Виолетта Векша
Страшная сказка
– Я буду еще упрямей, – произнес Марк, неожиданно касаясь губами моей шеи.
– Что ты делаешь? – прошептала я, напрягаясь.
Мужчина только усмехнулся. На его губах заиграла дьявольская улыбка. Он мелкими поцелуями начал прокладывать путь от шеи до ключицы, потом стал целовать кожу кругами, слегка прикусывая.
– Марк, – я вдруг заметила, что в комнате стало ОЧЕНЬ ЖАРКО. – Ох…
Я позволила себе минутную слабость: запрокинула голову назад, сосредоточив свои ощущения на его губах, продолжающих исследовать мою пылающую кожу.
– Что… ты… делаешь? – выдохнула я, почувствовав, как задрожало что-то в груди.
Мужчина поднял голову. Он немного отстранился, но его сильные руки по-прежнему не отпускали меня.
– Что же я делаю, как по-твоему? – спросил Марк, прожигая меня взглядом. Его глаза горели так, что даже в тусклом свете ночника я видела их дьявольский свет.
– Н-не знаю, – пролепетала я, пытаясь отодвинуться.
– Уговариваю тебя уйти с работы, конечно, – ответил Марк невозмутимо.
Я расширила глаза и почувствовала острую тяжесть в животе. Он же не собирается?..
– Ты спятил…
– Кажется, ты это уже говорила сегодня.
Молодой человек приблизил свое лицо ко мне так, что мы едва не коснулись губами. Сопротивляясь, я все же невольно вдохнула его потрясающий запах.
– Пообещай, что больше ни дня там не проработаешь, – сказал Марк, пронзая меня взглядом.
– Нет, – я упрямо замотала головой.
Конечно же, я буду работать.
– Что ж, ты сама напросилась, – сказал мужчина и, обхватив мое лицо руками, яростно впился мне в губы.
Можете мне поверить – я вырывалась. Лупила его руками по спине, рычала, вонзаясь ногтями в его твердые, словно окаменевшие, плечи, но мои жалкие потуги, похоже, только раздразнивали его. Марк целовал меня так, что я стала забывать свое имя, свою семью и любые упоминания о целомудрии, привитом мне матерью с малых лет.
Я не могла ему противиться.
В конце концов я плюнула на все отговорки и запреты, даже наступила на горло собственной гордости и позволила, я позволила Марку терзать мои губы в беспорядочном завихрении дрожи и всхлипов. Отпустив грохот назойливых мыслей, беспрестанно давящих на макушку, я смогла насладиться разлившимся по всему телу приятным теплом, я будто погружалась в горячую, полную мягкой пены ванну.
Мужчина отстранился от меня. Пересохшее, надрывно-болезненное горло саднило, мне отчаянно хотелось сглотнуть, но рот словно бы онемел. Легкие жгло как после кросса на короткую дистанцию.
– Ты уволишься завтра с работы? – спросил Марк, тяжело дыша.
Я медленно покачала головой.
Некоторое время мы сверлили друг друга глазами, словно бы соревнуясь в упрямстве.
Карие и серо-синие.
Дьявольский пожар и ледяное упрямство.
Только через минуту я с ужасом поняла, что Марк не собирается сдавать ход назад – его зрачки неестественно увеличились, дыхание стало шумным и порывистым, а взгляд не спеша блуждал по моему лицу, то и дело задерживаясь на особо понравившихся ему участках. Я отчетливо ощутила колкую пульсацию в районе губ.
Мужчина склонил голову налево, его потемневшие глаза алчно блеснули. Казалось, будто в него вселилась дьявольская сущность, которая, не зная милосердия, добьется своего.
– Марк, послушай…
Я не закончила свою мысль – попросту не успела. Мужчина начал уверенно расстегивать мою ночную рубашку.
– Стой, подожди, – сказала я, сжимая тонкую ткань в районе груди.
– Мы… – пролепетала я, заливаясь краской. Мой взгляд беспокойно метался по подбородку мужчины – поднять глаза выше у меня не хватало духу. – Ты, вроде, не хотел торопиться.
Марк посмотрел на меня подняв брови.
– Хочешь сказать, ты изменила свое решение? В пятницу был твой последний рабочий день?
– Боже, нет, – я вздохнула и закатила глаза.
Марк тут же попытался разжать мне руки. Я напрягла костяшки пальцев так, что почувствовала парализующую боль в стиснутых до предела запястьях. А Марк тем временем, усмехаясь, целовал мои оголившиеся плечи.
– Слушай, это не самый лучший способ решать разногласия, – попыталась объяснить ему я.
– Лучший, – не согласился со мной Марк. – К тому же, самый древний.
Досадливо выдохнув, я вдруг ощутила, как Марк, едва касаясь, провел ладонью по моей груди. Он задержался на сосках, проступающих сквозь молочную ткань рубашки, и слегка надавил на твердые бугорки. Застигнутая врасплох, я ахнула. В ту же секунду мужчина, не отрывая рук от возбужденной кожи, приподнялся и заскользил губами по моему подбородку. И снова я дала слабину своим чувствам: опрокинула голову назад, подставляя шею его жарким губам. Рук, намертво сжимавших сорочку, я по-прежнему не размыкала.
Большим пальцем правой руки Марк оттянул вниз мою нижнюю губу, едва ощутимо проводя по ней подушечками пальцев. Я прикрыла глаза, с моих губ сорвался тихий стон. Марк усмехнулся.
Радуйся, радуйся… Я проиграла битву, но не войну. А потом, словно в отместку за мое затяжное упрямство, мужчина накрыл мой рот поцелуем.
Он начал целовать меня в каком-то чувственном порыве, зарываясь мне в волосы и отдавая часть самого себя. У меня возникло ощущение, будто он забыл о нашем споре и неразрешенном конфликте, будто он поставил себе непоколебимую цель, единственный смысл которой заключался в том, чтобы впитать в себя как можно больше моего запаха и вкуса, запомнить каждый изгиб и углубление, вырвать из меня как можно больше стонов и криков и только потом, как бы невзначай, добиться желаемого. Я потянулась навстречу его губам, вдыхая его запах и наслаждаясь каждым движением его рук и губ.
Одними кончиками пальцев мужчина медленно провел по внутренней стороне моей руки, оголенной по локоть. Наверное, он ненароком задел особо чувствительное место, наверное, иначе бы я не зашлась в протяжном стоне, благодаря которому у мужчины обнажились нервные окончания, а на руках, обнимающих меня за талию, дыбом встали короткие волоски.
Я притянулась еще ближе, второй кожей прижимаясь к его дышащей жаром груди. Стук наших сердец слился в одну ритмичную дробь. Почувствовав скользящий по губам язык, я потянулась ему навстречу, переплетая наши души в кипучем танце вожделения.
Вступив в игру, я решила быть беспощадной.
Усмехаясь про себя, я сильно прикусила губу мужчины и отпустила только тогда, когда почувствовала металлический привкус на кончике языка. Капли его крови заполнили мой рот, придавая поцелую новые ощущения.
Кисловато-соленые, жгуче-пикантные.
Как щепотка имбиря в классический зеленый чай.
Возбужденно дыша, я, не сдерживая усмешки, стала ждать реакции. К моему разочарованию, Марка моя маленькая проказа только разгорячила. Он с жадностью впитывал, вылизывал распахнутый навстречу ему рот, заставляя мое тело требовать большего, и когда во второй раз мужчина коснулся моей груди, неожиданно для себя я потеряла контроль: пальцы рук ослабили хватку – совсем немного, но для Марка этого было достаточно.
Он с нетерпением разжал мои сцепленные пальцы, сжав в кулаке помятую ткань сорочки. Я сразу же растерялась, утратила весь свой пыл.
Вот дерьмо…
Подняв на него глаза, я с ужасом ожидала расплаты. А он ничего и не говорил, только взгляд как бы спрашивал: «Ну что, веснушка? Что ты теперь скажешь?»
Я упрямо покачала головой. Марк улыбнулся, его забавляла эта рассчитанная на мою слабость игра. Он чувствовал свою власть надо мной, и это будоражило, возбуждало его сознание и тело не меньше, чем сам процесс игры.
Я не отводила взгляда, пока мужчина неторопливо стягивал с меня рубашку и наблюдал, как она ниспадает на помятые простыни. Пару секунд – и я, обнаженная, словно невольная наложница, сидела перед ним на коленях.
Облизнув пересохшие губы, я заставила себя не отводить взгляда. Не буду скрывать, мне нравилось смотреть на выражение его лица и ловить тот особый огонек, когда девушка понимает: она – не наложница, она – госпожа, и это она имеет над своим господином неограниченную власть.
Прикрывая глаза, Марк наклонил голову и прикусил тонкую кожу сбоку от шеи – легонько, словно укус комара, затем покрыл мелкими поцелуями дрожавшие плечи, провел шершавым языком по ключице. Двигаясь по кругу, разнеживая мою кожу, окутывая ее своим пленительным запахом, овладевая ею дюйм за дюймом, он с каждым плавным, округлым движением изведывал все больше участков моего тела – надавливая, кусая, опьяняя, все дальше и дальше уводя меня за собой в свой темный, сумрачно-сладострастный мир.
Когда его язычок коснулся моего соска, из моего горла вырвался невольный стон. Я прикусила губу, клянясь, что больше с меня не сорвется ни звука. Пусть думает, что меня это не заводит, говорила себе я, втягивая живот и вытягиваясь ему навстречу. Я корила себя за то, что Марку удалось запорошить мне глаза и что я, позабыв об опасности, открыла ему доступ к одной из самых интимных частей своего тела.
Прошло всего несколько секунд, и я не сдержала своего обещания – когда Марк, лаская грудь, начал решительно двигать руку к низу живота, я, отмахнувшись от воздвигнутых в голове границ, разрезала душный воздух спальни громким стоном.
Я слышала его победоносную усмешку, но в тот момент мне уже было наплевать. Имели значение только его губы на моей груди и дорожки поцелуев, которые он прокладывал к центру живота, спускаясь всё ниже и ниже…
Внезапно мужчина, не переставая целовать мое тело, навис надо мной и мягко прижал к кровати. Лежа на постели в одних бежевых трусиках, я удивлялась, что не чувствую стесненности, в голове не горит красным светом лампочка «ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ, ПОВТОРЯЮ ОПАСНОСТЬ!», а руки стыдливо не закрывают тело, на которое Марк смотрел чуть ли не как на божество.
– У тебя красивая грудь, – шепнул он мне, целуя разгоряченную кожу.
Я хотела ответить, но смогла только пробормотать что-то невнятное.
– Ты бросишь работу? – отрывая губы от моего пупка, спросил Марк.
– Н-нет, – дрогнувшим голосом ответила я.
– Прекрасно.
Неожиданно Марк раздвинул мне колени. Я попыталась свести их вместе, но мужчина присел рядом и крепко, словно натянув тетиву, удерживал мои бедра разведенными.
– Ты же не…
Замерев, я смиренно затихла. Марк поддел резинку моих трусиков и пальцами скользнул внутрь. Я ахнула. Всего миг – и мое нижнее белье было откинуто куда-то за пределы кровати. Руки мужчины знали, что делать, и всего через несколько минут, задвинув все приличия куда подальше, я уже заходилась в бессвязных, наполненных лихорадочным бредом стонах и криках.
Ощутив его язык там, я, задыхаясь, выгнулась ему навстречу. Когда же Марк дотронулся губами до клитора, я совсем потеряла голову. Видимо, достаточно сильно, потому что ему пришлось зажать мне рот рукой – я стала выдавать лишь приглушенные выдохи и глухие всхлипы.
Когда мужчина начал языком выводить полукруги, от его плавных, методичных движений, от тягучей, точно мед, медлительности, с которой он ласкал мою оголенную кожу, меня затрясло так сильно, словно бы я раз за разом получала разряды молний. Он, словно орел, часами круживший над жертвой, прежде чем стрелой броситься вниз, дразнил меня, постепенно доводя до точки наивысшего наслаждения. Я чувствовала сильное жжение внизу живота – я догадалась, что совсем скоро меня настигнет первый в жизни оргазм.
Внезапно Марк отстранился. От дикого, пронизывающего каждый нерв желания я сжала кулаки.
Какого черта?
Мне нужна была разрядка, и я ненавидела и одновременно любила эту ноющую, томительную необходимость.
– Соф, – голос мужчины был сиплым, будто он вдруг подхватил простуду, – ты уйдешь с работы?
В голове была пустота. Работа? О чем это он? Я стиснула брови, прогоняя пелену с глаз, а потом почувствовала, как негодование волнами разлилось по векам. Я буду еще упрямей, сказал он мне, прежде чем приступить к своей грязной игре. Чертов шантажист, я не доставлю ему такого удовольствия.
– Нет, – сказала я упрямо. – У тебя ничего не выйдет.
Марк ухмыльнулся (который раз за ночь!) и легонько провел языком по внутренней поверхности бедра.
– Уверена? – хрипло спросил мужчина, приникая к моему лону, продолжая разжигать во мне темный – очень темный, опасный огонь.
– Я… Пожалуйста, Марк, пожалуйста…
Как быстро я сдалась! Готова была просить, умолять, выпрашивать, преклоняться – что угодно, лишь бы снова ощутить его бесстыдные губы и язык там, между раскрытых для него ног.
– Скажи мне, Соф. Ответь.
Марк, еле сдерживая себя, замедлил темп.
– Ты уйдешь, уйдешь с треклянной работы?
Он мучительно-медленно провел языком по промежности, и я, трясясь от охватившего меня возбуждения, залепетала:
– Да, да, только, пожалуйста… Марк, пожалуйста, – я бормотала какие-то бессвязные слова.
– Ты уйдешь с работы и не будешь искать ничего нового, так? – уточнил он, останавливаясь.
Я отчаянно взвыла, когда его пальцы скользнули глубже, а потом снова отпрянули, оставив за собой раздражающую нервы прохладу.
– Да, о боже, да, да… Пожалуйста!
Услышав мои слова, Марк без промедления накрыл губами разгоряченную кожу и стал быстрыми, отрывистыми движениями обволакивать ноющую от желания плоть.
Выгибаясь в пояснице, я потянулась навстречу его жарким губам, однако мужчина с силой прижал меня к кровати, вонзаясь подушечками пальцев в распахнутые перед ним бедра (перед ним, для него, ради него).
– Ох, Марк… еще, еще!
Мысли сумбурно проносились в моей голове, я всхлипывала, заходясь в дрожи от желания, изнывая от его жгучих прикосновений губ и языка.
Когда он начал вырисовывать там витиеватые линии, то жарко целуя, то резко отрываясь, охлаждая колебаниями воздуха горячую плоть, в одну из таких бодрящих остановок я вскрикнула. Тело содроглось, получая долгожданный нервный разряд, мышечные спазмы безостановочно сотрясали низ живота.
Первый раз, как и первый глоток вина, врезался в память лезвием ножа. Я помню необычное чувство легкости и приятной истомы – опьяняющей, одурманивающей, одуряющей своим первозданным сладким огнем.
Марк отстранился и подождал, пока я восстановлю дыхание – я все еще дышала рвано и прерывисто. Когда в груди прекратило жечь и я перестала ощущать себя так, будто меня искусали десятки голодных жалящих ос, мужчина провел рукой по моему мокрому, вспотевшему лицу. Он заправил влажную прядь волос за ухо, его лицо освещала самодовольная улыбка.
– Как ощущения?
Оглушенная, я покачала головой.
Марк, совершенно правильно растолковав мое молчание, сбросил с себя брюки и футболку, мерцающий свет тенями заиграл на его рельефных мышцах. Он лег со мной рядом, укрывая нас обоих легким одеялом. Прижавшись к его груди, я уткнулась мужчине в плечо, закрывая глаза.
Я еще успела подумать, что счастлива так, как никогда не могла мечтать, прежде чем провалилась в глубокий сон без сновидений.
Глава 9
Очень скоро предрассветная заря ненавязчиво дотронулась до моего оголившегося плеча, возвращая меня из сладкой дремы обратно в постель. Я разлепила глаза и увидела лежавшего рядом со мной Марка. На губах молодого человека играла легкая улыбка, а в глазах таилось что-то такое, о чем я не хотела знать.
– Доброе утро.
Завидев румянец, окрасивший мои щеки, мужчина улыбнулся еще шире.
– Доброе, – ответила я, щурясь от яркого света и прикрывая глаза краем простыни.
Марк проследил за моей рукой, натягивающей повыше одеяло, и я – картинки из какого-нибудь фильма, в котором я и не думала когда-нибудь сняться – вспомнила подробности вчерашней ночи. Ночная сорочка, головокружительный оргазм, обещание уйти с работы… Что это вообще было?
– Выспалась? – спросил мужчина, наблюдая за выражением моего лица.
Учащенно заморгав, я кивнула. Что-то вертелось в моем сонном мозгу, цепляло сознание, что-то важное, что…
– Ох, черт! – я резко дернулась. – Который сейчас час?
Марк заглянул мне за плечо.
– Половина восьмого.
– Ох… – я выдохнула. – Тебе нужно срочно уходить. Мать обещала прийти за мной в восемь, но черт ее знает, может, заявится и пораньше.
– Успокойся, еще есть уйма времени, – сказал Марк, беря что-то с тумбочки. – На, взбодрись.
Он подал мне кружку горячего кофе.
– Сварил на кухне, – пояснил мужчина на мой вопросительный взгляд.
Я поперхнулась.
– Ты спятил? Тебя же могли увидеть!
– И почти что увидели, – невозмутимо кивнул мужчина. – Твоя мать заходила в ванную, когда я подымался по лестнице. Еще бы немного, и я бы столкнулся с ней в коридоре, – Марк усмехнулся. – Представляешь, что было бы, если бы она меня увидела?
– Она бы вначале пошла прибить меня, а потом долго бы пытала тебя в нашем подвале, – совершенно серьезно ответила я.
– Может, меня бы она и помучила немного, но тебя бы она и пальцем не тронула.
– Это почему же?
– Потому что я никому не позволю обидеть мою девушку.
Ух-х ты. Застыв, я ошеломленно подняла глаза. Марк улыбнулся, а потом поцеловал меня в губы, заглушая удивленный выдох и любые протесты с моей стороны.
По правде говоря, я и не думала сопротивляться.
Ощутив на губах Марка привкус горького кофе, так горячо мною любимого, я углубила поцелуй, но молодой человек очень скоро его прервал.
– М-м… У нас и правда осталось немного времени.
Я кивнула, облизывая искусанные, истерзанные ночным противостоянием губы.
– Нам нужно кое о чем договориться прежде, чем я уйду.
Я, замерев, поелозила ладони друг о друга. Марк уже успел надеть брюки и теперь подымал свою футболку с темно-бордового ковра.
– Ты пей, – он бросил на меня быстрый взгляд. – Пей и слушай.
Я сделала всё в точности, как он сказал: пила обжигающий кофе и слушала торопливую речь мужчины.
Марк не стал уточнять мое решение по поводу увольнения – он просто взял за факт, что с сегодняшнего дня я перестаю работать в «Счастье рядом».
– Сегодня ты скажешь о своем решении родителям. Сделай это обязательно сегодня и не тяни с этим. Просто одним махом разруби этот гордиев узел и дело с концом.
О, да. Это же так просто.
Когда Марк посоветовал мне рассказать матери и о том, что у меня есть молодой человек, я рассмеялась.
– Что смешного? – нахмурился Марк.
– Сказать ей, что я встречаюсь с тобой? – я засмеялась еще сильнее. – Ты же подлец, похититель молодых девушек, забыл?
– Соф, твоя мать не такое чудовище, как ты думаешь. Слушай…
Он еще много чего говорил, но я только качала головой и усмехалась.
– Всё получится. Несмотря ни на что, она, как и любая мама в мире, желает тебе счастья.
Покачав головой, я обняла себя за плечи. Посмотрела в окно.
Сквозь утренний туман темнели, точно проявляющаяся в химическом растворе пленка, верхушки раскачивающихся лип. Конечно же, Марк прав. Нам давно с ней нужно было поговорить. Только вот сделать это намного сложнее, чем просто рассуждать об этом.
– В любом случае, – сказал Марк, присаживаясь рядом, – я с тобой. И тебе нечего бояться…
Он вдруг замолчал. Я услышала доносящиеся шаги за дверью и затихла, как будто это могло спасти нас. Марк потянулся к часам.
– Без одной восемь, – шепнул он мне, выругнувшись.
Я подавила стон. Мужчина в один присест встал на ноги и обул кожаные ботинки. Быстрее молнии Марк долетел до окна. Я присела на постели и обвела комнату паническим взглядом, ища следы пребывания мужчины в спальне.
Мать подошла к двери, и я уже слышала тревожный звон ключей. В эту секунду Марк, умудряясь практически не издавать лишнего шума, одним прыжком перелез через подоконник, подмигнул мне и скрылся в предрассветных красках. Я услышала, как поворачивается ключ в замке, и только тогда, посмотрев на ковер, с ужасом увидела лежащие рядом с кроватью трусики.
Вот же дерьмо.
Резко дернувшись, я схватила с ковра обличающий компромат и сжала его в руках. В этот момент дверь скрипнула и на пороге показалась моя мать.
Я успела лечь в постель и почти успела натянуть одеяло до самого горла. Когда мать вошла в комнату, мое сердце бешено колотилось и я делала все возможное, чтобы не покраснеть еще сильнее и тем самым не дать волю материнской фантазии, которая в последнее время во всем, что касалось меня, искала тревожные звоночки.
Женщина обвела комнату въедливым взглядом. Она подметила всё: открытое окно, остатки имбирного печенья на столе, пустое ведро и даже валяющуюся около кровати ночную рубашку.
– Доброе утро, – я нацепила на лицо радостную улыбку, словно была несказанно счастлива видеть ее в восемь утра в дверях своей комнаты.
Мать не ответила мне. Она подошла к раскрытому настежь окну, заглянула во двор. Я мысленно взмолилась о том, чтобы Марк успел оттащить лестницу в сарай.
Видимо, не заметив ничего необычного, женщина повернулась ко мне. Ее пальцы барабанили по подоконнику, брови приподнялись, словно две стоящие друг против друга сторожевые башни.
– Решила освежиться? – спросила мать, кивая на распахнутое окно.
– Мне было душно.
– И сорочку ты тоже из-за этого сняла? – она кивнула на мятую рубашку, бесформенной грудой скомканную у моих ног. – Из-за того, что тебе было душно?
Ее слова были пропитаны ядом. Она, точно ищейка, разнюхивала все вокруг, сама не понимая того, что она надеется найти в спальне своей девятнадцатилетней дочери утром в понедельник.
Вот она, та самая свобода, Соф.
Я с ужасом поняла, что мне стало нечем дышать, будто ее появление в комнате разредило воздух, уменьшив содержание кислорода как минимум вдвое. Страх намертво сковал мои внутренности.
– Что же ты такого делала, что тебе стало душно, а? Чем можно таким заниматься, что становится жарко в одной легкой сорочке под одним тоненьким покрывалом?
Мать всё наступала, а я, полностью голая, молча тряслась под одеялом, сжимая в руках влажную ткань нижнего белья. Она медленно подходила ко мне, я готовилась к худшему. Потом я увидела такое, отчего мне стало еще хуже. Мои ладони сразу же вспотели, и я подумала, что все происходящее – один большой кошмар.
На полу, причудливо изломанная, лежала веточка сирени – та самая, которую вчера подарил мне Марк без пяти двенадцать. Сирень лежала, наполовину скрытая тенью покрывала – из-под ткани проглядывали еще свежие, неувядшие лепестки. Увидь мать ее – и не пройдет и минуты, как она сразу же обо всем догадается! У нас во дворе сирень не росла, мать видела, что вчера с прогулки я вернулась с пустыми руками, а на ночь она заперла меня в комнате. Розовым цветкам попросту неоткуда здесь взяться. Мать сложит два плюс два: открытое окно, ночную рубашку, ветку сирени и вывод, к которому она придет, ей не понравится. Этого ни за что нельзя допустить.
Останови ее, Соф! Дай отпор, вспомни, что говорил тебе Марк: «Ты должна быть решительной. Не бойся, ничего не бойся».
– Я спала, – сказала я, вздергивая подбородок.
– Что?
– Я спала, когда мне стало душно. Проснулась и открыла окно.
– Хм, – она остановилась, не дойдя до кровати каких-то пару шагов. Тон моего голоса явно сбил ее с толку.
– И вообще… – я скосила глаза на часы, – мне нужно собираться.
– Собираться? Ах, да. На работу.
Она медленно шагнула назад, к двери. Ветка сирени осталась лежать незамеченной, ее лепестки бесстыдно подзадоривали меня своим все еще свежим переливом.
– Завтрак через десять минут, – бросила мне мать, все с тем же подозрением цепляясь взглядом за вещи в комнате.
Напоследок оглядев комнату, женщина вышла из спальни. Я испустила облегченный вздох и откинула голову на подушки. Наконец-то я осталась одна.
Довольно долго я пролежала, закрыв лицо руками. Щеки покалывало, словно я стояла рядом с разгоряченной печью. Вчерашняя ночь… была самым настоящим безумием, но в то же время она – самое прекрасное, что случалось со мной когда-либо.
Боже, Марк, что ты делаешь со мной? Я вспомнила свои ощущения: было такое чувство, будто я резко опьянела – в один чудесный миг мне стало до ужаса легко и приятно.
Покачав головой, я решила вставать. Я откинула одеяло в сторону, подошла к огромному зеркалу во весь рост, и, набравшись смелости, подняла глаза. На меня смотрела растрепанная девушка с пылающими щеками и крохотными синячками, рассыпанными по коже чуть выше колен – точь-в-точь ягоды черники в тарелке с молоком. Я подошла ближе, убрала волосы с лица. На шее красовались яркие засосы размером с дольку лимона.
Господи боже!
Ну ладно, Соф. Невелика беда – пару синяков на теле.
Стараясь дышать поглубже, я направилась к шкафу, нашла там махровый халат, надела его и, кожей ощутив родную мягкую ткань, сразу же почувствовала себя более уверенно. Потом я стянула с кровати всё постельное белье (на одной из наволочек все еще сохранялся запах Марка), связала его в узел, убрала пустые бутылки со стола и подошла к ветке сирени – вещицы, из-за которой у меня могли были быть большие неприятности. Подняв склонившиеся стебельки, я решила засушить их. Открыла первую попавшуюся книгу и аккуратно положила цветы между страниц. Улыбка сама, без моего ведома, заиграла на моих губах.
Подойдя к дверной щели, я оглянулась, скользнув взглядом по голой, словно после набега варвар, постели, по «Большим надеждам», и решительно открыла дверь. Я была готова вывести отношения с матерью на новый уровень.
