Виолетта Векша
Страшная сказка
– А это роза – королева цветов… – девушка взяла с верхней полки коробку и открыла ее.
– Попробуйте, – сказала она, протягивая мне светло-синий флакон.
Я поднесла бутылек к носу, вдохнула. Тут же, как по заказу, передо мной возник облик Мии, окутанный розовой дымкой. «Оно», – подумала я, с нежностью поглаживая духи.
– Будете брать? – с улыбкой посмотрела на меня девушка. – У нас еще есть замечательная лавандовая вода и…
– Нет-нет, – быстро произнесла я. – Я возьму эти.
Через минуту я полушла-полубежала домой, в кармане был зажат обернутый подарочной лентой флакон с духами. Мир распахнул мне свои объятия, он ласково улыбался мне, и я – наивная, радостная, воодушевленная, с удовольствием улыбалась ему в ответ.
Глава 25
Вечером 15 июля я стояла посередине своей комнаты, оглядывая себя со всех сторон. Белая футболка заправлена под коричневый ремень, который я стащила у матери днем раньше, джинсовая юбка едва достает до колен. Я немного подкрасилась, затем распустила тугую косу, которую заплела еще с вечера, и, потратив некоторые усилия, вплела в пару прядей широкую красную ленту. Получилось в меру мило и эффектно. Когда я уже собралась выходить, мой взгляд зацепился за прикроватную тумбочку, на которой ждал своего часа подарок сестре. Улыбаясь и напевая беспечный мотивчик, я отправилась на праздник.
В прихожей я встретила мать, которая галопом носилась из спальни в ванную и обратно. Завидев меня, она торопливо запахнула халат, пряча расширенные вены, которые словно спрут обвивали ее худые ноги. На ее голове пристроился с десяток черных бигуди.
– А нам разве не пора выходить? – спросила я у нее, подходя к ждущей меня в прихожей обуви.
– Пора, – крикнула она из-за двери ванной, – но у меня тут небольшая катастрофа… Иди, я подойду позже.
– Ладно, – я пожала плечами и вышла из дома.
Хотя на улице дул сильный, совсем не летний ветер, солнечный свет со всей своей мощью бил по стеклышкам верхних этажей, освещая макушки самых высоких домов. Подходя к центру города, я всё отчетливей слышала возбужденный рокот толпы – люди тянулись парами и семьями на главную площадь города, они, словно обезумевшие от одиночества эльфы, слетались на шум и веселье, которые должны были сопровождать весь праздничный вечер.
Дойдя до площади, я поняла, что на праздник, похоже, пришли все, кто хоть как-то мог самостоятельно передвигаться (и не мог тоже – я видела в тени дубов мужчину в инвалидном кресле). Чем ближе я подходила к центру, тем больше там толпилось людей. Давка была невообразимая – и все с шарами, хлопушками, сладкой ватой и тающим мороженым в вафельных стаканчиках. Многие отцы подняли своих детей, подсадив их себе на шею.
Кое-как я прошмыгнула между двумя мамашами, обсуждающих новые прически друг друга. Пробираясь в толпе, точно рассекая руками тугое море, я с помощью некоторых ухищрений расчистила себе путь к огромному украшенному баннеру с датой основания города и приветственной надписью: «Друг, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ на День Города! Ешь, пей и веселись, ПОКА НЕ НАДОРВЕТ ЖИВОТ!» Именно там должен был ждать меня Марк.
Я стала чуть поодаль от двух бранящих друг друга мужиков (дальше отойти мне мешали наседающие со всех сторон люди) и нервно посмотрела на часы. Было без двадцати минут семь.
«Надеюсь, он придет вовремя», – подумала я, оглядывая гудящих жителей Лаундервиля. Через пять минут людей стало вдвое больше. Через десять мне нужно было хорошенько постараться, чтобы при повороте туловища никого не задеть локтем. Когда я обернулась на шум настраиваемого на сцене звука: «Раз-раз, раз, два, три…», мое внимание привлекла стоящая в сторонке маленькая девочка 4-5 лет. Она отчаянно искала кого-то в толпе, которая расширялась со всех сторон, приумножаясь новыми лицами – словно стадо бизонов, сбегающихся на водоем.
Я подошла к девочке, присела на корточки.
– Ты кого-то потеряла, солнышко?
Девочка в страхе посмотрела на меня. Она была одета в легкое голубое платьице, в ее руках был зажат плюшевый заяц, который, не утихая, дрожал в ее крохотных ладошках.
– У тебя красивый зайчик, – улыбнулась я ей, и девчушка посмотрела на меня чуть другим взглядом – в нем было меньше испуга и больше дружелюбия.
– Мне его папа подарил, – тихо сказала она.
– Так ты ждешь своего папу? – спросила я, потрепав зайчонка за ухом.
Она промолчала, и я, захотев ее приободрить, спросила:
– А где твоя мама? Она тоже где-то здесь?
– Нет, – помотала она головой. – Я очень хотела, чтобы мамочка тоже пришла, но папа сказал, что ему очень-очень жаль, но мама не может прийти на праздник. Он сказал, что она далеко от нас, – ответила девочка и показала пальчиком вверх, на небо.
– Ох…
Выдохнув, я почувствовала, как стало жарко щекам. Я быстро взглянула на малютку – она гладила серую шерсть зайчонка, прижимая его к телу, ее бледные, почти бесцветные брови, хмуро прижались друг к другу.
– Где мой папа? – спросила она, поднимая на меня свои синие, как небо в морозный день, глаза. – Почему его так долго нет?
– Он очень скоро придет к тебе. Он сказал тебе ждать его на этом месте?
Девочка кивнула.
– Я захотела пить, и папа пошел в магазин за водой. Он очень строго наказал мне оставаться на этом месте.
– Очень мудрый совет, – улыбнулась я, потрепав малышку по светлым волосам. – Я кстати тоже кое-кого жду. Предлагаю нам с тобой держаться друг за дружку и ждать вместе.
Девочка согласно закивала, я приподнялась и увидела, что людей (невероятно!) стало еще больше – казалось, будто маленькая, едва годящаяся для таких сборищ площадь растянулась, словно резиновый мяч, впустив в себя еще одну половину города. Посмотрела на часы – стрелки сошлись на без двух минут семь.
«Наверное, никак не может протиснуться ко мне», – подумала я, вертя головой в разные стороны. Я повернулась вправо, в противоположную сторону от того места, где через несколько минут должен быть выступить с приветственным словом мэр города, и увидела Джека Морриса. Шериф полиции появился будто бы из ниоткуда, словно грузный гриб после дождя. Лицо у мужчины было еще более уставшим, лоб покрылся мелкими струйками пота.
– Добрый вечер, – сухо поздоровался он со мной.
– Добрый, – сказала я и почему-то напряглась.
– У вас всё в порядке? – спросил он, косясь на малютку, стоящую рядом со мной.
– Да, всё хорошо, – ответила я, беря девочку за руку.
Ее холодная рука сжала мои пальцы.
– Замечательно, – чопорно проговорил мужчина. – А где твой друг, Софи?
– Марк скоро подойдет, – ответила я, заставляя себя улыбнуться. – Мы договорились здесь встретиться, но сейчас такая давка, сами видите…
Моррис ничего не ответил, только сильнее нахмурил испещренное морщинами лицо.
– Вижу Дэна Клайда, – сказал он после недолгого молчания. – Надо подойти, поздороваться.
Он вздохнул и, уже уходя, обернулся.
– Будь на чеку, Софи. Еще не время расслабляться.
Мужчина дернул плечом и стал протискиваться сквозь тесное кольцо людей. Я смотрела, как он подходит к Дэну, который, по-прежнему одетый в черное, стоял совсем один, на клочке земли, куда не падал свет от заходящего солнца и фонаря, ярко освещавшего всю площадь. Я тоже хотела подойти, выразить сочувствие, хотя и понимала, что оно будет стоять ему поперек горла. К тому же, я обещала ждать Марка около сцены, и потому, подавив чувство жалости и уважения (нужно быть чертовски сильным, чтобы после всего случившегося заставить себя прийти на праздник), я осталась стоять на месте, крепко держа девочку за руку и всматриваясь в знакомые и незнакомые лица.
Через пару минут в центр огромной сцены вышел мэр города – загорелый, подтянутый мужчина средних лет. Он прокашлялся, подтянул рукава своего бежевого пиджака, отчего те сбились гармошкой, и стал говорить – ну разумеется! – о великой утрате, о сплоченности, о силе духа ирландского народа и о том, что если мы вместе, то нам никто не страшен. Раздраженная пафосными речами мэра, я нашла в толпе Дэна – он по-прежнему стоял один в тени, я не смогла разглядеть его лица. Зато я видела лица других людей – по одному взгляду на них было понятно, как они устали и разомлели от скуки. Маленькие дети, приведенные на праздник своими родителями, чувствовали, что их обманули, они смотрели на своих мам и пап чуть ли не с обидой, словно спрашивали: «Мамочка, а где ростовые куклы и горы сладостей, о которых ты мне рассказывала? Почему мы все стоим и слушаем какого-то дядю в странном костюме?» Взрослые же, работая всю неделю с 9 до 5, а кое-кто и больше, вымотались и элементарно устали; они тоже хотели веселья, они хотели праздника.
Наш глубоко уважаемый мэр говорил еще о заслугах доблестных полицейских, об их храбрости и отваге. Многие на этих словах засмеялись, ну оно и понятно: как бы полицейские не рвали свои задницы, они так и не смогли поймать «Толстого Робби», как его прозвали местные, Толстый Робби сам уложил себя на блюдечко с золотой каемочкой. Он пришел к ним готовенький – пришел сам, добровольно, с поникшей головой и опущенными вдоль выпирающих боков руками.
Наконец, когда слушать стало почти невыносимо, мужчина закончил свое выступление пожеланием хорошо всем повеселиться и объявил Вечернее шоу открытым. Люди бурно хлопали, но я считаю, что таким образом они скорее выражали свое облегчение закончившейся речью. Мэр ушел, а на сцену запрыгнули две девушки в коротких красных платьях и стали танцевать зажигательное самбо. Они подымали носки ног все выше и выше, делая резкие движения, устремляя ввысь многочисленные гармошки юбок… Зрители улюлюкали (в основном были слышны мужские голоса), женщины завистливо глазели на сцену, а одна мамаша даже закрыла своему сыну-подростку глаза.
Движения девушек стали набирать все большую амплитуду, зрители, беря пример с раскованных танцовщиц, вошли в кураж и начали подтанцовывать – толпа задвигалась в разные стороны, зашелестела волнами юбок и подкладок, взрывая хлопушки и посылая в небо разноцветные шары.
Когда прозвучали последние аккорды, девушки лихо крутанулись в вихре красных лент и оборок и только потом сошли со сцены. Я еще раз обвела глазами взбудораженные лица: Марка нигде не было видно. Помрачнев, я отошла в сторону, подальше от орущей толпы. Девочка, обхватив зайца и скрестив руки на груди, будто бы согревая его, увязалась за мной. Мы с ней вместе смотрели, как десятки людей потянулись к сцене: там, выряженные в карнавальные костюмы, с витиеватыми масками и желтыми перьями на голове мужчины и женщины под музыку вносили подносы с угощением. Мне не было видно, что скрывалось в серебряных корзинах, но народ повалил туда как ненормальный.
– Тетя, а почему все туда побежали? Что-то случилось? – спросила девочка, с растерянным видом смотря вокруг себя.
Улыбнувшись на ее обращение, я ответила:
– Ничего не случилось, милая. Люди просто проголодались.
– А я пить хочу… – протянула она, почесывая зайца за ухом.
Я встала на носки – ведущих праздника почти не было видно. По толпе пробежал шумок, и я перевела взгляд в центр площади. На сцене появилась девушка и запела чувственную песню. Я слушала девицу, вскользь прислушивалась к разговорам стоящих рядом людей и томилась в нетерпении.
Когда с запада подул морозный ветер, я поежилась. Наверное, я бы плюнула на всё и пошла домой, но в один момент мэр города призвал всех к тишине и сказал, что в девять часов вечера, как только начнет темнеть, лучшие мастера города покажут шоу огня, а к десяти часам весь город будет сиять от потрясающей красоты салюта. Я вздохнула, подсчитывая минуты до окончания праздника, и в этот момент чья-то тяжелая рука легла мне на плечо. Я дернулась и, подпрыгнув, обернулась. За моей спиной стоял, улыбаясь, Марк.
– Привет, – сказал он, наскоро целуя меня в щеку. – Что я пропустил?
– Где ты был? – спросила я, отодвигая лицо.
Марк, в отличии от меня, был тепло одет, его лицо, как и лицо шерифа, было покрыто испариной.
– Меня задержали на работе, и знаешь, думаю, к президенту Америки было бы не так сложно подобраться, как к тебе. Меня тут пару раз чуть не придавили, и я чудом сохранил себе все ребра.
– Работа в субботу… – пробормотала я себе под нос.
Марк меня, однако, услышал, ну, или просто всё понял по моему лицу.
– Клянусь посохом Святого Патрика! – воскликнул мужчина, прикладывая руку к груди. – А еще я бы в жизни не подумал, что в Лау живет столько народу.
– Слушай, вот только не надо всей это болтовни про то, что ты был очень занят. В такое время никто не работает, а если тебе нужно было быстро перепихнуться с конторной шалавой, так бы прямо и сказал!
Ох-х, ну и что это было? Зачем столько злости?.. Боже, Соф, посмотри на его лицо.
Тяжело дыша, я отвела взгляд. Повисло долгое молчание. Девушка на сцене неистово надрывалась, разукрашенные мужчины в ярких костюмах пробирались сквозь толпу, что-то весело выкрикивая. Марк же молчал, и я, не выдержав, через пару минут скосила глаза вправо. Он все смотрел на меня, смотрел таким взглядом, будто я сейчас встала на сцену, где пела девушка, и громко объявила, что он по ночам домогается маленьких девочек, заблудившихся в ночи.
Я почувствовала, как неприятно заалели щеки.
– Прости… – прошептала я, виновато сощурив глаза. – Я так долго ждала тебя, что вся извелась. Конечно, ты был на работе.
Марк покачал головой и непроизвольно – дай бог, чтобы ненарочно! – сделал шаг назад.
– Черт, Марк! – я с отчаянием придвинулась к нему. – Мне правда очень жаль. Ну, сорвалось, не подумала…
Я положила руки ему на грудь; он меня не оттолкнул.
– Прости, – прошептала я, целуя его лицо. – Прости, прости…
Я притянула мужчину ближе и вдохнула клубившийся вокруг него запах табака. Запах табака с вишней. А потом, с удовольствием подмечая искорку теплоты в родных карих глазах, впилась в него губами.
Я отстранилась лишь тогда, когда толпа засвистела и закричала, а в воздухе запахло дымом. Повернувшись к сцене, я увидела, что иллюзионист в гладком синем костюме выдувает под аплодисменты всех собравшихся столбы огня. Мы с Марком присоединились к овациям, однако вскоре я поняла, что что-то мягкое настойчиво трясет меня за руку. Я посмотрела вниз и увидела знакомую девочку, которая всё это время стояла неподалеку от нас.
– Да?
– Папа еще не вернулся, – пролепетала она, смотря на меня своими большими печальными глазами.
– Он обязательно найдет тебя. Просто сейчас здесь очень много людей, понимаешь? Концерт окончится, и ты обязательно встретишься с папой.
Девочка кивнула, и я заметила, что Марк с интересом на нас поглядывает.
– Она потерялась, – шепнула я ему на ухо. – Надо будет потом отвести ее к Моррису, он должен быть где-то поблизости.
Марк кивнул, и мы вместе посмотрели на сцену, где иллюзионист глотал огненные залпы снарядов, словно те были кусками праздничного торта.
– Мне нравится смотреть на огонь, – сказала я, наблюдая за тем, как витиеватые спиральки скручиваются в немыслимые формы и образы.
Мужчина словно меня не слышал. Погрузившись в свои мысли, он загипнотизированным взглядом смотрел на сцену.
– Ты меня вообще слушаешь? – спросила я, щелкнув пальцами перед его лицом.
– Да, – ответил Марк, моргая. – Тебе нравится огонь.
Затолкнув начавшее снова прорываться раздражение, я перевела взгляд в центр площади. Артист в последний раз выпустил оранжевый запал и закончил свое выступление тем, что разом взорвал с десяток громких, так что у многих заложило уши, хлопушек, а когда блестки осели на паркет, оказалось, что от мужчины на сцене осталась лишь его остроконечная шляпа.
Потом были танцы, шоу Зеленого трилистника, после которого мы все оттряхивали со своих волос перламутровое конфетти, дефиле двух непослушных медвежат и невероятные акробатические номера, от которых перехватывало дыхание. Хлопая вместе со всеми, я заметила какое-то движение справа от нас, но не придала этому значения. Когда аплодисменты поутихли, мэр снова вышел на сцену и, кивая и улыбаясь, произнес:
– Спасибо, спасибо, друзья! Я рад, что вам понравилось наше небольшое шоу. Я лично благодарю вас всех за то, что вы нашли время и пришли на эту площадь, чтобы вместе с нами отпраздновать День Города, – люди зааплодировали с новой силой, и мужчина улыбнулся еще шире. – Спасибо. А сейчас вас ждет самая увлекательная часть нашего праздника…
Мэр замолчал и посмотрел влево, на восток. Со стороны аллеи кто-то бесцеремонно проталкивался через толпу. Я видела, как этот кто-то вбежал на сцену, минуя стоявших неподалеку полицейских, и прищурилась. Яркие взлохмаченные волосы, знакомая одежда…
– Соф, там… там твоя мать, – севшим голосом произнес Марк, как и все, не сводя глаз со сцены.
Я тоже смотрела, как женщина подбегает к мэру города и что-то быстро шепчет ему на ухо. Тугой узел панически сжал внутренности у меня в животе: даже мне с такого расстояния было понятно, что с матерью не все в порядке. Одной рукой она схватилась за бок, другой смахивала стекающий с лица пот.
– Что вы такое говорите? – пробасил мэр города, косясь на внимающих его словам людей.
Я смотрела на сцену и чувствовала, как паника удушливой волной подкатывает к нёбу. Вдруг женщина повернулась лицом к собравшимся, и мне показалось, что ее взгляд отчаянно искал меня. Сглотнув, я тут же, в тот же самый миг с неизбежной ясностью поняла, что произошло что-то ужасное.
Не давая себе времени чтобы подумать, я бросилась влево и мигом выбежала на притоптанную сотнями ног лужайку. Я оббежала площадь и в считанные минуты домчалась до сцены, на которой стояли мэр и моя мать. В ушах у меня гудело, легкие горели, а голос мэра, просящий подождать его пару минут, отдавался в голове так, словно я слушала далекое эхо.
Я увидела четырех полицейских, отгоняющий всех со сцены, и прошла назад, за ширму. Там я в одно мгновение запрокинула одну ногу на гладкий, скользящий паркет, подтянулась и очутилась на сцене вместе с мэром и матерью. Ни на кого не глядя, я пошла прямиком к ним.
Мать заметила меня, и ее глаза расширились еще больше. На глазах у возбужденной толпы она бросилась мне на шею и крепко, до боли, обняла меня.
– Мам, – я попыталась ее отстранить. – Мама, что произошло?
Она смотрела на меня, а из ее покрасневших глаз лились крупные слезы.
– Ох, Соф… С тобой всё хорошо, а я так ужасно волновалась… – она зажала рот рукой, ее грудь вздымалась в беззвучных рыданиях.
– Нет, ну это уже чересчур! – услышали мы раздраженный голос мэра. – Рокинс, позовите мне Морриса!
– Мама, – я взяла ее за руки и отвела немного в сторону, подальше от любопытствующей толпы. – Ты можешь объяснить, что случилось?
– Убийство… е-еще одно, – прошептала она, глотая черные дорожки слез. – Я шла сюда, на п-праздник, когда увидела их. М-мужчина, весь в крови, с ножом в груди… и он просил, он умолял меня, Соф… Говорил, у него осталась дочь, а у нее больше никого нет. Я вызвала с-скорую, но он больше ничего не говорил… и не дышал, – она затряслась, и рыдания градом вырвались из ее горла. Прошел не один десяток хлюпающих секунд, прежде чем она посмотрела на меня полными слез глазами. – Соф, я видела его, видела убийцу. Чудо, что он меня не заметил, хотя я была так близко от него, шагах в двадцати, не больше.
Она замолчала, и я увидела, как покрылись гусиной кожей ее открытые руки.
– Соф, это был худой высокий парень, весь в черном… В черном, как сам дьявол, Соф… – она посмотрела на меня, и лицо ее страшно исказилось.
Мое сердце, опережая какие-либо выводы разума, забилось быстро-быстро. Онемевшими руками я обняла мать за плечи, пряча от нее лицо. Поверх ее головы я увидела возбужденные лица людей. Они все, гудя и стрекоча, с любопытством и недоумением глазели на нас.
– Миссис Майер, что с вами? Миссис Майер!.. – крикнул кто-то из толпы. – Да подожди ты, может, случилось что…
Я стиснула плечи матери, будто собиралась их раскрошить.
Робби сидит за решеткой, но кто тогда, кто…
Мой взгляд непроизвольно зацепился за мужчину, одиноко стоящего перед ярко-розовым баннером. Он резко выделялся на фоне голубых, бежево-желтых и красных сбившихся в кучу по всей площади маленьких фигурок.
Я сразу же распознала в нем Марка. Застыла, ощутив, как холодный пот змейкой пробегает по спине.
Высокий худой парень.
Весь в черном.
Земля вдруг покачнулась. Мне стало не хватать воздуха, и чтобы удержаться на ногах, я сильнее вцепилась в дрожавшие плечи матери. Перед глазами поплыла черная куртка, в которую я, тремя минутами ранее, уткнулась, греясь в объятиях любимого человека.
Я оцепененно смотрела перед собой – вот они, мужчины и женщины, пары и семьи, с детьми или без, молодые и старые, все в яркой, радужного цвета одежде – они стоят, перешептываются друг с другом, смотрят на нас с матерью и даже не подозревают о том, что все они снова в ужасной опасности.
Надо всех предупредить, нужно что-то делать, здесь же повсюду дети…
Мой взгляд снова переместился на то место, где стоял Марк. Порыв сильного ветра заглушил пораженный выдох, вырвавшийся из моей груди. Я смотрела и не могла отвести глаз от небольшого квадрата в углу площади, на котором еще минуту назад стоял молодой человек, в один миг бесследно растворившийся в жужжащей толпе.
