– Думаю, Екатерина Александровна подойдёт чуть позже.
– Да, она явно занята, – девушка улыбнулась, понимая, что примирения им избежать не удастся, а, значит, ей лучше начать первой, чтобы не попасть в ещё более неловкое положение. – Обсудим нашу ссору?
– Точно! Согласен. Я тоже хотел поговорить об этом прежде, чем уеду, потому что потом мы встретимся только на самом балу.
– Уедешь? Куда?
– К матери. Сестрёнка заболела, я должен привезти лекарства и продукты, и, возможно, придётся остаться там на пару дней, пока её здоровье не придёт в норму, – тут же объяснился Спенсер, отходя к окну. – Так о чём ты хотела поговорить?
– Я хотела сказать тебе, что ты прав. В том, что мы всё равно помиримся и просто перестанем это обсуждать, конечно. Твою жизнь я всё равно не одобряю. Но! – Петрова еле заметно улыбнулась, пытаясь справиться с подступившей неуверенностью. – Но это не моё дело. Я просто оставлю твои проблемы и твою жизнь только тебе же самому, и пообещаю, что постараюсь больше не говорить о своём мнении в столь резком ключе.
– Знаешь, Ада. Я долго думал о том, что ты мне говорила, и я даже понимаю всё негодование. Мне больно говорить это, но я и впрямь сын своего отца. Пройду по головам, но получу желаемое. Ты сейчас думаешь, что я негодяй, да я и сам это знаю, но я хочу лучшего. Для себя, для своей будущей жены и детей. Наша жизнь неконтролируемо меняется, сегодня ты имеешь всё, а завтра остаёшься у разбитого корыта, – пожал плечами парень, отводя взгляд в пол.
Аделаида видела, что ему тяжело говорить все эти вещи, но понимала, что ей плевать. Она всё равно никогда не поймёт подобных речей, сколько бы доводов ей не приводили. Ведь именно из – за таких нагло-амбициозных, как Спенсеры, те, кто правда имеют талант к своему делу, не могут добиться высот. Кирилл не разделял лучшую жизнь и лучшую версию себя, не осознавая, что его дети тоже не будут уважать отца, пусть и будут делать так же, как делал он. Этот замкнутый круг прекратиться лишь тогда, когда один из них поймёт, чего стоит нажитое богатство.
– Давай не будем вновь обсуждать это, Кирилл. Перетирать одно и то же просто глупо, ведь мы всё равно останемся при своём мнении.
– И даже не будешь учить меня тому, как правильно?
– Я подожду, пока ты сам увидишь пепел над головой. И этот пепел будет нести в себе все твои мысли, желания, поступки, гордыню и алчность, – улыбнувшись, сказала Петрова, не отводя взгляда от глаз друга.
– Хорошее пожелание на будущее, – кивнул Спенсер, подходя к Аделаиде и слегка обнимая её за плечи
Вечерело. Аделаида, судорожно бегая по дому, искала свой телефон, в очередной раз откинутый и забытый. Она опаздывала уже на пол часа официальной части, хотя должна была появиться на час раньше всех гостей. За изучением дневника Петрова совершенно забыла о времени и очнулась лишь тогда, когда часы в комнате пробили шесть вечера. Кирилл хотел заехать за ней, но она отказалась, решив, что куда спокойнее будет добраться на такси, но сейчас понимала, что в случае со Спенсером вряд ли бы позволила себе опоздать.
Екатерина тактично не звонила, и Ада надеялась, что женщина слишком занята для того, чтобы отвлекаться на постоянные звонки своей опаздывающей гостье. Девушка чувствовала себя просто ужасно: записи в дневнике в очередной раз разбили её на части. Мужчины и женщины, приходившие к Антонину, рассказывали ему трагичные истории. Кто – то убил своего друга в порыве злости, другой разворотил «воздушной стихией» целые кварталы. Из всех этих записей Аделаида чётко поняла одно – магия зависит от эмоций. Напрямую. Чем сильнее эмоция, тем ужаснее могут быть последствия.
И, несмотря на все попытки девушки убедить себя в том, что удачные случаи использования магии просто не появлялись бы у Мендака, количество проблем, описанных в дневнике, заставляли её опасаться любых магических проявлений всё сильнее. Что, если она навредит кому – то? Уничтожит, разотрёт в прах? Даже сейчас, в момент, когда её мысли были где – то там, на балу, Аделаида продолжала придумывать события, в которых из – за неё страдают близкие люди. Представляла себе испуганные и осуждающие лица Екатерины Александровны, Кирилла, его отца, тёти Лизы. Всё это было просто ужасно. А хуже всего было то, что Аделаида не знала, как ей себя контролировать и как уберечь тело и душу от магии, уже, возможно, в него вселившейся.
Часы пробили семь и девушка, замерев посреди гостиной, посмотрела в лицо матери. Неужели она была ведьмой? Она совершенно не была похожа на ту, кто пугается собственной сути и, наверное, была тем самым счастливым случаем, который не описывается в дневнике. Познала внутреннее Я и научилась им управлять. Ада усмехнулась и, опустив взгляд, заметила телефон, лежащий на тумбочке. Ну конечно, всё лежало на самом видном месте, но она, как обычно, ничего не замечала. Вызвав такси и сложив мобильник в подаренную Екатериной Александровной сумочку, Петрова сходила за платьем и переоделась, застегнув крючки после не очень долгих мучений. Если танцы ещё не начались, ей предстоит открывать бал вместе с Кириллом. Лучший наряд из новой коллекции будет сверкать в свете тысяч ламп и пары десятков камер, а её лицо уже завтра будет красоваться на первом листе газеты. И всё это случится, конечно, если она не опоздала слишком сильно.
Ночной Авуар де Луе нравился Аделаиде куда больше, чем его утренняя версия. Мягкий свет фонарей, разливавшийся по маленьким, тихим улочкам, неизменно навевал воспоминания о доме. Девушка с силой сжала запястье, осознав, что уже больше полутора недель не находила времени на то, чтобы позвонить Василию. Он, наверное, медленно сходит с ума от тоски, пока она резвится в городе, словно забыв о не столь давних событиях. Конечно, мужчина никогда не станет обвинять Аду в том, что она занимается своими делами, но сама девушка прекрасно понимает, что такое поведение вряд ли бы было одобрено её родителями. Скорбь по тётушке не приносила ей удовольствия, как, в принципе, и общение с ней, но несмотря ни на что, подобная утрата всё равно резала сердце Петровой.
Дом, в котором проходил бал, отличался просто невероятной красотой. Окна были распахнуты, и из них лилась тягучая, спокойная мелодия, подразумевающая, скорее, разговоры, а не танцы. Это определённо обрадовало девушку и она, быстро расплатившись с водителем, обеими руками слегка приподняла юбку, тянущуюся по полу. На ступеньках пафосно лежала красная дорожка, вокруг которой толпились журналисты. Этих ребят не пустили внутрь, и поэтому им приходилось довольствоваться лишь фотографиями заходящихся в «святая святых» бала Таскановой. Перед дверью стояла пара охранников, на лица которых кроме чёрных очков была надета ещё и неплотная тканевая маска. Яркий свет от вспышек фотокамер и резкие выкрики репортёров заставляли девушку жмуриться, но она даже не подумала о том, чтобы ускорить шаг, позволяя платью размеренно вздыматься и опускаться. За пару дней постоянной носки она поняла, что выгоднее всего данный наряд смотрится именно при ходьбе, когда нога только начинает отрываться от земли. Аде очень хотелось, чтобы новая коллекция Таскановой имела просто невообразимый успех, а для этого придётся постараться.
Войдя внутрь, девушка оказалась в огромном холле, вдали которого виднелась кованая лестница. Еле заметные указатели, висевшие на стенах, определённо вели именно на неё, и поэтому Аделаида, не переставая оглядываться, медленно начала к ней приближаться. По всему пути следования девушки были развешены огромные плакаты, на которых были представлены прошлые коллекции Екатерины Александровны, а для того, чтобы слегка разрядить обстановку, использовали небольшие деревья, стоявшие в высоких кашпо. Всё было выполнено на высшем уровне и Петрова, старательно отмеряя шаги, начинала беспокоиться: всё может пойти не так, как ею было задумано. Здесь собрались люди из высшего общества, «сливки» Авуар де Луе. Станцевать перед ними вальс, не потеряв лицо под внимательными, прожигающими взглядами, будет весьма непросто.
– Боже мой, Аделаида! Мы уже думали, Вы к нам не придёте! – расплывшись в улыбке, воскликнул Рафаэль, старательно поправлявший уложенные волосы. – По правде сказать, только Вас мы и ждём.
– Надеюсь, гости не сильно утомились в своём ожидании?
– Они не знают, что ждут чего – то, поэтому просто наслаждаются как всегда интеллигентными беседами, мисс. Вы выглядите шикарно, – осмотрев девушку с ног до головы, сказал мужчина.
– Это всё платье, оно волшебное, – в ответ улыбнулась Аделаида, чувствуя, как от Рафаэля исходят волны спокойствия, передающиеся и ей.
– Дело не только в платье, мисс Петрова. Пройдёмте, я пропущу Вас первой. Готовьтесь к тому, что взгляды как минимум сотни женщин, мечтавших оказаться на Вашем месте, сейчас прожгут эту прелестную головку.
– Не стоит жечь то, что может загореться, – подмигнув мужчине, ответила Ада, поднимаясь к самым дверям и вслушиваясь в весьма громкие разговоры сотен голосов.
На выдохе открыв двери, Аделаида, задержав дыхание, прошла вперёд, опустив взгляд в зал. Она искала саму Тасканову или, быть может, Кирилла, который встретил бы её внизу, но ни одного из них ей не удалость отыскать. Отвернувшись и высоко подняв подбородок, девушка отпустила юбку. Это был поистине рискованный шаг, ведь в любой момент она могла наступить на длинный подол, но, несмотря на это, Ада знала, что просто обязана сделать именно так. Как и предсказывал Рафаэль, множество любопытных женских глаз внимательно изучали её, а затем, понимая, что это за платье, неизменно менялись в выражении лиц. Ох, как жалела сейчас Петрова о том, что у неё нет с собой портативного фотоаппарата. Ей очень хотелось запечатлеть это буйство скорчившихся лиц у прекрасных дам. Быстро отворачиваясь, они принимались обсуждать что-то со своими кавалерами и, замечая, что те не отрываясь смотрят на Аду, гневно били их руками в грудь или же осторожно одёргивали, взяв за ладонь.
Аделаида чувствовала себя Золушкой, пробравшейся на бал тайком от всех и, наверное, если бы не рука Рафаэля, подставленная во время окончания спуска, девушка ещё долгое время ходила вдалеке от остальных. Маневрируя между дамами и мужчинами, Петрова постоянно здоровалась с кем-то, не запоминая ни лиц, ни статусности нарядов. Здесь, наверное, было больше трёх сотен человек, хотя Екатерина уверяла девушку, что это будет просто небольшой бальный приём, закрытый показ для «своих».
– Рафаэль, неужели Екатерина Александровна знакома со всеми этими людьми?
– Так или иначе, но да. Вас смущает столь огромное их количество? – усмехнулся мужчина, оглядываясь на свою спутницу. – Поверьте, на самом деле здесь их не так уж и много.
– Я просто отвыкла от подобных мероприятий и сейчас чувствую себя так, будто не имею права тут находиться, – призналась Петрова, замечая в глубине толпы Тасканову, мирно беседовавшую с грузным мужчиной.
– Поверьте мне, Аделаида, никто не имеет больших прав, чем есть у Вас. Идите, она Вас ждёт.
Растворившись среди пёстрых нарядов, Рафаэль оставил Аду одну, и девушка, уверенно расправив плечи, стала пробираться между плотными рядами человеческих тел. Ей постоянно казалось, что кто-то наступит на тянущийся вслед за платьем шлейф, но оглядываться и пытаться подобрать его – значило бы показать свою неуверенность.
Екатерина была одета в строгого вида бежевый комбинезон, удивительно хорошо сочетавшийся с нарядом самой Аделаиды. Рыжие волосы были собраны в замысловатую причёску, а отдельные пряди спускались около шеи, путаясь с изумрудными серёжками под цвет глаз. Словно почувствовав на себе внимательный взгляд девушки, Тасканова оглянулась и, заметив направляющуюся к ней Аду, тут же оборвала разговор.
– Моя милая! Вижу, ты прекрасно справилась с платьем и без помощи волшебных фей, – звонко рассмеялась женщина, слегка одёргивая вниз подол и критично осматривая девушку.
– Думаю, они мысленно были со мной, пока я застёгивала Ваши крючочки. Сложно рассмотреть в этой толпе, но я никак не могу отыскать Кирилла. Вы его не видели? – поинтересовалась Петрова, принимая от официанта бокал с холодным шампанским и отходя вместе с Екатериной Александровной на балкон.
– Неужели он не позвонил тебе? Видимо, ему совсем не до этого! Кирилл не приедет, сестре становится всё хуже, врач сказал, что за ней нужен постоянный уход, а их мама вышла на работу. Сергей, её новый муж, тоже весь в заботах.
– Врач всё ещё там?
– Нет, его вызвал старший Спенсер, будь он сто раз неладен. Если из-за его капризов малышке станет плохо, он даже и не посчитает, что в этом может быть его вина! – зло бросила женщина, отпив золотистую жидкость из своего бокала. – Но давай не будем о грустном, милая. Знаешь, ведь именно в этом здании познакомились твои родители.
– В этом здании? Неужели Вы не шутите? – удивлённо спросила Ада, в очередной раз оглядываясь назад для того, чтобы с любовью взглянуть на величественные стены и длинные, массивные люстры, свисающие с потолка. – Я знаю, что они встретились на одном из вечеров, но то, что это случилось именно здесь…
– Мне кажется, что я помню этот день так хорошо, словно это было лишь вчера. Твоя мама только приехала в город и я, случайно встретив её, сразу решила, что она должна стать лицом моей коллекции. Это Ваша общая черта – становится моими лучшими творениями, – рассмеялась женщина, потирая лоб и тут же разглаживая его, растворяя небольшие морщинки в пальцах. – Григорий совершенно не хотел идти на этот показ, и я думала, что он останется дома, писать очередные реакции, но он снова меня удивил. Опоздав, он явился через чёрный вход, рядом с которым находилось помещение для моих девочек. В тот момент я была в нём же вместе с Серафимой, мы готовились к выходу. Столкнувшись с Гришей, я предложила ему пройтись перед всеми вместе с твоей мамой, чтобы окончательно завершить образ, а он взял и согласился. Думаю, у него было отличное настроение.
– Это была любовь с первого взгляда?
– Иначе и быть не могло, обезьянка. Твоя мама сияла, как звезда, а он был её лучшим завершающим штрихом, тем, чего ей и не хватало. Интеллигентные, умные, добрые, после показа они ушли на один из балконов, и весь вечер рассказывали друг другу о себе. Впервые я увидела Гришу с девушкой. А уже через пару месяцев меня пригласили на свадьбу.
– Они на самом деле удивительные, мама и папа… Мне кажется, их любовь могла бы спасти что угодно, – улыбнулась Аделаида, выпивая всё шампанское разом и, тут же пожалев об этом, поставила бокал на парапет, незаметно удерживая себя от падения.
– Она и спасает. И Григорий, и Серафима нашли продолжение в тебе, Ада. Ты взяла лучшее от обоих, поэтому тобой просто невозможно не восхищаться.
– Люди ждут от меня чего-то удивительного, ведь мои родители были удивительными, а я? Екатерина Александровна, я хуже, чем они. Я делаю всё совершенно не так, как мама меня учила.
Внимательно посмотрев на девушку, Тасканова взяла её за плечо и развернула к себе. Оставив бокал на парапете, женщина расцепила сжатые в кулаки руки Аделаиды и взяла их в свои, ободряюще поглаживая.
– Ты искренняя, добрая, понимающая. Ты умная и старательная, ты красивая. Твои родители могут гордиться тобой, потому что я не знаю более достойного человека. Прекрати думать, что ты хуже них, потому что, я уверена, Серафима бы очень расстроилась, увидев твой настрой, – прошептала Екатерина Александровна и вдруг крепко обняла Петрову, прижав её к себе. – Я правда хотела бы показать, как сильно твоя мама любила тебя.
– Спасибо Вам, – сдерживая слёзы, пробормотала девушка, положив голову на плечо Екатерины. Тасканова была чудесной женщиной, понимающей и способной безвозмездно отдавать частичку себя другому человеку.
– Пойдём, съешь чего – нибудь. Голову вверх, улыбнись. Сегодня все взгляды будут устремлены только на тебя.
– А как же танцы?
– Кирилла нет, так что ты не будешь открывать бал, но поверь, несмотря на это журналисты просто не выпустят тебя из объективов фотокамер.
Взяв Екатерину Александровну под руку, Аделаида вновь вошла в зал, заполненный различными ароматами духов. Там на балконе свежий воздух вымывал всё это, но стоило девушке вернуться, как в нос тут же ударил запах свежести, апельсина, морского бриза и чего-то слишком сладкого. Женщина была права, на них смотрели почти все. Отрываясь от своих дел, люди оборачивались, еле заметно кивая Таскановой и внимательно изучая Аделаиду. Они не могли узнать её, но что-то неуловимо знакомое побуждало этих людей смотреть на девушку практически безотрывно.
– Катя! Какая приятная встреча! – к ним, с силой расталкивая стоявших в толпе людей, приближалась молодая особа лет двадцати пяти. Широко раскрыв от удивления глаза, Ада была готова поклясться в том, что более экстравагантный наряд было придумать сложно.
– Рада тебя видеть, Падма, – сквозь зубы процедила Тасканова так, что только последний идиот не догадался бы о том, что это ложь. Вновь взглянув на девушку, Аделаида поняла – перед ней именно тот человек, которому можно сказать в лицо о том, что он дурак, но он всё равно не обидится, потому что примет это за шутку. – Не знала, что пригласила тебя.
– Ты и не приглашала. Я подумала, что ты просто забыла прислать мне карточку, у тебя ведь столько занятий, – покачав головой, улыбнулась Падма. Её ярко – зелёные волосы, заплетённые в дреды, были собраны высокий хвост, но, несмотря на это, всё равно выглядели очень неопрятно. На самой девушке была одета ассиметричная красная клетчатая рубашка и трикотажная юбка с белыми пятнами, будто поставленными отбеливателем.
– Ну конечно, как хорошо, что ты умеешь думать, моя дорогая.
– Ой, а это что за прелестная особа? Твоя дочурка? – рассмеявшись, девушка подтянула рукава рубашки, оголяя руку с длинными, ядовито – жёлтыми ногтями, и поднесла её к лицу Аделаиды, норовя ухватить её за щёку.
– Не трогайте меня, пожалуйста, – резко отодвинув руку Падмы, воскликнула Петрова, нахмурившись. Ей была неприятна эта странная особа, выпячивающая нижнюю губу с такой силой, что та, наверное, скоро должна была отвалиться.
– Это дочь моих давних друзей, ты же знаешь, что детей у меня нет, – никак не отреагировав на выпад Ады, продолжила разговор Тасканова, беря у официанта бокал и предлагая его Падме. Справившись с ним за секунду, девушка, широко улыбнувшись, вернула пустой бокал на поднос и, подойдя вплотную к Екатерине, принялась говорить.
– Скажу по секрету, Катюша, это уже пятый бокал шампанского за вечер. Оно у Вас просто удивительное, – видимо, Падма пыталась говорить тихо, совершенно не замечая того, что кричит почти на весь зал. На них смотрело всё больше людей, и подобное внимание было совершенно не нужно ни Аделаиде, ни Екатерине Александровне. Шустрые журналисты, то и дело щёлкая камерами, определённо были только счастливы наблюдать за пьяной девушкой, повисшей на модном дизайнере.
– Падма, может, тебе лучше поехать домой? – заметив беспокойство Петровой, спросила женщина, снимая со своего костюма девушку и ставя её рядом. – Ты выглядишь уставшей.
– Оу, не волнуйся! Я выспалась перед тем, как прийти сюда, так что готова танцевать и болтать це-е-елый вечер, – громко рассмеялась Падма, отмахнувшись. – Ну, я пойду, поговорю с кем – нибудь, не буду вас отвлекать. А ты, малышка, и впрямь очень хорошенькая. Как – нибудь встретимся.
– Ага, конечно, – поджав губы, ответила Ада, проводив девушку взглядом, полным отвращения. – Как её вообще пустили сюда? Это же закрытое мероприятие!
– Падма – молодёжный дизайнер. Обычно она выглядит менее вызывающе, – старательно подбирая слова, покачала головой Тасканова. – Моя охрана её знает, поэтому подумала, что я её пригласила.
– Это та Падма, которая должна была иссохнуть от зависти?
Екатерина Александровна рассмеялась, прикрыв рот рукой и, внимательно посмотрев на Аделаиду, кивнула.
– Знаете, она больше похожа не на конкурентку, а она глупого, взбесившегося подростка. Поверьте, мне кажется, она даже не понимает, что выглядит, как минимум, неприлично. Особенно среди подобного контингента.
– Коллекции Падмы покупают многие подростки, Ада. Соответствуя веянию прошлых, очень, очень далёких лет, она воссоздаёт наряды, которые носили чьи-то бабушки и дедушки. Яркие, пёстрые цвета, множество рюшей, страз, металлических шипов.
– Ужас, – закончила речь Таскановой девушка и, для большего эффекта, пару раз закатила глаза.
Продолжая идти к центру зала, Аделаида с восторгом смотрела на великолепные, огромные стены из ракушечника. Разделяя пространство основного помещения и балконов, с потолка свисали плотные бежевые шторы, разлетавшиеся от порой резких порывов ветра. Тысячей лампочек сверкали многовековые люстры, свечи в которых были теперь заменены электричеством. Наверное, в прошлом, когда вместо Авуар де Луе находился город с другим названием, а сам Радмаас являлся не единой страной, а разделённым на десятки кусочков материком, здесь проходили настоящие балы. Их устраивали короли и королевы, правящие своим государством. Они встречали здесь послов из других стран и заключали выгодные союзы.
С двух сторон зала стояли колонны, вокруг которых обвился дикий виноград, создавая ощущение некой заброшенности и старины, а рядом с ними на маленьких тумбочках были установлены вазы с нежно-розовыми пионами
Неожиданный хлопок от ударившейся о стену двери заставил Аделаиду оторваться от размышлений о красоте бального зала. Стоило ей повернуть голову, как брови девушки взлетели вверх, потому что ничего более удивительного представить себе вряд ли было возможно. Оглядывая поражённых вторжением людей, трое молодых парней стояли, словно ожидая приказа. Они были одеты в полностью чёрные костюмы: на плечи накинута кожаная куртка, на ногах – грубые ботинки, больше подходящие для осенней погоды, в пояс с обеих сторон вставлено по паре ножей с блестящими серебряными наконечниками. Словно грабители, пришедшие для того, чтобы испортить праздник, они выжидали чего-то, заставляя каждого молчать под своими внимательными взглядами.
Екатерина тоже молчала, но во взгляде её не было ни паники, ни страха: она словно знала этих ребят, но всё равно была недовольна происходящим. Ада уже было собралась спросить у неё, что происходит, но тут дверь открылась вновь, впуская внутрь уже знакомого девушке человека. Волосы Сэмуэля были разбросаны, и парень, стремясь хоть как-то уложить их, запустил в лёгкие кудри пальцы, взбивая «укладку». Что-то прошептав друзьям, а Петрова была уверена в том, что они знакомы и точно подчиняются Сэму, парень принялся спускаться по лестнице, ехидно улыбаясь. Его вооружённая компания продолжила стоять вдоль стены, но теперь выражение их лиц казалось скучающим.
Сэмуэлю явно нравилось внимание, которым его одаривали гости. Он выглядел не так, как его друзья: смокинг, белая рубашка, бабочка – он точно знал, куда собирается, и как здесь все будут одеты. Аделаиде хотелось вырвать себе глаза: мелкий негодяй был слишком красив. Отвратительная красота при пустом душевном содержании. Люди расступались перед ним, пропуская к Таскановой, сложившей на груди руки и раздражённо смотревшей на крестника.
– Что ты здесь устроил, скажи на милость? – гневно спросила она, находясь на границе шёпота и крика одновременно. – Обязательно было заявляться так, словно твои ребята сейчас перебьют каждого, кто встанет у них на пути?
– Здравствуйте, крёстная. О, какой приятный сюрприз, – расплывшись в улыбке, сказал Сэмуэль, встретившись с Адой взглядом. – К несчастью, нас так и не представили друг другу в первую нашу встречу. Твой мини-Спенсер не отличился подобной услужливостью.
– К несчастью, ты тоже не был расположен к нормальному разговору и я ничуть не жалею о том, что не была тебе представлена, – процедила девушка, ядовито смотря на мальчишку. Весь его насмешливый вид раздражал её, а каждое движение, каждый взгляд, в котором читалось «Я всё о тебе знаю» бесило ещё больше.
– Сэм, Ада, перестаньте! Не хватало мне выслушивать ещё и ваши разборки, – покачала головой Тасканова и, взяв обоих за плечи, отвела в сторону, кивнув музыкантам. Вновь полилась тихая мелодия и люди, пусть и посматривая недоверчиво в сторону пришедших парней, принялись за разговоры. – Ада, это Сэмуэль Локучев, мой крестник. Сэм, это Аделаида Петрова, дочь моих давних друзей.
– Умерших, насколько мне известно, – изогнув бровь, вставил парень, облокачиваясь на стену.
– Заткнись, пока я не помогла тебе с этим.
– Правда, Сэм, хватит, – раздражённо бросила Екатерина, беря Аду за руку, чтобы та и впрямь не принялась колотить парня. – Почему наши встречи всегда начинаются с колкостей? Неужели ты не можешь вести себя воспитанно?
– Могу, любимая крёстная, конечно могу. Отец прислал меня, нам нужно поговорить и я бы не хотел, чтобы лишние уши впитывали всё, что я Вам буду рассказывать.
– Ладно. Жди меня в кабинете через пару минут, мне нужно дать короткое интервью, – кивнула Екатерина Александровна и сразу же исчезла в толпе.
Оставшись с Сэмуэль, продолжившим стоять у стены, наедине, Аделаида принялась доставать из сумочки телефон. Ей совершенно не хотелось стоять рядом с ним и, тем более, разговаривать, но его внимательный, почти испепеляющий взгляд буквально пронизывал насквозь. Необязательно было смотреть на него, чтобы понимать, что он её изучает.
– Ты и впрямь дочь Петровых? – наконец, спросил Сэмуэль куда спокойнее, чем разговаривал до этого. Повернувшись, Ада нервно рассмеялась, удивлённо качая головой.
– Нет, я подкидыш, найденный ими в лесах Авуар де Луе, – пожала девушка плечами, не понимая причин столь странного вопроса Локучева.
– Ну, тогда, подкидыш, советую тебе прятать артефакты получше, если ты не хочешь, чтобы они попали в плохие руки. А они, поверь, могут. Прощай, – отсалютовал Петровой Сэм, резко развернувшись.
Локучев прошёл вдоль стены к дальнему концу зала и исчез в толпе людей, растворившись среди ярких нарядов и замысловатых женских причёсок. Аделаида смотрела ему вслед, не понимая, почему ей кажется, словно прямо сейчас всё её тело оказалось просто прибитым к полу. Слова парня крутились в голове, напоминая ураган, а в вмиг спутавшихся мыслях возникал образ книги матери, дневника Мендака, украшения, которое выпало из его же письма. Всё это лежало на столе в кабинете отца, но не мог же Сэм? Или мог?!
Сорвавшись с места, Ада почти побежала вслед за ним, поддерживая платье руками, чтобы не упасть. Ей нужно было поговорить с ним, потому что если парень и впрямь был у неё дома… Он явно что-то знает об этом странной, не открывающейся книге. Прошмыгнув мимо охраны в небольшой, тёмный коридор, Аделаида остановилась около двери. Спрятавшись в тени, девушка заметила Сэмуэля, стоявшего рядом с Таскановой и что – то яро доказывающего ей. Аделаида словно смотрела дешёвый спектакль, пока её сердце отбивало чечётку.
– Поверьте, это последний раз, когда отец о чём – либо Вас просит!
– Сэм, ты должен понять меня, сумма, которую ты хочешь получить – просто огромна. У меня нет таких денег на руках, ты же знаешь, я всегда давала вам их, но сейчас? Пол миллиона танов? – Екатерина ходила туда-сюда рядом с Локучевым и явно не могла найти себе места. – Зачем ему такие деньги?
– Вы знаете, я не могу рассказать, – закусив губу, ответил парень, складывая руки в карманы и напрягаясь, как струна. – Нам больше не у кого просить!
– Сэмуэль, хватит. Я не выпишу чек, я больше не собираюсь делать этого! Наглость твоего отца переходит всякие границы, и я не намерена в очередной раз спонсировать его бандитский бизнес!
– Бандитский бизнес? Кто Вам это сказал? Спенсер или его недалёкий сыночек?
– Замолчи! – в комнате раздалась звонкая пощёчина и Тасканова с горящими глазами принялась тяжело дышать, стоя рядом с крестником. – Прекрати так со мной разговаривать.
Парень молчал. Он даже не шелохнулся, но Аделаида видела, как напряглись вены на его шее, а руки в карманах сомкнулись в кулаки. Он злился, очень сильно, но, несмотря на это, продолжал стоять на месте, будто ожидая чего-то от Екатерины.
– Ты ведёшь себя как маленький ребёнок, Сэмуэль. Перенял от отца тщеславие, алчность и дерзость, но если твой отец сделал хоть что-то для меня и города, то ты – просто пустое место. Катаешься на своём мотоцикле и думаешь, что все тебе чем – то обязаны! Как бы не так! Хочешь, чтобы с тобой обращались, как со взрослым, прекрати в очередной раз доказывать мне своими поступками, что тебе всего лишь семнадцать!
Не ответив, Локучев развернулся и, подойдя к противоположной от двери стены, остановился около фарфоровой вазы, медленно поглаживая её рукой.
– Вы меня совсем не знаете, крёстная. Сначала видели ещё младенцем, но сейчас я уже не ребёнок! Я не пустое место, не смейте так говорить, – зло сказал парень, нахмурившись. – Я очень многое делаю для своей семьи и то, что моё имя не написано на всех таблоидах города ещё не значит, что я ничтожество.
– Что же такого чудесного ты сделал, мой взрослый мальчик? Набил кому-то лицо за то, что он оскорбил твоего отца? Ходишь от его имени на разборки, стреляя из пистолетика? Расскажи мне, Сэм, на твоих руках уже есть кровь? – Аделаида видела, как злость клокотала в душе и глазах Таскановой, и как женщина, явно коря себя за сказанные фразы, продолжала с непониманием смотреть на крестника. – Расскажи мне, что такого ты сделал, Сэм, чтобы заслужить уважение?
Рука Сэмуэля дрогнула и ваза, до этого, наверное, простоявшая многие годы, упала на каменный пол, разбившись на тысячи осколков. Он стоял над ними, молча разглядывая сразу потерявшие свою красоту кусочки и думал о чём-то. Сэм будто остался совершенно один в комнате. Стремительно развернувшись к Таскановой, парень подошёл почти вплотную, и во взгляде его было столько злости, что Аделаида, до этого стоявшая, задержав дыхание, ворвалась в комнату, совершенно не думая о последствиях.
– А я всё думал, когда же ты войдешь, – процедил Сэмуэль, улыбаясь и, обходя Екатерину со спины, взял её за плечо. – Какая у Вас милая подружка, крёстная, она старательно подслушивала всё, о чём мы говорили. Наверное, она для Вас – просто эталон искренности!
– Отойди от неё, – в тон ему ответила Петрова, внимательно следя за каждым движением парня.
Он пугал её, и она искренне не понимала, чего стоит ожидать от подобного ему. Стоя рядом с Таскановой, он напоминал Аде акулу, которая в любую секунду может совершить бросок и уничтожить всё, что ты любишь.