Нина Резун
Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть
Я показала на пальцах, насколько мизерна его ревность.
– Если бы он всерьез ревновал меня к каждому, мы бы, наверное, давно с ним расстались. И кроме того Марк меня слишком хорошо знает, чтобы не заметить во мне перемен, случись мне вдруг увлечься другим. Такие вещи видно сразу. Ты так не думаешь?
– Пожалуй, соглашусь.
Я вспомнила о фотографиях с практики, которые припрятала в тумбочку, и показала их Шандору. На всех присутствовал и Шандор, но только на одной из них мы были вдвоем. На ней он задержался своим взглядом дольше.
– Хорошая фотография, – подытожил он.
– Да, мне тоже нравится, – а про себя подумала, как здорово, что теперь у меня есть его фото. – Привезешь мне фотографии своей семьи?
Этот вопрос возник внезапно и удивил меня саму.
– Зачем? – удивленно спросил он.
– Любопытство. Хочу увидеть твоего брата-близнеца, сестру, родителей. Что в этом странного?
– У нас не так много фото. И качество их оставляет желать лучшего.
– Все равно. Привези, пожалуйста.
– Хорошо, посмотрю, что есть.
Вошла медсестра, она принесла мне лекарства. Напомнила, что надо их принять и просила уже закругляться с гостями. Я лишь мило улыбнулась ей в ответ. Она вышла, и Шандор сразу засобирался.
– Я, наверное, пойду. Тебе надо отдыхать.
Мне хотелось его остановить, но время было ко мне неумолимо. Шандору действительно нужно уходить. Но как же с ним расстаться? Полтора месяца – это такой длительный срок!
Мы поднялись.
– Спасибо, что пришел. И спасибо за цветок. И еще раз прости…
– Не будем об этом. Мне не за что тебя прощать.
Я не знала, как отпустить его. С Марком на прощание мы целовались в щеку, с Денисом пожимали друг другу руку, или он мог меня слегка обнять, но как попрощаться с Шандором? Ни на день, ни на два, на полтора месяца – до осени! Не мало ли одних только слов? Если бы я могла обнять его на прощание, почувствовать его теплое дыхание у себя на макушке, услышать биение его сердца! Ощутить его по-настоящему, своей кожей… Увы, это по-прежнему оставалось для меня непозволительной роскошью. Такой близкий и такой далекий. Он еще не ушел, а я уже скучала. Впервые хотела, чтобы лето поскорее закончилось.
И вдруг он протянул ко мне руку. Его глаза улыбались.
– Полагаю, у вас принято на прощание пожимать друг другу руку. Ты позволишь?
Позволю ли я?! О, Шандор, если бы ты только знал, что я готова тебе позволить!
– Конечно.
И вот моя рука в его руке, его длинные пальцы оплетают мою кисть – некрепко, боязливо, без тени интимности, но при этом четко осознавая, что это рука девушки, а не парня. А я смотрю в его глаза и жду, что он притянет меня к себе и поцелует, что рукопожатие это всего лишь предлог, чтобы дотронуться до меня, сделать первый шаг, проверить мою готовность ответить на его порыв. Но мне не суждено было узнать, ждало ли меня продолжение, потому что дверь в палату резко распахнулась, и на пороге возник отец.
Шандор резко отпустил мою руку и отскочил в сторону, словно его окатили ледяной водой.
– О, я думал, я последний, – чуточку смутившись, обронил отец.
Он принес букет цветов. Ставить его некуда, но наверняка у медсестер найдется еще какая-нибудь емкость.
Мужчины поприветствовали друг друга, и Шандор не стал более задерживаться. Я бросила на него тоскливый взгляд, он улыбнулся и ушел. Я сделала глубокий вдох и распростерла отцу свои объятья. К своему стыду призналась себе, что с появлением Шандора об отце почти не думала. «Что у нас с твоим сознанием? Он его заполонил собой?» – спросил Марк на даче. О да, – ответила тогда я. И сейчас я лишний раз нашла этому подтверждение.
– Поздравляю, мое солнышко, с днем рождения! Извини, что так поздно. На работе возникла экстренная ситуация, пришлось задержаться.
Все, как и сказал Шандор. Так, наверное, и было.
– Ты побудешь со мной?
– Ну, конечно. Что у тебя тут? «Рыжик»? Мама, как всегда, постаралась.
Он сел на стул, и я стала его обслуживать. Себе я уже не стала ничего накладывать.
– Хороший мальчик, да? – спросил отец, с любопытством поглядывая на меня.
– Кто? Шандор?
– Как ты все-таки странно его называешь. Разве он не Юра?
– Юра, по документам. Но среди своих он Шандор. И мне кажется, это имя ему больше подходит.
– Среди своих? Кто он по национальности? Он хорошо говорит по-русски. Словно это его родной язык.
– Он цыган, папа, – садясь на стул, сказала я.
– Цыган?!
Бровь отца взлетела вверх. Я не могла разобрать, какого рода было его удивление.
– Ты имеешь что-то против цыган?
– Нет. Ты знаешь, я не имею никаких предубеждений к кому бы то ни было. Я просто… приятно удивлен. Он располагает к себе. А как он за тебя переживал.
И снова недвусмысленная улыбка на лице отца.
– Моя девочка ничего не хочет рассказать своему отцу?
– Что ты хочешь от меня услышать? Мы с Шандором просто друзья.
– Я видела, как ты на него смотрела. И еще помню, как ты за него заступалась. Больше инцидентов с Егором не было?
– Нет… Шандор мне нравится. Он очень интересный… и умный. И добрый… Но мы просто друзья. Не воображай ничего.
Отец испытующе смотрел в мои глаза, и я поспешила отвлечь от него взгляд, чтобы выпить таблетки, которые мне принесла медсестра. Пока я суетилась, наливая себе стакан воды и вскрывая упаковку с таблеткой, отец ковырялся ложкой в тарелке, разламывая кусок торта на мелкие части, но не спешил их пробовать. Обиделся, что я таюсь от него? Но как ему все рассказать? У Шандора есть невеста, и это обстоятельство отца определенно расстроит. Как он тогда станет к нему относиться? Не пропадет ли симпатия, которую я замечаю по отношению к нему? Нет, пока я не готова говорить с отцом о Шандоре. А буду ли когда-нибудь готова, неизвестно. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня жалели.
– Была у меня пациентка пару лет назад, – заговорил отец. – Девочка шести лет. Она была цыганкой. Такая славная. Огромные черные глаза, маленький крючковатый нос, и очень обаятельная улыбка. Немногие выглядят с лысой головой такими очаровательными, какой была она. Девочка лежала в больнице с матерью. А под окна к ним приходил целый табор. Они пели песни, танцевали, всячески подбадривали девочку. Она не плакала и не боялась смерти. А ведь ей было всего шесть лет.
Отец замолчал, и я предположила худшее.
– Она умерла?
– Да. Они поздно обратились за помощью, мы могли только чуть отсрочить ее кончину, но не спасти. Цыгане очень жизнелюбивый народ, и даже когда она умерла, они тоже пели. Хоть я и видел слезы на глазах женщин.
Я протянула руку к отцу и сжала его запястье.
– Ты не должен себя винить.
– Да, я знаю. Но все равно в такие минуты думаю, что работаю недостаточно хорошо, что-то упускаю.
Отец встряхнул головой.
– Ой, о чем это я сегодня? Прости, Лизонька. У тебя праздник, а я о грустном.
– Ничего, папа, я понимаю. Жизнь не только праздник. Давай ешь, мама непременно захочет узнать, понравился ли тебе торт.
Глава девятая
На седьмой день меня выписали домой. Я чувствовала себя хорошо, головокружения и головные боли не беспокоили, и обследования показали, что я в норме. Мне был рекомендован покой, и мама собиралась строго за этим следить.
Я просила маму не отказываться от Турции, потому что бабушка согласилась меня принять, следить за моим состоянием и, в случае чего, сигнализировать медикам. Но я не сомневалась, что поводов для того не будет. Марк обещал навещать меня у бабушки по выходным в те две недели, что родителей не будет. В конце концов, хоть какой-то отдых на море этим летом ему перепадет.
Ограничения по просмотру телевизора, чтению книг и прослушиванию музыки сохранялись еще на пару недель. Если в течение этого времени инцидентов с головными болями и прочим не будет, то можно вводить их в свой «рацион», но дозировано. Поэтому для меня особо ничего не изменилось. Разве что теперь я была дома.
Убираться мама мне не позволяла, чтобы ограничить физическую нагрузку, но готовить мне не запрещалось, и я стала осваивать кухню. Я плохо владела этим искусством, поэтому прибегала к помощи маминых рецептов и кулинарных книг. Должна же я когда-то это постигнуть и стать для будущего мужа, кем бы он ни был, хорошей хозяйкой.
Мама дегустировала мои блюда и делала замечания, указывала на мои недочеты и ошибки. А они были всегда. Отец был менее капризен, ему все нравилось, и, кто из них был объективнее, я не понимала. Как-то решила поэкспериментировать свои блюда на Марке. Пригласила его на ужин, маму просила не говорить, кто готовил. Савельев съел первое и второе без каких-либо эмоций, без конца болтал про свою работу, и когда я поинтересовалась, понравился ли ему ужин, коротко ответил: «Да, спасибо». Тогда я сделала вывод, что Марку все равно, что есть, лишь бы было в меру соленым. Вот если бы на его месте был Шандор! Он бы точно нашел, что ответить, не стал бы льстить, а сказал правду. В любом случае меня бы подбодрил.
В начале августа мама впервые отпустила меня погулять. Но не одну, а под пристальным взглядом Марка. Я радовалась возможности вдохнуть свежего воздуха за пределами балкона. Мы поехали в парк, катались на аттракционах, ели мороженое, останавливались перекусить в кафе. Марк снова говорил, что не прочь стать мне больше, чем другом, и затянуть все мои душевные раны.
– Марк, ничего не будет. Я не могу лечь с тобой в постель без любви.
– Между вами что-то было?
Я догадалась, что Савельев говорит о Шандоре, и тихо усмехнулась сама себе. То, что между нами со Слободой было, навряд ли входит в рамки понимания Марка. Держаться за руки – это откуда-то из детского сада, и навряд ли будет расценено им, как серьезные отношения.
– Если ты имеешь в виду секс, его не было.
– Поцелуи, объятья, заверения в любви?
– Марк, этого не было.
– Значит, он по-прежнему относится к тебе как к другу? И ты надеешься, что это изменится?
– Я не могу тебе всего объяснить, но мне кажется, у меня есть шансы завоевать его сердце.
– Но он ведь уехал, так?
– Да.
– Что мешает нам провести приятно время, пока его нет? Глядишь, я вымещу его из твоего сердца.
– Нет, Марк, я так не могу.
– Он предпочитает девственниц?
Я знала, что для Шандора невинность девушки имеет немаловажное значение на пути к браку, но, конечно, не только поэтому я отказывала Савельеву. Любовь и секс для меня две грани одной медали. А Марка я не любила.
– Можешь не отвечать, я все понял. И знаешь, я, наверное, не смогу приехать к тебе в Витязево. Я тоже питал определенные надежды, но раз мне ничего не светит…
– Марк, но ты ведь со мной встречаешься не из-за секса!
– Нет, но быть на море, видеть тебя полуголую и не иметь возможности коснуться, это слишком. Разве по своему допросу ты не поняла, что мы – мужчины – так устроены, что женщины нас возбуждают?
Я не стала с ним спорить. Меньше всего мне хотелось, чтобы Марк меня домогался.
Я не сообщила маме, что Савельев не приедет к бабушке, чтобы ее не волновать. Она и так переживала, что день поездки приближается. Ей все еще казалось, что я не вполне здорова, и за мной требуется постоянный присмотр. И только благодаря отцу ее беспокойство удавалось усмирить.
Я пробыла у бабушки две недели. Вместе с ней мы ходили на пляж – я купалась, она наблюдала за мной с берега. Дедушка, отец моей мамы, умер в воде – у него отказало сердце – и с тех пор бабушка не заходила в воду даже по щиколотку. Вместе с ней мы убирали гостевой дом. Хоть мама и запрещала мне всякие физические нагрузки, но я чувствовала себя отлично и даже здоровее после рейда по комнатам отдыхающих. Я слишком долго пребывала в лености и бездействии и была рада проявить активность и стать кому-то полезной.
А вечерами мы любили поговорить с бабушкой о жизни, о любви и дружбе. Она любила только одного мужчину, и никогда не хотела кем-то его заменить. Хотя у нее был хороший друг, Макар Семенович, который делал ей несколько предложений, два из которых еще в пору жизни своей жены. Но бабушка дорожила памятью о муже, и оставалась ему верна даже после смерти. Это заслуживало моего уважения, и я стремилась быть похожей на нее. Вот где настоящая любовь и настоящая верность!
Когда родители вернулись из Турции, мама первым делом позвонила мне. Ее интересовало мое самочувствие и как мне отдыхается, не перетруждаю ли я себя нагрузками и чрезмерными хлопотами в заботе о бабушке, и не собираюсь ли я домой. Я бы и дальше оставалась в гостях у бабули, но услышав, что отец помчался в больницу, как только самолет приземлился в Краснодаре, я изменила свое решение. Мое сердце защемило, когда я поняла, что послужило тому причиной. В моем буйном воображение я снова видела отца в объятьях Ларисы, слышала, как он говорит ей те слова, что предназначались моей матери, и обещает оставить свою семью, потому что эта история для него закончилась. Я больше не могла держать все в себе, душа требовала разговора с отцом, и поэтому собрав вещи, я попрощалась с бабулей. Она расстроилась, что я так быстро ее покидаю, но удерживать не стала. Если бы она знала, почему я так торопливо от нее уезжаю, она бы меня поняла… и благословила. Наверняка.
Я не предупреждала маму о приезде – решила устроить сюрприз. Ее чрезмерная опека иной раз переходила все границы, и она бы обязательно поехала на вокзал меня встретить или отправила бы отца. А так я добралась до дома без лишней суеты и изнуряющих вопросов. Порадовало и то, что дома никого не оказалось. Наверное, мама уехала в гости к тете Марине, чтобы поделиться своими впечатлениями от поездки.
Я достала фотографию с Шандором и отправилась готовить на кухню. Поставила ее на самом видном месте и заглянула в холодильник. Увидела остатки вчерашнего ужина и кусок мяса, который мама достала из морозилки. Интересно, что она хотела приготовить? Не сильно ли я наврежу ее планам, если сделаю плов? По бабушкиному рецепту.
Я принесла с зала магнитофон, включила музыку и приступила к делу. Представила, что передо мной не фотография, а сам Шандор. Каждое свое действие я описывала ему, как учила бабушка. Воображала, как он улыбался мне в ответ и подбадривал. Когда-нибудь я обязательно тебя этим накормлю, но прежде мне нужно хорошо попрактиковаться.
В этот раз плов вышел немного вязким. Я оставила крышку открытой, чтобы остатки влаги испарились, но окончательно исправить положение не удалось. Что ж, первый блин комом. Обещаю, в следующий раз получится лучше.
Едва я закончила, как пришла мама. Она с порога услышала, что дома кто-то есть – музыка играла довольно громко. Кроме того, ее встретил аромат плова, который распространился по всему дому. Увидев меня, она бросилась обниматься.
– Что ж ты не предупредила, папа бы тебя встретил. Тащила одна такую сумку, и это после травмы головы.
Я убавила звук у магнитофона.
– Мама, с моей головой все нормально, а сумка не такая тяжелая, как кажется.
– Как ты загорела! – рассматривая меня со всех сторон, воскликнула она.
– О, ты тоже, мамочка, загар тебе очень к лицу. Расскажи мне, как вы отдохнули?
Мы сели за стол на кухне. Эмоции у мамы зашкаливали. Она едва успевала рассказать об одном событии, как уже вспоминала про другое и спешила поведать о нем. Теплое море, жаркое солнце, потрясающий сервис и интересные экскурсии – все это сделало их отдых ярким и незабываемым. Она обещала показать фотографии, как только распечатает их в фотосалоне. Но акцентировала на том, что фото не передадут реальной картины. Нужно на это посмотреть своими глазами.
Она и дальше продолжала бы делиться своими впечатлениями, если бы ее внимание не привлекала фотография, стоявшая на столе. Черт! Но прятать ее уже не имело смысла.
– Кто это с тобой? Откуда? – настороженно и заинтересованно спросила мама.
– Это мой одногруппник. На практике фотографировались.
Пристальный взгляд на мое лицо, в мои глаза.
– Почему она здесь? Он тебе нравится?
– Нравится.
– Он же не русский!
– У него российский паспорт, если ты об этом.
– Кто он такой?
– Я ответила тебе. Это мой одногруппник. Его зовут Юра. Да, он мне нравится. Он хороший парень, мой друг. Такой же, как и Марк.
– Марк хотя бы русский.
– Что ты имеешь против других национальностей? Они такие же люди, как и мы.
– Он какой-то кавказец, да? Не нравятся они мне.
Я рассмеялась. Жить в Краснодарском крае и не любить кавказцев – это что-то оригинальное. Страшно подумать, какого бы мнения она была о Шандоре, узнай, кто он на самом деле. Такого восторга, как у отца, его национальная принадлежность у нее не вызовет. Каким бы умным он себя не показал. Это я знала точно.
– Мама, просто поверь мне, что Шан… – я осеклась, – Юра хороший человек, и не важно, кавказец он или нет. У папы тоже есть осетинские корни, но ты же не стала его любить из-за этого меньше.
– Там лишь четвертая их часть, какой он осетин? А этот Юра совсем на Юру не похож.
– Его так назвали, потому что он родился в день, когда были именины у Юрия. С этим именем его и крестили.
– Хм, надо же. Еще и имя ему по церковному календарю подобрали. Родители верующие?
– У них так заведено.
Я вспомнила про плов. Чтобы закрыть тему про Шандора, предложила маме поесть. Она согласилась. На вид блюдо ей не понравилось, но на вкус оказался вполне пригодным. Что ж, над видом еще надо поработать.
Вечером пришел отец, обрадовался моему возвращению. Он тоже хорошо загорел и выглядел отдохнувшим. Хотелось с ним поговорить, но при маме я этого сделать не могла. Ждала, когда она уйдет мыться.
Но мама не торопилась. Между рассказами о приключениях в Турции она расспрашивала меня о бабушке и о том, как мы провели с ней время.
– А Макар Семеныч так и ходит к ней, прикидываясь заботливым соседом?
– Мама, он вовсе не прикидывается. Он очень хороший человек. Ты бы видела, какой он забор бабушке отстроил.
– Тебя послушать, так все вокруг хорошие. А Семеныч схоронил одну жену, теперь вторую ему подавай. Ох, и гулял он по молодости. Не просто так Вера Афанасьевна рано умерла. Не вынесло сердце у бедолаги.
– Мама, почему ты о людях всегда плохо думаешь? Ты ведь не знаешь, как было на самом деле.
– А тут и знать не надо, ни одной приезжей не пропускал. Наверняка пол России детей у него. От того и свои перестали к нему ездить.
– Может и водился за ним грех в молодости, но сейчас он остепенился. Уж точно не плотские утехи его интересуют по соседству.
– Слава богу, у мамы хватает разума игнорировать его ухаживания.
– А бабушке никто и не нужен. Она по-прежнему любит своего Ванечку.
– Да, папа у меня был отличным мужиком. А хорошие люди, как известно, уходят молодыми.
Когда мама ушла в ванную, я позвала отца в свою комнату. Он сел на стул. Солнце уже зашло, и я задвинула шторы. Несмотря на то, что мы жили на пятом этаже и не попадали в зону видимости прохожих, я любила создать в комнате ощущение камерности и отгороженности от внешнего мира. Кроме того, мое окно находилось на восточной стороне дома и не хотелось с утра просыпаться с первыми лучами солнца.
– Что-то случилось? – без прелюдий спросил отец.
– Должно что-то случиться, чтобы мне захотелось поговорить со своим отцом?
Я прошла к кровати и опустилась на нее.
– Конечно, нет. Но ты в последнее время общаешься со мной только по случаю.
– Прости, ты прав, – согласилась я. – Не хотела, чтобы так вышло. Просто не умею притворяться. Я долго откладывала этот разговор, надеялась, что все само собой разрешится. Очень уповала на вашу поездку, но все напрасно, да, папа? Ты по-прежнему встречаешься с этой женщиной?
Он вмиг переменился в лице. Словно вспомнил что-то неприятное.
– Мы расстались. После твоего дня рождения.
Несколько секунд я переваривала услышанное, а потом опустила глаза и стала теребить свои ногти, отодвигая кутикулу. В душе появилась предательская радость.
– Почему именно тогда?
Отец поднялся со стула и сел со мной на кровать, взял мою руку и стиснул ее в своей ладони.
– Я должен был давно это сделать. Еще когда ты обо всем узнала. Ты знаешь, как ты мне дорога, Лиза. Ты – смысл моей жизни, но я стал замечать, что теряю тебя. Ты перестала мне доверять, и особо остро я это ощутил в день твоего рождения. В твоей душе что-то происходит, а ты напрочь отказываешь впустить меня в нее. Я понимаю, почему ты отстранилась от меня, и мне больно это видеть. Прости меня.
– Ты расстался с этой женщиной из-за меня?!
Неужели это правда? Я ликовала, но внешне оставалась невозмутимой.
– Да, из-за тебя. И я хочу, чтобы ты знала, что ни одна женщина не может мне быть дороже тебя. Ты – моя дочь, и твое благополучие для меня превыше всего.
– Тогда почему ты помчался на работу, как только вернулся из отпуска?
– Когда самолет приземлился в аэропорту, я получил сообщение на пейджер, что мой маленький пациент, находится в тяжелом состоянии. На работе знали, что я прилетаю в этот день, поэтому скинули мне сообщение.
– Я думала, ты помчался к ней.
– Она уволилась из больницы и уехала в другой город еще до моего отъезда. Мы расстались навсегда.
Я развернулась всем телом к отцу и крепко обняла его. Я не сомневалась, что теперь все наладится. Эта женщина исчезла из нашей жизни, больше никто не угрожает нашей семье.
– Папочка! Я так тебя люблю!
Сердце этого мужчины принадлежала мне. Оставалось завоевать сердце другого, и тогда я буду самой счастливой девушкой на земле.
1 сентября. Никогда прежде я не ждала этого дня так, как в этом году. Исключением является лишь год, когда я пошла в первый класс. Но как разнятся чувства той маленькой девочки, впервые идущей в школу, с теми, что испытывала я сейчас. Меня ожидала встреча с Шандором. Я соскучилась. Мне не хватало общения с ним. Я спешила в университет, мечтая обнять его. Но, конечно, не собиралась этого делать. И в этом состояла моя грусть. Но в сторону печаль. Увидеть его глаза, улыбку, услышать его голос – вот лучшая награда за ожидание.
Он, как и прежде, в стороне от прочих ребят. Очень задумчив и не сразу замечает меня. Смотрит как-то странно, пристально. Ни радости, ни восторга, ни улыбки. Словно мы чужие. Опять…
– Привет, – первая говорю я. – Наконец-то мы встретились.
– Привет. Нам надо поговорить.
– О, какой серьезный тон. Что-то случилось? Дома все хорошо?
Каким-то необычным образом мы оказались в толпе, и Шандор предложил отойти в сторону, чтобы нас не услышали.
– Да, лучше не бывает.
Я продолжала вопросительно смотреть на него. Между нами стали сновать люди, совсем не похожие на студентов, потому что по возрасту были значительно старше.
– Прости меня, Лизавета. Нам нужно прекратить общаться.
Нет, не такого возвращения Шандора я ожидала. Эти полтора месяца изменили его. Не в лучшую сторону.
– Почему?
– Я женился.
И снова этот пристальный взгляд. Словно он хочет залезть ко мне в душу и посмотреть, как я реагирую на его слова. А посмотреть было на что. Я как рыба на суше хватала воздух и хлопала глазами точно бабочка крыльями.
– Ты шутишь? – выдавила я.
Кто-то из проходивших мимо людей громко расхохотался, и другие стали ему вторить.
– Нет, я серьезно, – словно не замечая постороннего смеха, сказал Шандор. – Две недели назад Рада стала моей женой. Она приехала со мной.
– Ты говорил, что вы поженитесь только на будущий год!
Я не хотела воспринимать его слова всерьез. Это не мой Шандор. Он не мог так со мной поступить. Это слишком жестоко. Может это его брат разыгрывает со мной злую шутку? Возможно, Шандор рассказал отцу про меня, и тот почувствовал угрозу в моем лице? Может, отец не позволил ему вернуться в Краснодар, и послал вместо него Тамаша, чтобы погубить меня? Я присмотрелась к бестолково снующим людям. Кто они? Почему они смеются? Может это его родственники?
– Верно, – снова привлек мое внимание Шандор, – но обе стороны согласились ускорить момент. И я женился. Этот год все равно ничего бы не изменил. Предначертанного не обойдешь – не объедешь.
– А как же я?
– У тебя есть Марк, ты забыла?
– Нет, ты лжешь. Ты не Шандор! Ты Тамаш! Где Шандор? Верните мне Шандора!
Я повторяла это снова и снова. Переходила на крик. Люди надвигались на меня и смеялись в лицо, я заслонила от них глаза руками и закричала.
– Лиза! Лиза! Успокойся! – услышала я сквозь сон голос отца. Он прижимал меня к себе и пытался привести в чувства. – Это сон! Просто сон! Проснись!
Отец включил светильник. В глаза ударил яркий свет, я проснулась окончательно. Рядом с кроватью стояла мама в длинной сорочке, бледная как смерть. Я напугала ее. Прежде мне не снились кошмары. А со стороны это выглядело именно так.
– Ты проснулась? – вглядываясь мне в глаза, спросил отец. – Все хорошо?
Сон. То был просто сон. Да, мне стало намного лучше. Жизнь снова обрела смысл.
– Да, папа. Все хорошо. Побудешь со мной?
Мама вздохнула с облегчением, махнула рукой и ушла спать. Я легла в кровать, а отец сидел рядом. Держал меня за руку. Словно я маленький ребенок. Как здорово, что в эту ночь он был дома. С нами. Со мной.
– Думаю, мама не разобрала твоего бреда, но я слышал имя Шандора. Он тебе снился?
– Не знаю. Я уже не помню. Можно я посплю?
И я снова уснула. Но знала точно – этого сна я не забуду никогда. Слишком реальным он казался.
1 сентября. Напрашивается слово «снова», но нет. Это реальное. Ветер колышет деревья, птицы радостно щебечут, осеннее солнце еще греет своими лучами. Я ощущаю это всеми клеточками своего тела. Студенты идут в университет: одни спешат, другие не торопятся. Я – не торопилась. Желая отсрочить встречу с неизбежностью. Трусиха! Ты никогда не переборешь свои страхи, если будешь от них прятаться. Научись смотреть правде в глаза! Я повторила это несколько раз. Поверила, что это лучший выход и прибавила шаг.
Зашла в лекционный зал, где собрались две группы. В аудитории стоял гул, все делились впечатлениями и событиями прошедшего лета. Юля махнула рукой, призывая меня к себе. Впереди нас расположились Таня и Анжела, наши одногруппницы. Все девчонки выглядели загорелыми и отдохнувшими, без умолку болтали и смеялись, и я ощутила всю особенность сегодняшнего дня. Это последнее 1 сентября в университете. Мы – пятикурсницы.
– Ого, вот это загар! – протянула Таня.
Все проследовали за ее взглядом. Нам с Юлей пришлось обернуться. В аудиторию вошел Шандор. Мне сразу стало жарко, щеки вспыхнули. Его белая футболка поразительно контрастировала со смуглой кожей. Мой загар выглядел слабой пародией. Как же он красив! Замечает ли это кто-то кроме меня? Сколько еще женских глаз смотрят на него с любовью и обожанием? Но в окружающий меня лицах я не замечала подобных признаков. Но зато обнаружила их изучающие взгляды на себе. И покраснела еще сильнее. Какой же глупой делает меня любовь!
Шандор не стал далеко проходить, сел на задней парте в том же ряду, где сидела я. Вошел преподаватель, и все рассредоточились по местам. Меня Шандор не заметил. А ведь мне бы одного его взгляда хватило, чтобы понять, все ли у нас хорошо. Но придется подождать еще полтора часа.
Минут через десять кто-то сзади постучал по моей спине. Я обернулась.
– Это тебе, – протягивая мне бумажку, свернутую несколько раз, тихо сказала девушка из параллельной группы. Я не знала ее имени.
Записка. Я приняла ее и подняла глаза – словно точно знала, куда смотреть – и встретилась взглядом с Шандором. «Привет!» – прочитала по его губам. Он улыбнулся. Я отвернулась и выдохнула. Все хорошо! Развернула записку. Шандор писал печатными буквами, чтобы я разобрала его почерк. Сначала приветствие. Далее всеобщий вопрос – как у меня самочувствие? Извинялся, что опоздал и не успел спросить лично. Так мило! Начеркала ему ответ, осторожно передала записку назад.
Юля улыбалась, наблюдая за нашей перепиской. Мы практически не виделись с ней летом. После практики она осталась погостить у родственников в Ленинградской области, потом я уехала к бабушке. Мы увиделись только в конце лета. Подруга без устали рассказывала о своих приключениях, начиная с похода на Каверзинские водопады, и заканчивая еще одним выходом на природу, произошедшим в мое отсутствие. Она рассказала мне о Денисе и Люсе, и я не обнаружила признаков сожаления об утрате на ее лице. Скорее наоборот, она оказалась рада такому исходу. На личном фронте у нее ничего не изменилось, и я была этим чуточку огорчена, потому что свою нерастраченную энергию она обратила на меня. Ей непременно хотелось знать, как складываются мои отношения со Слободой, не произошло ли между нами что-то в ее отсутствие. Я обещала ничего от нее не скрывать, но гордость не позволяла признаться ей в своих чувствах. Ведь тогда бы мне пришлось рассказать ей о невесте Шандора, а я не была готова увидеть сострадание и жалость в ее глазах. И потому я по-прежнему называла его своим другом и просила Юлю не фантазировать о наших отношениях.
– Соскучились, голубки? – шутливо спросила она.
Я лишь улыбнулась в ответ. Настроение поднялось, страхи пропали. Еле дождалась окончания лекции, писала ее с пробелами, не успевала за преподавателем. Мысли были на последней парте.
И вот долгожданная встреча. Ни рукопожатий, ни объятий, ни каких иных касаний, возможных при обычной дружбе. Надо ли сказать ему, что при приветствии тоже пожимают друг другу руку? Но он наверняка об этом знает. Значит полтора месяца в таборе не прошли даром. Мы вернулись в начало. Это возвращение огорчало, но я стиснула зубы и заставила себя улыбнуться. Он улыбнулся в ответ.
– Привет, – поздоровалась я. – Рада тебя видеть. Как дома дела?
– Спасибо, хорошо.
Мы пошли в другую аудиторию на практическое занятие.
– Ты хорошо загорел, – заметила я.
– Это не специально.
– И обрезал волосы. Почему?
– Было жарко.
– Этот хвост мне нравится больше. Возьму его на заметку, – рассмеялась я.
– Не оставляешь желания обрезать свои?
– Уже поставила обратный отсчет. Хотела их укоротить в этом году, но мама не позволила.
– Правильно сделала. Ты будешь не ты без косы.
– Это комплимент?
– Это констатация факта, – и, склонившись в мою сторону, заговорщически добавил: – Должен тебе признаться, что когда я начал учиться на первом курсе, ты стала первой девушкой, которую я запомнил, как зовут. Все были на одно лицо, а ты отличалась. Косой.
Я снова рассмеялась.
– Если я срежу волосы, то сольюсь с толпой?
– Ты лишишься своей изюминки.
И я решила, что пока я с ним, моя коса останется при мне. Ведь она выделила меня среди остальных. Боже, хоть какое-то преимущество перед другими.
Шандор еще раз поинтересовался, как прошло мое лечение, остались ли какие-нибудь ограничения. Я рассказала ему о вчерашнем визите к врачу и о справке.
– Почему ты пошла к врачу? Или это плановый визит?
– Мне приснился страшный сон. Накануне я читала книжку. Отец настоял, чтобы я показалась врачу и освободила себя от умственных нагрузок на ближайший месяц.
