Виолетта Векша
Страшная сказка
– Это из-за него ты такая весь вечер? – подала голос сестра, когда я думала, что она уже давно спит.
– Из-за парня, да? Из-за Марка? – спрашивала она, не унимаясь. – Мама мне всё рассказала.
Я молчала.
– Он сделал тебе больно, и поэтому ты плачешь?
Боже! Спасибо тебе огромное, что моя сестра оказалась такой не по годам смышленой.
– Нет, – ответила я, чувствуя, как снова запекло глаза.
– Так он не обижал тебя?
– Нет.
Поплотнее укрывшись одеялом, я свернулась под плотным панцирем, закрываясь от всего мира. Я уже проваливалась в дрему, когда услышала обиженный голос сестры:
– А раньше, Соф, ты мне никогда не лгала.
Она отвернулась и скоро заснула. А мне вдруг расхотелось спать. Я лежала в темноте, вслушивалась в дробный стук капель по черепице и желала так же, как Миа, заснуть сладким сном и ни о чем не думать.
Молодец, Соф, сегодня ты солгала сестре. Завтра ты солжешь всей семье, а послезавтра полиции и всем жителям города. И всё ради чего? Ради того, что может быть, только может быть он не солгал тогда и сказал правду.
Правду о том, что любит тебя.
Глава 21
Утро выдалось мрачным, бесцветным – небо сплошь затянуло серыми облаками, и во всем я находила одну лишь черно-белую безысходность. Помню, мне постоянно хотелось плакать – в особенности, когда я сидела на кухне за столом и смотрела на то место, где обычно завтракал с нами Марк. Сейчас там сидела Миа – моя жизнерадостная, полная неутомимой энергии сестра, на фоне которой я начинала чувствовать себя дряхлой старухой.
– Чем сегодня займетесь, девочки? – поинтересовалась у нас мать, разливая по чашкам ягодный компот.
Я пожала плечами, и улыбка сестры немного поблекла.
– Вы столько времени не виделись, поди полночи, болтали, негодницы, – сказала мать со смехом.
Я посмотрела на сестру – ресницы ее задрожали.
– Мы пойдем в библиотеку, – решительно сказала я. – Сходим в магазин за вкусняшками, пройдемся по центральным улицам, там теперь все равно редко кто гуляет…
Я осеклась под предостерегающим взглядом матери.
– Правильно-правильно, – затараторила женщина, косясь на Мию, – сходите, прогуляйтесь. Софи, ты не поставишь чайник?
Я подошла к плите, гадая о том, что известно сестре о последних событиях в Лау. Как впоследствии выяснилось – известно ей было даже больше, чем мне.
Через час мы с сестрой вышли из дома и, непринужденно болтая, пошли вниз по склону, в самое сердце города. Когда идя по Стэйт роуд, мы проходили ставший известным во всем городе магазинчик, девочка задержала взгляд на заколоченной двери чуть дольше, чем это того требовалось. Мы почти дошли до площади Мира, когда Миа тихо спросила:
– Соф, а ты знаешь, кто убил ту девушку?
Я замерла. Именно этого я и боялась – вопросов, на которые я не могу дать ответы.
– Нет, солнышко, – ответила я и с ужасом услышала тень сомнения в своем голосе. – И никто не знает, иначе бы полиция давно арестовала этого человека.
Сестра помолчала, а потом спросила:
– А как же слухи?
– Какие слухи? – я резко остановилась.
Мы стояли посреди огромной площади, справа от нас несся нескончаемый поток машин; я всматривалась в лицо сестры, ожидая ее ответа с тревожным чувством падения куда-то в бездну.
– Ну, – она зарделась. – О том, что…
Она не закончила и замолчала. Я подошла к ней и взяла ее холодные пальцы в свои.
– Послушай, – сказала я, присаживаясь на колени, – ничего страшного не случится, если ты расскажешь мне всё, что знаешь. Ты только…
– Ее убил твой парень, Марк. Так все говорят.
Она опустила глаза и выдернула руку, будто ей было стыдно находиться рядом со мной. Я почувствовала, как в животе всё сжалось.
– Кто тебе это сказал? – спросила я, вставая с корточек и становясь выше ее ростом.
Щеки Мии налились румянцем, она молча теребила подол своей юбки.
– Ты не хочешь мне говорить?
Она покачала головой.
– Миа, послушай… Мне нужно знать, кто распускает такие слухи. Скажи мне. Ну же, детка, пожалуйста.
Она сглотнула, оглянулась по сторонам, потом приблизилась ко мне и быстро зашептала:
– Все говорят об этом. Я сама слышала в поезде, люди только это и обсуждали.
– Твою мать, – я, не сдержавшись, выругнулась.
Сестра удивленно посмотрела на меня, прикусив губу – совсем как я, когда нервничаю. Я подошла к ней и спросила, что еще она слышала, пока ехала домой.
– Рассказывают, что видели высокого мужчину возле того магазинчика поздно ночью, – тихо произнесла сестра. – Говорят, он был одет в черную кожаную куртку.
Еще один штрих… Мелочь, но все же. Его черную куртку, которую мать так яростно пыталась у меня отобрать после пикника, я отдала ему за несколько дней до убийства.
– Соф, – позвала меня сестра, спуская на землю. – Ты тоже думаешь, что он убил ту девушку? Поэтому ты плакала вчера вечером?
Я медленно повернулась к сестре. Вспомнила, как она выдернула руку, только предположив, что я встречаюсь с убийцей. И ее взгляд, полный страха и опасений. Слегка покраснев, я сказала:
– В ту ночь мы были с ним вместе, Миа. Марк провел всю ночь со мной.
– Правда?! – ее глаза выпучились чуть ли не наполовину лица.
– Честное слово, – улыбнулась я, ощущая, как быстро-быстро забилось сердце.
Сестра, все еще очень удивленная, улыбнулась в ответ, сама взяла меня за руку, и мы вместе ступили на пешеходный переход. Вдалеке показалось здание библиотеки.
Подходя к остановке, я обратила внимание на юношу, чья темная одежда резко контрастировала с его светлыми волосами, развевающимися по ветру. Но что заставило меня остановиться в десятке ярдов от него, так это его глаза. Светло-голубые, с пристальным прищуром, они неотрывно смотрели на нас с сестрой.
– Это же Дэн, – сказала я Мии, чувствуя порыв внезапной радости к парню. – Дэн, эй! Дэниэл! Давай подойдем.
Сестра, застенчиво глянув в сторону парня, мою идею не оценила, сказав, что нам лучше поторопиться, чтобы успеть в библиотеку до обеденного перерыва.
– Брось, у нас еще уйма времени, – отмахнулась я от нее и уже хотела было сделать шаг вперед, как вдруг заметила перемены в лице молодого человека.
Губы парня сжались в узкую нить, в глазах разжегся обжигающий огонь.
Что это с ним?
И вдруг – слова Мии о том, что весь город считает, будто это Марк убил Элю. Я представила оживленные, чуть ли не радостные перешептывания, упреки, сыплющиеся на всех, кто не верил, что он дьявол во плоти, все людское злорадство и их злость… Черт, ведь если так, то Дэна вполне можно понять, ведь выходит, что я встречаюсь с человеком, которого единственного в городе публично обвинили в смерти его сестры!
Улыбка медленно сошла с моего лица.
– Идем, – сказала я сестре, беря ее за руку и опуская глаза в серый асфальт.
Ну вот, отлично. Можешь считать, что хорошего знакомого в лице Дэна Клайда ты потеряла.
Вздохнув и больше не смотря по сторонам, я повела Мию ко входу в библиотеку.
Пока парень в очках с роговой оправой искал мне экземпляр книги, я ловила на себе любопытные взгляды сестры, которые, как я надеялась, были вызваны всего лишь моим необычным читательским выбором, а не тем, что я слепо верю в невиновность мистера Аттье, чьё имя было на слуху у всех жителей Лаундервиля. Наконец, когда долгие минуты молчания заставили одеревенеть мои мышцы, а внезапный холод, сковавший грудь, стал почти невыносим, библиотекарь возвратился с зажатой под мышкой книгой, записал меня в формуляр, и мы с сестрой вышли на улицу, обе зажмурившись после тусклого освещения библиотеки.
– Идем перекусим? – спросила я у Мии и немного нервно оглядела улицу: Дэна на остановке не было.
Сестра радостно кивнула, но я заметила, что она тоже бегло осмотрелась, как бы удостоверяясь, что путь свободен. Из-за серых туч появился тонкий луч света и тут же исчез за облаками. Ветер растрепал нам волосы, обдувая наши лица прохладой, мы взялись за руки и направились в сторону доносившегося до наших носов запаха свежей выпечки.
Не успели мы сделать и шагу, как услышали громкий, разнесшийся по всей улице возглас:
– Мисс Майер! Мисс Майер!..
Мы с Мией оглянулись. Позади нас, запыхаясь, бежал шериф. Предчувствуя неладное, я остановилась.
– Подождите, – просипел мужчина, тяжело дыша.
– Какая удача, что я встретил вас сейчас, – сказал он и перевел взгляд на Мию. – Приехала к нам на каникулы? Чудно, чудно… Софи, – мужчина понизил голос и обратился ко мне: – Ты не могла бы сейчас пройти со мной в отдел?
Несмотря на то, что я ожидала нечто подобное, я старательно нахмурила лицо и громко – так, чтобы расслышала стоящая рядом Миа, произнесла:
– Если это насчет дела об убийстве, то я уже давала показания вашему следователю. И сказать мне больше нечего.
– Да, но… – Моррис замялся и бросил взгляд на вслушивающуюся в каждое слово девочку. – Видите ли, мисс Майер, всплыли новые обстоятельства, касающиеся вашего друга. Вы нужны мне буквально на пять минут, это чистая формальность. Ну, вы же понимаете.
Я заметила изменившийся тон шерифа, а также преднамеренное «вы», резанувшее слух не хуже стальной дробилки.
– Если мне не изменяет память, при аресте моего друга вы говорили то же самое? – спросила я ровным голосом. – Что ваш разговор с ним – чистая формальность, вы помните? Про задержание в полиции на двое суток вы почему-то забыли упомянуть.
Рядом с нами, визжа, как свинья, пронеслась машина скорой помощи. У мужчины покраснели уши, и я видела, как округлила глаза Миа.
– Мисс Майер, послушайте. Я вынужден был так сказать, ведь вы, как его подруга…
– Довольно, – я пресекла его. – Мы пойдем сейчас с вами, а по истечении десяти минут я выйду из здания полиции, и ни вы, – я наставила палец на Морриса, – ни ваши люди не смогут меня остановить. У вас будет ровно десять минут. Вы меня понимаете?
Шериф активно закивал, вдруг растеряв весь свой пыл. И не удивительно. Я знала, что сейчас в моих глазах появился тот самый блеск, из-за которого даже моя мать не решалась дальше спорить со мной. Задержав взгляд на его толстой шее и на пульсирующей венке, давшей разгул моим разбушевавшимся чувствам, я пару раз моргнула, прогоняя видение, потом взяла Мию за руку и повела ее в сторону полицейского участка, предоставляя Моррису плестись за нами следом.
Когда мы подошли к светло-серому зданию полиции, я посадила сестру на скамейку и сказала:
– Жди меня здесь и никуда не уходи. Я скоро приду – ты и глазом моргнуть не успеешь.
– Ты ведь не сделала ничего плохого?
Я посмотрела на сестру – она была не на шутку встревожена. По ее лицу я поняла, что она допускала мою причастность к смерти Эли.
– Нет, милая, – сказала я, с большим трудом натягивая улыбку. – Просто короткий разговор со следователем и всё.
Погладив сестру по волосам, я оставила ее ждать меня у входа. Подошел Моррис, и я вслед за ним вошла в полицейский участок.
Шериф повел меня на второй этаж. Дверь кабинета, около которого он остановился, была старая и без таблички. Очевидно, ей пользовались редко или в особо исключительных случаях. Мужчина кашлянул, потом дернул за ручку. Я вошла в кабинет, вдохнула невыносимо душный воздух и от изумления раскрыла рот. По-видимому, я здорово ошиблась, говоря сестре, что меня будет допрашивать один только следователь – в комнате вплотную друг к другу сидели, а то и вовсе стояли, прислонившись к плечам более удачливых коллег, по меньшей мере двадцать полицейских чиновников.
Вопросительно подняв брови, я посмотрела на Морриса.
Исключительный случай, шериф?
Он, не дрогнув, указал мне рукой на одиноко стоящий табурет. Под десятками прожигающих глаз я прошла в центр комнаты. Прикусив щеку с внутренней стороны, я села на предложенное место и с невозмутимым видом стала ждать начала допроса.
Тишины в зале не было – кто-то с кем-то перешептывался, у кого-то шумела рация, кто-то, чавкая, жевал жвачку, но, учитывая такое количество людей, в зале все равно что стояло гробовое молчание. Один из полицейских встал и подошел к длинному столу, придвинутому к обшарпанной стене кабинета. Он взял кипу бумаг, с минуту повозился с ней и зачитал:
– Софи Джейн Майер, вас вызвали в отделение полиции для дополнительного допроса, на котором мы зададим вам…
Я нашла глазами Морриса и, увидев, что он смотрит на меня, одними губами произнесла: «Десять минут». Джек Моррис откашлялся и прервал бедолагу, разбирающего написанный на бумаге нескончаемый поток слов.
– Лейтс, переходи к сути вопроса, – сказал ему шериф, и полицейский, сбившись, перевернул страницы.
– Мисс Майер, вы должны понять, что полиция делает всё возможное, чтобы раскрыть преступление, и ваша помощь, безусловно…
– К САМОЙ СУТИ, ЛЕЙТС! – рявкнул Моррис, и мужчина нервно подпрыгнул.
– Да-да, конечно… Итак. У нас к вам всего один вопрос, мисс Майер. Вопрос очень легкий и… – он осекся, заметив взгляд начальника.
Лейтс, неуклюжий мужчина с обрюзгшей шеей, отложил бумаги. Внутренне сжавшись, я прилагала все усилия, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Помню, я тогда подумала, не шьют ли ему форму на заказ, а потом полицейский неожиданно громким, уверенным голосом спросил:
– Вы знаете, где был Марк Аттье ночью двадцать шестого июня?
Я до боли закусила щеку и взмолилась, чтобы при ответе мой голос не дрогнул.
– Следователь задавал мне этот вопрос при первом допросе, мистер Лейтс. Вы можете просмотреть его записи и найти в них мой ответ.
В зале послышались смешки. Моррис обвел неодобрительным взглядом своих коллег и вышел вперед.
– Софи… – сказал он, подходя. – Ответь нам еще раз, пожалуйста. Для протокола. Мистер Аттье был с тобой вышеупомянутой ночью? Да или нет?
Я застыла. В зале прекратились любые разговоры, все взгляды присутствующих впились в меня, и я почувствовала, как горячая волна прошлась по всему телу.
– Не бойся, если придется изменить свои показания, – шериф протянул ко мне свою розовую руку и по-отечески похлопал меня по плечу. – Просто скажи нам: он был с тобой тогда? Ты можешь поклясться, что всю ночь Марк был с тобой рядом?
Я вцепилась зубами в щеку так, словно та была моим обедом. Слюна наполнилась привкусом металла. Солгать Мии – это одно, совсем другое дело скрыть правду публично, сидя перед всеми сотрудниками полиции и зная, что мои слова к концу дня будет знать весь город. Я так и представляла возбужденные лица их жен, когда все эти парни, прикупив по бутылочке пива, придут вечером домой.
Дорогой, ну что она сказала? Это он, этот выскочка черт знает откуда, это он убил бедную девочку?.. И как она держалась? Говоришь, лицо было каменное? Что? Ах, она покраснела! Ну конечно. Я бы на ее месте постыдилась высовывать нос из дома. Ты только представь… Жаль ее семью, такой позор.
Я поднялась на ноги и посмотрела шерифу прямо в глаза. Выпрямила спину, вздернула подбородок.
Выбор сделан. Я приняла решение.
Через пять минут я вышла на свежий воздух. Светило, согревая, солнце, пели птицы, стоял самый разгар лета. Мию я увидела на том же месте, где я ее оставила.
– Соф! – сестра радостно подбежала ко мне. – Я так волновалась, прошло намного больше десяти минут… Тебя отпустили?
– Ну конечно, отпустили, – я улыбнулась пересохшими губами. – Идем домой, солнышко.
Сестра облегченно рассмеялась, и мы вместе пошли по тротуару. У меня было такое ощущение, что прохожие, завидев нас, благоговейно расступались перед нами.
– Соф, а что ты им сказала? – спросила Миа, когда мы оставили здание полиции позади и вышли на ведущую к дому дорогу.
– Правду, – ответила я, расплываясь в довольной улыбке. – Я сказала им правду.
На душе было легко-легко, и я еле сдерживала себя, чтобы не пуститься до дома вприпрыжку, как в далекие, беззаботные времена.
Глава 22
Все наши поступки имеют свои последствия. Абсолютно все. Мы можем делать вид, что ничего не произошло, что это было давно, так чертовски давно, что уже поистерлось и замусолилось в памяти от непрерывного долбления в одну и ту же точку, но на самом деле мы лжем самим себе. Есть воспоминания, которые видишь в памяти так же ярко, как будто они произошли с тобой вчера, такие картины не стареют, не умирают, не тускнеют – они прилипают к тебе на веки вечные, как и последствия, которые не устают напоминать о себе. Мне с ними – напряженная линия губ, преклонившиеся ресницы, два коротких удара сердца – придется жить всю оставшуюся жизнь.
Собираясь на улицу утром следующего дня, в отражении зеркала я увидела, что погода помрачнела: темные тучи бравой колонной надвигались с востока, ветер нещадно обрывал верхушки полысевших деревьев. Резкая смена погоды, а также то обстоятельство, что я до одурения жаждала побыть одной, побудили меня сказать сестре, что я пойду гулять без нее. Девочка приняла удар стойко – она села на кровать спиной ко мне, подтянув под себя ноги и гордо выпрямив спину, всем видом показывая, что мой отказ нисколько ее не задел. И хотя я и пообещала ей, что завтрашний день мы проведем вместе, сестра продолжала дуться на меня до самой ночи.
Закрыв за собой входную дверь, я почти сразу решила идти к берегу моря – там мои мысли были совсем другими. Спустившись к темной, почти что черной воде, я побрела вдоль линии пляжа. Даже в хорошую, солнечную погоду людей там было немного, а при таком захватывающем дыхание ветре пляж опустел и стал похож на забытую всеми и вся пустошь. Пройдя около мили на восток, я решила возвращаться. Ветер к тому времени совсем озверел, руки у меня заледенели и покрылись гусиной кожей, а озарявшие горизонт молнии так и кричали о том, чтобы я немедленно убиралась с пляжа.
Когда я подошла к подымающейся в гору тропе, что-то потянуло меня назад, к берегу. Бросив взгляд на небо, я решила побыть у моря еще немного. Ветер поутих, тучи, не дойдя до пляжа, решили на время передохнуть, и я, довольно улыбаясь, присела на большой валун, в трещинах которого зеленел курчавый мох. Я вдохнула солоноватый воздух и поняла, что прогулка пошла мне на пользу: я наконец разобралась в своих мыслях и чувствах. Удивительно, всё оказалось так просто…
Заслышав за спиной торопливые шаги, я резко обернулась – со склона кто-то быстро спускался. Я встала и невольно напряглась.
Сощурив глаза, я всматривалась в темную фигуру. Походка показалась мне знакомой, словно я уже где-то видела эти быстрые, уверенные движения рук и ног. Когда я разглядела идущего прямо ко мне человека, то присела обратно на камень. Прикрыв глаза, я стала вслушиваться в шум моря.
– Доброе утро, – сказал Марк, садясь рядом.
К запаху моря тут же примешались терпкие нотки табака и вишни.
– Доброе.
Ни поцелуя, ни объятий. Ох, Марк…
Мы сидели на камне и молчали. Я смотрела, как прибрежные камешки уносит сначала в море, а потом морская пучина возвращает цветную щебенку снова на берег. И не произносила ни слова. Марк также ничего не говорил, и это молчание между нами напрягало меня все сильнее, пока я не выдержала и, повернувшись к нему, не спросила:
– Чем занимался эти дни?
Марк будто только и ждал этого вопроса. Он встрепенулся и живо рассказал мне, что дела у него на работе продвигаются очень хорошо и что, возможно, в ближайшем будущем его могут даже повысить.
– Наверное, боятся, что если они не будут лизать мне задницу, я их всех там укокошу, – пошутил он, бросая пару камешков в воду. Прошло несколько минут, прежде чем Марк заметил, что я даже не улыбнулась.
– Прости. Черт, я совсем измучился со всем этим, – он взъерошил себе волосы, и они беспорядочными прядями легли ему на лоб. – А ты как провела вчерашний день?
Несмотря на дующий с моря ледяной ветер, мне стало жарко.
Черт, Соф, успокойся. Ты всё сделала правильно, а твои уколы совести все равно ничем не помогут.
– Неплохо, – ответила я Марку, избегая смотреть ему в глаза. – Мы ходили с сестрой в город, в библиотеку, а вечером играли в карты и готовили домашнюю пиццу. У меня был хороший, спокойный день.
– Понятно, – сказал Марк и снова замолчал.
Я чувствовала, что его гложет один вопрос, что он беспокоит его, сжирает изнутри, не давая ему вздохнуть полной грудью. Я прекрасно знала, что это за вопрос.
И молчала, не в силах помочь ему. А когда я уже решила сжалиться над молодым человеком, он заговорил сам.
– Соф, послушай, я должен тебя спросить кое о чем, – он хрустнул костяшками, глубоко вдохнул, потом резко выдохнул и быстро, так что я едва разобрала, спросил: – Моррис вызывал тебя к себе?
Я кивнула.
– Так я и думал. А он времени зря не теряет, да? – усмехнулся молодой человек, нервно сжимая руки.
– Это его работа, – я пожала плечами и отвернулась к морю.
– Да, да. Ты, конечно, права.
Затянулась длинная пауза. Я молча смотрела на воду. Разбивающиеся о берег волны были изумительного, бирюзово-голубоватого цвета, такие красивые, такие бесстрастные… Когда я подумала, что еще чуть-чуть и у меня от напряжения разорвется голова, Марк внезапно вскочил с валуна и стал напротив меня, загородив опостылевший мне за долгие минуты вид.
– Что ты ему сказала? – резко спросил он.
Я подняла на молодого человека глаза, потом мучительно-медленно встала с камня. В одно мгновение Марк напрягся, словно перед ним предстала разъяренная хищница.
– Марк… – протянула я, приближаясь.
Я видела его подрагивающие ресницы и смогла разглядеть тонкую морщинку над переносицей. Мне до ужаса захотелось ее разгладить.
– Ты такой красивый, – прошептала я. – С таким лицом, как у тебя, рождаются либо Боги, либо дьяволы.
Он замер, словно лишился дара речи. Я стала еще ближе и губами дотронулась до его ресниц, стерла вертикальную складку между его бровей, провела рукой по его напряженной скуле. Прижавшись губами ко рту, я провела языком по его нижней губе, чуть прикусывая ее.
– Подожди, – Марк слегка отодвинул меня от себя. – Софи, любимая…
От неожиданности я отстранилась – я еще не привыкла к такому обращению.
– Пожалуйста, ответь мне, что ты сказала шерифу на допросе.
Я улыбнулась. Провела рукой по его густым волосам, еще больше взъерошила их, отчего они забавно переплелись между собой, дотронулась до щеки и почувствовала небольшую щетину, уколовшую мне пальцы рук. Начал накрапывать дождь.
– Расслабься, – прошептала я ему в губы, – я рассказала ему правду.
Марк стоял всё такой же – напряженный, со сжатыми мышцами и стиснутыми губами.
Чертовка! Прекрати мучить парня.
– Ты сказала им, что мы провели ночь вместе?
– Нет, – я покачала головой, – не сказала.
Он резко выдохнул.
– Я поклялась, что мы были вместе, с той минуты, как легли спать и до самого рассвета, когда ты разбудил меня поцелуем в щеку.
Еще с пару секунд в глазах Марка плескалось смятение, потом мужчина облегченно выдохнул. Провел рукой по влажным от первых капель дождя волосам и нервно рассмеялся.
– Ах ты маленькая негодяйка! – воскликнул он, качая головой. Колени его слегка дрогнули, он покачнулся и схватился за бок валуна.
Я, смеясь, обняла его. Действительно, всё оказалось так просто. Если бы еще не обращать внимания на скребущий червячок встрепенувшейся совести, тогда все вообще было бы замечательно.
Марк обхватил мою голову руками.
– Ты же понимаешь, что заслуживаешь наказания?
Я, все еще улыбаясь, заморгала.
Наказание?
Наконец полил дождь, крупные капли градом потекли по волосам молодого человека, теряясь в воротнике его темной рубашки.
– О чем это ты? – спросила я, щурясь от холодных капель, застрявших между ресницами.
Без лишних слов Марк подхватил меня за ягодицы, усадил к себе на колени и грубо поцеловал. Я ахнула, когда мужчина запустил руку мне под толстовку, сжимая грудь и стягивая лифчик к животу. Мысли спутались, и я подумала, что если все наказания будут похожи на это, то я, пожалуй, ничего не имею против.
* * *
В четверг утром мы завтракали всей семьей. У отца впервые за долгое время был выходной, и они с матерью хотели, чтобы мы все вместе куда-нибудь выбрались.
– Девочки, выбор за вами. Можем сходить на городскую ярмарку или пойти в парк аттракционов, как думаете?
Боковым зрением я увидела, что Миа радостно закивала. Я же безразлично смотрела в окно, где прямо на моих глазах продирались через синеокость неба звероподобные облака.
– Соф? – спросила мать после возникшей паузы.
– В парк я не хочу, я там недавно была.
– Когда это? – женщина хмуро свела брови. – Мы его сто лет не посещали, последний раз были на пятилетии Мии.
– Я была там на той неделе, – сказала я и, помолчав, добавила: – С Марком.
Женщина сразу помрачнела, точно узнала какую-то ужасную трагическую новость.
– Можем сходить к морю, – быстро предложил отец, заметив изменившуюся на кухне атмосферу. – Сейчас наступила пора лососей. Ну как девочки, покажете своему папе высший класс?
Сестра снова увлеченно закивала, я лишь натянуто улыбнулась. Как же я была далека от них! Они казались мне чужими людьми, словно с другой планеты, принадлежавшей другой Вселенной.
– Соф, да что с тобой такое! – воскликнула мать, с раздражением кидая на стол кухонное полотенце.
Я неторопливо вытерла губы салфеткой, оставляя на белой ткани жирный желтый след от яичницы.
– Мы… мы не пойдем с вами, – произнесла я, глядя на сервисные чашки и блюдца, расставленные матерью для семейного чаепития. – Я, Миа и Марк идем сегодня гулять в город.
Отец, так и не поднесся чашку ко рту, оторопело замер. Мать поперхнулась и закашлялась.
– Что?
Удивленными выглядели не только мать с отцом, но и Миа.
– Я же обещала тебе вчера, помнишь? – спросила я у нее, игнорируя взгляды взрослых. – И к тому же, тебе давно следует познакомиться с Марком. Уверена, – я улыбнулась родителям, – Миа с ним подружится.
Девочка испуганно посмотрела на мать и едва заметно покачала головой.
Бедняжка, в твоем возрасте я тоже ее боялась.
– Так, значит, решено, – подытожила я. – У нас с Мией на сегодня свои планы, а у вас свои.
Было забавно наблюдать, как мать потихоньку выходит из себя и на ее лице яркими пятнами проступает негодование.
– Она никуда с вами не пойдет, – звенящим голосом выпалила мать. – Да и ты, Соф, тоже хороша. Неужели тебе невдомек, о чем говорят в городе?
Отец встал, быстро подошел к матери и что-то зашептал ей на ухо. Она отмахнулась от его слов, как отмахиваются от бредовых мыслей, с того ни с сего залетевших в голову. Смотря на меня особо диким взглядом, она ядовито спросила:
– Что ты вообще о нем знаешь? Я вот, например, знаю, что, общаясь с ним, ты подвергаешь позору всю нашу семью.
Я осторожно встала из-за стола.
– Нам больше не о чем разговаривать. Спасибо за завтрак, – сказала я и повернулась к сестре. Нужно как можно быстрее уходить отсюда.
– Нет, Соф, мы не закончили. Да пусти ты меня! – мать вырвалась из рук отца. – Я могу на многое закрыть глаза, но я не позволю тебе втягивать в это дерьмо мою славную девочку. Ты, может, и не понимаешь, но своим поведением ты позоришь нас всех. Мне стало стыдно появляться в магазинах, мою спину сверлят взглядами те, кто еще недавно приглашал меня разделить с ними обед, а у твоего папы началась бессонница, сказать тебе почему?
Она смотрела на меня с нескрываемым торжеством. Злобным. Обжигающим до самого мяса. С маниакальной перчинкой во взгляде серых, бездушно-ледяных глаз.
– Всё потому, что ты напрочь потеряла голову, Соф! Где твоя осторожность, черт возьми? Я не понимаю, не могу этого понять, как ты вообще можешь спокойно сидеть и завтракать, когда… – она снова сбросила тянущуюся к ее плечу руку отца. – Или, может, тебе нравится это? Чувствовать себя особенной, хотя твоя уникальность лишь в том, что ты братаешься с человеком, который жестоко убил невинную девушку, застрелил ее из пистолета, а потом преспокойно лег к тебе в постель.
Ох.
Подрагивающее облачко вылетело из моего горла, точно душа, покинувшая бренное тело.
Не понимая, что делаю, я схватила со стола вилку и сжала ее в руке, словно собиралась ею проколоть матери горло.
Вот они, те самые слова.
Я так страшилась их озвучить, даже мысленно не позволяла себе их произнести, а она смогла, не побоялась придать им форму и звук. В словах матери было столько же унизительной лжи, сколько и правды, правды, которую я не могла и не хотела выносить.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – прошипела я, чувствуя, как распаленная ее словами ярость затуманивает мозги.
– Нет, милочка, это ты еще не понимаешь, в какое дерьмо он тебя втащил! – рявкнула мать, сверкая глазами. – Какой-то беглый парень, совершенно чужой для тебя человек…
– Во всякой случае, он для меня роднее, чем ты!
Стало очень тихо. Я слышала, как разом выдохнули отец с Мией. Мои последние слова повисли в воздухе, залезли в уши каждого из нас, пропитали каждую крошку хлеба на столе и каждую каплю в графине.
Мать побледнела и посмотрела на меня так, будто я и правда пронзила ей горло зажатой в руке вилкой.
Отец неловко прокашлялся и – на этот раз не встречая преград – положил руку матери на плечо. Улыбнулся своей усталой улыбкой и сказал:
– Значит, решено, дорогая? Дети идут развлекаться в город, а мы с тобой проведем день вдвоем.
Словно не слыша его слов, женщина сощурила глаза и медленно пошла на меня. Рука отца безвольно повисла в воздухе. В правой руке матери все еще был зажат кухонный нож, который она так тщательно натирала, стоя утром у раковины. Я услышала, как тихо охнула сестра, но самой мне не было страшно. Я была уверена: даже в приступе самой исступленной ярости мать не причинит мне боли.
– Дрянь, – сказала она мне еле слышно.
Не сводя с нее глаз, я также тихо ответила:
– Дрянь – ну и пусть. Зато я дрянь, которая не думает по ночам, с какой богатой клиенткой ездит ее муженек и удастся ли очередной шлюхе соблазнить его. Я дрянь, которую любят каждую ночь, а не один раз в месяц по праздникам.
Я была готова поклясться: сейчас мать сожмет нож в руке до побелевших костяшек и заколет меня на глазах дочери и мужа. Никогда прежде я не позволяла себе говорить ей такие слова. Ее руки безбожно затряслись, волна дрожи прошлась по всем конечностям, а тело сотрясалось, будто бы в оргазме.
Кухонный нож из слоновой кости, привезенный матерью из Италии, выпал из ее дребезжащих рук и со звоном упал на пол. От этого звука она будто очнулась, сделала шаг назад, словно боялась испачкаться об меня, и, зажав рот рукой, выбежала из кухни.
Я дернула плечом, будто говоря, что только что не произошло ничего особенного, и подняла брошенный на пол взрывоопасный сувенир с юга.
– Что ты ей сказала? – спросил отец, с некой осторожностью подходя ко мне.
– Правду, – с улыбкой ответила я. – Я теперь всем говорю только правду, пап.
Он посмотрел на меня, нахмурился и вслед за матерью вышел из кухни.
Я повернулась к сестре.
– Ты все еще хочешь идти с нами?
Через десять минут мы с сестрой шагали по улице. У меня было превосходное настроение, но еле слышные полувздохи сестры и ее опущенные к земле ресницы очень скоро сделали свое дело – моя торжествующая ухмылка несколько померкла.
