SVO
Без чувств, без эмоций, выжить
«Когда вечер пятницы хуже, чем утро понедельника»
– Алло? – Олег позвонил в восемь утра.
– Скажи, как зовут нашу красотку?
– Какую?
– Такую! – Выпалил он. – Твою якобы сестру.
– Настя. – Сев в кровати, заметил торчащий затылок рядом. Студент, совсем обнаглел и этот вопрос нужно срочно решать. Вечером его не было, он пришёл среди ночи. Что за чёрт!
– Уже, хорошо. Василина, это кто?
– Кто? Василина?
– Да, Василина, это кто? – Рычал он. Чуть было не ответил шуткой про пальто, но сдержался, слишком уж гневным был его голос.
– Одна из актрис. Самая… колоритная.
– Колоритная.
– Крупная.
– Эта? С косой?
– Она.
– Собери всех через час в холе, шум пока не поднимай.
– Что случилось?
– Беременна эта дама с косой.
На этом мои слова иссякли.
Через сорок минут все уже были в холле, там, где входная дверь.
Мы молча ждали Олега, я выпил уже вторую кружку кофе.
– Василина, это правда? – Спросил он, словно знал, к кому обращается, а не выяснял это час назад.
– Что правда? Вы о чём? – Ольга не могла сдержаться, влезая в и без того тяжёлый разговор.
Василина пожимает плечами.
– Какой срок? – Выпалил продюсер и все хором ахнули словно отрепетированные хористы.
– Беременности, – буркнула Настя, явно не выспавшаяся, отчего была ещё более саркастичная.
– Может, сифилиса, – хихикнула рыжая, окинув взглядом присутствующих в поисках поддержки.
– Ты в уме? – Настя усмехнулась. – Сама, что ли, принесла?
– Молчим всё. – Пришлось вмешаться в этот процесс. Хотя не хотелось. – Олег, срок чего? Поясните, пожалуйста.
– Пусть сама скажет.
– Беременность, – выдохнула Василина, окропив пунцовые щёки слезами.
– Кто-то из нас? – Почти проскулил кто-то из мужской части «населения».
Все заметно занервничали.
– Какой срок? – Спросил Сергей, поглаживая её по плечу.
– Не знаю, – всхлипнула. – Думаю четвёртый.
– Из вас никто. – Было искренне жаль её. Про таких говорят, что она магнит для неприятностей.
– Не вовремя, так не вовремя. – Василина шмыгала носом, растирая всё по лицу. – Даже денег нет рожать здесь.
– Когда ты узнала? Ты пила таблетки? Мы сразу предупреждали всех девушек, чтобы вы пили таблетки.
– Да, я и не была уверена… – Промямлила она, – надеялась, что нет.
– Нет, чего? Беременности?
– Да, – шмыгнула она, растирая слёзы.
– Ты не проверял их? – Возмущался Олег.
– Я что гинеколог. У каждого спрашивали результаты, все были со справками. Мы на беременность не смотрели.
– Чем ты думала? – Запыхтел продюсер с одной стороны.
– Денег нужно заработать. Как потом жить? Кто нас кормить будет? – Причитала она с другой.
Её рыдания перерастали в истерику, пришлось выдворить всех из холла и обсуждать с Олегом судьбу незадачливо девахи.
Помедлив, повозмущавшись, он присел с ней рядом на диван. Проявил верх человечности, стал уговаривать, что это не конец и не проблема, но выпроводив её на кухню, твёрдо заявил:
– Выплати ей расчёт без удержания, но завтра чтобы она уже ушла. – Он изменился в секунду. Вот, оно управленческое лицемерие. Щепетильно с улыбкой, убаюкивать льстивыми словами, что всё решится, всё будет хорошо, а после вышвырнуть.
– На, – протянул зелёную тысячную купюру из портмоне. – Дай, ей бонус.
За прошлый период ей причиталось шестьсот евро, плюс тысяч от Олега, плюс добавил ещё три из того конверта, и такую же тысячу, как и продюсер, я вынул из собственных денег.
Никак не мог преодолеть рубеж того, что конверт и содержимое внутри него, принадлежит полностью мне.
Предстоял разговор с девушкой.
Василина успокоилась, насколько могла и хотя бы уже не всхлипывала. Выложив её расчёт и те дополнительные бонусы, что мы приготовили, ожидал хоть какой-то благодарности, но снова посыпались причитания.
«Как я», «Что я», «боже», «что делать».
– Василина, берёшь деньги и начинаешь жить. Виза у тебя до какого времени?
– На год.
– Это время на год. А дней сколько?
– Год.
Конечно, же дней у неё было по стандарту девяносто. То есть устроиться на работу она не могла, а если бы и устроилась, то до появления живота.
– У тебя только один вариант. Разыграть потерю памяти. Документы спрячь так, чтобы потом найти, и рожай, родишь в Европе, считай, получишь ВНЖ, ну, а там на что мозгов хватит. Она опять разразилась слезами.
– Перестань рыдать, это уже раздражает.
И она словно по команде стихла, размазала остатки влаги по лицу рукавом.
– Ты легально можешь ещё два месяца быть здесь, поезжай в Швейцарию или Италию, куда-нибудь к воде, там, где много туристов. Там явно будет работа, потом уедешь в мелкий город, прикинешься, что упала и потеряла память, ну либо домой, к мамке под крыло.
– Поняла.
– Я даже не знаю, как тебе сейчас в больницу ходить здесь.
– Я тоже.
На том и расстались, что она пока проведёт несколько дней в Вене, потом решит, что ей делать, а мы продолжили жить все этой коммуной минус один человек.
Этот случай явно оторвал наше внимание от француза, но план уже был готов. Лишь небольшая передышка с беременностью отсрочила приговор, дав время, всё взвесить. И, прежде чем пойти ва-банк, я решил всё перепроверить.
С Альфредом мы встретились не в отеле, а в небольшом пабе по соседству. Очаровательные глиняные миски, покрытые треснувшей лазурью, деревянные подставки и сервировочные атрибуты. За последние три мясца ужинов в компании Олега, в выхолощенных до скрипа ресторанах, уже заперло меня в кокон, что другого в Вене и быть не может. Но здесь было уютно, словно ты сбежал с официальных мероприятий и закрылся в небольшой деревушке, где можно есть руками, облизывать пальцы и говорить, не задумываясь о том, что говоришь с набитым ртом. В принципе Альфред так и делал. Нет, он не облизывал пальцы, но он болтал, жуя кусок стейка.
– Мне нужно отследить одного человека и удостовериться в том, что это он. Но я не знаю как.
– Кто он? – Он закинул порцию картофельного салата, прямо перед тем, как спросил.
– Тот самый.
Мы скрестили взгляды и помолчав, Альфред осмотрелся вокруг, но в радиусе десяти метров никого не было, по сути, были только мы, бармен, он же официант и какой-то мужик смотрел спортивную трансляцию сидя за стойкой бара.
– Ты можешь всё испортить?
– Я могу всё испортить, если не проверю.
– Хорошо. – Аппетит у парня явно пропал.
– Мне нужна твоя помощь.
Мы сидели молча с минуту не меньше.
– Ну, давай, давай, говори. – Замотал он руками, словно ветряная мельница под порывами ветра.
– Нужно узнать, в какой клуб он постоянно ходит. Я знаю, что ходит, но я не могу напрямую спросить источник в какой. Это будет проблемой. – Я не мог подобрать фразу на английской «чревато последствиями, пришлось заменить на «это будет проблемой».
– Я не клубный завсегдатай. – Не уверен, что правильно понял его фразу.
– Мы можем отследить по счетам одного из тех, кто с ним регулярно встречается именно так. – я многозначительно посмотрел прямо в глаза хакеру.
Мартин как-то проговорился, что они с французом часто сопровождают нашего инвестора на тусовки. Точнее, дословно: «мы вместе зависаем по выходным». Олег натолкнул меня на мысли о том, что должно быть, они делают это в специфичных заведениях. Но Олег платит всегда сам, а эти?
Ответ пришёл двумя днями позже. Мы встретились в саду возле дворца, там, где цветут гибриды роз. Обычно вечером там много парочек, но в восемь утра мы были вдвоём и с бумажными пакетами фастфуда.
– С тебя причитается?
– Что?
– Потом решим, – подмигнул он, впиваясь в бургер зубами хищной хваткой. – По счетам отследить не удалось, твои друзья ничего не оплачивали, кроме… Такси! Я проверил, что такси они заказывают стабильно в пятницу и субботу из одного и того же места стабильно в другое. Так каждые выходные.
– Куда?
– Специфичное местечко. – усмехнулся хакер, обнажив свои по-детски привлекательные ямочки на щеках. – Вот адрес.
Забив адрес в поисковике, конечно же, всё выстраивалось в логичную цепочку. Гей клуб. Пятница, сегодня среда. Два дня.
– Только не говори о том, что ты планируешь туда пойти.
– Я не говорю.
– Но пойдёшь.
– Но пойду.
– Это рискованно.
– Рискованно это, если мы завершим дело и продадим… И реализуем… и сделаем дело не проверив. – Мы договорились не обсуждать ничего, в рискованных местах, а пока что все места были рискованными.
Мы молчали какое-то время, потом он выдохнул, сказав, что в пятницу встречаемся в его номере и идём вместе, одного он меня отпустить не может. Звучало, это забавно.
Накладка была в том, что Олег затребовал нашего выхода в пятницу. Пришлось сослаться на проблемы с кишечником, потому что проблемы с желудком были явно для него не фатальной проблемой. А вот обосраться в клубе явно было бы неприлично.
«Четвертая встреча»
Альфред в этот раз не стал меня затаскивать в душ, но заставил переодеться в халат. Ощупав всё, что скрывали узкие плавки, не из-за сексуальных желаний, а от всё той же паранойи. Вроде бы успокоился.
– Мы уже встречаемся в четвёртый раз, а ты всё в шпионов играешь. – Пришлось улыбнуться, в попытке смягчив сорвавшийся упрёк.
– Ну, четыре, это же не юбилей. Знаешь, что по статистике пятое свидание решающее.
– Решающее?
– Да, если у пары прошло пять свиданий, они остаются вместе.
– Выходит, после следующей нашей встречи, мы навсегда останемся вместе? – Не сдержался от сарказма.
– Знаешь, куда мы сегодня идём? – Ухмыльнулся Альфред, потерев небритую щеку.
– В общих чертах, да. – Выдавил по словам.
– В общих чертах… – Повторил он, и начал копошится в громадной спортивной сумке. Подобные используют спортсмены-горнолыжники или гребцы, он же в ней хранил вещи.
Возможно, в первую или ещё во вторую встречу, я бы запаниковал, но мягкий Альфред с крупными кудрями, уставшим взглядом и романтичными повадками, явно был не про маньяка.
В руках появился всего лишь ноутбук, требующий, как оказалось, зарядки.
– Смотри.
– Гей – клуб.
– Да, – он аж зарделся от удовольствия шокировать, но я прекрасно, знаю пристрастия искомого субъекта и меня это абсолютно не удивило.
– Oh my god. What is it. I can not… – И я рассмеялся.
– Ок, всё хорошо. Может выпить? Ну, чтобы было легче.
Сегодня, Альфред был явно иным, как говорят русские, «он был не в себе».
Мини-бар был почти пуст, лишь пара банок пива и Перье.
– Нет, спасибо. – Отмахнулся от пива. Собственно, я и пить не хотел.
Он застучал по клавишам ноутбука, пролистывая страницы, меньше четверти часа и в дверь аккуратно постучали ровно и ритмично три раза.
Он метнулся к двери и вот ещё через пару минут, мы сидим на кровати с ногами, я в халате, он всё в тех же спортивных штанах Nike, которые у него либо единственные, либо их дюжина, и, кроме серых Nike в этом мире не существует. Пьём шампанское, листаем фото клуба.
Месяца назад, мне казалось, он хочет меня убить, сейчас же мы прямо давние друзья, болтающие под шампанское. Обсудили и нашу легенду, ну как легенду. Просто договорились, чтобы раствориться в толпе завсегдатаев, и для убедительности будем имитировать пару.
Такси пришло в десять тридцать, мне пришлось снова выходи́ть через чёрный ход с запасным ключом-картой. Мы были уже достаточно пьяны. Вот, оно опасное пренебрежение правилами «никакого алкоголя», тем более такого коварного, как шампанское. Это самый коварный напиток из алкоголя, всё хорошо, чуть пьянит, расслабляет, и вот ты расслабился и начинаешь болтать. Уж лучше тогда крепкий алкоголь, напился и говорить не можешь, а даже если говоришь, то этот бред никто и не воспринимает. Благо шампанское можно легко нейтрализовать бо́льшим объёмом воды и крепкого кофе. Хочу кофе, кофе. А рука соседа по сидению скользит по спине.
– Вхожу в роль, – шепнул оправдание на мой удивлённый взгляд под вскинутыми бровями, но руку не убрал.
Побывав в Лондонском клубе, хотя и без столько ограничительной направленности, но зато могу сравнить с московским заведением того же направления, так вот здесь всё было меньше, проще и тише.
Бармен начал пытаться строить диалог, как только мы присели за стойку и заказали Негрони и крепкий кофе.
– Давно вместе? – Опробовав говорить с нами на немецком, с лёгкостью перешёл на английский, которым владел явно в совершенстве.
– Три. – Крикнул Альфред.
– Года?
И Альфред кивнул. О таких подробностях мы явно не договаривались.
– Дени, твой кофе. – Толкает меня вбок. Ну, не клеилось в моём сознании обращение «Дени».
– Спасибо, дорого́й.
– Вы совсем не выпиваете? – Улыбается полуголый парень за стойкой. Ну, что за приставучий бармен.
– Мы давно путешествуем и уже перебор с алкоголем.
– Где были? – Отворачиваю взгляд от бармена, чтобы не нахамить.
– Много где. – Отмахнулся Альфред. – У нас медовый месяц.
– Вы же три года вместе?
Чувак, ты что дознаватель миграционной службы?
– Да, три года. – И тут Альфред умолк, деля глоток. Оказывается, пить ему особо нельзя. Он добрый оборотень. Выпивающие люди, это своеобразные алкогольные оборотни. Есть злые, те, что звереют и пытаются влезть в драку, а ещё есть добрые которые болтают без умолку и готовы снять последнюю рубашку. Так, вот Альфред добрый алко-оборотень.
– Три с половиной. Года. Вместе. Произношу отрывисто, не скрывая недовольства разговором, – но поженились три недели назад. Ещё неделю на Балканах и домой.
– А откуда вы? – Тут же выпалил бармен, а я чуть не выпалил:
А может, ты заткнёшься?
Но сдержался и выплюнул, одну из толерантных к гей бракам страну:
– Бельгия. – Кивнул Альфред.
– Брюссель?
– Брюгге.
Впрочем, я и знал лишь два города в Бельгии: Брюссель и Брюгге.
– Я был там. У вас потрясающие мидии. – Улыбнулся бармен.
– А ещё потрясающие парни. – И Альфред обнял меня за плечи.
– Двойной эспрессо, пожалуйста. – Кивнул бармену. И не припомнив, как представился Альфред, извернулся. – Пей дорого́й, впереди долгая ночь.
– Спасибо дорого́й.
Мы ушли от барной стойки и возвращались лишь по необходимости, то воды, то кофе, то тоник без виски.
К часу клуб был уже полон настолько, что даже дышать стало тяжело. Воздух был прямо раскалённым и густым, словно осязаемым. Помимо выпитого, мы ещё успели потанцевать, хотя после полуночи, это было скорее лёгкими вибрациями в толпе с ежесекундным столкновением. Но мы терпели и ждал.
Дождались.
Часы уже просигналили начало второго часа ночи. В клуб вошла небольшая группа, человек пять-шесть. Среди них было два взрослых мужчины и молодые мальчишки, которые хоть и держались весьма напыщенно, явно не переступили рубеж двадцати трёх лет, и социальный статус застрял где-то на уровне колледжа в лучшем случае.
– Это он. – Выдавил на русском, тут же ретировавшись, заговорил шёпотом и на английском. Альфред склонился ко мне и всматривался в толпу.
– Этот? Который в рубашке?
– Нет, в чёрном бархатном пиджаке.
Я не видел его больше двух лет, но узна́ю с той же точностью, как узна́ю собственное отражение в зеркале.
Группа расположилась за столиком на возвышении, явно обозревая лишь затылки. Вовремя поняв, что могу оказаться обнаруженным, отвернулся. Альфред то и дело передавал мне всё, что там происходило. После воды, кофе и тоника, парень совсем протрезвел, вернувшись к своему привычному образу.
– Мне кажется, ты ненавидишь его. – Шепнул он.
– Тебе не кажется.
– Он твой бывший?
– Нет.
– Он обидел тебя?
– Он наша цель. Это он. Это у него. – Я замолчал.
– Молчи. – В тот же момент зашипел он. – Я закажу выпить.
– Что-нибудь с абсентом.
– Алкоголь?
Кивнул.
Мы выпили по два бокала и уже вроде собирались уходить, когда наш «субъект», устремился, в нашу сторону. Вот он уже спустился по ступенькам и вступив на площадку, смотря под ноги. Он в трёх метрах от меня, мы почти на одной линии, словно в замедленной съёмке, я вижу, как он поднимает лицо. Мои бока больно сжимает, в моё лицо упирается чей-то лоб, я вижу глаза на расстоянии сантиметра, мои губы раздвигаются в настойчивом порыве, и язык соприкасается с языком. Альфред запрокидывает меня, нависая сверху. Что же он делает?
Всё это происходит секунды, которые объёмом растянулись в длительную схватку. Внутри всё бурлит и нарастает волной того самого невнятного жара. Это гнев? Это возбуждение? Это ненависть? Это удивление? Трудно разобрать эмоции. Просто борьба.
Когда он возвращает меня в вертикальное положение, кто-то улюлюкает рядом, кто-то ухмыляется и даже возмущается, а я вижу спину удаляющегося человека в чёрном бархатном пиджаке, не замечая того, что чей-то язык продолжает орудовать в моей ротовой полости.
– Что ты творишь? Альфред?
– А вдруг он тебя узнает? Я должен…
Теперь мне пришлось прибегнуть к тому же приёму, потому что «субъект» развернулся и махал рукой ожидающим его. Теперь наш поцелуй длился минут десять, потому что он то и дело оглядывался. Мило побеседовав с тем самым болтливым барменом, выкурил две сигареты и вооружившись больши́м бокалом бурого коктейля, скорее всего, Лонг-Айленд; он всегда любил крепкий алкоголь и примитивные напитки; мужик в бархатном пиджаке вернулся к своей компании. А за тем самым столом, куда он вернулся, уже сидел кучерявый. Не тот, что целовал меня всё это время, а тот, что режиссёр, француз, которого мы прозвали «кучерявый». Француз был один, его мальчишки не было. Что облегчало мне задачу. Оливер был таким алкашом, что порой едва ли различал предметы, не то, что уж лица.
Пришлось тянуть время. Опасно было выходи́ть прямо под взглядами этой компании. Посмотрев шоу трансвеститов под сплошь золотые хиты девяностых и нулевых, выпив ещё по коктейлю, мы всё же решились. Мы шли с Альфредом, прижимаясь к друг другу, явно переигрывая. Я бы точно со стороны не поверил в столь сильный любовный порыв.
Ничего не обсуждая и не говоря, мы вернулись в отель Альфреда и прикончив вторую бутылку шампанского под разговоры о мечтах, уснули уже, когда рассвет заползал на небо.
Утро субботы было ужасным. Вместо, солнца громыхал гром и ливень шёл стеной. Впервые в этом номере я самостоятельно и по собственной воле высвободился из одежды и принял душ, ощущая рефлекто́рную неприязнь именно к этому помещению, именно к этому пространству и даже к искусственной орхидее, стоя́щей напротив душевой, так что, стоя во весь рост, взгляд то и дело падал на этот цветок.
Не стесняясь, Альфред зашёл в душ рядом и принялся намыливать волосы шампунем.
Вчерашний день стал переломным в наших взаимоотношениях, не обсуждая мы договорились быть союзниками. Или недоверие, словно незримая стена, что была, между нами, вдруг рухнула. Выпив по чашке терпкого кофе и съев немного овсяной каши, договорились встретиться в следующую пятницу, с уже завершением нашего дела. Точнее, одного из наших дел! И тут он поцеловал меня в губы. Нет, это не был поцелуй как вчера, это не был сексуальный поцелуй, это было что-то ближе, когда друг хотел поцеловать в щеку и промахнулся. Хотя больше напоминало, поцелуй прощающихся супругов, у которых не было совместной сексуальной жизни лет так пять, а личная жизнь живот по канонам светской, со всеми условностями. Нежные поцелуи на прощание, пожатие рук и обязательная фраза: «милый, как у тебя дела? Как на работе?».
«Утро судного дня»
Такси в Вене сплошь Mersedes или я не умею вызывать Volkswagen? Доехав, на одном из Mersedes до парковки со своим авто, я переоделся в спортивный костюм, завернул в Аделаида, купил кофе и вернулся словно с трёхчасовой пробежки. Глотнув только два процента зарядки, телефон ожил шквалом СМС.
Олег – продюсер звонил вам.
Олег – продюсер звонил вам.
Олег – продюсер звонил вам.
Смс: Олег – продюсер «Срочно перезвони».
Заперев наглухо дверь и окно, сделав два громадных глотка кофе, выдохнул.
– Олег, звонил?
После некоторой заминки и слышного лязга то ли дверей, то ли окон:
– Звонил! С самого утра звонил, ты где? – Голос с требовательной интонацией, с глухим подавленным звучанием, когда звуки сдерживают от вскрика, выдавая псевдоравнодушие.
– Был на пробежке, телефон поставил на авиорежим, иначе не пробежка завершится не начавшись.
Думаю, хоть он и был уязвлён, но этот ответ его устроил, настолько, чтобы выдохнуть.
– Нужно что-то решать и срочно решать.
– Хотелось бы знать, что решать? Пока что пример пустой.
– Я про француза. – Он то ли выдохнул, то ли прошептал. Отделавшись какими-то размытыми фразами и очень обтекаемыми формулировками с длинными паузами, наконец Олег стал говорить чётко, внятно и откровенно. – Прости, не мог там говорить. Пришлось… В общем, с утра всех затребовал наш инвестор и стал предъявлять о том, что этому режиссёру не дают раскрыться, что мы ведём к саботажу, противимся идеям и всё в таком духе.
– Хочешь убрать кучерявого?
– Ты меня вообще слышал? Если мы убираем француза, то мы нарушаем условия. Там чётко прописано, что назначает и увольняет он. То есть инвестор. Мы лишимся всего. Понимаешь?
– Дай мне полчаса. Я перезвоню.
Пишу Альфреду:
«Привет, не спишь?»
«Уже скучаешь!»
«Очень».
«Я знаю».
«Мне нужны материалы по тому французу».
«Какие?»
«Всё!!!»
«Приезжай».
«Тридцать минут».
Невыносимо. Этот день словно липкая ириска, ждёшь, пытаешься, ничего не получается, нужно только терпеть и надеется, что всё получится.
Одно из правил, у меня всегда есть резервная бутылка вина, на те случаи, когда становится невыносимо, тяжело отравишь 1–2 бокалами зародившего виноград и внутри что-то стопорится. Вот, так и спиваются. Если ты допускаешь мысль о том, что можешь выпить немного слабого алкоголя, ты уже потенциальный алкоголик. Я потенциальный алкоголик. В комнате не оказалось стаканов, за исключением лишь того, что на полке в ванной для того, чтобы полоскать рот. Тщательно обмыв, наполнив до половины не успев сделать и глотка, дверь скрипнула попыткой открыть. Стук.
– Кто?
– Я?
– Это местоимение, а имя?
– Роман!
Выдохнув, открываю дверь.
– Что хотел?
Он застыл с дебильным напряжением лицевых мышц.
– Извини.
– Так, стой! Извини, ты. Принеси с кухни льда и можешь остаться в моей комнате, я всё равно ухожу.
Ступеньки загрохотали под его прыжками. И вот лёд плавает, позвякивая в бокале для полоскания рта, размешивая вино.
– Чтобы ты одел на роковой случай?
– На какой?
– Одержал победу… Ну, прямо над своим злейшим врагом. – Судя по моим же фразам, два глотка вина распечатали вчерашнее выпитое и подружились, кружа в хмельном порыве внутри моего организма.
– Одел бы спортивный костюм и взял биту.
– А если сексуально?
– Зачем?
– С мужем развожусь! – И подправил нецензурным словцом, придавая этой фразе комичности.
– Тогда нужно одеть что-нибудь развратное. – Усмехнулся студент, отложив книгу.
– Развратное? – Бокал был пуст, лишь три крупных куска льда бултыхались на дне. Долив ещё половину, решил, что на машине не поеду.
Отложив футболку, заменил на очень тонкий хлопковый свитшот тёмно-синего оттенка, влез в узкие светло-кремовые брюки и белые кроссовки на очень объёмной подошве.
– Пиджак одень. – Парень скорчил смешную гримасу.
– Зачем?
– Так не разводятся. Так мирятся. – Усмехнулся он, перелистнув страницу.
Переодел брюки на тёмно-сини и без стрелок. Моё лицо полыхало, в висках стучало. Я напился так сильно впервые за последние три-четыре года. В зеркале я выглядел нелепо. Как-то не пропорционально, несуразно, хотелось подправить лицо, голову, руки, тело, ноги. В общем, всё. Стало грустно. Взгляд со стороны, и вся шелуха опадает, оставив тебя вот так, обычно, грустно.
Я разглядывал своё отражение в зеркале шкафа, словно оно мне за что-то мстило, ведь внутри своих мыслей я был симпатичней, приятней, интересней, а здесь, всё очень… нелепо.
– Скажи, – между слов я закинул в себя остатки второй порции вина. – А вот я могу возбуждать? Ну, хоть… – и слова застряли в горле.
Парень отложил книгу на край кровати и внимательно посмотрев на меня, наверное, осознал мою собственную жалость к самому себе. Что мне хотелось сейчас? Ответа, да? Флирта, внимания? Хотелось отвернуться от зеркала, но жалкое существо смотрело на меня с такой ненавистью… А он взял моё лицо в руки, стал смотреть прямо в глаза. И всё моё напускное превосходство, весь этот директорский тон, стенобитное сопротивление рухнуло. Он тянулся лицом, а я рассмеялся. Второй день подряд, малознакомые люди пытаются меня целовать. И это мужчины. Я смеялся звонко, пьяным смехом.
– Фу, как от тебя разит вином.
– Я же пью. – истерично рассмеялся. – И сделав последний глоток, протянул ему почти пустую бутылку. – Выбросишь потом, хорошо?
Желание не садится за руль, было после первого бокала, после третьего всё, казалось, уже нормальным. Обошлось без происшествий. Альфред, как обычно, был в спортивных штанах Найк и босиком.
– Ты пьян? – Обдал он меня усмешкой.
– А ты трезв?
– Трезв.
– Альфред мне нужно всё на того чувака. – Я плюхнулся на кровать прямо в одежде. – Всё, что есть и в печатном варианте.
– В печатном?
– Да, Альфред в печатном.
– Будешь? – Он открыл то ли вино, то ли пиво, но что-то тёмное плюхнулось в бокал.
– Нет, мне только если кофе.
Усталость, алкоголь, недосып тут же уволокли меня в дремоту.
Телефон разразился жутким трезвоном.
«Олег – продюсер»
Упрекнул, что вместо получаса прошло два, только сейчас я понял, что моё ухо прижато к груди Альфреда, который щёлкает каналами.
– Я уснул.
– Пятое свидание.
– Что?
– Сейчас.
– Четвёртое с половиной.
– Что будет потом?
– Когда?
Альфред сел и смотрел в моё лицо.
– Потом это потом. Всё закончится и что потом?
– Не знаю, Альфред. Не знаю.
– Может…
– Нет! – Я не дал ему договорить.
– Ты…
– Я! Альфред, сейчас другое. – Я икнул, почувствовав кислоту вина. – Где материал?
Он протянул мне распечатанные цветные листы. Всё, объяснив подробно, по каждому пункту, по каждому листу, шаг за шагом. Ну, что ж француз считай меня Кутузовым в 1812. Моя тактика беспроигрышная. В этот момент пухлые губы программиста-хакера прилипли, и горячий язык ворвался в мой рот.
– Альфред! Хватит! Мы не в гей клубе. – Я вытирал тыльной стороной руки, рот. – Ты что?
– Прости, – он теребил кудри и мне стало почему-то его жаль.
– Да, ладно. Всё окей.
– Прости.
– Да, всё нормально.
– Ты, ну просто ты. Я не знаю как…
– Альфред, я как радиация, уничтожаю всё вокруг себя в радиусе километра, ты ещё этого не понял? Чтобы выжить, тебе нужно бежать от меня. Прости ты меня. – И теперь я поцеловал хакера, теребя его кудри.
Он рассмеялся и протянул чашку кофе.
– Прости, вино.