SVO
Без чувств, без эмоций, выжить
Недосказанность повисла грозовой тучей в моём настроении и уже начинало метать молнии, наконец закончился концерт очень бурными аплодисментами и возникшей из неоткуда громкой музыки. Кивнув, мигнув и всё же помахав рукой, я оплатил счёт, они о чём-то поговорили и вместе со сдачей нам принесли ещё два кофе навынос.
Мы уже были на террасе, когда она вдруг заговорила:
– Коля, ты, правда, хороший. – Вот вам стандартная фраза отказа, за которой следует «но…». – Но, всё сложно.
– Можно просто сказать: «нет, извини», я всё пойму. – Горечь разочарования становилась всё отчётливей, но даже просто этот вечер уже был ярким моментом. И достаточно…
– Ты мне нравишься. – Выдавила она, – я считала тебя другим, но каждый раз ты меня удивляешь, и приятно удивляешь. То картинная галерея, то парк аттракционов, то этот концерт. Честно, прости за то, что я скажу, но я считала тебя тем человеком, который очень проблемный и живёт только для себя и одним днём, которому всё равно, ну… ну, прости ещё раз, считала тебя пустым.
– Я и был пустым. За эти три-четыре месяца я повзрослел на свой возраст, вырвавшись из подростковых обид на родителей, семью, учителей, себя. Знаешь, у меня мало целей. Точнее, их не было, равно слову «совсем». Проигрывая ряд ролей, я каждый раз примерял не только личину по сценарию, но и думал, а что будет после с этим персонажем? И… – я подёрнул вопросительно плечами.
– И? Что?
– И меня тошнило от них. Мы столько раз имитировали людей, которые изменяют друг другу, идут на поводу похоти, что меня тошнит от этого. Я стал думать о том, хотел бы я иметь ребёнка, жену, семью. Да, хотел бы. Что я могу дать? Пока ничего. Тогда я подумал, что нужно дать. Коплю.
– Им нужно дать любовь.
– Её тоже коплю.
– Я не понимаю, как это… всё, это…
– Просто скажи, ты хочешь быть со мной или просто коротко нет, не могу.
– Хочу, – выдавила, выждав какую-то мучительную паузу.
– Это всё, что нужно было. – Мне трудно скрыть улыбку. Мне кажется, мой подбородок подтянулся к носу, настолько широкой была моя радостная улыбка.
– А дальше что?
– Давай копить деньги, больше брать парных онлайн и по возможности заказники. Нужно отработать минимум два с половиной месяца, потом либо мы уходим, либо зарабатываем ещё. Посмотрим, сколько соберём к этому момент у и решим.
– Чем мы будем заниматься потом?
– Заберём твоего сына и будем просто жить, может, откроем маленький магазин или вот такой бар. Может, купим квартиру. Решим. – Мой повелительный и уверенный тон удивил даже меня самого. Это всё говорил я? С этим австрийским вином что-то явно не так.
– Может, переедем в Австрию и организуем экоферму? Будем также производить вот такое же вино. – На этом она рассмеялась в голос.
На часах было уже одиннадцать, когда мы спустились по ступенькам с террасы.
Укрывшись в ветвистых кронах деревьев, мы снова целовались, удерживая бумажные стаканчики с кофе. Несмотря на июль, ночи в Вене оказались холодными, и мы прижимались к друг другу.
Внезапно вспыхнула лампа над дверью, кто-то выпорхнул из двери, и ещё один. Это точно был наш директор. Он о чём-то перешёптывался с парнем. Они подошли к машине, обнялись, и Стен сел во внедорожник.
– Я думал он со студентом. – Я вглядывался в отъезжающую машину и оставшийся силуэт.
– Я тоже. – Пожала она плечами.
– А парень-то симпатичный. – Я прошептал даже не задумываясь.
– Да и Стен тоже. – Она улыбалась, с очень интригующей улыбкой.
– Но студент, симпатичней этого парня.
– Прекрати, – смеялась она.
– А что?
– Ничего.
«Перевернув страницу»
Когда шесть дней ты заперт внутри помещения, лицезря глухие стены за исключением сорока – пятидесяти метров пространства, обрамленного бетонными стенами, со столь же бетонным полом, которое хотя бы уводит твой взгляд навстречу небу, хоть как-то разбивая монотонность времени на интервалы, когда есть день и ночь, когда солнце или дождь. Твоё каждое утро – это хроническое дежавю, но вот у тебя произошло событие, и ты мурлыкаешь себе поднос невнятный кусок песни, который и сам разобрать не можешь.
Моё похмельное утро четверга, это тот рубеж, который как гильотина, отсёкшая было от сейчас. Вооружившись разговорником: «немецкий для туристов за три дня», коротал утро и завтрак, вооружившись экспресс-курсом по фразам.
Маша появилась молчаливо и, поджимая губы, мерещилось в этом что-то недоброе, но глазами она улыбалась. Мы оба не знали, как себя вести. Привычная модель поведения невозможно, перечёркнутое взаимной тайной.
Мучительный завтрак с вымученными разговорами со всеми и обо всём, и вот я решился.
За эти несколько месяцев жизни здесь, я был несколько раз на втором этаже, не далее лестничной площадки, где друг против друга были деревянные двери. Справа Сергей, слева Стен.
Робко постучав, молниеносно пожалел о содеянном, о приятном решении, осознав глупость…
– Да? Кто там? – Голос властно требовал ответа.
– Николай.
– Входи.
Стен сидел за столом и что-то печатал в ноутбуке, надев очки. Впервые видел его в очках.
–Что случилось? – Спросил он, монотонно не поднимая глаз.
Была не была:
– У меня просьба.
– Говори. – Вот как говорить, если игнорируют даже твоё присутствие.
– Я, мы, и – местоимения межевались с союзами и прочими звуками.
– Что случилось? – Лицо директора изменило направление в мою сторону.
– Мы должны сниматься с Машей в паре.
– Вот даже как? – Он стянул очки, небрежно бросив их на стол. – А что ещё вы должны? Уместней будет спросить: «соизволите потребовать?».
Моя план рассы́пался так же грандиозно, как и возник двадцать минут назад, когда я увидел график съёмок.
– Нам нужно сниматься вместе. Мы… – И вот здесь что-то перемкнуло, я начал что-то сбивчиво говорить, пока не завершил фразой, – я видел вас вчера с тем парнем.
– Что? – Он сдвинул брови, откинувшись на спинку кожаного кресла.
– Я вчера видел вас в отеле, и потом в машине. – Это придало мне сил, я выпалил на одном дыхании. Он побеждён. Я…
– Когда же это? – Он ухмыльнулся, поджав свои подкаченные губы. Вроде рыжая сказал, что у него губы, накаченные филёрами.
– Вчера! – Я был горд собой, хотя внутри что-то чуть подрагивало, эдакое пограничное состояние между скрытым волнением и внешним довольством своим поступком.
– Вчера? В отеле? – Повторил он.
– Да. – Я одержал победу 1:0 в мою пользу.
– Получается, что вчера вы были в каком-то отеле, где якобы видели меня? – Он запрокинул голову, глядя мне прямо в глаза. Вот она настоящая схватка.
– Я был в баре напротив. Напротив этого отеля, когда выходи́л, видел… – Слова иссякали под его испепеляющим взглядом.
– Вы были в баре напротив отеля, потом видели якобы меня там в машине?
– Садящегося в машину.
– А что вы делали среди недели за периметром студии? – Вот, тут я осознал промах своей позиции. – Николай, что вы делали вне этого здания? Мне повторить вопрос? – Его голос зазвенел агрессивными нотами.
Я лишь поднял глаза, как рыба, молча моргая.
– Я могу выходи́ть за периметр этого здания в любое время и находясь вне этих стен никому и не в чём не отчитываясь. Вы же обязаны быть внутри здания все дни, за исключением, лишь воскресения и то в интервале с десяти до двадцати трёх часов.
Он сделал паузу, у меня внутри всё клокотало.
– Вы нарушили соглашения между вами и студией, всё это прописано в контракте. Помнишь? – И вот тут он впервые перешёл на «ты». – Пункт два, обязанности. Выход за пределы студии в неурочное время, грозит преждевременным расторжением контратака и штрафом в две тысячи евро. То есть, сейчас ты собираешь вещи и должен выплатить за паспорт штраф. Ну, так уж и быть, плюс текущая зарплата, в минусе ты евро так на семьсот.
Нокаут. Победа 0:10 в его пользу. Чёрт! Нет.
Вот так мечты могут рухнуть в одночасье.
– Пошёл вон! – Рявкнул он, нацепив очки и снова уткнулся в монитор.
– Но, я… У меня… – Я хотел что-то возразить, но мне в горло вонзили острый кол.
– Пошёл вон! – Громко повторил он.
Я проиграл, я проиграл, проиграл. Чёрт!
Несколько человек меня спросили о том, что случилось. Судя по моему внешнему виду, было понятно, что я морально убит.
Не с первой попытки, уже к вечеру я рассказал Маше, о своём разговоре с директором, и о том, как я промахнулся, пытаясь шантажировать его. Она потёрла глаза пальцами, лишь спросила: «зачем? Мы же решили просто ждать?» и больше мы этой темы не касались.
Мы молча курили, весь вечер и почти не разговаривали. Нет, она не обвиняла меня в глупости и тупости, не обвиняла и не критиковала, просто периодически поглаживала по плечу или тайком обнимала меня за спину, пока никто не видел и сразу убирала руку, как только кто-то появлялся на горизонте курилки.
Всю ночь я барахтался в кровати без сна, крутя произошедшее накануне, мысленно исправляя этот разговор, думая ото, как бы было вне этого разговора. Хотя не спалось, наверное, не только мне.
На ближайшие три дня не было ни одного заказника, только онлайн-заработки. Если в эпоху первых сценариев, все только молчаливо переглядывались и, перекидывались шутками, привыкали друг к другу вне съёмочной площадки, то в период ванили, мы разбились на группки, которые находили о чём и о ком поговорить при заказниках, всё было очень даже весело и не принуждённо, сейчас же что-то молчаливо депрессивное повисло в воздухе.
«Убежавший из деревни»
В тот вечер все молчали глухой ёмкой для размышлений тишиной под отголоски постукивающей посуды, шорох шагов и томные долгие вздохи. Постепенно все стекались на террасу, вооружаясь тарелками, кружками, контейнерами с едой, к десяти собрались все за исключением Наташи, которая была по графику с девяти до полуночи. Не было за столом и Стена с оператором.
Пребывая в нервном ожидании думая о том, что он, вот-вот появится, отправит меня за ворота, заставив выкупать паспорт за шестьсот евро. И моим остатком будет чуть больше тысячи. А она? Только мы все выяснили и тут такое. Зачем я…
– И что? – голос разрезал лёгкий гул голосов, вышвырнув мои мысли за пределы самобичевания.
Наш балагур, Павел, взревел тоном подстреленного лося.
– Успокойся, Паша! – Рыжая хлопала ресницами, хотя крик явно был адресован не ей.
– Я спокоен. – И он закинув в себя больши́м глотком, ещё одну порцию разбавленного виски. – Я очень спокоен.
– А что в этом такого? – Валентин ёжился чем-то уязвлённый. – Я тоже из деревни. Ничего в это такого…
– Меня задолбали уже с этой фразочкой «девушку из деревни вывезти можно, а вот деревню из девушки».
– Ты же не девушка? – Хохотнула Оксана.
– Да, я, – он вставил пару очень нецензурных слов, – не про девушку, я про то, как меня всё это достало. «Деревня, деревня», «ты что из деревни». Что плохого в деревни?
Его прорвало потоком откровений, и никто даже подумать не могу, что под личиной юмориста такое изъеденное самолюбие будто его происхождение, это бич всей его жизни.
Казалось бы, перед нами парень, который следит за своим внешним видом гораздо тщательней многих девушек. Он единственный кто делает маникюр не сам, а идёт в салон. Ходит подстригать волосы каждые две недели, ещё удаляет волосы на груди и животе. Мажет лицо кремом, а гардероб – и вовсе целое достояние. Только на наших съёмках, мы почти все побывали в его одежде или как минимум аксессуарах.
И вот перебрав с алкоголем, он выворачивает наизнанку самое сокровенное. И это самое сокровенное то, что он стесняется собственным происхождением. Мне показалось, что не только я удивлён, судя по лицам, фразам, утешительным и приятным словами звучащим с меланхолично-слащавыми отголосками, ситуация была щекотливой.
– Это нормально, Паша. Здесь нечего стесняться. Кто-то остаётся и мирится с той жизнью, которой живёт, кто недоволен, и у кого хватает сил, тот уезжает. – Рыжая, как обычно, философствовала. В целом мне казалось, что она не любила гармоничных людей и, напротив, обожала проблемных. «Сестра – милосердия порноиндустрии».
– Да, Паш, кто-то из деревни переезжает в областной, город, затем он или его потомки в более крупный или столица, а через одно – два поколения, потомки явно уедут жить за границу.
– Оксан, хватит фигню нести. Давай выпьем. – Сказал Павел, хлопнув стаканом по столу, явно уже мало соображающий, что происходит.
Они выпили, он закурил прямо за столом, что так яростно пресекал директор, все выпучили глаза, но никто не захотел вразумить парня, его и без того к тому моменту прорвало очередной бравадой, словно трубу, которая была долгое время замотана и тут её разорвало, и хлынуло.
– Я не хочу обратно. Я не хочу в деревню. Я не хочу раскидывать навоз. Я не хочу… – и чуть помедлив выпалил, – у меня не получается эта фигня. Совсем! Что мне делать? Денег не будет. Они не будут меня держать.
– Кто не будет держать? Колхозники? – Почти икнул Валя, который никогда не ловил стоп в алкоголе и часто перебирал куда больше, чем «выпил чуть больше нормы».
– Колхозники? Где ты слово-то такое раздобыл? – Усмехнулся снова саркастичный Паша-Ферби. – Да, эти колхозники – продюсеры. Ещё чуть-чуть и распустят наш колхоз, ну или тех, кто не может зарабатывать эти долбанные токкены в таком объёме. – Мне показалось, что он кивнул в мою сторону, но рядом сидел студент, который зарабатывал куда больше. Т тут все поняли причину агрессии. Он боялся вылететь из студии. Вернуться обратно и начать всё сначала.
Почему-то я думал, что я один здесь случайный персонаж, остальные это авантюристы, ну за исключением моей девушки, она просто стала жертвой обстоятельств.
А Оксана? Она бежала от мужика, который чуть не убил её. А Валентин бежал гонимый пустотой и ненужностью в этом мире. То есть мы все либо сбежавшие, либо убежавшие, что не слишком уж отличается.
С этими мыслями я и провалился в сон под утро, когда уже мы разошлись по спальням.
«Удача для баловня судьбы»
Проснулся к одиннадцати, горячей воды почти не осталось, пришлось воспользоваться холодной. Отчего водные процедуры ускоряются с минимального до максимально быстрого. Из-за того, что я часто просыпаюсь одним из самых последних, тело привыкло к холодному душу.
«Интересно, меня уже вычеркнули? Или объявят об этом торжественно и при всех?»
На улице лил дождь, хотя с вечера ничего не предвещало. Все толпились в холле и на кухне. Моё имя ещё было в графике напротив трёх после полудня. Что ж…
Машка была неотразима, не хотелось её терять, но я всё испортил сам. Её съёмка была передо мной. В час дня.
Она скрылась за дверью студии, мне оставалось молчаливо сидеть и смотреть, как студент с Егором рубятся в футбол на приставке. Валентин листает журнал, девчонки, разобщённые успехом одной и неудачей другой, разбрелись по углам.
– Коля, иди в студию. Быстрей. – Серёга пришлёпал в резиновых шлёпках и синих штанах с лампасами. Прямо сторож из соседнего здания, а не администратор. До чего же он смешной. На входе в студию был Стен.
Час пробил.
– Присоединяешься в кадр и отрабатываешь до конца своего времени. До шести.
– Но я…
– Что ты?
– Я думал, что меня уже… ну, это… Выгнали.
– Ты на выход собрался?
– Нет, извините за те слова. Я…
– Заткнись и в кадр.
– Хорошо. – У меня на миг отлегло. Пусть лучше на «ты», пусть по-хамски делает выговор, но не выгоняет. Здесь моя жизнь забурлила, полнотой эмоций, я могу быть здесь, мои планы, они живы, я смогу. Так и продолжил кивать, – хорошо, хорошо.
– Это единственное, что я хочу слышать от тебя впредь. – С этими словами Стен вышел из студии.
Машка, была уже раздета и сидела на диване, позади был фон башни с часами Лондона.
Мы, как и в прошлый раз реагировали на записи, что были на листках. У нас был секс спустя пару часов, потом она ушла, а мне пришлось показывать такие части тела, которые меня самого не возбудили бы, даже если бы я был геем. Мы все уже привыкли демонстрировать зад и раздвигать ягодицы на камеру, что шокировало в первые трансляции и стало обеднённым спустя пять-шесть онлайн-записей. Но деньги, лучший мотиватор. Растущие ставки пропорциональный не только эрекции, но и уровням допустимого.
Мы уже задрали два рубежа вместе с ней, сейчас я обнулил свои ставки и поднял ставку в три, затем в пять, чуть позе в десять раз. Пересчитал это в деньги и быстро убрал любые размышления о том, что приятно, а что не очень. Сегодня кто-то кидал по тридцать токенов за вид подошвы моих ног. То и дело я задирал ступни и шевелил пальцами.
«Пятьдесят токенов если ты оближешь большой палец ноги».
Я выпучил глаза, Стен пожал плечами. Опять? Сделал. Никаких эмоций не вызвало. Стоило подумать, что это палец ноги, которая ежедневно касается пола и прямо фу! Пятьдесят токенов, пять евро, триста пятьдесят рублей. Негусто, но всё же.
Главное, не думать. Обсосав свой палец, смотрю на Стена. Может, он так мне мстит?
Он поманил меня рукой вперёд, наклоняюсь. Он печатает.
Показывает отодвинуться. Звук монет.
«Опять».
Палец я облизывал неоднократно, только на обсасывании большого пальца ноги, я смог заработать почти тысячу токкенов.
Ещё демонстрировал за ягодицы, раздвигал их, ещё мастурбировал, облизывал собственные подмышки. С недавних пор некоторых из нас просили подмышки не выбривать под ноль. Стен показывает скрещённые руки, я прощаюсь, махая рукой.
– Выключил. – Говорит оператор.
– Три тысячи двести сорок три токкена. Двести шестьдесят три евро. – Стен стучит по клавишам ноутбука, собирает листы со стола. – Никита, сейчас будем работать на фоне. Запускаем трёх парней, посмотрим, как это сработает.
– Стен, можно… – Он лишь полосонул меня взглядом, ничего не сказав. – Я хочу извиниться. – Прошептал, так чтобы не привлекать внимания оператора.
– Извиняйся. – Ответил он равнодушно, запихивая исписанные листы в шредер.
– Я вчера позволил себе лишнего. Честно, я не хотел. У меня были эмоции.
– Мне неинтересно что у тебя было, эмоции, помутнения, но сегодня ты ещё здесь, потому что тебе повезло. Сейчас ты зарабатываешь и даёшь хорошую окупаемость. И… – он осмотрел меня от ног до головы, а я был полностью голый и даже не прикрыл причинное место полотенцем. – если у вас действительно что-то больше, чем работа в кадре, то помни, она лучшее, что может быть в твоей жизни, а вот ты, наоборот. Не лучшее…
Мы схлестнулись взглядами. Какая же сволочь. Вслух озвучивать не стал.
– Начни быть мужчиной! – Он рявкнул звучно. – Ты уже не подросток, который может натворить проблема, а потом поджать хвост и ждать, что тебя кто-нибудь вытащит из говна, в котором ты увяз. – Мы молча смотрели друг на друга. Такой враждебности и злости я не испытывал давненько.
– Одевайся и свободен до завтра. Твоя смена в десять утра. Заказных съёмок ближайшую неделю не будет. Так, что заработать можешь только онлайн.
Всё же это был лучший поворот из которых я мог предположить накануне.
– Ну, что алкоголик-дебошир? – Голос Стена догнал в спину, меня прямо перевернуло, это ещё что за… Благо это было не мне. В студии появился Пашка с виноватым взглядом и отёкшим лицом желтоватого цвета. – Не волнуйся, вы просто будете вместе в кадре. Друг с другом…
Дальше я уже не слышал.
А позже мы узнали, что наш рекорд был побит, без малого четырнадцать тысяч токенов, заработали Валентин, Пашка и Мартин за совместный онанизм на камеру. Никто не лез с расспросами, что именно они делали, но несколько раз шутки звучали в их адрес после.
Следующая трансляция у меня была в субботу с утра, за монитором был Сергей, с устойчивым равнодушием, только и демонстрирующий один и тот же лист:
«Токкенс плиз»
Два часа мучений и девятьсот токенов, из которых я получаю сорок пять долларов, это чуть меньше сорока евро. Я был зол на него, на себя, на Стена. Он теперь специально будет ставить этого алкаша в пару. Вот почему Пашка не зарабатывал, он считал, что с Серёгой проще.
Лучше пусть со Стеном сложнее, но зато с деньгами. Он всегда знает, что нужно сделать, чтобы заработать, а этот… Алкаш, блин.
Вечером нас собрали в студии.
– У нас будут корректировки. – Выдохнул Стен. – Да, очередная суббота, очередные изменения. Мы даже смирились и с этим. – Изменения, несущественные.
Все переглядывались молчаливыми взглядами. Нет, ни испуга, не страха, только волнение со знаковым «что опять?».
За эту неделю стало понятно, что утренние эфиры мало эффективны. А вот, одиночные приносят меньше доход студии, чем парные. Да, если брать суммарно, то не у всех одиночные дешевле парных или групповых, но коэффициент студии рассчитывается по-другому.
– Давайте тогда делить всё поровну, вот нас было трое, значит, делим всё на четыре части, и студия получает так же, как каждый из нас. – Выпалил Валентин, оглядываясь в поиске поддержки, но все промолчали, кто, хмуря брови, кто, равнодушно сохраняя безразличие.
– Это только оплата аренды и интернет. Тогда остальное, включая ваш рацион, обслуживание, клининг, работу студии вы будете плачивать также сами?
Нокаут.
Ну, что за человек, он же любому впечатает такой аргументированный ответ, что ты должен ему отдать вплоть до собственных органов.
Во царила тишина.
– Съёмки будут начинаться в два часа дня и завершаться часа в три – четыре ночи. Мы подготовим шаблонные скрипты, и по большому счёту вы будете самостоятельно работать.
– А перевод? – Рыжая закрутила головой. – Я же не знаю, что им отвечать.
– Есть такая проблема, но мы не можем столько времени тратить на трансляцию. Вопрос решён, но частично. К ноутбукам подключат плазмы. Те самые, которые уже были. – Все закивали. Да мол понимаем, о чём речь. – на них вы будете видеть второй экран, и полный перевод того, что вам пишу. Мы уже проверяли, гугл переводчик – это что-то странное, но альтернативы пока нет. Перевод получается порой очень сумбурный, но, соответственно, и сообщение, которое вам прислали, также будет странным. Просто игнорируете его. В любом случае мы будем с вами часто, но иногда вы будете самостоятельны.
– Может тогда ставить в пары тех, кто хоть немного знает английский. – Рыжая наконец-то сказала что-то вразумительное.
– Идея, не плохая и я уже думал об этом, но ваш профсоюз может снова взбунтовать. – Указал он в сторону Валентина. – Кто говорит на английском? Роман, Мария, Мартин и кто-то ещё? Егор, вы?
– Немного, – наш качек замялся, похрустывая пальцами. Остальные сидели молча.
– Что ж, трое. И нас трое. Попробуем тогда так. Кто говорит на английском тот в паре с кем-то из не говорящих. Мы параллельно поддерживаем вторую группу. Сергей?
Тот кивнул в ответ.
– В плане выходных всё без изменений, завтра клининг, все должны покинуть студию до одиннадцати. Вещи для химчистки в именные мешки, обувь для ремонта так же. Что ещё?
– Победитель. – Шепнул Сергей, поёрзав на стуле.
– Ах да. Подводя статистику, с учётом сегодняшнего дня. Наша новая звезда, Наталья. Она заработала за эту неделю чуть больше тридцати тысяч токенов.
Все захлопали как на партийном собрании, а я быстро подсчитал, что её доход за неделю вместе с окладом и обещанной премией за ежедневные съёмки почти тысяча восемьсот долларов. Это что, почти полторы тысячи евро, и примерно сто тридцать тысяч рублей. За неделю?
Судя по лицам, подсчитал не только я.
Вернулись к теме: «завтраки вкусные, но уже надоели». Обсудили и это. Составили варианты на следующую неделю. Обеды и ужины оставили без изменений. На террасу мы выпорхнули спустя часа эдак три. У меня отлегло, после пережитого, после собственного выступления, так что немного расслабился и дал лиху, выпив больше того, с чем мог справиться организм. Не только я, но и наша новая звезда, также дала маху. Наташка вообще была взвинчена последнее время и проявляла очень уж больше активность, без конца говорила, пила, шутила, подсаживалась то к одним, то к другим. Возможно, ей было неловко или она так упивалась своим новым статусом?
Мы же то ли из зависти, может, из-за собственной испорченности, но тут же узрели, как человек изменился, причём большинство стало реагировать очень уж негативно. Но неприятно, когда человек так кардинально меняется, едва приподняв голову. Она-то навязывала разговор Насте, которая терпеливо и очень саркастично отшучивалась, и в какой-то момент прямо поддевала её, а Наташа упорно этого не замечала, попивая вермут из бокала для мартини. Обычно она, то есть Наташа молча отсиживалась в компании рыжей или Оксаны. Улыбчиво кивала на чьи-то шутки или покачивала головой на грустные или страшные байки, тут же несостоявшаяся светская львица в джинсовой юбке и белом пляжном топе в балетках с бокалом, заливисто смеялась, припоминая какие-то сумбурные факты из жизни.
Кстати, она немало удивила своими откровениями.