Алена Юрашина
Кит в моей голове
И я прильнула, вжалась в него всем телом, почувствовала его руку, поглаживающую мой затылок. Мне больше ничего в этой жизни не надо…
Однако на следующем напряженном моменте фильма не утерпела, все-таки задала новый вопрос:
– А ты покажешь мне свой настоящий бой?
И его благодушная улыбка сразу ушла куда-то глубоко, а голос огрубел.
– Нет. В настоящем боксе бывает много крови. Не хочу, чтобы ты видела, как я превращаюсь в зверя.
Глава 23
Я вышла из кабинета, неуверенно прикрыв за собой тяжелые двери, поток воздуха ударил в спину и скользнул дальше, рассеялся без следа, а меня обступила возбужденная толпа однокурсников. Наперебой посыпались интересующие их вопросы, кажется, я машинально что-то отвечала, с трудом продвигаясь вперед, еще не до конца сознавая: с экзаменами, наконец, покончено, зачетная книжка, крепко зажатая в руке, совсем скоро возвратится в деканат.
Зимняя сессия далась мне на удивление просто, недаром весь семестр тянула за двоих: полученных знаний с лихвой хватило, чтобы в нужное время не ударить в грязь лицом. Но весь этаж, заполненный студентами, до сих пор продолжало активно, деятельно лихорадить.
Следующая пятерка еще судорожно повторяла билеты, в последний момент пытаясь восполнить все недостающие пробелы разом, и я просто отошла в сторонку, чтобы не мешаться, взобралась на подоконник, бережно перебирая заполненные разными почерками страницы, дожидаясь, когда выйдет Лиза.
Стас неожиданно подтолкнул меня под локоть, а я и не заметила, что он стоит рядом.
– Эй, Ксюха… ты о чем там размечталась? А ну, немедленно сотри с лица эту свою неземную улыбку и держи за меня пальцы крестиком… Кровь из носу, но этот экзамен я должен сдать, иначе домой мне сегодня лучше вообще не возвращаться.
Я сочувственно коснулась его плеча. Мне не было стыдно, что не разделяю его беспокойства, но… никогда и никому я не расскажу, о чем думала в тот момент…
***
Когда свет за окном потускнел, постепенно сползая в ранние бледные сумерки, как бывает в горах, Кит заказал новую доставку, на этот раз из местного ресторана.
И снова всего было слишком много: сочного мяса, свежайшего гарнира, богатой палитры ажурно нарезанных овощей. Определенно, я с легкостью могла бы привыкнуть к подобному образу жизни. Когда он откупорил бутылку марочного вина, я поняла, это здорово тянет на самый настоящий романтический ужин. Услышав это от меня, Кит смешно наморщил нос, он не любил навешивать ярлыки, и потому мы переместились на ковер перед камином, разложив тарелки на стеклянном журнальном столике и подогнув под себя ноги. Я была не против. Мое любимое место в доме. Кажется, теперь и его тоже.
А когда сумерки вокруг нас почти сгустились, мы снова сидели у камина. И снова той атмосферы, которая нас окружала, мне хватало сполна. Я пропиталась ею, щеки раскраснелись от жара и вина, что пришлось мне по вкусу, но я не шевелилась.
Смотреть на живой огонь. Без мыслей, не считая минуты, часы, ничего не ожидая, ни к чему не стремясь. Время, загустев, текло медленно, а когда, отложив кочергу, Кит снова оказался рядом, и я почувствовала его близость, оно и вовсе остановилось. Стрелки на часах застыли, опасаясь потревожить эту робкую безмятежность, склонились перед нами в услужливом реверансе.
Искрами вспыхивали поленья, шипели, разваливаясь на части. Была во всем этом какая-то особая романтика, магия… Счастье бывает разным. Наверное, мое – находиться здесь, рядом с этим человеком.
Я смотрела в огонь, а Кит смотрел на меня. Я не видела, но постоянно чувствовала его взгляд, как тогда, на парковке, стоя рядом с Костей, я также чувствовала его взгляд своей кожей, всем своим нутром. И вскоре языки пламени перестали меня занимать, перестали существовать для меня.
Стоило мне повернуться, его глаза сказали, что он меня ждет. Ждет только меня. И на этот требовательный зов я не могла не отозваться.
В глубоких малахитовых глазах больше не было обычной насмешки, не было ничего, что прежде удерживало меня, подтачивало, опустошало… и пусть там плавало лишь призрачное обещание, и будущее мерещилось в морочной дымке, кто-то уже кричал во мне, захлебываясь от восторга: иди к нему! И этого мне хватило…
Я больше не трусила, медленно подняла руки. Кит все понял сразу, внимательно и серьезно глядя мне прямо в глаза, стянул с меня свою футболку.
Некоторое время мы просто сидели, не двигаясь, словно боясь хоть на мгновение разорвать зрительный контакт. Посреди этого молчания было слышно, как в камине лениво потрескивают дрова, как сталкивается наше сбивчивое дыхание, как оглушительно стучат в моей голове вдруг пробудившиеся барабаны.
– Никого не ждал так долго… никого… как тебя. Но я могу еще подождать, Ксения. Я могу подождать, если нужно…
– Не нужно.
Он снова прожег меня раскаленным взглядом, уже обнимая, прикасаясь, прошептал:
– В тот вечер… я не должен был тебя отпускать. Я поступил, как болван, Ксения… прости… Но я все исправлю… а ты забудешь тот вечер, номер в отеле. Обещаю, ты больше никогда о нем не вспомнишь… Никогда. Я тебе обещаю. Сегодня все будет правильно… Я все сделаю правильно.
– Я знаю. Только… сначала сними футболку. Я тоже хочу тебя увидеть.
В бездонно-черных зрачках по-прежнему отражались отблески огня и желание, но теперь в них была еще и настоящая мука.
– Нет. Я никогда не… – начал он, но я вскинула руку, легко коснулась подушечками пальцев его губ, заставила замолчать. А когда он вновь решился на меня посмотреть, повторила:
– Сними футболку, Кит. Мне без тебя холодно, смотри… я начинаю замерзать. Давай мы замерзнем вместе?
И после этих слов, наконец, он мне беспрекословно подчинился, стягивая с себя через голову футболку.
И это было последнее, что разделяло нас… и это было последнее, что я запомнила четко…
***
Лиза теребила меня, встряхивала, потом вдруг снова бросилась обнимать. Я рассмеялась, ее реакция на очевидные вещи всегда казалась мне слишком экстравагантной. Наверное, так все и выглядело со стороны, но в этом была вся Лиза: она просто не желала жить вполсилы, не горела вполнакала. Но чаще просто не умела себя контролировать. Или не хотела.
– Все! До мая я больше не открою ни одного учебника, это я тебе официально заявляю! Поклянись, что и ты сама не откроешь! Поклянись на зачетке. Мы сдали сессию! Ксюша, мы ее сдали!! Ты можешь в это поверить? Можешь?? Я вот пока не могу… Пока как следует не оттянусь. Теперь я буду только веселиться… – слушая, я думала о том, как же пересохло во рту, скорее бы добраться до кафетерия, купить воды, – ты в курсе, в пятницу намечается какая-то крутая вечеринка! Все наши обещали там быть… И мы пойдем. Пойдем же? Ну, давай пойдем! Говорят, Кит вернулся в город, а значит, вечеринка будет что надо…
И я сразу забыла о жажде.
– Вернулся? Кто говорит? С чего ты взяла, что он в городе?
– Да вот только что… в студенческом чате написали, что видели его. Не помню, кто написал… сейчас гляну.
– Поверить не могу! – вдруг отчетливо произнес кто-то из наших, ошеломленно глядя куда-то поверх голов сокурсников, – ребята, да это же Кит. Ну, точно Кит…
Лиза тотчас развернулась, будто флюгер.
– Где?
– Разве они снова вместе? И когда они успели сойтись? – теперь летело со всех сторон. – А как же Лапин… бедняга…
Вокруг уже стало гораздо оживленнее, чем на московском перекрестке в час пик, но в этот раз причина была не в затянувшемся экзамене.
Я повернула шею вслед за остальными, а повернув, почувствовала, как кровь отхлынула от всех конечностей разом, оставив странное покалывание в затылке. Это действительно был Кит, и сердце, не раздумывая, тут же рванулось ему навстречу: своей обычной уверенной походкой он направлялся прямо сюда. Но не один. Кит… он держал за руку Иру… а она послушно ступала за ним.
Наверное, я побледнела. Возможно… Скорее всего. Сама не помню, какие чувства меня размазали по подоконнику. Что-то внутри мощно стянулось в тугой узел, маятник настроения качнулся резко, как по заказу от платежеспособного постоянного клиента. Гусиными мурашками в душу вползло запоздалое раскаяние, что так доверчиво – полностью, настежь – ему открылась, и мельком глянувшая на меня Лиза вдруг забеспокоилась:
– Ксюша, ты чего? Тебе что… нехорошо?
Да, было скверно. Кажется, мне было скверно… а еще очень больно, и боль эта множилась внутри с геометрической прогрессией, диким холодом вваливаясь мне за грудину. Наверное, из-за того, что они были все ближе.
Зачем он пришел, это даже не его группа. Зачем он здесь… с ней? Так он поэтому не звонил? Тошнотворная слабость разлилась по телу, внутри все противно дрожало. Думала, ты особенная? У него богатая коллекция таких, как ты…
Первым отчаянным позывом было вырвать, следующим – просто развернуться и уйти. Смешаться с толпой, ничего и никому не объясняя, я ведь никому ничего не должна. Завернуть за угол, а потом бежать куда глаза глядят, бежать как можно дальше отсюда, и никогда больше к этому не возвращаться, не вспоминать, не думать. Все это больше меня не касается. Я уеду из этого проклятого города летом, забуду то, что у меня под кожей, забуду напрочь… когда-нибудь.
Не осознавая этого, я все сильнее сминала зачетку в руке, потом, одумавшись, расправила, оставила в покое. Бежать отсюда – не выход. Не мой.
Осторожно, словно в окружении минных полей, спустилась с подоконника, неловко нащупала подошвой границу пола из каменной крошки, выпрямилась, встала прямо, уверенно, и неважно, что рост небольшой. Я хотела научиться встречать удары судьбы, стоя на своих собственных ногах? Самое время, пусть они меня сейчас с трудом держали. Может быть, из-за того, что мой мир прямо сейчас рушился. Рушился на мою голову, откалываясь… кусочек за кусочком. Весь этот чертов мир вокруг.
В образовавшейся тишине наблюдала, как они приближаются. И все вокруг теперь тоже молчали, будто каждый из них, все до единого были участниками одного общего гнусного заговора. Заговора против меня.
Остановился Кит, остановилась и Ира, синхронно, будто заранее договорились: встали прямо напротив. Ира продолжала улыбаться, и ее улыбка, адресованная мне, была насквозь фальшивой, как и сама ее обладательница. Кажется, в тот момент я возненавидела ее, по крайней мере, в горле у меня ужасно запершило, а жажда стала нестерпимой.
Я перевела взгляд на Кита. Это были все те же глаза, которые с некоторых пор не давали мне спать по ночам. Глаза, которые мне придется забыть совсем скоро.
Он дернул ее за руку, заставив сделать еще один, последний шаг по направлению ко мне, и в жесте этом была отнюдь не нежность.
– Говори.
Что-то было не так, уже не я одна это понимала. Вокруг нас всколыхнулся хор недоумевающих перешептываний. Но Ира молчала.
– Говори! – повторил Кит, теперь в его голосе появилось раздражение, – давай, не затягивай.
Она язвительно усмехнулась, чтобы я увидела: в его понукании она не нуждается. И только после этого неохотно заговорила:
– Я все придумала, – она смотрела на меня остро, враждебно, брезгливо процеживая, как сквозь сигаретный фильтр, слово за словом, – все, что сказала тебе тогда, я придумала. Все до последнего слова – ложь. Он и пальцем ко мне не прикоснулся… Он не трогал меня, ясно? Не переживай. Тогда, после вечеринки он меня не трогал. Ну, еще бы, по тебе страдал… Только ты одна, похоже, ничего не замечала, дурочка… Вот, я сказала. Я все сказала. А ты услышал, что хотел, – она вдруг обворожительно улыбнулась Киту, – надеюсь, ты доволен, Кит? Ты удовлетворен? Видишь, для меня это по-прежнему важно, – он стиснул зубы, а Ира снова повернулась ко мне, – мы ведь с тобой теперь обе знаем… уже знаем… Кит всегда получает то, чего ему хочется. Не правда ли, Ксюша?
Кит закончил без церемоний: схватил ее за запястье, сжал, я видела, с какой силой он сжал ее руку, Ира скривилась от боли, но он уже отшвырнул ее от себя, прямо в объятия Вите. Я пропустила момент, когда все они появились за его спиной, вся его компания. Зига на всякий случай придвинулся ближе к Киту, а шепот сокурсников вокруг стал громче и неопределенней.
– Лапин, уведи ее с глаз моих. Убери ее сейчас же… иначе, клянусь, я что-нибудь сделаю этой девочке.
Виктор ничего не ответил, даже не поменялся в лице, словно теперь они действовали единым фронтом, а Кит даже не стал дожидаться, когда они уйдут, – шагнул ко мне.
Вокруг задвигались, загалдели, отмирая, провожая любопытными взглядами ребят, но я больше ничего не видела, только эти внимательные заинтересованные зеленые глаза.
– Привет, – негромко сказал Кит, обращаясь ко мне – ко мне одной, и голос его смягчился, как подтаявший рожок мороженого, – еще помнишь меня?
Хотелось одновременно расплакаться и размякнуть. Как же он меня напугал. Кит уже стоял прямо передо мной, приблизился почти вплотную, но этим не ограничился: с неожиданной силой вдруг притиснул к подоконнику, приподнял, сталкиваясь с моим телом, так что я ахнула, и стал еще ближе.
А я позволила, руки мои в ответ взволнованными птицами вспорхнули к его плечам, сели, ладонями прижались плотно. Какое знакомое тепло.
– Я вот все помню, – выдохнул на ухо, продвигаясь вниз, к яремной впадине, принуждая все сильнее откидываться назад, открывая доступ к шее, к лицу, – хотя… кое-что уже начинаю забывать. Не напомнишь, на чем мы с тобой остановились в прошлом году?
И на меня привычно обрушился его нетерпеливый поцелуй.
Не знаю, как долго мы ничего вокруг не замечали… Наконец, он оторвался: медленно, плавно я опускалась на землю, а его губы неторопливо пустились в обратный путь – скользнули вверх, тронули лоб, задержались у виска, давая время отдышаться. И мне, и ему самому, кажется, это было необходимо.
– Я не спросил… ты уже закончила здесь?
– Да, только отнесу зачетку… и я свободна.
Но когда он протянул руки, чтобы помочь спуститься с подоконника, не удержалась от справедливого упрека:
– Не надо было тебе этого делать.
Он сразу разозлился. Сразу же. Резко сократил расстояние, заставив приподнять голову, и взгляд его вдруг сверкнул обидой.
– Погоди… погоди. Что-то я не догоняю, – небрежно дернул плечом, но поза оставалась напряженной, – так, значит… мы по-прежнему чужие друг другу, и ты, выходит, всюду ни при чем? Что именно я не должен был делать? Целовать тебя? Показывать, что ты теперь моя? Не знал, что на это надо брать у тебя разрешение. А ты, что ли, собиралась держать все в секрете? Ну, так предупредила бы, Ксения… Секрет так секрет. Я не трепло.
Я героически выдержала этот агрессивный, ничем не обоснованный натиск.
– Нет, не это, Кит… Тебе не надо было брать ее за руку. Больше никогда так не делай.
Вспыхнувшая спичка мгновенно погасла, сгорела до основания, спички вообще долго не живут, и у его изменчивого настроения сменился вектор. Широко, покаянно улыбаясь, он уже тянулся за новым поцелуем, требовательно и настойчиво, не замечая никого вокруг, на этот раз почти вдавливая меня в брошенные на подоконнике рюкзаки, в чьи-то чужие вещи, вжимая плечами в оконную раму.
– Больше не буду… – пробормотал, – я обещаю… обещаю…
Я не смогла бы его остановить, даже если бы захотела. Но я не собиралась его останавливать, только цеплялась за его плечи, как тянущийся к свету слабый вьюнок, я ведь тоже очень по нему соскучилась.
– Никитин! – раздался возмущенный голос преподавателя, – это что?? Ты что опять вытворяешь? Тебе обязательно надо устроить представление, да? Без этого ты не можешь… Давно в деканат не заглядывал? Ничего, мы это быстро исправим! И где, по-твоему, ты сейчас находишься? Здесь идет экзамен. Экзамен! Ты это понимаешь? Немедленно прекрати это безобразие! Прекрати, я тебе говорю.
Кит нехотя сделал какой-то крошечный шажок от меня, только убедившись, что я привела себя в порядок.
– Одинцова?? – теперь у нее был растерянный вид. Кажется, даже более растерянный, чем у меня, – Ксения… ты в порядке?
Они оба смотрели на меня, причем Кит – с куда более откровенным, лукавым любопытством. Всех остальных жадных взглядов, по-прежнему стеной окружавших нас, я старалась не замечать. И тогда я… я просто спрятала полыхнувшее лицо у него на груди. И тут же почувствовала его руки, они меня защищали.
– Она в порядке, вы не беспокойтесь. Я позабочусь, чтобы она всегда была в полном порядке.
– В этом я не сомневаюсь, – показалось, или она слегка улыбнулась краешком губ, глядя на нас.
Кит осторожно снял меня с подоконника.
– Так мы пойдем?
– Увидимся завтра на экзамене, Артем. Раз уж ты решил, наконец, осчастливить институт своим появлением… Имей в виду, неявок без уважительной причины я не принимаю.
– Я приду.
Это был тот самый подоконник третьего этажа. И это была та самая преподаватель. Только на этот раз мы уходили отсюда, взявшись за руки, – вместе, а не в болезненном бессильном одиночестве.
Глава 24
Здесь обещало быть очень жарко. Музыка проникала вглубь, до дрожи и тремора, басы, воспламеняя, взбалтывая кровь, ритмично пульсировали в кровеносных сосудах, заставляя безостановочно двигаться в такт, чтобы не оказаться за бортом. Вечеринка удалась на славу, и на танцполе, и в стенах загородного поместья, куда со всех концов города съезжалась молодежь, чтобы пропитаться буйным весельем, отдаться без остатка хмельному дурманящему забытью, было уже не продохнуть.
Да, здесь обещало быть очень весело. Мы приехали вдвоем с Лизой на такси. Я не мешала ей меня наказывать. Тщательно оберегая свою обиду, весь путь до места, где проходила вечеринка, она показательно дулась, однако стоило впереди забрезжить морю огней, осветившему пеструю толпу, что сгрудилась у входа в особняк, торопясь попасть внутрь, сразу зашевелилась, и я, наконец, услышала ее недовольный голос.
– А я ведь могла догадаться… но не догадалась. И ты молчала, Ксюша! Это же Кит… а ты молчала! И даже мне, своей подруге, ничего не сказала. Даже мне! Ты… и Кит… а я, значит, все пропустила… прошляпила, как обычно. Я, конечно, очень рада за тебя, но… – она вдруг повернулась ко мне, в глазах – живой могучий интерес, – ты должна все мне рассказать! Нет, правда… все, все мне расскажи, с самого начала… во всех подробностях. Хочу знать все… все-все! Да я уже просто умираю от любопытства, разве ты не видишь?
Кажется, Лиза так и не поняла, почему я хранила молчание.
Я увидела его сразу, безошибочно, по наитию угадав направление, и улыбнулась, благодарная своей интуиции. Кит стоял под навесом в одном свитере, облокотившись о деревянный столб, что поддерживал крышу веранды. Глаза его беспокойно скользили по толпе, выхватывая знакомые и незнакомые лица. Он кивал, одинаково всем улыбался, дежурно здоровался с ребятами и девчонками, которые к нему подходили, даже поддерживал разговоры, которые требовалось поддержать, но продолжал искать в толпе меня, я это знала. А когда нашел, больше уже не отрывал глаз, и воздух вокруг меня будто наэлектризовался.
Оставив в недоумении небольшую компанию, с которой в тот момент общался, просто обогнув их, нетерпеливо пошел навстречу, почти сбежал по ступенькам, выдавая, как сильно соскучился, и люди расступались, чтобы он, наконец, смог заключить меня в свои объятия.
Я понимала, мы сильно опоздали, но он только вполголоса сказал, легко касаясь губами виска:
– В другой раз ты поедешь со мной. И это не обсуждается.
Поздоровавшись с Лизой, собственническим жестом стиснул мою ладонь, разворачиваясь обратно к дому, поторапливая нас. Рука была на удивление теплой, хотя ждать ему пришлось долго.
Лиза ни в чьей помощи уже не нуждалась, от кислой мины не осталось и следа: лед между нами был растоплен, сделав несколько шагов, она успела почувствовать себя здесь, как рыба в воде, принимая все возможные знаки внимания на свой счет. Надежно прикрытая ее спиной, я ощущала себя не менее комфортно.
Не знаю, кому принадлежало это огромное поместье, вполне возможно, самой семье Никитиных. Масштабность развернувшегося перед глазами мероприятия впечатляла, но вместе с тем наталкивала на определенные мысли. Подтолкнув Кита в плечо, я глянула на него с восторгом и подозрением.
– Признавайся, это ведь ты все устроил? Собрать здесь всю эту толпу… только ты и мог.
– Ты за кого меня принимаешь, Ксения? – не то обиделся, не то разозлился он, но стоило на моем лице отразиться настоящему сомнению, противно рассмеялся, – ну, конечно, это был я!
Собираясь на вечеринку, я надела джинсовые скинни, поверх высокие узкие ботфорты. Черная шифоновая блуза навыпуск, казалось, не весила ничего, имела глубокий вырез на груди, но опускалась ниже талии и смотрелась достаточно скромно, чтобы не привлекать излишнего внимания.
Кит заинтересованно, а скорее, по-мужски придирчиво оглядел меня, но так ничего не сказал, а я почему-то почувствовала себя неуверенно. Мы вместе вошли внутрь, с размаху вонзаясь в невообразимый шум гулянки, в звуки громкой зажигательной музыки, в тепло просторного, дышащего, наполненного бурлящей толпой помещения, но мне было недостаточно его молчания. Я потянула за руку, которую держала.
– Что-то не так? Не нравится мой выбор? Ожидал увидеть на мне что-то другое? Так скажи… что не так.
Он непонимающе улыбнулся, притягивая к себе за талию.
– В смысле? Решила, я стану запрещать тебе носить то, что ты хочешь? Нет, я не стану.
А потом, когда я почти расслабилась и завертела головой в поисках знакомых, вдруг прибавил, склоняясь к самому лицу.
– Если мне не понравится то, во что ты одета, Ксения, ты сразу узнаешь… я просто сниму это с тебя, поняла? Сниму и выброшу.
Диван, где разместилась известная компания, разумеется, находился не где-нибудь, а в самом эпицентре безудержного веселья, являлся генератором, а точнее, источником неисчерпаемой бурной энергии, и потому простреливался взглядами всех желающих. К слову, желающих пострелять глазами в сторону самых популярных студентов курса вокруг было, хоть отбавляй.
Стоило мне коснуться тканевой обивки, сразу захотелось уйти: я будто на сцену поднялась – даже без направленного света софитов постоянно ощущала на себе летящие со всех сторон жалящие чужие взгляды.
Рядом утонул в диване Хомяк. Когда я это заметила, а наши глаза скрестились в одной точке, он ободряюще, по-дружески подмигнул мне, вызвав ответную улыбку. Мне никогда даже в голову не могло прийти, что я буду вот так просто, душевно обмениваться улыбками с этим парнем. Но в жизни нет ничего невозможного, и теперь мы оба вели себя так, будто события прошлого больше не придавливали нас своим весом…
***
Мое появление на кухне Кита Хомяк воспринял стойко, принял, как должное, по крайней мере, совсем не удивился, словно на самом деле давно ожидал увидеть нечто подобное…
В тот вечер… выйдя из душа, мы снова лежали наверху, в его спальне, переплетя наши пальцы. Лежали утомленно, не двигаясь, и мягкое касание мужской ладони было единственным, чем мне хотелось в тот момент разбавить тишину.
Потом Кит лениво потянулся, чтобы включить настольную лампу, прогнать в углы и щели сумрак, который нас совсем поглотил. Мы оба знали, пришло время прощаться, и тот посторонний звук, что вторгся извне, разрушив наше хрупкое умиротворяющее единение, был действительно неизбежен.
– Что это? – сразу насторожилась я, – это… дверь хлопнула?
Кит даже не шевельнулся.
– Ага. Наверное, Хомяк приехал.
– Который час? – подцепив пальцами льняные складки, я тотчас привстала, попыталась набросить на себя покрывало, но Кит его сразу откинул, заставляя опуститься обратно на подушки. Несколько секунд были действительно волнительными, и я прошептала, – ты чего? Он же может сюда зайти.
Сгиб его локтя тяжело и уверенно вспарывал упругий матрас рядом с моим плечом, не давая подняться. Когда я отпустила его руку, он упрямо нашел мою снова, распластал на уровне глаз, вжимая в простыню своей рукой.
– Он не зайдет. Знает, что я не один.
– Неважно, он ведь уже здесь… и мне пора. Одевайся, и мне дай одеться… иди к нему.
Я видела, ему не хотелось оставлять меня одну, и он медлил, жадно, без стеснения впитывая ярчайшие детали, чтобы запечатлеть в голове, а может, сердце, навсегда запомнить меня в своей постели.
– А если не пойду?
– Кит…
Но Кит был нахально непробиваем, и вместе с тем очаровательно нахален.
– К черту… я хочу не этого. Мы оба не этого хотим. Останешься?.. Останься. Завтра я сам отвезу тебя, куда прикажешь. Только не уезжай сейчас… Ксения?
Я с усилием отвела глаза, ощутив, каким жаром обдало щеки, но твердо сказала:
– Я не могу остаться, ты же знаешь. Кит, ну же, одевайся и иди… я спущусь следом.
Он на секунду крепко зажмурился… потом шумно выдохнул в сторону и без слов скатился с кровати.
Одевались мы в полнейшем молчании, так что впервые за вечер я испытывала эту странную неловкость, находясь наедине с ним, переживая непонятно откуда взявшееся чувство вины.
– Не торопись, – только стоя в дверном проеме, произнес Кит, резко застегнув молнию мастерки, подтягивая рукава, чтобы обнажились запястья, – время еще есть. Спустишься, когда будешь готова.
Хомяк хозяйничал на кухне Кита куда свободнее, чем я сама. К моменту, когда я появилась в дверях, он уже вовсю набивал себе рот сдобными булочками, что остались от завтрака. Кит сидел напротив прямо на столешнице рядом с варочной панелью, с профессиональной ловкостью подбрасывая в руке блестящий разделочный нож. Они о чем-то говорили, однако заметив меня, Кит замолчал, а как только он это сделал, Хомяк обернулся.
От этого парня я ждала чего угодно: насмешки, грязных шуток, на худой конец, острой шпильки по поводу не успевших окончательно просохнуть волос, но не этого. Несколько мгновений он сосредоточенно изучал выражение моего лица, потом, расслабившись, просто приветственно кивнул, как своему давнему знакомому. А когда дождался похожей реакции, казалось, и вовсе потерял интерес, отворачиваясь, продолжая прерванный разговор.
Я подходила все ближе, пока, наконец, не замерла нерешительно в метре от них, пытаясь определиться, как вести себя дальше. Сейчас, в присутствии лишнего человека, не зная, как к этому отнесется Кит, открыто проявлять свои чувства не решалась, хотя самой до смерти хотелось снова прикоснуться к нему, просто чтобы уверить себя: не сошла с ума, то, что между нами произошло, мне не приснилось. Кроме того, может, он обиделся на меня? Подобных отношений, как и схожих ситуаций, в моей жизни еще не было, сравнивать было не с чем, и потому я продолжала стоять в напряжении.
Кит разрешил мои колебания, точным движением вернув нож в браш-подставку и протягивая руку, будто спасательный круг бросая.
– Иди ко мне. Я уже соскучился.
Хомяков демонстративно закатил глаза.
Таксист грелся в машине, из выхлопной трубы, клубясь и бормоча, вырывался белый пар, стелился по земле, подножкой навстречу нашим шагам. Несмотря на мороз, Кит вышел наружу, чтобы меня проводить, а я все никак не могла от него оторваться – теперь не хотела оставлять одного, и он тоже не спешил выпустить меня из своих объятий, будто заранее знал: разлука будет долгой. Так и вышло.
– Присмотри за ней, ладно? – сказал он на прощание Хомяку, – проводи до квартиры.
– Заметано, старик. Не суетись.
Все еще ощущая на губах вкус его долгого поцелуя, не выдержав, я напоследок обернулась, глянула сквозь тонированное заднее стекло, и у меня тоскливо защемило сердце.
Сгорбившись, сунув руки в карманы, Кит продолжал упрямо стоять на пороге, дожидаясь, когда машина начнет движение. Мне было понятно, он с места не сдвинется, пока не увидит, что мы окончательно скрылись из виду. Хомяк на секунду опередил меня, называя адрес. Я с удивлением вскинула на него глаза, а когда машина тронулась с места, услышала ответ на свой не заданный вопрос.
– Расслабься. Где ты живешь, мне известно. Я давно и все про тебя знаю. Сама понимаешь, Кит не действует вслепую, особенно в случаях, когда ставки высоки.
– А это тот случай? – с легкой иронией поинтересовалась я.
– Тот самый, даже не сомневайся, – без тени улыбки ответил Хомяк, и я вдруг поняла, что с этим человеком мы еще не знакомы.
Будто прочитав мои мысли, он повернулся ко мне, смущенно кашлянул и протянул руку, будто мы и впрямь только что с ним познакомились.
– Степан.
Осознавая всю абсурдность происходящего, я протянула свою, почувствовала, как осторожно он коснулся моей ладони, невозмутимо и чуть торжественно глядя в глаза. Странно, но в тот момент это не выглядело ни смешным, ни неуместным. Наверное, потому, что теперь Хомяк видел во мне того, кто имеет непосредственное отношение к жизни его лучшего друга.
– Ксения.
– Приятно познакомиться. На самом деле, я давно хотел это сделать, только не решался.
Так некстати припомнилась наша первая встреча, обстоятельства, приведшие к ссоре, мои смешанные эмоции, взвинченное состояние в связи с переездом – как же все это теперь было далеко. И все-таки Степан тогда и сейчас – это два абсолютно разных человека. И я вдруг поняла, что с Китом он всегда именно такой. И что таким его немногие знают.
На повороте нам пришлось притормозить. Несколько человек, как по взмаху волшебной палочки, внезапно появились по обе стороны обочины прямо из кустов, и сразу вскинули, наводя на автомобиль, вспыхнувшие в свете фар линзы объективов. Я заметно напряглась, стиснув пальцы на коленях: показалось, еще немного – они обступят нас со всех сторон, совершенно застопорив движение.
– Шеф, поднажми-ка, мы просто ужасно торопимся, – негромко, но как-то весомо сказал Хомяк, подаваясь к нему, бросая руки на подголовники передних кресел, нависая, – проскочим – накину сверху тарифа. Не беспокойся, мало не покажется, выйдет кудрявее, чем интервью. Может, уже доводилось слыхать: молчание – золото? Мы, брат, не жадные… а вот обиду можем и затаить.
Он все доходчиво объяснил. Послушавшись, таксист выжал педаль газа, разгоняя репортеров, где надо, помогая себе резкими жестами, не стесняясь в выражениях, а Степан, обернувшись, уже прижимал меня к спинке сидения, прикрывая своим долговязым телом. От неожиданности я вытаращила глаза.
– Ты дурной? Чего ты…?
– Чего-чего, – миролюбиво проворчал он в считанных сантиметрах от моего лица, – на всякий случай. Заглядывают же.
***
Да, с Хомяком мы худо-бедно ладили. Теперь ладили…
Я снова посмотрела в сторону окруженного приятелями Кита, и снова мой взгляд, между прочим, остался незамеченным. Тогда, решив, что он не будет против, если вообще, увлеченный беседой, сейчас способен заметить мое отсутствие, взяла Лизу, и мы отправились танцевать. Будучи уже слегка навеселе, совсем скоро к нам присоединились Зиганов да еще пара ребят из компании, но ведь я ждала не этого…
Несколько безбашенно резвых треков мы с Лизой на пару зажигали посреди танцпола, и все стелилось гладко, и всем вокруг было жарко и весело, а мне – разочарованно. Пожалуй, я останусь, буду танцевать до упаду, до изнеможения, до дрожи в ногах… только чтобы ему досадить. Разбитные аккорды били по натянутым нервам, заглушая все остальные внешние звуки, и мне казалось, я уверенно сливаюсь с дружной толпой, что меня окружала, и даже ощущаю себя одной из клеток мерно пульсирующего организма.