Кристи Грей
Дождь в наших сердцах
Пролог
Этим солнечным апрельским утром я и не думала, что что-то может пойти не так. Мне было всего семь лет, когда это началось. В этот день мама разрешила мне не идти в школу, потому что вчера вечером у меня першило горло и поднялась невысокая температура. Она позвонила бабушке, которая живет в другом городе, и проконсультировалась, как лучше поступить. И бабуля сказала, чтобы мама не вздумала отправлять меня в школу, а лучше сделает мне чай с медом, лимонкой и малинкой, и даст какую-то таблеточку. Я радовалась тому, что прогуляю школу.
В тот день я проснулась рано несмотря на то, что я могла спать хоть до обеда. Первым же делом схватила свои куклы Монстер Хай и Эвер Афтер Хай и начала гулять, но потом услышала, как мама с кем-то ругается. Семилетней мне сразу стало страшно, ведь я чувствовала, что начало происходить что-то необычное.
Сползая с высокой кровати, я стала идти на выход из комнаты, однако задержалась, чтобы подслушать разговор. Мама общалась с кем-то по телефону и ее голос был злым. Обычно таким она ругает меня.
– Какого черта вы угрожаете мне и моей дочери?! Разбирайтесь с ним сами! – говорила она кому-то. – И что, что он мой муж? Платить за него долги я не собираюсь.
Мой папа не самый лучший в мире человек, однако я все равно его любила… Папа понабрался долгов, которые не хочет возвращать, и поэтому маму постоянно нервировали звонки с неизвестных номеров с просьбой погасить их.
– Я вам уже сказала, разбирайтесь с ним сами! До свидания! – снова крикнула мама в трубку, после чего отключилась. И повернув голову, она заметила меня, подглядывающую за ней из-за двери.
– Мартышка, ты чего там? – ласковым голосом, словно ничего сейчас не было, произнесла мама, подходя ко мне.
Оказавшись рядом, она подняла меня на руки, хоть я уже и была тяжелая, и нежно подула мне в лоб, сдувая волосы с лица. А после нежно коснулась губами лба, оставляя там поцелуй.
– С кем ты разговаривала?
На лице матери было смятение. Говорить правду она не хотела, но и врать мне – тоже. Мама никогда мне не любила врать. Она лишь скрывала какие-то плохие моменты, чтобы не расстраивать и не травмировать меня.
– С одними плохими людьми.
– Они хотели, чтобы папа отдал им денюжки?
– Да, милая, но твой папа… – мама сжала зубы и отвела гневный взгляд в сторону. – Не хочет этого делать. Поэтому они звонят мне и хотят, чтобы это сделала я. А я не могу, понимаешь? Мамочка устала от этого…
В семь лет я мало что понимала, но единственное, что стало мне понятным – это то, что маме плохо. А когда ей было плохо, тогда и я чувствовала себя нехорошо. Мне хотелось как-то помочь, но в силу своих лет – не могла. Я просто обняла маму за шею, стараясь этим утешить, а она в свою очередь похлопала меня по спине.
До вечера все было хорошо, а потом – все, как в тумане.
***
Вечером, когда я сидела на диване и смотрела мультики, а мама готовила нам ужин, ее телефон снова зазвонил. Мама оторвалась от плиты и подошла к телефону, думая, что это звонит папа. Но когда она ответила, то закрыла рот руками, чтобы не закричать от услышанного. Тогда и в моем сердце что-то оборвалось. Я почувствовала, как сердце треснуло, еще даже не зная причины. Знаете… Дети все чувствуют – наверное, это правдивые слова. Я просто почувствовала тогда, что что-то случилось. Что-то масштабное. Что-то серьезное.
Мама сбросила вызов и заплакала навзрыд. Я помню, как сильно у меня тогда стучало детское сердечко. Я ничего не понимала и не знала, как помочь маме. Что делать, чтобы она не плакала?
Следом, после звонка, ей пришло сообщение, после которого у нее затряслись руки и забегали глаза. А потом мама быстро выключила плиту и стала звонить бабушке. Я бегала возле нее и спрашивала, что же случилось. Она просила меня подождать.
– Мам, можно мы к вам сейчас приедем? – нежный голос матери дрожал, и она вечно всхлипывала. А я сидела на диване, пытаясь догадаться о том, что же все-таки произошло. – Да, мам, сейчас… Нам очень нужно сейчас уехать из дома. Я потом все объясню. Спасибо.
Потом все происходило очень-очень быстро. Мама в спешке кидала все вещи в большую сумку, а я ходила рядом и растерянно смотрела на нее. Когда она все же закончила с упаковыванием всех вещей, то взяла меня за руку и села на корточки передо мной.
– Мамочка, что происходит? – мои глаза уже начинали слезиться, потому что, кажется, стало приходить осознание. Мы уезжаем. Или даже сбегаем.
– Милая… Ты же у меня взрослая девочка, Мартышка? – она старалась улыбнуться как обычно по-доброму, но ее улыбка была натянутой и слишком напряженной. – Нам нужно уехать.
– А папа, он с нами?
Ее глаза стали пустыми. Больше не такие, как были раньше. В них не было света.
– Милая… – прошептала она, поджимая губы, чтобы не расплакаться еще сильнее. – Ему придется остаться здесь.
– Почему? – не понимала я.
– Он… Его… – в последний момент, мама закрыла глаза и махнула головой, словно отбрасывая какую-то мысль. – Ему просто нужно остаться тут. По работе.
По какой работе – не понятно, ведь я знала, что он не работает уже долгое время, а значит мама сказала мне неправду. Опять.
– Какую игрушку ты хочешь взять с собой? – резко перевела тему мама.
– Все.
– Нет, Мартышка, можно взять только одну.
Я округлила глаза от шока, ведь как так – оставить все-все игрушки?! Они же мне все родные! Я люблю все и выбирать какую-то одну не хочу. Мама провела ладонью по моим коротким волосам и объяснила:
– Мы не сможем забрать все игрушки, потому что они просто не поместятся. У нас всего одна сумка, а твоих игрушек – целая комната, – она чуть усмехнулась, а потом снова погасла, словно в памяти всплывало что-то плохое. – Подумай, какую возьмешь. Пойдем я тебя пока одену…
Мы зашли в мою комнату, и мама стала натягивать на меня розовые колготки, а я все думала и думала, какая игрушка у меня в приоритете… Я осматривала всю комнату и в голове перебирала все моменты с той или иной игрушкой. И когда я была полностью одета, мама повторила вопрос, собираясь выходить из моей комнаты:
– Ну что, решила?
– Да.
Я указала руками на Бимку – так звали моего плюшевого пса, которого я любила всем сердцем и даже больше. Почему именно его? Это был подарок от родителей на мой пятый день рождения. И этого песика мы везде берем с собой: и на прогулку, и в поездку, и я даже сплю с ним. Поэтому эта игрушка занимает особое место в моем сердце.
– Бери и иди в прихожею.
Когда мы вышли из подъезда, мама вечно оглядывалась по сторонам и на мой вопрос почему, она отвечала, чтобы я не обращала внимание. Но как я могла не обращать внимание на такое странное поведение? Кроме этого, мама постоянно ускоряла шаг и мне приходилось не идти с ней за руку, а едва успевать за ней бежать.
Мама еще дома, как оказалось купила ближайший билет на поезд в город, где жила бабушка, а именно – Бруклин. На станции мама продолжала оглядываться, словно в каком-то детективном фильме. Словно она думала, что за нами кто-то может следить. А я думала о папе… Думала о том, как сильно буду скучать по нему. По его юмору.
Я лишь надеялась на то, что папа как можно скорее приедет к нам, и мы снова будем вместе… Даже если родители будут часто ругаться.
Бабушка и тетя Лили встретили нас очень радушно, как обычно. Обнимали меня, как всегда, очень крепко, целовали в щеки и тискали, как полагается… Помогли маме с сумками и сказали мне идти в комнату, разбирать свои вещи. Потом мы долго сидели в маленькой кухоньке и пили чай. Бабушка с тетей как-то по-особенному смотрели на маму и словно ждали подробностей, а мама лишь говорила, что потом и взглядом указывала на меня. Мол, разговор должен быть без меня.
Я так хотела подслушать разговор мамы с бабушкой и Лили, но Лили зашла ко мне в комнату и стала разговаривать со мной о жизни, о моих любимых увлечениях и тому подобным, тем самым отвлекая меня от задуманного. В итоге я, конечно же, ничего так и не узнала.
Вернее, я узнала всю правду, но только позже. И при других обстоятельствах. И мне хотелось бы все же таки не знать об этом, а просто теряться в догадках… То, что узнала я и увидела стало моим якорем, который зацепился за мою психику настолько сильно и глубоко, что это стало травмой на всю оставшуюся жизнь.
***
Через несколько дней мы впервые вышли на улицу. Я совершенно ничего не понимала, и неизвестность от всей происходящей ситуации очень пугала меня. Я боялась чего-то, сама не зная чего. Я словно чувствовала, что приближается буря. Что скоро шторм сметет все вокруг и заберет у меня что-то. И этим что-то стало самое дорогое, что у меня было. Мама.
С утра все было хорошо и абсолютно ничего не предвещало какой-то беды. Я весело смеялась пока бабушка насыпала мне кашу в тарелку, а Лили сидела рядом и смешила меня моей же игрушкой Бимкой. Она разговаривала за него и кусала меня за щеки, что сильно вызывало смех. Мама в то время уже собиралась, ведь пообещала мне, что сегодня мы сходим в игрушечный магазин и купим одну куклу. Это ее некие извинения за то, что мы так спонтанно уехали и все свои игрушки я оставила в том городе.
Я старалась не думать обо всем, что стало происходить в жизни, но вопросы, на которые мама так и не хочет давать ответы, крутятся в голове вихрем и не стихают. Я думаю о папе со вчерашнего вечера. Думаю о том, вернемся ли мы в тот город?
Часам к одиннадцати мы уже вышли с подъезда и направились в сторону метро, так как нам нужно было ехать в центр города. Спустившись вниз, мы зашли на нашу станцию и мне резко стало холодно. Нет, не потому что в метро всегда прохладнее, нежели на улице. Мне стало холодно по другой причине. Я знала, что сейчас что-то произойдет. Знала, что сейчас случится что-то настолько плохое, что сломает мне жизнь.
– Мам, а трамвай скоро приедет? – напугано спросила я, доверяясь своему предчувствию.
– Чего ты, Мартышка? Скоро.
– Мам, может нам пойти на автобусную остановку?
– Эй… Милая, – мама привычным жестом погладила меня по голове, – не бойся.
Всего через несколько минут наш трамвай уже выезжал из тоннеля. Я радовалась. Облегченно выдохнула, понимая, что, скорее всего, мне просто показалось. Створки распахнулись, и я первая зашла во внутрь. Обернувшись, я хотела взять маму за руку, потому что меня чуть пошатнуло, но ее не было внутри… Я посмотрела в окошко и увидела, что маму держит за руку какой-то мужчина, а потом переместил руку на шею. Я бездейственно стояла и смотрела. Не могла ничего сделать. Я хотела выбежать из вагона, но створки закрылись. А когда трамвай стал отъезжать… Я увидела то, что изменило все. Мужчина застрелил мою мать.
На моих глазах умерла мама. А меня не было рядом. Я не смогла помочь. Трамвай уже въехал в тоннель. И вот я, семилетняя девочка, оставшаяся полностью одна, еду в неизвестном мне направлении. Мои руки тряслись, а глаза были наполнены слезами. Вагон шатало, и я упала все же на пол, но меня тотчас подняла какая-то женщина.
– Малышка, осторожнее, давай садись! – проговорила она, уступая мне место. Я просто молча села и начала плакать.
Я понятия не имела, что мне делать в этой ситуации. Куда я еду? А как мне вернуться домой? Мне нужно связаться с папой или с бабушкой, или с Лили! Я хочу, чтобы меня кто-то забрал!
– Девочка, что такое? Ты одна? Куда едешь? – вновь спросила женщина.
– Помогите, моя мама… Там… В нее выстрелили! Там, откуда мы зашли в трамвай!
В силу своего возраста я даже не могла толком объяснить, но она, кажется, все поняла. Мой испуганный вид, мокрое лицо и трясущиеся руки дали ей понять, что я не выдумываю. Как только трамвай остановился на первой же станции, мы вышли. Женщина держала меня за руку и вела на другую сторону, чтобы вернуться обратно.
Со всхлипами я плелась за ней, не отпуская ее руки. Боюсь остаться одна, потеряться. Когда мы вернулись, там уже была полиция, которую кто-то вызвал. А на полу лежала мама. С дыркой во лбу, с которой сочилась кровь. В этот день моя психика сломалась. В этот день я потеряла, кажется, все.
Я подбежала к ней и упала на колени. Легла ей на грудь и плакала со всей силы, сжимала ее руку, наивно веря в то, что мама сможет прийти в себя. Я пыталась не терять надежду на то, что она жива. Я осознала все лишь тогда, когда та самая женщина стала оттягивать меня от мамы. Когда дядя полицейский старался меня успокоить. Когда он нашел телефон мамы и позвонил Лили.
В тот день плакала не одна я. И тетя, и бабушка. Все пострадали в этот день. Я больше всех, поскольку в таком раннем возрасте увидела все это собственными глазами.
Спустя несколько недель все стало ясно, и меня, наконец, просветили во всем. Тетя Лили решила, что я должна знать правду, решила, что я уже взрослая для такого. Но я была не готова услышать такую правду… После смерти мамы… Какое же это все-таки страшное предложение… После ее смерти я задавалась вопросом: где же папа? Почему он не со мной, почему же он не знает ничего?
Как оказалось мой отец умер в тот день, когда мы уехали с родного города. Вот почему мама тогда плакала. Ей позвонили в тот вечер и сказали, что ее муж был убит. А после, как выяснила полиция, ей прислали смс-ку:
«Это была месть за то, что твой муженек не погасил долг. Следующая – ты», – написали они.
Тогда мама собрала все вещи, и мы уехали, чтобы быть в безопасности, но… Как оказалось, безопасности и здесь не было. Но после убийства полиция выловила этих людей и теперь они в тюрьме. Лишь тогда наступила безопасность.
Тогда я поняла, что у меня не осталось никого из родителей. Мама и папа мертвы. Как я буду без вас в этом мире? Почему вы оставили меня? Конечно, я осталась жить с тетей и бабушкой в Бруклине.
С того дня мне пришлось несладко. Но мне пришлось быть сильной и продолжать жить. У меня началась новая жизнь, которую я назвала ужасом.
1 глава. Новая жизнь
Звон будильника гулом отдается в ушах, и я вынужденно открываю глаза, которые просятся закрыться обратно. Пересиливаю себя и отключаю будильник, дотянувшимся до тумбы пальцем. Шесть часов утра. Давненько я так не вставала… Но сегодня важный день, как говорит тетя. А именно: я иду в новую школу. Первое сентября начинается в новой школе, потому что с прошлой меня выгнали за цирк, который я устроила – так сказал директор. А я ничего не устраивала, я просто защищалась, но кому это докажешь, да?
Приподнимаюсь с кровати, принимая сидячее положение, провожу ладонью по взъерошенным волосам. Ныряю босыми ногами в мягкие тапки и иду на выход из комнаты. Лили сказала, что сегодня я должна быть красивой, улыбчивой, приветливой и что самое главное – дружелюбной. Ведь это первый день в новой школе, нужно произвести хорошее впечатление на всех!
А мне было плевать. Я настолько смирилась с травлями в предыдущих школах, что, переходя в эту, мне уже все равно. И этим утром я решила: я больше не буду слабой. Буду сильной девочкой, которая сможет постоять за себя, которая сможет дать отпор. Хватит быть для всех козлом отпущения. А еще Лили сказала, что сегодня начинается моя новая жизнь. И так она говорила каждый раз, как я поступала в новую школу. За все эти десять лет это было пять раз. И из каждой меня выгоняли за конфликты, но меня просто ненавидели, а я старалась защищаться, но получалось плохо.
За эти десять лет не было никакой новой жизни из всех пяти. Каждая из них была ужаснее предыдущей. Конечно, за столько времени я отпустила маму и папу, и смирилась с их уходом, но первые три года мне давались очень тяжело… В десять лет, хотя, как казалось, прошло три года, и я должна была все забыть и привыкнуть, но это не случилось, я хотела покончить с собой. И это продолжалось долгое время… До пятнадцати. В пятнадцать меня все же повезли в психушку. Это было решением бабушки, которая не находила себе место. У нее было больное сердце, и она каждый раз, видя то, как я вредила себе, теряла сознание. А потом ее терпение лопнуло, и бабушка сказала Лили, чтобы та повела меня к психотерапевту.
Я до сих пор прохожу терапию. В школах, которых я была, узнавав про это, все считали меня психованной сукой, которая неуравновешенная, хотя поводов так думать я не давала. Просто кто-то распространял слух, а остальные верили в него и всей школой смеялись с меня. Однако в этот раз я не позволю этого. Страдать будет каждый, кто решит посмеяться с меня.
Лили и бабушка очень волновались за меня все это время и старались поддерживать. Лили разговаривала со мной по вечерам, как это делала бы мама. Она успокаивала меня, когда я плакала ей в плечо и жаловалась на то, что никто не хочет со мной дружить. А тетя просто гладила меня по спине и говорила, что когда-то они повзрослеют и поймут, как низко пали.
Курс этой психотерапии был и есть до одного места. Да, я каждую неделю хожу на приемы к одной женщине и рассказываю о проблемах, а она делится советами и тому подобным, думая, что мне это помогает. Ни черта. Не помогает. Я каждый день пью таблетки. Бабушка сказала, что они необходимы, чтобы я больше не хотела покончить с собой. Однако и они мне не помогали. Мне не помогало ничего.
Единственная причина, по которой я все же таки держусь – это моя семья. У бабушки больное сердце – она точно это не переживет, схватит инфаркт. Лили… Она такая хорошая тетя, самая лучшая. Она буквально заменила мне маму. Она тоже тяжело оправится после моей смерти. Ну, и еще… Родители, которые смотрят на меня сверху. Они вряд ли простят мне это, вряд ли будут рады такому поступку. Уверена, они хотели бы, чтобы у меня был другой исход: хорошая, счастливая жизнь, а не смерть в подростковом возрасте.
Поэтому я держусь. Сдерживаю себя в порывах злости и обиды. Возможно, все-таки сеансы психотерапии и курс лечения помогают мне в этом – помогают сдерживаться.
Я захожу на маленькую белую кухню, где уже стоит бабушка. Она поворачивается на звук моих шаркающих ног и улыбается, переворачивая яйцо на сковородке. Я отодвигаю белый стул и сажусь за стол, параллельно смотря на то, как светает за окном.
– Готова, Лаура? – спрашивает бабушка.
– К “новой жизни”? – со смешком спрашиваю я.
– Ну, так говорит Лили. А я просто скажу к новой школе.
– И в том, и в том варианте, мой ответ «нет». Ты же знаешь, это будет очередной ужас.
– Ну не будь такой категоричной, девочка моя. Может, ты найдешь себе друзей в этой школе. Все-таки тут уже взрослые дети будут. Одиннадцатый класс… Не думаю, что кто-то будет себя вести, как те дети.
Я же была настроена наоборот – была почти уверена, что и тут травли мне не избежать. Очередная «новая жизнь», которая окажется ужасом. Очередные жалкие люди, которые решат смеяться надо мной. Люди, которые будут издеваться надо мной.
– Гномик, ты уже встала, – заходя на кухню, говорит Лили, и я поворачиваю голову, чтобы сказать ей «доброе утро». – Тебе дать денег для первого дня? Может, купишь что-то.
– Нет, Лили, не нужно! – отвечаю я.
– Ну почему?
Потому что, ты итак достаточно сделала для меня. Но, конечно, я этого вслух не скажу.
– Не нужно. Я не буду там есть. Обычно в школах плохо кормят.
– Ну, это в тех, которых ты была. А это, как мне сказали, самая лучшая школа. Даже считается почти престижной…
– Престижной, и как же ты меня туда устроила, Лили?! Заплатила?!
Тетя молчала и тогда я сжала кулаки. Мне было так обидно. Обидно оттого, что она постоянно тратиться на меня, хотя не должна, я не ее ребенок. А я даже помочь ей не могу… Не могу отблагодарить.
– Не платила я! У меня там работает знакомая, которая будет твоей классной руководительницей… Я с ней договорилась. Платить мне ей не нужно. Это услуга за услугу. В какой-то момент я ей помогла сильно, теперь она мне.
– Лили, зачем мне престижная?! Я же не из тех кровей, чтобы учиться в таких королевствах.
– Что значит – не из тех кровей, а? Ты у меня красивая, умная девочка, которая ничем не хуже остальных.
Это была правда. Лили работает и прекрасно одевает меня. А я стараюсь выбирать что-то самое дешевое, просто потому что мне неудобно. Это слишком…
– Они еще больше будут надо мной издеваться.
Бабушка выложила яйцо на тарелку и поставила ее передо мной, а затем вмешалась:
– Прекрати, Лаура! Ты такая же, как и все. Не строй из себя уродину или бомжиху.
Бабушка у меня особенная. И хорошая, и любящая, и та, которую легко вывести из себя.
– Я говорю, как есть, ба. Эти богачи теперь будут травить меня из-за того, что я не из их голубых кровей, что у меня не такое состояние, как у них.
– Ну все, милая, хватит нагнетать, – ласково говорит Лили, гладя меня по щеке.
Я выдыхаю и накалываю на вилку яичницу. С одной стороны, я боюсь своих новых одноклассников, ведь правда, хрен угадаешь, какие гниды попадутся мне тут. С другой стороны… Я твердо решила, что смогу постоять за себя. Хотя, каждый раз, как я это делала – меня выгоняли из школы. В этот раз будет по-другому. Надеюсь, что в этот раз будет по-другому.
Мам, как там у тебя дела? Пап, ты бы защитил меня, да? Обещаю, я скоро к вам зайду. Поговорю с вами.
Когда мне по-настоящему бывает плохо, когда я снова хочу порезаться глубже – не просто, чтобы отвлечься и забыться, а для того, чтобы перестать чувствовать все, чтобы покончить со всем, – я всегда прихожу к ним на могилы. Всегда сажусь на землю, плюю на то, что буду вся грязная, и разговариваю. Иногда засиживаюсь до того, что на небе сверкают звезды.
После завтрака я пошла в ванную, чтобы почистить зубы, а после стала краситься. Попробую что-то новое. Прежде я никогда не красилась никуда. Да-да, как это в семнадцать лет не краситься, но мне это правда не нужно было – было все равно. А сейчас же решила преобразить свой, скажем так, лук! Типа быть крутой. Сделать вид уверенной в себе девушке, которая будет ставить всех на место.
Первое правило уверенности в себе: сделай вид, что ты уверенна, – и потом привыкнешь к этому. Второе правило: полюби себя. Но как это сделать, когда от всех подряд ты слышала то, какая ты жирная, какая ты уродливая, какая ты мразь и что тебе место в гробу.
Детки бывают слишком жестоки.
Детки бывают настолько жестоки, что доводят до суицида.
Но и бывают другие – те, которые спасают тебя. Те, которые помогут выбраться со дна. Но где же мне таких найти?
Натягивая юбку – школьную форму, которая была в этой престижной школе, – я повернула голову на открывающую дверь. В проеме стояла Лили, которая с улыбкой смотрела на меня. Любовалась. Как когда-то делала мама. Я ловила иногда себя на мысли, что Лили – ее точная копия. Хотя, да, Лаура, это не удивительно, они ведь сестры… И иногда мне хотелось думать, что Лили на самом деле моя мама, что никакого убийства не было, а папа просто целыми днями на работе, но он жив. А потом хваталась за реальность, как тонущий человек за круг, возвращаясь в реальность. Я хваталась за реальность, чтобы не сойти с ума, ибо тогда я на самом деле лягу в психушку.
– Ты у меня такая красивая, Лаура.
– Спасибо, – застенчиво ответила я тете, разглаживая на себе блузку.
– И такая взрослая уже. Одиннадцатый класс. А я тебя помню такой малышкой… Прямо гномиком-гномиком.
– А сейчас я великан?
Мой рост все еще остается маленьким. Сто шестьдесят сантиметров.
– Нет, ты по-прежнему мой гномик, только чуть взрослее, женственнее. Ну все, я вызову тебе такси!
– Не нужно, Лили, я пешком. Утренняя пробежка.
– Ты же не знаешь, где это находится. Я тебе не показывала.
– Я думаю, что разберусь. Тем более есть гугл карты.
Не хочу, чтобы она тратила на меня деньги. Как-нибудь найду.
– Ну смотри мне, если что звони, я объясню, ладно?
– Ладно! – шустро выбегая из комнаты, я целую ее в щеку и быстро обуваюсь. Забрасываю рюкзак на плечо и выбегаю из квартиры, попрощавшись со всеми.
Ну, что ж, Лаура… Пусть этот день будет не таким ужасным.
***
В сентябре утром все еще тепло, поэтому я иду с коротким рукавом и в юбке, и мне не холодно. Наверное, все же было опрометчиво идти туда, куда не знаешь. Нужно было в этот раз, в этот последний раз, попросить Лили вызвать такси. Ибо я уже потерялась. Я вбила в гугл картах название своей новой школы и пыталась идти по навигатору, однако это все же было тяжело. Нужно было идти прямо, как показывал телефон, но рядом были лишь дворы, гаражи и куда идти я выбирала наугад.
Я бы пошла не туда и снова потерялась, если бы не громкие звуки откуда-то. Я шла на них. А это, как оказалось, кто-то говорил в микрофон. Приветствовали всех учащихся, всех выпускников в этом году и всех первоклашек. Я поняла, что это из моей школы и бежала туда со всех ног, даже наплевала на юбку, которая задиралась к верху, наплевала на каблуки, на которых я выворачивала свои ноги. Плевала на все, лишь бы успеть и не налажать в первый же день.
Проводилась линейка на школьном футбольном поле, чтобы все дети поместились. Осталось найти ряд, в которой стоит мой учитель. Рядом с каждой толпой стоял столбик с флагом и цифрой с буквой. Мне нужен одиннадцатый «А». Нашла. Бегу к ним. На меня смотрят много людей, ведь я единственная, кто опоздал. Супер. Первое впечатление наверняка хорошее!
– Ты Лаура Хилл, да? – мило улыбнувшись, спросила светлая женщина. По всей видимости – моя новая классная руководительница.
Я киваю и встаю в шеренгу. Чувствую на себе взгляды. Пока что не осуждающие. Просто рассматривают меня, как новый объект. Но я уже напряжена. Я старалась подойти поближе, потому что ничего не видела, но кто-то толкнул меня плечом, и я оказалась в самом конце. Сзади, где ничего не видно. Это было неприятно.
Все-таки я была права: везде одинаковые люди, которые захотят унизить друг друга. И иногда мне кажется, что мне действительно не место в этом мире. Как же я хочу вернуться в детство, когда мама меня водила в садик, где у меня было куча друзей, которым я по-настоящему была интересна! Как же хочу вернуться в то время, где у меня все было хорошо… А с семи лет начался мой личный кошмар, который продолжается по сей день, и я не знаю, закончится ли он когда-нибудь. Обрету ли я когда-нибудь счастье?
Директор школы что-то долго рассказывал, играла торжественная мелодия, а после классная руководительница сказала всем идти в класс, а сама ушла. И даже не учла того факта, что я не знаю эту школу. Опять на меня наплевали.
Сцепив руки в замок, я нахмурила взгляд, выдохнула и решила, что справлюсь. Хватит быть маленькой девочкой, пора повзрослеть Лаура. Я шла за всеми. Шла за своими одноклассниками, ведь им точно известно, куда идти.
Школа была красивая, видно, что престижная. Ученики были все такие… Нарядные… Видно, что богатые. У всех последние модели айфонов, наращённые ресницы, ногти. Дорогие браслетики и сережки. Я на их фоне чувствовала себя мышью. Но думать так о себе больше не позволю никому.
В школьном коридоре было шумно. В одной стороне кто-то разговаривал, а в другой… Кто-то громко смеялся. Я шла сквозь толпу, желая узнать, на что же там уставились. Проталкивалась сильнее, ведь толпа была большой. Но вскоре я была у эпицентра.
У стены, возле шкафчиков стояла девушка. Средней длины русые волосы, ярко-карие хрустальные глаза и поджатые тонкие губы, в которых вонзаются зубы. Она сжимает свои руки в кулаки, мнет свою юбку, поправляет волосы… Отводит взгляд от обидчиков.
Сейчас в ней я увидела себя. Мне стало больно и обидно. Но одновременно к этим чувствам добавилось чувство злости, гнева. Она беспомощно жалась в стенку. Только сейчас я обратила внимание на блондинистого парня с широким разворотом плеч, который стоял перед ней. Все вокруг смеются. Он издевается над ней?! Да как они вообще смеют?
– Эй, что ты делаешь?! – я прошла вперед, остановившись перед гогочущей толпой и парнем-обидчиком. – Тебе смешно?! Тебе приятно издеваться над девушкой?!
Он был гораздо выше и сильнее меня, и я должна была бы сейчас трястись от страха, как делала это раньше, но сейчас я настолько зла, что совершенно не обращаю на это внимание. Не обращаю внимание на то, что он сейчас с легкостью может что-то сделать мне…
– Я ничего не делаю, – его грубый голос разогнал по позвоночнику мурашки.
– Я же видела! Ты стоишь перед ней и издеваешься, а все смеются.
– Ты кто вообще? – его скептический взгляд бродил по моему лицу, не опускаясь ниже. Он смотрел только в мои глаза.
– Наша новенькая, – ответила какая-то девушка, которая раннее смеялась. Моя одноклассница. Я ее уже видела на линейке.
– Не суй свой нос, куда не надо, новенькая, – прыснул со злостью он. – И не говори то, в чем ты не уверена. Ясно?
– Не диктуй мне правила, – ответила я с гордо поднятым носом. Я подошла ближе. Мы были слишком близко, что я буквально слышала, как по его венам бежит кровь.
– Ты слишком много говоришь своим ротиком.
– А что мне делать? Смотреть на то, как какой-то ублюдок обижает невинную девушку и позволяет толпе наблюдать и высмеивать ее? Неужели вы все такие гадкие? Что вы вообще за люди?! – прокричала я с горечью. Блондин хотел открыть рот и что-то сказать, но замолк и сжал скулы от злости.
А после я взяла девушку, что стояла сзади меня, за руку и повела ее сквозь толпу в свободный коридор. Русая девушка тяжело дышала и вытирала ладонями свои слезы, которые катились и катились по щекам.
Мне было больно так, словно это надо мной издевались. Меня будто вернуло в прошлое. Почему здесь все такие же? Почему так тяжело быть нормальными?!
Толпа стала рассасываться. Я смотрела назад и видела на себе взгляд серых глаз того блондина. Не хочу это признавать, но он смазливый парень. Такой, по которому текут все школьницы. Типичный красавчик. Наверное, именно поэтому большинство девушек стояли сейчас в толпе и смеялись от его выходки. Какие же все мерзкие. Его серые глаза напоминают сгустившиеся тучи над штормом. Красивые платиновые волосы были не длинными и не короткими, зачесанные назад. Однако в большинстве случаев такие красавцы оказываются подонками. И я в этом уже убедилась. Он именно такой.
– Я Лаура, – решаюсь сказать ей, пока она стоит передо мной с опущенным взглядом.
– Элиза. Спасибо тебе. Ты… Очень смелая, если помогла мне.
– Стараюсь быть такой. Не могу смотреть на такие выходки каких-то ошибок природы. Кто он вообще?
– Популярный парень. Но он не считает себя таким. Он вообще сам по себе.
– Нашелся мне, звезда района.
Девушка рассмеялась. Впервые она улыбнулась. Мне стало теплее на душе от осознания того, что она больше не плачет.
– Спасибо тебе, Лаура, правда. Большое спасибо.
– За это не благодарят. Я просто была в таких ситуациях. И пообещала самой себе, что больше не буду это терпеть. Ни на себе, ни на других.
– Ты молодец, храбрая. Но это было зря.
