Магдалена Уинклер
Под властью отчаяния. Часть 1: Химера
Чёрт. Ольсен же решил, что больше не будет думать о мафиози. Кажется, настало время в очередной раз пообещать себе, что прошлая оплошность была последней.
– Ты какой-то отрешённый. Все в порядке? Ты переживаешь из-за предстоящей встречи? – с проскользнувшей ноткой заботы в голосе спросил Гловер. – Не бойся. Если не будешь влезать, то тебя никто не тронет. Говорить буду я, хорошо?
Йоханесс кивнул головой, вновь заинтересовавшись пейзажем за окном. Конечно же, Томсон знал, как сильно любил его кузен лезть на рожон и делать всё по-своему, но он до последнего надеялся, что Ольсену хватит мозгов хотя бы на то, чтобы не спорить с крайне влиятельной и, по слухам, жестокой мафиози.
– Как ты вообще умудрился ввязаться в это дерьмо с гангстерами и мафией? – тихим голосом Йоханесс задал вопрос, который его уже давно интересовал, но который он не находил в себе силы озвучить вслух.
– В этом городе трудно быть незамеченным мафией, если у тебя есть деньги, – так же негромко ответил Гловер. – Эрика, она… она безумна, знаешь? А я не хочу жить в страхе и потом умереть от свинца.
Ольсен до переезда в Детройт смутно понимал, что представляет из себя мафия. О людях с пистолетами упоминали по радио, иногда писали в газетах. Но в Свендбурге головы жителей могли быть забиты всем, чем угодно, но не редкими преступлениями. Жизнь в Дании была тихой и спокойной, так что бояться гангстеров, о которых никогда не слышал, Йоханесс не мог, когда задумывался нам переездом в Америку. Но теперь с каждым новым днем жизнь в Детройте становилась все невыносимее и безумнее. Эрика, которая казалась вежливым приличным человеком, к тому же обладающая очень приятной внешностью, на самом деле являлась настоящим мафиозным боссом, возле которого держаться нужно крайне осторожно. Ольсену было страшно представить, на что способны тонкие руки Ричардсон. Известна ли её сердцу жалость? Умеют ли бирюзовые глаза плакать? Ох, нет, ему до сих пор крайне тяжело было поверить, что хрупкая женщина со столь очаровательными чертами лица могла действительно быть главой мафии. Откуда в прелестном девичьем сердце могло бы взяться столько жестокости, откуда в тонких руках столько силы?
Представление о мире буквально трещало по швам, и Йоханесс время от времени вспоминал свою первую возлюбленную – Дорту – взбалмошную, но немного трусоватую перед своими родителями девушку. Ну или мать Оливера – та вообще могла мечтать исключительно о деньгах и богатом муже. Невольно он начинал примерять и на их прекрасные лица маску убийцы. Были ли у этих девушек страшные секреты, сокровенные мучительные желания? Он резко зажмурился: нет и ещё раз нет! Йоханесс с мучением прокручивал в голове все последние сводки новостей, пытаясь вспомнить преступления, в коих были виноваты женщины. Но данная тема никогда не интересовала Ольсена, и он был обречён на провал.
Разве… разве женщины, эти прелестные создания, способные порождать детей и дарить своим мужьям счастье и покой, способны на жестокость и убийства? Даже родная мать, столкнувшись с неповиновением сына, всегда взывала к отцу. Сама могла лишь наругаться и тяжело вздохнуть: «Ты заставляешь свою мать страдать!»
Ладно, одно дело – пойти на убийство. Быть может, Йоханесс даже мог припомнить несколько случаев, о которых слышал украдкой, в которых жёны убивали мужей. Из ревности, ради защиты. Но чтобы женщина была главой преступной группировки… такого в действительности даже в кино не увидишь! Быть может, основная власть всё же не в её руках? Может, она просто жертва обстоятельств?
Внезапно новенький форд остановился возле двухэтажного особо неприятного заброшенного здания. Гловер знаком приказал брату выйти, но сам вылез из машины чуть позже, потому что обменялся парой каких-то фраз с водителем автомобиля.
Взгляду Йоханесса открылся огромный особняк, кажется, заброшенный очень и очень давно. Окна на нижнем этаже были забиты потемневшими досками, а на верхнем все еще даже висели потрепанные занавески. В крыше отсутствовала большая часть черепиц, а в стенах некоторые доски. От здания веяло ледяным холодом, несмотря на вполне себе сносную погоду на улице. Казалось, что там, в этом крайне несимпатичном месте, обитают самые настоящие призраки, пожирающие души простых смертных. Ольсен не суеверный, более того, он не поддается на детские легенды, потому что давно уже вырос, но, честно говоря, идти в это здание не хотелось. Хотя бы из-за возможности столкновения с той самой Эрикой Ричардсон.
Томсон, сопровождаемый крупным телохранителем, уверенной походкой направился прямо ко входу в здание. Йоханесс никогда не считал себя трусом, а в подростковом возрасте он и вовсе являлся самопровозглашенным повелителем безрассудства в городе. Разумеется, за юные годы пришлось дорого расплатиться, поэтому с возрастом пришло осознание, а тяга к приключениям испарилась. Но, наверное, всё же не полностью. В любом случае, именно сейчас Ольсен решил постоять в стороне, заламывая пальцы назад и жутко нервничая.
Йенса начинало тошнить, что совершенно не радовало. Сердце в груди, казалось, выплясывало безумный танец, а руки тряслись, словно у старого алкоголика. Что если Ольсена, не успеет он и глазом моргнуть, затянет в этот преступный мир грабежа и убийств, как то произошло с Гловером? Что тогда станет с Оливером?
Через несколько минут парадная дверь отворилась. На пороге показался человек высокого роста с крайне неприятной внешностью, одетый в длинный плащ и шляпу с широкими полями. Он ледяным взглядом осмотрел «гостей» и указал пальцем на телохранителя.
– Войдете без него, – отрезал мужчина, жестом приглашая Гловера и Йоханесса внутрь.
Ольсен, слегка покачиваясь, подошел к брату. Гловер схватил Йенса за рукав куртки и резким движением потянул в дом. Единственная надежда, единственный лучик света остался на улице. Теперь телохранитель предпринимателя не сможет хотя бы создать иллюзию того, что две заблудшие души в мире мафии будут не одни, что спастись от гнева гангстеров удастся.
– Я передумал. Поехали домой, – тихим голосом произнес Йоханесс.
– Уже поздно, идиот.
В доме посетителей встретил еще один гангстер, который держал в своих руках револьвер, а в зубах – крупную папиросу. Мафиози сухо кивнул, после чего махнул рукой, приказывая идти следом. Не в своей тарелке Йенс себя чувствовал не только из-за давящего запаха сырости вперемешку с сигаретным дымом, скрипящих досок, разбитой изуродованной мебели повсюду, но и из-за того, что позади братьев шло еще двое гангстеров. Крайне вежливо встречает мафия своих дорогих гостей.
Возле закрытой двери в конце коридора мужчина, что шел впереди, наконец-то остановился. Врата в ад отворили, куда почти ежесекундно затолкали Йоханесса и Гловера.
Ciara – Paint It, Black
Ольсен оказался в небольшой комнате, которая ранее, видимо, служила кабинетом. По сравнению с остальными, это помещение выглядело совсем даже еще неплохо. Возле стен стояли высокие книжные шкафы, на полу был постелен красивый, но пыльный ковер, в центре комнаты находился небольшой диванчик и кресла рядом с ним, а у занавешенного окна стоял стол. Единственным источником света являлась небольшая свеча, что придавало комнате атмосферу загадочности и опасности, словно в ее стенах происходили незаконные дела. Какая ирония.
– Приветствую вас, дорогие наши гости, – медленно произнес чей-то до ужаса знакомый голос. Безусловно, Йоханесс сразу же понял, кто являлся его обладателем. Сердце ушло в пятки, а по спине пробежала мелкая дрожь.
За тяжёлым дубовым столом сидел высокий худой мужчина с длинными золотистыми волосами – разумеется, то был Кристин Эдвардс. Лицо мужчины казалось слишком красивым, черты лица – слишком мягкими, губы – слишком большими, глаза – слишком очаровательными, движения – слишком грациозными, а одежда – слишком броской. Всё в этом незнакомце было чересчур. Его ядовитые ярко-голубые глаза с нежным обожанием смотрели на человека, сидящего на гладкой поверхности стола. Рядом с ней лежала опрокинутая бутылка вина, из которой тонкой струйкой вытекала бордовая жидкость.
И всё же Йоханесс все никак не мог решиться посмотреть на неё. Гловер легонько пихнул брата к дивану, куда оба тут же и присели.
– Доброго дня, – вежливо кивнул головой Томсон. Но от взгляда Ольсена не укрылось то, как сильно сжимал кузен кулаки. – Спасибо за то, что согласились принять нас, мисс Ричардсон.
Брат обращался именно к ней, словно бы грациозно восседающий за столом Кристиан был всего лишь декорацией, красивым дополнением, и решать он ничего не мог. Эрика сухо усмехнулась, изучающе разглядывая своих посетителей. Йоханесс чувствовал, как холодные и злые глаза мафиози быстро скользили по его телу, тем самым заставляя Ольсена чувствовать себя крайне неуютно.
– Поздоровайся, Йенс, – прошептал Гловер на ухо брату.
– Да-да, здрасьте, мисс Ричардсон, – внезапно оживился мужчина, резко подняв голову вверх, из-за чего тут же пожалел, потому что столкнулся взглядом с жестокой бирюзой.
Женщина вальяжно восседала на столе, закинув ногу на ногу. Её блузка с рукавами-фонариками и высоким воротником ревностно прятала от чужих глаз белоснежную кожу шеи, а бархатные перчатки скрывали пальцы. Эрика с поражающим глаз изяществом держала в руках мундштук, время от времени делая затяжку. Комната пропиталась дымом насквозь, даже приоткрытая форточка не спасала, но именно сейчас мужчине стало плевать на все подобные мелочи. Из-под длинной чёрной юбки-русалки немного виднелись тонкие голени, и Йоханессу этого хватило, чтобы словить сердечный приступ. Он резко перевёл взгляд наверх, вновь столкнувшись глазами с Ричардсон. К лицу прилил неоправданный жар, и Ольсен почувствовал, как краснеет. До чего докатился! Словно мальчишка какой-то, а не взрослый мужчина – давно уже Йенса ни одна даже самая прекрасная женщина на земле не могла заставить покраснеть. Сколько он их видел – самых разных, страстных и робких, красивых и не очень, добрых и сварливых, но именно с этой дамой в корне было что-то не так.
В любом случае, разглядывать жену при сидящем рядом муже – откровенно херовая идея.
– Я вас помню, – Эрика надменно вздёрнула носик с небольшой очаровательной горбинкой. – Забавно, но ваши глаза я хорошо запомнила, мистер с гетерохромией. Помните, что я вам сказала, когда мы виделись с вами в последний раз? Сегодня ваш язык не такой острый, каким был тогда.
Ричардсон вновь усмехнулась, а вместе с ним и мужчина с золотыми волосами, только вот усмешка Кристиана явно обладала совершенно иной окраской. Неужели Эрика рассказала своему супругу о несчастном алкоголике, который случайным образом прицепился именно к ней тем самым злосчастным вечером? Чёрт подери, ну и что теперь происходило в мозгу этого ревнивца? Точил ли он ножи, выдумывал ли разнообразные пытки, когда смотрел на Ольсена? Йенсу вдруг показалось, что его восхищение внешностью Эрики было известно каждому в комнате, словно разум обнажили и все мысли, включая самые непотребные, вывалились наружу.
Гловер с недоумением посмотрел на кузена, на что Ольсен лишь покачал головой.
– Впрочем, не важно, – с необъяснимым раздражением в голосе почти через секунду продолжила мафиози. – Ах, да, пока мы не приступили к делам. Я хотела бы представить вам Кристиана, моего прекрасного партнёра во всех сферах моей жизни. Наверняка вы, мистер Томсон, уже имели честь с ним познакомиться.
Кристиан растянулся в широкой улыбке, довольный комплиментом, словно он не был обычной лестью.
– Приветствую вас, – кивнул головой мужчина.
– П-приятно познакомиться с вами лично, мистер Эдвардс! – чересчур эмоционально воскликнул Гловер, на что Кристиан лишь на пару мгновений едва приподнял уголки губ.
Йенс льстить не собирался, возможно, в его положении вообще лучше было действительно просто молчать и не встревать. Если Эдвардс уже точил на Ольсена ножи, то никакое приветствие не спасёт мужчину от его жестокой участи. Сидит за столом, редко говорит, лишь испепеляет взглядом, позволяет беседу вести своей очаровательной жене – какая хитрая схема, дон Эдвардс! Милой барышне с хрупкими плечиками и длинными ногами действительно доверия было куда больше, к тому же её мягкий тоненький голосок обволакивал и заставлял сердце биться немного чаще. Разумеется, от Эрики исходила жестокая убийственная энергия, холодная – даже почти ледяная, но прелестная оболочка затмевала все самые чёрные чувства. Пока чудесная жена запудривала клиентам мозги, сам Кристиан в последствии делал всё, чтобы извлечь из сделки наибольшую выгоду.
Эрика говорила уверенно и даже немного прохладно, несмотря на своё приветливое настроение несколько минут назад. Йенс то и дело замечал, как Гловер вздрагивал или начал кусать губу, потому что Ричардсон перескакивала с темы на тему, начинала рассматривать ситуацию со стороны, словно хотела запутать предпринимателя. Словно, возможно, этот образ не должен был возникнуть в голове Ольсена, Томсон – это несчастная овечка, загнанная в угол, жертва волка, которым являлась мафиози. Но Йенс не мог винить брата с рассеянности и растерянности: какой нормальный мужчина мог вести себя трезво и рассуждать разумно, пока две очаровательные ноги в туфлях с высоким каблуком покачивались в воздухе туда-сюда, явно нарочно привлекая внимание! Ольсен старательно пытался туда не смотреть, но постоянно проигрывал в борьбе с собственным искушением.
– Откуда вы собираетесь достать нужное нам лекарство? – тихим голосом спросил Гловер, слегка засомневавшись, что вообще имел право задавать этот вопрос человеку с оружием (то, что у Эрики и Криса был пистолет, казалось очевидным).
– Оу, вам не нужно об этом переживать, мистер Томсон, – мафиози едко ухмыльнулась. На самом деле, полноправно эту ухмылку назвать ядовитой было тяжело. – Это уже мое дело. Ваше – не забыть про оплату.
На самом деле, большая часть разговора прошла мимо ушей Йоханесса, потому что всё, на что был способен мужчина – это наблюдать за почти железной мимикой мафиози, её жестами, соприкасающимися друг с другом губами и потемневшими бирюзовыми глазами. Ольсен не мог вникать в смысл сказанных Эрикой слов, потому что он вслушивался в голос мафиози. Все это казалось жутко неправильным, но Йенс объяснял все тем, что Ричардсон слишком необычная для этого мира, поэтому ею невозможно не восхищаться.
Быть может, она в действительно никак не связана с преступным миром? Вернее, связана лишь формально – благодаря мужу-тирану. Что там про него говорят? Что Кристиан жутко ревнив? В таком случае, Йенс совершенно не удивится, если узнает, что гангстер запирает свою благоверную дома, приставляет к ней охрану для слежки, заставляет отчитываться о каждом своём перемещении и запрещает без его дозволения общаться с другими мужчинами. Такую красоту, разумеется, нужно беречь от нечистых разумов, но не слишком ли жесток был Кристиан? Хотя, впрочем, мы говорим о доне мафии. Вероятно, он бы без сожаления пошёл на любые методы, лишь бы удержать свою позицию, лишь бы продолжать одурачивать пустые головы жителей городка.
Теперь даже без особых стараний Ольсен убедил себя в том, что Эрика была лишь жертвой обстоятельств. Разумеется, она не могла хотеть всего этого. Разумеется, на самом деле руководил мафией её хитрый и крайне жестокий супруг, который всего лишь прикрывался образом милой девушки. Да, Эрику побаивались в городе, но, будь она мужчиной, никто бы не смог довериться холодным бирюзовым глазам. Вся эта теория прекрасно ложилась на происходящие события, и теперь Йенсу даже стало понятно, для чего Ричардсон рассказала мужу про то столкновение возле бара. Во-первых, возможно, Кристиан это узнал не от неё самой, а от того, кто постоянно за ней следит, а, во-вторых, Эрика могла сообщить обо всём сама – потому что знала, что не имеет права что-либо скрывать.
Вот так вот фактически безосновательно в глазах Йоханесса Кристиан стал жестоким тираном, а Ричардсон – несчастной одинокой жертвой, которая определённо нуждалась в помощи. Как всякий мужчина, встретивший на своём пути несчастную женщину, Ольсен ощутил резкий рыцарский порыв. Если бы Кристиан не был доном мафии, то, разумеется, Йоханесс давно бы уже начистил ему ебало. Бедная-бедная Эрика, определённо, она заслуживала не только жалости, но и поддержки. Как эта хрупкое прелестное создание вообще справлялось с участью, свалившейся на острые плечики? Она определённо заслуживала лучшего. Йоханесс невольно прикусил губу, рисуя в голове образ счастливой заплаканной Эрики, на лице которой, разумеется, не осталось и тени того ледяного злорадства и надменности, теперь она могла лишь верещать благодарности и вешаться на шею своему герою, спасшему даму от жестокого тирана. Героем, разумеется, был сам Ольсен. Из-за специфики работы Йенс обладал очень живым воображением, потому данная картина получилась очень реалистичной, особенно та часть, когда от невинных объятий Эрика переходила к настоящей благодарности…
Очнулся от «спячки» Йоханесс только тогда, когда почувствовал на себе чей-то прожигающий взгляд. Мужчина не сразу понял, кому он принадлежал, но потом повернулся в сторону сидящего через Гловера Кристиана. Последний смотрел на Ольсена, словно пытаясь разъесть, но при этом широко улыбнулся, когда столкнулся глазами с гостем. По спине поползли мурашки. Если вы настолько хотите уберечь жену от восхищённых взглядов, то укутайте её хотя бы в паранджу!
– В случае невыполнения обязательств, описанных в этом документе, не стоит удивляться неприятностям, с которыми вы можете столкнуться впоследствии, – с широкой улыбкой на губах произнесла Эрика, крутя в руках какую-то бумажку, которую тут же протянул Гловеру.
Ольсен невольно прикусил губу, когда увидел, как резко поменялось выражение лица брата. Кажется, ему не очень понравились «последствия», о которых говорила загадочная мисс Ричардсон. Йенс попытался заглянуть в договор о продажи души Дьяволу, но Томсон резким движением вернул его Эрике, энергично кивая головой при этом.
– Да-да, мы со всем согласны. Деньги будут у вас, – протараторил предприниматель.
Губы Эрики теперь уже изогнулись в хищной улыбке, на что Ольсен лишь покачал головой: с ролью женщина справлялась превосходно.
•••
Arctic Monkeys – 505
Разумеется, все условия сделки, обозначенные на бумаге, не были в полных подробностях сообщены Йоханессу. Гловер смутно раскрыл ее суть, исключая «ненужные» элементы. Самым главным Томсон посчитал то, что Ольсен в скором времени получит нужное лекарство, а остальное, собственно говоря, неважно. Как бы не пытался мужчина узнать у кузена хоть что-нибудь про «невыполнение обязательств», Гловер оставался непреклонным.
Вернулся домой Йоханесс достаточно поздно. Оливер в это время еще не спал, потому что собирался дождаться отца, но уже вовсю зевал, мечтая наконец-то лечь в кровать. Когда родитель, наконец, вернулся, Расмуссен лишь коротко пожелал спокойной ночи и убежал в комнату, оставив Ольсена в гордом одиночестве или же наедине с глупыми мыслями.
Полночи Йенс метался в жалких попытках заснуть, но больной разум постоянно, словно заведённая пленка, проигрывал моменты в заброшенном доме. Образ Эрики, который мужчина так старался забыть, постоянно возникал в памяти. Теперь уже это казалось каким-то неправильным и даже пугающим. Да, Ричардсон была очень красивой женщиной, но Ольсен при всём своём желании никогда не сможет ей помочь, более того, Эрике вряд ли в действительности нужен герой в лице нищего киномеханика с астмой. Быть может, она давно уже привыкла к своей роли и даже не планировала ничего менять. Конечно, на душе было неприятно, даже гадко, но это не было болью из-за разбитого сердца или же отвергнутых чувств. Эрика была красивой, но Ольсен был бесчувственным. Его первая любовь разорвала душу на куски и навсегда вбила в голову Йенса одно-единственное правило: никогда не влюбляться. Не было ничего грешного в том, чтобы хотеть красивую женщину, но думать о том, чтобы добиться жены дона, – идиотизм. Ольсен, конечно, был идиотом, но, видимо, не настолько.
Наваждение не проходило, несмотря на бесчисленное множество попыток переключиться на что-нибудь другое. Он вспоминал своих бывших пассий, но отчего-то в воображении из черты лица были смазанными и расплывчатыми. В итоге, он так и не смог вспомнить ни одну из своих женщин в деталях. Зато Эрику мог воспроизвести в памяти до самых мельчайших родинок.
Но всё стало ещё только хуже, когда пульс стал неровным и учащенным, когда перед глазами возникли яркие огни, руки задрожали в нетерпении, душа заболела от желания сотворить что-нибудь великое, а в сердце словно вонзили иголку, которую никак не удавалось извлечь оттуда. Ольсен, трясясь и потея, вытащил из недр небольшого сундучка ободранный листок бумаги и обгрызенный остаток карандаша, после чего бегом бросился к подоконнику, где и разместился. Тусклый свет небольшой настольной ламы и серебро луны – все, что было в распоряжении Йоханесса, но этого было вполне достаточно, потому что мужчина даже не обращал внимания на свое бедственное положение. Его словно поглотило в мыльный пузырь, куда уже не доходила вся суета земной жизни, где глас здравого смысла уже казался неразличимым. Кровь в венах кипела, сердце колотилось, а душа пела и нашептывала сладкие слова, призывая к действиям, к отчаянной борьбе.
Линия за линией, процесс поглотил Йенса целиком, чего с ним не случалось уже на протяжении нескольких долгих лет. Но даже это сейчас не волновало мужчину, потому что все, что важно – это листок, карандаш и Муза, снизошедшая с небес или вылезшая из-под земли. Он чирикал по бумаге, словно умалишенный, блестящими глазами наблюдая за появляющимися набросками. Каждая черточка находила отклик в кровоточащем сердце, взывала его к самоотверженной любви к творчеству, кою Йенс столько лет так старательно снова и снова пытался закопать под землей.
Он сидел так, на подоконнике, и рисовал, освящая путь карандашу лишь тусклым светом лампы и Луны, до шести утра, когда звезды уже начинали исчезать, а небо окрашивалось в нежные цвета. Но прямо сейчас в руках Йоханесс держал получившейся результат, дитя бессонной ночи и неукротимой Музы. Впервые за столько лет он вновь вернулся к любимому делу. Отчего так внезапно? Чем это вызвано? Что он нарисовал?
С белого потрепанного листка на Ольсена смотрело слегка печальное красивое лицо, пухлые губы сжимались излишне сильно, тем самым выделяя крохотную, но такую милую родинку под чуть вздернутым аккуратным носом. Бровь, как и полагалось, пересекал шрам, который на бумаге нельзя было замазать побелкой и спрятать от чужих взглядов.
Ольсен резко выронил листок бумаги и соскочил с подоконника, теперь уже со страхом наблюдая содеянное. Он, сам того не понимая, вновь взял в руки карандаш и нарисовал то, что вертелось на уме. Ни одна красавица не смогла оживить давно погибшую Музу, но стоило бирюзовым глазам задержаться на несчастном мужчине – и он был уже готов посвящать им свои жалкие рисунки.
