Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Карающий орден
Глава десятая.
По ту сторону Мавларского хребта
Блуждал по горам я Ровалтии, друг,
И в море Глубинном омыл кисти рук.
Но краше нет в мире того уголка,
Где златом пленяют барханы песка.
Бард Самвел. «Баллада о мире»
– Что ты наделала? Зачем ты убила его?! – вскричал профессор, отшатываясь в сторону от грузно упавшего на землю тела старейшины.
– Не стоит так громко вопить, – вытирая кухонный нож об одежду мертвого коменданта, спокойно проговорила девушка. – А то наши преследователи узнают о смерти своего лидера гораздо скорее, чем я планировала.
– Что?! Ты в своем уме? Теперь, когда они найдут здесь его тело, то всей разъяренной общиной будут гонять нас по этим горам до изнеможения! Пока не отомстят!
– Без него в крепости настанет временный хаос. Пока они разберутся, кто будет отдавать приказы и как действовать дальше, мы успеем затеряться среди скал. Так что не стой на месте, а иди за мной и пошевеливайся.
Рукавом стерев с испачканного лица пот и следы крови, Лантея быстро подсунула нож под пояс и поспешила на юг по узкой змееобразной тропе, извивавшейся между валунами и сыпучими горными склонами, сплошь поросшими колючими высохшими кустарниками. Постоянно нервно оглядываясь себе за спину, мужчина двинулся следом, боясь упустить из виду хетай-ра.
– Неужели ты пролила недостаточно крови там, на площади? – не унимался Ашарх, шокированный поступком своей спутницы. – Твоя магия убила множество невинных людей, которые просто оказались слишком близко к эпицентру бури! И теперь ты еще и прикончила коменданта, которого мы обещали отпустить с миром, если он посодействует побегу?
– Во-первых! Мы ничего ему не обещали. Эта грязная свинья, так яростно цеплявшаяся за свою жизнь, готова была в любой момент отдать приказ своим стрелкам, чтобы нас изрешетили болтами! И именно по его вине мне пришлось устроить резню на площади!.. Почему, когда фанатик, нажравшийся наркотика, решает просто так обезглавить ни в чем не повинную девушку – это нормально для тебя, а как только я решаю дать отпор и постоять за свою жизнь, то ты считаешь меня жестокой убийцей, только и ищущей, кому бы вспороть горло?!
– Но простые люди… – начал было профессор.
– Во-вторых! – категоричным и раздраженным тоном продолжила хетай-ра, даже не оборачиваясь на собеседника, семенившего позади нее. – Эти «невиновные» люди, за которых ты так переживаешь, стояли перед плахой и орали во всю глотку, чтобы мне быстрее отрубили башку. Быть может, они и носят белые одежды смирения, но в их крови плещется жажда насилия. И ты это должен понимать не хуже меня.
– Но теперь из-за всего этого безумия мы настроили против себя целый город! Немалую общину, где помимо простых фанатиков есть еще и хорошо вооруженные отряды, в том числе – следопыты, знающие эти горы наизусть! Пока мы отыщем дорогу через перевал, они найдут нас и, дай бог, казнят на месте… В худшем случае, нас возвратят в Аритхол, и я даже боюсь себе представить, что они тогда решат с нами сотворить.
– Вот поэтому нам и не следует останавливаться, – сквозь сжатые зубы проговорила Лантея.
Солнце медленно заплывало за горизонт, погружая хребет в бархатистые сумерки. Пока еще под ногами было видно тропу, но в скором времени тьма должна была заполнить собой все ущелья и гребни скал. Для путников, спешивших как можно дальше отойти от крепости, не было ничего хуже непроглядной ночной темноты, но и останавливаться тоже было нельзя.
– Если здесь вытоптана эта тропа, значит, она может вести к каким-то дозорным точкам к югу от Аритхола, – задыхаясь от скорого шага, иногда переходившего на бег, заметил профессор, надеясь, что сильно убежавшая вперед девушка расслышит его. – Нам было бы очень нежелательно наткнуться на дозорных или какой-нибудь патруль здесь…
– Да, я тоже об этом подумала, – негромко откликнулась Лантея, останавливаясь и дожидаясь, пока уставший преподаватель дойдет до нее. – Поэтому нам придется уходить с тропы. Тем более, она все равно начинает забирать на запад. Если мы будем придерживаться строго южного направления, то в ближайшие дни уже должны будем выйти к пустыням Асвен. Я чувствую, что местность начинает меняться, а это значит, что самую высокую точку мы уже преодолели.
– Ты уверена, что мы сумеем пройти в темноте по такой дикой местности? Здесь даже днем можно все ноги переломать или провалиться в какую-нибудь трещину, а ты хочешь, чтобы мы после захода солнца искали путь?
Дышавший через рот профессор в который раз потрогал свой сломанный нос, который из-за сильного удара Саркоза искривился на правую сторону. Внутри плотной пробкой запеклась кровь, которая мешала Ашу полноценно дышать и постоянно причиняла боль, как и раздувшаяся разбитая губа. Бордовая короста натекшей крови стянула волосы на бороде у мужчины, и теперь он постоянно чесал подбородок. Но у двоих беглецов не было ни воды, чтобы умыться, ни времени, чтобы осмотреть и перевязать свои раны. Если они хотели выжить и скрыться от неминуемой погони, то нужно было забыть о боли, усталости и неудобствах.
– Если эта ночь будет звездной, то я легко проведу нас дальше. Будем идти до тех пор, пока не свалимся без сил. А, как только небо посветлеет, то продолжим путь.
– Есть ли в этом необходимость? Погоня из Аритхола не сможет ночью двигаться без факелов и фонарей. Это их сильно замедлит. Разумнее для них будет начать поиски с рассветом.
– Нам нужно получить преимущество. Потому что, как ты сам недавно и говорил, их следопыты отыщут нас без особенных усилий. Им здесь все знакомо до последнего камня.
Тяжело вздохнув, профессор прибавил шагу, на ходу стягивая с себя опротивевшую белую мантию, заляпанную своей и чужой кровью, и заворачивая в нее отобранный у Саркоза гладиус. Так нести меч было сподручнее, а избавляться от единственного полноценного оружия сейчас все же не стоило. К тому же, Лантея была полностью энергетически опустошена, да и песка при себе у нее не осталось.
Беглецы шли в быстром темпе до тех пор, пока Мавларский хребет полностью не погрузился в густую чернильную темноту. Делая только короткие остановки каждые полчаса, чтобы перевести дыхание и дать отдых ногам после карабканья по отвесным склонам гор, путники едва ли далеко сумели уйти. По крайней мере, по ощущениям Лантеи, они все еще были легкой добычей для следопытов общины, если те уже начали поиски.
– Боюсь, тело они обнаружили сразу же после нашего ухода, – поделилась своими опасениями хетай-ра во время прохода через одно длинное и удушающе узкое ущелье, с помощью которого она решила срезать дорогу напрямик, а не обходить ощетинившуюся острыми гребнями скалу с востока, делая крюк.
– Даже без коменданта и его правой руки в крепости полно офицеров, которые сумеют мгновенно оценить ситуацию. Они бросят все силы на наши поиски. Потому что под угрозой оказался не только авторитет общины и ее воинов, от которых безнаказанно ушли язычница-чужеземка и брат-предатель, но и сама тайна местонахождения города. Мы поставили под удар весь Светоч.
Профессор послушно шел следом за девушкой, доверяя ее острому слуху и хорошему ночному зрению. На некоторых участках пути она крепко хватала его за рукав и помогала в темноте преодолеть опасные участки, где под ногами могли быть коварные разломы или груды камней, так и норовивших осыпаться.
– Даже не могу себе представить, что бы мы делали, если бы тебе не удалось отыскать эту груду песка, – сказала Лантея.
Хетай-ра остановилась у выхода из ущелья и пропустила вперед себя профессора, который явно достаточно плохо чувствовал себя в подобном узком пространстве.
– Давай, лезь первым. И смотри не застрянь, – проговорила она.
– Я бы смог что-нибудь придумать, – пробормотал Ашарх, с явным трудом протискиваясь через тесный проем. Выпав наружу, он сразу же принялся жадно глотать прохладный ночной воздух.
– Ну, не знаю, – протянула девушка, легко покидая ущелье следом. – Когда ты пришел в темницу и рассказал о казни, то по твоему виду нельзя было сказать, что хотя бы один гениальный план на тот момент был у тебя в запасе. Если бы не моя подсказка, то, чувствую, не сносить мне головы.
– Не издевайся.
Профессор одарил усмехавшуюся девушку укоризненным взглядом, с трудом различив ее во мраке, а после добавил:
– Уж идти на поводу у старейшины я бы ни за что не стал. Попытался бы отсрочить казнь, украсть ключ от темницы или выломать решетки силой. Но убить тебя у меня просто рука бы не поднялась. Если хочешь знать, я вообще никогда в жизни никого не убивал.
– Это не всегда так плохо, как кажется, – уметь убивать. Нужно быть готовым побороться за свою жизнь, пусть и ценой чужого существования. Ведь ты мог спастись сам. С помощью казни отвести от себя все подозрения и потом сбежать из города, когда Саркоз стал бы менее внимательным.
– И что потом делать? Вернуться в Залмар-Афи, где меня ищут все, кому не лень, или, может быть, в одиночку уйти в пустыни, чтобы навечно остаться среди песков высохшей мумией? – пробормотал Аш, поморщившись и потерев потную шею. – Да и не простил бы я себя никогда за такой поступок.
– Неужели замучила бы совесть?
– А ты сама-то как думаешь? – неожиданно грубо ответил профессор, разозлившись на вопрос, заданный язвительным тоном. – Наверное, когда сама направо и налево косишь людей пачками, то уже перестаешь слушать призывы совести и по ночам спокойно спишь, а? А я не такой, как ты. Для меня убить другого – это равносильно тому, чтобы обрубить в себе что-то важное, что-то человеческое и нетленное, с рождения заложенное богом. Или богами. Быть может, это совесть или чистота души, не знаю. Но с этим жить легче.
– С чего ты взял, что легче? Может, как раз-таки сложнее, а ты, наоборот, только ставишь себе какие-то дополнительные трудности, условия и рамки? Не думал над этим?
– Это ты мне должна сказать. Вот до своего первого убийства какой ты была?
Девушка почему-то замерла на месте, и плохо ориентировавшийся в темноте Ашарх даже прошел мимо нее, пока не счел тишину слишком подозрительной и не обернулся, пытаясь разглядеть спутницу. Если бы не высветленные слабым звездным светом серебристые седые волосы, то вряд ли профессор когда-нибудь смог бы обнаружить слившуюся с тенями хетай-ра.
– Быть может, ты и прав.
– Касательно чего? Чистой совести?
– Я никогда не убивала живых разумных существ до своего приезда в Залмар-Афи. В пустынях меня учили защищать свою жизнь и, конечно же, мои верные кинжалы пронзили далеко не один десяток ингур. Но это было нечто иное. И именно в Италане я первый раз убила человека.
– Те двое Сынов в казематах? – догадался Ашарх.
– Именно. И, знаешь, кажется, после этого вся моя жизнь и пошла под откос.
– И ты ничего не испытала в тот момент? Ни страха, ни укоров совести?
– Ничего. Для меня они мало чем отличались от бестолковых прожорливых ингур. Я лишь жаждала мести, хотела вернуть им ту чудовищную боль, которой они меня наградили. И широко открытыми глазами наблюдая, как они корчатся, снедаемые песком, я была спокойна.
– Выходит, это я сделал из тебя убийцу?.. По моей вине ты попала в казематы боли Сынов и убила там первый раз.
Девушка практически бесшумно сделала несколько шагов вперед и поравнялась со своим собеседником.
– Выходит, что так. Но, знаешь, в какой-то степени я благодарна тебе.
– За что?! Ты распотрошила двух человек в столице, устроила в Аритхоле настоящую бойню и хладнокровно перерезала глотку коменданту крепости, когда могла оставить его в живых! Формально, только по моей вине погибло столько людей! Я создал из тебя чудовище…
– Саркоз все равно сдох бы еще до полуночи от кровопотери. Так что я сделала ему одолжение, избавив от мучительной агонии… Неделю назад я, может быть, и признала бы тебя виновным во всех этих грехах. Все же, если бы ты тогда не сдал меня ордену, то все могло бы пойти по совсем иному пути… Но теперь это уже не важно. Потому что я убивала их собственными руками, осознанно и с определенной целью. И тебе не стоит себя ни в чем винить.
– Но как же… – заговорил было Аш.
– Они все должны были умереть. Потому что такие люди заслуживают смерти.
– Ты пытаешься сама себя убедить в этом!
– Нет. Я помогаю лишь тем, кто заслуживает помощи, и убиваю тех, кто заслуживает смерти. Вот и все. Как оказалось, это на удивление действенный и простой закон жизни.
– Но ведь дело не в придуманных законах и самоубеждении, Тея! Дело в твоей собственной подлинной сущности! Существует мораль мироздания, которой все на этом свете должно подчиняться. И она предельно банальна: твое отношение к окружающим создает тебя как личность. Другими словами, направляя на кого-то оружие, ты в первую очередь направляешь его на себя. И убивая человека, пусть даже прогнившего по твоим меркам до крайности, ты убиваешь сама себя – откалывая от души куски один за другим, пока на ее месте не останется пустота.
– И что ты теперь предлагаешь? Всех миловать и дальше позволять им творить свои грязные дела? – повысила голос Лантея. – Тогда в мире не будет ни одного свободного от дерьмоедов и уродов уголка. Все будет кишеть мерзостью.
– Оно уже кишит. Если копнуть поглубже, то в любом человеке можно найти столько дерьма, что хватит захлебнуться и не всплыть. Вот только ты считаешь, что, убивая их, творишь доброе дело.
– А на самом деле?
– А на самом деле лишь становишься одной из них. Убийцей, у которой руки по локоть в крови.
Тяжелая беседа окончательно утомила девушку. Она отвернулась от своего серьезного собеседника, который отчаянно пытался достучаться до чего-то одного ему известного в душе хетай-ра. В конце концов профессор отстал, видя, что его больше не слушают, но общее настроение двух путников уже упало до нижней границы возможного, вот-вот готовясь перейти в настоящую апатию.
У Ашарха сильно болели стертые до мозолей ноги: за время пребывания в крепости кожа не успела восстановиться. Но нытье все равно никак бы не помогло делу, а оттого мужчине оставалось лишь угрюмо шагать вперед, стараясь не отставать от Лантеи в кромешной темноте и то и дело спотыкаясь о камни.
Вместе с непроглядной ночью на Мавларский хребет опустился и жгучий холод. Девушка первой стала кутаться в свой изорванный плащ, но вскоре и профессор почувствовал на себе пронизывавшее до костей дыхание ветра. Путешественники шли, пока хватало сил, однако, даже с видящей в темноте хетай-ра они все равно сильно замедлились с наступлением глубокой ночи. И лишь когда Ашарх упал с небольшого уступа, рассадив себе колено во мраке, решено было сделать привал.
К сожалению, сколько бы странники ни обходили кругами ближайшие скалы, им не удалось найти место, где можно было спрятаться от ревущего ветра и спокойно поспать. В итоге, прижавшись друг к другу, как воробьи, и укутавшись в плащи, беглецы забились под естественный навес одной из скал, дрожа от холода.
Больше всего Ашарх жалел о том, что еще в крепости, находясь в нетерпеливом ожидании предстоявшего побега, он не захватил с собой совершенно никаких вещей, которые могли бы им пригодиться в горах. В итоге, теперь они оказались без еды, воды и одеял посреди голых скал, а впереди им еще предстояло пересечь бескрайнюю пустыню, чтобы найти город хетай-ра. И все, что при себе осталось у профессора – это лишь меч Саркоза, обережь и свиток Чият. Но доставать его мужчина все равно не спешил. Ведь путь был все еще не закончен.
Лантея дрожала от холода, как первый подснежник, застигнутый врасплох неожиданной метелью: она, как и ее спутник, не могла даже задремать при таком пронизывавшем ветре и лишь теребила в руках висевший на шее костяной свисток в виде птицы, отданный тетей.
– Смотри, сегодня и правда удивительно хорошо видны все звезды на небе.
Профессор попытался отвлечь девушку беседой, чтобы помочь ей расслабиться и заснуть. Тем более, что он все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что сорвался на спутницу после побега.
Россыпь белых искр, усеявших небосклон, окутывала уставшую землю своим слабым светом. В больших городах яркие фонари и освещенные окна часто мешали насладиться красотой звезд, но здесь, в диких горах, где вокруг на многие километры не было ни одного источника света, холодные огоньки сияли во всю свою силу, переливаясь блеском драгоценных камней.
– Да, правда, – трясясь от холода, отозвалась хетай-ра, прижимаясь еще плотнее к своему соседу.
– Я такое видел только в южных степях, – продолжал Аш, надеясь убаюкать своим голосом Лантею. – Когда куда ни глянь, до самого горизонта тянутся мириады звезд. Кругом только ветер, шелест травы под ногами да где-то там, далеко-далеко, виднеются горы. И над всем этим простором неохватное звездное небо! Необузданно грозное, но вместе с тем прекрасное в своей таинственности… И все эти огоньки складываются в узоры, создают единую картину ночи…
– Никогда бы не подумала, что ты способен на такие поэтичные образы.
– Ты все еще держишь меня за высохшего книжного червя, неспособного ни на что иное, кроме как штудировать очередной нудный многотомник по истории? – спросил Аш, вскинув бровь.
– Ну, почему же. Я верила, что где-то в твоей мумифицированной профессорской душонке есть фантазия и страсть, но, признаться, не думала, что именно мне удастся их пробудить.
– Это не только твоя заслуга. В целом, все это трудное странствие что-то изменило во мне.
– Наверное, это хорошо. Всегда лучше, если в человеке что-то меняется с течением жизни, без разницы, в какую сторону. Потому что долгие простои приводят лишь к окостенению характера, делая его совершенно непереносимым.
Заворочавшись на месте, Ашарх тщательно подоткнул все дыры, через которые холодный ветер попадал ему под одежду.
– В детстве, когда я смотрела на ночное небо, то думала, что звезды – это глаза богини, и с помощью них она следит за всеми своими детьми, где бы они ни были, – поделилась Лантея.
– Выходит, – усмехнулся профессор. – Днем ваша богиня была слепа, в твоем понимании?
– Нет. Днем ее оком было солнце, чьи лучи проникали всюду. И, пока отдыхали остальные глаза, всю ночь следившие за деяниями хетай-ра, одно око не смыкалось. Таким образом, мне казалось, что богиня всегда невесомо и неосязаемо присутствовала в моей жизни.
– Думаю, если бы боги действительно следили за своими детьми с небес, то звезды давно бы уже роняли на землю кровавые слезы.
– Они и роняют. Когда темный небосклон вдруг прорезает яркая хвостатая комета.
– Нет, все же я не сторонник такой божественной теории, – проговорил Аш, откинув голову на ледяные камни. – Мне более привычен научный подход, где звезды – это горящие сферы вселенной, а планеты – лишь их остывшие собратья. Смотрящий в зрительную трубу астроном ведь не думает о том, что он, быть может, заглядывает в лицо богу. Он только изучает огромный мир за пределами нашей планеты, дает имена неназванному, описывает впервые увиденное.
– А как же все эти красивые легенды о созвездиях?
– Ну, они же придуманы не учеными, а простыми людьми, для которых звездопады, затмения и вращение планет – это лишь неясные явления. Им гораздо проще назвать скопление звезд каким-нибудь банальным словом и придумать сказку о богах, рассыпавших немного золота по небу.
– Может, ты и прав, но мне нравятся эти волшебные легенды… В них есть что-то уютное и доброе. Особенно когда ты за много километров от дома, задираешь голову, а там все те же родные звезды, что и у тебя в пустынях. Сразу вспоминаются истории об этих созвездиях, и как будто бы вновь дышишь воздухом своего края, вновь думаешь о доме.
– И что тебе вспоминается сейчас, глядя на это небо? – поинтересовался профессор.
– Наверное, легенда о Роксуни, – прошептала девушка, высвободив руку из складок плаща и указав в сторону горизонта. – Вон там. Видишь полосу из звезд на самом краю?.. Это Роксуни, «Змея». По сказаниям моего народа в городе-колыбели Гиртарионе, первом городе хетай-ра, против одной из правительниц зрел заговор. Недовольные должны были совершить покушение на нее по пути к мольбищу, куда она каждый вечер ходила для молитвы в одиночестве. Как только матриарх сделала первый шаг из своего дворца той ночью, то путь ей преградила кобра, гневно раздувшая капюшон и оскалившая клыки. Правительница, боявшаяся змей, испугалась и вернулась обратно, сочтя это дурными знамением. И лишь утром она узнала о заговоре и о том, что от верной гибели ее спасла обыкновенная кобра, не пустившая ее за порог. Тогда матриарх вымолила у богини Эван’Лин честь для Роксуни быть увековеченной на небе в виде созвездия, а символом города-колыбели стала змея, изогнувшая свое тело в знаке бесконечности, со звездой на кончике хвоста.
– Завораживающая история, – мягко произнес Ашарх. – А у нас оно называется Венец. И люди привыкли считать, будто он появился на небе из-за того, что когда-то давным-давно две сестры-принцессы из чужих дальних краев так страстно и долго боролись друг с другом за трон и власть, что постепенно лишились памяти. Ничего вокруг их уже не волновало, кроме заветного венца. Ни сестринская любовь, ни страна, ни семья.
– И что с ними потом стало по легенде?
– В итоге они забыли даже за что сражались. Так были заняты своей ненавистью друг к другу, что утратили цель и разум. И даже скончались обе, в полубезумном бреду впившись пальцами в шею противницы. Так их и положили в каменный склеп вдвоем, а в изголовье оставили венец, за который они боролись всю жизнь, но который ни одна из них так и не смогла на себя надеть.
– Знаешь, что я тебе скажу, Аш… Власть – это яд, который убивает слабых, вызывает привыкание у сумасшедших и делает сильных еще сильнее. Если каждый день принимать этот яд по чуть-чуть, то в конце концов ты сумеешь испить полную чашу власти, в ином же случае – он погубит тебя.
– Так можно сказать обо всем. О деньгах, о страсти и даже о религии!
– Быть может, потому что все эти вещи неразрывно связаны с властью?
– Хотел бы я тогда спросить, откуда ты сама так много о ней знаешь, но, пожалуй, не буду.
– И верно. Не стоит.
Странники еще долго в молчании любовались прекрасным звездным пологом, пока холодные ветра не принесли с собой тучи, полностью затянувшие небо. Пошел мелкий противный дождь, который мгновенно промочил тонкие плащи. Сидеть на камнях стало совсем невыносимо, а барабанившие по капюшону капли отстукивали однообразную мелодию, мешая спать. В конце концов профессор не вытерпел и, стянув с себя провонявшие потом нижнюю рубаху и тунику, решил извлечь из непогоды хоть какую-то пользу, смыв с тела грязь. Ледяные потоки воды стекали по коже, унося с собой последние крупицы тепла, но зато вместе со свежестью к Ашарху пришло и внутреннее спокойствие. При таком дожде следопытам при всем желании не удалось бы отыскать следы беглецов. А это значило, что дальнейший путь до пустынь Асвен должен был пройти легко.
Мужчина вдоволь напился, набрав в ладони воды, и даже промыл сломанный нос, который из-за холода стал гораздо меньше болеть. И после, скорее укутавшись в еще не растерявшую тепло одежду, плотнее прижался к своей спутнице, начинавшей понемногу клевать носом. Лантее через четверть часа все же удалось задремать, хотя даже во сне она продолжала дрожать и иногда стучать зубами от холода. Но при всем своем желании профессор никак не мог ей помочь, он и сам время от времени провалился в тяжелый сон, и выныривал из него совсем измученным, когда ноги коченели и затекали из-за неудобной позы.
На рассвете Ашарх проснулся из-за того, что не мог дышать. Его горло болезненно опухло, а нос был заложен. Мужчина растер закостеневшие руки, мысленно кляня ночной холод, из-за которого он, судя по всему, начинал заболевать. Слабый организм преподавателя, не приспособленный ко сну на остывших каменных глыбах под ледяным ливнем, не справился с возложенной на него задачей.
Завтракать было нечем, а голод скручивал животы двух странников в тугой узел. И Лантея только успокаивала своего спутника тем, что до пустынь оставалось явно не больше суток ходьбы по ее собственным внутренним ощущениям. Пара двинулась дальше, без устали вглядываясь в остроконечные гряды, надеясь увидеть за ними, наконец, жаркое песчаное море.
К счастью, им больше не попадались на глаза стаи крылатых тварей, о которых хетай-ра вспоминала каждый раз, когда ее пальцы касались головы, где за ухом еще чесалась заживавшая ссадина. Иногда, когда беглецы забирались на очередной высокий уступ, возвышавшийся над безбрежным скалистым краем, они подолгу смотрели назад, опасаясь увидеть приближавшуюся погоню. Но горная крепость Аритхол давно уже скрылась за каменистыми пиками, а никаких признаков преследования внимательная Лантея не обнаруживала. И с каждым шагом на юг надежда пересечь Мавларский хребет живыми становилась все более осязаемой.
Общий ландшафт горной местности начал ощутимо меняться уже через пару часов после того, как путешественники покинули место стоянки. Когда солнце полностью выбралось из-за высоких изрезанных ветром утесов, то воздух моментально наполнился тягучим зноем. Это приободрило выдохшуюся Лантею – она всем своим нутром чувствовала приближение родных пустынь, где в окружении песка ей было гораздо спокойнее, чем на твердой почве.
Ближе к полудню Аш поймал себя на мысли, что ему не становилось лучше. Даже несмотря на прогретый воздух, его тело бил озноб, а голова словно была наполнена жидким раскаленным металлом, который плескался внутри. Каждый шаг давался с трудом, слабость лишь продолжала накапливаться, вынуждая мужчину все чаще делать передышки в тени скал. Незаметно он стал отставать от спутницы, которая так стремилась скорее пересечь перевал, что, сама не заметив этого, сильно ушла вперед, пока вовсе не скрылась за очередной каменной грядой. Через несколько минут профессор услышал восторженные крики своей спутницы:
– Аш! Ты где?.. Иди скорее сюда! Мы пришли!
Преподаватель, подобрав полы плаща, поспешил на голос девушки. Когда он выглянул из-за склона уступа, поросшего какими-то высохшими лианами, то перед ним предстало узкое, зажатое между двумя высокими скалами, ступенчатое плато. Оканчивалось оно отвесным головокружительным обрывом, на самом краю которого стояла Лантея. Стоило профессору подойти ближе, как у него перехватило дыхание, и лишь краткий вздох изумления вырвался из его груди. Внизу, прямо под ногами путников, застывшие волны скалистых выступов Мавларского хребта поднимались из безграничного океана песка. Раскаленный ветер пустынь Асвен поприветствовал своих гостей, обдав их лица горячим дыханием.
– Невероятно, – прошептал Ашарх, пытаясь разглядеть, где же заканчивались эти бархатистые дюны. Но золото песков тянулось до самого горизонта, скрывая свои границы в жарком мареве.
– Это мой дом, – с придыханием сказала Лантея, повернув счастливое лицо к своему собеседнику. – Я научу тебя любить эти края, Аш. Так же сильно, как я люблю их.
В ее голосе было столько восторга и нежности, что в искренности ее слов даже не приходилось сомневаться.
– Сколько дней мы будем добираться до твоего города? – поинтересовался профессор, приставив ладонь ко лбу, но как он ни старался, в однообразной массе песка не было видно ничего, даже отдаленно похожего на поселение. – А то без воды тяжеловато пересекать пустыни, знаешь ли.
– Недолго, – таинственно улыбнулась хетай-ра. – Поверь, скоро мы сможем отдохнуть как следует.
Она с замиранием сердца смотрела на свой родной край, предвкушая возвращение домой, но вот Ашарх чувствовал только нараставшее напряжение от безызвестности, которая ждала его впереди. Теперь для него не было дороги назад – Мавларский хребет был преодолен.
Странники, не теряя времени, стали искать оптимальный путь вниз, к подножию хребта. Горы яростными каменистыми бурунами поднимались до самых небес и среди крутых склонов далеко не всегда удавалось найти удобный спуск. Часто прямо из-под ног путников начинали катиться мелкие камни, постепенно приводившие в движение всю осыпь, и неспособные справиться с мощью стихии Аш и Лантея сразу же теряли опору, падая на спину и съезжая по острым валунам. Одежда мгновенно превратилась в изорванные и испачканные лохмотья, а на коже прибавилось ссадин, но зато пара стремительно приближалась к подножию.
Из-за преодоления опасных спусков профессор был совершенно обессилен уже через несколько часов. В конце концов на его болезненное состояние обратила внимание хетай-ра, давно с подозрением наблюдавшая за своим замедлившимся спутником.
– Ты выглядишь не очень хорошо.
– Кажется, я заболел после этой холодной ночи, – признался преподаватель, тяжело дыша.
– Вот тьма, – пробормотала Лантея, сплевывая с досады. – А ведь у нас совсем ничего нет, чтобы хотя бы облегчить твое состояние!
– Ничего страшного, я еще могу продолжать путь, – подчеркнуто бодро отозвался мужчина.
– Если будет совсем невмоготу, то остановимся на краткий привал, ты поспишь. Но вообще, от подножия хребта до Бархана не слишком далеко. А как только мы доберемся до города, то там тебе смогут оказать помощь.
– Тогда не будем терять времени.
Хетай-ра искренне была обеспокоена состоянием Аша и с той минуты постоянно следила за ним. С каждым часом его лицо становилось все бледнее, на коже появилась нездоровая испарина и начался лающий кашель. Но даже с учетом того, что пара двигалась уже гораздо медленнее, пески становились все ближе: Лантея ловко петляла между расколотыми булыжниками, выискивая надежные тропы и неустанно следила за спутником, послушно ступавшим по ее следу.
Когда через несколько долгих часов путешественники наконец упали на пышущий жаром песок, практически кубарем скатившись с последнего пологого горного спуска, то профессор лег на раскаленную поверхность и больше не нашел в себе сил подняться. Девушка укутала его в свой плащ, потому что Ашарха безостановочно знобило, но больше ничем помочь она не могла. Краткий перерыв на часовой сон немного оживил больного, после него он даже бодро встал на ноги, хотя его ощутимо шатало, и сухой кашель постоянно терзал хилую грудь.
– Я смогу раздобыть для нас ездовых животных, с помощью которых мы доберемся до Бархана в кратчайшие сроки, – оповестила спутника хетай-ра, мрачная и задумчивая из-за его состояния.
– Я удивлен, что в этих безжизненных местах водится что-то живое. Ну, кроме твоих сородичей, конечно.
У профессора даже не нашлось сил поинтересоваться, о ком шла речь.
– Нам придется немного побродить по округе, чтобы их найти. Возможно, тебе будет лучше посидеть и подождать меня здесь.
– Ну уж нет! Не хочу оставаться один в этих пустынях. У меня или начнутся галлюцинации, или этот песок засыплет меня с головой за пару минут, – сказал преподаватель, вытряхивая из складок одежды очередную порцию песка, который туда постоянно наносило ветром. Мельчайшие частички в первый же час пребывания в пустынях уже забились во все доступные места: Ашу они попадали в нос и уши, покрыли бороду и запутались в волосах. Как бы тщательно профессор ни обматывал голову и рот разорванной на тряпки белой мантией, доставшейся от общинников, но песок пробирался сквозь все слои одежды. Лантея тоже была усыпана вездесущими крупинками, но она практически не обращала на это внимания.
