SVO
Без чувств, без эмоций, выжить
«Ещё раз»
Утро вторника встретило двадцатью четырьмя градусами, так что даже с утра настроение было уже каким-то словно помятым и выброшенным в мусорное ведро, как вчерашний лист. Вечно грустный Валентин вдруг повеселел и наяривал один тост за другим, а вот извечный шутник с несмешными шутками Павел сник как тот никем не политый цветок в углу террасы. Ну, как сник, он был раздражён и агрессивен, одно лишь слово могло вызвать в нём бурную реакцию, так что наш местный балагур превратился в угрюмого соседа, который чуть что обнажал кулаки. Метафорично, конечно, но иногда его агрессия намекала на то, что это может стать реальностью.
Наталия вдруг расцвела хорошим настроением, более тщательным и сложным макияжем, отчего она прямо затмила рыжую. Я и сам расслабился, то и дело размышляя о том, что планы с квартирой вполне реальные и я смогу себе это позволить, это придавало уверенности в себе.
Первое время съёмки давались мне настолько тяжело, что каждый раз я уже был на грани принять тот факт, что меня вот-вот выдворят за ворота. Если бы не пункт контракта, по которому при самостоятельном выходе, я должен был возместить две суммы от полученного дохода. Да, в нашем контракте был такой пункт, как прокомментировал его продюсер: «мы не благотворительный центр для желающих иммигрировать». Так, чтобы отсечь эти мысли, у нас забрали паспорта, которые стоили теперь полученное за всё время и ещё раз столько же. Конечно, можно было сбежать, но никто не сбегал и даже мне, которому очень тяжело давались первые съёмки.
Когда мы снимали групповые изнасилования, я просто был тем, кто есть и есть, что-то близкое к тому, что я троечник среди отличников. Выгонять причины нет, хвалить не за что.
Потом началась ваниль, и я выровнялся в своём положении среди присутствующих, я не был звездой, а был лишь тем, кем, кто просто был здесь. Получал конверты с оплатой, старался не косячить, имел своё место в команде и свой набор шуток. Например, шутка с резинкой от денег.
В то время, когда у меня совсем всё было плохо и не получилось, и это был уже второй или третий промах, режиссёр что-то гавкал на своём языке, затем орал Стену, а его кривоватый палец указывал в мою сторону. Да, это было ещё на испытательном сроке, как же это было давно. Так, вот:
– Что кучерявый орёт? – Спросил у студента, который хорошо говорил на нескольких языках.
– Он говорит, что ты тупой импотент, ты деревянный и он не понимает, что с тобой делать. – Рома, так сухо и без эмоций протараторил всё это, что я не понял, было ли этой правдой. К тому же он из тех, кто очень часто шутил к тому же с абсолютно ровным выражением лицо, что, казалось, нереальным отличить шутку, от реальности.
– Шутит или действительно он именно так сказал? – Переспросил его.
– Дословно не могу перевести, но примерно так и сказал. – Маша, пожала плечами и мне стало очень некомфортно.
– Николя, – и дальше какое-то улюлюкающее кваканье.
– Николай, – выдохнул Стен. – Чтобы не было осечки в следующий раз, вас будет трое. Если вы не будете справляться, будете переведены в массовку, ролей давать вам не будут.
Я пожал плечами.
– Доход уменьшится в два раза, массовка не стоит таких денег, которые платят вам. – Проговорил директор и меня бросило в жар. Хотя на тот момент, мне ещё не заплатили ни цента, не считаю тех пятидесяти евро, которые он дал мне на кастинге.
Меньше всего мне хотелось даже думать об этом, а тем более участвовать в этом.
– А кто третий? – Вырвалось само собой.
– Не знаю. – Пожал плечами Стен. – Возможно, он сам и будет… Чёрт! – Капнул на себя розовой жидкостью, которую втягивал в себя из стакана.
Кучерявый что-то прогавкал.
– Ты у студента попроси резинку для денег, ему же Стен обещал. – Как обычно, пошутил Пашка, и все рассмеялись, отчего, потом нас ещё лишних минут сорок отчитывал кучерявый, требуя от Сергея, чтобы тот переводил. Вообще, сейчас вспоминаю кучерявого и словно это было в прошлой жизни. Тихо, спокойно, без агрессии и криков.
А после той шутки про резинку, меня потом ещё неоднократно то и дело говорили, например: «Коль, а где резинка от денег?». Я отвечал: «У студента».
Или была шутка: «Нужно у Кольки попросить резинку для денег, у него их много», иногда было жёстче «Коль ты опять резинку от денег не по назначению использовал. Сними, а то вся кровь от головы ушла». Ну, это говорили, когда пытался пошутить. У меня получалось с шутками ещё хуже, чем у Пашки.
Потом пошла эпоха заказников, и я стал звездой распутных мечтаний педагогов, и у меня появился следующий набор шуток, про то знаем мы этих учителей, учат все прямо как Колька. Или «а ты нашего препода попроси объяснить, хотя не надо, знаешь, что всё сексом заканчивается».
Если в первый месяц, который мы провели здесь, как мы называем в эпоху кучерявого, я не заработал ничего, кроме, как несколько наборов одежды и обуви, то после заказников я уже отложил и неплохую сумму, хотя в тратах я себя особо не ограничивал. К тому же стал покупать не футболки в H&M, а купил свитшот Levi’s в бутике распродаж, там же купил кеды Lacoste по совету Егор, и перекупил пару поло у Пашки, потому что у него оказался уже этот цвет, а мы были почти одного размера.
А теперь новый виток в моей порно карьере.
«Онлайн»
Дальше был ещё, раз, ещё и ещё. Уже никто не сопротивлялся, никто не высказывал сомнений, не задавал вопросов. Дни понесись почти так быстро, стремительно, что несколько недель онлайн-трансляций, где выход в эфир каждому был раз в 36 часов, мы практически не останавливали процесс. В студии чередовались Стен, Сергей и Никита, который, казалось, теперь стал просто бессменный. Уходил спать на несколько часов и возвращался снова. Высказав это как-то вслух за столом, рыжая подёрнула плечами:
– Тоже боится потерять работу. Кому нужен оператор, который ничего не снимает. – Все промолчали, больше к разговору не возвращались.
Для меня онлайн-трансляции стали не просто спасением, я ожил. В мою вторую трансляцию начальную ставку перебили через минут двадцать. Да, конечно, не обошлось без странных моментов, например, мне пришлось показывать то пальцы ног, то ступни, показывать зад это уже норма, раздвигать ягодицы, прямо все процедуры медицинского осмотра в военкомате. И не думать «такой», «не такой», руками никто не лапал, проблем с тем, чтобы раздвинуть ягодицы, наслюнявить соски́ и сказать, кстати, я даже выучил пару фраз. Например: Thanks guys.
Платили обычно мужчины, я был не против, главное, что платили, а кто платил, меня абсолютно не волновало.
Ещё выучил фразу, которая останется со мной навсегда: «Tokkens pleas».
В ту вторую трансляцию, Стен поднял вторую ставку до тысячи девятьсот девяносто девять токкенов, написав:
«Ай вилл кам иф ю гивми токкенс». «I’ll cum if you give me tokens».
Я прочитал фразу, и жёлтые строки понеслись по экрану сопровождаемые мерзким звяканьем монет.
«Николай: твоя ставка две тысячи сделана, мы повышаем. Покрутись и покажи спину, зад, ещё раз раздвинь ягодицы. Постой напротив камеры».
Я выполнил всё.
«Николай: сделай вид, что сейчас «выстрелишь», но потом остановись, потерпи и просто наслаждайся процессом, любуйся собой, своим членом…»
Пока он писал на листе, я нервно ждал, дёргая гениталии, но, когда прочитал чуть не впал в стопор, ощущая, как эрекция начинает спадать. Но облизав пальцы, продолжил делать, то, что делал. В этот момент жёлтые строки посыпались прямо лавиной снега по весне.
«Николай: скажи «thank you Седжиун». Он только что накидал тебе ещё тысячу. И ещё раз повтори то, как ты облизал пальцы».
Я потянулся к ногам, дотянулся губами и обхватил большой палец. Стен стоял, напротив, застыв с листком в руках, по его круглым глазам и открывшемуся бесславно рту, понял, что получилась «какая-то фигня». Он что-то чиркнул маркером на листе:
«Пальцы рук».
А я сижу с пальцем ноги во рту, абсолютно голый и с пальцем во рту, ну, прямо неандерталец. Смотрю на него и звук монет просто разорвал пространство. Оба смотрим в монитор. Стен показывая уже замызганный листок:
«Наклонись вперёд, будто печатаешь».
Стен что-то набрал и махнул рукой обратно.
«Николай: снова оближи пальцы ног»
Снова звон монет и жёлтые строки.
Стен показывает палец вверх, типа круто. Что-то пишет, показывает лист, где круглым размашистым почерком написано:
«Засунь поочерёдно каждый палец РУКИ и мокрыми пальцами размазывай слюни по груди и животу».
Мне казалось, что у меня уже слюней не осталось, эрекция-то и дела спадала, я чего только не фантазировал, в итоге подняв ещё ставку, Стен написал:
«Николай: залезай с ногами на диван, и кончай как сможешь. Лучше так, чтобы было видно»
Давно у меня не кружилась голова после финала и не трясло в процессе, но я настолько бурно завершил процесс, что жёлтые сроки устремились в чате и звон был пронзительным и долгим, словно столкнулось три-четыре велосипедиста и теперь звенят в свои колокольчики.
– Поздравляю! – Стен снял громадные наушники, – Ты сделал восемь тысяч шестьсот токенов.
Я поставил личный рекорд и перебил рекорды всех своих коллег актёров на тот момент, но меня интересовали не рейтинги, а больше интересовали заработанные деньги. На часах было почти два часа ночи, то есть за три часа онанизма, мой заработок составил четыреста тридцать долларов. Воспользовавшись телефоном, я просчитал, что это почти триста пятьдесят евро и чуть больше тридцати тысяч рублей. То есть месячную зарплату своего отца я сделал за три часа онанизма.
Мы сидели втроём на террасе. Я, Стен и Никита.
– Четыреста тридцать долларов, – продиктовал Стен записывая. – Лучше сильно не распространяйся о подвигах. Не у всех получается, к тому же это могла быть просто фортуна. Повезло, что был любитель размазывания слюней по телу, но всё же попробуем и в следующую трансляцию ещё раз, может это твоя фишка.
Я кивнул.
– Так, что перед съёмкой не ешь и много пей, слюны будет больше. – Ухмыльнулся директор, оператор едва слышно хихикнул. Я поперхнулся чаем.
– Чёрт. – Стен развернул ноутбук к оператору. – Срочный заказник. Плата за срочность. Оплата за выбор актёра. Марта, это кто? – Директор говорил вслух, постукивая по клавишам.
– Мария. – Оператор говорил так редко, что его голос каждый раз казался не знакомым, словно звук инопланетянина.
– Вот же жадные извращенцы, выбор актрисы оплатили, а вот актёра на роль бармена не выбрали. Главное, чтобы именно её, а кто неважно. Ну, понятно, что себя будет представлять.
– Опять, наверное, фанат. – Оператор уткнулся в монитор. – Вроде ничего сложного.
– Чёрт, график на завтра расписан почти без запаса, срок сутки. Нужно снять за день, а тебе ещё это нужно собрать в ролик минут на двадцать.
– Соберу, – он пожал равнодушно плечами.
– Когда Мария на трансляции? С утра. Можно сразу после. А может, даже в кадре. Сразу и онлайн, и сценарное, типа трансляция из бара. – Говорил вслух директор. – Извращение, но всё же. Так, ещё нужно с кем-то из актёров договориться. – Он что-то набирал в ноутбуке. – Потом я буду на трансляции, а ты смонтируешь…
– Я могу.
– Что? Монтировать ролик? – Стен поднял лицо от ноутбука в свете монитора, его глаза были угрожающе тёмно-синими.
– Нет, я могу быть барменом.
– Ты сегодня уже неплохо заработал.
– Много никогда не бывает, и к тому же потом я только вечером в четверг.
Стен откинулся на спинку стула, смотрел на меня несколько минут молча, отчего становилось неловко, затем, сказал:
– Хорошо. Давай завтра заказник про бармена, но ты слышал, мы сделаем его в онлайн-трансляции. Попробуем, может, получится. Никита, давай подумаем, как это всё объединить! И нужно будет отключить Австрию и Германию от просмотра в онлайн. Это, где-то в настройках…
– Я в курсе, – улыбнулся долговязый оператор.
– Тогда иди спать Николай, у тебя съёмка в одиннадцать утра.
Во мне снова запорхала буря из бабочек в животе, так что едва не разбил кружку, запихивая в посудомоечную машину.
«Проснуться влюбленным»
Проснулся я влюблённым в жизнь, пересчитал заначку в тысячу евро, суммировал ещё тысячу за эту неделю, на душе стало очень приятно. На часах было десять минут одиннадцатого. Болото воды из душа уже стекло, но оставило следы пены и волос, по этой причине мы все мылись в пляжной обуви. Выпив кофе с абрикосовым кексом, я пошёл в студию.
Оператор монтировал лапу для звука на штатив, директор настраивал ноутбуки для запуска. Маша нервничала, покачивая ногой, я же пил кофе, довольно созерцая происходящее. Шаг за шагом я, проходя через перипетии, шаг за шагом начал верить в себя, в то, что я могу, и смог. Теперь мне казалось, что могу здесь практически всё. Ну, за исключением, чего-то принципиального, как секс с мужчинами или введение в меня силиконовых предметов. Сейчас предстоял секс на барной стойке без остановок на дубли… Пауза, мысль «это не так просто», тут- то, мне стало не по себе. Знаете, что делает человека, когда ему становится не по себе и он не хочет об этом думать? Он начинает говорить без умолку и несёт всякую чушь.
– Маш, ты помнишь сегодня среда?
– Помню.
– Сегодня какой-то концерт в том баре, который Кактус.
Она лишь пожала плечами.
– Мы собирались пойти.
– Давай об этом потом, сейчас будет съёмка, нужно хоть постараться настроится.
– Да, а как ты думаешь, он сам будет петь?
– Кто?
– Ну, тот Бармен.
– Сейчас давай обсудим не тот бар, а этот.
– Что его обсуждать, секс как секс.
– Ты самоуверенный смотрю. -Усмехнулась она.
– Да, что тут такого.
И я уже было продолжил про погоду, жару на террасе и прохладу внутри студии, вкусный кофе и заткнулся лишь под её пристальным взглядом.
– Что-то наш герой явно нервничает, – ухмыльнулся обычно молчаливый оператор.
– Сергей, принеси коньяк в студию. Что значит не знаешь, где он. Нет твоих запасов. – Директор сбросил звонок и улыбаясь самой ехидной улыбкой.
Вместо, привычного виски или коньяка из запасов администратора директор налил нам по несколько бокалов розового вина.
– Венгерское, – улыбнулся он, тоже сделав глоток. – Люблю именно этот сорт.
Мы допили вино уже в кадре. Самое парадоксальное, чем сильнее нравится партнёр, тем больше оплошностей допускаешь. Пытаешься быть нежным и обязательно стукнешь партнёршу головой о столешницу, проявляешь нежность, а она бьётся в конвульсиях, потому что не может терпеть щекотки, целуешь интимные места, а твоя партнёрша изгибается, потому что, ты надавил ладонью на её бедро так, что на следующий день проявится ярко-синий кровоподтёк на коже.
«Хватит играть в порно, делай просто секс», – директор написал на двух листах, демонстрируя поочерёдно.
Просто секс.
Просто секс.
И опа, та самая мужская сила испаряется, улетучивается.
Думай о сексе, представь… представь…
Я думал о том, кого я могу представить, покрутил любимых актрис, или певиц, обычно возбуждают не именно они, а то самое осмысление секса, то есть их тела, интимные места, процесс входа, выхода, движение, по сути, возбуждение приходит оттого, что тело вспоминает приятные моменты, то есть мозг запускает память, когда ты получал удовольствие и снов устремится получить то самое удовольствие. Мы привыкли потреблять видеоконтент, когда динамика словно это не секс, а игра в теннис, с теми же рывками и вскриками, а ведь иногда сам процесс может быть мягким, нежным, потным, томным. Даже когда мы снимали ванильные сцены, Стен говорил, что потребителю обычный любовный секс будет скучным, все ждут динамики. Но мне так хорошо, от одного прикосновения к её коже, к её губам. Представил, что мы не в имитированном баре внутри пропахшей сыростью, потом и семяизвержением в студии. А в нашей с ней спальне, с большими панорамными окнами, белой прозрачной органзой и шоколадного цвета занавесками, белое постельное бельё и высокая громадного размера кровать. Мой роковой для этого процесса о́рган набух, мне захотелось ещё и быть там и тем, что я представил.
Тут партнёрша застонала, оттого что, моя сила возобновилась, и я понял, что впервые ощущаю, что мне хорошо с ней. Не в сексе, не в стремлении финала и ощущения полуминутной конвульсии, а вот сам процесс. Я и она, её кожа, её дыхание, запах, голос, вздохи, мои руки по её плечам и ногам скользят пальцами, моя пах соприкасается с её, я раскалённый от напряжения в ней, успокаивает меня своей влажностью и движением. Я мечтал об этом.
Влюблённость – это желание обладать, любовь – это желание, чтобы этот человек был счастлив. Я перешёл от влюблённости к любви.
Ещё в прошлое воскресенье, я думал о том, что меня привлекает её недоступность, отстранённость, барьер, который она возводит выше головы, сейчас осознаю, что мне просто хорошо и хочется поставить этот момент на паузу навсегда, загрузив…
Она щипает меня больно вбок, указывая в сторону камеры. Стен сложил руки крестом «заканчиваем».
Я усилился, думая о том, что очень люблю её, во мне проснулась жадность, прямо алчность быть единственным мужчиной, и вот снова любовь перешла в эгоистическое, только я и больше никто другой.
В ней увлажнилось всё настолько, что, казалось, мы просто барахтаемся в воде, утопая в собственном поте, и тут я понял, что раз, два, вынимаю, три, четыре и прямо как в лучшем ролике, обильно, хаотично, громко.
Она взвизгнула и изобразила оргазм.
И тут мы уже хотели встать и уйти в душ, но Стен так замахал руками, что мы замерли, осев на баре.
Машет руками, мы остолбенели. Не понимаю, что за аэробика, или он мельницу изображает. Нет, это галстук. Нет, это декольте.
«Демонстрируйте тело, брызги». – Шепчет Маша, Стен утвердительно кивает.
Мы словно очнулись оба.
«Мы же ещё и онлайн».
Минут сорок мы ещё вымучивали эту историю, демонстрируя капли.
– Поздравляю. Закончили. – Стен был недоволен или просто устал. – Поздравляю вас, выдохну он. – Вы сделали рекорд.
Он помолчал, уткнувшись носом в руку.
– До пятницы у вас выходной. Думаю, вам хватит. У вас по пятьдесят евро за спецзаказ, плюс тридцать за выбор актёра Марии, также ещё за онлайн. – Он сделал паузу. – Поздравляю, из-за красивого финала вам прямо посыпались бонусы. Вы сняли редкий куш. Двенадцать тысяч токкенов.
– По триста евро на человека? – Так, быстро я никогда не считал.
– Всё верно. Итого, – подсчитал директор. – Николай плюс триста пятьдесят. Мария плюс триста восемьдесят. Общий… – он промолчал, сколько ушло насчёт студии. – И на завтра отменяю твою съёмку Николай, отдохни. В пятницу вы работаете в паре.
– Никита, срочно на монтаж материал. Сейчас Оксана, а через два часа пусть приходит Сергей и следующие три трансляции отработает. Мне нужно будет уйти. Так, а вы оба свободны. – Кивнул он, покачивая ногами на барном стуле.
– Так ты помнишь про кактус? – Я снова завёл всё тот же разговор.
– Помню, – улыбнулась она, обтирая руки полотенцем.
Я много раз представлял, как она воодушевлённо скажет, вот бы пойти, но её реакция оказалась иной.
– Давай пойдём. – Шепнул ей на ухо. Она молча посмотрела мне в лицо, помолчала. Я уже понял, что все мои мечты развеялись придорожной пылью на трассе «реальность».
– Хорошо, давай. Но…
Не дав ей договорить, как обычно, её постоянные аргументы «почему это невозможно».
– Я всё организовал. Дверь будет открыта в пять тридцать, просто нажми кнопку за столом. Ключ у меня есть.
Она чуть округлила глаза, начала оглядываться:
– Ты уверен.
– Да, – кивнул с такой решимостью, что сомневаться перестал даже сам.
Выменяв ключ на бутылку виски у Сергея, пообещал купить ему сигарет, и вооружившись заветным ключом, мечтами, ощущением счастью, отправился собираться.
«Сбежали в среду»
Для вечера я аккуратно разложил на кровати новое поло Lacoste и кеды, наконец-то срезал бирку с новых джинсов Calvin Klein, которые порывался надеть несколько раз, но откладывал до более серьёзного случая. Случай наступил. Ощущение, что ты прорвал пелену неудач и вывернул на светлый путь жизни. У тебя свидание с девушкой, которая тебе очень нравится, кстати, с которой ты занимался сексом пару часов назад, хоть и при обозрении пары человек и камеры, и даже сценарий был прописан, а ещё за это получил весьма неплохой гонорар. Но неважно. Игнорируя всё это, ты ощущаешь себя счастливым.
Важно, что я в столице Австрии, иду на свидание с красивой девушкой, которая мне безумно нравится, могу себе позволить, оплатить ужин, не подсчитывая, хватит ли мне денег, если мы закажем ещё один бокал или лучше отказаться.
Вот он, светлый путь в моё счастливое настоящее.
Подкараулив её на кухне, шепнул, что буду ждать на выходе в шесть вечера, предупредил чтобы выходи́ла, чтобы никто не знал.
– Я уже сказала Оксане, – Подёрнула она плечами. – В экстренном случае она напишет сообщение на Wats’app.
– Хорошо, но больше некому.
Во мне зарождалась ревность, что кто-нибудь увяжется следом. Всего можно ожидать, а видеть кого-то ещё и превратить свидание в обычную прогулку друзей очень не хотелось.
Облачившись в подготовленные вещи, стараясь не привлекать внимание, прошмыгнул в холл к входной двери. За эти месяцы мы все знали, где внутренняя кнопка двери и код, при помощи которого можно было открыть дверь снаружи.
Приметив цветочный, не стал покупать готовый букет, который показался слишком уж не уместным. Я даже перестал мыслить штампами. Ещё полгода назад собираясь на свидания имея бюджет в триста евро на этот вечер, я бы прикупил внушительный букет, обёрнутый гофрированной бумагой и целлофаном. Сегодня пройдя определённый этап жизни вкруг иных людей, приобретая иные ценности. Сейчас я выбирал между крупными и́рисами и розами нежного цвета. Остановился на розах, это было универсально. Хотя очень хотелось купить и́рисы.
Сомневаясь в выборе цветов, я чуть опоздал, и в пять минут седьмого, моя дама переминалась с ноги на ногу возле угла нашего дома.
Она была в длинном, простом, синем платье, туфли были в тон на высокой шпильке, помню, как-то раз она в них снималась в сцене секретарь с боссом, её начальником, к сожалению, был не я, а Егор. Это я про роли.
Волосы были закреплены высоко на затылке, беспорядочными локонами спадая на плечи.
– Привет, – поцеловал её в щеку, и моё лицо полыхнуло багрянцем смущения. – Прости, опоздал.
Она улыбалась накрашенными губами, что было так неестественным вне съёмок.
– Пошли? – Вручил ей розы, она откинулась носом в цветы улыбаясь.
Я представлял, что, как обычно, она будет в джинсах и клетчатой рубашке, максимум сменит рубашку на футболку и джинсовый жакет.
– Нужно было брать и́рисы, – неожиданно сказал вслух. Пришлось объяснять, что я выбирал между розами и и́рисами, выбрал розы.
– Они красивые, – кивнула она разы.
– Подожди, – и я под руку поволок её к тому самому магазинчику. Купив охапку и́рисов, вручил цветы для чего-то, согнув колено. Когда я волнуюсь, мой мозг уменьшается вдвое.
Она с благодарностью приняла и́рисы, и даже по её взгляду было понятно, что эти цветы ей нравятся больше. Но мою попытку выбросить розы в урну, она очень властно пресекла.
– С цветами так нельзя. – и мы стали дарить встречным дамам по одному цветку. Женщины улыбались и что-то мило лепетали на австрийском или немецком, я так и не понял, насколько эти два языка схожи между собой или разняться. Для меня они были одинаково непонятными.
В кактус мы пришло после семи, людей было уже достаточно, а наш знакомый хозяин-бармен, завидев нас на входе, уже мчался навстречу, усадив, как почётных гостей за маленький, круглый столик в углу.
Концерт был так себе. Пели долго и однотипно, чуть подвывающим голосом. Фронтмен группы, парень лет так тридцати, с крупными золотистыми кудрями и чернильно-чёрными глазами. Я впервые слышал, чтобы так пели, он словно играл своим голосовым аппаратом, периодически издавая вибрирующие звуки.
– Это потрясающе, – она склонилась над нашим заставленным столиком, чтобы сказать именно это.
– Тебе нравится?
– Очень! – Маша подчёркнуто, проговорила очень, вытягивая первый слог слова демонстрируя всю силу своих эмоций. – Я впервые на живом концерте. Она поёжилась на стуле, и мы проложили слушать, поедая карпаччо из говядины, что было для меня пробой. Я ем сырое мясо, да раньше бы меня стошнило от одной мысли, но теперь я другой, более современный, прогрессивный.
Мясо было практически сырым и тонким словно папирусная бумага, но с тем самым австрийским вином из графина, которое мы дегустировали накануне, всё было сносно. Я старался не думать о том, что мясо сырое. Главное, это не сырая рыба.
– Как же восхитительно, – прощебетала моя спутница, а её глаза блестели неподдельным азартом. Такой блеск может быть лишь у человека, который счастлив на сто процентов. – Это же настоящее кантри. – Продолжала она, когда был перерыв и все высыпали на улицу курить.
– Ты любишь кантри? – Я поддерживал разговор, насколько мог.
– Не особо. Да, я, собственно, видела подобное лишь в европейских фильмах. Знаешь, когда показывают обычных европейцев, которые ведут обычный образ жизни, работают обычными служащими, ходят в обычные бары и слушают вот такую музыку. – Она так много сказала слово «обычные», что ничего не оставалось, как переспросить:
– Ты хотела бы быть обычной европейкой?
– Точно лучше, чем нелегальная иммигрантка, снимающаяся в фильмах для взрослых. – Мы курили возле входа на небольшой террасе с металлическими пепельницами, а вокруг стоял гул голосов местных жителей, преимущественно здесь были мужчины, и лишь несколько женщин этакого байкерского стиля. Честно, не знаю, как правильно сформулировать стиль этих дам. Узкие джинсы на очень уж внушительных по размерам телах, и точно не предназначенных для гардероба с низкой посадкой. Но дамы это игнорировали или делали вид, что игнорировали, а сами то и дело одёргивали размашистые футболки и теребили кожаные небольшие сумочки через плечо, что были у каждой.
На фоне все этой публики мы выделялись, особенно моя спутница в длинном мягком трикотажном платье облегающим фигуру и открытой спиной, а бархатные туфли на высоких шпильках, были явной претензией.
Вечер холодал, мы допивали по второму бокалу на террасе и курили. Накинув новенькую джинсовую куртку Levi’s ей на плечи, я уже перешёл из друга-коллеги в статус парня. По крайней мере, мне так хотелось думать. Ну а как иначе это воспринимать? Она стояла, прижавшись к моему плечу, я обнимал её за талию.
– Всё время хочу бросить курить, но меня сразу разнесёт. – В её голосе ощущались нотки счастья восторга и алкоголя.
– Куда разнесёт? – Усмехнулся, понимая, о чём она говорит, но я же флиртую.
– Вширь.
– Тебе это не грозит, а даже если и так, то это придаст тебе шарма, абсолютно не испортив.
Она выразительно посмотрела мне глаза, взгляд кричал, что внутри бушевал кураж, но она рассмеялась и томность сие минутного азарта и страсть сник.
– Ты очень красива. – Фраза была банальной, но искренней и я понимал, что другого раза может не быть. Мне и сейчас далось это не легко, хотя сейчас всё…
Наши губы встретились.
Да, наши губы встретились в поцелуи.
Вот, казалось бы, они встречались несколько часов назад в поцелуи и не только, и не раз и не только сегодня, но поцелуй, секс, да и просто прикосновения к любимому человеку, это выходит в микроток. Когда внутри что-то полыхает и взрывается, малейшее прикосновение, а тебя парализует напрочь.
– Походу… – Начала было она, и я понимал, что она может сейчас сказать, поставив всё под такой большой знак вопроса, а то и шлёпнуть громадную точку.
– Ничего не говори, – я прижал ей губы своей ладонью. – Если бы ты знала как мне хорошо сейчас, здесь, с тобой. – Я пожал плечами. – Я влюбился в тебя давно, но сейчас могу об этом сказать.
– Это всё, – она подбирала слова.
– Неправильно? – Перебил снова. – Не нужно?
– Наверное.
– Я не прошу любить меня, я прошу, позволь мне быть рядом.
Она подёрнула бровями, пытаясь разогнать то ли хмельные мысли, то ли порыв сопротивления, но какие-то процессы в ней шли очень бурно.
– И что это за жизнь? – Наконец, изрекла она.
– Всё будет хорошо. Да, ситуация хреновая. Каждый раз, когда я вижу тебя на съёмках с другим, то сначала просто завидовал ему, твоему партнёру, а последнее время меня выворачивает от гнева и желания разбить голову ничем не повинному человеку. Давай накопим денег и всё решим.
– Но у меня сын. – Она подкурила сигарету и отвернулась, выпустив клуб пахучего дыма.
– Ты считаешь его проблемой?
– Для многих мужчин, чужой ребёнок, это проблема. – Она выпалила со столь ровной интонацией, словно репетировала эту фразу.
– Для меня это не проблема! – Я был очень уверен в своих словах. – Главное, чтобы для него и его отца это не было проблемой.
– У него нет отца.
– Я буду ему отцом.
Она промолчала, просто уставилась куда-то в точку. Тяжело быть не любимым, когда ты влюблён. Хочется кричать, бежать, всё крушить и возвращаться.
– Ты не представляешь, что это.
– Я хочу этого. Пусть я не представляю, но хочу. Хочу, чтобы у нас были ещё дети, может, ещё один, а может, и два, но позже. Хочу открывать утром глаза и видеть тебя, закрывать глаза и снова видеть тебя.
– А ты готов просто жить, ну… ну, просто… без этого. – Она разводила руками, опрокинув содержимое третьего бокала на пол.
На этом мы рассмеялись.
– Да готов! Ради того, чтобы быть с тобой, – вовремя исправил пришедшую в голову фразу с «ради тебя», вот на этом точно бы погорел. Мозг стал работать гораздо лучше, когда появилась цель. – Я готов быть водителем, шофером, шахтёром, слесарем, кем угодно. Конечно, накопить немного денег для старта и начать всё с нуля.
– Разве водитель и шофер, это не одно и то же? – Она усмехнулась, повернув голову набок.
– Мне всё равно. – Я уже глупел от вина. – Я люблю тебя. Серьёзно.
Она снова замолчала, смотрела мне в лицо и молчала.
– Я не прошу любить меня или говорить мне об этом. Позволь лишь быть рядом. Ты другая.
– Какая? – Она улыбнулась. Выдохнув дым от сигареты в сторону.
– Другая. Ну, не такая, как многие. Ты…
– Стен. – Сказала она, и я замер. Она, это Стен? Она любит Стена, он стоит, между нами. Кто? Стен? Да, ладно. Как это? – Вон там, это же Стен?
Я повернулся в сторону дома напротив, людей там не было. Она показала пальцем, и я увидел два силуэта на третьем этаже, один из них сидел на подоконнике и это действительно был наш директор. Я сфотографировал силуэты и попытался рассмотреть фото. На светлом фоне комнаты два силуэта были просто два тёмных пятна, включив вспышку, я осветил почти половину района. Силуэты тут же скрылись в темноте, выключив свет, но смазанный кадр всё же давил схожестью. Мы пожали плечами, но момент откровений был упущен.
Мы докурили и вернулись в зал. Переминаясь жестами, пожимая плечами, заказали десерты, ещё вина и нас спало продолжение концерта. Нет, ничего тяжелей, чем мысли после недосказанного момента, хочется то ли исчезнуть, то ли умереть, как минимум встать, уйти и не возвращаться.