Алена Юрашина
Кит в моей голове
Эпилог
Вчера я вернулась в твой город. Риелтор нашел покупателя на квартиру, что принадлежала бабушке, она ведь умерла полгода назад. Кому-то надо было заняться оформлением документов, и выбор пал на меня. Покончив с неприятными хлопотами, тихонько прошлась по знакомым улицам, глубоко, жадно дыша знакомой декабрьской свежестью.
Потом долго, пока совсем не замерзли ноги, стояла на липовой аллее у входа в институт, который посещала вместе с тобой, не решаясь ни войти внутрь, ни уйти прочь. Волосы мои стали седыми от инея, губы потрескались от мороза. Я этого не заметила. Я рада, что не встретила никого из бывших приятелей. Этот город отныне для меня пуст.
Я не стала наматывать километры, чтобы увидеть твой дом: слишком тяжело по-прежнему было на душе, к тому же, скорее всего, там давно и не раз сменились хозяева. Все это больше не принадлежит тебе, и потому не имеет для меня никакой ценности.
А когда покидала твой город – уже навсегда – повинуясь какому-то шестому чувству, внезапно поменяла полосу, съехав с магистрали, осторожно свернула на незаметную проселочную дорогу, втайне надеясь, что не ошиблась поворотом. Я не ошиблась. Следуя дорожному знаку, что до сих пор указывал направление к водопадам, быстро добралась до цели. Вот и местный продуктовый, здесь я немного сбросила скорость, разглядывая. Над ним все та же вывеска, старая и потрепанная, она тускло светилась в сгущающихся сумерках: похоже, совсем скоро начнется снегопад.
Я не стану спускаться к водопаду, которого так ни разу наяву и не увидела, все водопады мира отныне мне не интересны. Я остановилась на знакомой поляне, там, где в день экскурсии стоял наш студенческий автобус. Заглушила мотор и выбралась из БМВ. Как и тогда, со всех сторон меня окружила невероятная оглушительная тишина. Как и в тот осенний день, сегодня вокруг не было ни души. Но я об этом не жалела.
Задрала подбородок кверху, сделала опьяняющий глоток чистого, как хрусталь, горного воздуха. Первые робкие снежинки мягко опускались на мои щеки: нежные волшебные прикосновения невидимых ласкающих пальцев.
– Это ты?
Внезапно вспомнился другой день, тот, что провела с тобой – день, когда с террасы смотровой площадки нам пришлось спешно выбираться на трассу. Тогда, прежде чем, наконец, отпустить меня, ты вдруг обнял куда крепче, заставив сердце колотиться, и шепнул на ухо, показалось, даже сейчас вживую слышу баюкающий бархат твоего голоса:
– Вот ты и согрелась, Ксения, – а я ведь и вправду быстро согрелась, – ты больше не дрожишь. А знаешь почему? Потому что ты боишься меня больше холода.
Я стояла, вскинув голову к мятущемуся небу, осыпаемая серебристыми снежинками, пока голова не пошла кругом, пока в груди не стало совсем тесно, стояла, понимая: ничего не прошло. Время ничего не вылечило, ничего… Все это пустая болтовня, кем-то распускаемый и широко растиражированный треп.
– Где ты… Кит…
Я бы растворилась в тебе без остатка, пусть бы я осталась здесь навсегда, пусть бы я умерла, лишь бы с тобой… чтобы, наконец, снова быть с тобой…
Лес молчал, понурился в немом укоре. Словно упрекал меня в чем-то, словно обвинял, словно все эти годы отчаянно, безнадежно тосковал по тебе. Как и я сама.
И тогда, наконец, я позволила себе разрыдаться, совсем по-детски, с бездонной обидой, безутешно, отчаянно, и никто: ни ласковый снег, ни вдруг поднявшийся ветер, не в силах были умерить ту беспощадную боль, что исполинской стеной меня окружила, на время оборвав все связи с настоящим. За настоящее я больше не держалась. Не за что мне было держаться. Как жаль, что мне нельзя остаться в прошлом навсегда…
Стук твоего сердца… звук твоего голоса… живое надежное тепло уверенных ладоней… успокаивающее, спасительное… больше никогда. Кит исчез, он все-таки остался навсегда где-то там, в той далекой безжизненной небыли, куда мне закрыта дорога…
Когда слезы иссякли, с тревогой огляделась по сторонам, внезапно осознав, что вокруг меня уже успела подняться самая настоящая буря, и надо срочно выбираться на федеральную трассу, пока дороги не замело окончательно, и я надолго здесь не застряла.
И только когда уже сидела в прогретом салоне автомобиля, меня пронзила невероятная догадка: а что, если это ты, Кит?… Если это ты просишь, чтобы я осталась?.. Ты же всегда умел добиваться своего. Так или иначе… вот и сейчас нашел способ…
А потом в памяти, как будто совершенно независимо от моей собственной воли, огненной скрижалью одна за одной вдруг встали строки, которые я слышала от тебя именно здесь, всего один-единственный раз в жизни. А ведь никогда прежде я не отличалась хорошей памятью. И все-таки дело в месте…
Наверное, теперь эти строки навсегда так и останутся высеченными в остывшем камне моего сердца, и мне уже не суждено будет забыть ни слова – я заклеймена ими навеки.
И тогда, наконец, я вслух произнесла то, что опоздала сказать однажды.
– Кит… Я люблю тебя…
Я буду любить его… Я буду любить этого мальчишку. Любить до самых последних дней своей жизни. А может быть, и дольше…
Смирись и послушай: зима мой попутчик. Мой верный пес – холод, в туманной лощине снискал я приют. Теперь руки мои – скованные льдом реки, губы – черные пасти безмолвных ущелий. Ты не ищи. Молчаливый странник – я вечный всадник севера, лавинами седлаю мне покорившиеся горы – изгнанника заснеженные стражи… Ты не зови. Моя кожа впитала все ледяные ветра мира, в крови моей иней морозный, я весь – тьма и метель, я дышу лютой стужей… Здесь мы – невозможны. Любовь моя, ты смирись и послушай…