ведет себя довольно раскрепощено. А у нас диалог не удался. Я задавал ей вопросы, она односложно отвечала. Иногда мне казалось, что она не понимает, о чем я ее спрашиваю. В нашем поселке трудно остаться незамеченным. Об этой встрече донесли отцу. Мои попытки к сближению с будущей женой не могли не порадовать его. В рамках дозволенного, разумеется. Но мое стремление к беседам с женой моего брата отец воспринял в штыки. А когда я вернулся домой, это казалось таким естественным.
– Ты порождаешь во мне чувство вины, – призналась я, но в глубине душе радовалась таким переменам. Он становился «русским». И надеялась, что наше дальнейшее общение приведет к тому, что он не захочет возвращаться домой, где его не ценят так, как здесь.
– Я бы не стал искать здесь виноватых. Прежде мне не доводилось плотно общаться с русскими, и я неукоснительно следовал обычаям нашей семьи. Ты внесла перемены в мою жизнь, но ты не сделала меня хуже. И в этом разница между тем, что говорит отец, и тем, что чувствую я. Ты понимаешь меня?
– Думаю, да. Общение с женщинами и пребывание с ними за одним столом перестало быть для тебя скверным.
– Именно так. Когда я попросил свою мать посидеть со мной и поговорить, мне кажется, сердце ее переполнилось такой радостью. В чем здесь грех?
– О чем вы говорили? – и тут же поправилась: – Если это не секрет.
– О моей жизни здесь. Она тоже заметила, что я изменился, но в отличие от отца, эти перемены ее не огорчают. Жаль, что женское слово ничего не стоит в цыганском таборе. Иначе бы у меня был надежный защитник.
Жаль? Он правда об этом сожалеет? Да он на самом деле изменился!
– Как зовут твою маму?
Не зная этой женщины, я прониклась к ней симпатией.
– Какое имя тебя интересует? Ты же знаешь, у нас много имен.
– Цыганское.
– Джофранка. Это означает свободолюбивая, свободная.
– Красивое имя. Оно соответствует ее характеру?
– Пожалуй, да. Кстати, мы пришли.
Я оторопела и огляделась. Мы не прошли до библиотеки и полпути. Может быть, у меня что-то с головой и я не узнаю этого места. Я выразила недоумение вслух.
– Я не сказал, что мы идем в библиотеку. Мы шли по направлению к ней. И вот мы у цели.
Он указал на небольшое двухэтажное здание справа от нас. Никакой вывески, указывающей на то, куда мы пришли. Возможно, раньше здесь находилась контора какого-нибудь предприятия, или даже детский сад. Но в девяностые годы многие производства пришли в упадок и обанкротились, а некоторые детские сады закрылись, и эти помещения прибрали к рукам «новые русские». Сейчас их сдают в аренду, и частные предприниматели открывают в них офисы.
Около входа Шандор остановился и призвал к этому меня.
– Лизавета, я обещал тебе подарок. Он здесь.
Я вошла первая. На входе меня встретил коридор с несколькими дверями по обе стороны. Стены выкрашены голубой краской, между дверями можно встретить доски с объявлениями и рекламой, в одном месте висела картина под стеклом. Шандор указал, куда двигаться дальше. Мы повернули направо и прошли до второй двери. Здесь я увидела вывеску. «Гончарная мастерская». Я удивленно посмотрела на Шандора.
– Я должен объяснить, пока мы не вошли. Ты хотела научиться гончарному ремеслу. В условиях квартиры это невозможно, потому что гончарные изделия требуют обжига, а домашняя духовка с такой функцией справиться не может, у нее низкий температурный режим. В ней можно только слегка подсушить изделие, но керамикой оно становится после длительного обжига при более высоких температурах, в специальных печах. В этой мастерской можно и делать изделие, и обжигать его.
В пустом коридоре голос Шандора звучал громко и отчетливо, и мне казалось, его слышали даже за дверью.
– Сюда может прийти любой желающий?
– В принципе да. Это обучающий центр.
– Ты здесь в качестве кого?
– Я обещал сам тебя обучить этому ремеслу, и я устроился сюда работать. Мастером.
– И тебя взяли без всяких «корочек», дипломов и сертификатов?
– Мои навыки проверили, их нашли удовлетворительными. Поэтому меня взяли. Мне дали несколько учеников. В силу своей загруженности я не могу уделять этому много времени. Но три раза в неделю могу позволить себе поработать здесь пару часов. И если тебе не претить мысль быть ученицей недипломированного специалиста, я готов к твоему обучению.
– Я должна буду оплатить обучение?
– Нет, это же подарок. По большому счету я здесь только ради этого. Не в деньгах дело.
– Когда ты все успел?
– Устроиться на работу? Я приехал пару дней назад. А нашел это место еще до отъезда.
Я смотрела на него во все глаза. Это невозможно, чтобы он делал это из-за меня. Ради меня. Внутри все перевернулось от собственной значимости.
– Идем? – берясь за дверную ручку, спросил Шандор.
Я кивнула. Мы вошли в просторное помещение, освещенное тремя окнами, которые расположились напротив входа. Около окон четыре невысоких трапециевидных столика с закругленными углами. На их узкой стороне размещена чаша с гончарным кругом, а на широкой – миска с водой, лежит губка и какие-то инструменты. Рядом с каждым рабочим местом пара стульев.
Два станка уже находились в работе и за ними трудились мастера и их ученики. Одним из мастеров была женщина. Она показывала своей ученице, как нужно держать руки и с каким напором нажимать на глину. За другим кругом работали мужчины. Я заметила, как мастер-мужчина и его ученик быстро обмакивали руки в чаше с водой и снова возвращались к глине, которая вращалась на диске. Кусок был довольно большой, и я предположила, что готовое изделие будет объемным.
Я тихо поздоровалась со всеми, кто поднял на меня глаза, и мы с Шандором прошли к своему рабочему месту. Он предложил оставить мне сумку на подоконнике, надеть фартук, который висел на спинке стула, закатать рукава и убрать волосы, чтобы не мешали. Сам тоже надел фартук.
Выполняя его указания, я обратила внимание на несколько глиняных изделий, расположенных на подоконнике. Я сразу поняла, что это свежие работы, потому что глина подсыхала неравномерно и отличалась по цвету.
– Пойдем, я познакомлю тебя с владельцем мастерской, – сказал Шандор.
Им оказался невысокий мужчина лет пятидесяти с облысевшей головой, густыми бровями и плотного телосложения. Он стоял за отдельным столом, расположенном в углу напротив окна, и поливал небольшую вазу каким-то белым раствором. Мужчина оторвался от своей работы и кивнул, знакомясь со мной. Шандор представил его как Никиту Борисовича, и указал на стеллажи, которые стояли вдоль всей стены. Они были заставлены многочисленными горшочками, вазочками, тарелочками и даже подсвечниками. Большая их часть расписаны и глазурованы, отчего поблескивали на свету. Преимущественно это оказались работы Никиты Борисовича, и я выразила свое восхищение его трудами вслух. Он скромно улыбнулся и пожелал мне удачи на новом поприще.
Мы вернулись на свое рабочее место, и опустились на стулья около круга. Шандор указал на педаль с правой стороны, на которую мне придется нажимать ногой, чтобы запустить установку. Мы решили начать с простого изделия – с миски. Шандор взял в руки небольшой кусок готовой глины и продемонстрировал, что нужно с ней делать. Затем передал кусок мне, и я повторила его движения.
Готовый к работе кусок мы закрепили на круге, придали ему полусферическую форму, смочили руки и запустили круг. И началось обучение. Мои руки на глине, руки Шандора поверх моих. Он показывает, что делать и как, с каким усилием и в какую сторону, а я повторяю. Кусок приобретает разные формы и размеры – то конусообразные, то сферические, но с каждым разом становясь более плотным и центрированным. Лишний воздух из глины выходит, она закрепляется на нужном месте, и мы переходим к следующему этапу. К формированию отверстия в изделии. И снова Шандор направляет и поправляет меня, подсказывает, когда нужно остановиться, чтобы изделие не получилось без дна. Дальше мы тянем глину вверх, формируя стенки нашего сосуда. Давим, не боясь, но без усилий, чтобы стенка не стала слишком тонкая – исправить это уже невозможно. Здесь мне пригодился опыт Шандора, который почувствовал, когда необходимо остановиться. Заключительным этапом мы придаем изделию округлую форму, подравниваем ее деревянным стеком, проходимся мокрой губкой по нашей миске для выравнивания формы и, убедившись, что ничего лишнего не осталось, останавливаем круг.
Только сейчас я заметила, что остальные круги уже не работают. За соседними рабочими местами занятие закончилось. Мастер-мужчина прощался со своим учеником на выходе, а мастер-женщина протирала гончарный круг. На подоконнике появились новые изделия – кувшин и горшочек – и мне они показались безукоризненными. Никита Борисович куда-то вышел.
Шандор предложил подождать пару минут, чтобы изделие немного подсохло сверху. В это время мы помыли руки. Раковина находилась в противоположном от стола углу за стеллажами, и я не сразу ее увидела, поглощенная изучением гончарных изделий. Здесь же стояла корзина, в которую мы бросили грязные фартуки.
Когда мы вернулись на место, я, вооружившись леской, срезала миску с основания. Ей предстояло подсохнуть в течение трех дней, а затем попасть в муфельную печь для обжига. Шандор махнул рукой в сторону, и только сейчас я заметила еще одну дверь слева от входа, за которой вероятно глина превращалась в керамику.
– Если хочешь, потом можно глазуровать твое изделие, – предложил Шандор.
Я отказалась. Хотелось, чтобы оно осталось в том виде, как его создали. В этом я усматривала сопричастность к тем античным временам, когда посуду не глазуровали.
Шандор перенес мою миску на подоконник и обещал, что как только сушка закончится, обожжет ее. Моего участия здесь не требовалось. В готовом виде она будет к следующей субботе.
– Или, может быть, тебе показалось скучным это занятие, и ты не хочешь продолжать?
– Нет, Шандор! Что ты?! Это так здорово! Такие эмоции! Мне бы хотелось попробовать сделать что-то другое.
Больше занятий на этот день у Шандора не предвиделось, и мы вышли из мастерской. Я выразила восторг его познаниям в гончарном ремесле. Ведь Шандор был самоучкой, отец лишь пару раз показал ему, как работать с глиной и станком, и по большому счету, он развивался самостоятельно. Совершал ошибки, учился их исправлять, а потом и вовсе не допускать. Я поинтересовалась, сколько потребуется времени, чтобы стать профессионалом в этом ремесле и начать «чувствовать» глину.
– Думаю, в нашем случае на это уйдет полгода. Каждое занятие нам придется вспоминать основы. Но ты быстро схватываешь. Возможно, все произойдет раньше.
– Это все благодаря тебе. Ты действительно хороший педагог.
Мы оказались на улице.
– Куда дальше? – спросила я.
– Я могу проводить тебя домой.
– О, это не близкий путь. Надеюсь, мы не пойдем пешком?
– Я никуда не тороплюсь, – улыбнулся Шандор. – Но, конечно, лучше воспользоваться общественным транспортом.
– Ты снова снимаешь квартиру рядом с университетом?
– Да. Ту же самую.
– Тебе, наверное, не очень удобно провожать меня до дома.
– Перестань, Лизавета. Я сам предложил. Понимаю, на что иду.
– Хорошо, возражений больше нет. Но давай еще немного прогуляемся. Мы же шли до библиотеки, давай там и сядем на автобус.
Мы продолжили наш путь.
– Шандор, скольких учеников ты набрал?
– Вместе с тобой пятеро.
– И кто эти люди?
– Обычные люди. Тем, кому интересно это ремесло.
– Я не об этом. Это мужчины или женщины? Или те и другие?
Я ощутила румянец на своих щеках. Этот вопрос не давал мне покоя с начала занятия, едва руки Шандора коснулись моих. Я испытала необыкновенный трепет, и на первых минутах обучения мало, что усваивала и не могла сосредоточиться. Мне пришлось собрать все усилия, чтобы вникнуть в процесс и отвлечься от мыслей о значимости этих касаний. Под конец я словно и не ощущала их. Но сейчас подсознательно все еще чувствовала его прикосновения на своих руках. Если обучение гончарному искусству даст мне возможность тактильного контакта с Шандором, я готова посвятить этому не только полгода, но и целый год.
– Я набрал только мужчин. Пару парней и двоих мужчин старшего возраста.
– Почему ты решился на этот шаг со мной? Это же против твоих обычаев.
Я украдкой поглядывала на него, пытаясь увидев хоть каплю волнения на его лице.
– В этом деле главное абстрагироваться от… предрассудков. Сосредоточиться на самом процессе.
– Как гинекологу?
– Сильное сравнение, – смутился Шандор.
Мне кажется, я еще больше залилась краской, потому что ощущала, как мои щеки горят. Бог мой, Лиза, как такое сопоставление пришло тебе в голову? Это же… пошло!
– Прости, случайно сорвалось.
Потом мы поговорили про мои увлечения. Шандор хотел знать, чем я занимаюсь или занималась в детстве в свободное время. Кроме танцев, о которых ему уже известно. Я рассказала ему, что в детстве и юности посещала много разных кружков. Даже учила французский язык, но интерес к нему быстро пропал, и я забросила его еще на первом году обучения. Самыми запоминающимися стали кружки по рисованию, танцам и плаванию. Но ни в одном из своих детских увлечений своего призвания я не увидела, зато получила полезные для себя навыки.
Шандор не имел возможности посещать какие-либо кружки в детстве. Просто потому, что на селе не было никаких творческих заведений. Но он дал высокую оценку школе, в которой учился, и ее преподавателям. Не считая глубокого изучения истории (которое проходило у него еще и факультативом), в ней он получил отличные знания не только по русскому, но и по английскому языку, и имел по этим дисциплинам пятерки. Он в принципе окончил школу только с двумя четверками – по физике и химии, но признался, что скорее обязан этим четверкам своим отличием по гуманитарным предметам, нежели реальным знаниям. Учителя по физике и химии просто закрывали глаза на его пробелы в их предметах, зная, какие заслуги у него по иным дисциплинам.
Я снова спросила у Шандора, не изменились ли у него планы касательно аспирантуры. Имеющихся у него знаний достаточно, чтобы поступить в нее без проблем. Не говоря уже о красном дипломе, на который он идет.
– Ты знаешь, какая обстановка у меня дома, об аспирантуре не может быть и речи.
– А если заочно? Неужели тебе не жаль похоронить свои таланты в сельской школе? Ради чего тогда все это – конференции, печать в научных изданиях? И потом, как ты собираешься миновать армию?
Шандор усмехнулся.
– Боюсь, что на заочном отделении я тоже этого не миную.
– Ты хочешь пойти служить? Похвально, конечно, но тогда тебе тоже придется оставить свою жену на два года, чем это лучше аспирантуры?
– Лизавета, мне хватает Дмитрия Сергеевича, который давит на меня. Пожалуйста, не нужно об этом. А с армией я что-нибудь придумаю.
– Хочешь, я попрошу отца, он по своим каналам сделает тебе справку…
– Лизавета! Ничего не надо! Я сам со всем разберусь!
Слобода сказал это резко и жестко, и его тон меня задел. Я только хотела помочь, зачем он так со мной?
Я пошла быстрее, понуро опустив голову. Заметив на белой блузке следы от глины, которые уже подсохли, я попыталась их затереть. След все равно остался.
– Лизавета, прости. Я не люблю, когда за меня что-то решают, – догнав меня, сказал Шандор.
– Разумеется, я же просто женщина.
Он на это ничего не ответил. Какое-то время мы шли молча. Затем Шандор заметил павильон с мороженым и предложил купить его.
– Но только в бумажном стаканчике, – выдавливая из себя улыбку, напомнила я.
К сожалению, такая предосторожность не помогла. Я все равно выпачкалась. Этот инцидент нас рассмешил, и напряжение между нами спало. К счастью, в этот раз у меня имелся с собой платок. Тот самый, что подарил Шандор. Я вытерла подтеки, и мы отправились дальше. Скользких тем больше не касались.
– А чем еще кроме истории ты увлекался в детстве или юности? – спросила я.
– Я любил, да и сейчас люблю, читать стихи.
– О! Я тоже предпочитаю стихи. Чья поэзия тебя больше вдохновляет?
– Лермонтов, Пушкин, Есенин, Фет… Этот список бесконечен. Но больше всего я люблю Лермонтова. Я не раз перечитывал по памяти его строки, сидя около реки у себя в селе.
– Можешь что-нибудь воспроизвести сейчас?
И Шандор стать читать «Бородино». Я решила, что это будет отрывок, но он прочитал его полностью. И я обнаружила в нем еще одно потрясающее качество – умение декламировать стихи. Я прониклась его прочтением и захотела послушать еще какие-нибудь строки из Лермонтова. И тогда он зачитал стихотворение о Наполеоне Бонапарте. Оно тоже было длинным, но Шандор ни разу не сбился и не забыл слов. Я слушала его как завороженная, появилось ощущение, что он сам был свидетелем действия, описываемого в поэтическом произведении, настолько проникновенно звучали его слова.
Если бы мама могла его сейчас услышать! Ей как учителю литературы такое прочтение пришлось бы по душе. Я до сих пор помнила, как она в школьные годы требовала от меня чтение стихов именно в такой интонации и с такой же отдачей. Может быть, когда-нибудь он прочитает что-нибудь для нее?
Неспешно мы дошли до места назначения. Эта территория навсегда останется для меня знаковой. Библиотека, Екатерининский сквер, кафе «Вареник». Места, с которых начинались наши отношения. Как бы ни сложилась наша судьба, я всегда буду вспоминать их с волнением и любовью.
И как мне ни хотелось, чтобы Шандор проводил меня до дома, я стала настаивать, что здесь нам надо расстаться. Мы стояли на остановке, когда он пояснил причину своего рвения:
– Я переживаю за тебя, потому и хотел доставить до дома.
– Шандор! Большое спасибо, но со мной все в порядке. Я ездила к бабушке одна, неужели не доеду до дома несколько остановок? Мы же полдня вместе, ты мог убедиться, что я чувствую себя удовлетворительно. И никакие эмоции, и нагрузки мне не страшны.
– Однако справка у тебя есть, – напомнил он.
Я заметила на футболке Шандора следы от глины. Невольно руками потянулась их убрать. Но вовремя остановилась.
– Ты испачкался, – опустив руку, объяснилась я.
Уже дома я приняла успокоительные. Но мысли не поддавались лекарственному воздействию. Я прокручивала события прошедшего дня, отмечая все значимые моменты. У меня появилась четкая уверенность, что я иду в верном направлении. Шандор изменился. Я чувствовала, что не безразлична ему. Уже не просто друг. Он еще не осознавал этого, но я верила, что он находится на пути постижения новых для себя чувств. Надо лишь чуточку подождать.
