Виолетта Векша
Страшная сказка
Глава 12
Как-то чудесным, пропахшим пряными травами вечером мы с Марком лежали на нашем любимом поле. Вокруг носились бабочки и вились полевые цветы.
– Соф?.. – позвал меня мужчина, не поднимая головы от колкого, точь-в-точь окружавший нас бурьян одеяла.
– М-м?
– Если ты не передумала, мы можем завтра… Я приглашаю тебя завтра к себе домой.
Я приподнялась на локтях. Когда мы с Марком оставались наедине (где-нибудь на забытом всеми золотистом пляже, поросшем мелкими колючками, или высоко в горах, где соблазнительные изгибы природы прятали от чужих глаз наши разгоряченные сердца), мы с жадностью целовали друг друга, но дальше дело не заходило. Он испытывал меня, дразнил, а я продолжала изнывать от желания. Если я, дрожа, расстегивала ему рубашку или опускала руку ниже его груди, он тут же прерывал все наши ласки.
Он играл со мной, и я это понимала. Не понимала только зачем.
И тут он вдруг заговорил об этом.
Я молча смотрела на него. Он лежал на спине и не мигая глядел в небо, между его губ торчал стебелек осоки, которым он поигрывал, плавно перекатывая травинку влево, за щеку, затем, проводя по губам, вправо и снова влево.
– Завтра? – переспросила я почему-то треснутым голосом.
– Да.
Я кивнула:
– Хорошо.
Слава богу, что я была уже в том возрасте, когда мне не нужно было объяснять, чего ожидать, когда молодой человек приглашает тебя к себе домой.
Вечером, лежа в постели, я долго не могла уснуть. Думала ли я, что после потери девственности моя жизнь круто изменится? Что солнце вдруг станет холодить, а не греть, а хитрющие эльфы, именуемые в наших краях лепреконами, вместо того, чтобы накапливать золотые монеты, вдруг станут их растранжиривать направо и налево?
Разумеется, нет.
Мне просто было страшно, меня страшили долгие часы, эти чертовы минуты томного ожидания, то скручиваясь в груди комком нетерпения, то стрелявшие липким страхом под лопатки.
«В этом есть какая-то злая ирония, – подумала я, в который раз переворачиваясь на другой бок. – Ты так долго ждала этого, Соф, что сама мысль о том, что это может когда-либо произойти, сделалась для тебя невозможной».
На следующий день, в семь часов вечера, я стояла перед зеркалом и оглядывала себя с разных сторон. Нежнейшее платье цвета морской пены прямым кроем спускалось чуть ниже колен, волнистые рыжие волосы рассыпались по оголенным плечам. Красновато-желтые лучи солнца, нашедшие отражение в зеркальном треугольнике, окрасили мое лицо золотой пылью.
Я нервно оттянула подол юбки.
Мотнула головой.
Это какое-то безумие, пронеслось у меня в голове. Весь день я была очень рассеянной, и, хотя за ужином я еще могла держать вилку так, чтобы она, словно гонимый всеми ветрами флюгер, не лязгала по тарелке, к вечеру волнение заметно усилилось.
Последний раз взглянув в зеркало, я чуть ли не бегом выскочила из комнаты. Я, видите ли, всерьез боялась передумать.
В прихожей толпились отец с матерью. Оба, заслышав шаги, обернулись.
– Давай быстрее, Софи, мы опаздываем, – бросила мне мать, накидывая на свои пухлые плечи легкую кофту.
– Опаздываем?
– Да, уже начало восьмого. Я не хочу, чтобы все двадцать человек ждали нас одних, – мать замолчала и осмотрела меня с ног до головы. – Миленькое платье. Новое? Ну идемте же! – она с раздражением посмотрела на меня и на отца, который до блеска начищал свои черные туфли.
– Куда идем?
Мать закатила глаза.
– Я же говорила об этом за обедом, разве нет? – она недовольно вздохнула. – Прием у мистера и миссис Клайд. Ну что, припоминаешь что-нибудь?
Я сморщилась, действительно вспоминая что-то подобное.
– О да, – ответила я, надевая босоножки на небольшом каблуке. – Я вспомнила. Желаю вам хорошо провести этот вечер.
Мать, не довязав ленты на туфлях, выпрямилась.
– Дорогуша, ты идешь с нами. Нас пригласили всех троих.
– А придете вы вдвоем, – ответила я, вставая на неудобную обувь. – Я иду на встречу с Марком.
– Но я обещала, что придем мы все!
– Вот именно, мам. Ты обещала – не я.
Я открыла шкаф и достала оттуда джинсовую куртку.
– Софи… – начала было говорить мать, но я ее перебила.
– Слушай, все просто. Ты договорилась с семьей Клайдов, я с Марком. Все идут своей дорогой и все счастливы. Не надо ничего усложнять, ладно?
– Софи, – я было хотела ее перебить (зачем мне слушать эти бредни?), но теплота, вдруг разлившаяся в глубине ее потемневших глаз, на мгновение остановила меня. – Я хочу, чтобы ты пошла с нами. Пожалуйста, Соф.
Что? Я не ослышалась? Мать никогда так не говорила со мной.
А сейчас… она что, просит меня?
Она подошла совсем близко и, душа меня своими тяжелыми духами, надтреснутым голосом сказала:
– Я чувствую, тебе так будет лучше. У меня с самого утра нехорошее предчувствие.
Я хмыкнула. Предчувствие, как же. И я бы с удовольствием отмахнулась от ее слов, если бы ее всегда невозмутимый, высоко приподнятый подбородок не содрогался бы от этой мелкой дрожи, которая так явно выдавала терзавший ее… страх?
Моя решимость дала слабину. А может, плюнуть на всё и…
Слова, вдруг вырвавшиеся из ее рта, прихлопнули эту мысль словно муху.
– Один раз, Соф! Неужели ты не можешь быть такой упрямой сукой хотя бы один раз?!
Шипение. Почти что на ухо.
Я прикрыла глаза. Ах, сукой, значит? Стук сердца отдавался в барабанных перепонках, и я чувствовала, как зачатки жалости и доброты тлеют, едва начав гореть.
– Я. Иду. Гулять. С Марком, – жестко, выделяя каждое слово, произнесла я. – Сегодня иду.
Отец мельком взглянул на меня и нахмурился.
– Нет! – мать отшатнулась от меня, ее глаза переполнило какое-то дикое отчаяние. – Ты… Ай!
Женщина вскрикнула и подскочила на месте – это отец больно сжал ее за локоть. Он наклонился к ней и, не выпуская ее руку, что-то быстро зашептал ей на ухо. Она хотела возразить, но мужчина сказал всего два слова, и мать замолчала.
Я видела, как вздымается ее грудь и свирепо горят стальные угольки глаз. И чем больше я в них смотрела, тем больше черноты выливалось из маленьких копий ее души.
– Соф, – сказал отец напряженно, – уходи, сейчас же.
Я, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляда от матери.
– ЖИВО! – рявкнул отец, и я, встрепенувшись, сбросила с себя материнские чары.
Ни на кого больше не глядя, я выскочила из дома. Выбравшись на свежий воздух, я зашагала по пустынной улице. Ветер приятно обдувал мои пылающие щеки, мозг лихорадочно анализировал произошедший разговор.
Я впервые видела мать в таком состоянии. «Предчувствие на нее снизошло… Интересно, с каких пор? И этот ее дикий взгляд…» – думала я, обходя влюбленную пару, случайно затерявшуюся на углу дома. А потом внезапно – удар молнии – я вспомнила свою злость, овладевающую мною время от времени. Спускаясь по лестнице, ведущей в городской парк, я всё думала, передается ли это по наследству. И были ли у меня когда-нибудь такие страшные глаза?
Марка я застала на одной из кованых скамеек: он сидел, вальяжно запрокинув ногу за ногу, дующий ему в лицо ветер будто бы еще больше ожесточал его нахмурившиеся черты.
– Привет, – деланно бодрым голосом произнесла я, подходя ближе.
Мужчина обернулся, его взгляд потеплел.
– Ты пришла, – он мигом поднялся со скамьи, подошел ко мне и, холодными – такими, что для моей разгоряченной кожи это было словно столкновение с тысячелетним ледником – руками обнял за талию, уткнувшись лицом в волосы.
– Ну конечно, я пришла, – сказала я, обвивая его шею руками.
Некоторое время мы так и стояли – в неудобной позе, с дурацкими улыбками на лице. Потом Марк отстранился и внимательно посмотрел на меня.
– Соф, ты вся красная. Все в порядке?
– Все отлично, – ответила я, краснея еще больше.
– Прекрати, – шепнула я, когда Марк попытался приложить к моему лбу свою ладонь. – Мне просто немного жарко, вот и всё.
– Слушай, если тебе нездоровится…
Я не дала ему договорить. Поднялась на носочки и с чувством поцеловала.
– Я в порядке, ясно? – через пару минут сказала я.
– Ага, – слегка ошалевшим голосом ответил он.
– Идем, – я взяла молодого человека под руку, и мы вместе зашагали по темной аллее.
Небо было пасмурное, хмурое, свинцовые облака, подгоняемые ветром, проносились у нас над головами. Намечалась гроза. Мы гуляли по парку, людей там в такой час почти не было, только одна старушка выгуливала на поводке сдуваемый ветром белый комок, в котором только спустя некоторое время можно было опознать крохотного шпица, Марк все говорил что-то смешное, не помню что, и я не останавливаясь смеялась.
– Тебе точно не холодно? – спросил он, когда мы проходили под парадной аркой.
Ветер завывал с еще большей силой, почти стемнело, и тяжелые тучи только добавляли мрака сумрачному вечеру. Моему пылающему лицу этого было мало.
– Точно.
На Ленточной улице было также немноголюдно, практически во всех встречающихся нам домах горел яркий свет. Вдалеке я заметила одиноко идущую фигуру и подумала, как же, наверное, тоскливо бродить субботним вечером одному по пустым улицам, тогда как большинство людей в такую погоду сидят у себя дома с чашкой чая и любимым человеком под боком.
Поравнявшись с незнакомцем, я смутно почувствовала, что его лицо мне знакомо. Из-под капюшона его куртки выглядывали курчавые волосы, голубые глаза влажно блестели в желтом свете фонарей. Где я могла его видеть? Мы уже прилично отошли, когда меня вдруг осенило. Перед глазами встало потертое фото, зажатое между двумя пухлыми пальцами.
– Дэн! Эй, Дэниэл! – закричала я парню вслед.
Замерев, он резко остановился посреди тротуара. В неверии обернулся.
Я улыбнулась и помахала ему. Выпустив руку Марка, я подошла к школьному товарищу.
– Привет! – я легко шлепнула его по плечу. – Ты что же, не узнал меня?
Легкая улыбка тронула губы парня.
– Тебя забудешь, – сказал он, оглядывая меня.
– Засранец, – я засмеялась.
Мы обнялись.
Отстранившись, я услышала тихие, почти бесшумные шаги за спиной и обернулась – подошел Марк. Его вопросительный взгляд перебегал с меня на Дэна, брови двумя ожесточившимися стрелами поползли наверх.
– Марк, это Дэн, брат моей школьной подруги, – быстро произнесла я, боясь возможных недоразумений. – Дэн, это Марк, мой молодой человек.
Мужчины пожали друг другу руки. Дэн заметно поежился, словно рукопожатие с Марком причинило ему боль.
– Ну, как твои дела? – спросила я у парня после короткого молчания. – Слушай, а Эл меня не обманула: ты один в один, как на той фотографии.
– На какой фотографии? – быстро спросил он.
– Мне Эля показывала при встрече… Ты чего? – удивилась я, заметив выражение его лица. – Я, вообще-то, тебя только по ней и узнала. Ну и изменились же вы с ней оба за эти два года!
– Да, да… – протянул он, качая головой. – Она, наверное, тебе про меня столько небылиц понарассказывала, страшно подумать.
– Да ничего не говорила, – я тихо засмеялась. – Сказала еще что-то о колледже, и всё.
Дэн неторопливо кивнул. Я заметила, что его щеки налились багрянцем, а в мягких, немного женственных очертаниях лица стала проявляться жутковатая враждебность, когда парень переводил взгляд на Марка и на его руку, с силой сжавшую мою талию.
Чувствуя неприятное покалывание в ладонях, я постаралась хотя бы улыбкой разрядить накалившийся между мужчинами воздух.
– Ты только не шибко верь всему, что она болтает, – медленно произнес Дэниэл, кидая быстрый взгляд на Марка. – Эл большая фантазерка, знаешь ли.
– Хорошо, – растерянно сказала я. – Да я все равно о тебе ничего толком не знаю…
Видимо, он, как и я, предпочитает не распространяться о своей жизни, подумала я, отводя любопытный взгляд с лица парня.
– А как…
– Нам пора, – резко оборвал меня Марк, грубо беря за руку.
– Да-да, я тоже… спешу, – сказал Дэн, кидая на Марка любопытный, чуть недоуменный взгляд. – Рад был с тобой встретиться, Соф.
Парень натянул капюшон на глаза и быстрым шагом пошел в противоположную от нас сторону.
Едва фигура Дэна скрылась за поворотом, я выдернула руку.
– Что, к чертям, с тобой происходит?! – зашипела я, сверкая глазами. – И не кажется тебе, что с твоей стороны было как-то бестактно прерывать наш с Дэном разговор?
– Нет.
– Нет?
– Нет, Соф, – вздохнул Марк. – Мне твой приятель не очень понравился. Ты меня уж извини, но я думаю, он весьма неприятный тип.
– Ну-ну, – я саркастически усмехнулась. Боже, все же очевидно, как день!
Чувствуя какое-то извращенное удовлетворение, я спросила:
– Скажи честно, ты так отреагировал, потому что приревновал меня к нему?
Мужчина быстро взглянул на меня, а в глазах у него блеснули задорные огоньки. Он улыбнулся. Я, спустя некоторое время, тоже.
Эта случайная встреча с Дэном Клайдом яснее слов показала мне отношение Марка, а как говорится – ревнует, значит… Нет, оборвала я себя, подумаю об этом позже.
Марк приобнял меня за плечи, и мы побрели дальше. Всего пара минут в его объятиях – и злость, вызванную его скотским отношением со стариной Дэном, как рукой сняло. Какие же мужчины собственники!
Совсем скоро Марк остановился перед двухэтажным домом, в котором, на удивление, не горело ни одного огонька. Он открыл входную дверь и пропустил меня вперед.
– На втором этаже, кстати, кроме меня, никто не живет, – невзначай обронил Марк, останавливаясь возле гладкой металлической двери.
Я нервно засмеялась.
– Спасибо, что предупредил. Если вздумаю бежать, к соседям стучать не буду.
– У-у, шутница, – покачал головой молодой человек, пропуская меня вперед.
Я с секунду помедлила. Какая-то невидимая сила останавливала меня, не давая переступить порог. «Не глупи, Соф», – сказала я себе и, нацепив улыбку в ответ на озадаченный взгляд мужчины, уверенно вошла в квартиру молодого человека.
Щелчок замка, померкший свет – я почувствовала, что сама себя запираю в ловушку.
– Проходи, разувайся, будь как дома, – сказал Марк, включая свет в прихожей и исчезая где-то в полутьме квартиры.
Я с удовольствием сняла неудобную обувь и, оглядываясь, прошла по небольшому, малоосвещенному коридору. Комната, в которой я очутилась, скорее всего, предназначалась для гостей. Спокойные бежевые тона оттеняли красно-коричневый кожаный диван и журнальный стол, на котором в творческом беспорядке разместились кипы исписанной бумаги, пустые чашки из-под кофе, многочисленные выпуски черно-оранжевых газет (явно, не местных) и журналы со стройными девушками на обложках. Слабо улыбнувшись, я вышла из комнаты.
Я свернула налево, прошла по темному тоннелю и вышла на кухню, где Марк с несколько суетливым видом хлопал шкафчиками, выуживая на маленький круглый столик какие-то блюдца, тарелки и пижонские бокалы из темного стекла, по одному взгляду на которые сразу было понятно, что ими давно никто не пользовался – до того они выглядели нелепо на этой практичной, по-мужски голой кухне.
– Ты голодна? – спросил Марк, заглядывая в холодильник.
– Немного, – соврала я, с любопытством оглядываясь.
Кухня была просто обставлена, в наилучшем стиле минимализма: ни картин на стене, ни ваз с цветами, минимальный набор кухонного инвентаря. «Сразу видно, что здесь живет холостяк», – подумала я, наблюдая за Марком. Он вынырнул из пищевой сокровищницы с сыром и копченными крыльями в руках.
– Выпьем немного? – спросил мужчина, заставляя поверхность стола едой и бросая взгляд на застекленный шкаф.
– Угу.
Марк подошел к шкафчику, открыл его, и моему взору предстала настоящая мечта человека, любящего иногда пропустить пару стаканчиков после тяжелого трудового дня. Бренди, виски, всевозможные виды вин, коньяки и джины были лишь малой частью того, что скрывал за собой невзрачный с виду тайник.
– Ух ты… – произнесла я, пораженная разнообразием напитков. В дальнем ряду блеснул искрящейся зеленью абсент.
– Впечатляет, да? – спросил мужчина, усмехаясь. – Это коллекция мне осталась от деда, он был большим любителем горячительных «снадобий». Сам я алкоголь пью очень редко, но как память храню у себя все эти дорогущие бутылки.
Во мне зажглось любопытство, но я его подавила. Марк так редко говорил мне о своем прошлом, что мне проще было думать, что его попросту у него не было.
– Что будешь пить? Я могу порекомендовать кальвадос. Насыщенный, сложный вкус.
Я кивнула.
– В самый раз.
Марк взял с полочки темную бутылку, откупорил и разлил янтарную жидкость по граненным бокалам.
– Держи, – вручил он мне крайний.
Взяв напиток, я задержала взгляд на темных глазах мужчины. Что-то в них было, что-то такое, отчего я и без алкоголя почувствовала, как начинает кружиться голова.
– За нас, – сказала я, в порыве смущения резко взметая бокал вверх.
– За нас, – повторил Марк, все также не сводя с меня глаз.
Мы чокнулись. Я поднесла алкоголь ко рту, сделала первый глоток. Вкуса я не почувствовала – только терпкий огонь, обжигая, прокатился по горлу. Согретые спиртом внутренности дали иллюзию безопасности.
– Скажи, что ты не первый раз пьешь.
– Второй. Если не считать эля по праздникам.
Марк кивнул, словно и так знал об этом. Мы помолчали. Я снова пригубила спиртное, поддержала жгучую жидкость во рту, опаляя нёбо, и глотнула, облизывая губы.
– А расскажи-ка про первый раз, – вдруг произнес мужчина.
– Про п-первый раз? – заикаясь, переспросила я.
– Да. Как это было?
Краснея, я рассказала ему о своем первом опыте знакомства с алкоголем. Мне тогда было шестнадцать, я была полна юношеских надежд, и мне хотелось как можно скорее стать взрослой. Разумеется, я не знала ни об элементарных «правилах», если так можно выразиться, употребления спиртного, ни о баснословном похмелье, о котором так любят посудачить мужики в пабах. Утром, которое началось для меня дикой тошнотой и бешено скачущим сердцебиением, желание побыстрее стать взрослой куда-то испарилось. Марк в свою очередь поведал мне о своих юношеских годах, рассказывая до того неправдоподобные истории, что я, отчаянно заливаясь смехом, с самым несерьезным видом кивала там, где это было необходимо, ни капельки, впрочем, не веря его россказням.
Мы пили бренди, закусывали копченным мясом, и я, смеясь и выпивая, потихоньку забывала о том, что вечер только начался, что самое главное еще впереди.
Когда Марк предложил мне налить еще, я отказалась. Смеясь над очередной шуткой мужчины, я ненароком заметила, что его бокал почти не тронут, тогда как я давно опустошила свой. Почувствовав легкость в теле и некую бессвязность в коротких репликах, произносимых мной только для того, чтобы поддержать разговор, я извинилась и вышла из кухни. В моем затуманенном мозгу пронеслось: «Больше пить сегодня нельзя». В ванной комнате я посмотрела в висящее над раковиной зеркало: щеки горели и выделялись на бледном лице круглыми пятнами, зрачки – две глянцевые бусины, искусанные губы пересохли и потрескались.
Черт возьми, Соф! Куда подевалась холенная толерантность твоих предков к алкоголю? Вспомни дедушку, который мог целый день не отходить от бутылки, а вечером умудрялся пахать огород и пытался переспорить бабушку в таких чисто бабьих делах, что это всегда вызывало у нее благодушную, снисходительную улыбку. Где твоя устойчивость к этой ядовитой отраве? Ты должна была получить ее при рождении, с молоком матери, а что в итоге? Где твоя дедушкина закалка, а, Соф?
Но-но, запротестовал голос внутри. Дедуля был крепким мужчиной, а ты девушка, и тебе нужно… Застонав, я сполоснула лицо холодной водой, прижала леденющие ладони к щекам. Спросила себя: «Это то, чего ты жаждешь всем сердцем? Ты правда хочешь этого, Соф?»
Вода медленно стекала в раковину…
Когда я вернулась на кухню, там никого не было. Я посмотрела на догоравшую свечу, на колыхающуюся занавеску.
Ты же всё решила, разве нет?
На трясущихся ногах я прошла в уже знакомую гостевую комнату. Никого. Слева я заметила приоткрытую дверь. Собравшись с духом, я подошла и открыла ее.
Изумленный возглас без слов повис в воздухе. Захлопав глазами, я не сразу сообразила, где я. Вся комната сияла, и первой моей мыслью было, что я нахожусь в храме. Свечи были повсюду – их свет играл тенями на фиолетовых обоях, терялся в бордовых занавесках и освещал огромную двуспальную кровать, которая занимала чуть ли не половину всей спальни.
Марк, которого я заметила не сразу, обернулся. Черная тень отслоилась от затемненного окна, мужчина медленно, ступая по мягкому ворсистому ковру, подошел ко мне.
– Соф… – встав почти вплотную, выдохнул он.
Я отвела глаза в сторону и покраснела – он был по пояс обнаженным. Я и раньше видела эти рельефные, словно слепленные скульптором-виртуозом, мышцы пресса, видела его мускулистую грудь и слегка загоревшие руки. Видела, конечно, но именно тогда, в тот самый вечер, я ощутила себя особенно маленькой и хрупкой, стоя рядом с ним и смотря на него испуганными глазами.
От Марка исходил жар, словно его лихорадило, и я, кожей чувствуя этот жгучий огонь, стояла, раскрасневшаяся, не в силах пошевелиться. Вновь закружилась голова, и я инстинктивно ухватилась за край стоящей справа от меня тумбочки.
– Я искала тебя на кухне, – зачем-то промямлила я. – Мы хотели… то есть я…
– Шш… – Марк дотронулся до моей пылающей щеки.
Будто бы обнимая, он провел руками по моим плечам, и меня неволей затрясло. По коже побежали мурашки, словно неожиданно подул ледяной ветер.
– Расслабься, – шепнул мужчина, целуя мою шею.
Я прикрыла веки, упиваясь той дрожью, что охватывала мое тело, когда губы Марка каким-то загадочным образом останавливались на самых чувствительных местах. Ямочка под мочкой уха, нить шейных позвонков, ось ключицы и два маленьких выступа у основания шеи. Там, где задерживались его губы, казалось, будто кожа вибрирует своей, особой пульсацией.
– Ты не передумала? – спросил Марк, поглаживая шлейку моего платья.
Ты можешь сдать назад. Что в таком случае говорят девушки? Забытый в розетке утюг, обещание помочь матери с ужином…
– Нет, – ответила я, поднимая глаза. Возможно мне показалось, но я заметила легкое беспокойство в голосе мужчины.
– Не передумала, – тихо промолвила я.
Оружие сложено, сопротивление подавлено – я полностью отдала себя его власти.
Марк почему-то медлил. Его щеки подернулись легким румянцем, глаза блестели, но мышцы окаменели. Он с места не сдвинулся, нас по-прежнему отделяло два добрых шага.
Блуждая по его лицу в поисках разгадки, я вдруг всё поняла. Он не был уверен, что я действительно этого хочу. Возможно, он почувствовал мой страх (как у всякого хищника, у Марка был на него нюх), а может не увидел того юного трепета, с которым я всегда реагировала на его прикосновения.
Черт возьми.
И тогда я сама приблизилась к нему. Я обняла его за шею и, наклонившись к самому уху, прошептала те самые слова, благодаря которым, как мне казалось, он должен был мне поверить. Потом я заглянула ему в глаза и увидела, что он все еще сомневается. Не раздумывая ни секунды, слегка пошатываясь, я поцеловала его в губы. Запустив руку мужчине в волосы, я растворилась в нем; стук взлетевшего до небес пульса звонко отдавался в моей голове, пока я, чувствуя сладкую истому в коленях, убеждала молодого человека в своей искренности.
Мои руки беспорядочно ласкали его обнаженную грудь, прощупывали каждый кубик пресса, каждую родинку на его накаченных плечах. Марк осторожно отвечал на мои поцелуи, пока, видимо, всё-таки утратив на некоторое время контроль, он не провел кончиками пальцев вниз до моего живота, задевая набухшую от возбуждения грудь. Я застонала – очень тихо, но для Марка это послужило импульсом к действию, тем самым волшебным сигналом, после которого напрочь отшибает рассудок.
Отпрянув, я снова посмотрела в его иссиня-черные глаза. На этот раз я не увидела в них колебания – только чистое, неподдельное желание.
– Теперь веришь? – с легким вызовом, внутренне вся сжимаясь, прошептала я.
Марк не ответил. Уголки его губ чуть приподнялись – верит.
Не сводя глаз с моих пылающих щек, он одной рукой очень медленно оттянул сначала одну бретельку платья, затем другую. Придвинувшись ко мне, он провел ладонью по напряженному стержню спины, нащупал молнию и, ведя язычком вниз, расстегнул мне платье. Оно упало к моим ногам, оставляя меня в одном простом светлом белье.
– Восхитительно, – прошептал Марк, и его голос потонул в эхе шума, грохотавшего в моей голове.
Мужчина потянулся к тонкой лямке лифчика, поддел на спине застежку, расстегнул – через мгновение я почувствовала, как легкий холодок потянул за собой вереницы мурашек. Робея, я опустила глаза в пол. Жаркая волна охватила мое лицо, а потом и всё тело, мне стало неловко.
– Эй… – произнес Марк, когда я, не сдержавшись, прикрыла грудь руками. – Ты очень красивая девушка, Софи. Тебе нечего стыдиться.
Смущенно выдохнув, я опустила напряженные руки. Взгляд Марка, блеснув под навесом черных ресниц, с каким-то диким восторгом впился в оголенное тело, еще больше вгоняя меня в краску.
– Только не закрывай глаза, – шепнул он мне, обхватывая за талию.
Мне далось это с большим трудом – несмотря на то что я стояла к нему совсем близко и слышала его быстрое, прерывистое дыхание, голова была тяжелой, размякшие веки от выпитого алкоголя слипались, а мягкий, дымчато-золотистый свет спальни уносил мои мысли в далекие миры, где прячущиеся в недрах пуховых перин феи разнеживают своим ласковым дыханием шелка постели, а эльфы бдительно, как только может родная мать, охраняют твой сладкий сон.
Вдруг я встрепенулась. Марк поднял меня на руки, мягко опуская на прохладные простыни. Возвышаясь надо мной, словно тень большой хищной птицы, он прижался губами к моему плечу, а потом легонько провел рукой по всему телу – от распахнутых губ до кончиков пальцев на ногах. Вся моя кожа тут же отреагировала волнительным трепыханием. От центра груди по нервным окончаниям разлилось приятное тепло.
Обжигая тягуче-темным взглядом своих черных глаз, Марк провел мягкой стороной ладони по моей щеке, обвел очертания губ, вырисовывая пухлый овал, другой рукой поглаживая волосы и неторопливо углубляясь ниже, к пояснице. Потом он неожиданно убрал руку с моего лица, на миг исчезая из вида, а еще через мгновение я ахнула – я почувствовала легкие укусы в ложбинке между грудей.
Марк и дальше продолжил меня испытывать: плавно, подразнивая и подзадоривая, он с невыносимой медлительностью стал скользить ниже, обе его руки переместились на мою грудь и стали ласкать ее. Бессердечно наплевав на его слова, я в изнеможении закатила глаза, потеряв из виду мерцающие стены, раскачивающийся, словно плывущий по морю, потолок и всю комнату в мягком, слегка расплывчатом свете.
Я выгнулась и почувствовала, как натянулась кожа на ребрах. Втянув живот – так, что казалось, еще чуть-чуть и он соприкоснется с позвоночником, я задержала дыхание: губы Марка остановились в районе пупка. Нетерпеливая волна, впрыснутая в кровь, точно яд, заставила мои нервы завибрировать. Скользкое ощущение заскреблось внизу живота, оно требовало к себе внимания, оно хотело сильнее, быстрее, ярче…
Я сглотнула, сдерживая порывавшийся выскользнуть полустон-полувыдох. Опьяняющим движением языка и губ Марк вырисовывал круги на моем животе, торопливо прикасаясь к разгоряченной коже и неумолимо двигаясь ниже. Он шире раздвинул мне колени, одним движением стянул с меня ненужный клочок ткани и стиснул кожу на бедрах так сильно, что я, одурманенная алкоголем и его прикосновениями, подумала, что там, где утром еще виднелись бледно-желтые следы той ночи, обязательно появятся новые.
Синяки на бедрах… Неужели в тот момент меня это действительно волновало?
Когда же Марк приподнялся и губами прихватил мой сосок на левой груди, одной рукой поглаживая низ живота и вводя пальцы всё глубже, я вообще перестала о чем-либо думать – только поток бессвязных слов, только его губы, ласкающие, терзающие мою грудь, и его пальцы там – всё глубже и настойчивей распахивая набухшие, ставшие особо чувствительными складки половых губ.
Лопатками оторвавшись от кровати, я выгнула спину с еще большей силой, напрягая локти и чувствуя, как нестерпимо жжет в груди. Марк, усмехаясь, прижал меня обратно к кровати, целуя в губы и убирая руку с возбужденной плоти.
– Нет, Марк… нет… – запротестовала я, раздосадованно застонав, когда на воспаленную кожу повеяло прохладой.
Желая снова ощутить его пальцы там, в изнывающем от нетерпения лоне, я что-то забормотала, но, услышав звук расстегивающегося ремня, встревоженно притихла. Мысли куда-то улетучились. Сердце испуганно кольнуло и, словно отбойный молот по наковальне, с новой силой отчаянно застучало в грудной клетке.
Тошнотворная, удушливая паника подкатила к горлу.
В ту секунду я потеряла своего самого сильного сторонника – алкогольный дурман, словно по волшебству, в один миг выветрился из крови, оставляя меня наедине с моими страхами. Я попыталась успокоиться, напоминала себе, что я доверяю этому человеку, что я так давно ждала этого дня и что я…
– Готова? – спросил Марк, нависая надо мной.
Облизнув пересохшие губы, я кивнула.
Марк провел рукой по внутренней стороне бедра и прошептал:
– Расслабься, веснушка.
Я снова кивнула.
Черт, Соф, пожалуйста, расслабь свои мышцы.
Сделав волевое усилие, я прикрыла веки и, глубоко дыша, попыталась восстановить дыхание. Почувствовав совсем близко колебания воздуха, я чуть-чуть приоткрыла глаза и увидела перед собой лицо молодого человека, чей черный огонь в желтом свете свечей и вожделенный блеск в глазах испугал меня даже сильнее, чем звон удара по металлической пряжке ремня.
Сморгнув, я широко распахнула глаза. Ты же смелая девочка, да, Соф?
Не отрывая от мужчины глаз, я согнула ноги в коленях и немного раздвинула бедра. Марк едва заметно кивнул. Молодец, ты всё делаешь правильно, словно говорили его глаза. Поймав его импульс, я вновь прикрыла веки.
Выдохни, Соф.
Марк нежно погладил мои оголенные руки, грудь, живот… В ушах стучало так, что я не разобрала слов мужчины – вроде бы, он что-то говорил. Трепеща каждой клеточкой тела, я плотно сомкнула веки и вновь попыталась расслабить мышцы, перенося всё напряжение на нижнюю губу, которую я до крови зажала между зубами.
Внезапно в глубине живота что-то резко дернулось, а к горлу подступил тяжелый ком.
Ты бы ни за что не решилась на это, если бы не хотела этого.
Я застыла, почувствовав его прикосновение там, внутри. Сердце зашлось ходуном, Марк замер, а потом одним движением вошел в меня.
Острая, словно порез хорошо заточенного ножа, боль сломила меня, я не сдержала крика. Марк жарко зашептал что-то, но я снова не разобрала ни слова. Пару секунд спустя он начал совершать мягкие движения внутри меня, и я, дрожа, потянула на себя холодные липкие простыни.
Когда же я, шумно выдыхая, сотрясаясь от его размеренных, как бы замедленных толчков, осмелилась посмотреть на Марка затуманенными глазами, то увидела, что он еле сдерживает рвущийся наружу звериный накал – его глаза горели огнем, щеки пылали, и, о мой бог, он дрожал, дрожал всем своим огромным телом.
