Алена Юрашина
Кит в моей голове
Я с тревогой огляделась. Вокруг не было ничего хоть отдаленно напоминающего жилые постройки, одна сплошная мертвая обледенелая глушь. В полнейшей тишине автомобиль медленно остывал: вздыхал, постанывая, точно утомленный стремительным галопом конь, то и дело потряхивающий гривой. Мимо с воинственным гулом проносились редкие машины, слегка раскачивая корпус.
Кит поднял на меня глаза.
– Прогуляемся? Хочу проветрить голову. Мне же надо остыть, ты сама сказала… Тебе, конечно, придется остыть вместе со мной.
Глава 11
Мы осторожно спускались. Вскоре и машина, и трасса остались где-то высоко, позади. Небо, нахмурившись, висело низко над нами, одним краем зацепившись за острые пики гор, вот-вот разрыдается снежным залпом в ущелье. В воздухе перед глазами противно колыхалась туманная серая дымка. Один спуск мы уже одолели – выбрались на голое пространство, где высота снега была чуть меньше – его просто сметало со склона могучей дланью, и только там, где по бокам зябли редкие деревья, намело причудливые снежные заносы.
Ветер на склоне был колючим, хлестким и пронизывающим одновременно. Я прежде не знала, что так бывает. Сейчас он то налетал отчаянно ледяными порывами, почти сбивая с ног, то настойчиво кружил рядом, я поняла сразу: он станет убийственным для меня. Натянув шапку еще глубже, подняла воротник, уткнувшись носом в шарф, послушно следуя за Китом. Пальто совсем не спасало, да и погода к продолжительным прогулкам едва ли располагала. Вот только парень этот, по-видимому, от холода совершенно не страдал, а ведь на нем была лишь тонкая дубленка с отложным воротником, и он только сейчас ее застегнул.
– Это старая смотровая площадка, сюда давно уже не водят туристов. Иди за мной, только под ноги смотри, здесь можно нехило так кувыркнуться. Ступеньки старые, под снегом не разглядеть, но от них почти ничего не осталось, одно сплошное крошево.
Я с опаской глядела вперед, на видневшуюся за деревьями полукруглую террасу, что повисла над пропастью, и думала только о том, как я буду карабкаться наверх, когда придет время возвращаться. Оказывается, это была не единственная моя оплошность. Здесь было очень скользко, а удержаться на крутом спуске совсем непросто, неудивительно, что мне эта задача оказалась не под силу: я просто не могла рано или поздно не скатиться вниз.
Одно-единственное неловкое движение, один неверный шаг на ледяном скате – и ноги разъехались в разные стороны, как бывает на лыжах. Кит был совсем близко, и мне почти удалось схватиться за него, чтобы восстановить равновесие, но в итоге все вышло очень скверно: я лишь толкнула его в бок, увлекая за собой, и из-за этого он тоже не смог удержаться на склоне. Падение наше было предопределено гравитационными силами.
Я больно приложилась бедром и плечом, хотя сугробы смягчили удар. С потревоженных веток сверху на нас осыпался снег, затем сошла целая лавина. Сквозь тучу снежной пыли, что вихрем взвинтилась в воздух, я слышала, как рядом, отплевываясь, в сердцах бранится Кит. А я лишь бестолково барахталась в снегу, пытаясь встать. Выбираясь из снежной ловушки, сам он тоже с трудом поднялся на ноги, принялся зло отряхиваться. Потом шагнул ко мне, вновь провалившись выше колена, взял за грудки, чтобы вернуть в вертикальное положение.
– Вставай! Не ушиблась? – разворачивая меня в разные стороны, сердито счищал с моей одежды снег, – что ты вообще здесь делаешь? Ты ведь знаешь, это место не для тебя… И какого черта только ты приехала? Зачем ты приехала сюда, Ксения?
– Эй, ты, полегче, – возмутилась я, рука у него была тяжелая, и меня он совсем не щадил, – я здесь не навсегда, вот закончится летняя сессия, и я сразу уеду.
– Ты… уедешь? – он на секунду замер, потом, подумав, продолжил меня отряхивать с удвоенной силой, – и правильно сделаешь. Все равно тебе здесь не место.
Сухой тон, которым это было произнесено, невероятно задел меня, однако я постаралась не показать виду.
– Ну, а тебе самому? Тебе самому здесь место?
– Я здесь родился, – ответил он жестко, – это мой город… Мой!
– Но ты ведь можешь уехать отсюда в любой момент… уехать куда угодно. Так почему ты все еще здесь?
– Могу. Хоть завтра. Да хоть бы и сейчас! Прыгну в машину, выжму педаль до упора… Наверное, потому я и не уезжаю, – он уже вернулся на тропу, – идем, осталось совсем немного. Только на этот раз постарайся ступать по моим следам. И чтобы след в след, поняла?
Спустя пару минут мы вышли к террасе, окруженной деревьями и низкими густыми кустарниками, из недр которых при нашем появлении выпорхнуло целое семейство малых пичуг. В былые времена, наверное, здесь все было по-советски надежно. Теперь, конечно, площадка выглядела запущенной: ограждения местами отсутствовали вовсе, к краю подойти я так и не решилась, хотя Кит уверял, что мне ничего не грозит.
Отсюда весь город был виден как на ладони, а за его границами горы, насколько можно было обнять горизонт глазами: покрытые серебристыми, заиндевевшими хвойными лесами горы, и гладкой скользкой змеей текла быстрая речка там, внизу, меж скалистых холмов, сбиваясь в белую пену на перекатах.
Кит недолго стоял рядом со мной. Вскоре он отошел в сторону, привычно расчистил себе место от снега у одного из оставшихся бетонных ограждений, уселся на выступ, подтянув ногу к подбородку, устремив задумчивый взгляд вдаль.
Где-то внизу, не выдержав тяжести снега, с треском обломилась ветка, а может быть, даже рухнуло, подкосившись, слабое молодое деревце. И погибло. Я поежилась. Вот только на Кита, похоже, это место действовало благотворно. Гнев уходил, я это ясно видела, он начинал успокаиваться, а я ему в этом не мешала, и вскоре на мятежном лице его появилось совсем спокойное, мирное выражение.
Наконец, он неуверенно взглянул на меня.
– Я иногда прихожу сюда, чтобы подумать. Знаешь, мне здесь неплохо думается.
И я легко могла в это поверить, если бы не декабрьская стужа: в здешних горах зимой уж слишком холодно. Солнце внезапно облило лучами смотровую площадку и склон, на котором мы находились. И снег сразу взыграл всеми красками, пестро переливаясь, а все вокруг стало ослепительным, искристым, блеснула пронзительным нефритом внизу, под ногами, глянцевая речная поверхность.
– Здесь очень красиво, – признала я, дуя в ладошки. И как только я могла позабыть теплые перчатки в сумке, а сумку оставить в машине, – здесь у вас вообще природа очень красивая.
– Откуда ты приехала?
– Я выросла на морском побережье. На юге у нас, конечно, тоже есть горы, и, может, даже красивее, чем ваши… И снег тоже бывает, а море зимой штормит, и набережная тогда замерзает, покрывается толстым слоем прозрачной наледи, и все, все это выглядит, как крепкая добрая броня. И зима превращает дороги в гладкий каток, как и везде… но не так. На юге все не так, как здесь… в твоем городе. Там все ненадолго, и словно не взаправду, понарошку, понимаешь? Не так, как здесь – здесь зима надежна, как… как погребальный саван.
– Так и есть, – улыбка у него вышла смазанной, – север и юг, а ведь в чем-то они похожи… если бы не эти вечные постоянные противоречия. Но противоречия это даже неплохо, наверное, если бы… Им ведь не дотянуться друг до друга, не понять, не почувствовать… даже не прикоснуться. Такие уж они разные. Но что поделать, если такова их природа…
Он говорил вроде бы простые очевидные факты, говорил отвлеченно, и даже абстрактно, но что-то незнакомое, чувственное в тихом голосе заставило меня повернуться, смущенно взглянуть в его сторону.
Кит на меня не смотрел, он глядел неотрывно на далекие пики холодных заснеженных круч, словно именно там находился нужный ему ответ.
– Как думаешь, они смогут когда-нибудь быть вместе? Хотя бы если теоретически предположить. Смогут или нет? Ведь это совершенные противоположности…
Я ощутила, как вдоль позвоночника крадется легкий озноб, именно в спину сейчас и дул этот проклятый северный ветер, лопатки мои от его злобного дыхания совсем заледенели. И я лишь раздраженно переступила с ноги на ногу, только Киту в голову такое и могло придти, еще и место подходящее нашел.
– Кто знает… если предположить, что больше у них никого нет на всем белом свете… Но даже тогда это невозможно, север и юг, скажешь тоже, – фыркнула я, – глупости все это. Так вот и будут вечно стремиться друг к другу, постепенно теряя надежду… в ожидании встречи, которая никогда не произойдет.
Кит закрыл глаза, медленно, глубоко вздохнул, и лицо у него на миг сделалось таким, будто где-то внутри ему очень, очень больно. Но это быстро прошло. Вот он от души, с хрустом потянулся, разом стряхивая с себя всю эту невеселую задумчивость, и вдруг стал тем человеком, которого я когда-то знала.
– Выходит, родом ты из южных краев. Ну, это многое объясняет, – самым обычным, полушутливым тоном сказал он, и глаза его сверкнули лукавыми искрами, – к примеру, теперь мне понятно, почему ты непривычна к местному климату. Ума только не приложу, и как тебе удалось протянуть здесь так долго? Может, поделишься со мной своим секретом выживания?
– А ты пошевели мозгами. Наверное, это потому, Артем, что я до сих пор сопротивляюсь холоду. Надеюсь, это не стало для тебя открытием года?
Улыбка на его лице стала шире, четко обозначились ямочки, у меня даже дух захватило: как ослепительно, оказывается, он умеет улыбаться.
– А вот тут ты ошибаешься, Ксения. В самом деле… ведь это и есть твоя главная ошибка. Не надо сопротивляться холоду – он от этого просто звереет… Смотри, только поэтому ты сейчас так дрожишь на ветру.
Кит вдруг легко спрыгнул на землю и неспешно направился прямо ко мне. Снег приветливо поскрипывал под его ботинками, глаза блестели, отливая весенней влажной зеленью не стриженой травы. Я не успела сообразить, что он собирается сделать, Кит обошел сзади, на ходу расстегивая куртку, и просто обнял меня, укрыв ее краями.
Сердце споткнулось и зачастило, а брови взлетели вверх. Все это было настолько неожиданно, что несколько секунд я пребывала в состоянии крайней растерянности. Он не мог этим не воспользоваться: прижал крепче, заставив опереться на него спиной. Я успела почувствовать тепло его тела через крупную вязь свитера, окоченевшими руками – мягкую меховую подкладку, и это было даже… приятно.
– Отпусти!
Опомнившись, беспокойно задергалась, пару раз ткнула его локтем, но в ответ руки его стали тверже, увереннее… и несговорчивее. Не было здесь никаких воображаемых компромиссов – только его воля против моей. И это рождало во мне новый страх, потому что воля, я уже знала, была у него железная.
–Тсс…Тише ты. Витька итак мне все ребра пересчитал… Стой смирно. Какая же ты холодная. Не съем я тебя, Ксения. Не сегодня. Сегодня я больше не кусаюсь.
И тогда я просто замерла в кольце его рук, осторожно, с опаской прислушиваясь к странным внутренним ощущениям, прикрыла глаза – все равно не в силах была разомкнуть этих объятий – действительно, не бороться же с ним насмерть? Но Кит свое слово сдержал: он не шевелился, не двигался, по-моему, даже не дышал.
Согрелась я моментально. Ветер вокруг нас вдруг успокоился, и даже мороз, вроде бы, ненадолго отступил, набираясь храбрости, но мы оба знали, это лишь затишье перед бурей.
Когда небо над нами совсем накренилось, ввергнув окрестные склоны в тревожный полумрак, Кит, наконец, решил, что нам пора выбираться. И это было еще мягко сказано. Зачем он так долго тянул с возвращением? Вокруг потемнело так резко, что впору было зажигать фонарик в телефоне, вот только едва ли он смог бы нас выручить.
Такое случается только перед страшной весенней грозой… или снежным шквалом. Кошмарные сны всегда стучатся в незапертые двери, когда их совсем не ждешь. И как же не вовремя мне вспомнился тот, мой недавний сон…
Весь путь наверх, что мы проделали практически наощупь, Кит крепко держал меня за руку, хоть я его об этом и не просила, но тут уж мне стало не до препирательств, ведь в этой свистопляске я почти ничего не видела в метре перед собой.
Ветер, ставший теперь по-бабьи сварливым, визжал и буйствовал, наотмашь, без разбору стегая по склону, пригибая деревья и кусты к земле, а когда пустился вкруговую, под его крылом мелкая снежная крупа вдруг обернулась игольчато-острыми льдинками: оружием, которое кололо кожу, застило глаза, мешая нам выбрать единственно верный путь.
Порой мне начинало казаться, нам уже не отыскать выхода из этого снежного водоворота. И тогда я в отчаянии вскидывала голову, заставляя себя поверить, это вовсе не сказочный лес из моего сна, это самая настоящая явь, а трасса совсем близко.
Кит всю дорогу шутил, подтрунивая над моими неуклюжими движениями, а когда в последний момент удерживал от падения, беззаботно смеялся, нахально прижимая к себе: так он высмеивал мои страхи до тех пор, пока они окончательно не потеряли своей власти надо мной. А я только поражалась, как же можно быть настолько беспечным… или же безрассудным.
И вправду, Киту море было по колено, ведь здесь он был единственным, кто не потерял присутствия духа. Стихия беззубо скалилась в ответ, но и только: она была не в силах разжать на него челюсти. Нет, Кит был для нее недостижим. Когда он разворачивался ко мне, и я смотрела в его смеющиеся глаза, видела всю эту смесь крепкой мужской ярости и мальчишеской удали, я верила, что нам удастся выбраться из переделки целыми и невредимыми. Конечно, я ему верила. Однако все, что получалось у меня самой, только зачарованно наблюдать, как упрямо он борется с разгулявшейся стихией – борется, и совсем не выглядит побежденным.
Был миг, когда дыхание оборвалось: Кит внезапно отпустил мою руку. Не передать словами, что я почувствовала. Адреналин в крови заставил сердце колотиться в бешеном припадочном ритме, снег пригоршнями залеплял глаза, пока я растерянно поворачивалась по сторонам. А когда он неожиданно вынырнул мне навстречу, соткавшись прямо из плотной снежной кисеи, вместо того, чтобы бросится к нему, я вдруг ударила его кулаком в грудь, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, как ребенок. И в этом была только его вина: ударила еще раз, потом ударила со слепым отчаянием, и вдруг поскользнулась, ощутив, как бережно он меня тотчас подхватил. Кит удержался, он и меня удержал, сквозь шалый посвист ветра донесся его обеспокоенный голос:
– Эй, ты чего? Ты испугалась?… Почему ты так испугалась? Смотри, я здесь. Я рядом. Ксения?..
Я услышала звук открывающейся двери, а через секунду оказалась в безопасности, на кожаном сидении, в знакомом автомобиле с заведенным двигателем. Но лишь когда он обошел машину кругом и сел рядом, я, наконец, сумела перевести дух. Кит не исчез, он не остался навсегда где-то там, в той далекой безжизненной небыли, куда мне закрыта дорога.
Он что-то говорил, но я не слушала, опустила голову в пол, уткнулась взглядом в коврик, пытаясь успокоиться, привести мысли в порядок. Но облегчение не приходило, заставив обратить всю злость против него.
– Клянусь, я больше никогда… я никогда не сяду в твою машину, Никитин. Никогда! Все… все, что бы ты ни делал, выглядит, как настоящее безумие… и я в этом больше не участвую!
Кит встретил мои слова с открытым забралом – откровенно рассмеялся, бриллиантами сверкнули капли подтаявших снежинок у него в волосах.
– А если я пообещаю больше никогда не пускаться в подобного рода авантюры? Если пообещаю сейчас, ты сжалишься надо мной? Ну, вот, я обещаю. Сжалишься?.. Ну, не бросай меня на полпути. Брось, нам же было весело. Нам с тобой, Ксения. Просто признай, что тебе понравилось.
А я вдруг неожиданно для себя и сама нервно улыбнулась ему краешком губ. А потом, когда он снова развеселился, глядя на выражение моего лица, рассмеялась и сама, как будто его возбуждение и задор каким-то образом успели проникнуть и в мою кровь тоже. Возможно, это заражение? Ну, почему каждая встреча с ним переживается, как захватывающее приключение? Или как ненаписанная книга о нас?
– Ты сумасшедший, Артем… надеюсь, тебе известно об этом?
– Ого, это звучит, почти как признание… признание в чувствах, – он склонился к светящемуся голубоватому дисплею, и я не видела его лица, пальцы привычно пробежались по кнопкам, что-то меняя в настройках, – а ты случаем не промахнулась с выбором слова? Нет? Точно нет?.. Уверена?
Когда двигатель прогрелся окончательно и температура в салоне, наконец, достигла приемлемых плюсовых значений, снег уже вовсю сыпал: стеной, крупными пушистыми хлопьями, с неутомимым усердием заметая все вокруг. Безостановочно работали снегоочистители.
И вот тогда под ярким светом фар, что Кит бесстрашно зажег в самом сердце этой торжествующей мглы, сквозь беспорядочное мельтешение снежинок за стеклом, в образовавшейся кутерьме, в наше замкнутое, тесное и живое пространство ворвался настойчиво внезапный телефонный звонок.
Смартфон Кита был брошен между сидениями, и только поэтому мы оба почти одновременно отреагировали на звук, посмотрев в экран. Прежде, чем я отвела глаза, а Кит, протянув руку, невозмутимо сбросил вызов, пряча телефон в карман, я успела разглядеть имя абонента. Строка сложилась в одно незатейливое и туманное слово: «Она».
Экран погас, трель оборвалась на самой высокой призывной ноте, едва успев нарушить тишину. Я не успела ничего предположить. И секунды не прошло, не глянув в зеркала, Кит резко ударил по газам, разворачивая машину в обратном направлении. Неудачно зацепил шинами противоположную обочину, едва при этом не слетев в кювет, небрежно выправился.
– Набрось ремень.
Меня не надо было просить дважды: я тут же дернула из-за плеча податливую лямку, торопливо вставляя вилку в замок, а Кит уже увеличивал громкость магнитолы, летя сквозь снег по трассе, врубив какой-то совершенно безвкусный проходной трек.
Настроение его безвозвратно испортилось. Буквально сразу же я ощутила, как мгновенно, наглухо он закрылся от меня, и хоть его телефон больше не заговорил, меня снова посетило это нелепое и неприятное ощущение, будто я здесь лишняя. Стало неуютно в мягком кресле, я невольно бросила на него один короткий взгляд, и сразу поняла, обсуждать все это Кит со мной не станет. Он заметно помрачнел, и ему становилось только хуже: сжал зубы, полностью сосредоточившись на дороге. Погодные условия и в самом деле были непростыми, но он больше так и не повернулся ко мне, а до самого возвращения в город никто из нас не произнес ни слова…
Ближе к ночи, когда, наконец, отогрелась в душистой ванне и в теплых, толстых, полуспущенных носках шлепала по комнате, разбирая постель, я получила от Кита единственное, бесхитростное, и такое понятное по смыслу сообщение. А ведь мне казалось, больше ему ничем не удастся меня удивить. Наверное, поэтому ни разу за весь этот день у меня не появилось даже тени опасения в том, что он может просто играть со мной. Сегодня он всюду казался мне таким настоящим… искренним. Он ведь действительно казался мне таким.
Я не стала ничего отвечать, вместо этого просто отшвырнула телефон подальше, в дальний угол стола, потушила свет и легла, устало отвернувшись лицом к стене, продолжая вновь и вновь повторять про себя эти его слова – отрешенно и измученно, словно мне поставили задачу всенепременно выучить их наизусть. И к рассвету, действительно, я их выучила.
– Это не значит, что наша игра закончена. Я лишь сделал в ней очередной ход. Сдал правильные карты. Ты понимай, как хочешь. Все это вообще ничего не значит для меня.
Глава 12
Сегодня впервые за долгое время небо над городом, наконец, прояснилось почти до весенней лазурной синевы, сверху на людскую суету глянуло заспанно зевающее солнце, сугробы снова принялись с усердием перекладывать с места на место, и на душе у меня заметно потеплело.
За это время я сумела сделать нужные выводы, а все события, случившиеся в моей жизни начиная с осени, расставила строго по степени значимости. Теперь в приоритете у меня была учеба, и только одна учеба, я ведь именно за этим сюда приехала: неотвратимо приближался новый год, а с ним и промежуточная зимняя сессия.
Предновогоднее настроение…
И каждый, несомненно, ждет исполнения самых сокровенных своих желаний. Каждый. Время, когда даже невозможное вдруг становится осуществимым – только протяни руку и возьми. Время, когда все, а не только дети, готовы поверить в сказку.
Магазины, торговые центры, рынки, площади и институтские коридоры – буквально все уже успели украсить разнообразными гирляндами, игрушками, фонариками. Зеленых пушистых красавиц с королевской пышностью одели в драгоценные наряды, расставив до поры на самых почетных местах. Волшебные рождественские песни уже можно было услышать из всех динамиков, по телевидению вовсю крутили новогодние хиты. Атмосфера приближающегося праздника витала в самом воздухе.
На прошлых выходных мы с бабушкой установили у нас дома самую настоящую лесную елочку, небольшую, но изящную. В квартире насыщенно, пронзительно-морозно запахло свежей хвоей, а в окнах за занавесками теперь задорно перемигивалась с домом напротив веселая новогодняя иллюминация. Настроение у меня, без преувеличения, было красочным.
Даже институт в эти непростые дни стремился облегчить студентам торный путь к знаниям. Мы же все равно, будто слепые котята, то и дело сбивались с прямой дороги, налетая на буераки, застревая в теснинах. Еще бы, семинары, зачеты, итоговые аттестации сыпались на нас, как из рога изобилия.
В качестве утешительного подарка впереди нас ждал грандиозный новогодний вечер, специально для которого был зарезервирован главный банкетный зал в лучшем отеле города. Конечно, и здесь не обошлось без участия знаменитой семьи: именно мать Артема была одним из совладельцев целой сети подобных заведений, а сеть эта, между прочим, покрывала несколько регионов к северо-западу от северной столицы.
Лиза уже сбилась с ног в надежде отыскать то самое неповторимое платье, в котором она, наконец, сможет до конца прочувствовать собственную исключительность. Я со здоровым скептицизмом наблюдала за ее терзаниями. Мой наряд был давно приготовлен, и конечно, ничего более выдающегося я для себя не искала.
На вешалке, радуя глаз, висел подходящий по стилю комплект: укороченные брюки с широким поясом на высокой талии, они здорово смотрелись на моей фигуре, и схваченная на груди круглыми жемчужными пуговками блуза, объемные пышные рукава которой компенсировались открытыми плечами.
В довершение образа в прихожей на нижней полке дожидались выхода строгие черные туфли на высоком каблуке. Бабушка рекомендовала мне заколоть волосы повыше, чтобы выгодно подчеркнуть шею и выступающие ключицы. Наверное, именно так я и поступлю.
Но все это было запланировано на завтрашний вечер, а сегодня я просто катастрофически опаздывала.
Водитель автобуса, обнаружив поломку, остался дожидаться техпомощи на предыдущей остановке. Солнце одним глазом заботливо приглядывало за мной, тротуар уже был расчищен от снега и даже надежно просыпан песком, потому шла я довольно быстро. Оставалась еще пара-тройка кварталов, пустяки, и все-таки я чувствовала, что не успеваю.
Услышав на светофоре знакомое рычание мотора, повернула голову и поняла, что не ошиблась, столкнувшись глазами с Китом. Вот так неприятная встреча, впервые мы увиделись с ним за эти дни. Остановившись на запрещающий сигнал светофора, Кит приоткрыл окно, когда я почти поравнялась с машиной:
– Садись, – просто кивнул он мне, – опоздаешь ведь.
Он смотрел на меня, как ни в чем не бывало. Нет уж, дудки, лучше опоздать: я была сыта по горло его концертными исполнениями, в эту оркестровую яму я больше не упаду. Впредь я стану избегать всего, что, так или иначе, может быть связано с этим человеком. Отрицательно мотнув головой, лишь ускорила шаг, услышав брошенное вслед:
– Ну, как хочешь.
Неплохо бы свернуть с проспекта на следующем светофоре, он совсем недалеко. Задворками до института, пусть и по сугробам, я доберусь гораздо быстрее. Хорошо, что за это время Лиза успела показать мне здесь каждую подворотню. Я вновь нервно глянула на часы, время, и в самом деле, поджимало.
Первой парой, как нарочно, стоял итоговый семинар профессора. На свое занятие он опоздавших точно не пустит, не в его это правилах. Тем более, сегодняшний день – последний срок сдачи рефератов. Предпоследний я пропустила, потому что он пришелся на то утро, когда произошла драка на парковке. Я похлопала рукой по распухшей сумке, чтобы в очередной раз убедиться: реферат при мне. Нет, я должна еще больше ускориться.
Перед перекрестком был очередной продолжительный затор, колеса трудно ворочались в снежном киселе, и на следующем светофоре мы встретились снова.
– Подумала над моим предложением? – с улыбкой полюбопытствовал Кит, – я – твой последний шанс, клянусь. Дальше дорога пуста… решайся. Так и быть, прокачу с ветерком.
Какой же он все-таки самоуверенный и наглый. Как назло, водителям зажегся зеленый сигнал. Не успев перейти дорогу, я остановилась на пешеходном переходе, с бессильной злостью наблюдая за тем, как машины трогаются с места, проплывают мимо. «БМВ» тоже начал движение, он начал его легко и ровно, наши взгляды вновь перекрестились на прощанье, еще мгновение, и Кит укатит вдаль, а я останусь стоять…
Мгновение между нами все растягивалось и растягивалось, будто стало резиновым. Он почему-то снова смотрел на меня так, как и прежде, совсем без ненависти или презрения, и это было волшебно. А я вдруг поняла, что несмотря на всю свою злость, я очень соскучилась по этому его особенному взгляду.
Не довольно ли с нас, в самом деле, всей этой глупой вражды, обидных слов, странных и жестоких игр? Как же мне хотелось покончить со всем этим раз и навсегда. Оставить в прошлом, навсегда перевернуть эту неприятную страницу вслед за уходящим годом. Так, может, и он хочет того же? Здесь и сейчас: он зацепился за мой взгляд, он держался за него, он…
Автомобиль впереди Кита забуксовал в снегу. Так бывает, водитель выжимал педаль газа снова и снова, но практически топтался на месте, колеса прокручивались без видимого толку. Самое время Киту обратить на это внимание… самое время. Но Кит не смотрел вперед – он смотрел на меня, слишком поздно заметив, что дистанция стала стремительно сокращаться.
Я невольно вскрикнула, и только тогда он резко повернулся, успевая в самую последнюю секунду ударить по тормозам, и все же сделал это недостаточно быстро. Послышался глухой стук, с которым «БМВ» встретился с багажником попутного автомобиля.
Сейчас он меня убьет, это же очевидно. А если и нет, то определенно захочет поквитаться. Вражда между нами, судя по всему, растянется еще не на одно поколение. Несколько бесконечно долгих вдохов и выдохов, замерев, я обреченно смотрела ему в глаза, будто мишень на стрелка, который медленно вскидывает к плечу оружие.
С досадой хлопнув ладонью по рулю, Кит начал выбираться из машины. Дожидаться расплаты на месте я не стала, на светофоре как раз вспыхнул зеленый сигнал – тот, который разрешал движение пешеходам…
В аудиторию я успела заскочить в самый последний момент, профессор неодобрительно посмотрел на меня, но этим и ограничился. Я бегло, затравленно оглядела присутствующих: Кита среди них не было. А семинар тем временем уже успел начаться. Но разве это мои проблемы, не его?
Профессор в долгий ящик дела откладывать не любил, и студенты принялись послушно сдавать рефераты. Стопка на преподавательском столе быстро, уверенно росла. Профессор поправил очки, сверкнул линзами, педантично разбирая работы.
– Никитин снова отсутствует? Я ведь так могу забыть, как он выглядит. Похоже, все-таки придется поставить ему в этом семестре неуд. Придется. Реферата от него, судя по всему, я так и не дождусь. А ведь Артем совсем не глупый молодой человек, но времени предмету почему-то совсем перестал уделять. Очень, очень мне жаль людей, которые зарывают свои таланты в землю…
Я сидела, как на иголках. Ну, неужели никто, кроме меня самой, не видел, как произошла авария с его участием? Это же Кит, каждый его шаг всегда находится под прицелом десятков неравнодушных завистливых глаз.
Однокурсники молчали, словно сговорились: кто-то задумчиво смотрел в окно, кто, украдкой, в свой телефон, кто флегматично, без движения лежал на парте, нехотя, с трудом просыпаясь. Вновь огорченно покачав головой, профессор взялся за ручку. И вот тогда совесть толкнула меня прямо между лопаток, не позволяя мстительно промолчать. А ведь следовало.
– Пожалуйста, не ставьте Никитину неуд, – твердо и громко произнесла я, поднимаясь на ноги, – понимаете, Артем сегодня опоздал только потому, что у него… возникло неожиданное затруднение. Он попал… в небольшую аварию по дороге сюда.
В аудитории после моих слов воцарилась поистине кристальная неживая тишина, и я могла бы с легкостью поверить, что вокруг нет ни души, если бы не взгляды всех присутствующих, настойчиво скользившие по мне, заставлявшие волноваться все сильнее и сильнее. В глазах однокурсников я поименно читала недоумение, удивление, живой, активный интерес.
– Что? Что вы сказали, Одинцова? – наконец, оторвался от своих записей и сам профессор, – какая авария?
Я решительно выдохнула, нервно стиснув ледяные пальцы, и терпеливо повторила.
– Артем разбил машину. Только что… я сама это видела. Это… совсем недалеко от института. Ущерб небольшой, но… Никитин отсутствует, скорее всего, потому что все еще находится на месте ДТП… должно быть, ему пришлось заполнять все положенные в таких случаях бумаги… а сейчас, наверное, они дожидаются инспектора.
Я увидела, как потянулся к телефону сидевший в соседнем ряду Хомяк, то же самое сделали еще несколько человек, остальные начали переглядываться. Перегнувшись через парту, Лиза громко прошептала:
– Ксюш, ты не шутишь?
Я покачала головой.
Учащиеся уже начинали просыпаться, тем, кто пропустил мимо ушей интересную новость, по цепочке назад передавались мои слова. Скомкано извинившись, Хомяк вдруг сорвался с места и выбежал из аудитории.
Едва за ним успели закрыться двери, вокруг поднялась суета, оживленный галдеж, но профессор мигом навел в помещении прежний образцовый порядок, пристыдив излишне любопытствующих. Потом пожевал губами, размышляя над тем, что услышал. Это было еще одно его железное правило: никогда не принимать поспешных, необдуманных решений.
– Ну, что же… – наконец, приговорил он. – Авария – это, конечно, причина уважительная, серьезная. Я могу войти в его положение, но все-таки… реферат Никитину придется сдать, и данное условие даже не обсуждается. Последний срок – конец этой недели. Так ему и передайте. Да вы садитесь, Одинцова. Вы садитесь…