Кае де Клиари
Колдовской замок. Часть VI. Ключ
Глава 46. Стон в ночи – 2. Держись, друг!
Сперва Фигольчик подумал, что ему показалось. Мало ли что может привидеться во сне? А во сне ему привиделась арена усыпанная песком, пропитанным высохшей кровью, а на ней…
На той арене сразу несколько пикадоров, сменивших бандерильеро, отчаянно налетали, на обезумевшего от боли и ярости Быка, уже утыканного бандерильями. Бык мощно, но безуспешно отбивался, бросаясь то на одного, то на другого своего мучителя. Но тем только этого было и надо! Тот на кого летела чёрная увенчанная острыми рогами смерть, отступал, а в это время с боков, в «слепую зону», подлетали лихие всадники и наносили новые удары своими длинными подлыми пиками!
Но вот прозвучал сигнал и пикадоры, как по волшебству исчезли, будто их и не было. Бык остановился, оглядываясь с недоумением. И тут его взгляд наткнулся на одинокую фигуру в странной шляпе, закутанную в шитый золотом плащ. Вдруг этот плащ распахнулся и развернулся на вытянутой в сторону руке. И тут выяснилось, что у него подкладка кроваво-алого режущего глаза цвета…
Фиг увидел, как взгляд его друга стал совершенно бессмысленным. Теперь в нём не было даже страдания от полученных ран, а одна лишь безграничная слепая ярость!
Могучее тело, способное с разбегу проломить и опрокинуть строй панцирной пехоты, устремилось на врага, как снаряд, выпущенный из метательной машины. Ударить рогом или каменным лбом эту подлую красную тварь! Пройтись по мягкому телу тяжёлыми копытами, превращая его в бесформенную кровавую массу…
Но человек с золото-красным плащом делает изящный пирует и разогнавшийся живой таран проносится мимо. И тут в другой руке этого человека словно загорается луч света! Это вспыхивает на солнце, заведённый за спину, клинок великолепной шпаги!
Но… Нет, ведь это же неправильно! Ведь это он – Фиглориус Фиголини, должен стоять сейчас там, на арене со шпагой в руке. И не с простой шпагой, а с особенной, снабжённой специальным устройством позволяющим имитировать смертельный удар, не причинив при этом вреда!..
Но сейчас на арене был не он, а кто-то другой, и этот другой держал в руке клинок, предназначенный для убийства. Однако он не торопился. Заколоть быка, едва появившись на арене, признак непрофессионализма. Надо сначала пощекотать нервы публике, самому побалансировать на лезвии бритвы, подразнить смерть!
Бык разворачивается, ищет взглядом врага. Вот он! Ярко-красное пятно на фоне серо-жёлтого песка. И снова срывается с места огромное тело с раздвоенным оружием, украшающим тяжёлую голову. И снова худощавая жилистая фигура отступает на шаг в сторону, плавно, но быстро крутанувшись вокруг своей оси. И снова ловкий убийца не пускает в ход шпагу!
Тем временем, трибуны оглашаются неистовыми криками. Кто-то вопит от восторга, кто-то от страха, что безжалостный бык вот-вот растопчет этого замечательного красавца – тореро, но большинство людей уже жаждут развязки и требовательно кричат – «Убей!»
И вот тогда-то бесстрашный тореадор кланяется публике, воспользовавшись паузой, пока его близорукий противник разворачивается, чтобы найти его взглядом. Но на сей раз зверь, точка кипения которого достигла высшего предела, делает разворот быстрее, чем обычно и бросается на человека, когда тот всё ещё посылает воздушные поцелуи дамам на трибунах!
Теперь уже все зрители вопят от ужаса! Неотвратимая смерть надвигается на человека со спины. Бык летит, почти не касаясь земли, словно стрела, выпущенная из баллисты!..
Он не успеет! Ему не хватит времени, чтобы обернуться и поднять оружие, либо отскочить в сторону. Но тут происходит чудо!
Человек, только что стоявший с поднятыми в знак приветствия руками и улыбавшийся публике, вдруг превращается в вихрь, крутанувшись на месте! Красно-золотым парусом надувается его плащ, на долю секунды скрыв от зрителей своего хозяина, словно покрывало фокусника! Но вот этот плащ опадает и оказывается обёрнутым вокруг руки, снова поднятой вверх, чтобы приветствовать публику!
Да, тореро опять улыбается зрителям и кланяется, не обращая ни малейшего внимания на быка! С одной руки его красивыми складками ниспадает плащ, а в другой зажата шляпа… но где его оружие?
Между тем, бык, как и в предыдущие два раза, пробегает вперёд, но не останавливается, чтобы развернуться, а начинает спотыкаться и через несколько шагов падает на колени. Теперь все могут видеть, что над его левым плечом торчит эфес вонзённой по рукоять шпаги!..
И тогда сквозь ликующий рёв трибун прорывается вой. Жалобный и тоскливый, но хорошо знакомый голос Быка, старого друга и товарища, такого верного, такого жизнелюбивого!.. Предсмертный крик…
Фигольчик тоже кричит во сне. Кричит и трясёт решётки из толстенных прутьев, так, что они едва не выходят из пазов. (Какие решётки?) Он трясёт их, вцепившись сведёнными пальцами, сдирая кожу и мясо до костей. И продолжает кричать!..
И… просыпается. Пальцы его действительно сведены судорогой, но в них зажаты не прутья решёток, а жёсткая тюремная подушка. Ах, да…
– Эй, заключённый! По какому случаю голос подаёшь?
Вертухай. Ну, да, он же в тюрьме. И решётки здесь есть – вон они на окне. Тройные! Только за ними не арена, а клочок пасмурного ночного неба.
– Я тебя спрашиваю! Чего воешь-то?
– Я? А… Это… Сон дурной приснился! – честно ответил арестант.
– А под подушкой что прячешь?
– Ничего.
Он действительно ничего не прятал под подушкой. Козырь, который ушлый гангстер Граната Фигольчик приберегал на крайний случай, лежал в другом месте, и не родился ещё такой вертухай…
– Ты у меня не того! Не фокусничай!
В замке загремели ключи, и дверь в одиночную камеру отворилась. Внутрь втащил свою грушеобразную тушу жирный, сальный охранник, обладатель мерзкого визгливого голоса, поганого запаха и сволочного характера.
Конечно, остальные вертухаи не вызывали у Фигольчика никакой симпатии, но они хотя бы не подличали! Раздражала их манера обращаться с человеком, как с вещью или как с животным. Фигольчика бесили их бесстрастные лица, манера отдавать команды монотонным голосом, словно они были не живыми людьми, а механическими манекенами. Бесило его и то, что никто из них с ним не разговаривал, и не отвечал на его вопросы. Бесило, когда они, сопровождая его на допрос, поддерживали под локти при входе в кабинет, словно боялись, что он промахнётся мимо двери.
Этот же, в отличие от остальных, был крайне разговорчив, но говорил такие вещи, что хотелось свернуть его сальную шею! А ещё, он не поддерживал конвоируемого за локоть, а направлял его движение с помощью тычков и коротких ударов дубинкой. За это его ненавидели арестанты, и даже сослуживцы презирали. Но жирному это было, как с гуся вода! Он жил, как бы своей отдельной жизнью и мнение окружающих его не интересовало.
– Так, показывай! – потребовал вертухай своим неподражаемым фальцетом.
– Что вы хотите, чтобы я показал вам, господин дежурный? – недружелюбно отозвался Фигольчик, щурясь от света электрического фонарика, направленного прямо в глаза.
– То, что прятал, показывай! – взвизгнул тюремный боров, поднимая дубинку.
Возможно, Фигольчик сейчас просто поднял бы подушку и снял с неё наволочку, а потом вывернул бы всю свою постель, демонстрируя «бдительному» вертухаю полное отсутствие чего-либо спрятанного в спальном месте. Возможно, после этого, он стерпел бы пару неопасных, но болезненных ударов дубинкой, сопровождаемых обычным словесным поносом этого служивого хама. Но, как раз в этот момент он вдруг снова услышал сквозь открытую дверь…
Звук был тихим, как будто его источник находился далеко. А, кроме того, его заглушало какое-то препятствие, скорее всего не слишком толстая перегородка между тюремными отсеками. Но теперь сомнений быть не могло – Фигольчик слышал жалобный, полный тоски и страдания голос Быковича!
Они что-то делают с Быком! Что-то плохое… Мучают, истязают, может даже убивают… Медленно…
Фиг знал наверняка – если Бык так мычит, значит ему совсем плохо!..
– Так, значит, говорить не желаем и напрашиваемся на неприятности! – глумливо пропел жирный тюремщик. – Раз так, то…
Он не закончил. Дубинка, вместо того, чтобы опуститься на плечо заключённого, каким-то чудом перескочила тому в руку. В то же мгновение, зловеще лязгнул затвор и в поросячий нос вертухая ткнулось дуло пистолета. Он вдруг почувствовал запах металла, смазки и пороха. Затем, в его штанах почему-то стало тепло и влажно, а перед глазами всё поплыло и пошло цветными пятнами…
Через минуту бывший арестант Джонсон, шагал по полутёмным тюремным коридорам, сжимая дубинку, фонарь и ключи жирного охранника. Ещё, на нём красовались фуражка, галстук и форменная куртка этого урода, надетые поверх тюремной робы, но ничто на свете не заставило бы Фигольчика позаимствовать штаны этого ублюдка!
Сам же неудачливый тюремщик лежал на полу в запертой камере, прикованный наручниками к ножке железной койки, с кляпом во рту и с ногами, стянутыми его собственным брючным ремнём. Он был без сознания и не чувствовал, как под ним растекается зловонная лужа.
Глава 47. Не бойся, красавица!
Чикада (из кустов): Надо же! Вот кого никак не ожидал здесь встретить,
так это красавицу, гуляющую в одиночестве.
Фоллиана: Кто со мной говорит? Я вас не вижу, покажитесь, пожалуйста,
а то мне страшно!
Чикада: Боюсь, милая девушка, что если я покажусь, то вам станет ещё
страшнее!
Фоллиана: Вот теперь, действительно страшно! Тоже мне, успокоили! Вы
что, чудовище или монстр какой-нибудь?
Чикада: Ни то, ни другое. Видите ли, я… призрак!
Фоллиана: И только-то? В таком случае можете смело выходить из своего
укрытия. Видала я призраков! С детства насмотрелась. Вечно
они приходили с отцом в шахматы играть или беседовать на
философские темы.
Чикада: Ну, что ж…
(выплывает из кустов и останавливается перед девушкой в
выразительной позе)
Фоллиана: Ой!
Чикада: Ну, вот! Я же говорил! Поверьте, я совсем не хотел вас напугать.
Но я сейчас же уйду…
Фоллиана: Нет, нет! Останьтесь. Вы меня не так поняли – я вовсе не
испугалась, я просто удивилась!
Чикада: Чему же вы удивились?
Фоллиана: Я не ожидала, что вы… такой!
Чикада: Какой «такой»?
Фоллиана: Не похожий на человека. Просто все мои знакомые призраки –
люди. То-есть не люди конечно… Нет, всё-таки люди, но
немного прозрачные! А вы…
Чикада: Видимо это потому, что я на самом деле не человек, и человеком
никогда не был.
Фоллиана: О-о! Теперь мне не просто страшно, а очень страшно! Не
обижайтесь, но наверно я буду сейчас немножечко визжать!
Чикада (смеясь): Что вы, что вы! Какие могут быть обиды? Визжите на
здоровье – это помогает снять напряжение, а потому
полезно для психики. Помнится при нашей первой
встрече Козаура визжала так, что переполошила всю
округу!
Фоллиана: Козаура? А кто это?
Чикада: Нынешняя герцогиня Менская. Но, вы о ней, конечно не
слышали, ведь она обитательница другого мира.
Фоллиана: А, понятно. Я знаю о множественности миров.
Чикада: Вот как? Нечасто мне доводилось встречать такую милую и
образованную девушку.
Фоллиана: Спасибо!
Чикада: Давайте же теперь познакомимся! Меня зовут – Чикада, а как
ваше имя?
Фоллиана: Фоллиана!
Чикада: Очень приятно! Какое у вас красивое и необычное имя!
Фоллиана: Оно происходит от слова – «фолиант». Если бы я родилась
мальчиком, меня бы так и назвали. В женском варианте это
звучит немножечко лучше.
Чикада: Да, вам повезло.
Фоллиана: Дважды! Ведь сначала меня собирались назвать –
«Манускрипта»!
(оба смеются)
Чикада: Да, действительно! «Фоллиана», намного благозвучнее и
интереснее.
Фоллиана: А что означает ваше имя?
Чикада: О! Это вариант моего старого прозвища – «Цикада». Просто моя
юная воспитанница, при которой я тогда находился, долгое время
не могла произнести звук – «ц», вот и называла меня «Чикадой».
А потом ударение из середины слова, как-то само собой
перекочевало в конец, вот и получилось – «Чикада».
Фоллиана: Вы воспитатель?
Чикада: Иногда бываю воспитателем и учителем, если в том есть
необходимость. Мне нравится взращивать юные таланты! Вы
даже не представляете, какой это праздник для настоящего
учителя – узнать, что ваш ученик и воспитанник превзошёл вас в
какой-нибудь области!
Фоллиана: Простите за нескромный вопрос – кто вы всё-таки такой?
Чикада: Мне очень жаль, но я пока не могу удовлетворить ваше вполне
естественное любопытство. Это, увы, не только мой секрет!
Фоллиана: Не беспокойтесь, и не надо извиняться! Мне известно, что
значит, необходимость сохранять тайну, а потому мне даже в
голову не пришло бы обижаться на это.
Чикада: Но теперь я не имею права задать вам тот же вопрос…
Фоллиана: Ну, так не задавайте! А ответ я всё равно дам! Я –
библиотекарь и библиограф, очень люблю своё дело и
горжусь им!
Чикада: Благодарю за откровенность, мисс Фоллиана!
Фоллиана: Можно просто – «Фолли»!
Чикада: Замечательно, Фолли! Тогда я наберусь наглости и задам вам ещё
один вопрос – кто ваш батюшка, который запросто играет в
шахматы и беседует с призраками мудрецов?
Фоллиана: Он – Библиотекарь!
Чикада: О! Так ваш отец, великий хранитель мудрости – Библиотекарь? А
у меня, как раз к нему дело. Вот уж действительно мы с вами
удачно встретились!
Фоллиана: Мне очень жаль, но я сейчас не могу вас к нему проводить.
Мне необходимо найти в этом мире своего возлюбленного,
который оказался здесь благодаря моей досадной неловкости.
И ещё надо найти одного человека, попавшего сюда по той
же причине. Лишь после этого я смогу с помощью отца выйти
отсюда.
Чикада: Какое совпадение! Я ведь здесь тоже не по своей воле, и тоже
хотел бы вернуться туда, откуда пришёл. Так может быть нам
объединить наши усилия?
Фоллиана: Охотно!
Чикада: Но я буду вынужден просить вас всё мне рассказать.
Фоллиана: А я с удовольствием это сделаю!
Чикада: Вы мне доверяете?
Фоллиана: Распознавать, кому можно доверять, а кому нет, это первое из
тайных знаний, которому меня научили, едва я начала ходить.
Так вот, слушайте!..
Глава 48. Быть взрослой дочери отцом -5. «Дева совершенной красоты»
Только ли шёлком волос восхищаюсь в тебе я?
Только ли перлом зубов, коих счёт тридцать два?
Только ли свежестью щёк и румяных, и нежных?
Носом орлицы прямым, но с горбинкою лёгкой?
Словно пловец неумелый снова тону я
В двух этих синих озёрах больших и глубоких.
Ты их глазами зовёшь, я ж называю их бездной!
Дикой, манящей и страшной, погибелью верной…
Это не крылья испуганной птицы небесной!
Пара бровей и густых, и прямых, и широких, и ровных.
Светлый твой лик разделяют они на две части,
Мраморный лоб, отграничив от глаз, выше чуть переносья.
Вкруг твоих губ ярко-алых и полных, и свежих
Я насчитал три родимых пятна, словно зёрнышки мака.
Сверху, чуть слева, одну, а другую внизу и чуть справа.
Третья в углу, тоже справа, от глаз притаилась нескромных.
Хватит ли силы стиха мне и дерзости мысли,
Чтобы сполна описать здесь всю прелесть девичьих достоинств?
Можно ль бумагой холодной и чёрною краской
Блеск отразить красоты и души совершенство?
Гибкость пантеры и робость напуганной лани?
Сокола ясного смелость и кротость голубки пугливой?
Стройную стать кипариса и тёмную тайну сознанья?..
........................................................................................................
– Интересно, это он написал Фоллиане? – предположил профессор Прыск.
– Нет, конечно! У неё же не синие глаза и нет никаких родинок на губах, – фыркнул Библиотекарь.
– Да, да, вы правы! Прошу прощения.
– Не извиняйтесь, коллега! Я не знаю, насколько искренне и глубоко капитан Барбарус любит мою дочь, но я не настолько наивен, чтобы предполагать, что он никого не любил до неё раньше. Кто из нас не влюблялся в молодости направо и налево? Помнится ещё до знакомства с матушкой Фоллианы, я не пропускал ни одной обложки!
– Вы хотите сказать – ни одной юбки?
– Кому нужны эти юбки? Я сказал именно то, что хотел – ни одной обложки! И были среди них всякие. Некоторых я даже и не вспомню, другие же оставили глубокий след в моей душе, а кое-кому я обязан долго не заживающими ранами…
– Хм-м. Позвольте полюбопытствовать, коллега! – спросил заинтригованный розовый крыс. – А какая обложка была у родительницы Фоллианы?
– Скромная, – ответствовал Библиотекарь мечтательно. – Светлая телячья кожа, почти без тиснения, но название выведено золотом – «Дева совершенной красоты». Это было любовно-эротическое произведение, запрещённое церковной цензурой, а потому наша любовь была тайной…
– Подождите! – в недоумении воскликнул розовый крыс. – Вы хотите сказать, что были влюблены в книгу?
– Ну да, а в кого же ещё? – пожал плечами Библиотекарь. – Вам этого не понять! Вы думаете, что книга это стопка сброшюрованных листов с текстом, объединённых обложкой? В таком случае, человек это центнер мяса с потрохами на костях! Нет, коллега, это далеко не так. И у человека, и у книги есть душа, которую в них вкладывают создатели. Душа эта материальна, а вовсе не бесплотна, как считают невежды. Надо только уметь такую душу видеть и чувствовать. И поверьте мне – иные души настолько прекрасны, что в них невозможно не влюбиться! Бывают, конечно, и ужасные души, просто чудовищные…
– А где сейчас матушка Фоллианы? – продолжал свои расспросы профессор Прыск.
– Погибла, – печально проговорил Библиотекарь. – Сгорела вместе с собранием подобных ей изданий, оставив мне лишь маленький беспомощный листок из которого я вырастил известную вам строптивую девицу.
Профессор Прыск задумался, подперев голову лапкой.
– Я за свою жизнь съел столько книг, – проговорил он, – а прочёл ещё больше, но теперь понимаю, что знаю о них очень мало.
– А я за свою жизнь собрал, каталогизировал, организовал в фонды и… любил столько книг! – усмехнулся Библиотекарь. – Но я знаю только то, что я ничего о них не знаю. Что такое книги? Они могут проявлять себя, как источники знаний, но и невежества тоже. Они могут сделать из псевдо разумного, двуногого существа – человека, а могут разрушить или поглотить его, лишить разума. Они проявляют себя, как порталы в иные миры, и сами являются отдельными, самодостаточными мирами. Да, они живые. Да, они имеют души, которые обладают самыми разными свойствами. Бессмертием, например. Люди много говорят о бессмертии своих душ, но сами не понимают, что это значит. Они представляют бессмертие души чем-то вроде бессмертия, не стареющего и неумирающего, вечно молодого тела. Но ведь это не так! Бессмертие душ заключается в их постоянном перевоплощении, и это в одинаковой степени касается и людей, и книг.
– Но во что же может воплотиться душа книги?
– Это зависит от того, какова эта книга. Чаще всего такая душа воплощается в следующую книгу или даже в ряд книг, но может стать, например – фильмом, или даже человеком.
– Вот как?
– А откуда, по-вашему, взялась душа Фоллианы? Она квинтэссенция душ множества книг, как и моя собственная.
Они помолчали. Какая-то мысль вертелась на границе сознательного и бессознательного в маленькой, но мудрой голове профессора Прыска. Ему казалось, что вот-вот и он ухватит эту тоненькую ниточку, за которую можно вытянуть нечто большее, то, что собственно они пытаются понять, читая поэтические творения капитана Барбаруса. Но ниточка ускользала и не давалась, продолжая дразнить учёного своей близостью. Тогда он решил на время оставить погоню за ней и вернуться к изучению документа.
– Мы с вами прочли уже половину тетради, коллега, – сказал он. – Давайте рассуждать логически. Эти стихи содержат шифр, написанный по единому принципу. Что их объединяет, кроме того, что они являются произведениями одного автора?
– Поэтичность образов… Поклонение красоте.
– Так, ещё?
– М-м, каждое, посвящено какому либо одному предмету.
– Возможно, это имеет отношение к предмету наших поисков. Дальше!
– А что дальше? Ну, разве что несовершенство рифмы.
– Подождите!.. – профессор Прыск замер, чувствуя себя, как в игре «горячо – холодно!» Сейчас его состояние можно было обозначить, как – «очень тепло». Но коварная ниточка, в очередной раз скользнула перед самым носом и куда-то исчезла.
– Эх! – махнул он розовой лапкой. – Кажется, просто померещилось. Но вы правы – в сочинениях капитана Барбаруса есть некое несовершенство, которое он мог бы не допустить.
– Может быть, просто не хватило таланта?
– Вы думаете?
Крыс снова задумался.
– Скорее это похоже на то, что он торопился, – сказал он, наконец.
– Торопился? Но здесь около сотни стихотворений. Можно поторопиться раз, другой, но невозможно это проделать сто раз подряд. Зачем тогда вообще писать стихи?
– Действительно… Видимо у него была на то своя причина, которую мы с вами не видим, но которую неплохо бы узнать. Почему-то мне кажется, что это важно.
– Но пока мы её не знаем. Так что, продолжим изучение дальше или будем гадать, почему эти стихи время от времени спотыкаются?
– Давайте отметим это наблюдение и двинемся дальше. Возможно, в пути решение придёт к нам само или мы обнаружим нечто более важное, что приведёт нас к разгадке?
Библиотекарь кивнул и перевернул страницу тетради. Но от профессора Прыска не ускользнуло, что он при этом бросил взгляд на книгу с сумасшедшей «злопьесой», в которую отправилась Фоллиана. Конечно, могущественный смотритель и охранитель книжных сокровищ был грубоват и бестактен с дочерью, но он о ней искренне беспокоился.
И тут нахальная нить прямо-таки мазнула учёного крысоида по носу!
– Простите, коллега! – воскликнул он, сам не понимая причину своего волнения. – Напомните мне, как звали вашу супругу, матушку Фоллианы?
– «Дева совершенной красоты», а что?
– Что-то… – почти задохнулся крыс. – Где-то…
Но неуловимая нить пропала без следа.
– Ладно, – вздохнул профессор разочарованно, – давайте читать дальше!
