Алена Юрашина
Кит в моей голове
Глава 15
Я сразу пожалела, что пришла сюда, в обеденное время в кафетерии, как обычно, яблоку было негде упасть, но Кит уверенно потащил меня за собой.
У стойки, где для него быстро расчистили место, с ходу заказал все, что посчитал нужным, в итоге каким-то мистическим образом даже нашел для нас свободный столик у стены. Мне оставалось только изумленно хлопать ресницами – такой нигде не пропадет, ни дать ни взять ударный авианосец, который вынужденно огибают волны. Но сам Кит будто не замечал, как услужливо перед ним расступаются люди. Должно быть, это сила привычки.
Он даже сидел по-королевски: развалился на стуле, откинувшись назад, забросив руку на спинку соседнего стула, лениво вытянув под столом свои длинные ноги. При этом он то и дело болтал ногой, раз за разом задевая меня коленом, хотя я просила, чтобы он перестал. Не сомневаюсь, он делал это намеренно. Мне уже совсем некуда было отодвигаться, а он все равно меня доставал. Видимо, Киту просто нравилось меня злить.
– Это синдром беспокойной ноги. Не слышала? Повезло тебе, а я с детства страдаю. Это все из-за нервов, Ксения. Знаешь, я ведь рос очень, очень нервным ребенком.
– Заметно.
Да, он определенно был не из робкого десятка, общепринятыми нормами поведения голову себе не забивал, вел себя раскованно, где-то даже чересчур, но это получалось у него совершенно естественно, как дышать, без малейшего намека на позерство. Стеснения в моем присутствии Кит также не испытывал, поэтому периодически ел прямо из моей тарелки. В конце концов, я к этому привыкла и даже перестала замечать.
Время от времени к нам кто-нибудь подходил, чтобы поздороваться и перекинуться парой фраз. На самом деле, к нам уж очень часто подходили, как будто мимо него нельзя было пройти, не остановившись хотя бы на мгновение.
И каждому из ребят Кит неизменно уделял несколько минут своего драгоценного внимания, но поблажек не делал никому: когда решал, что с него достаточно, снова поворачивался ко мне, так недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Непонятливых людей среди его знакомых не было.
– Эй, Кит! Вот так встреча!! И каким ветром тебя сюда занесло, бродяга?
Обступившие наш столик ребята, судя по всему, были с последнего курса. Как на подбор, все четверо высокие, рослые, атлетически скроенные, словом, настоящие спортсмены, но без ненужных перекосов.
Кит привстал, чтобы поздороваться за руку с каждым.
Четыре пары глаз, в свою очередь, метнулись в мою сторону, и я почему-то испытала секундную неловкость, чуть крепче сжала пальцами стаканчик с горячим чаем, а плечи мои напряглись. Меня непросто смутить, но таких откровенных, заинтересованных взглядов я по возможности всегда старалась избегать, чтобы не провоцировать парней на дальнейшие действия. Как оказалось, Кит успел заметить и взгляды, и мое невольное замешательство.
– Слышал, у вас сейчас проходит итоговое собрание, – сказал один из них, – фильтровал бы, что прогуливаешь, Кит.
– Мимо кассы, – криво усмехнулся он, – это было даже не мое решение, они сами нас выгнали.
– Да ну? – удивился парень, который стоял ближе всего к нему, с живыми карими глазами и курчавыми волосами, – и кто же посмел?
– Трофимова… геоморфология.
– Ничего себе… и как тебя угораздило наехать именно на нее? Серьезная дама, пиковая. Хватка, как у бульдога. Прямо скажу, встряли вы крепко, если уж она закусила…
– Она конкретно закусила, даже не сомневайся. Без лишней философии… готов выложить десять кусков тому, кто принесет мне ее душу… желательно не позднее четвертого января.
Ребята рассмеялись, я тоже невольно улыбнулась, чувствуя, скованность постепенно разжимает свои клешни, и тут же перехватила адресованную мне мимолетную улыбку.
Когда у Кита было отличное настроение, он щедро, охотно делился своими эмоциями с окружающими. И такова была ударная сила его харизмы, что всем, кто находился рядом с ним, всем без исключения, становилось теплее, они будто отогревались с мороза у его огня, облитые лучами целительного света. Сейчас находиться рядом с ним мне было… почти приятно.
Однако была у Кита обратная сторона, изнаночная, темная, и прежде мне уже не раз доводилось с ней сталкиваться. Когда ему становилось скверно, на небосклоне будто солнце заходило, а сам он оборачивался неукротимой стихией, способной смести все на своем пути, и тогда перед остолбеневшими зрителями разыгрывалось нешуточное светопреставление – разыгрывалось по-крупному, потому что и ставки у Кита всегда были самыми высокими.
– А с этой девочкой, кажется, мы еще не знакомы, – вдруг произнес парень, который стоял прямо надо мной. Я даже лица его толком разглядеть не успела, и голову задирать, чтобы теперь рассмотреть, конечно, не собиралась, – представишь нас, так сказать, официально?
Кит глянул на него, как водой окатил, и сказал совсем не то, чего от него все ожидали:
– А вот с ней связываться не рекомендую. Не рекомендую, только статистику себе испортишь. Сам едва не поплатился за доверчивость: зацепило по касательной, но раны продолжаю зализывать до сих пор. Отвратительные ощущения, если честно… Я и тебе могу такие организовать, только попроси меня по-хорошему… Только попроси.
Глаза его вдруг полыхнули мрачным огнем, полыхнули и тут же погасли, но мне от этого стало как-то неуютно. И не мне одной.
В образовавшейся тишине кто-то негромко кашлянул.
– По-хорошему, так по-хорошему! – шутливо ударив Кита в плечо, сказал курчавый парень, у него были доброе лицо, улыбчивое, он смотрел на меня с пониманием, смысл которого мне остался неясен, – осади лошадей, он тебя услышал… не глухой ведь у нас Игорек. На спарринг даже не рассчитывай, я твою технику знаю. Все, пацаны, на этом расходимся, итак уже слишком здесь задержались, время не ждет. А ты заходи к нам, Кит, не затягивай… грушу поколотить… выпустить пар. Тренер про тебя, между прочим, уже два раза спрашивал, вот сам и объясняй, почему забиваешь на режим.
У самого выхода, в дверном проеме последний из них, коротко остриженный светловолосый незнакомец все же неуверенно оглянулся, отыскивая глазами наш столик.
Мы посмотрели друг на друга одновременно, я тут же отвернулась, чтобы парень ненароком не решил, будто знакомство с ним способно меня увлечь, и… напоролась на тяжелый неподвижный взгляд Кита. Там, на самом дне, электрическим током билось очень высокое напряжение.
– Ну, и что это было? – строго поинтересовалась я у него, – как все это называется?
– А, это просто ребята… ребята с нашего двора. Было время, ели песок из одной песочницы, – на серьезный разговор Кит явно не был настроен, – потом, случалось, после уроков мяли друг другу бока в проулке между школой и гаражами… Вот, вспомнил сейчас те чудесные годы, и такая ностальгия накрыла, захотелось повторить. Но ты, конечно, решила, что это здорово смахивает на ревность? Хотела, чтобы я тебя приревновал… Ведь хотела? Хотела же? Размечталась, да? Давай, признайся мне… признавайся! Ну, чего ждешь?
В стенах этого учреждения Кита вполне можно было изучать, как отдельную прикладную дисциплину, скорее всего, его и в учебное пособие чуть позже внесут, как обязательный предмет.
– Жду, когда у меня выработается против тебя иммунитет, Никитин.
Он категорично мотнул головой, снова без разрешения залезая в мою тарелку, и заявил:
– Напрасно теряешь время. Не хочу тебя огорчать, но я как вирусы, Ксения… я постоянно мутирую.
– Кит?!
К нам с улыбками на лицах направлялась небольшая компания: коренастый курносый паренек, Слава, оказавшийся довольно бойким и приятным в общении, а с ним две девушки.
Вместе мы недолго обсуждали событийный фон одной недавней вечеринки, когда самая длинноногая из девушек, набравшись смелости, кокетливо перекинула на грудь волну блестящих темных волос и подошла ближе. В мою сторону она так ни разу не взглянула, не проблема, мы с ней даже шапочно не были знакомы.
– А сам ты почему не пришел, Кит? – она картинно надула пухлые губки, – ты ведь обещал мне, что будешь там, помнишь? Я ведь только из-за твоего обещания пошла.
Кит вальяжно откинулся на спинку стула, сцепив руки замком на затылке. Нагловатая поза, да и смотрел он снизу вверх с оттенком легкого пренебрежения, и все же его мощный мужской шарм продолжал отовсюду притягивать женские взгляды. И это уже начинало слегка раздражать.
– Потому что меня ждали в другом месте. Без обид, Майя, но я действительно не мог. Стало быть… увидимся на следующей вечеринке?
– Ну, без обид, так без обид… твоя взяла, на первый раз прощаю. Но не забудь, ты все еще должен мне… должен один медленный танец. А если не сможешь прийти, так хотя бы позвони. Я буду ждать твоего звонка, окей? У тебя же остался мой номер? – со стороны ее жеманство выглядело смешным: ненатуральное, оно всегда очень сильно бросается в глаза, – кстати, Витя Лапин тоже там был… он и Иру с собой приволок, представляешь? Так вот, они весь вечер вместе…
Если она хотела это обсудить, тем более, каким-то образом задеть его чувства, явно ошиблась не столько с выбором темы, сколько с выбором собеседника.
Угол его рта резко дернулся вниз, Кит медленно выпрямился на стуле, и все вокруг непроизвольно тоже напряглись.
– Не понял, – с глухим раздражением произнес он, – а ты что против Ирки имеешь?
Подобный вопрос, заданный в лоб, был способен смутить кого угодно. С нее вмиг слетела вся ее показная манерность, глаза беспомощно заметались по сторонам, а лицо изобразило крайнюю степень растерянности. Мне даже на секунду стало жаль ее, а еще неудобно за Кита: слишком резким, агрессивным тоном это было сказано.
– Я не то, чтобы… Конечно же, нет, я ничего не имею… ну, что ты, Кит, – неуверенно ему улыбнулась, – я, в общем-то, не против…
– Вот и я не против, Майя… окей??
Больше она с ним заигрывать не пыталась.
Когда ребята ушли, я посмотрела на Кита, а он – на меня.
– А тебя совесть по ночам не мучает? Крутовато ты с ней обошелся.
Он с усилием потер лоб, бросил руки на стол, сжал в кулаки, потом разжал их и снова сжал, но раскаяния я так и не увидела.
– Нечего по ушам ездить, мы с ней не корешились, – резко вскинул на меня глаза, – значит, ее ты пожалела… ее… А как же я, Ксения? Ну, встречаются они… они вместе… наверное. Да здесь все время кто-то сходится, кто-то разбегается, обычная мышиная возня, но это… Ты, случаем, не в курсе, почему каждый считает своим долгом рассказать об этом мне? От меня, что ли, Лапину требуется особое разрешение? Нет, не требуется, Лапин уже большой мальчик. Да и вообще… мне один черт, ясно?
Мельком глянув на время и наличие новых смс, я положила телефон обратно на стол. Осталось совсем немного, и собрание закончится. Кит хмуро следил за каждым моим движением.
– Не волнуйся, ты все доступно объяснил. Так что пусть себе будут вместе…
– Вместе, – рассеянным эхом повторил он за мной, и вдруг спросил, – а что это значит? Нет, правда, быть вместе… он… она… что это значит? Что эти слова значат для тебя? Мне любопытно.
Он вглядывался в мое лицо в ожидании ответа. Я недолго думала.
– Ну, это значит, что двое… влюбленных в какой-то момент, как минимум, становятся парой. Это ведь так просто, объявить себя парой, Артем. Оглянись вокруг… люди постоянно делают это.
Он скептически ухмыльнулся.
– Парой… ага, парой очередных придурков. Нет, все гораздо проще… вот смотри. Ее рука в его руке, верно? – и он вдруг решительно накрыл своей большой ладонью мою руку. Я испуганно дернулась, но он не подумал отступиться, – успокойся, это только для примера… Так вот, он крепко держит ее руку, он ни за что ее уже не отпустит, поняла? И они идут в одном направлении… пусть идут они медленно, наощупь… в кромешной темноте, но бок о бок… и в правильном направлении, скажем, от порога малого актового зала. Разве нужно им двоим что-нибудь еще? Зачем? Народное признание, взаимные обещания, забитые тупыми фотками соцсети, физиономии на заставках телефонов, может, совместные татуировки?… Весь этот бред… и прочие сопли. Ну, нет. Если мне с кем-нибудь хорошо, Ксения, это значит лишь то, что мне действительно с кем-нибудь хорошо… Я ведь этого даже не скрываю, это не сложно сказать: мне с тобой сейчас хорошо. И чувством этим я ни с кем делиться не намерен. Я ведь уже говорил, я законченный эгоист.
Я первой отвела глаза, моргнула, признавая, что на долю секунды, кажется, перестала мыслить рационально. Мое глупое сердце стучало, как отбойный молоток, пока я пыталась разобраться, всерьез он говорит или, как обычно, заговаривает мне зубы.
Конечно, Кит все понял правильно, нахально усмехнулся.
– Что, напустил я туману или вокруг уже стало светло как днем? Давай, поделись со мной своими тайными сокровенными мыслями. Поделись, тебе станет легче, и мне тоже, потому что я сам… сам я никак не могу понять, что там, внутри твоей головы… Что внутри, Ксения? Я ведь ни за что теперь не отстану от тебя, пока не выясню это.
Рука его продолжала тяжело лежать поверх моей, своим теплом сжигая мне пальцы, мешая обрести утраченное душевное равновесие, но Кит будто не замечал неловкости, всех этих людей вокруг, с видимым удовольствием продолжая играть на моих нервах: я дернулась наудачу, но он мое намерение угадал чуть раньше, и освободиться снова не вышло.
– Что внутри? Там находятся мозги, Артем, и это ясно любому, у кого они есть!
В ответ он довольно, с искренним восторгом рассмеялся, как будто услышал свежий анекдот. Кит вообще сегодня много смеялся. Так же, как и я сама.
Экран его собственного телефона, что лежал рядышком с моим, внезапно занялся ярким заревом. Кит потянулся к нему, чтобы я, наконец, смогла вырвать руку. «Она»…
Я отвернулась, закусывая губу, осторожно выдохнула, первый раз с облегчением, следующий – тяжко. Схватила со стола свой телефон, бросила в рюкзак. Мне показалось, или вокруг стало на несколько градусов холоднее? Надо двигаться дальше.
Наши взгляды пересеклись, но мы не понимали друг друга без слов, мы вообще друг друга никогда не чувствовали, не понимали… и вряд ли сможем однажды понять. Такие уж мы разные…
Медля с ответом на звонок, Кит смотрел на меня со странным выражением, будто боялся, что в следующее мгновение я бесследно растаю в воздухе, растворюсь, а он не успеет мне в том помешать. Он не успеет. Потому что я тоже училась соответствовать его ожиданиям.
Мелодия смолкла… и тут же начала звучать снова, душераздирающе крича, раскручиваясь, как маховик исправного колеса обозрения. Кто-то должен расставить точки, здесь, немедленно, – уйти в себя больше не получится, без трещин в крепкой оболочке уже не обойтись. Мое уязвленное самолюбие жаждало небольшого реванша за совершенную в недавнем прошлом ошибку, подталкивая поскорее миновать развилку, двинуться дальше своим путем, в полнейшем одиночестве. Это было мое «я», бесспорно, мое, только в каком-то кривом уродливом зазеркалье.
Собравшись с духом, я пружинисто вздернула себя на ноги.
– Не стану тебе мешать, Артем. Ответь же, наконец, на ее звонок, не заставляй ждать так долго! Ну, а мне действительно пора.
Он поднялся следом.
– Ксения… ты…
И замолчал.
Я видела, что-то всколыхнулось в его душе, что-то неприятное, очень тревожное, отблеском боли легло на лицо. Неужели все дело в этом проклятом звонке, а может, это его новая игра? Но я устала гадать на нем, как на ромашке.
– Кит?! Здорово! Как жизнь? Ты где пропадал?.. Слушай, а у нас тут недавно спор вышел, так вот…
Ничего нельзя сделать, только уйти.
Боком незаметно я выбралась из-за стола, и на освободившееся место сразу же бесцеремонно плюхнулся кто-то из ребят.
Звонок резко оборвался, Кита окружили приятели. Я сделала еще несколько неуклюжих шагов, торопясь остаться позади, за спинами остальных, и все же какое-то время еще чувствовала на себе его ускользающее внимание, и это было похоже на закатные лучи солнца – слишком пронзительные, самые яркие – последние перед тем, как мой мир полностью погрузится во тьму.
Миновав пару столиков, услышала за спиной громкий дружный беззаботный смех. Казалось бы, что в том особенного, но мне вдруг невыносимо захотелось плотно зажать уши руками и ни за что не опускать их, раствориться в этой всепоглощающей тишине, – если не навсегда, то хотя бы на время, и пусть нарушит ее только одно: его твердый уверенный голос.
Но мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, следом за мной Кит не пойдет.
Глава 16
Мне нравилось чувствовать сопротивление ветра, ощущать на себе его напор, и даже его ярость меня не страшила, я любила дразнить его, обгонять. Я охотно, с профессиональным азартом силилась разрушить все его планы, каждый… мешая свободно порхать там, где вздумается. Конечно, ветер бесновался, он рвал и метал, озорничал для порядка, но мы оба знали, все это просто обычай, традиция, наше общее дело: он резвился вместе со мной, потому что на самом деле пребывал в полнейшем восторге от моей неожиданной смелости.
Словом, мне определенно нравилось водить машину, но особенно по душе сейчас мне была сама дорога, та, что скромной незаметной тесьмой расстилаясь подо мной, торопливо уводила за собой – прочь из города, навстречу ломаному безоблачному горизонту, навстречу ясному дню, выходным, наполненным часами беззаботного времяпрепровождения.
И хоть за рулем была не я, впечатления в целом были схожи, потому что бабушка тоже не давала ветру ни малейшего шанса почувствовать себя на трассе полновесным хозяином. Я чуть приоткрыла окно, прислушиваясь к его жалобному плачу, прищурила от удовольствия глаза. И поделом вору наказание.
Что-то нехотя отпускало меня, изрядно потрепанную, но живую, выпускало из своих медвежьих объятий, разжимало лапы – один коготь за другим. Оно осталось там, за плечом, далеко позади, затерялось, заплутавши в тени построек последних сельских предместий, что полчаса назад каруселью унеслись туда, откуда нам только что удалось вырваться на белоснежный неохватный простор. Я не оглянусь. Стало легче дышать, и пусть теперь мы оказались намного ближе к северу, все же, дышать здесь мне было намного проще.
Три дня молчания.
Он не искал меня, и это означало лишь одно: ему нет, и не было никакого дела до моих мыслей, сомнений, переживаний. Мы существуем в разных мирах, и точек соприкосновения с каждым днем становится все меньше. Это неизбежно.
А значит, я не поделюсь своими чувствами, и его я не попрошу, мы никогда не откроем друг другу свои тайны. Сердце его навек останется для меня неразгаданной загадкой, ребусом, над которым я изрядно поломала голову, – поломала, а потом со вздохом отложила подальше, сперва полагая, что до лучших времен, но в глубине души наверняка зная: ребус будет пылиться на полке, пока бумага не истлеет окончательно. А может, и нет в этом ребусе никакого смысла, и все это пустая бездарная трата моих сил?
К вечеру третьего дня я заблокировала его контакт в телефоне, а перед сном безжалостно удалила номер из телефонной книги. Но даже это спокойствия мне не принесло.
Горизонт омрачился, из окна ко мне со слепым упорством прорывался стылый ветер, терпеть его жалящие прикосновения становилось все труднее. Как же быстро теням удалось нагнать автомобиль, на котором мы мчались по трассе, налечь мне на плечи – не сразу и освободишься. Саднящая рана мучительно заныла, привычно вгоняя в тоску. Этот гвоздь давно и прочно сидел внутри… но отныне я перестану мешать ему покрываться ржавью.
Спина онемела от долгого сидения. Я недовольно пошевелилась, и боль мышечная плавно перетекла в душевную. Беспокойно поерзала в кресле…
Кто она? Я ведь не слышала, чтобы Кит с кем-нибудь встречался. И никто не слышал. Об этом стали бы говорить, непременно стали бы… Кого же он так тщательно скрывает ото всех? Похоже, эта девушка для него много значит. А впрочем… с каких пор меня интересует его личная жизнь? Да и какая мне, в принципе, разница? Кит был запутанной историей задолго до того, как я появилась. Он останется ею и после того, как я отсюда уеду. А я не стану грызть чужие караваи, – ни медных, ни железных мне не надо, – я ведь другой, я современный человек, все это мне уже явно не по плечу.
– Что ты все возишься там, непоседа? – посетовала бабушка, – ну, точно уж на сковородке! Усиди спокойно на месте хотя бы пару минут, вот сейчас заедем на заправку, возьму да и посажу тебя за руль. Вождение, знаешь ли, дисциплинирует.
Я искоса взглянула на нее, затихая. Неужели бабушка не чувствует этого? Не чувствует, как тяжело дышится в городе, в котором она живет? Почему она не чувствует того, что так терзает меня? Или мне тяжело дышится только потому, что я дышу одним воздухом с Китом? И все это только из-за него… Из-за него одного для меня отравлен воздух целого города? Но как я позволила этому случиться?
Я открыла окно настежь, вызвав новое недовольство бабушки. Мне просто необходимо было немедленно освободиться от навязчивых мыслей, стряхнуть с себя бремя воспоминаний… отвлечься. Я должна научиться смотреть на жизнь по-новому, под другим углом. Почему бы не как пассажир, что безразлично глядит в окно летящего без лишних остановок экспресса?
Едва перевалило за полдень, мы уже прибыли на место. К тому времени бабушка снова пересела за руль, позволив мне беспрепятственно вертеть головой по сторонам, с интересом разглядывая все вокруг. Она не одергивала меня, лишь выжидающе посматривала, словно на самом деле ждала заключения специально приглашенного эксперта.
Город – черно-белый эскиз в пепельных тонах – прочно утвердился на заснеженном кружеве холмов, как на якоре. Он явно не испытывал восторга от самого факта своего существования, набросив серую дымчатую шинель, шумно дышал в небо круглыми промышленными трубами, словно прожженный астматик. Странно, но я отлично понимала его состояние: глубокий пессимизм этот как нельзя лучше подходил мне, моему теперешнему настроению.
Дома вдоль дороги – длинные, приземистые, не могли похвастать ни сколько-нибудь пикантным разнообразием форм, ни сложной цветовой гаммой. Старинные, вычурные, жилые деревянные бараки – их здесь всюду было слишком, слишком много, целые полчища, войска. Однако без подмигивающих окон-бойниц самый образ города выглядел бы незавершенным. Это его отличительный знак – я сразу поняла – так же, как оригинальный герб при въезде.
Может, на первый невнимательный взгляд город и выглядел эдаким глуповатым деревенским простачком, но я уже успела ухватиться за него, как за спасательный круг, в ответ почувствовала его надежную руку, а потому твердо, незыблемо почувствовала себя здесь, как дома. Глядя на меня, бабушка невольно заулыбалась.
Двоюродный дед жил в одном из немногочисленных многоэтажных домов. Соседские кумушки, что сгрудились на скамейке у подъезда, как полагается, были начеку, они же указали нам место расположения нужной квартиры, а после проводили заинтригованными взглядами.
Лифт временно не работал, пузатые сумки с подарками пришлось поднимать вверх по лестнице. На восьмом этаже я уже перестала задорно считать ступени, в глазах пульсировали цветные круги, однако, взяв волю в кулак, я все-таки обогнала бабушку на последнем пролете, чем вызвала у нее добрый смех.
Квартира находилась в самом конце слабо освещенного, заполненного нашим шумным дыханием коридора. Едва растворились типовые железные двери, я следом за бабушкой оказалась в объятиях седовласого, все еще по-молодецки крепкого мужчины. Значит, это и есть мой дед? Я украдкой разглядывала его, и снова в душе возникло это теплое щемящее чувство, будто после долгого отсутствия я вернулась в родные края. Переступая порог, подумала: будь я тогда на месте бабушки, не смогла бы отсюда уехать. Ни за что не смогла бы.
Дедова квартира – узковатая прихожая, упирающаяся в кухню, по сторонам четыре комнаты – уже была полна незнакомых людей, и я заметно стушевалась. Закуток, где разместили нас с бабушкой, почти не запомнила. Зачем? Скрыться от посторонних внимательных глаз здесь было совершенно невозможно.
Родственники вели себя со мной и друг с другом непринужденно, подчас даже фамильярно, но никто не обижался, видимо, так здесь было заведено. Стыдно признаться, первое время мне было куда комфортнее в компании пушистого избалованного кота – домашнего тирана, в порыве послеобеденного благодушия соизволившего взять меня под свое крыло, чем в обществе всех этих людей.
А после все сложилось само собой, стоило каждому заняться своим делом. Мужчины вели негромкие разговоры в зале, дымили на балконе, женская половина дружно резала салаты на просторной кухне, где булькали кастрюли, шипели, ворчали сковородки. Здесь мне было уютно и немного жарко. Я услышала много чужих интересных рассказов, говорила и о себе, о родителях, о нашей жизни в столице и на юге. Кажется, этим людям и впрямь было интересно слушать мои истории.
Под ногами, оголтело крича, то и дело крутились румяные дети, взрослые лениво покрикивали на них, гнали от себя, и на время действительно воцарялся порядок, однако дети с поразительным упорством снова и снова возвращались назад, и тогда все повторялось. Суета, что была мне незнакома, ведь я была единственным ребенком у родителей – та, что неизменно бывает в большой семье, занятой приготовлениями к празднику, та, что со временем для членов такой семьи становится совсем обыденной, теряя остроту и цвет, пока не превратится в яркое пятно – одно из трогательных воспоминаний прошлого. Теперь толстый кот, царапая обои в коридоре, капризно требовал внимания, но, к своему удивлению, даже спустя полчаса так и не был услышан.
Праздничный ужин удался на славу, недаром на него было потрачено столько времени и сил. Купающиеся в зелени блюда, нарезки на цветастых узорчатых тарелках почти не повторялись, ароматное горячее дожидалось своей очереди на плите, томясь на медленном огне, паровыми струйками сочилось из-под приоткрытых крышек. Рассаживаясь за длинным столом, что был составлен из двух поменьше и накрыт сверкающей белизной скатертью, мы с довольными улыбками разглядывали плоды совместных усилий и друг друга. Покрытая пестрой накидкой тяжелая, крепко сбитая табуретка, что досталась мне, смотрелась умилительно.
За окнами стремительно вечерело. Дед велел задернуть шторы и зажечь свет, когда у меня в кармане вдруг лениво завибрировал телефон.
Я тихонько вздохнула, увидев номер Лизы. Едва ли мне удастся сейчас разобрать хотя бы слово: за столом уже разгоралась оживленная дискуссия, родственницы справа и слева с воодушевлением расспрашивали меня, что сперва положить в тарелку, самый юный член семьи на другом конце стола был безутешен, навзрыд жалуясь дедушке, с обидой потирая ушибленное дверным косяком место.
Словом, можно было с чистой совестью отложить этот вызов, а перезвонить чуть позже, потом, когда закончится ужин, когда улягутся первые эмоции, и все вокруг немного расслабятся. Может, следует вообще ограничиться кратким сухим сообщением: Лизе было прекрасно известно, куда я отправилась на выходные, как-то неловко сейчас отвлекаться на посторонние темы.
Сначала я так и собиралась сделать… но в самый последний момент что-то заставило меня передумать.
Виновато глянув на соседей по столу, поднесла телефон к уху, собираясь поскорее покончить с этим, завершить разговор и приступить, наконец, к ужину: мое обоняние давно приятно щекотали аппетитные запахи.
– Ксюша?! Ксюша, прости, я знаю, что ты не в городе, – Лиза была не на шутку взволнована, она едва не кричала в трубку, и я сразу занервничала, – прости, что беспокою в неподходящее время… да, я помню, куда ты уехала, но… ты уже видела вечерние новости? Не видела?? Я не могла не поделиться, там… Ксюша, там… Кит… Я сама только что узнала…
Мое сердце упало, ребра, как кольцом, сдавило льдом, полынья затягивалась, изливаясь внутрь морем смертельного холода. Никогда прежде такого страха я не испытывала, невольно прижала руку к груди, чтобы унять сердцебиение.
– Что??.. Скажи, что… с ним… что-то случилось?
Сидевшая напротив бабушка с завидным самообладанием продолжала наблюдать, как я, бледнея, изменяюсь в лице, поднимаясь на ноги.
Остальные по-прежнему ничего не замечали, но я больше не слышала наполнявшего комнату веселого непринужденного гвалта, кажется, я вообще перестала что-либо чувствовать, лишь восприятие стало резче, острее, будто вся обратилась в слух.
– Ксюша, – снова ворвался в мое сознание голос Лизы, теперь он был непоправимо тихим – тот самый голос, которым, до смерти боясь потревожить, приносят исключительно дурные вести, – ты поскорее включи наш канал, там снова крутят этот новостной блок. Так ты быстрее поймешь… Кит… он… его мама в больнице… В общем, с его мамой кое-что произошло, кое-что неприятное… Прости, но я должна была позвонить, это ведь Кит… Ксюша, я подумала, для тебя это важно…
Слушать дальше я не стала.
Не помню, как выбралась из-за стола, не глядя, запихнув телефон в один из карманов джинсов, так и не услышав грохота упавшей позади табуретки. Не знаю, как в незнакомой обстановке мгновенно нашла пульт от телевизора. Нетерпеливые руки дрожали, нервы были оголены, вывернуты наизнанку, и мне с трудом удалось нащупать верную кнопку.
Экран нехотя голубел, наливаясь глубиной, родственники удивленно замолкали, поворачиваясь в мою сторону, сидевший во главе стола дед начинал грозно сводить кустистые белые брови. Все это отмечалось краем восприятия, виделось фоном, существовало отдельно от меня, кадрами немого кино – закрытым показом короткометражного фильма, на который мне не хватило билета. Я осталась стоять ошеломленным изваянием по другую сторону экрана.
Наконец, мало-помалу начала различать человеческую речь. Журналисты местной телестудии вели репортаж с места событий.
Первое время я никак не могла взять в толк, что происходит, словно говорили на незнакомом мне языке. Потом, когда удалось сосредоточиться, поняла – это репортаж о несчастном случае, который произошел с госпожой Никитиной. Несчастный случай, который произошел с мамой Кита совсем недавно… Она упала на склоне, когда каталась на лыжах. Но она жива. Его мама жива, хотя сейчас находится в реанимации. Безусловно, она получает все необходимое лечение, ее состояние почти удалось стабилизировать, об этом с уверенностью заявил сам главный врач больницы. Он говорил долго, говорил много, рассыпаясь профессиональными терминами. Разве имелись причины не доверять его словам? Я перевела дух, этой информации мне пока было достаточно.
Теперь я с беспокойством просматривала резко сменяющие друг друга картинки. Видела отчима Кита – скорее всего, этот строгий подтянутый мужчина лет пятидесяти, закрывающий рукой камеру, должен быть его отчимом. Сейчас семья Никитиных не станет давать комментариев, это было очевидно. Потом пошли какие-то общие зарисовки, зачем-то фотография мамы Кита в правом верхнем углу, наверное, чтобы напомнить зрителям, какая она красивая улыбчивая женщина…