Магдалена Уинклер
Под властью отчаяния. Часть 1: Химера
– Ты согрелась хотя бы немного? – спросил Ольсен.
– Да.
– Эээ… хочешь, я дам тебе свою футболку или рубашку? Ты же не будешь спать в своем платье? Моя футболка как раз будет тебе… как платье. Еще я могу зажечь камин, чтобы было теплее, – вновь быстро-быстро произнес Йоханесс, чувствуя себя крайне неловко, задавая такие вопросы.
– Ты просто хочешь посмотреть на то, как я выгляжу в твоей футболке, да? – игриво ухмыльнулась Эрика.
– Что за глупости ты говоришь, – смутился Ольсен, чувствуя, как краснеют щеки.
– Не волнуйся ты так. Я просто пошутила. От предложения отказываться не буду, – беззаботно произнесла Ричардсон.
Йоханесс набрал воздуха в легкие, понимая, что нужно собрать все свои эмоции и запихнуть куда подальше. Он когда-нибудь с ума сойдет с этим сумасшедшим ребенком, которого почему-то все называют главой мафии. Ольсен вновь залез в свой шкаф, кое-как выудив оттуда чистую футболку.
– Отдаю тебе все самое лучшее, – торжественно произнес Йоханесс, протягивая Ричардсон одежду.
– Спасибо, dolce, – хмыкнула Эрика.
Мафиози стащила свой маленький пиджачок, затем ловко расстегнула молнию на платье и принялась его бесстыдно стаскивать. Йоханесс смущенно отвернулся, чтобы не создавать неловкости и не мешать Эрике.
– Ты назвала меня идиотом по-итальянски? – проглотив возникший в горле ком, спросил Йоханесс, пытаясь не думать о том, что за спиной стоит Ричардсон и снимает с себя одежду. – Всегда было интересно, что ты говоришь, когда переходишь с английского на итальянский.
– Почему сразу идиотом? – хмыкнула Эрика.
– Ну да, правильно. Оскорблений существует очень много, – ладони вспотели, а кожа покрылась мурашками, но Ольсен продолжал держаться.
– Нет, Йенс, я не про это. С чего ты взял, что я оскорбила тебя? – кажется, Ричардсон и правда беспокоил этот вопрос.
– Ну, ты либо оскорбляешь меня, либо называешь «котиком». Разве может быть иначе?
– Очень даже, – обиженно фыркнула Эрика.
– Так, хорошо. И как ты назвала меня? – с интересом спросил Йоханесс.
Женщина загадочно промолчала, в то время как любопытство Ольсена стремительно росло.
– Эрии-и-ика-а-а, как ты меня назвала? – почти проскулил Йенс.
– Ты правда так хочешь начать изучать итальянский? – хихикнула Эрика.
– Возможно, хочу. Потому что так я смогу понимать то, что ты говоришь!
– Зачем тебе это?
– Я уверен, что на итальянском ты говоришь те вещи, которые не можешь сказать на английском.
Эрика вновь замолчала на какое-то время.
– Это был удар ниже пояса! – пародируя интонацию Йоханесса, вдруг воскликнула она.
Ольсен замер, а после чего разразился громким смехом. Это прозвучало так забавно и очаровательно, что он не смог сдержаться. Йенс до безумия и до боли в сердце очарован этим удивительным существом!
– «Dolce» на английском звучит как «сладкий», – гордо произнесла Эрика, когда Ольсен перестал смеяться.
И тогда Йоханесс решил, что уже давно пора было подыскать себе местечко на кладбище и начать копить на гроб, потому что Эрика убьет художника не выстрелом револьвера, а своими словами, своим поведением, которое то до ужаса невинное, то до ужаса необъяснимое, то до ужаса жестокое. В последнее время Ричардсон открывалась художнику с совершенно новых сторон. И теперь Йоханесс точно был уверен, что Эрика – далеко не только жестокость и агрессия, но и уйма положительных качеств, которые Ричардсон закапывала глубоко в сердце, боясь, что кто-нибудь сможет её раскусить и понять.
– Пойдем спать, Джованни, – ласково произнесла Эрика. Йенс повернулся к ней лицом и сделал несколько шагов, приближаясь к кровати.
Футболка тёмно-зеленого цвета действительно казалась похожей на домашнее платье. Йоханесс очарованно ахнул: ему-то она была как раз, а фигурка Эрики вдруг стала такой маленькой и хрупкой. А сама она из мафиози вдруг превратилась в обычную девушку, которая решила провести вечер дома.
– Почему Джованни? – хрипло спросил он, с трудом пытаясь заставить себя отвести взгляд. Не выходило.
– На итальянском твое имя, скорее всего, звучало бы как-то так, – улыбнулась Эрика, плюхаясь на кровать.
– Звучит глупо, – фыркнул Йоханесс, ложась рядом.
– А мне нравится, Джанни, – хихикнула Эрика.
– Ради Бога, перестань!
– Прости, Йон.
– Никогда не сокращай моё имя таким образом, никогда, Рикки!
– Ну и омерзительно же это прозвучало, Ян.
– Я знаю, Кики.
– Меня сейчас стошнит.
Наконец, в комнате повисла тишина, причем какая-то неловкая. Эрика лежала спиной к Йоханессу, так близко, что достаточно было одного неловкого движения, чтобы случайно дотронуться до неё. Ольсену так хотелось прямо сейчас обнять Ричардсон, прижать её к груди и гладить по рукам, пытаясь подарить всю свою любовь и нежность. И Йенс решил рискнуть.
Художник осторожно вытянул руку и накрыл ей талию Эрики, почувствовав, как дыхание Ричардсон стало более резким и быстрым. Тогда Ольсен потянулся дальше и накрыл своей ладонью кисть Эрики и немного сжал ее, теперь уже ожидая чужой реакции. Некоторое время Ричардсон, казалось бы, вообще не шевелилась, но потом осторожно подвинулась ближе к Йенсу и прижалась к его груди, щекоча длинными волосами нос художника. Но Ольсену нравилось ощущать волосы Эрики у себя во рту, нравилось, что они щекотали нос, нравилось, что между ними было непростительно близкое расстояние, нравилось, что они могли согреться в объятиях друг друга, нравилось, как выглядела Ричардсон в огромной для неё футболке Йенса.
Йоханесс сходил с ума от того, что мог прямо сейчас обнимать свою любовь. И пускай если даже завтра сегодняшняя сказка развеется, Ольсен никогда не забудет того, какой живой может быть Эрика, никогда не забудет той теплоты, которая образовалась в сердце, когда Ричардсон смеялась. Йоханесс безнадежно и глупо влюблен и готов отдать все ради Эрики, которая, честное слово, является самым потрясающим и прекрасным человеком на свете.
– Идея спать вместе – самая лучшая моя идея, – едва слышно произнесла Ричардсон.
– Ты права, детка, – шумно выдохнул Йоханесс. – А теперь спи. Доброй ночи.
– Доброй ночи, dolce.
•••
Lana Del Rey – Salvatore
Когда Ольсен проснулся утром, он не ощутил теплого тела, уже успевшего стать родным, под рукой. Ну правда, на что он рассчитывал? На то, что после этой ночи все кардинально изменится, что Эрика пропитается глубоким чувством к Йенсу, поймет и осознает, что Ольсен – любовь всей её жизни? Нет, к сожалению, мир устроен не так, а кровавая и прекрасная мисс Ричардсон никогда не снизойдет на землю ради какого-то слизняка.
Йоханесс подавил в себе желание закричать, уткнувшись лицом в подушку. Конечно, со стороны Ольсена вообще глупо было на что-то рассчитывать, но как же больно падать в грязь после того, как всю ночь летал среди звезд. Вчера произошло нечто особенное, Йенс это чувствовал и знал. Это заставило художника еще безумнее и глубже полюбить Эрику, хотя, казалось бы, куда сильнее?
Йоханесс перевернулся на спину и заметил всё ещё висевший на спинке стула маленький пиджачок – прямо рядом с аккуратно сложенной тёмно-зелёной футболкой. Забыла или специально оставила? Он снял пиджак и притянул к груди. Пахло ебучими розами. Закрываешь глаза и видишь огромный сад с роскошными цветами. Кругом бабочки и насекомые. И она улыбается своей самой нежной улыбкой. Черт, как же больно. Мужчина резко сел, пытаясь выкинуть из головы эти мысли, которые убивали и разрушали его внутреннее спокойствие. Эрика никогда не проснется рядом с Йоханессом.
Ольсен увидел лежащую на столике бумажку, которой тут раньше точно не было. Йенс надел очки и разглядел буквы, выведенные на листе. Он долго не решался взять записку и прочитать ее, но все же, наконец, потянулся дрожащими руками к бумаге. Буквы были выведены неосторожным подчерком, видимо, Эрика писала в спешке, надеясь не встретиться с Йенсом утром, но все равно в этих буквах было что-то особенное и прекрасное. Ольсен был готов поклясться, что у неё был самый красивый подчерк на свете.
Дорогой друг!
Доброе утро. Спасибо за чай, одежду и постель.
Вчера ты поступил как настоящий мужчина, твоя мама точно гордится тем, какого сына воспитала. Ценю твоё понимание и твоё уважение к моим чувствам – вчера это было очень важно для меня. Хотя, конечно, я совершила ошибку, когда пришла к тебе.
Впрочем, я совершила ошибку гораздо раньше. В тот день, когда согласилась помочь твоему брату – да, ошибку я совершила ещё тогда. Тебя в моей жизни не должно было быть никогда, меня – в твоей. Простая арифметика, жаль, что поняла я это слишком поздно.
Знаю, кажусь тебе чудовищем, как и, впрочем, всем остальным. Отчасти так и есть, но только отчасти. Твой щенячий взгляд терпеть невыносимо, и я испытываю лёгкую вину за то, что сделала с тобой. Не нужно было давать тебе возможность привязываться ко мне. Надеюсь, ты меня за это простишь – всё же, всем свойственно совершать ошибки.
Пускай я делаю это позже, чем нужно было, но лучше поздно, чем никогда. Я порываю с тобой. Ты мне больше ничего не должен, но и я тебе ничего не должна. Все честно. Будь мужчиной и не пытайся найти меня. А ещё, пожалуйста, влюбись в какую-нибудь дурочку с большими глазами и женись на ней. Не смей влюбляться в умную.
Желаю тебе счастья, мой дорогой друг. Наверное, я не скоро смогу забыть тебя.
Обнимаю, самая ужасная женщина на планете Земля.
•••
Кристиан ненавидел Эрику.
Её два больших совершенно пустых голубых глаза, смотревших всегда не на тебя, а сквозь. Её бледные худые запястья, изувеченные шрамами, которые никогда не заживут. Её змеиный язык, нежно шепчущий самые страшные проклятия на свете. Её полусгнившую душу, принадлежащую другому. Её прекрасное тело, которое было дозволено трогать чуть ли не всем на свете.
Стоило только хоть чему-нибудь пойти не так, как эта высокомерная эгоистичная идиотка сбегала. И сбегала она, разумеется, в постель к другому мужику. Конечно, Кристиан и сам был далеко не идеален, их отношения подразумевали возможность проводить ночи с другими, однако это было не компромиссом, а необходимостью. С самого дня ебаной свадьбы эта стерва обожала, громко смеясь, напоминать о том, что никогда своего мужа не любила. Кристиан не ранимая принцесса, чтобы из-за её слов плакать и страдать, но безумное желание подчинить и сломать жадно питается подобными брошенными фразами.
Ни одна размалёванная шлюха не стоит этой эгоистичной женщины с дрянным характером. То, как играет на чужих нервах, то, как изворачивается, как босыми ногами ходит по пламени – это грёбанное искусство, коим Кристиан восхищается лет с четырнадцати. Разумеется, будь она хотя бы чуть послушнее, всё было бы нормально, только послушная Эдвардсу и не нужна.
Ему нужна именно эта, которая кусается, царапается и плюёт ядовитой слюной. Та, которая намеренно садистки испытывает грани его терпения, пытаясь понять, как много Кристиан может вытерпеть. Эдвардсу на всё поебать, кроме самого себя и этой стервы, которая изводит, унижает и мучает.
Ей с огнем играть нравится до искусанных в кровь губ и дрожащих коленок.
Ей плевать, если в пламени кроваво-оранжевом сгорит, может быть, глубоко в душе она того и хочет. Знала изначально, что Кристиан согревать не умеет, он в пепел сожжёт и не сжалится.
Кристиан любил Эрику.
В этой жизни лишь одному человеку он уступить первое место согласен, а для него это куда глубже, чем ваша смешная и наивная детская любовь. Цветочки, слова, комплименты, подарки – какая мерзость! Даже смешно. Ни перед одной женщиной на свете Кристиан на колени не вставал, ни одной женщине на свете ничего никогда не уступал, потому что люди вокруг слишком глупы и наивны, чтобы доверить им важное дело. А за её спиной был готов стоять, послушно следуя капризным приказам.
Это, впрочем, не означало, что Кристиану не хотелось её подчинить. Как женщину. Она одна обладала стальной волей, которую сломать труднее бетона. Чем больше изворачивалась, тем сильнее хотелось заковать её в цепи и заставить упасть в ноги.
Непокорная дрянная девчонка. Убегает в ночи, возвращается под утро – поцелованная кем-то другим. Кристиан зловеще хмыкнул, поднимаясь с дивана в огромной роскошной библиотеке. В прихожей хлопнула дверь, наконец, Эдвардс в доме больше не один, как то было мгновение назад. Он ждал её, трепетно и терпеливо. Специально ночью не погнался за ней, позволив выскользнуть из своих рук.
Он вышел из библиотеки и обнаружил её сидящей на кресле у своего любимого камина. Эрика пустым взглядом смотрела на догорающее пламя. Кристиану даже не нужно было угадывать, где именно была жена ночью. Он уже давно всё знал.
– Доброе утро, Кристиан, – произнесла женщина.
– Доброе утро, моя любовь. Хорошо провела время?
– Разве это должно тебя заботить? – усмехнулась Эрика. – Я никогда не клялась тебе в верности. Не строй из себя святого. Ты тоже мне не верен.
Кристиан медленно подошёл к жене и положил руки ей на плечи, начиная плавно массировать.
– Аргумент. И мне действительно плевать, с кем ты спишь, дорогая. Я никогда не вмешивался в твою жизнь, не так ли? Ты предоставлена сама себе, я уважаю твою свободу. Но ты переходишь все выстроенные нами границы. Дело в том, моя дорогая, что, как мне кажется, ты уже не на сто процентов принадлежишь мне.
– Я никогда не принадлежала тебе даже на один процент, милый, – язвительно отозвалась женщина. Кристиан глухо рассмеялся.
– Что ж, однако же при этому ты не принадлежала и никому другому, верно? Сама в своей власти.
– Сейчас всё так же, – огрызнулась она в ответ, сбрасывая с себя руки мужчины.
Эдвардс покачал головой и обошёл кресло, становясь прямо перед Эрикой и загораживая ей обзор на догорающий камин.
– Так значит, ты совсем не расстроишься, если я спалю дом твоего бородатого ушлёпка? – учтивым тоном поинтересовался Кристиан.
– Какого именно? Милый, у меня их так много, уточни, пожалуйста, добавь немного деталей в описание. Почти все мужчины бородатые и почти все – ушлёпки, – она сложила руки на груди, явно не собираясь так легко сдаваться. Эдвардс криво улыбнулся: строила из себя дурочку, что ж, прекрасно. Разумеется, Эрика весьма чётко поняла, о ком говорил муж.
– Того, к которому ты бегаешь от меня, – мужчина наклонился и бережно провёл рукой по щеке жены. – У которого ищешь тепла и утешения. Которым пытаешься меня разозлить и упрекнуть, – он ласково заправил волнистые локоны за её маленькие ушки. – Который во всём хуже меня, гораздо хуже, и которого ты выбрала специально, чтобы меня позлить. Да, любовь моя? – он провёл большим пальцем по её нижней губе и усмехнулся, глядя в обиженные голубые глаза напротив. – Того, с которым стала проводить непозволительно много времени. Того, с которым забываешь, что у тебя есть семья.
– Я каждый день пытаюсь забыть о том, что ты мой муж, – фыркнула Эрика раздражённо.
– Язва!
Он резко потянул её на себя, заставив подняться на ноги, и крепко сжал за талию, притягивая к себе. Эрика выставила руки вперёд, уткнувшись ими в грудь Кристиана, всем своим видов показывая искреннее отвращение. Было в этом отвращении что-то ещё. Какая-то странная тоска, которую Кристиан никак не мог рассмотреть получше. Неужели всё ещё страдает по своему драгоценному дедуле? Нет, тут что-то другое. Исчезла на всю ночь в кровати другого, а теперь жалеет, что вернуться пришлось?
Эдвардса словно кипятком облили. Он изнутри весь пылал от ревности. Мужчина свою жену знал с ранних лет, поэтому на многое насмотреться успел. В том числе на то, как она в других влюбляется – отвратительнее этого не было ничего. Кто-то другой смог, а Кристиан, как всегда, нет. Эрика – неукротимая бестия из самого Ада, а он всю жизнь только тем и занимается, что пытается её приручить. Хотите сказать, что кто-то другой за более короткий период смог?!
Злость и отчаяние. У Кристиана было всё, о чём другие люди обычно мечтали. Одного не было – её. Хоть и жила рядом, хоть постель с ним делила, а глазами всё равно смотрела пустыми, на его месте всё равно кого-то другого представляла. Стерва! Крис рядом с Эрикой всегда был, все её прихоти, все её желания, неужели он не заслуживал хотя бы крупицы уважения? Мужчина сжал тонкую талию ещё сильнее, и Ричардсон резко дернулась – видимо, стало больно. Только Кристиан не боялся Эрике боль причинить, ему, наоборот, нравилось.
Ричардсон оскалила белые зубы, будто бы дикая кошка, а затем больно и резко толкнула в солнечное сплетение. На мгновение Кристиан разжал пальцы, и Эрика вырвалась из объятия, бросилась в сторону кухни. Мужчина откашлялся и выпрямился, недовольно фыркнув.
– Стерва. Дорогая, ну же, куда ты собралась? Разве мы закончили наш разговор? Мне кажется, нам нужно многое обсудить.
Он медленно прошёл вслед за ней на кухню. Эрика стояла за кухонным островом и сжимала в руке один из самых больших ножей. Кристиан улыбнулся.
– Золотце, ну-ка опусти нож. Я просто хочу с тобой поговорить. Эрика, милая, я Кристиан, я твой муж, и я просто хочу с тобой поговорить, – ласково произнёс Эдвардс.
– Ты плешивый осёл, вот кто ты, – прошипела Ричардсон в ответ.
– Разве не имею права я волноваться? – состроив несчастную мину, спросил мужчина. – Разве не имею права переживать о том, что происходит с нашими отношениями? Моя королева, я люблю тебя до бесконечности, я люблю нашу дочь, и я-
– Не ври!
– -и я всё сделаю ради того, чтобы сохранить нашу семью, – не обратив внимания, продолжил Крис. – Знаю, ещё до свадьбы мы с тобой условились на свободных отношениях. Но, может быть, мы уже слишком взрослые для этого? Скажи, разве ты ещё не нагулялась? Я дал тебе достаточно времени. Теперь мне хочется принадлежать только тебе, хочется, чтобы ты принадлежала только мне. Разве это плохо? Ты ведь моя жена. Давай забудем всё, что было, и возложим вместе новый прочный фундамент. Только ты и я.
Он подошёл ближе и уперся руками о кухонный остров. Эрика же, наоборот, отошла дальше, прижавшись спиной к тумбочкам. Её взгляд стал ещё более бешенным, а пальцы сжались на рукоятке ножа до побледнения.
– Строить дом на кладбище – плохая идея. Неупокоенные души, всё такое, – усмехнулась женщина.
Кристиан покачал головой с, казалось бы, искренним разочарованием, а затем резко метнулся вперёд и одним прыжком перескочил кухонный остров, оказавшись прямо рядом с Ричардсон. Не выжидая больше ни секунды, он крепко сжал рукой её за шею. Эрика не успела отскочить в сторону. Её не без того бледная кожа начала бледнеть ещё сильнее, но женщина старалась изо всех сил держать лицо, несмотря на то, что воздуха в лёгких не хватало. Кристиан свободной рукой потянулся к запястью, которым Ричардсон сжимала нож, но резко вскрикнул и отпустил жену, когда она противоположной рукой вонзила острие в его плечо.
– Блядь! – закричал он, теперь сам сжав в руке рукоятку ножа. Эрика издевательски хмыкнула и немного отошла в сторону, внимательно наблюдая за мужем. Его красивая дорогая рубашка начала пропитываться кровью, только дикий зверь в ожидании смерти преисполняется другой порцией ярости. Скрипя зубами и сжимая рукоятку, всё ещё торчащую из плеча, он медленно выпрямился, гневным взглядом испепеляя жену. – За что ты так за мной, Эрика? – прохрипел Кристиан. – Разве мало я делаю для тебя? Да я всё для тебя делаю! Я всегда на твоей стороне! Ты уже принадлежишь мне – разве тебе это не понятно?!
– Я никогда никому не принадлежала, – фыркнула Ричардсон в ответ. Он медленно подходил к ней ближе, она медленно отступала назад. – И тебе не буду. Я не трофей, который ждет тебя в конце за прохождение всех испытаний. Просто отстань от меня. Ты мне омерзителен, мне противно слушать твоё жалкое нытье, мне противно видеть твое лицо.
– Ну конечно, – он усмехнулся, а затем резко метнулся вперёд. Его громадная тяжёлая рука поднялась в воздух и опустилась, нанеся Эрике болезненную пощечину такой силы, что женщина повалилась с ног. – Тебе приятно видеть только лица твоих бесконечных ебырей. Ты падшая женщина, ты грязная шлюха, и ты должна быть мне благодарна за то, что я взял тебя в жены. Никто другой не стал бы тебя терпеть. Твою грязь, твои истерики, твои мерзкие поступки. Слышала, что о тебе говорят? Подстилка Сатаны. Я не удивлюсь, если ты за моей спиной ещё и с самим Дьяволом спишь. Как думаешь, что о тебе подумает твой Ольсен, когда узнает твою истинную суть?
Щека Эрики покраснела, из носа потекла кровь, но она продолжала даже с пола на Кристиана смотреть взглядом дикой кошки. Эдвардса это восхищало и бесило одновременно – какая женщина! Даже побежденной будет продолжать плеваться ядом, пока все легкие не выплюнет наружу. Она спешно продолжала ползти назад, но Кристиан понимал, что на самом деле никуда она убежать с самого начала от него не пыталась. Это то, чего хотела она сама.
– Да с самим Дьяволом трахаться приятнее, чем с тобой! – сквозь визгливый смех отозвалась Ричардсон.
Он стиснул челюсти до скрежета, а затем потянул её на себя и поднял в воздух за бёдра. Раненное плечо горело огнем, но в груди пылало ещё сильнее. Крис усадил её на кухонную тумбу, грубо задирая короткое платье наверх. Эрика не хотела даваться так просто, она пихалась, кусалась и сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть мужа. Хватала предметы, попадающие под руку, кидалась и била ими, будь её возможность – наверное, вонзила бы ещё один нож. Только Кристиану теперь от всех этих попыток было смешно.
– Перед Дьяволом ноги раздвигаешь, а передо мной не хочешь? – зловеще усмехнулся мужчина.
– Отпусти, скотина, иначе ночью я перережу тебе глотку, – прошипела Ричардсон, пока Эдвардс, испепеляя ее довольным взглядом, стаскивал с жены белье.
– Ты сделаешь это в любом случае, а так я перед смертью завладею тобой в последний раз – ну не счастье, а, любимая? Ты моя, слышишь, принадлежишь мне навсегда и после смерти. Никому не отдам и любого убью, кто забрать тебя посмеет. Ты забыла, что это я тебя такой сделал, это я тебя такой создал? Ты моя Химера!
– Урод! – вскрикнула Ричардсон, кусая губы в кровь, когда Эдвардс без особой осторожности грубо вошёл в неё.
Его движения были резкими и рваными, длинные пальцы сжимали нежную кожу до синяков, а Эрика всё продолжала пытаться вырваться из крепкой хватки. Какой бы умной и ловкой она ни была, Кристиан оставался мужчиной – мужчиной, который по размерам в два раза превосходил хрупкую женщину. Его голубые глаза налились кровью, а Эрика старательно смаргивала с ресниц слёзы и шипела, подобно кобре.
Его губы цепляли её шею и плечи, зубы кусали, оставляя отметки. Отметки не для самой Эрики, а для того, кто ещё смеет видеть её без одежды. Почти как послания смерти, предупреждения о скорой кончине.
Это длилось недолго, но исчерпало из обоих все остатки сил. Кристиан застегнул брюки и бросил на всё ещё торчащий нож ленивый взгляд. Мужчина выглядел гораздо бледнее, и Эрика трясущимися руками вытащила из его плеча острие, после чего неаккуратно замотала рану кухонным полотенцем и сползла с тумбы на пол, села, прижав к груди колени. Кристиан сел рядом, вытащил из кармана брюк сигарету и закурил.
– Я ненавижу тебя, – прошептала Эрика.
– Я тебя тоже, любимая.