SVO
Без чувств, без эмоций, выжить
«Так долго молчать, чтобы сильно удивить»
– Зачем этот снобизм, – вдруг она громко заявила, беседуя с Егором, который явно не был впечатлён ни диалогом, ни её состоянием трезвости. – Мы тоже актёры. Да специфичный жанр, и что? – Она слегка толкнула его тыльной стороной руки. – Вот, Настя, красотка. Ничем не хуже, этих, сегодняшних актрис. Но не оценили же. Не взяли.
– Куда? – Засмеялась сидевшая неподалёку блондинка, скручивающая свои миниатюрные «косячки».
– В актрисы. – Удивление Наташи было неподдельным, словно она знала, это как стопроцентную истину.
– А Настя туда и не собиралась, – ответила блондинка о себе в третьем лице, явно развеселившись.
– Да? Жаль, у тебя отличные данные для актрисы. – Наташка пожала плечами, опрокинув в себя объёмную порцию вермута.
– Учту. – Тут бы мы все рассмеялись, но столь подпивший Пашка опрокинул разговор навзничь пренебрежительным тоном:
– Ты сама, наверное, пробовала. И не раз.
– Пробовала, – кивнула она, поставив бокал на стол. – И не раз. Пробовала. То звуки не те, то таланта не хватает, то «стараться нужно, дорогуша». – Тут-то стало очевидно, дама уже изрядно пьяна.
Раньше бы подруги бы всполошились. Увели бы спать, успокоили, сменили тему. Сейчас же молча сидят и дают ей сотворить этот вздор.
– И что? Пошла в порно? – Настя провоцировала глуповатую, подпившую девушку.
– Круче! – И Наташка закинула в себя бокал почти целиком.
– Наташ, хватит. Пожалуйста, завтра…
– Машка, ты хорошая девчонка, вот тебе здесь прямо не место. Нет, ты клёвая, ты всё можешь, но ты другая. Ты чистая. – Заявила Наталья, чем вызвала у меня приступ сочувствия и благодарности. – Ну, может ещё он. – Она снова хлопнула Егора. – Или тот, её рука указала на студента.
– Роман Сергеевич. – Выпалил тот с юморком, как обычно.
– Нет, он тот ещё засранец. – Сказала она, протянув бокал Сергею. – Студенту самое место, карьеру строит через второй этаж.
– Наташ, правда, достаточно. – Машка, положила руку ей на плечо.
– Маша, ты серьёзно, клёвая. Честно. Да, я выпила, но я всё понимаю, ну, что говорю, понимаю. Ты хорошая. Мы другие. Да?
– Говори за себя. – Буркнула насупившаяся Оксанка.
– Хорошо, говорю за себя. Я пыталась поступить в театральный. И стала шлюхой. – Она забрала наполненный бокал и пошатываясь отправила туда пару подтаявших кусков льда из ведёрка, как странно хмыкнула, усевшись на стул. – Я не поступила в училище актёрское, обратное ехать не хочу, поработала официанткой, осталась на улице без денег и подруг, – она салютовала бокалом куда-то в пустоту. – И вот как в тех историях из спид-инфо, на актрису не поступила, пошла в проститутки.
Все молчали, даже самые весельчаки, потупив взгляд сдвинув брови на переносицу, вдумчиво разглядывали столь скрытную блондинку уже в ином ракурсе.
– Нет, ну, вы так напряглись. Я же не была на трассе. Всё было прилично. У меня был сутенёр, мы его звали «агент», он через сайт находил клиентов, чаще всего мы выезжали в отель, иногда в загородные дома. Бывали на мероприятиях, которые завершались понятно, чем, – махнула она рукой. – О, Никита, выпьешь. – Помахала она оператору.
– Кофе, – долговязый парень показал чашку.
– Садись сюда, давай садись. – Она почти усадила его в кресло, присев на подлокотник. – Мы тут ностальгируем.
– Судя по лицам, воспоминания не весёлые.
Все заёрзали, кто-то выпил, кто-то отошёл покурить.
– Это ещё что. Это не так печально, думаю, многие проходили, через коммерческий секс, всё в разном ракурсе. Да, конечно, может, и без сутенёра или без постоянного графика, но сегодня многие девушки предлагают себе. Вот, Никита вслушайся. Предлагают себе, а не свои услуги. Чувствуешь, как меняется фраза.
– Что её так понесло? – Рыжая всё больше проводила время в компании мужской аудитории нашей компании, сегодня и вовсе сидела, почти повиснув на нашем коменданте, который под её влиянием стал пить гораздо меньше, больше подливал в бокалы кому-нибудь, чем себе.
– Я же там этому научилась. Ну, понимаете, – она пожала плечами. – Когда мужик пьяный или прямо, всё плохо, ну с потенцией, там же больше приходится играть, заводить, а некоторые так сразу и говорили: «а ну, как заведи меня». Тоже мне кролик из рекламы Duracell. – Она рассмеялась в голос. Представляете, был у меня один постоянный клиент, реально кролик Duracell, он в сексе себя так и вёл. Вцепиться в тебе и словно заученное движение, минут тридцать. Ох, фу…
– Хоть в барабан не лупил, – Настя отпустила шутку, но без всякого задора. Вообще, ощущение было, что человек унижается перед нами. Зачем? Непонятно…
– В барабан не лупили. Нет, ну, было. Один прямо хорошо так по лицу съездил, он вообще был агрессивным, но накинул сверху пятьсот баксов за недельный простой. Он так завёлся, что душил, но это так мелочи.
– Мелочи? – Машка, округлив глаза, отпила пива из банки. Она часто пила пиво именно из банки.
– Мелочи. – Кивнула Наталья, закинув в себя рывком бокал вермута.
«Мелочи в жизни, а ставки по-крупному»
– Пока жив, всё можно… Оксан, как ты говоришь? – Протянула бокал снова Сергею, тот покорно наливал.
– Всё можно пережить, кроме смерти. Её увы, не пережить. – Сказала её экс подруга монотонно.
– Я же вынырнула с этого. Скопила денег, пошла на актёрские курсы, оставила пару клиентов, адекватных командировочных. Ужины в ресторанах, ночь в отеле, прогулки по ночному Питеру. И я… А дальше, прямо про золушку.
Все молчали, и она с упоением продолжала, как та актриса, чей монолог пока он не досказан.
– Мне он нравился, очень. Такой, – покрутила она пальцем в воздухе, – прямо шаблонный краснодарский мужичок. Ну, как мужичок, мне двадцать три, ему тридцать восемь, между нами, почти эпоха. Но вот с ним рядом любая становится женщиной. Да, он простоватый, сумку не возьмёт, дверь не откроет, но зато обнимет, не оглядываясь, поцелует, не задумываясь, спросит так, что вздрогнешь. Ревнивый был, но справедливый. Повода нет, слова не скажет. Я даже ребёнка хотела. Таблетки пить перестала, а его упс… – Она скривила гримасу, выпятив губы.
– Вечером нет, ночью нет, утром нет, а днём в новостях: «застрелили».
– Прямо блокбастер из девяностых. – Пашка, стал наливать себе виски, сморщив гримасу скуки.
– А так и было. – Она запрокинула голову, и полосы слёз сверкнули по щекам. – Блядь, я убегала от них как могла. По три раза в день меняла отели, всё золото по ломбардам оставила. Я тогда поняла восточных тёток, который себя золотом обвешивают. Я всё своё золото, его золото, и часы его именные скинула. Кредитки общипала. Благо он валюту хранил на одной из карт. Я даже в Минск от них сбежала.
– От кого? – Валентин был словно потерянный наивный птенец.
– Тех, кто его грохнул. Прикинь, это же его партнёры по бизнесу и были. Я не знаю, что они не поделили. Деньги, принципы… Мне то, что… Я всё равно ничего не знала. Помню, это ещё в Питере было. В отель только заселюсь, через час уже машины под окнами. Я, то через чёрный ход, то в подсобке со швабрами, то в коробе с грязными простынями сидела. Потом в Псков, оттуда в Смоленск, потом в Витебск, а затем в Минск. Я спать не могла. Меня трясло. Вот, после этого… Зачем, я это рассказываю? – Она посмотрела на вновь осушенный бокал. – Вот это ставки по-крупному, а это – она сделала рукой петлю в воздухе, обведя пространство, – это, так, мелочи жизни.
Затем она это пересказала всё это ещё пару раз, перебивая кого-то, то снова замолкала, пока не разрыдалась и экс-подруги, снизойдя до жалости, попытались её успокоить. В итоге девчонкам, удалось, уложить её спать.
Не тронуло, пожалуй, лишь Настю, которая, подкрасив губы и переодевшись в коротенькое платьице, этакое в стиле Коко Шанель, поджидала Стена и они куда-то снова ушли. Вечер перерос в томную ночь, молчаливую и угрюмую, словно мы сами потеряли кого-то близкого. Сергей оставался на удивление трезв, а развеселившиеся Пашка с Мартином затеяли перестрелку тряпкой, оператор опять погряз в ноутбуке, а мы смогли побыть вдвоём в закутке для курящих.
– Я не думала, что у неё такая судьба, – призналась моя девушка. Мне так нравилось пережёвывать мысленно эту фразу «моя девушка», наслаждаясь этим вкусом.
– Наташка, очень хорошая, теперь понятно почему, она такая молчаливая. – Маша, пожала плечами.
– Мне она всегда была приятней рыжей, но я удивлён, что Оксана так отстранилась от неё. Они же вроде общались и хорошо общались.
– Сергей сказал, что у Оксаны не очень с онлайн-трансляциями. Вроде всё делает как все, а бонусов мало.
– Думаешь, он завидует?
– Ты видел, что она даже слова не сказала.
– Но мне показалось, что сама Наташа весь вечер прямо лезла к Насте, к Егору, к студенту. Тебе не кажется, что она прямо из кожи вон лезет перед дружками Стена.
– Она из не многих к кому я испытываю сочувствие.
Тогда мы не подозревали, ещё миг, просто неделя и мы снова испытаем серьёзную проверку на человечность, переломив ситуацию коренным образом.
Сама неделя выдалась монотонной. Спокойной не назовёшь, каждый заход в студию, каждый выход в эфир был достаточным испытанием. Так и проползали дни, где двадцать часов ожидания, а затем три-четыре часа трансляции и снова ожидание. Итак, до воскресения! А вот, и воскресенье!
«Крик»
Теперь я всю неделю жил, лишь мыслю о воскресенье. Первое время, я ненавидел воскресный день, который приходилось коротать пешими прогулками в центре и придумывать, то, чем же себя занять. Теперь вот наоборот. Даже нашёл в телефоне интересный ресторан и выучил пару фраз на немецком, но в воскресенье дождь лил с раннего утра, обещая, что так будет весь день точно. Придётся придумать что-то днём помимо вечернего ресторана, заранее мы ни о чём, не договаривались, просто будет воскресенье вместе. К тому же она стопроцентный жаворонок и даже ранним утром уже бодра и собрана, а я помесь совы с медведем. Спать ложусь не поздно, а просыпаюсь очень тяжело и поздно. Выспаться не удалось.
Утро заставило быть бодрым часа на два раньше обычного и несмотря на то, что было похмельным. Возможно, потому что я хорошо ел, а может, мелкие и редкие дозы. Хороший катализатор, когда видишь упившегося человека и тут же находишь компромисс между «хочу и могу».
Мы просто выпили по кофе, сидя на пластмассовых стульях под козырьком навеса, стол, заставленный бутылками, тарелками и остатками еды, утонули в потоке воды, что лила из неба цвета бетона. Среди грязного, и в остатках от пиршества дня, романтичного ничего не было.
На попытку поцеловать её, она скукожилась и оглядывалась. Не стал настаивать, но решил быстрее улизнуть за предел студии. Зонты в такую погоду были бесполезны и раздобыв в бойлерной некогда прикупленные жёлтые одноразовые дождевики, мы двинули испытывать себя на терпимость к промозглой погоде.
Позавтракав венскими гофрами с топпингами из фруктов и соуса на белом вине, помню, как мы ещё жадно изучали меню:
Вафли с жареным беконом.
Вафли с рукколой и яйцом пашот.
Вафли с яйцом Бенедикт под сырной шапкой.
Вафли с креветками и карамелью.
Раньше я мог лишь изучать картинки, но прикупив с утра новенький айфон и австрийскую сим-карту. Кстати, не только в России можно купить сим-карту, не имея паспорта. Наши паспорта были заперты где-то в студии, и, судя по всему, надёжно, положили на стойку десять евро поверх тридцати пяти за сим-карту и вот у меня теперь австрийский номер.
Так что, теперь вооружившись смартфоном и приложениями, переводящими всё, что только захочу, от набранного текста или сказанной фразы до напечатанного текста.
Теперь я изучал всё!!! Меню, афиши, куски газет и надписи на стенах.
Мы были в музее бабочек. В музеи Сиси. В парке Сиси среди кустарников роз и накрапывающего дождя. Были в музеи шоколада и музеи кофе. Обедали в маленьком, уютном ресторанчике, а на ланч устав от музеев и выставок, конечно, завернули в Кактус. Теперь это будет точно для нас знаковым местом.
Хозяин радушно поприветствовал нас, вместе со своим напарником, не стесняясь проявлять нежные чувства друг к другу прилюдно.
Салат был отменным, Маша рассказала, что расспросила его про культуру вафель в Вене и была удивлена, что это больше для туристов.
– Он сказал, что они любят вафли, но не больше, чем все другие, для них это как для нас блины. – Она когда переводила, очень жестикулировала и заулыбалась.
А за окном припарковалась уже знакомая машина и за рулём был Стен. Кучерявый парень, тот самый, которого, мы видели пару дней назад, сел на соседнее сидение, они уехали.
К счастью, наш конфликт был абсолютно исчерпан. Стен делал вид, будто бы ничего не произошло, я никогда не был в его любимчиках, но он и не третировал меня, что в принципе устраивало. Конечно, он мог мне мстить, но он продемонстрировал своё полное безразличие.
Например, на прошлой неделе, мы отработали три сессии с Машкой вместе, конечно, я был доволен, но на среду её поставили с Егором, который обычно был её партнёром по сценарным съёмкам и, по-моему, в ванильных съёмках они тоже частенько были вместе. Конечно, ревновать было глупо, но чувство собственности было потеснено. А вот мне в пару определили рыжую. Ужас!!! Но оказалось, Стен явно имеет продюсерское чутьё, наш тандем с ней сделал мега рекорд за всё это время. В общей сложности почти за четыре часа и два захода на секс, мы заработали двадцать шесть тысяч токенов. Это тысяча триста на двоих, и шестьсот пятьдесят долларов на каждого. Это пятьсот пятьдесят евро или сорок восемь тысяч рублей. Ровно в два раза выше зарплаты моего отца за месяц и в четыре раза пенсии бабушки.
Переключившись со Стена, и его парня на деньги, ощущал умиротворение и неподдельное счастье. Заказав ужин в ресторане, где мы обедали абсолютно, не комплексуя в выборе, и всё вышло на двоих в восемьдесят евро. И я даже не пересчитал, сколько остаётся после оплаты, что было для меня не привычно.
В целом зарабатывать на трансляциях стали всё, главное было – слушать комментарии Стена, он часто подпал в точку. В итоге все, кто поначалу провисал на заработках в трансляциях, вышли на хороший уровень. Как-то Пашка сказал, что, если выполнять распоряжения Стена всё будет ок. Он был прав и это знали все.
По моим подсчётам к вечеру субботы я отработал восемь сессий, две слабоватые, остальные обычные и одна рекордная, теперь конверты выдавались уже поздно вечером в субботу, так что мы уже знали сколько можем позволить кинуть на вечер.
В моём конверте было три тысячи четыреста семьдесят евро. То есть ещё пара таких недель, и я куплю квартиру в родном Аткарске. У Машки было две тысячи восемьсот евро.
– Долбанные Кубинцы, – выругался Сергей вечером за столом. – Всю кассу перебивают.
– Есть такое, – в этот момент Стен как раз раздавал конверты.
– Что они повылазили?
– То же есть хотят. – Усмехнулся Стен. – Мы и так нарастили оборот за три недели, так…
И тут он замолчал. Все взгляды устремились в его сторону, ожидая ещё информации, он замолчал, обвёл глазами присутствующих и понял, что внимание к его словам было самое что ни на есть серьёзно, и как только он умел, сменил тему:
– До окончания контракта два месяца, используйте весь своей ресурс для заработка. Ещё можно хорошо заработать.
– Контракты не будут продлевать? – Рыжая пилила ногти и спрашивала, вроде так между делом. Хотя думаю, каждого из нас это очень волновало.
– Будут – подёрнул он плечами, вручив последний конверт. – Ближе к сроку всё будет известно. Как видите, ситуация менялась несколько раз…
Даже я заметил, что в его словах есть какой-то подвох или он просто не хочет говорить, или он не хочет говорить о контрактах. Мне кажется, всё же он что-то скрывает, но тут все стали заглядывать в конверты, рассматривать расчётные бумажки, пересчитывать купюры, не вынимая из конверта, всем было не до него и каких-то там контрактов.
Я уже отложил почти шесть тысяч евро. Нет, с учётом частой покупки одежды и расходов в выходные, в сухом остатке чуть больше пяти тысяч евро. Но то же, неплохо. Это больше, чем я рассчитывал, когда мы начинали онлайн-трансляции.
Прошла ещё неделя и я снова отложил под матрац несколько заветных купюр. Мы уже свыклись со своим положением пары и не афишируя, даже забавлялись тем, что скромно протискивали руки к друг другу под столом. Прижимались к друг другу, когда курили за углом в одиночестве. Судя по взглядам и ухмылкам, всё и всё понимал, но оставили нас спокойно отыгрывать свой спектакль. Вот и в тот вечер было всё так же. Всё было тихо, спокойно, какой-то умиротворено, почти ленивый курортный вечер. Стен вместе с Настей снова ушли. Студент ушёл в его комнату, что теперь он делал почти ежедневно. Интересно, он знает о кучерявом парне? Хотел было задать этот вопрос Машке, но она очень не любила обсуждать других. И я решил не раздражать её и промолчал о своих измышлениях. К тому же вечер был настолько приятным, тёплым и ленивым, так что мне было безразлично, что происходит во круг. Ему на смену пришло такое же солнечное утро и обещало жаркий день, в предвкушении мы уже собирались уходить, как душераздирающий крик с террасы догнал нас в спину.
Жуткий звук похожий на крик и рыдания, громкие, не стихающие. Все начали метаться по дому, холл и кухня были пустыми. На террасе никого. За домом возле двери в прачечную рыжая сидела на земле, подогнув ноги и громко всхлипывая, зажимала рот собственной рукой. Мы оба остолбенели, вскоре появились ещё люди, почти все стали стекаться, застывая в исступлении. Рыжая билась в истерики. Точнее, она рыдала, зажимая себе рот. Словно из неё вот-вот, что должно вырваться.
– Что с ней? – Наташа, последнее время недолюбливающая её, впрочем, это у них это было взаимным.
– Не знаю, – автоматически подёрнул плечами.
Сергей попытался приподнять её, но она отпихнула его и снов разразилась громким рёвом.
Для нас, проживших вместе почти полгода в одном доме, под одной крышей побывавших пусть и сценарных, но всё же интимных ситуациях, каждый из нас был по-своему ценен.
– Что за вопли? – Настя вышла в бордовом тонком халатике на террасу, явно заспанная.
Все молчали, пожимали плечами и не уходили, но ничего не делали.
Через некоторое время рыжая сдалась и стихнув и позволила довести себя до дивана в холле. Снова алкоголь, панацея ото всего. Влили почти половину бокала мелкими глотками и позволили расслабиться, расступившись.
– Оля, что случилось? – Оксана попыталась быть самаритянкой, хотя рыжую мы недолюбливали все.
И тут снова рыдания и всхлипы.
Хотелось сказать да ну её. Постоянно эти её экспрессивные выходки, но сейчас было уже слишком крутое представление, и я молчал и смотрел, как и все.
– У меня мама умерла, – как-то внезапно прохрипела она притихнув.
Так, скорбно и подавленно голосом, что практически без шанса на безразличие.
– Что случилось? – Маша была поражена до дрожи пальцев, присев на корточки поглаживая её ногу.
– Мы уже больше пяти лет боролись с раком, и всё оказалось так… – развела она руками. – Я и сюда поехала, чтобы денег накопить, чтобы лекарства покупать недешёвые, к тому же малоэффективные. Пыталась дать всё, что смогу. Не смогла. – Всхлипнула она. – Я так надеялась её спасти. Ма-мо-чка. – Зарыдала она, кинувшись на диван.
– Что случилось? – Стен пришёл с улицы, хлопнув дверью. В руках была подставка с четырьмя стаканами кофе, хотя мы все знали о его отсутствии со вчерашнего вечера. Не стоило деньги тратить на кофе.
Пока ему вкратце передали случившиеся, рыжая всхлипывала обнимаемая кем-то, но теперь и Маша в слезах. Крупные капли покатились, прочерчивая поблескивающие борозды по лицу. Она не могла даже отмахнуться, просто замерла, роняя слёзы.
Стен о чём-то переговаривался с Сергеем, я понимал, что он просил одеть и увести её куда-нибудь из дома. Сегодня воскресенье. Прямо зверство какое-то, человеку плохо, а его выставляют на улицу, потому что так надо.
Я не стал дожидаться, когда и нам укажут на входную дверь и мы пошли.
После того как мы ушли достаточно далеко, устав шагать, к тому же молча, я выбрал скамейку на берегу Дуная, сбе́гал за кофе и небольшой бутылочкой лимончелло. Разделив миниатюрную бутылочку лимонного ликёра по два глотка на каждого, запив порцией крепкого кофе без сахара и молока, я прижал свою сентиментальную подругу к плечу, ожидая умиротворённого молчания, и тут она начала что-то рассказывать про свою семью отрывистыми фразами.
«Воскресение откровений»
Отец очень давно ушёл от них и не давал о себе знать. А когда у неё был выпускной класс в школе, мама внезапно заболела. Она и до этого чувствовала себя не очень, но не было времени на походы к врачу, не было денег на анализы, копили на поступление в ВУЗ, а у её мамы оказалось онкология, да ещё и уже не впервой стадии. Почти всю зиму мать провела в больнице, то диагностика, то химиотерапия, то лучше, то хуже, совсем быстро подошли к операции, и потом долго восстанавливалась после. Оплата больничного листа была мизерной. В целях экономии девушка не пошла на выпускной и уже не мечтала о поступлении в ВУЗ. Даже на бюджетном некто не отменял спонсорский взнос собрать который не хватило бы и полностью всех денег, что получали они на жизнь. А ещё есть и пить никто не отменял, нужны лекарства, витамины, и питание, на хорошее питание. Так, сразу после школы наступили взрослые трудовые будни, сначала в продуктовом магазине, затем ещё и посудомойкой в ресторане по вечерам и в выходные дни.
– Мама, так сильно мечтала для меня о лучшей жизни, которая не только откладывалась на бессрочности, а и вовсе сходила на нет. Мы тогда много мечтали. Обе мечтали. О чуде, о каком-то моменте, когда вдруг раз и всё расцветёт, пройдёт само собой.
Сквозь слёзы она улыбнулась искренне, по-детски.
– Время шло, желание и силы учиться уменьшались, жизнь затягивала рутиной и безысходностью. Я встречалась с молодым человеком, он был вполне серьёзным, с принципами и планами на жизнь, какими-то общими планами, но всё выровнялось, и мы повстречались чуть меньше года, но, когда я узнала… – Резко умолкнув, она посмотрела в глаза, – дай сигарету, пожалуйста.
– Мы же бросаем.
– Можно не сегодня, – она прямо взмолилась.
Накануне мы решили обоюдно бросать курить и выкинули сигареты, зажигалки освободив себя для новой жизни. Пришлось бежать за сигаретами.
Так и крутилось в голове, что же она узнала? Он женат, или не хочет жениться. Может что-то с её матерью, мысли теснились одни экстравагантней других. Пяти минут, которые нужны, чтобы сходить за сигаретами и вернуться обратно, хватит чтобы написать краткое описание целой мелодрамы. Мне не пришлось спрашивать, что она узнала. Растерев слёзы и успокоившись, она сразу выпалила:
– Я узнала, что беременна. – Она выдохнула струёй дыма. Молчаливая пауза была очень длительной, под шум вздохом затяжек сигаретой. – Аборт запретили делать, если когда-нибудь хочу иметь детей, то есть либо сейчас, либо никогда. Выбор, который я сделал, ты знаешь.
Молча кивнул, понимая, что скажу опять какую-нибудь глупость, пусть лучше длинная пауза, чем ещё она нелепость, способная разрушить наше мирное существование.
– Мать меня удивила, она начала присматриваться, когда живот уже был явно заметен и просто спросила: «Может, хоть скажешь, какой у тебя срок?», я и рассказала, ну так в своей манере, – улыбнулась она. – Кусками эмоций, просто крикнула ей: «да беременна и уже поздно делать аборт». А она обняла и сказала, что очень рада. Да, рада, потому что, когда её не станет, я не буду одна, и мне будет ради кого жить. Я ревела тихо в подушку всю ночь. Разве об этом я мечтала, разве об этом я мечтала для неё. Я мечтала, что она поправится, я найду хорошую работу, хорошего мужа и ей никогда не придётся работать, и будет happy end9.
– У тебя хорошая мама.
– Да, – размазала она слёзы по лицу, – и классный сын, которому скоро четыре года.
– А тот? Ну, папаша. – Не удержался я.
– А тот? А как в той старой песне: «папы есть не у всех».
– Муд… – Вырвались ну, очень неприличная фраза, – я бы никогда не бросил сына.
– Вот будет ситуация и проверишь. Ребёнка мало называть сыном. Это сразу жизнь меняет, прямо очень сильно.
Через полгода пошла работать, потому что на пенсию матери пусть и с инвалидностью, не то, что выжить, даже представить, как это сделать трудно. Так вот, я днём на кассе, вечером и в выходные официанткой в ресторане. Два года. Приходишь, когда уже рассвет, а через четыре часа нужно на другую работу. Постепенно ни друзей, ни подруг…
– Маш… – Не смог удержаться и не погладить её по голове.
– Всё нормально. Это жизнь, и у каждого она вот такая, своя и оригинальная.
– А тот, что не хотел ребёнка?
– Он потрахаться хотел, а не ребёнка. – Ухмыльнулась она. – Там всё сложнее.
– Простого, я и не ожидал. – Ну вот и ещё одна глупость, сказанная мною.
Она улыбнулась, наконец.
– История не из приятных.
– Я тебе попрошу об одном, хорошо? – Я собрал всю серьёзность и театральность для этой фразы. – Никаких тайн, секретов, умалчиваний во благо. По мне, лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– Ты где взял эту фразу? – Она рассмеялась.
– Не помню. – Я заулыбался в ответ. – Возможно, это было у нас в фильмах.
А может, я прочитал в тех книгах, которые студент периодически оставлял на столе в холле. То Фицджеральда, то Достоевского, то рассказы Чехова, последний раз это были рассказы Сорместа Моэм, прочитал книгу за три дня в ожидании своих трансляций, но больше всего мне нравились романы Достоевского. Не замечал за собой этого ранее, особенно в школьные годы, но Достоевский был мне очень по душе, а «Норвежский лес» Мураками и вовсе прочитал за день, но так и не дочитал его «Страна чудес».
– Пойдём куда-нибудь, а то опять дождь. – И мы спрятались в уютном кафе в современном стиле, где много стекла и металла, много пространства, но странные дешёвые столы и очень минимальное меню с явно завышенными ценами.
Кофе, например, раза в два дороже, чем в мелких кафе вокруг собора.
Сейчас было всё равно, любопытство прямо грызло меня.
– Ты рассказывала про него.
– Него?
– Отца твоего сына.
– Мы встречались недолго. Я училась на третьем курсе. Приходилось работать, поэтому училась на заочном отделении, приходилось на сессии ездить в Томск. Мы там и познакомились. Мама уже чувствовала себя сносно, хотя все эти ремиссии, просто бомба с замедленным действием. Вроде лечения не нужно, но в любой момент может рвануть.
В такие моменты она запрокидывала голову, смотря куда-то в потолок.
– Но мне-то хотелось жить. Вот, я и жила на два города. А когда поняла, что беременна, сначала потерялась, потом не знала, как подобрать слова, всё ждала. Когда я всё же приехала, у него не было времени встретиться, а когда я всё же выпалила, он разорался и ушёл. Больше мы не виделись, а через две недели увидела «ВКонтакте» его свадебные фото. Всё это время он уже встречался с девушкой и судя по фотографиям в её анкете, встречаться они начали ещё до нашего с ним знакомства.
Она выдавила саркастичную улыбку, настолько, что она казалась злой гримасой.
– И что потом? – Я удивился, услышав интонацию собственного голоса.
– Потом? Потом, через пять месяцев я родила ребёнка.
– Понятно.
– Я… Я… – Её голос задрожал. – Потом. Я…
– Не нужно, если не можешь.
– Только родила, сыну два месяца, то присыпка, то пелёнки, памперсы, подкормка, денег не то, что не хватало, их просто не было. Ну, кто-то как-то помогал из знакомых, родственников. Давняя знакомая, Ира, она жила, точнее, её родители живут в соседнем доме, поэтому мы знакомы с самого детства. – Рассказ был очень сбивчивы, мне едва удавалось сосредоточиться и собрать воедино её рассказ. – Вот, та подруга встретила меня во дворе с коляской, поболтали, о том о сём, об общих друзьях, чужих успехах и неудачах. Моем академическом отпуске, её отчисление из техникума, и тут она сказала: «Это образование совсем сейчас не в тренде, когда можно зарабатывать гораздо больше сейчас, чем ждать, когда состоится карьера». Я из вежливости спросила, где она так зарабатывает, и она ухмыльнулась и рассказала.
Я подозвал официанта и, руководствуясь картинками, заказал два салата, по виду Цезарь.
– Может, выпьем? – предложил, понимая, что время начало второго, а эмоций пережито на неделю вперёд.
– Нет. – Она мило улыбнулась, понимая, что я дал ей передохну́ть, и она замолчала. Продолжила, только приступив к салату. Как говорят, будучи сытым, грустить невозможно, так же как невозможно радоваться, будучи голодным.
Передохнув, она всё же продолжила, но уже сама:
– Я попала в эскорт. Ну, представь, что такое эскорт в городе, где жителей чуть больше пятисот тысяч человек. Это чуть приличней, чем проституция. Я согласилась только на раз. Чтобы рассчитаться со множеством мелких долгов, чуть вздохнуть финансово, а влипла по полной. Не знаю, была ли Ирка в этом замешана или её отработали по той же схеме, хотя, судя по её характеру, она могла и сразу согласилась на всё это.
– На всё это? – повторил я эхом.
– Меня сняли на видео. Здесь можно курить?
Оказалось, что можно. И мы закурили.
– Потом прямо как в дешёвом сериале. Они шантажировали меня, прощупав, что я поведусь на это и так я стала эскортом в Томских отелях, в основном для командировочных, ну и местной бизнес-элитой. Сами «мальчики» – она выпалила это с очень гневной интонацией, – пользовалась нами, как резиновыми куклами. С клиентами было легко, но с этими ублюдками…
Она нервно сглотнула, отпив глоток кофе.
– Фух, какой крепкий. – Наши откровения межевались с эмоциями, напоминая, что мы далеко, и всё это уже в прошлом. – Я терпела, наверное, я бы терпела долго и долго, но в маме что-то сломалось. Я виновата. Мне тогда было так плохо, она это видела. Она чувствовала, ничего не говорила, смотрела за внуком, терпела мою агрессию, сарказм, злость. Я злилась на всё по поводу и без. Точнее, я просто была мегерой и злилась на всё. Малейший повод и я прямо срывалась на крик. Нет, хлеба, кричу, мне не нужен хлеб, но я кричу. Ребёнок плачет, я ору. Она его убаюкивает, а я запираюсь в ванной, злюсь на всё это и рёву. Я не замечала, что с ней, я замечала только себя. Эти ублюдки изводили меня, а я изводила её. Мою мамочку. – И слёзы хлынули.
Успокоившись, она завершила историю коротко.
– Она не говорила, что ей плохо и началось обострение… Буквально год и она уже едва вставала. Я просила этих козлов дать мне передышку, но они угрожали позвонить и рассказать всё моей матери. Я пыталась её беречь, но она сгорела почти за месяц. Две недели почти не вставала, неделя в коме и её нет.
Говорить что-то, конечно, было глупо, все эти «я сочувствую», просто взял её за руку.