Кристи Грей
Дождь в наших сердцах
Мои глаза то и делали, что вечно смотрели на Аарона. Однако теперь парень грыз гранит науки и совершенно не глядел на меня.
Чувствую себя озабоченной.
Но хотеть любимого парня все время – не странно, да?
Не знаю, каким чудом мне удалось отвлечься от парня, который мозолил мне глаза, но я сделала это, и последние два часа провела над домашним заданием.
Когда я закончила все-все, то устало грохнулась на стол, привлекая внимание Аарона. Хоть моя голова и была прижата к столу, но я все равно чувствовала его взгляд и добрую улыбку. А потом он дотянулся до моей головы и погладил меня.
– Устала?
– Ага… – почти вымученно ответила я, не в силах открыть губы.
Слышу, как Аарон встает из-за стола и собирает вещи. И мой рюкзак, и свой. А затем отодвигает стул и берет меня на руки. Да так быстро, что я не успеваю что-то понять, только охаю от неожиданности и прижимаюсь к его груди.
– Паразит.
– Я забочусь о тебе.
Мои губы растягиваются в едва заметной улыбке. А потом я все же расслабляюсь в его руках. Аарон нес меня до самой раздевалки, а затем поставил на ноги. Мне нравилось, когда он заботился обо мне. Именно в такие моменты ощущается вся любовь – в банальной заботе. И не нужны никакие слова о любви.
Аарон одевал на меня куртку, застегивал ее, поднимая мой подбородок, чтобы не защемить его. Он снова молча подхватил меня на руки и нес до самой машины…
***
Я совершенно не заметила, когда мы успели приехать домой. Кажется, я настолько сильно расслабилась у него на руках, пока он нес меня до машины, что уже в салоне почти сразу меня вырубило. А Аарон не стал будить. Не стал бы будить даже тогда, когда мы приехали – я в этом уверенна. Но я сама проснулась, когда машина остановилась, и меня чуть шатнуло в сторону, к окну. Дело в том, что у меня невероятно чуткий сон: могу проснуться просто оттого, что кто-то открыл дверь или встал с кровати. От малейшего шороха.
– Спящая красавица, ты проснулась? – улыбчиво подначивает меня Аарон, и я с такой же улыбкой ответно киваю.
Парень выходит из машины и подходит к стороне, где сижу я. Открывает дверцу и наклоняется, чтобы снова застегнуть мне курточку – видимо, когда я заснула, он ее расстегнул, чтобы я не вспотела. А потом я опять оказываюсь у него на руках!
– Ты скоро разбалуешь меня, и я буду проситься на руки, как маленький ребенок, каждую секунду!
Конечно, я говорила это в шутку, но ответ Аарона заставил меня удивиться и даже замолкнуть:
– Вот и прекрасно. Мне нравится носить тебя на руках, Лаура.
Я прижимаюсь к нему сильнее и просто позволяю себе порадоваться.
Бывают такие моменты – депрессивные моменты, – когда я начинаю навязывать сама себе ужасные мысли. Мысли о том, что я не заслужила всего того, что происходит сейчас в моей жизни. Мысли о том, как Аарон вообще мог влюбиться в меня? Что во мне такого, чего нет в других девушка? Да взять ту же Кимберли, которая бегала за ним всю жизнь, кажется.
Иногда, стоя у зеркала, я могу часами рассматривать себя и находить изъяны на своем теле. У меня есть растяжки на боках. У меня толстые щеки. У меня есть живот – далеко не плоский. За что он меня полюбил?
Не знаю, почему именно сейчас я решила об этом подумать, но мое выражение лица, которое еще несколько минут назад было радостным, вмиг изменилось. Я едва сдерживала себя, чтобы не заплакать.
А если Аарон со временем устанет от меня? А если разлюбит из-за моей неидеальной внешности и фигуры?
Я случайно шмыгнула носом и внимание Аарона полностью переключилось на мои глаза, которые уже наливались слезами.
– Так-так-так, – быстро проговорил он каким-то обеспокоенным тоном. – Что за слезы, Лаура? Ты чего?
– За что ты меня полюбил? – не колеблясь, незамедлительно спросила я. А потом пожалела: надо было промолчать! Теперь подумает, что я дура, напрашивающаяся на комплименты.
– Не понял.
Он был озадачен. Аарон все еще не привык к моему переменчивому настроению. Я могу смеяться, а через секунду заплакать. И это не только в критические дни, а почти всегда.
Аарон остановился и поставил меня на ноги – прямо у самого подъезда.
Сердце обливается кровью, а с глаз все же потекли слезы, когда Аарон опять взял мое лицо в свои руки и нежно, почти невесомо и бережно, но так ощутимо и согревающее, поцеловал мой нос. Затем его губы поцеловали мой лоб и, наконец, мои мокрые – уже от слез – губы.
– Родная, что с тобой опять? Чего ты заплакала и что это за вопрос? – шептал он, не отрываясь от моего лица.
– Просто почему-то резко подумала… Знаешь, я далека от идеала… Взять к примеру твою Кимберли, которая бегает за тобой всю жизнь! Она идеальная! Безупречная кожа, без единого прыщика, тонкая талия и стройные ноги. А я что? У меня все лицо в высыпаниях, которые даже тональные крема и консилеры не скрывают. У меня толстые ноги и пузо! А еще чуть ли не все тело в растяжках.
Не знаю, какого ответа от него жду. Я не напрашиваюсь на комплименты, нет. Просто говорю то, что у меня на душе, то, что беспокоит меня – он всегда просит так делать.
– Господи…
На секунду я даже успеваю подумать, что он устал от моих вечных заскоков. А потом он безобидно улыбается и снова смотрит на меня.
– Родная, я столько много раз говорил, что люблю тебя, ты думаешь я хоть когда-то тебе соврал? Я люблю каждую часть твоего тела, ты вся безупречна. Не сравнивай себя с остальными, потому что ты – это ты – особенная и индивидуальная. Мне нравятся твои ноги, мне нравятся твои бедра и твой живот. Мне нравятся твои щеки и твои высыпания. Ты мне вся нравишься, Лаура. Ты думаешь, если Кимберли так идеальна, то и собеседник она хороший? Ни черта, Лаура. Внешность далеко обманчива, я думал, ты должна была давно это понять. Кимберли хоть и кажется идеальной, но в душе она пуста. Она не может поддержать, для нее объятия и поддержка – это почти табу. Она не склонна к нежности. Мне не нравится, что ты вообще заводишь эти темы и сравниваешь себя с другими. Ты самая лучшая девушка, которая встречалась на моем пути. Я говорю тебе честно и открыто, а не потому, что мне хочется тебя успокоить. Пожалуйста, давай мы больше не будем возвращаться к этой теме…
Вот теперь я точно не смогу сдержать слез. Они скатываются одна за одной по щекам, и Аарон, кажется, теряется еще больше. Он смахивает их пальцами, а потом проводит ладонью по моим волосам, гладя меня по голове.
– Мне кажется, я пропала бы без тебя.
И это чистая правда. Не преувеличение. Я даже боюсь представить, что было бы, если бы в какой-то период жизни не появился Аарон… Возможно, меня бы полностью сломал Юджин, и я была бы просто неживой куклой. А возможно, я даже наложила бы на себя руки, чтобы избежать той никчемной жизни…
– Нет, – уверено и четко ответил Родригес. – Я бы обязательно тебя нашел и познакомился. При любом раскладе ты бы не осталась одна.
Остаток вечера мы провели в моей комнате, почти не выходя из нее. Лили дома не было. Я не стала ей звонить, потому что предполагала, что она на свидании со своим молодым человеком. Мне было интересно, кто он, как выглядит и можно ли ему доверять тетю? Но что-то мне подсказывало, что он хороший человек – другого бы тетя не выбрала.
Сегодня мы легли спать пораньше, потому что устали. А еще, наверное, потому, что хотели просто полежать вместе в объятиях.
Аарон прижимал меня к себе, и я чувствовала себя спокойно. Больше не было удушающих мыслей, которые могли бы свести меня с ума.
Все было хорошо.
Однако…
Этой ночью что-то заставило меня пробудиться. Сначала я не поняла, в чем проблема и почему я проснулась. У меня не было никакой нужды. А потом, прислушиваясь, поняла, что вернулась Лили.
Тетя разговаривала с кем-то по телефону.
И я могла бы уже уснуть, потому что подумала, что разговаривает со своим мужчиной, но… Я отчетливо услышала ее встревоженный голос. Разобрать ее слов я не смогла. Уснуть мне уже точно не удастся.
Я осторожно скинула со своей талии большую руку Аарона, которая даже во сне прижимала меня к себе. И осторожно встав с кровати, подошла к двери, слегка приоткрыв ее.
– Да, конечно… Боже, я сейчас приеду…
Боже, я сейчас приеду.
Что происходит?
Я прижалась к двери. Я знала, что что-то не так, но спросонья не могла ничего сообразить.
Мне пришлось выйти с комнаты, чтобы не разбудить Аарона, и узнать у Лили, что же произошло и куда она собирается ехать посреди ночи? Может, что-то у ее мужчины произошло, и ему нужна была ее помощь?
Мои шаги было незаметно скрыть, я топала слишком громко, даже если старалась идти тихо. И тетя почти сразу обернулась.
– Гномик? – ее губы растянулись в натянутой и невероятно напряженной улыбке, которую она старалась от меня скрыть.
Произошло что-то серьезное?..
– Лили? – в ответ спросила я, наблюдая за тем, как она в спешке натягивает джинсы. – Куда ты собираешься? Кто звонил?
– Милая, ложись спать, пожалуйста, – Лили заботливо, почти уберегая от чего-то, провела рукой по моим волосам.
– Нет, что происходит?
Я напрягалась все сильнее с каждой секундой.
– Лаура…
Глазами зацепилась за ее дрожащую губу. Будто у нее сейчас начнется истерика.
– Что?
– Бабушка умирает…
33 глава. В этот день мне хотелось умереть
Звон в ушах был первым, что случилось со мной после удушающих слов Лили. А потом меня шатнуло в сторону и перед глазами появились черные круги. Мне нечем дышать – за несколько секунд мне перекрыло дыхание, и из глаз брызнули слезы от боли, от безысходности, от паники, нарастающей с быстрой скоростью внутри меня.
– Что значит – бабушка умирает?! – завопила я истерическим голосом так громко, что запершило в горле.
– Лаура, тише… – я видела, как трясло тетю, она переживала не меньше меня, но ей приходилось сейчас успокаивать именно меня.
– Нет! Объясни мне!
– Сердечная недостаточность, Лаура. Ты знаешь, что бабушка болела на протяжении почти всей своей жизни. Пришло ее время.
Я не понимала, нет, почти возмущалась, как она могла говорить о таком так просто?! У нее умирает мать, а она спокойно принимает это, как должное.
У меня так не получается.
Я не такая сильная, как Лили.
У меня снова умирает близкий человек.
Теперь, кроме тети, у меня нет никого.
Родители, бабушка, все оставляют меня…
Захлебываясь в слезах, я падаю на пол, ударяясь головой о стену, но эта боль такая несущественная по сравнению с той, что сидит внутри моего сердца, разрывая его сейчас на части. Его разрывают, как открытку, подаренную кем-то незначимым на День всех влюбленных.
Из моей комнаты выходит Аарон, совершенно не понимая, что происходит. Но, когда его взор падает на меня, едва ли в рассудке, он тотчас падает на колени рядом со мной, поднимает и прижимает к себе.
– Лаура? – парень старается дозваться, но я нахожусь в каком-то своем пространстве, где никого нет, кроме моих страданий. Я даже толком не слышу его, не чувствую его объятий. – Что случилось? – теперь он спрашивает у Лили, которая уже почти выходит из дома.
Я должна быть рядом с бабушкой. Я хочу увидеть ее в последний раз!
Лили собралась ответить Аарону, но я перебиваю и выкрикиваю:
– Я поеду с тобой! Возьми меня с собой! – мой тон не умоляющий, а твердый и требовательный.
– Нет, сиди дома, – строго отчеканила тетя, забирая связку ключей с тумбы.
– Я поеду с тобой! Я должна быть с ней! Я хочу увидеть ее в последний раз!
Чувствую, как руки Аарона сжимают меня сильнее, но это не помогает. Это впервые, когда его объятия не помогают мне никак.
Родригес, все еще оцепеневший от происходящего, бросает тете:
– Просто скажите, в какой больнице ее бабушка.
Он догадался. Не требовалось объяснений.
– Больница на 501 Нью-Лотс-авеню.
И за тетей захлопывается дверь. Я снова начинаю задыхаться в слезах, неосознанно сжимаю Аарона и причиняю ему боль, но он, сцепив зубы, молчит. Просто терпит. Позволяет мне таким образом притупить собственную боль.
Когда я снова чуть не упала, Аарон подхватил меня за талию и повел в комнату. Бережно усадил на кровать, включил свет и сел передо мной на корточки, целуя мои ноги, крепко сжимая мои руки, стараясь хоть как-то успокоить меня.
– Родная, пожалуйста, посмотри на меня, – просил Аарон, стараясь отыскать в моих глазах и лице ответ.
– Аарон, отвези меня!
– Родная…
– Я сказала: отвези! – у меня путался язык, я запиналась из-за отсутствия воздуха.
– Хорошо. Одевайся, я отвезу. Но тебе нужно успокоиться, я очень тебя прошу.
Это невозможно, как он не понимает? Как мне нужно успокоиться, когда я знаю, что у меня умирает близкий человек?
– Давай, Лаура, – блондин сжимает мою руку в своей руке, а я стараюсь хотя бы посмотреть ему в глаза. – Глубокий вдох и выдох, вместе со мной.
Аарон начинает дышать вместе со мной, стараясь привести меня в чувства. Но я по-прежнему не могу. Я по-прежнему задыхаюсь. Это слишком трудно. Не справляюсь.
– Я не могу… – судорожно говорю я.
– Родная, еще раз, повторяй за мной.
Это длилось минут пять. Не знаю, как ему не надоело. Не знаю, как он терпит меня. Я боюсь, что однажды и Аарон покинет меня. И от этой мысли меня накрывает еще сильнее. Родригес снова собирается что-то сказать, как-то успокоить, но я одергиваю его руку, отталкиваю его от себя и выхожу в коридор. Я поеду прямо так: в пижаме, с косой, зареванной.
Аарон следует за мной, спускается по ступенькам, стараясь нагнать меня. В последний момент, когда парень выходил из квартиры, он захватил мою куртку и закрыл дверь. А потом, догнав, накинул куртку на меня. Уверена, что с его губ хотелось сорваться какое-то замечание, но он просто сдерживал себя. Аарон понимал, что сейчас мне хуже всего.
Но он снова будет рядом, чтобы присмотреть за мной, чтобы я не погубила себя.
Я сажусь на переднее сидение, захлопываю за собой дверь и нервно грызу ногти, жду пока машина тронется с места. Каждую минуту шмыгаю носом и сжимаю рукава ночной сорочки. Я так боюсь опоздать. Что, если я не увижу в последний раз бабушку? Что будет тогда?
Сколько лет я буду винить себя за этот проступок?
– Аарон, быстрее!
– Лаура, я еду так быстро, насколько это возможно, – спокойно отвечает парень, не реагируя на мои психи.
В нем сталь. На его месте я бы уже давным-давно заткнула бы себя, но он терпит. Я поблагодарю его за это позже.
Мне так хотелось верить, что не может ничего случится накануне Нового года. Но случилось самое худшее.
Больница, в которой лежала бабушка, находилась в тридцати минутах езды. Но мы доехали за пятнадцать. Аарон не успевал за мной. Я бежала от машины до клиники так быстро, что меня едва держали ноги. Но на ресепшене я увидела стоящую тетю, которая уже что-то узнавала. Несусь к ней галопом, задевая кого-то или что-то плечом – совершенно ничего не замечаю.
– Где она?!
– Лаура, в триста пятой палате. Но сейчас к ней нельзя.
И тогда мое сердце обрушилось вниз и разбилось с громким треском. Я опоздала?
– Почему?
Я боялась услышать, что ее уже нет в живых.
– Ей ставят капельницу. В ней стараются поддерживать жизнь. Но показатели слишком слабые, говорят, что она уже три дня отказывается от еды и в последние часы ей стало хуже. Врачи говорят, что осталось несколько часов, – ее губы дрожат, тетя хватает мои руки и сжимает их, стараясь показать мне, что я не одна.
Но все вокруг опять исчезает, и мне кажется, что я совершенно одна. Что у меня больше нет никого в этом мире. А потом сзади подходит Аарон и разворачивает меня к себе, прислоняя мою голову к своей груди. Я обвиваю его тело руками и мочу его футболку. Только сейчас замечаю, что он тоже в пижаме. Из-за моей истерики и спешки, мы не переоделись.
Парень усаживает меня на диван и садится рядом. Кладет мою голову себе на колени и просто гладит по волосам.
– Мне очень жаль, Лаура.
Я закрываю глаза и позволяю новым слезам выйти из меня, но пальцы Аарона ловко их ловят, стирают по моей щеке и возвращаются к волосам.
– Почему так происходит, Аарон? – кажется, я впервые заговорила с ним сегодня без крика. – Почему я теряю всех родных?
– Я не знаю ответа на этот вопрос, родная. Но я обещаю, что меня ты никогда не потеряешь. Я всегда буду с тобой, чтобы не произошло.
И я знаю это, точнее, хочу в это верить. Было так много случаев, после которых Аарон мог меня бросить, но он этого не делал. Несмотря ни на что, он всегда остается со мной, всегда остается на моей стороне. Он всегда рядом, чтобы протянуть руку помощи и вытащить меня из любой ситуации.
– Пожалуйста, никогда не бросай меня, – моя просьба звучит настолько отчаянно, что даже жалко.
– Я уже говорил, моя маленькая девочка, что никогда тебя не брошу. Ни при каких обстоятельствах.
И мне становится на один процент легче. А потом, вспоминая о бабушке, снова разрушаюсь.
Не знаю, сколько времени я лежала на коленях Аарона, наблюдая за тем, как тетя носится с одного угла в другой, выжидая лечащего врача бабушки. Ночью в больнице еще страшнее, на меня так сильно давят все эти мрачно-белые стены, что разболелась голова – или она разболелась от моих рыданий.
Кроме нас сейчас в клинике находилось еще четверо людей. Один из них был мальчик лет пяти, который привлек мое внимание. Мне всегда давалось с трудом смотреть на детские слезы.
Все еще лежа на коленях своего парня и чувствуя его огромную поддержку, я наблюдала за мальчиком. И удивительно, но, отвлекшись от своей проблемы, я перестала плакать. Я в любом случае должна была перестать плакать, потому что бабушка точно не хотела бы видеть моих страданий.
Поднявшись с колен Аарона, я села на диван, стараясь унять головокружение.
Все еще смотрю на плачущего мальчика, который бродит по вестибюлю. А потом он останавливается у автомата со сладостями. Оборачивается на родителей, которые, кажется, уснули. У них в планах точно не было вести ребенка поздно ночью в клинику, поэтому не удивительно, что они устали.
И я решаюсь подойти к нему.
– Ты куда? – держа меня за руку, спрашивает блондин.
– Отойду ненадолго.
Он ничего не отвечает, но чувствую, как провожает меня взглядом.
Медленным шагом я подхожу к ребенку, который все так же с заинтересованностью рассматривает что-то новое для него. Мальчик вздрагивает, когда слышит мои шаги сзади. На мое вялое лицо натягивается улыбка, и я чуть сгибаюсь в коленях, чтобы быть с ним на одном уровне.
– Привет.
– Привет, – недоверчиво отвечает он, рассматривая меня с опаской.
– Я Лаура, – протягиваю ему руку. Мальчик недолго смотрит на нее, словно обдумывая, можно ли мне доверять.
– А я Карл, – и все же пожимает.
– Как ты сюда попал?
– В животе появилась очень острая боль, прямо посреди ночи. Дома таблетки не помогают, родители повезли меня сюда. Но врачи все заняты, поэтому мы ждем… А ты?
Я подхожу к автомату, чтобы достать оттуда какую-то сладость, на которую так долго смотрел малыш. Отыскав в кармане мелочь, я засовываю ее в автомат и, пока сладость двигается к нам, отвечаю:
– У меня умирает бабушка. Я приехала, чтобы увидеть ее в последний раз.
Лицо мальчика потускнело. И глаза заполнились печалью и состраданием.
– Соболезную, Лаура…
Я смотрю на него и почему-то улыбаюсь, он вызывает во мне улыбку. Такой маленький, но такой умный.
Мармелад, который я выбила из автомата, упал в отсек, и я нагнулась, чтобы достать его.
– Это тебе, Карл. Только съешь его, когда тебя осмотрит доктор и боль пройдет, хорошо?
– Спасибо! – на мальчишеском лице проявляется довольная улыбка. Он прячет мармелад в карман своей курточки и снова смотрит на меня. И неожиданно делится следующим: – Год назад у меня тоже кое-кто умер. Моя старшая сестра.
Настолько маленький человек, а уже познал такую страшную и огромную боль.
– Соболезную… Что с ней случилось?
– Мне не рассказали, – Карл пожимает плечами. – Но я замечал, что в последнее время она была очень злая, нервная, постоянно плакала. А еще я видел царапины на ее руках, сначала думал, что это их оставил наш глупый кот, а мама сказала, что сестричка просто порезалась…
О боже…
Карл вертит головой, словно прогоняя тоску и улыбается снова.
– Еще раз спасибо, Лаура! Я пойду к родителям.
Я киваю мальчику и тот в припрыжку убегает, шелестя упаковкой мармелада в кармане. А я возвращаюсь к Аарону, который все это время наблюдал за нами.
– Рад, что ты больше не плачешь.
– Кажется, что я уже все выплакала, – без эмоций отвечаю я, кладя голову на его сильное плечо.
– Что это за мальчик?
– Его зовут Карл, попал сюда с болью в животе, может гастрит, может аппендицит… Хотя вряд ли, он же еще совсем маленький.
Через несколько минут в клинику входит статный мужчина в черном классическом пальто и ищет кого-то взглядом. И, когда его глаза останавливаются на моей всхлипывающей тете, он подходит к ней.
Я молча наблюдаю за тем, как он прижимает ее к себе и старается успокоить так же, как делал Аарон со мной.
Лили что-то говорит ему – отсюда мне не слышно, – и они оборачиваются в нашу сторону. Я приподнимаюсь, когда осознаю, что тетя собирается познакомить нас. На ее лице появляется грустная улыбка.
Не думала, что мы будем знакомиться при таких обстоятельствах…
– Здравствуйте, – я сцепляю руки в замок за спиной и криво улыбаюсь.
– Привет. Я Марк.
Мужчина любезно протягивает свою руку, и я протягиваю в ответ. Сначала мой взгляд падает на его темные-темные волосы, идеально уложены назад, а потом на карие глаза. Рядом появляется Аарон, который тоже здоровается с кавалером тети и представляется.
– Мне жаль, что мы с тобой знакомимся при таких обстоятельствах, Лаура. Прими мои соболезнования. Я знаю, как это тяжело. Но не забывай, что ты не одна. И ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.
С моих губ хотелось сорваться какое-то предложение, но мужчина вдруг добавляет:
– Я работаю в полиции, так что, если вдруг что, обращайся ко мне сразу.
И я молча киваю. Не потребовалось особых усилий, чтобы почувствовать на себе пристальный взгляд Аарон, который говорил все за него.
– Лаура…
– Не сейчас, Аарон! Вот точно не сейчас!
Мужчина тети работает в полиции, и это отличный шанс, чтобы рассказать все, что со мной происходит. Рассказать про Юджина, чтобы эта мразь заплатила за все, что он сделал. Рассказать про людей, которые требуют от меня сумасшедших денег. Теперь все точно можно решить. Но я по-прежнему боюсь быть осужденной, по-прежнему боюсь рассказывать об этом кому-то.
Понимаю, что рано или поздно, мне все равно придется это сделать.
И теперь, когда Аарон в курсе того, что у меня имеются такие тесные связи с полицией, он точно будет настаивать на том, чтобы положить этому всему конец.
Мои раздумья прерывает мужчина в белом халате, вышедший из коридора в вестибюль. Все уставились на него, и проснувшиеся родители мальчика – тоже. Но он подошел к Лили.
– Ваша мама слишком слаба, – доносится до меня, и мои колени снова начинают трястись. – Вы можете проведать ее всей семьей, но по одному. Времени вам даю вагон.
Лили поджимает губы и прикрывает глаза. Но, когда чувствует руку Марка на своей пояснице, открывает и делает глубокий вдох ртом. Потом зовет меня к себе.
– Гномик, – она поправляет мои волосы, будто стараясь отвлечься на что-то и успокоить себя, гладит мои щеки. – Я зайду первая, хорошо?
– Ладно.
Аарон обнимает меня так же, как обнимает Марк тетю, и мы шагаем по больничному коридору. Здесь неприятные запахи лекарства, слышны чьи-то разговоры и писки аппаратов.
Я прочищаю горло, наблюдая за тем, как тетя входит в бабушкину палату с дрожащими руками и ногами, в ее глазах такая потерянность. Не представляю, как трудно ей. Она потеряла маму так же, как когда-то я свою. И теперь у ее не осталось никого из близких, кроме меня.
– Лаура, будь сильной, – напутствует Аарон, не отпуская мою руку.
Я сжимаю ее в ответ и кусаю губу. Как же мне оставаться сильной?
Лили сидела в палате бабушки минут пятнадцать. Все это время я не могла найти себе места: то садилась, то металась со стороны в сторону, боясь того момента, когда Лили выйдет из палаты. Я не знаю, смогу ли я зайти к бабушке? Свыкнусь ли я с той мыслью, что вижу ее в последний раз? Справлюсь ли я с этим?
И, когда тетя все же вышла и кивнула мне, мол, могу заходить, я испугалась. Я помотала нервы Аарону, тете, кричала так громко о том, что хочу поехать, увидеть ее в последний раз. Но, когда момент настал, я не могла этого сделать. У меня сжималось сердце и толстый ком вставал поперек горла, не позволяя мне ни говорить, не дышать.
– Я буду ждать тебя здесь, – снова подает голос Аарон. Он будет рядом, чтобы не дать мне упасть. С этими мыслями я стараюсь заставить себя успокоиться, а после вхожу в палату бабушки.
Здесь писк аппарата раздается сильнее и сразу же лупит мне по вискам. Я отрываю глаза от своих ботинок и поднимаю на больничную койку, в которой лежит бабушка. Ее кожа кажется еще больше морщинистой – будто я не видела ее несколько лет. И потрескавшиеся губы расплываются в улыбке, а ее худая рука тянется ко мне.
Подавляю дрожь и прохожу к ней.
– Привет, бабуль, – мой голос дрожит, а слезы скапливаются в уголках глаз.
Я не могу улыбаться ей, не могу даже смотреть на нее, когда знаю, что она умирает!
– Привет, моя девочка, как твои дела?
Как мои дела?
– Ба…
– Тише, Гномик, тише, – бабушка кладет свою ладонь поверх моей и слабо сжимает ее. В ней угасли все силы – это невероятно чувствуется. Я даже слышу, как ей тяжело разговаривать.
– Почему, бабушка, почему?
– Потому что это жизнь, Лаура. Все люди умирают – это нормально. Мое время пришло, и мне не жаль. Я успела за эту жизнь многое. Я родила двух прекрасных дочек, я застала взросление своей внучки, я рада, что смогла научить тебя многому.
Больше сдерживаться не могу. Я всхлипываю и касаюсь ресницами нижнего века, смачивая их в слезах.
Реву, как сумасшедшая, а бабушка только гладит мою ладонь. Боже, я и подумать не могла, что прощаться с ней будет так трудно.
– Я так не хочу, чтобы ты уходила…
– Так надо, милая, так надо. Не грусти, – ее морщинистые руки гладят меня по щеке, и я упираюсь в ее руку, стараясь запомнить это мгновение. – Я бы, конечно, хотела еще застать твоих детишек, но, боюсь, это у меня не получилось.
И я плачу еще сильнее.
Зачем она это говорит?
– Бабушка, прекрати…
– Лаура, милая, прости, если я когда-то сделала тебе больно. Я всегда хотела для тебя всего самого лучшего и делала все, чтобы в будущем ты была счастлива.
Я просидела у бабушки, наверное, полчаса. Мы разговаривали в последний раз. Я хотела бы сказать ей еще много чего, но зашла медсестра и сказала, что бабушке пора отдыхать. Я и сама видела, как ей становилось говорить все тяжелее и тяжелее, но просто не могла уйти, но хотела оставлять ее. А теперь пришлось.
Я в последний раз поцеловала ее в щеку и крепко обняла перед уходом.
– Люблю тебя, ба…
– А я тебя сильнее.
Сердце стучит громко и сильно, не скрывая всей своей боли. Опускаю глаза в пол и выхожу.
Все это время Аарон стоял у двери и ждал меня. И не зря, потому что, если бы не он… Я бы наверняка упала…
Не знаю, сколько я буду чувствовать эту боль, но, мне кажется, она никогда не исчезнет. И время ни черта не лечит…
***
Несколько часов я еще проплакала на руках Аарона, пока он нес меня в машину, пока мы ехали, пока он нес меня домой и пока он старался заставить меня вздремнуть хотя бы на каких-то часа три. Я отказывалась от всего. Мне ничего не хотелось, и это не просто истерика, это констатация факта. От боли, что разъедала все мои внутренности, мне не хотелось ничего, кроме как исчезнуть.
Слабость во всем теле все же победила мое упрямство и заставила меня отключиться. Последнее, что помню – как Аарон гладил мои волосы, наклонялся к лицу, чтобы поцеловать его. Эта поддержка важна, но мне почему-то хочется, чтобы Аарон ушел, чтобы он не страдал из-за меня, не тратил свое время.
С самого утра светило яркое солнце, которое проскальзывало в комнату и ослепляло меня даже еще во сне. А потом я проснулась. Сама не зная отчего. Повернув голову, я не застала Аарона рядом и подумала, что ему все же надоело тягаться со мной, и он уехал домой.
Выйдя из комнаты, чтобы убедиться в том, что его нет, я поймала себя на ошибке: Аарон сидел на кухне совершенно один. Кинув взгляд в прихожую, я поняла, что Лили оставалась ночевать у Марка.
– Аарон? – позвала его я, уже заходя на кухню, а не оставаясь подглядывать из-за угла. Когда парень поднял голову, на его лице я заметила что-то тяжелое. Может, так выглядела усталость, ведь сегодня он всю ночь возился со мной. А может, у него что-то случилось?
– Ты уже встала? – удивился Родригес, расслабляя свое лицо, словно стараясь спрятать те эмоции от меня.
– Да.
– Я предполагал, что ты будешь спать долго. У тебя была трудная ночь.
– Солнце сильно светило, – отвечаю. – Вот и проснулась.
– Понятно, – Аарон встает со стула и подходит к столешнице, оборачивается снова ко мне и спрашивает: – Будешь чай или кофе?
– Пока ничего не хочу… – сглатываю и, кусая губу, решаюсь спросить: – У тебя все нормально? Ты спал хотя бы?
– Несколько часов, – парень отвечает на второй вопрос, минуя первый, и я не оставляю это без внимания. Спрашиваю снова:
– У тебя все нормально?
Аарон стоит ко мне спиной, и мне видно, как вздымаются его напряженные плечи. Я его злю, раздражаю?
– Это из-за меня? – тихо спрашиваю я.
– Нет, что ты, – тотчас бросает он, разворачиваясь. У него спокойный голос, в котором нет скрываемой злости на меня или раздражительности. – Не в тебе проблема, родная.
– А в чем?
– Не думаю, что ты сейчас хочешь это слушать. Тебе плохо, я это вижу и понимаю. Может, ляжешь еще поспишь?
– Аарон, – резко выдаю я, подхожу к нему и беру за руку. – Ты помнишь, что все твои проблемы – мои тоже? Я не хочу заострять внимание только на себе и своих проблемах. Тебе тоже тяжело, и мне это не нравится. Расскажешь?
Он тяжело вздыхает. Замечаю, как дергается его кадык.
– Минут тридцать назад списывался с отцом. Спрашивал за Софи. Он даже, блядь, не дал нам возможность пообщаться. Сказал, что сестра собирается в школу. Сука, я его так ненавижу… – кулаки сжимаются, словно собираются разнести всю кухню. Накрываю его кулак своей рукой и глажу. – Он сказал, что мы сможем увидеться только летом. А я даже не знаю, получится у меня быть летом в Бруклине. Я же должен поступать куда-то.
И последние предложения выбили меня из колеи. Он не собирается быть со мной рядом.
Вот теперь все точно плохо.
34 глава. Эрика
–
чертова эврика
Терпеть не могу дождь. Он у меня связан с самыми худшими моментами моей жизни. Когда были похороны матери был невероятный ливень, под которым промерз и я, и Софи. Дождь символизирует собой страдания и слезы, которые стекали по лицу моей младшей сестры без остановки в тот день.
В день похорон бабушки Лаура плакала без остановки. И тоже был мерзкий, проливной дождь. За последние дни я потерял все жизненные соки, видя, как моя единственная любимая девушка страдает. Ей очень тяжело и никакие слова или объятия, никакие успокоительные ей не помогали.
