Булка Сахарная
Вином или кровью?
ЧАСТЬ 4. Глава 5
Гликерия должна была стать ему первым врагом, вот только Август в жизни не станет соперничать с девчонкой. Во-первых, он не стерпел бы такого унижения, а во-вторых: малышку Гликерию и без того собирались уничтожить.
Очень скоро жизнь в училище стала предсказуемой. Полчашки крови с утра, трехчасовая тренировка до полудня, отбой для младших рыцарей до наступления темноты, и самая длинная тренировка, длящаяся почти всю ночь. Немного времени уделялось изучению истории Сангии, в частности ее войн. Они заучивали громкие даты, биографии великих рыцарей; даже собственноручно воссоздавали некоторые сражения. Патриотизм точил их клинки и вливался в маленькие тельца вместе с подаваемой кровью.
Но вопреки всем усердиям учителей, голова Августа была забита не вампирским героизмом, а мыслями о том, как бы проучить Петера Ульриха – его несносного рыжего соседа по комнате.
Назвать их отношения враждой было бы преувеличением – шайка Петера просто не упускала возможности посмеяться над неуклюжими и тощими руками Августа, и Август, в свою очередь, не прятал свои клыки в ответ. Особенно учитывая того, что Петер сам не отличался силой. Они царапались между собой, но всего лишь как котята разных хозяев.
В комнату Августа по-прежнему не пускали, а выбивать дверь он так и не научился. Приходилось ютиться у Гликерии, которая в своей комнате жила одна. Старшие рыцари и наставники все равно не интересовались их жизнью вне тренировок.
– И как тебе здесь? Нравится махать мечом? – спросил Август после месяца пребывания в училище. Шел третий час отбоя, однако заснуть у них никак не получалось.
– Ну… – задумалась Гликерия, потирая разбитую коленку. – Да, нравится.
– А мне нет. – честно возразил Август, плюхаясь на кровать. – Вообще нет. Я хочу домой.
Гликерия постаралась придать своему недоумению как можно более вежливый вид.
– Правда? Но ты же всегда говоришь о том, что станешь самым лучшим рыцарем истории. Прости.
Она постоянно извинялась, и это не могло не действовать Августу на нервы. Он откинул мешающую подушку на пол.
– За что?!
Ответа на этот вопрос не существовало. Август знал это, и потому, просто выдохнул.
– Конечно я вру. Я никогда не стану лучшим рыцарем в истории. Просто без вранья здесь не выжить. Ты ведь тоже постоянно врешь.
– Я?
– Да. Ни за что не поверю, что тебе здесь нравится.
Он не был прав, но и ложью его слова тоже нельзя было назвать.
– Ну… Я не хочу домой, как ты.
– Почему? Разве ты не скучаешь?
Гликерия пожала плечами. Скучать по незаживающим синякам и чувству безысходности не выходило, как бы она ни старалась.
– Я вот скучаю. По маме. Она не хочет, чтобы я стал рыцарем. Они с папой постоянно ссорились из-за этого. И… папа выиграл, как видишь. Но честно сказать, мне бы хотелось, чтобы выиграла мама.
– Моя мама умерла, – только и нашла что ответить Гликерия.
– Правда?! От чего?!
– Не знаю. Я вообще ее не помню.
– Это же грустно! Не представляю как ты живешь без нее.
Он много чего не представлял о ее жизни. Август не имел выбора просто так, а Гликерие приходилось бороться за отсутствие выбора. Он мечтал вернуться домой, а она мечтала где-нибудь раствориться, чтобы больше не попадаться на глаза отцу, не делать вид, что ей все удается, не краснеть за свою юбку.
Им еще столько всего предстоит.
***
– Всем разбиться на пары!
Голос седого учителя разлетелся по залу осколками эха. Не без помощи бетонных стен. Две дюжины малышей с мечами наперевес закопошились как стайка муравьев. Одна Гликерия осталась стоять на месте – среди муравьев она была тараканом.
– Я буду с тобой. – заявил Август, беря ее за руку.
По лицу Гликерии расползлась благодарная улыбка.
Через минуту в зале чинно стояло двенадцать пар. Все выпрямились, как солдатики, и принялись ждать учительским указаний.
То ли назло, то ли по чистому совпадению, но рядом с Гликерией и Августом расположилась пара Петера и его верного друга. Август бросил на них испепеляющий взгляд.
– Девчонка? Это достойный соперник для великого Августа ди Лиреля? – еле сдерживая смех, сказал Петер. Его друг тоже захихикал.
– Август, я могу найти себе другую пару…
– Да. А что? – не обращая внимания на Гликерию, ответил Август Петеру. – И она ни за что не станет сражаться с тобой. Поэтому можешь завидовать сколько хочешь.
Петер закатил глаза.
– Только и можешь, что выделываться.
– А ты вставляться туда, куда не просят.
– Прекратить болтовню! – грозный голос учителя вмиг отбил у обоих охоту выделываться и вставляться туда, куда не просят.
Следующие пять часов они слышали лишь лязг мечей, грохоты об пол и раскаты учительского голоса. Гликерию настолько воодушевили сказанные о ней слова Августа, что достойным соперником она решила стать взаправду. Август едва поспевал за ее финтами и выпадами, а несколько раз он упал и даже позволил ей приставить лезвие к своей груди. Затупленное, но менее обидно от этого не становилось.
Рядом мельтешила рыжая макушка Петера. Август надеялся, что он не смотрит на их с Гликерией бой.
Его надежда оказалась напрасной. После тренировки Петер, слепив из своего лица злорадную гримасу, подошел к соседу по комнате и громко рассказал всему залу о его падениях в бою с девчонкой. Конечно, никто не осмеливался смеяться над носителем фамилии ди Лирель, однако насмешка и разочарование все равно повисли в воздухе. Даже строгое замечание учителя не смогло это изменить.
Августу захотелось воткнуть свой меч в горло Петеру. По самую рукоять, чтобы вместе с кровью он отхаркивал извинения.
***
Август с Гликерией сидели в общей гостиной. Одни, потому что все разбежались по комнатам после особенно изматывающей тренировки.
Гликерия лежала на диване, болтая свешанными ногами. Август застыл перед кипой исписанных бумаг на столе. Чернильные буквы плясали и корячились, но никак не могли сложиться в слова.
А рядом стояла чернильница. И воткнутое в нее перо.
– Хочу научиться читать и писать. – неожиданно заявил он вслух.
– Да? А зачем оно тебе?
Из-за спины подкрался чей-то бархатный голос. Август вздрогнул и не осмелился повернуться.
Длинные жилистые руки сначала плавно отодвинули мальчика, а затем забрали всю кипу письмен. Август не выдержал и обернулся.
Над ним возвышался худой юноша с серебром в глазах и ночным небом в заплетенных волосах. На спине, как и у всех старших, был закреплен железный меч.
– А что это? Что это за письмена? – спросил Август.
– Да так, обычные письма. Тем, этим…
Гликерия тоже загорелась интересом. Она соскочила с дивана и прямо-таки подлетела к ним:
– Ваши?
– Не совсем, юная леди. Мне поручили переписать их и разослать.
– Вы умеете писать?!
Юноша улыбнулся и растрепал ее волосы.
– Должность обязывает. Такая у меня работа.
– А Вы разве не рыцарь, как мы?
– Как рыцарь я ужасно плох. Трудно владеть и мечом, и словом одновременно. Чувствую, скоро меня не станет.
По Августу рассыпались мурашки. Еще никто в этом месте не говорил с ним так мягко и спокойно. Он вспомнил свою маму и значение слова «тоска».
– Как это – не станет?!.. – слишком впечатлительная Гликерия не упускала из внимания ни одно слово.
– Скоро вы и сами все поймете. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь по делам. Очень-очень важным.
Ни Гликерия, ни Август не хотели, чтобы он уходил.
– А научите нас! – Август схватился за зеленый рукав так резко, что письма посыпались прямо из рук юноши. Гликерия тут же нагнулась их собирать, словно это было специальной сценкой, заранее подстроенной братом и сестрой.
– Нет-нет, я сам. – остановил ее юноша и нагнулся за письмами сам. – Чему научить?
– Писать. И читать. – отвечал маленький рыцарь подпрыгивая. – Я хочу написать письмо своей маме.
– Ух ты. Это очень хорошее желание. Просто не имею права отказать.
Август загорелся как спичка, но увидев понурую и отошедшую Гликерию, взял ее за руку и спросил:
– А ее – просто так, ладно?
Старший рыцарь улыбнулся и кивнул, снова не имея права отказать.
Так они нашли первого друга-рыцаря. Старше их на восемьдесят лет, выше почти на два фута. Спокойного и готового по несколько часов сидеть на одном и том же месте и терпеливо объяснять одни и те же вещи. Любящего книги и забавные разговоры. И очень-очень умного.
Его звали Фелиций. Просто Фелиций, потому что название его клана было сложно выговорить и запомнить.
После каждой полуденной тренировки Гликерия с Августом бросали свои мечи и бежали в тайную комнату – сначала по ступенькам на первый этаж, а затем просачиваясь между крылом старших и младших. И вот они снова посреди бумаг, чернил и букв. А через какое-то время буквы начали складываться в слова и даже в целые предложения. Странно, но правильно прочитанное слово доставляло гораздо больше наслаждения, чем удачный финт или выпад на тренировке. «Молодец» из уст Фелиция звучало слаще, чем то же «молодец» из уст учителей.
Время с Фелицием текло незаметно. В тайной комнате каждое слово наполнялось волшебством. И все рассказы старшего рыцаря – особенно. А рассказывал он о многом, начиная со сказок о драконе и цыпленке, заканчивая своими воспоминаниями из детства. Но Гликерии и Августу все равно не верилось, что такой как он когда-то был крохой, неспособным удержать меч более пяти секунд. Фелиций был не таким, как все остальные, и иногда они подозревали, что Фелиций был не вампиром, а помощником Бога. Он помог написать Августу письмо матери и отстаивал права Гликерии, хоть и насмешки вскоре посыпались на него. «Мамочка», «подтиратель сопелек», «детская тряпка» – то и дело раздавалось ему вслед. Но Фелицию было все равно. Он научил их улыбаться в ответ на любое зло.
А потом он умер.
Об этом случайно узнала Гликерия.
– Я видела!.. Это был он!.. Весь в крови!.. Его унесли и накрыли белой простыней!!! – кричала она в истерике.
Земля вылетела из-под ног Августа.
– Ты что такое несешь?! – перекричал он ее. – Как ты смеешь это говорить?!
Гликерия завыла и рухнула на пол. Она не ошиблась, ничего не перепутала. Фелиций проиграл свое сражение, как плохой, но настоящий рыцарь. Лезвие меча вспороло ему грудь и проткнуло сердце. Оно было слишком мягким – вот и не выдержало удара.
Смерть Фелиция, как сигнальный огонь, предупредила их о начале.
О начале конца.
– С этого дня вы – больше не малыши. Не дети, впустую размахивающие деревянным мечом. А взрослые и почти что рыцари!
Зал сковало льдом. Восьмидесятилетние вампиры не совсем понимали своего учителя. Какие взрослые, если большая часть все еще была ростом с тумбочку в их комнатах?
Гликерия с Августом недобро переглянулись.
– В вестибюле вывешен список завтрашних сражений! Внимательно его изучите!
После собрания все спустились в вестибюль. Вокруг вывешенного клочка бумаги образовалась толпа.
«1. Август ди Лирель и Петер Ульрих.» – «2.Гликерия ди Лирель и Карл де Гиз» – прочитали Август и Гликерия первые строки.
– Ну что, Август? – пихнул его локтем Петер. – Уже не терпится запихать меч мне в глотку?
– Не терпится… Еще как… – ответил до смерти напуганный Август. Он часто воображал свое сражение с Петером, ходил и грезил, как одним движением вспорет ему грудь и водрузит ступню на его поверженное тело. Но то были всего лишь грезы – бесплодные, не имеющие ничего общего с реальностью. Надо признать, что Петер – серьезный противник, в руках которого меч превращался в молнию. Всякий, кто составлял ему пару на тренировках еще три дня отлеживался в лазарете после.
Его дрожащую руку взяла Гликерия:
– Все будет хорошо. Ты же сильный.
Не особо воодушевляло, но он кивнул и обнял сестру. Ей ведь тоже было страшно.
***
– Перед тем, как мы начнем первый бой, вы должны наконец познакомиться со священным рыцарским кодексом.
Уже не маленькие рыцари линейкой встали в ряд. На поясе они впервые закрепили железные, а не деревянные мечи. Отныне каждый удар по противнику будет краситься в алый.
– Правило первое: отныне меч – часть вашего тела. С ним нельзя расставаться даже когда вы спите. В любом месте и в любое время вы должны быть готовы вытащить меч из ножен!
Август нащупал рукоять меча, которая наверняка будет доставлять неудобства во время сна.
– Правило второе: слово учителя и хозяина – закон. Вы должны уже сейчас привыкать к тому, что рыцари – безвольные куклы в руках дворян. Не рабы, но обязанные подчиняться. У вас нет голоса. У вас есть только руки, ноги и меч.
Волна возмущений захлестнула рыцарей. Рыцарей, а не безвольных кукол – хотелось выкрикнуть Августу. Но их голос забрали уже тогда.
– И правило третье: никогда не оставлять своего противника в живых.
На этот раз глубокое недоумение, борющееся со страхом.
– А теперь остаются только участники первого боя. Петер Ульрих и Август ди Лирель, два шага вперед!
Ноги Августа будто отделились от его тела. Они сделали два шага сами по себе. Август желал потеряться, или хотя бы забыть, где находился. И то, и то не вышло – настолько сильно рыжая голова Петера била по глазам.
Гликерия осталась где-то позади. Лишь бы она ушла. Лишь бы не смотрела на этот бой. Хватит ему собственных переживаний, ибо страх сестры ощущался кожей.
– Встать в исходную позицию!
Никаких поклонов, никаких пожатий рук. Они молча встали перед друг другом и вытянули клинки. Наверное, именно ради этого момента нужны были все насмешки, драки и издевки. Иначе как объяснить горящий взгляд Петера, который уже нанес пару ударов по Августу?
– Сражаться до последнего! Только выживший будет считаться победителем! Вспомните все, чему мы вас учили!
Вдох.
– Начали!
Что было дальше, Август помнил плохо. Мир в его глазах начал вертеться и трястись. Обрывки строгого лица учителя, чьих-то шепотков, зачем-то вспомнившегося отца, кинувшегося на него Петера. Он не чувствовал руки, и сам не понимал, как делал взмахи и удары. Еще и запах крови кружил голову, будто он не был вампиром.
Боль ложилась на него огромными пятнами и разрезала его движения. В какой-то момент боль всеми красками расцвела посредине его лица. Август был готов поклясться, что умер тогда. Вот так глупо, от рук ненавистного соседа по комнате – такого же мальчишки, как и он сам.
***
А затем он проснулся в лазарете. Сперва подумалось, что в виде призрака. Но тяжесть искалеченных конечностей опровергла это предположение.
– Проснулся?
Сверху раздался голос старшего рыцаря, имя которого так и не получилось вспомнить. Август ничего не ответил, лишь шевельнул самым уцелевшим пальцем – единственный признак жизни, который он мог подать.
– Ты молодец. Поздравляю с первой победой. Видно, что уже чего-то стоишь.
Он вспомнил что произошло. Первый пронесшийся в голове вопрос – «что стало с Петером?».
– Петер проиграл, а значит мертв. Теперь так будет всегда: в живых остается только победитель. И таких боев тебе предстоит очень много. Из училища либо выпускаешься живым, либо не выпускаешься вообще. Чем раньше с этим смиришься, тем лучше. – будто прочитав его мысли, сказал старший рыцарь.
– Так вот… что стало с Фелицием… – прошептал Август иссохшими губами.
– Да. Это я его убил.
Так легко он об этом сказал. Так легко разговаривали друг с другом две убийцы.
– А Гликерия?..
– Твоя сестра жива. Как ни странно, у нее получилось. Хоть и лежит она сейчас в плачевном состоянии.
Август кинул взгляд на таз с водой у койки. В плавающем отражении он увидел свое лицо, почти полностью обмотанное тряпками. Посредине – там где у него был нос – расплывалось ярко-красное пятно. Именно на этом месте Август ди Лирель получил свой первый и самый глубокий шрам. Петер ведь не хотел умирать просто так – ему надо было обязательно что-нибудь оставить после себя.
ЧАСТЬ 4. Глава 6
У Вальтера едва не отпала челюсть.
За рассказом Августа они не заметили рассвет. Взошедшие лучи солнца неприятно защипали кожу, и троица поспешила скрыться под навесом станции.
– Вы убийцы! И ты… ты тоже убийца! – у Вальтера не нашлось других слов. Он всмотрелся в лицо Августа, старательно выискивая в нем хотя бы толику сожаления. Тщетно – рыцарь оставался рыцарем даже сейчас.
– Да.
Вальтер не выносил этого равнодушия.
– И скольких ты уже убил?!
– Не считал, но достаточно многих.
– Вальтер, если бы не убивал он, то убили бы его, – вмешался Винсент. – Что бы ты делал на его месте?
Вальтер замолк. Он начал забывать, в каком месте происходили события рассказа и в каком месте вырос сам вместе со всеми рыцарями. Убийства в Сангии – почти единственный ключ к выживанию. Кровь, которая так нужна вампирам не проливается без жертв. Наверное этим они отличались от людей в первую очередь.
– Когда я стану королем, я изменю систему рыцарства, – сжав кулаки, сказал Винсент. – Ибо так быть не должно.
– Однако мы с Гликерией стали сильнейшими, – пожал плечами Август. – Только сильнейшие способны защитить дворян, и уж тем более, кронпринца.
От ветра всколыхнулась чернь его длинных волос. Морозным был не воздух, а его лицо – темные глаза-ледышки смотрели в никуда и будто бы ничего и не видели. Теперь Вальтеру стало понятно, почему у всех рыцарей такой пустой взгляд. Стоило только представить, какого это – из раза в раз убивать тех, с кем еще вчера делил одну комнату.
– Если изначально подразумевалось, что вы с Гликерией будете заклятыми соперниками, то… почему вас не поставили в один бой друг против друга?
– Не знаю, и если честно, знать не хочу. – пробурчал Август. – Я просто рад, что этого не случилось.
Кажется, этот разговор стал утомлять и нервировать рыцаря: он отвернулся и отошел от братьев к рельсам. У Вальтера оставалось еще миллион вопросов, однако ему не хотелось наткнуться на лезвие и пополнить и без того многочисленный список жертв Августа. Теперь он заговорил с братом:
– Что будем делать теперь?
– Стыдно отвечать «не знаю», – вздохнул Винсент. – Мы потеряли всякий след.
– Я устал и хочу есть. – не выдержал Вальтер. В последний раз он пил кровь когда работал в «Дне и Ночи», иначе говоря – около недели назад. Его и без того разъедала тоска, а тут присоединилось еще и омерзительное чувство голода.
– Тогда немедленно возвращаемся обратно! – резко оживился Винсент. – У нас с Августом есть определенные запасы. К слову, Вальтер… Как ты питался здесь все это время?..
– О, только не смей упрекать меня в нарушении священного правила!
Винсент оторопел и виновато замахал руками:
– Нет-нет-нет! Я п-просто интересуюсь!
До последних событий Вальтер и подумать не мог, что его старший брат так остро реагирует на всякие мелочи. Казалось бы – первый принц и воспитанник жесткой руки короля Сангии ну никак не мог вырасти плаксой. Хотя Вальтер не исключал того, что в какой-то момент Винсент просто сломался под давлением отца.
– У меня есть подруга… Вернее, была подруга, у которой я всегда брал кровь. Без спроса, конечно, за что мне все еще немного стыдно.
– И с ней все было в порядке?!
– Вроде да, – ответил он, умолчав о том, как Лера жаловалось ему на боли в шее.
– Вот это да! – по-детски изумился Винсент. – А ведь я ни разу не пробовал человеческую кровь.
– Она такая же противная, как наша.
Никто не мог объяснить, почему Вальтеру так претил вкус крови. Он, несомненно, был вампиром: менял цвет глаз на красный, сгорал на солнце, растягивал свое существование на сотни лет… Вальтер был самым обыкновенным вампиром, за исключением одного недоразумения – кровь во рту вызывала у него тошноту. И вампирская – «Сангийская», и здешняя – человеческая. Она усваивалась в его желудке, возобновляла силы, но вкус этой жидкости был сравним с помоями в самый знойный день. Все другие вампиры, включая его семью, наслаждались кровью. Один Вальтер даже здесь сумел отличиться.
***
К полудню они вернулись в квартиру. Август сразу закрылся в уборной, не намереваясь выходить оттуда следующие несколько часов. Винсент напоил брата кровью, и оба без сил рухнули прямо на холодный пол.
– Вальтер.
Он все еще не мог определиться: резало или ласкало слух его имя из Винсентовских уст. Вальтер повернул к нему голову.
– У тебя была здесь подруга?.. – спросил Винсент так осторожно, точно боясь спугнуть брата.
– Да. И не только, на самом деле.
– Кто-то… еще?
Что-то заскребло у него внутри. Невидимые, но очень острые коготки. Ни старший брат, ни кто-либо еще не сможет заменить ему бывших коллег. Он закрыл глаза и сделал шумный выдох. Винсент все равно его не поймет. В нем не было ни веселья Артема, ни мудрого спокойствия Леона, ни чуткости Эллы, ни харизмы Линки, ни чего-либо от Леры…
– Угу. Я работал в ресторане. Это как таверна, только лучше и изысканней. И там я познакомился с очень очень славными ребятами. Знаешь, сначала они невзлюбили меня. Как и все, разумеется. В свой первый рабочий день я выбил дверь главного входа. И знаешь, мне стало стыдно. Мне никогда не было стыдно перед тобой или отцом, но перед ними почему-то стало. Наверное они это увидели и дали мне шанс. Шанс стать полноценной частью общества, если так можно выразиться.
Когда он задался вопросом, а зачем говорить об этом Винсенту вообще, было уже поздно.
– Извини меня пожалуйста, Вальтер.
– Пф, за что? – спросил он морщась, хотя прекрасно все понимая.
– За то что молчал, за то что позволял отцу издеваться над тобой.
– А что тебе мешало не делать этого?!
Голос Вальтера сначала с жаром заскакал по всей комнате, а затем огненной стрелой влетел прямо в ухо Винсента.
– Я… Прости меня, Вальтер.
Это были самые нелепые извинения, которые он получал.
– Да плевать уже как-то.
Вальтер встал и собрался выйти на улицу, подышать морозным воздухом в одиночестве. Даже оно угнетало не так, как общество старшего брата.
– А можешь рассказать побольше о них?..
Он недоуменно остановился и обернулся.
– О ком?
– О своих друзьях в таверне. И в целом о людской земле.
– Жутко слышать это. Тебе правда интересно?
Винсент обиженно кивнул.
Но Вальтер вернулся, уселся поудобнее и рассказал.
Рассказал обо всех по порядку: сначала о молчаливом Леоне, не забыв упомянуть его картавость; о невероятно чуткой Элле и о том, что ей пришлось пережить; о маленькой, но взрывной Линке, от голоса которой порой стыла кровь в жилах; об Артеме, который больше всех помогал Вальтеру и в то же время больше всех нуждался в помощи сам; и наконец о Лере, чье доверие долго и упорно не поддавалось завоеванию. До конца своей жизни он будет считать ее улыбку и «Федососий» из ее уст своей самой большой победой.
Он также рассказал о самом удивительном месте – о ресторане «День и Ночь», история которого была достойна целого романа. Рассказал о том, как всего за пару месяцев дряхлая забегаловка превратилась в шикарный ресторан. О том, что это место повидало и любовь, и создание семьи, и отчаяние, и смерть, и зарождение новой жизни, и наконец, его гибель. Гибель Вальтера.
Воспоминания всколыхнули в нем жизнь всего лишь на короткий миг. Стоило ему вновь услышать голос брата, как все вернулось на круги своя.
«А могло ли быть все по-другому?»
Если да, то что он должен был сделать? Как должен был разговаривать с Гликерией, что должен был сказать ребятам?
Пока он отвлекся, Винсент успел задать поток вопросов: собирается ли Элла рассказать своей дочери правду, что сказал Артем в свой последний момент, сколько Вальтеру платили за работу, какое меню предлагал ресторан… Винсент был идеальным слушателем – увлеченным и не упускающим ни одной детали. Именно такой вампир нужен был Вальтеру в Сангии. Когда-то, несколько десятков лет назад. Сейчас же ему все равно, слушают ли его вообще. Вальтер говорил и отвечал на вопросы по инерции, словно выполняя нелюбимую работу. Как бы Винсент ни старался, Вальтер не чувствовал к нему того же, что чувствовал к бывшим коллегам. Он не знал слова бесцветнее и тусклее, чем слово «брат».
***
К ночи у них появились проблемы.
Их квартира располагалась на первом этаже, и любой желающий мог как и заглянуть, так и постучаться в их окно. И кое-кто не упустил такой возможности.
В полутьме Вальтер и Винсент вздрогнули от ритмичного стука по стеклу.
– Святой Дракула!
Вальтер развернулся к источнику звука и в тот же миг со вскриком схватился за сердце. Живой кадр из фильма ужасов – за стеклом во все зубы лыбилось бледно-призрачное лицо. Очень знакомое, но из-за страха Вальтер не стал копаться в своей памяти. Реакция Винсента стала точной такой же.
Видя их искаженные страхом лица, Валера (как вскоре осознал Вальтер) рассмеялся и застучал по стеклу кулаком. Так, что по нему расползлась трещина. Страх сменился яростью, и Вальтер с силой распахнул окно, которое едва не осталось без ручки.
– ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ЧЕРТ ПОБЕРИ ДЕЛАЕШЬ?!
Валера, или же Фелиций (зовите его как вам удобно) не стал терять времени зря и перелез прямо в квартиру. Грязный снег посыпался за ним. От такой бесцеремонности Вальтеру захотелось врезать давнему другу в лицо. Но вспомнив, что поимка этого вампира была их важнейшей задачей, он сделал глубокий вдох и стал дожидаться хоть каких-то объяснений.
– Здарова! Спасибо что впустили! Оо, а у вас тут уютно!
Винсент встал и вцепился в гостя самым хмурым взглядом, на который был только способен.
– Для чего ты явился?
– Будь у меня побольше времени, я бы поигрался с вами. К сожалению, времени у меня совсем немного, а потому скажу все прямо.
Братья напряглись, и похоже что совсем не зря.
– Если вы не обеспечите Гликере полную безопасность, как и в Сангии, так и за ее пределами, вам придется столкнуться с очень большими неприятностями.
На этот раз Винсент не растерялся и не забыл о своем гипнозе: он выпрямился и напрягся, но едва его взгляд загорелся алым, Фелиций нацепил на себя солнцезащитные очки. Он сделал это ровно за секунду до действия гипноза, словно предвидя будущее. Уже не в первый раз он подозревался в черном колдовстве.
Винсент так и застыл с алым взглядом и отвисшей челюстью, а Вальтера скривило от ярости. Он попытался сорвать эти чертовы очки с его лица, однако тот ловко пригнулся и вновь выпрыгнул из окна на улицу.
– Ну так вы согласны с моими условиями? – улыбаясь, спросил Валера.
– Ни за что. – вдруг воспрянул старший принц. – Я не могу так просто опорочить честь вампирского народа. Гликерия по праву признана мировой преступницей, и ее деяния невозможно искупить. Даже несмотря на свое высокое звание, она будет подвержена смертной казни.
Улыбка резко сошла с лица Валеры.
– Неприятности действительно будут большими.
– Тебя тоже ждет наказание. – парировал Винсент.
– Потом не говорите, что я вас не предупреждал! – будто не слыша его, сказал Фелиций и скрылся во тьме также внезапно, как появился из нее. Вальтер и Винсент даже не успели что-либо сказать. Он снова просочился прямо сквозь пальцы. Снова исчез, когда был так близок. Они могли дотронуться до него рукой, могли даже схватить его, но все произошло как и всегда. Фелиций был колдуном и поймать его было невозможно.
В ночи за окном мелькнул красный свет.
Охранник, который впустил их в сгоревший клуб «Жесть», медленно отдалялся от их дома.
Как подвешенная марионетка.
В его глазах стоял красный туман.