Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
Я вытянула между нами руку, не желая его приближения.
– Марк, пошутил и хватит. Мы оба знаем, что ты меня не любишь.
– Хорошо, сдаюсь, – выдохнул Марк. – Но мы могли бы попробовать стать ближе друг другу. Вдруг любовь придет, надо только ее подтолкнуть.
Я все еще не понимала, говорил он всерьез или шутил. Не могла же я опять заиграться с чувствами другого парня?
– Я хотел бы попробовать. Матери так часто говорят о наших отношениях, что иной раз мне кажется это реальным. Ты добрая, красивая, заботливая, тебя невозможно не полюбить. Может, это выход и для тебя.
– Марк, тебе нужно познакомиться с другой девушкой, у тебя заиграли гормоны.
– Зачем мне с кем-то знакомиться, если есть ты? Мы знакомы тысячу лет, а к новой девушке еще нужно привыкнуть.
– Спасибо, что напомнил мой возраст, – не удержалась от замечания я.
Я хотела свести все к шутке, но Марк гнул свое:
– Лиза, давай превратим легенду в реальность. Не выйдет – вернемся к дружбе.
Я усмехнулась:
– А если ты влюбишься, а я нет? Как мы сможем остаться друзьями?
– Ты недооцениваешь мои чары, – и Савельев подтянулся и изобразил атлета.
Я рассмеялась.
– Марк, я не буду с тобой спать. Я не люблю тебя.
– А с ним? Если он вдруг предложит, будешь?
– Он не предложит.
– И все-таки? Ты красивая девушка, он не может оставаться к тебе равнодушным. Однажды он сорвется. Ты позволишь ему? Зная, что он уедет и женится на другой?
– Если он сорвется, то уже не уедет.
– Из этого складывается твоя надежда?
– Никаких надежд, Марк. Он без пяти минут женатый человек. Пойдем в дом. Ноги замерзают.
Но я лукавила. Как известно, надежда умирает последней.
А потом началась практика. Юля уехала в Санкт-Петербург, а я осталась в Краснодаре. И со мною Денис и Шандор. Вместе мы знакомились с музейной деятельностью, изучали экспозиции музеев и выставочного зала, и узнавали, как формируются фонды музея. В конце дня мы заполняли дневник, который позволит нам составить отчет о прохождении практики, когда она закончится.
Вечером, провожая меня на остановку, мы обсуждали с Шандором самые яркие моменты, а также делились воспоминаниями о предыдущих практиках. Особое впечатление на нас произвела практика на раскопках на базе научно-исследовательского института археологии университета. Мы тогда находились с Шандором в одном отряде, но он, по обыкновению, держался от нас в стороне и не принимал участие в наших вечерних посиделках у костра. Парни работали на самом раскопе, а нас – девчонок – распределили на квадратной площадке, куда для ревизии свозились находки с раскопа. Мы перебирали керамику, отмывали ее, после этого она сушилась и подписывалась. В дальнейшем ее доставляли в лабораторию на нашей базе, где найденные и отмытые куски собирали как мозаику воедино.
Моя бурная фантазия уносила меня в далекое прошлое. Я воображала, как к этим осколкам прикасались мои далекие предки. Как пили вино из этих амфор, хранили в них зерно и масло, как гуляли по улицам города местные жители, как они смеялись, любили, страдали и ненавидели. Как сложилась их судьба? Почему этот город исчез с лица земли? Раскопки ведутся уже много лет, но до сих пор не найден ответ на главный вопрос, почему это произошло. Есть только гипотезы, но подтверждения им так и не появились.
Сегодня мы забрели в сквер имени Жукова, находящийся напротив краеведческого музея. Он, как и многие культурные объекты города, находится в запустении, и только бюст маршала Жукова и следующий за ним мемориальный комплекс с высоким арочным входом и двухрядной колоннадой по бокам придают ему живость и парадность. На мраморных плитах высечены имена героев-кубанцев, погибших на фронтах и прославивших Кубань в мирное время. На вершине комплекса несколько лет назад установили скульптуру святого Георгия Победоносца, пронзающего копьем Змия, и неудивительно, что сам бюст маршала теряется на фоне более масштабной и солидной арки.
Но в сквере работает фонтан, вокруг которого резвятся дети и мирно прогуливаются взрослые. Лавочек нет и нам оставалось только бродить вокруг фонтана, вести тихие и непринужденные беседы, наслаждаясь шумом воды и пением птиц. В небе светило солнце, дул легкий летний ветерок и было приятно подставить свои обнаженные плечи под ласковые лучи, не боясь сгореть, потому что день шел к своему закату.
– Что думаешь об археологах? – спросила я.
– Это героические люди. Чтобы складывать из осколков историю целой цивилизации – этим надо жить. Такая работа требует физических сил и аскетизма. На нашей учебной базе созданы благоприятные условия для ведения раскопок, но часто раскопки ведутся вдали от цивилизации, а там не каждый выдержит лишения и неудобства.
– Ты бы смог так?
– Когда-то цыгане жили именно так, – напомнил Шандор. – Когда вели кочевой образ жизни. Но, конечно, это было до меня. Я уже избалован благами цивилизации и не уверен, что смогу отказаться от них. Но на какой-то короткий промежуток времени это было бы интересно. Однако не вижу в этом своего призвания.
– А есть места на земле, где бы ты хотел побывать?
– О, таких мест много. Одна Россия чего стоит – от Калининграда до Камчатки! В какой регион не ткни на карте, везде своя история, нигде я не был. И когда представится возможность путешествовать по ней, я не знаю.
– Все в твоих руках.
– Когда живешь в большой семье, твои мечты уходят на второй план.
– Хочешь сказать… – начала я, но Шандор меня перебил:
– Нет, Лизавета, ничего я не хочу сказать. Просто я воспитан так, что интересы семьи должны быть превыше собственных.
– Но ты сейчас здесь, в этом был твой интерес, а не твоих родных.
– Потому что я бунтарь, – усмехнулся Шандор, – но я всегда знал и знаю, что вернусь обратно, в лоно семьи. Скажи мне лучше, какая часть света тебя привлекает?
– Больше всего Африка, а именно Египет. Из-за пирамид – единственно уцелевших чудес света. Мне, кажется, в них присутствует какая-то магия. Ведь до сих пор ученые не имеют точных сведений, как возводились эти пирамиды – одни гипотезы. Это же невероятно, как они смогли сохраниться до наших дней!
– Их сохранность вызывает во мне меньшее удивления, чем тот факт, что столь величественные сооружения смогли воздвигнуть тысячи лет назад! Когда и колеса еще не придумали!
– Да, я тоже спрашиваю себя, каким образом обычным людям без использования специальной техники удалось построить идеальное с архитектурной точки зрения сооружение? Мне кажется, ответов мы не получим никогда. И в этой загадке вся суть моего желания увидеть их своим глазами.
– Все в твоих руках, – улыбнулся Шандор.
– А я соглашусь с этим.
Какая-то молодая мамочка бросила на асфальт пшена и на него со всех сторон стали слетаться голуби. Довольно быстро вокруг нее и ее двухлетнего малыша образовалось большое скопление птиц, и мальчик, будучи сраженный таким количеством пернатых, какое-то время просто наблюдал за ними, а потом бросился бегать, разгоняя их в разные стороны. Невольно я вспомнила, как сама вела себя подобным образом много лет назад.
– Чем ты собираешься заниматься этим летом, когда вернешься домой? – спросила я.
– Помогать семье. Нужно запасать сено на зиму для лошадей. Да и других забот с лошадьми хватает. Буду работать в гончарной мастерской.
– Здорово. Я бы тоже хотела освоить это ремесло. Как думаешь, у нас в городе есть места, где этому учат?
– Я бы мог сам тебя научить, но для этого нужен гончарный круг. И глина, разумеется.
– К сожалению, у меня их нет.
В этот момент мальчик лет шести, бегающий по парапету фонтана, поскользнулся и прямиком упал в чашу фонтана. Шандор молниеносно среагировал на падение и первым бросился на помощь. Доли секунды я стояла как вкопанная, а затем последовала за ним. Чаша была неглубокая, утонуть в ней практически невозможно, бо́льшее беспокойство вызывали форсунки, о которые мальчик мог пораниться. Шандор перегнулся через парапет и вытащил ребенка из фонтана. Мальчик нахлебался воды и пытался откашляться. Между тем предпринимал попытки то ли закричать, то ли заплакать. Я сказала Шандору наклонить ребенка, чтобы вода быстрее покинула его легкие. К нам подбежали другие люди, поднялся гвалт – одни переживали за мальчика, спрашивали его, не ушибся ли он, другие оглядывались в поисках мамаши, которая оставила ребенка без присмотра, третьи – не переставали твердить, что нужно бы вызвать скорую и убедиться, все ли с мальчиком в порядке.
Объявилась нерадивая мамаша. Она выхватила мальчика из рук Слободы, и прижала к себе. Малыш заплакал. Его мать тоже была напугана, но при этом умудрялась ругать мальчика за неосторожность. Кто-то осуждающе ее одернул – ребенок и так испытал стресс, зачем усугублять ситуацию своими упреками. У кого-то из собравшихся при себе оказалось полотенце, и он поделился им с пострадавшим. Мать сняла с мальчика футболку, и обтерла его мокрое тело.
– Вы хоть спасибо скажите молодому человеку, который вытащил вашего сына из воды, – услышали мы из толпы.
Мамаша подняла заплаканные глаза на Шандора, и сказала:
– Спасибо большое.
– Не за что, – ответил Слобода. – Вы в следующий раз не оставляйте сына одного около воды. Это может быть опасно.
– Да, конечно. Раньше такого не случалось. Еще раз спасибо.
Народ стал расходиться. Я посмотрела на Шандора. Его джинсы и футболка намокли, но он этого даже не заметил.
– Тебе надо просохнуть.
Он взглянул на свою одежду.
– Да, ты права. Давай сядем здесь.
Он указал на парапет фонтана. Солнце как раз находилось напротив, и была надежда, что оно быстро высушит хотя бы футболку Шандора. Мы опустились на разгоряченный гранитный парапет.
– Ты молодец. Так быстро отреагировал. Первое, что испытала я, увидев падающего мальчик, это шок. А ты не растерялся.
– Это был рефлекс. Я сейчас даже не помню, как все начиналось. Первое воспоминание, это мальчик на моих руках.
Мне снова захотелось коснуться его, даже обнять, чтобы выразить свое восхищение его поступком. Если бы на его месте был Марк, я бы уже крепко прижимала его к своей груди, может быть, даже поцеловала в щеку. Но еще свежа была в памяти прогулка в парке, когда я поцеловала Слободу, и его реакция на этот поцелуй. И сердце сжалось от отчаяния.
– О чем грустишь?
Я подняла глаза. Шандор искоса смотрел на меня.
– Так, – отмахнулась я, – всякие пустяки. Расскажи лучше о своем поселке. Есть в нем места, которые ты особенно любишь?
– Есть. Это конюшня и поляна перед ней. Хотя на самом деле это поле, но мы привыкли называть его поляной, с одной стороны ее расположен лес, а за ними горы. Красота неописуемая! В лесу бежит горная река, и я люблю спрятаться от солнца около воды, созерцая ее быстрое течение и восхищаясь близостью гор, которые устремляются ввысь из-за могучей кроны деревьев. Особенно там красиво утром, когда солнце только поднимается из-за горизонта. Оно освещает каменистые склоны, и иногда они начинают отливать алыми красками.
– И слышен шумный плеск воды, ласкающее слух пение птиц и громкий топот огромного табуна лошадей, что проносится мимо леса. Я правильно себе представляю это картину?
Шандор с улыбкой и удивлением посмотрел в мои глаза.
– Так словно ты действительно была там. У тебя очень хорошо развито воображение.
– О, да. А у тебя есть свой конь?
– Есть. Отец нам с Тамашем подарил жеребцов на восемнадцатилетие. Ему гнедого, мне вороного. Оба красавцы.
– Как зовут твоего коня?
– Абсент.
– Откуда это имя?
– Оно досталось ему от знаменитого жеребца, который прославился своими успехами на Олимпийский играх. Отцу сказали, что мой конь потомок того самого скакуна.
– За какую страну выступал тот Абсент?
– За Советский Союз.
– Неужели он выигрывал?
– Да, на Олимпиаде в Риме в 1960 году он взял золото. Также в его копилке есть бронза и серебро на последующих играх.
– Ммм, – протянула я, – а какие заслуги у твоего коня?
– Он скачет намного быстрее жеребца Тамаша.
– Вы с ним соревнуетесь?
– А как же без этого?
Я представила себе Шандора верхом на вороном коне – он резво скачет навстречу ветру, а его длинные волосы потоком воздуха устремлены назад. Легкая дрожь пробежала по моему телу. Как, наверное, он красив в седле! Вот бы увидеть его таким!
Я улыбнулась своим мыслям, и мы заговорили о другом.
Вторая неделя практики была отведена на самостоятельную работу. Нам следовало написать отчет и в последний день провести экскурсию в музее. Мы договорились с Шандором встретиться в среду, чтобы вместе подготовиться к предстоящему испытанию, но пока был только понедельник.
Мама в очередной раз бегала по магазинам, чтобы купить себе новый гардероб. Осенью ей предстояло выйти на работу в школу, и она начала готовиться к этому уже в июне. Ее шкаф пополнился парой строгих костюмов, двумя рубашками и одной блузкой. Но она решила этим не ограничиваться и присмотреть себе еще пару платьев, юбок и несколько пар обуви на все случаи жизни. Она выглядела помолодевшей и бодрой, и я корила себя за то, что мы не предложили ей выйти на работу раньше. Может быть, тогда у отца бы не возникло желания изменять ей. В последнее время она стала менее придирчива и порой не обращала внимание на те вещи, на которые прежде не могла не отреагировать.
Зазвонил телефон, и я, отвлекшись от написания отчета, вышла в коридор, чтобы ответить на звонок. Это оказалась библиотекарь из университета. Еще в начале года я взяла книгу и забыла ее вернуть. Мне звонили, чтобы напомнить о долге и просили в ближайшие дни сдать книгу в библиотеку.
Я еле отыскала ее. Из-за ремонта в моей комнате мы освободили мой старый шкаф и составили все учебники и прочую литературу на полках в зале, и так вышло, что искомая книга оказалась в дальнем ряду.
Я не стала откладывать поездку в библиотеку в долгий ящик, и быстро собравшись, поехала возвращать долг. Тем более что нужно было проветрить голову. Написание отчета по практике не самое приятное для меня занятие, и я посчитала за удовольствие выйти на свежий воздух. С утра в небе ходили облака, погоняемые ветром, в воздухе чувствовался зной, но даже он не мог сравниться с той духотой, что стояла дома. Не спасал даже специально создаваемый сквозняк.
Я надела голубое ситцевое платье с крупными красными цветами, открытыми плечами и квадратным вырезом в зоне декольте, на талии поясок. Волосы собрала в высокий хвост, чуть подвила концы плойкой и сбрызнула их лаком. Книгу положила в белую сумку с перекидным верхом, размер которой как раз подходил под ее параметры, и в босоножках на невысоком тонком каблуке вышла из дома.
Оказавшись в библиотеке, где в это время года никого не было, я сдала книгу и просила прощения за несвоевременный возврат. Библиотекарь, женщина лет пятидесяти с непроницаемым лицом и поджатыми губами, тщательно ее изучила, проверив на наличие чуть ли не каждую страницу, и сделала отметку у себя в журнале о возврате долга.
В фойе на первом этаже я встретила Дмитрия Сергеевича. Несмотря на жаркую погоду, он был в темном пиджаке и до блеска начищенных туфлях. Он удивился, застав меня в стенах университета, но вместе с тем обрадовался нашей встрече.
– Костолевская, как хорошо, что я вас встретил. Мне нужно кое-что передать Слободе. Мы договаривались с ним, что он завтра зайдет на кафедру, но по семейным обстоятельствам я уезжаю из города. Вы можете передать ему от меня конверт? Он очень хотел получить его на этой неделе.
– Да, конечно. Я в среду его увижу и передам.
– Тогда давайте вернемся на кафедру. Конверт там.
Через десять минут я уже стояла на трамвайной остановке с небольшим конвертом в руках. По ощущениям в нем находилась книга, и я предположила, что это какой-то ценный, или даже редкий экземпляр. Любопытство подмывало заглянуть внутрь, но сделать это, не повредив упаковку, было затруднительно. И значит узнать, что там, я смогу только если Шандор поделится его содержимым, вскрыв конверт.
Вдалеке я увидела свой трамвай, но вдруг сообразила, что нахожусь всего в нескольких шагах от дома Шандора, и могу отнести ему конверт уже сейчас. Я улыбнулась. Такой удобный повод, чтобы увидеться с ним. Ведь до среды ждать еще два дня, а я уже не видела его двое суток. Я знала, номер его квартиры и то, что он живет один. Конечно, он будет удивлен, увидев меня на пороге. Но вместе с тем я надеялась, мой приход его порадует. Может, он пригласит меня пройти, угостит чаем, и мы обсудим итоги практики уже сегодня. И мы будем одни, совсем одни… По коже прошли мурашки. Словно я уже находилась в его квартире, и кроме нас никого больше нет. Ах, божечки, о чем я думаю? Как возможно, чтобы что-то случилось между нами? И разве он позволит мне переступить порог его дома, когда он в нем один? Что он подумает о моем визите? Не решит ли, что я веду себя легкомысленно?
Трамвай поравнялся с остановкой, остановился, открылись двери. Я как загипнотизированная смотрела на них, но с места так и не сдвинулась. Другие люди вошли в салон. Двери закрылись, трамвай поехал дальше.
Я повернула в сторону дома Шандора и тронулась в путь. Для себя решила, что если увижу осуждение в его глазах, то всегда смогу пригласить его прогуляться. Напрашиваться в гости не стану. В любом случае я пришла не просто так, у меня конверт от Дмитрия Сергеевича. И Слобода очень хотел получить его на этой неделе.
Убедив себя, что основание убедительное я вошла в его подъезд. Внутри меня встретил полумрак, потому что окон на первом этаже не было, и единственным освещением служило небольшое окно на лестничном пролете между первым и вторым этажом. Но даже при таком освещении я смогла заметить, что стены обшарпаны и изрисованы, почтовые ящики покорежены и некоторые из них вскрыты. На лестнице то там, то здесь валяется мусор – окурки, скомканные газетные листы, конфетные фантики – и мне оставалось только порадоваться, что мой путь не лежит выше первого этажа.
Справа и слева от лестницы простираются два коридора с квартирами. В правом из них горит тусклая лампочка. Я рискнула войти туда, надеясь, что квартира Шандора окажется там. Мне нужен был седьмой номер, но здесь нумерация заканчивалась на четвертой цифре. После этого я вернулась на лестничный пролет и прошла в левое крыло. Глаза уже привыкли к тусклому освещению, и я смогла различать контуры дверей. На первой из квартир я увидела цифру пять, и двинулась отсчитывать еще две двери.
А вот и она. Пошарила руками вдоль дверей в поисках звонка, но не нашла и мне ничего не оставалось, как постучать. Стук эхом разнесся по коридору. Я слышала собственное сердцебиение и не понимала, с чем это связано – то ли меня пугала темнота, в которой я боялась услышать мышиный писк, то ли я волновалась в предвкушении встречи с Шандором и его реакции на нее. Ответа с той стороны двери не последовало, и я постучала громче. Неужели его нет дома?
В подъезд кто-то вошел, и у меня сжалось сердце. Я испугалась, что тот, кто вошел, может оказаться из этого отсека и столкнуться, с кем бы то ни было в этом темном закутке, было страшновато. Еще неизвестно, какой контингент живет в таких домах. Я прильнула к двери и замерла, прислушиваясь к шагам из коридора. К счастью, вошедший двинулся выше, и я чуточку расслабилась. Но продолжала стоять не шелохнувшись до тех пор, пока шаги не стихли. Хлопнула дверь, и снова наступила тишина. Только сердце в груди продолжало бешено стучать, будто я пробежала стометровку.
Я снова постучала в дверь, хотя понимала бессмысленность своего поступка. Если Шандор не открыл сразу, значит, его нет. Я уже собралась уходить, когда мне вдруг показалось, что я услышала скрип половиц за дверью. Я разжала кулак и стала стучать по двери ладонью.
– Шандор, это Лиза. Ты дома? Я тебе кое-что принесла, открой, пожалуйста.
Я говорила негромко, но звук моего голоса металлическим эхом отозвался в каждом уголке коридора. Замок провернулся, и я отступила от двери. На долю секунды я испугалась, что ошиблась номером квартиры и сейчас мне откроет какой-нибудь детина в растянутой майке с кривой физиономией, но страхи рассеялись, стоило мне увидеть Шандора.
Он выглядел растерянным. На нем длинные серые шорты, обнажающие его волосатые ноги, и синяя футболка. Впервые я увидела его с распущенными волосами. Они спадали ему на плечи, и только коня не хватало, чтобы картина из моего недавнего воображения стала полной.
– Привет, – сказала я. – Ты долго не открывал…
– Привет, извини. Я не сразу услышал стук.
Наступила пауза. Я ждала, что он меня пригласит войти, но он даже с места не сдвинулся, озадачено глядя в мои глаза.
– Ты как здесь?
Я вспомнила о конверте и указала на него Шандору.
– Это Дмитрий Сергеевич просил тебе передать. Вы договаривались на завтра… А он уезжает… кажется… Могу я войти? Плохая примета передавать через порог.
Я вдруг растерялась и почувствовала себя не в своей тарелке. Как я могла подумать, что он будет рад меня видеть и пустит к себе на порог? Какая же ты дура, Лиза! Шандор бросил, как мне показалось, боязливый взгляд влево и после этого отступил.
– Проходи.
Я вошла, но всеми фибрами ощущала, что нежеланная гостья в этой квартире.
– Прости, я, наверное, должна была отдать тебе это в среду. Просто была рядом и… Возьми…
Я протянула ему конверт. Он взял его, повертел в руках, потом поднял на меня глаза.
– Ты видела, что там?
– Нет, конечно.
– Где ты встретила Короля?
– В университете, – и, опережая его возможный вопрос, пояснила: – Я сдавала книгу в библиотеку. Задолжала с начала года.
– Спасибо.
– Значит, здесь ты и живешь.
Я бегло окинула взглядом прихожую, в которой находилась. На клеевом потолке горела лампочка, спрятанная в круглом плафоне, и особой яркости не давала. Шкафа здесь не было, поэтому куртка Шандора висела на обычном крючке, прикрепленном к стене. Старые невзрачные обои серо-коричневого цвета подчеркивали убогость помещения и добавляли ему мрачности. Тумба слева от меня, по всей видимости, служила для хранения обуви, над ней висело зеркало. Справа я заметила узкую крашеную дверь и предположила, что за ней находится санузел. Чуть дальше был проход в остальную часть квартиры. С места, где я стояла, успела увидеть диван. Он был разобран и небрежно застелен простыней. Шандор спал средь бела дня? Или не имеет привычки убирать за собой постель? Я вернулась взглядом в прихожую.
– Да, это мое временное пристанище. Не заплутала? У нас нет лампочки в подъезде, они перегорают с завидным постоянством.
– Не сразу нашла квартиру.
Шандор отвлекся на свои руки, в которых крутил конверт. Он снова выглядел чужим и незнакомым.
– Прости, я вероятно не вовремя. Я пойду… Что хотела, передала… Уви…
Я замолчала на полуслове, потому что дверь санузла открылась и оттуда вышла высокая крашеная блондинка, завернутая в полотенце. Оно едва прикрывало ее голый зад, и в полной мере открывало ее стройные ноги. Длинные мокрые волосы волной ниспадали на ее спину и усиливали ее сексуальность. Она обернула голову, и я едва не ахнула, узнав в ней Лисицкую Екатерину Сергеевну, аспирантку с кафедры истории. Она бросила на меня наигранно смущенный взгляд, виновато улыбнулась, поздоровалась и проскользнула в комнату.
Я резко обернулась к Шандору. Он продолжал смотреть на дверной проем, за которым скрылась Лисицкая – хмурился и раздувал ноздри. Но ни капли смущения или неловкости. Слобода посмотрел на меня.
– Извини, я не один… Спасибо за конверт.
– Я пойду, – сказал кто-то, и я не сразу поняла, что это был мой голос.
Я резко развернулась и стала открывать замки на двери, но оказалось, что они были открыты, и я, наоборот, их закрыла. Шандору пришлось прийти мне на помощь, потому что я перестала управлять своими руками. Да и разумом тоже. К горлу подкатил комок, и я как можно скорее хотела оказаться на улице, чтобы вдохнуть свежий воздух.
Но, оказавшись за пределами подъезда, легче мне не стало, а как будто бы даже хуже. Перед глазами стоял игриво-самодовольный взгляд Лисицкой, ее голый зад и все, что за этим «скрывалось». Где-то глубоко в моем сознании теплилась слабая надежда, что я все не так поняла, что мое воображение нарисовало сцену, которой в реальности не было, но надо быть совсем глупой и наивной, чтобы поддаться искушению и поверить в это. Навряд ли она зашла к нему на чай, испачкалась пирожным и пошла в ванную застирать платье, в котором была, да так увлеклась, что помылась с головой.
Выходит, она его девушка? Но почему он ни разу об этом не сказал? Мы же друзья. Он думал, я не пойму его отношений с нашим преподавателем? Она однозначно старше него, но разве в любви возраст может быть помехой? В любви? Слобода ее любит? А как иначе можно трактовать то, что я увидела? Он с таким пренебрежением говорил о русских девушках, остающихся с парнями наедине, принимающих их ласки без заверений в будущем браке, что подозревать его в низменных страстях без глубоких чувств не позволяло мое представление о нем. Неужели он готов ради Лисицкой оставить свою невесту, вызвать гнев отца и порвать со своей семьей? Если все так, почему я ничего об этом не знаю? Почему он не поделился своими переживаниями и чувствами со мной? Ах, божечки, разве э́то на самом деле меня волнует? Разве из-за этого я сейчас испытываю невыносимую боль в груди, комок в горле и тошноту в желудке? Разве е́го чувства меня сейчас заботят?
Ко мне подошла какая-то женщина. Я не сразу поняла, о чем она меня спрашивает. Перед глазами пелена, и я плохо соображала, где я и что происходит.
– Девушка, вам плохо? Вам чем-то помочь? Может скорую вызвать?
Я стала понемногу приходить в себя. Выйдя из подъезда, я так и осталась около него, прислонившись к стене. Моя правая рука прижималась к груди, а левой я уперлась впереди на бедро. Женщина стояла передо мной и озабоченно заглядывала в мои глаза.
– Нет, вы не можете мне помочь.
Я оттолкнулась от стены и зашагала (или побежала?) прочь. Какая роль во всем этом была отведена мне? Вот о чем я спрашивала себя. И ответ был готов. Я просто друг. Ведь на это я и «подписывалась», только в этой роли он мог меня принять. «Пообещай, что не влюбишься в меня». И дело было не в невесте, как я думала сначала. Его сердце было занято, и он сразу предупредил меня, чтобы ни на что, кроме дружбы я не рассчитывала. Отчего же такая боль внутри? Ведь я знала, что он занят, что ему предначертано жениться на другой. Да, я влюбилась в него, но почему мне стало так больно только сейчас, когда я узнала о существовании еще одной девушки в его жизни? Во мне жила надежда, что на ее месте окажусь я? И теперь эти надежды разбились в прах? Очевидно, все именно так. Но, Господи, как жить с этой правдой?
И вдруг, словно из небытия я услышала громкий скрежет тормозов, и ощутила сильный удар в левое бедро. Я на капоте, но уже неминуемо качусь вниз…
