Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Карающий орден
Глава шестая.
Серебряная фляга с именем
В Залмар-Афи нет власти выше власти бога. И нет иного человека, наиболее приближенного к богу, кроме его Пророка.
Профессор Фан Беодез. «Мировые религии. Том 1»
Профессор, крепче намотав на кулак поводья, сразу же устремился в нужном направлении, готовясь к худшему. Что там такое могла отыскать Лантея среди кипы обгоревших деревяшек? Хетай-ра нашлась на заднем дворе одного из обугленных домов с провалившейся крышей. Она сидела на коленях прямо на земле, а перед ней лежала бесформенная куча тряпья и досок.
И лишь когда Ашарх подошел вплотную, то он с изумлением опознал в груде золы человека. Испачканная копотью фигура без движения застыла в грязи, и пока Лантея не очистила от пепла лицо погорельца и не убрала с тела деревянные обломки, профессор все не верил, что перед ними живое существо. Нескладный мальчик, которому на вид было не больше одиннадцати лет, лежал на земле, неестественно вытянувшись.
– Неужели он жив? – с сомнением спросил профессор, оглядывая истощенное тело ребенка.
Лицо парня было изможденным и серым, глаза запали, и с губ слезали куски кожи от обезвоживания, но его слабое хриплое дыхание слышал даже Аш. Как только девушка полностью стащила с тела ребенка обгоревшие доски, то стало заметно, что ноги мальчика сильно обожжены: пласты черного горелого мяса виднелись сквозь прорехи в одежде.
– Да, это удивительно, но он жив. У него сильные ожоги и, кажется, перелом голени. Не говоря уже об обезвоживании, – частила Лантея, обеспокоенно осматривая ноги ребенка, но стараясь не прикасаться к ним. – Не знаю, сколько он тут пролежал, но, думаю, мы еще сумеем ему помочь!
– Проще оставить его здесь. Парень выглядит безнадежным, он явно уже скоро предстанет перед каменными привратниками Башни Залмара, что определят чистоту его души. А нам здесь делать нечего: я не умею лечить ожоги и вправлять кости. Тут нужен врачеватель и подходящие травы.
– Я не оставлю здесь умирать это несчастное дитя, – с нажимом сказала хетай-ра. – Мальчик жив, у нас есть припасы и немного времени. Уж очистить его раны и поставить кость на место я сумею.
– Ты можешь только сделать хуже. Кость неправильно срастется, или в рану попадет зараза. Если ты не лекарь, то не надо брать на себя такую ответственность за его жизнь. Хочешь сделать его калекой? Пусть уж лучше умрет здесь, чем на коленях будет побираться по городам и весям.
– Тогда я доставлю его к лекарю, Аш! Не зря же боги направили нас сюда. Этот ребенок выжил, несмотря ни на что, и он продолжает отчаянно цепляться за свое существование. Уйти и бросить его здесь умирать – это поступок низкий и омерзительный… Отвезем мальчика в город, я готова сама оплатить его лечение. Позаимствую пару монет или, в конце концов, продам один из ножей.
– Абсурд! – злился профессор. – Зачем ты добавляешь нам лишних проблем? Тебе не хватает Сынов Залмара на хвосте? Неужели ты не убедилась, что нас действительно разыскивают по всем поселкам? Тебе нужно еще везти с собой этого полуживого ребенка прямо в город, чтобы нас точно заметили?
– Потому что я хочу поступить по совести. Если я могу помочь нуждающемуся, то я помогу!
– Даже если он умрет на твоих руках из-за неумелой помощи? – ядовито спросил Аш.
– Даже если так. Это будет только моя вина. Не хочешь – не помогай. Я справлюсь одна.
Девушка резким движением поднялась на ноги и демонстративно направилась в сторону ближайшей уцелевшей рощи. Обжигающий гнев пульсировал в ее груди будто маленькое солнце.
– Куда ты, Лантея? – немного остыв, почти сразу же крикнул профессор вслед своей спутнице.
– Сделаю носилки, чтобы перенести его в лес, – грубо ответила Лантея, не оборачиваясь.
– В лес? Зачем?..
– Я не собираюсь ночевать в сгоревшей деревне, – резко бросила хетай-ра и развернулась к собеседнику. Их разделяло несколько метров. Лицо чужеземки пылало от праведной злости, а кулаки были сжаты.
– Почему? – удивился мужчина. – Здесь есть нетронутые огнем амбары и сараи, в которых наверняка можно отыскать немного чистой соломы для лежака. Неужели будет лучше нести ослабленного парня в лес, где ни воды нет, ни крыши над головой?
– Нельзя спать там, где совсем недавно погибли, может быть, десятки людей! – раздраженно процедила девушка, скрещивая руки на груди и прожигая взглядом землю под ногами Аша.
– Отчего же?
– Это непочтительно по отношению к умершим – ходить по их костям и отдыхать там, где другие в мучениях сгорали заживо.
– Им уже все равно.
– Зато мне не все равно. Это место плохое, здесь пахнет болью и страданиями… Прямо как в тех казематах в Италане.
– Значит так… Послушай меня, Лантея. Твоя задумка с помощью мальчишке мне совершенно не нравится. Это рискованное предприятие с нехорошими для нас и него последствиями… Но твоя идея по поводу леса в разы дерьмовее, – выдохнул Ашарх и сразу же примирительно поднял ладони. – Я помогу тебе с парнем и даже рот не раскрою, обещаю. Если ты, тварь тебя сожри, послушаешься меня хоть в чем-то и останешься ночевать в гребаном сарае, а не пойдешь в лес!
Он буквально выкрикнул последнюю фразу, встречаясь суровым взглядом с обжигающим льдом глаз хетай-ра. Лантея нахмурилась, сведя белые брови к переносице. Несколько секунд в ней отчаянно боролись упрямство и здравый смысл.
– Ладно. Уговорил.
Профессор сдержал широкую торжествующую улыбку, ограничившись довольным фырканьем. Небольшая, но решительная победа над спутницей принесла ему немалое удовольствие. Передав в руки девушке поводья от жеребца, Аш засучил рукава и осторожно подхватил обессиленное тело мальчика под пристальным взглядом Лантеи. Парень даже не застонал – он все еще пребывал без сознания. Ашарх нес его аккуратно, как хрупкую статуэтку, готовую разбиться от любого неловкого движения, а хетай-ра поддерживала обожженные ноги.
Идти пришлось недалеко: всего в десятке метров от места, где беглецы нашли мальчика, стоял крепкий овин, практически не пострадавший от пожара. Стены строения и покатая деревянная крыша обуглились снаружи, но внутрь огонь не пробрался. Овин был разделен на две части, в одной из которых располагалась широкая яма с печью без трубы, а во второй стояли снопы, приготовленные для просушки и молотьбы.
Решив обосноваться ближе к очагу, путники перетащили несколько необмолоченных пшеничный снопов на землю, бросили на них плащ чужеземки и уложили поверх пострадавшего мальчика. Пока Лантея тщательно осматривала тело ребенка, профессор, не теряя времени, отыскал несколько рассохшихся старых ведер, брошенных у центрального деревенского колодца, видимо, еще во время тушения пожара. Напоив коня, Аш отвел животное к зеленевшей кромке леса пастись и там стреножил его, а после молча принялся таскать в овин воду.
Девушка освободила не приходившего в сознание ребенка от одежды, бережно отмыла от копоти его неповрежденные части тела и попыталась влить в рот хоть пару капель жидкости. Пожертвовав свою нательную рубаху ради такого важного дела, Лантея разорвала ее на лоскуты и перевязала ссадины мальчика, не рискуя, впрочем, пока что трогать сильные ожоги.
Совсем скоро окончательно стемнело. Ашарх развел огонь в печи, чтобы подогреть воду для раненого и приготовить какой-нибудь легкий ужин. В овине стало гораздо теплее и уютнее, когда в мятом котелке закипела вода, и профессор, прижавшись спиной к жаркому печному боку, наблюдал за своей спутницей. А хетай-ра отчаянно пыталась сделать все, что было в ее силах. Спустя час сомнений она все же решилась вправить мальчику кость, хоть и предупредила Аша, что видит перелом лишь второй раз в жизни и до конца не уверена в своих действиях.
Кость поддалась далеко не сразу: Лантея неловко хваталась пальцами за ступню ребенка, опасаясь задеть обширные ожоги, пока в какой-то момент девушка просто плавно не начала тянуть ногу на себя, и неестественный мышечный бугор на голени не стал уменьшаться. Однако посередине процесса от боли бедный парень впервые пришел в себя, оглашая овин чудовищными хриплыми криками. Но состояние его продолжало быть тяжелым: мальчик не понимал ничего и лишь истошно вопил, пока снова не провалился в небытие, не выдержав боли. Аш только и успел влить ему в рот немного воды.
Когда кость встала на место, то хетай-ра быстро и нервно наложила шину из нескольких палок и лоскутов ткани. Лицо ее было бледнее обычного, а руки мелко тряслись. Впервые профессор увидел свою спутницу в таком состоянии: она была необыкновенно сосредоточена, но вместе с тем не могла обуздать собственную тревожность и испуг. Перед ней лежало беспомощное создание, жизнь которого полностью зависела от чужеземки. И она не имела права на ошибку.
С ожогами дело обстояло гораздо сложнее: к ним прикипели куски одежды, которые даже после размачивания в воде никак не отставали. И несмотря на то, что по-хорошему не стоило оставлять в мокнущих ранах ткань, с ней ничего нельзя было поделать. Срывать со свежих ожогов лоскуты значило доставить неокрепшему мальчику еще больше боли.
Практически до самого утра пара беглецов занималась врачеванием. Медленно и кропотливо они очищали раны от золы и угольков, понемногу отлепляя крошечные куски одежды. К рассвету лишь Лантея держалась на ногах: уже чисто машинально она продолжала обтирать лицо мальчика влажной тряпкой и вливать в его рот по капле воду каждый час. Аш же сидел у входа в овин, вытянув ноги к угасавшему очагу и прикрыв глаза от усталости.
Только когда солнце протянуло над горизонтом свои первые лучи, парень через силу поднял веки, чем вызвал удивленный писк не ожидавшей этого Лантеи. Мальчик долго водил воспаленным взглядом по помещению и лицам, склонившимся над ним, а его губы слегка шевелились.
Профессор незамедлительно вложил в руки застывшей девушки миску с чуть теплой кашей, к которой с вечера так никто из них и не притронулся.
– Ему нужно дать поесть.
Аш держал голову ребенка, пока хетай-ра небольшими порциями пыталась засунуть еду в рот больного. Через четверть часа парень, наконец, стал смотреть осмысленнее и послушнее проглатывать кашу. Вскоре он уже выдохнул свои первые сиплые слова.
– П-пить… Пить.
Лантея сразу же схватилась за бурдюк с водой и поднесла его к губам ребенка, помогая напиться. Мальчик сделал всего пару неуверенных глотков, а потом неожиданно почти беззвучно заплакал.
– Что такое? Почему ты плачешь? – спросила девушка, обеспокоенно пощупав лоб раненого.
– Боль..но, – едва слышно прошептал ребенок, кусая свои бескровные шершавые губы.
– Потерпи, парень, – проговорил Аш, осторожно поправив шерстяное одеяло, которым было укрыто туловище больного. – Как твое имя?
– В-витим.
– Не бойся, Витим. Самое страшное позади. Ты жив, а раны скоро заживут, – уверенно и твердо сказал мужчина, чем заслужил благодарный взгляд Лантеи.
– Я… Я знаю, кто поджег деревню, – невнятно произнес мальчик, прикрывая красные глаза. – Мне нужно в Зинагар. Там мой дядька живет. Я должен рассказать… П-помогите мне…
– Конечно, Витим, мы тебе поможем, – быстро ответила хетай-ра, но ребенок уже провалился в сон, а его лицо застыло восковой маской.
– Как интересно, – пробормотал Ашарх позевывая и помогая своей спутнице удобнее уложить больного, – значит, деревню подожгли намеренно. Неужели он единственный выживший?
– Не знаю. Я так устала, что уже ничего не знаю… Кроме того, что чудовищно хочу спать.
Лантея помассировала виски пальцами и выглянула в приоткрытую дверь овина – солнце уже встало, и звонкие птичьи трели разносились в ближайшем лесу. Мальчик крепко заснул, его слабая грудь редко вздымалась под одеялом, сон его был глубоким. Все, что двое беглецов могли сделать для несчастного ребенка, они уже сделали. Пора было и им самим предаться заслуженному отдыху. Ашарх упал прямо на распотрошенный сноп пшеницы у стены, накрывшись своим сброшенным кафтаном и прижавшись спиной к едва теплому боку печки. Лантея же еще поклевала носом над парнем, следя за его дыханием, а потом и сама заснула рядом, свернувшись на полу как кошка, калачиком.
Ближе к полудню хетай-ра почувствовала на своем лице теплый солнечный луч и открыла глаза, ощущая приятную ломоту во всем теле. Ашарх спал рядом на земле тяжелым сном, глаза его ввалились, под ними были темные круги, грудь вздымалась редко. Девушка отдернула протянутую было руку – она решила дать спутнику отдохнуть еще хотя бы час. В конце концов, он это заслужил, ведь сдержал свое слово и помогал всю ночь напролет.
Лантея перевела взгляд на больного мальчика, – судя по положению его тела, он так ни разу больше и не приходил в себя. Когда вечером хетай-ра смыла слой копоти с ребенка, то это оказался светловолосый юный парень с круглыми щеками, усыпанными веснушками. Брови и ресницы его сгорели, а волосы завились в мелкие кудри. Витим теперь выглядел гораздо лучше – на его лице появился легкий румянец, но когда девушка посмотрела на ноги, то сердце ее сжалось от щемящей тоски. Ожоги не заживали: несколько крупных пузырей лопнули, обнажив пораженную плоть, которая не подсыхала и не рубцевалась, – она была покрыта мутной жидкостью, набухавшей густыми каплями. Мальчику нужен был лекарь как можно скорее.
Бросив в печь дров, Лантея разожгла огонь. Неторопливо помешивая вчерашнюю кашу, она подогрела ее и лишь тогда разбудила профессора. Протерев глаза и потянувшись до хруста, он с благодарностью принял свою порцию завтрака.
– Что мы теперь будем делать? – обжигаясь едой, спросил Ашарх у задумчивой девушки.
– Витим просит отвезти его в Зинагар. Весьма удачно совпало, что и нам нужно туда же.
– Чтобы перевезти мальчика нам потребуется телега, а это значит, что по лесу мы уже не проедем. Придется выходить на дорогу, – тон мужчины стал серьезнее, – а это опасно. Любой случайный отряд или любопытный попутчик может узнать наши лица и донести куда надо.
– Другого варианта нет.
– Ты же понимаешь, что до Зинагара, даже по утоптанной дороге, около двух дней пути? Состояние парня нестабильно, и за эти дни все может стать лишь хуже.
– Я все это вижу, – немного грубо ответила Лантея, – но мы повезем его в Зинагар.
– Лекари есть и в Уце. И до него гораздо ближе.
– Как будто в Уце нас с тобой не опознают…
– Опознают. Еще как. Это крупный город. Зинагар в этом плане поменьше. Он расположен далеко от главного тракта, и у нас куда больше шансов, что гонцы и глашатаи туда еще не добрались.
Профессор закончил завтракать и окунул руки в стоявшее неподалеку ведро с чистой водой, начиная умывать лицо и шею.
– Я действительно не знаю, как лучше поступить, – с тяжелым вздохом призналась хетай-ра.
– Мальчику нужен лекарь. Если мы повернем обратно к Уце, то у Витима есть все шансы когда-нибудь снова встать на ноги, но тогда мы не поможем ему приехать к дяде и сами с большой долей вероятности попадемся на глаза страже, – деловито проговорил Ашарх, отплевываясь от воды, стекавшей по лицу. – Второй вариант – это поехать, как и было задумано ранее, в Зинагар. Мы выполним просьбу Витима, возможно даже сумеем избежать внимания немногочисленной стражи этого захудалого городишки, но… Мальчик потеряет драгоценное время.
– Может, и не потеряет. Может, нашей помощи будет достаточно для восстановления!
– Не тешь себя пустыми надеждами. Лантея, ты должна воспринимать действительность с широко открытыми глазами. Взгляни на его ноги – раны не стали выглядеть лучше, – жестоко осадил собеседницу профессор. – Но выбор все равно предстоит сделать только тебе. Ты эту кашу заварила, поэтому тебе ее и расхлебывать.
– Если так, то мы поедем в Зинагар, – упрямо сжав зубы, заявила чужеземка.
– И ты готова смириться с тем, что твое решение может убить Витима?
– Готова.
– Что ж, не мне тебя учить, – сказал мужчина и поморщился. – Надеюсь, из-за этой затеи мы не попадемся.
Лантея и сама уже не знала, по поводу чего ей следовало переживать: беспокоиться ли о здоровье Витима, о собственной свободе или же о выполнении обещания. Закончив с завтраком и собрав свои немногочисленные вещи, путники задумались над тем, как следовало перевозить лежачего больного. После тщательных поисков в деревне не нашлось ни одной целой повозки или телеги – огонь повредил почти все, до чего успел добраться, либо же выжившие погорельцы забрали с собой большинство нетронутых пожаром вещей. Однако Ашарху все же удалось удивить Лантею: он сумел починить найденную в сарае старую двухколесную арбу с треснувшей осью, там же позаимствовав и потрепанный хомут. В такую повозку можно было легко впрячь вороного жеребца и уложить мальчика.
В арбу набросали колючих еловых лап и несколько снопов из овина, поместили все сумки и бережно перенесли больного. По единственной извилистой тропе, ведущей из деревни, странники двинулись по направлению к дороге. Аш вел коня на поводу, а хетай-ра взобралась в седло и бдительно смотрела вперед.
Шли не торопясь, раз в пару часов останавливаясь на короткий отдых. Направление на Зинагар оказалось не очень популярным. Сразу после Уце просторный главный тракт упитанной змеей уходил строго на восток, а к Зинагару вела только узкая ухабистая дорога, на которой лишь изредка встречались простые крестьянские обозы или одинокие путники. Но для Ашарха и Лантеи это было как нельзя кстати. Хотя они все равно опасливо прикрывали свои лица или и вовсе сворачивали в кусты, стоило на горизонте появиться большой группе всадников. К счастью, за весь день, никто не обратил на них особенного внимания, хотя профессор все равно сделал на лоб повязку из лоскута рубахи, чтобы скрыть свой старый шрам.
Несколько раз путешественники проезжали мимо постоялых дворов, которые радушно готовы были распахнуть ворота перед любыми гостями, но Аш и Лантея, напротив, боялись их как чумы, не понаслышке зная, что именно в подобных местах к странникам присматривались особенно внимательно. В очередной раз проезжая мимо одного из таких заведений, профессор обратил внимание на доску объявлений, покрытую старой, частями обвалившейся краской. К шершавой поверхности были приколочены гвоздями выцветшие свитки и обрывки листов, покрытых чернильными разводами. А в углу висело несколько печатных портретов, которые явно появились там совсем недавно – их еще не выбелило августовское солнце.
– Думаю, они нарисовали тебе слишком широкий нос, – критически заметила Лантея, которая тоже с любопытством изучала листовки, спешившись и ведя коня под уздцы.
Профессор раздраженно сорвал с доски изображение собственного лица с припиской «Опасный преступник!». Художнику карающего ордена довольно точно удалось передать облик Ашарха вплоть до тонких поджатых губ и старого рубца на лбу, хотя некоторые детали все же отличались от оригинала. И только перечень преступлений под портретом и имя преподавателя, жирно отпечатанные на листовке, указывали на то, что изображенное лицо – это без сомнений Аш.
– Но, ты знаешь, все равно получилось весьма реалистично, – усмехнулась Лантея, протягивая руку и срывая с доски свое изображение, которое необычайно походило на нее во всех деталях, кроме цвета волос.
– Никогда бы не подумал, что мое лицо окажется на доске объявлений, так еще и в подобной компании, – пробормотал профессор и окинул взглядом остальные портреты, с которых на него глядели беглые каторжники, мошенники, убийцы и воры.
– Как будто все, чьи лица здесь вывешены, совершили хотя бы половину преступлений из тех, в которых их обвиняют, – усомнилась хетай-ра и, осторожно сложив пополам листовку, сунула ее себе за пазуху. – Не удивлюсь, если, помимо нас, тут хватает невиновных.
– Абсолютно невиновных не бывает, Лантея. Всем здесь есть, за что расплачиваться. Даже нам.
– Не знаю, как ты, а я ни в чем не виновата. Разве только в том, что пыталась добиться права на свою свободу.
– Мне бы такую уверенность в собственной непогрешимости… – проворчал себе под нос профессор и скорее отошел от доски объявлений, направляясь дальше. – Глядишь, и тогда мое будущее было бы гораздо определеннее.
Только ближе к вечеру мальчик вновь пришел в себя: он заворочался на лежанке и глухо застонал, из-за чего Лантея моментально потребовала сделать привал. Жеребца распрягли и отпустили кормиться на ромашковое поле рядом с небольшим обложенным камнями источником с родниковой водой. Витима в это время осторожно перенесли на землю, стараясь лишний раз не тревожить его ноги. Сил у ребенка было немного, он только смущенно просился справить нужду.
Лагерь пришлось разбить слишком близко к дороге, из-за чего Ашарху было не по себе – теперь любой путник мог заметить пламя их костра. Но нести парня через чащобу в сумерках тоже казалось дурной идеей, поэтому все оставили как было. Уже через четверть часа Лантея поставила на огонь котелок, в котором варился простой, но удивительно ароматный бульон из кусочков сушеного мяса и пары оставшихся картофелин. Хетай-ра все время украдкой поглядывала на обессиленного ребенка, повернувшего свое бледное лицо к костру и в полудреме наблюдавшего за языками пламени. Когда ужин был готов, то девушка мягко погладила парня по лицу:
– Витим, тебе нужно поесть. Давай. Я помогу.
Мальчику подняли голову, и Лантея осторожно поднесла ложку с бульоном к его обескровленным губам. Витим ел неохотно, медленно жуя куски разварившейся картошки, но через пару минут, когда живительное тепло еды наполнило истощенный организм, в ребенке проснулась жажда жизни. Его глаза стали яснее, а с каждой новой ложкой парень все жаднее глотал бульон, сразу же открывая рот для новой порции. Он съел почти треть содержимого котелка, что привело Лантею в восторг – чужеземка была уверена, что хороший аппетит говорил о пробуждении внутренних сил организма.
Когда с бульоном было покончено, в мытый котел залили воды из источника и бросили несколько душистых соцветий ромашки с поля. Ароматный травяной отвар быстро остыл, и путники с наслаждением принялись потягивать терпкий взвар из кружек.
– Вы очень добры, эфенди, – тихо поблагодарил мальчик к концу ужина, утолив голод и жажду. Он самостоятельно приподнялся на локтях, довольно обтер губы и взглянул на своих спасителей.
– Ты еще очень слаб. Лежи, – предостерегла девушка.
– Я чувствую себя гораздо лучше. У меня появились силы.
– Мне приятно это слышать. Значит, все не напрасно.
Чужеземка бросила на профессора выразительный взгляд, в котором читалась плохо скрываемая гордость, что ее дилетантское лечение все же оказалось успешным, хотя Аш в нем так сомневался.
– Это вы нашли меня у дома, эфенди?
– Зови меня Лантеей, Витим, – растянув губы в легкой улыбке, ответила хетай-ра.
– Как скажете. Я теперь, кажется, вам жизнью обязан, Лантея…
– Глупости какие.
– А-а где мы сейчас?
Ашарх веткой поправил в костре крупные головни, и в воздух взлетел сноп ярких искр.
– Часов шесть как выехали из твоей деревни. Не расскажешь, что у вас там произошло?.. – спросил он.
– Если, конечно же, сам хочешь, и у тебя хватит сил! – грубо перебила спутника Лантея.
– Ноги очень болят, но я не могу даже пальцем двинуть, – ответил Витим и бросил обеспокоенный взгляд на прикрытые чистыми тряпками ноги. – Хотя раньше болело еще пуще… Я же буду ходить?..
– Будешь, не переживай. Но пока что не стоит нагружать твои ноги, пока раны не затянутся как следует, – ответила девушка, а в ее голосе сквозила уверенность в собственных словах.
– Ты вчера сказал нам, что знаешь, кто поджег вашу деревню, – ненароком вставил Аш.
– Правда?.. Я уже не помню, что было вчера, и когда оно было это вчера. Все смешалось в голове… Вы не знаете, какой нынче день?
– Двадцатое августа, через пять дней праздник Очищения, – быстро подсчитал в уме Аш. – Думаю, ты пару ночей пролежал там, во дворе дома.
– Выходит, что так… Но помню я далеко не все.
– Расскажи, что ты видел, Витим.
– Д-да, хорошо. Это… это было словно в дурном сне. Я в тот вечер допоздна домой не вертался, все бегал на задворках, где вишневый сад. Со мной были еще Якуж и Данир. Товарищи мои, – начал мальчик и почти сразу же замолчал, нахмурив лоб и с трудом вспоминая события того ужасного вечера.
– Что дальше было? – мягко поинтересовался Аш.
– Потом вдруг мы увидели, что со стороны полей всадники скачут с факелами… Да гогочут так громко, что их далеко слышно! Мы у деревьев притаились в тени, хотели глянуть, кто такие они. А то оказался главный из храма божьего, что в Зинагаре, да его друзья, видимо. Кони у них богато украшены были, блестели все, да на них самих одежды красивые. Хорошо помню, что они песни горланили непристойные да пили. Данир и Якуж побежали домой, отцов позвать, так как в Быстрицах все знают, что жрец в деревню с хорошими вестями не приезжает.
– Почему так? – удивился профессор.
– У нас уже давно свара была с этим жрецом. Тибост его кличут, но в деревне его иначе как Гусак никто не зовет, потому как важный он, словно старый гусь. Он прознал, что в Быстрицах пара хороших ковалей живет, они из Зинагара давно сюда перебрались. И вот вздумалось ему доспехи себе богатые сделать, да начал он наших ковалей навещать. Но мастера-то не хотят задаром ковать, а Тибост все твердил «Это честь большая – на храм божий работать!» и платить не хотел ни квика. Кому ж охота трудиться за спасибо? Ковали отказались, а жрец все бузил – грозил проклятьями, потом друзей своих привел, даже подрались тогда!
– Что же это за жрец такой скверный? – с недоверием спросила Лантея.
– Да их таких по всему Залмар-Афи сотни, – невесело улыбнулся Ашарх. – Пророк Бога направляет на храмы прорву денег, но почти все они идут в карманы отъевшихся жрецов, которые давно уже позабыли о том, что такое истинная вера.
– Вот-вот! – подтвердил мальчик, активно кивая. – Тибост тоже все деньги с верующих трясет, за любой чих! А сам потом коней себе покупает дорогих, зарамской породы. Это всему региону Вех известно!
Профессор уважительно покачал головой: он не понаслышке знал, что на самом юге страны, в Зарамской долине, выращивали лучших жеребцов светло-золотистой масти. Это место было недалеко от деревни, где родился сам Ашарх. И кони эти стоили баснословно дорого.
– Неужели никого не волнует эта ситуация? – возмутилась хетай-ра.
– А что поделать? Они служители бога, защищены всеми возможными законами, им покровительствует сам Владыка, – сказал мужчина, разводя руками, а после повернулся к мальчику. – Так, значит, этот жрец решил отомстить деревне?
– Ага! Потом, как ковали его прогнали после драки, то его почти месяц не слышно было. Но вот опять появился, значит, когда я его и увидел. Пили они, орали. Да тут я смотрю! А Гусак-то уронил что-то на землю в темноте. Блеснула вещица и пропала в траве. Его люди поискали с факелами, да плюнули. А я подождал, пока они в деревню дальше уедут и побежал сам искать. И нашел! Флягу серебряную, с каменьями! Дорогая, сразу видно! Да на ней имя его выбито.
– И где фляга теперь? – поинтересовалась Лантея.
– В штанах моих, в кармане, – на этих словах ребенок замолчал и осознал, что на нем давно уже не было почти никакой одежды. – Ай… А где же портки мои? Неужто потерял?..
– Не волнуйся, все в сумках. Изорвано, правда, да опалено, но я не выбросила ничего, – успокоила собеседника девушка, поправляя его одеяло.
– Тогда хорошо! Я в Зинагар флягу отвезу. Быстрицы сгорели, но пусть все узнают, что это сделал жрец…
– Витим, а родные-то у тебя есть? – аккуратно спросил Ашарх. – Мы в деревне живых не встретили, кроме тебя.
– Я когда флягу нашел, то голову поднял, а по крышам уже пламя мечется. Я скорее домой побежал, мать звал. Сунулся внутрь, а там все горит. Наш дом-то с краю как раз и стоял. Пока звал их в огне этом, сам дыма надышался, на пол упал. Пополз к выходу, а тут крыша обвалилась – да прямо мне на ноги. Больно было – жуть! Пока я выползти из-под деревяшек пытался, то совсем плохо стало – в глазах темно, дышать нечем. Только и успел с крыльца сползти на землю, и упал.
– Неужели никто выжить не смог? – пробормотала Лантея.
– Пока я к дому бежал, то помню хорошо, что на улице уже люди толпились. Якуж и Данир же раньше прибежали, небось успели крик поднять. А вот маму я не видал нигде с отцом. Потому в дом и бросился.
– Не переживай. Может, им удалось спастись, – сказала девушка, а сама отвела глаза в сторону.
– Я когда очнулся утром, то больно было очень. Кричал что есть сил, но, видимо, уже все ушли из деревни. Не стали по пепелищу ходить. Дома догорали еще, жар стоял… Я отполз во двор насколько смог, но ноги не слушались, так и провалился в сон. Да больше не помню ничего.
– Почему люди не потушили дома и ушли куда-то? – задумчиво спросила Лантея у профессора.
– Смысла тушить ведрами полыхающие костры домов не было. Я почти уверен, что загорелось все очень быстро. По соломенным крышам пламя разносится скоро. А ночевать на пепелище, где дым стоит и жар, никому не захочется, – разъяснил Аш, щелкая костяшками.
– И куда пошли выжившие? – спросила хетай-ра и обеспокоенно взглянула на раненого мальчика.
– В Зинагар, куда ж еще. Просить, чтобы жрец получил по заслугам. Да у многих наших родные там есть, приютят на время, – ответил Витим, почесывая свою грязную голову.
– Вот только ничего селяне не добьются в городе.
– Да! Потому мне и надо в Зинагар. Я привезу флягу, и все узнают, что это был Тибост!
Мальчик отчаянно верил в свои слова, и Ашарху не хотелось разрушать эту слепую детскую надежду.
– Мы поможем тебе, – торопливо уверила его хетай-ра. – Но сейчас тебе стоит поспать, набраться сил. Завтра к вечеру уже приедем в город, а пока что отдыхай.
Парень отказываться не стал. Он достаточно разомлел от горячей еды и теплого костра, рядом с которым лежал, поэтому уже через несколько минут дыхание Витима стало спокойным, а не по-детски сурово сведенные брови расправились. Лантея и Аш, стараясь сильно не шуметь, посасывали хлебные сухари и молча сидели перед огнем, наслаждаясь новой порцией горячего отвара. Где-то недалеко по ромашковому полю бродил вороной жеребец, глухо постукивая подковами о землю, а на небе уже появились первые яркие звезды, похожие на хлебные крошки, рассыпанные по черному бархату.
Убедившись, что Витим крепко заснул, Лантея махнула профессору рукой, приглашая его прогуляться до источника с родниковой водой и обсудить все услышанное этим вечером. Пара беглецов неторопливым шагом двинулась прочь от костра, окунаясь в ночную прохладу, бодрящую и освежающую. Легко пробежавшись тонкими пальцами по траве, хетай-ра сорвала соцветие ромашки и принялась задумчиво его ощипывать.
– Все это как-то неправильно, Аш.
– Что конкретно? – уточнил профессор, ступавший по левую сторону от спутницы, заложив руки за спину.
