Кто не владеет собой в полной мере, рано или поздно станет рабом собственных страхов.
Генерал-император Кагатт Иде Ги Ксаден
Ашарх мягко водил щеткой по крупу вороного жеребца, счищая шерстинки и грязь со шкуры. Ночью, испугавшись появления оголодавшей твари, стреноженный конь сумел уйти дальше от стоянки. Он углубился в лес на несколько десятков метров, где утром при свете солнца его и отыскал профессор. И теперь Аш пытался достать из густой гривы запутавшиеся там веточки и хвойные иголки. Животное насторожено двигало ушами, а большие карие глаза постоянно косились в ту сторону, где за редкой чередой деревьев виднелась поляна с гниющим трупом убитого чудовища. При дневном свете туша казалась еще безобразнее и отвратительнее.
– Смотрю, ты его отыскал.
Девушка как всегда бесшумно подошла со спины к своему спутнику. Она только проснулась, и выглядела еще помятой и заспанной. Кутаясь в одеяло с головой, Лантея села на старый рассохшийся пенек и принялась наблюдать за методичными действиями Ашарха.
– Да. Хорошо, что в сумках оказалась тренога, а то он бы к утру уже добрался до Италана.
Хетай-ра заглянула в раскрытую чересседельную сумку, лежавшую на земле.
– Неужели для одного коня нужно так много всего? Щетки, скребницы, крючки… А я думала, что с лошадьми не так много мороки.
– Все это необходимо, – нравоучительно произнес профессор. – Животное должно чувствовать себя хорошо, за ним нужно ухаживать, иначе мы рискуем идти до Зинагара пешком.
– Ты так много знаешь о лошадях. Умеешь их заседлывать, чистить. Даже ездишь верхом так легко и привычно, словно всю жизнь не вылезал из седла. Словно работал на конюшне.
Аш невольно вздрогнул от этих слов.
– Я провел все детство вместе с лошадьми. У родителей была своя коневодческая ферма, – нехотя признался профессор. Ему не хотелось вспоминать эти непростые времена.
– Вот как… Интересный путь от коневода до преподавателя истории.
– Скажем так, мои планы на жизнь отличались от того, что хотелось моей семье.
– Это нормально, что дети рано или поздно покидают родительский дом. Так и должно происходить, иначе они никогда не обретут самостоятельность и просто не сумеют справиться с жизненными трудностями, когда их родителей не станет.
– И зачем ты мне все это сейчас говоришь? Я это и так знаю.
– Просто мне показалось, что тебя волнует эта тема, – прищурившись, произнесла Лантея.
– Я бы вообще не хотел говорить на эту тему, если тебя не затруднит, – сухо бросил Аш.
– Как пожелаешь, – сказала девушка и улыбнулась, – о семье ни слова… Но ты ведь не будешь отрицать, что все еще любишь этих животных? И относишься к ним лучше, чем ко многим людям?
– Собирайся. До ближайшей деревни еще ехать и ехать. Или ты уже передумала выручить денег с нашего трофея?
Ашарх демонстративно кинул щетку в сумку и отряхнул руки. В воздух взлетело целое облако черных шерстинок.
Но хетай-ра и не думала сдаваться.
– Ты не ответил на вопрос.
Ее умению добиваться своего в некоторых вопросах можно было только позавидовать.
Профессор немного зло посмотрел на спутницу, которая была столь настырна.
– Да, люблю. Потому что животные куда умнее людей и заслуживают хорошего отношения. Они никогда не станут обманывать себе подобных, убивать других ради горсти блестящих монет или просто по велению бога, спрятанного в высокой Башне. Животные добры и искренни даже по отношению к тем, кто этого не всегда заслуживает. Они доверяют той руке, что их кормит и гладит, и им без разницы, что еще недавно она могла быть выпачкана в чужой крови. Человечество не стоит даже одного волоска с головы этих созданий, поверь мне…
На мгновение Ашарху показалось, что в глазах собеседницы промелькнуло невольное уважение к нему и понимание, но Лантея скрыла их за сдержанной улыбкой и скорее пошла умываться к ручью. Когда она вернулась, то профессор уже заседлал жеребца, подготовив его к дальней дороге. Сам Аш сидел на земле и разминал руками свои сапоги, которые после сушки у костра стали слишком жесткими.
– Ты действительно надумал ехать в деревню? – спросила хетай-ра и вытерла лицо о рукав чистой туники.
– Да. Практически перед самым Уце есть село Бобровые хатки. Оно небольшое, но, думаю, там нам смогут дать награду. Все остальные поселки слишком мелкие, даже не стоит туда соваться.
– Сколько до него ехать?
– Думаю, к обеду будем там.
– Тогда тебе нужно будет приодеться перед этим селом.
Лантея подхватила свой обсохший и почищенный зеленый плащ и протянула его профессору.
– Вот. С ним ты меньше привлечешь внимания. А свой кафтан сними – он выглядит слишком богатым и приметным.
Вздернув бровь, Аш избавился от кафтана, засунув его в сумку, и взял у чужеземки плащ, накинув его на плечи. Не хватало только палицы в руках, и он бы сошел за разбойника с большой дороги: отросшая щетина, мятая туника, штаны в пятнах, которые не вывелись после стирки, и потрепанный жизнью коротковатый плащ. Но в таком виде мужчину и правда было трудно принять за столичного профессора. Категорично оглядев спутника, Лантея пришла к тому же выводу, кивнула собственным мыслям и ободряюще похлопала Ашарха по плечу.
– Думаю, все пройдет гладко. Но в любом случае, тебе стоит постараться.
Девушка совершенно не волновалась.
– Голову твари я сама отрежу.
Едва хетай-ра повернулась по направлению к трупу чудовища, как профессор схватил ее за запястье, вынуждая остановиться. Его привлекла одна странная деталь в облике спутницы, которая стала видна ему только при ярком солнечном свете.
– Лантея, что с твоими волосами?
– А что с ними? – испуганно спросила чужеземка и принялась ощупывать собственную голову.
Ашарх указал на макушку собеседницы:
– Они побелели.
Еще прошлым вечером волосы были темными, а теперь на темечке появились неровные пятна седины.
– Правда? Вот тьма, – тяжело вздохнула девушка и сразу же попыталась рассмотреть видные ей пряди, – это смывается краска после купания. Перед поездкой в столицу я окрасила свои волосы с помощью особых трав. Мне посоветовали так сделать, чтобы не выделяться среди людей.
– То есть ты беловолосая на самом деле?
– Все хетай-ра такие же, – растерянно пробормотала она и пожала плечами, – белая кожа, волосы и светлые глаза. Но вы, люди, выглядите совсем иначе, а мне не хотелось привлекать к себе много внимания. А теперь, наверное, уже и не важно все это…
Лантея похлопала себя по красному мешочку с песком, висевшему на поясе, и уверенно направилась к трупу твари. Оставшись наедине со своими мыслями, профессор задумчиво смотрел вслед удалявшейся спутнице. Казалось, что между ними витало облако постоянных недомолвок, и с каждой минутой оно становилось все плотнее. Девушка постоянно что-то недоговаривала, порой отказываясь отвечать на самые простые вопросы, а иногда так демонстративно прекращала беседы, словно опасаясь, что ее длинный язык мог случайно выдать какую-нибудь очень важную тайну. Не то чтобы Ашарх искренне надеялся на откровенность хетай-ра с самого момента заключения сделки, но эти постоянные секреты и масса новых вопросов, возникавших из-за недомолвок, вряд ли в конечном итоге должны были привести к чему-то хорошему.
Тем временем Лантея воззвала к своей богине, и в ее руках возникла крупная песчаная сфера, которая, подчиняясь воле своей создательницы, с омерзительным чавкающим звуком вгрызлась в плоть поверженной твари. Ошметки шкуры и мяса брызнули во все стороны, а профессор скорее отвернулся, чувствуя, как от подобного зрелища ему резко стало плохо. Несколько минут с другой стороны поляны доносилось лишь шуршание песка, метавшегося внутри шара, и треск ломаемых костей.
Хетай-ра вернулась к спутнику с головой чудовища, завернутой в изорванную тунику, не пережившую посещение Главного караульного дома Сынов Залмара. Большая часть крови твари уже свернулась за ночь в венах, но черные сгустки все равно быстро пропитали ткань. Соорудив подобие котомки из бывшей одежды, Лантея привязала ее к седлу жеребца и критически оглядела свою работу. Голова была небольшой, в отличие от всего остального тела, поэтому на боку коня она занимала не слишком много места.
– Скоро она начнет еще хуже вонять. Под такой жарой плоть быстро распадается, – заметил Аш.
– По-моему, она уже смердит почище нужника, – бросила девушка, с отвращением оглядев свои выпачканные руки, и скорее направилась к воде.
– Будет обидно, если мы проездим с ней половину дня, а в селе скажут, что уже давно не выдают награды за головы тварей, – поделился опасениями профессор.
Он успокаивающе погладил вороного жеребца по шее: животное постоянно недовольно поглядывало на свой бок и раздувало ноздри, принюхиваясь к вони, шедшей из котомки.
– Я очень надеюсь, что этого не произойдет, – донесся до Аша серьезный голос спутницы. – Не расстраивай меня.
– Ничего не могу тебе обещать.
Через несколько минут Лантея вернулась на поляну и принялась собирать последние вещи. Когда она натягивала свои штаны под тунику, то внимание профессора вновь привлек странный шрам на ноге чужеземки, который он уже видел однажды во время купания в предместьях. На правой голени девушки тесно переплеталось множество красноватых линий, они покрывали всю поверхность кожи, от ступни и до самого колена. Шрам выглядел старым, давно зажившим, но все еще поразительно ярким – багровые следы, казалось, никогда не собирались бледнеть. Если остальные травмы и раны, нанесенные Лантее в казематах боли, уже понемногу сходили, то этот шрам явно выделялся среди всех остальных и, судя по всему, был получен задолго до Италана.
– Не обращай внимания.
Хетай-ра заметила заинтересованный взгляд профессора и сразу же обмотала ноги чистыми портянками, чтобы скрыть все открытые участки кожи.
Однако мужчина не собирался просто так отступать:
– Что это? Неужели такой шрам?
– Да, еще из детства.
– Но что вообще способно оставить подобный след?
– Обычная ядовитая медуза, – отмахнулась собеседница.
– Постой…
Ашарх испытующе смотрел на хетай-ра.
– Лантея, какие в пустынях могут быть медузы?
Девушка ответила с небольшой задержкой, а тон ее голоса стал недовольным:
– Морские.
Профессор подметил эту заминку, и она его очень насторожила.
– Пустыни Асвен омываются океаном. Там плавают ядовитые медузы, которые оставляют такие следы, если их щупальца касаются кожи, – через мгновение не очень уверенно добавила хетай-ра.
Аш не стал ничего говорить. Ему было достаточно того, что он услышал. Лантея нагло врала ему, и теперь это было совершенно ясно: она начала путаться в собственной лжи и придумывать объяснения на ходу. Но главный вопрос заключался в другом: скрывала ли она информацию о своем народе только из-за недоверия к своему спутнику, или же за этим стояло что-то гораздо более серьезное? Вполне могло оказаться так, что она врала ему с самого начала.
Преподаватель начал переплетать свои волосы, буравя взглядом спину хетай-ра, которая пыталась забраться в седло, не задевая при этом окровавленную котомку с головой чудовища. Ашарха тревожила одна мысль, которая билась в его голове назойливой мухой: в Зинагаре Лантею ждала некая женщина, у которой чужеземка надеялась попросить совета и защиты перед тем, как пересечь горный хребет. Возможно, именно она могла оказаться ключом к пониманию истинной натуры хетай-ра: если бы профессор только сумел задать ей все свои вопросы, то мгновенно уличил бы девушку во лжи и докопался до правды, связанной с пустынным народом.
Оставалось только добраться до Зинагара. И тогда наконец стало бы ясно, что же из слов чужеземки было враньем, а чему можно было верить.
Жеребец медленно переставлял копыта, при каждом шаге поднимая в воздух клочки земли и мха. Сосновый бор давно остался позади: хвойные леса постепенно начинали сменяться лиственными, куда солнечный свет проникал уже не так охотно из-за густых крон. Стройные березы и вытянутые осины чередовались друг с другом, и лишь изредка их сменяли толстые кряжистые дубы. Между стволами деревьев росли низкие колючие кусты, которые так и норовили зацепиться за штанины проезжавших всадников или запутаться ветвями в лошадиной гриве, но профессор твердой рукой вел жеребца по узкой звериной тропе, стараясь обходить разросшуюся растительность. На небе не было ни единого облака, и в лесу стояла удушающая августовская жара.
Время неторопливо и неохотно близилось к полудню – Аш и Лантея уже несколько часов были в седле, целенаправленно двигаясь на восток, с каждым километром сокращая расстояние между ними и городом Уце. Насколько помнил профессор, до села Бобровые хатки им оставалось всего ничего – оно располагалось недалеко от города. И чем ближе подъезжали путешественники, тем страшнее становилось мужчине. Он не мог быть точно уверен, что до поселения не добралась информация о беглых преступниках и что его не сумеют опознать селяне по описанию.
– Мне кажется, я чувствую запах дыма, – пробормотала Лантея, старательно принюхиваясь к воздуху.
– Да, я тоже что-то чую, – подтвердил Аш и потянул на себя поводья, вынуждая коня замедлить шаг. – Думаю, это ветер принес печной дым из села. Значит, мы совсем близко.
– Нужно отыскать дорогу, ведущую от тракта.
– Она как раз должна быть где-то здесь.
Профессор легко пришпорил пятками жеребца, направляя его немного в сторону от прежнего маршрута. Череда деревьев не становилась реже, зато появилось гораздо больше цепких кустов.
– Ты волнуешься, – утвердительно проговорила хетай-ра. Она расслабленно сидела в седле за спиной Ашарха, лишь по привычке держась за одежду спутника.
– С чего ты это взяла?
– У тебя руки подрагивают.
Опустив взгляд, мужчина с удивлением увидел, что его пальцы и правда немного тряслись, и поводья из-за этого дрожали. Он сжал кулаки, пытаясь унять нервозность.
– Как будто ты была бы спокойна на моем месте. Я не могу быть уверен, что в этом селе о нас не слышали. В небольших деревнях жители всегда с осторожностью присматриваются к случайным странникам, потому что там все друг друга знают, а за чужаков никто не сможет поручиться.
– Не факт, что там висят розыскные плакаты, и что на тебя вообще обратят внимание.
– Знаешь, в жизни всегда надеешься на самый хороший исход, а в итоге все идет по наихудшему сценарию. И, как бы печально это ни звучало, но так происходит постоянно.
– Профессор, возьми себя в руки, – немного устало сказала девушка и поерзала в седле. – Сейчас ты просто должен без страха въехать в это село и сыграть свою небольшую роль перед парой десятков крестьян. Уверенно забрать деньги, купить еды и быстро уехать, пока никто не понял, что на самом деле ты наглый облезлый волк, пришедший из леса и притворившийся бродячим псом, чтобы получить от людей подачку.
Последнее сравнение пришлось Ашарху не по душе, но ничего остроумного в ответ своей собеседнице он придумать не успел – в просвете между кустами и деревьями показалась ухабистая неширокая дорога, явно ведущая от тракта к селу.
– Я буду ждать тебя здесь.
Лантея проворно слезла с коня и размяла ноги, сделав несколько бодрых шагов.
– Не задерживайся там.
Девушка похлопала жеребца по крупу и на прощание одарила своего спутника мрачной улыбкой.
Собрав всю силу воли в кулак, Аш удобнее устроился в седле и направил коня к дороге. Лошадиные подковы легко примяли мелкие придорожные кусты и почти сразу же мелодично застучали по сухой утоптанной земле. Из-под копыт животного в воздух поднималась пыль, она оседала на черной шерсти жеребца и сапогах профессора.
Через несколько десятков метров дорога делала плавный изгиб, а прямо за ним чуть в стороне стоял высокий накренившийся указательный столб, на котором висела почерневшая табличка с названием «Бобровые хатки». Постепенно деревья расступались, а дорога становилась все шире и ухабистее. Через пару минут Ашарх выехал к околице: невысокая изгородь, сложенная из березовых сучьев, тянулась в обе стороны, а прямо за ней высились крепкие избы с соломенными крышами. Проехав через чисто символические ворота в виде арки из трех бревен, профессор оказался на территории Бобровых хаток.
Село выглядело достаточно живописным – изгороди и плетни в большинстве своем были выровнены как по веревочке, на многих красовались расписные глиняные горшки и старые лапти, чтобы отвадить беду от дома. На крышах лежала свежая, совсем недавно перебранная и обновленная солома. Избы стояли вразнобой и на большом расстоянии друг от друга, из-за чего создавалось впечатление, что село было очень крупным по своим размерам.
Вороной жеребец неторопливо шагал по улице, вдоль которой и выстроилось большинство домов. Во дворах играли дети, они бегали и гоняли плеточками деревянные кубари по траве, галдя, как стая сорок. В широких бадьях женщины стирали белье, взбивая руками мыльную пену. У одного дома две юные девушки щипали кур – белые и коричневые перья взлетали в воздух и оседали на волосах селянок, укрывая их мягким облаком. То ли из-за удушающего летнего зноя, то ли из-за того, что уже стояла пора уборки урожая, но село не показалось Ашу многолюдным.
На профессора не особенно обращали внимание: он заметил только несколько любопытных взглядов, которые на него в основном бросали скучавшие от безделья старики и старухи, сидевшие в ряд на лавочках у ворот. Улица вскоре расширилась и вывела Ашарха к небольшому открытому пространству, которое, судя по всему, являлось сельской площадью. Посередине нее высился большой неохватный дуб, широко распростерший свои ветки во все стороны. Его узловатые корни давно поднялись из земли, и местные мужички использовали их вместо лавок. Под тенистой кроной дуба располагался общий колодец, накрытый крепкой покатой крышей. У него дородные селянки с коромыслами наперевес сплетничали, громко и пронзительно смеясь.
Аш спешился и решил вести коня дальше на поводу. Когда он поравнялся с колодцем, то любопытные женщины с ведрами стали на него оглядываться и понемногу перешептываться.
– Где дом старосты? – негромко окликнул их профессор, решив не тратить время на поиски.
Одна немолодая селянка, с интересом вглядываясь в лицо мужчины, скрытое капюшоном плаща, все же смилостивилась над ним через мгновение и молча указала пальцем в сторону большого добротного дома на краю площади. Коротко кивнув в знак благодарности, Ашарх повел коня в нужном направлении, чувствуя спиной внимательные взгляды сплетниц.
С другой стороны массивного дуба располагалось несколько столов с лавками, где в тени укрывались от зноя поседевшие старухи. Перед некоторыми на столах, оборудованных под торговые прилавки, были разложены продукты на продажу: большие гусиные яйца, семечки подсолнуха и туески с ягодами, набранными в лесу. Едва завидев профессора, несколько пожилых женщин сразу же начали наперебой звать его к своим столам:
– Эфенди путник! Купи чего-нить!
– Картопля полквика за пятерик!
Ашарх скорее прошел мимо, здраво рассудив, что пока он не получит деньги, не стоило даже прицениваться к еде. Вслед ему понеслись приглушенные проклятья и недовольные бормотания. Из-под одного из столов вылезла мелкая бродячая собака, которая, высунув язык из пасти, бодро побежала следом за чужаком, решив, видимо, проводить его. Профессор не возражал, а вот конь отреагировал с опаской на рыжий тявкающий комок, вьющийся у его копыт.
Дом старосты почти не отличался от соседних изб – такой же крепкий, одноэтажный и с потемневшим от времени коньком на крыше. Со всех сторон его окружал разросшийся огород и маленькие пристройки – сараи и хлев для мелкого скота. По плетню вился горох с крупными листьями. Рядом со входной дверью стояла низкая вбитая в землю лавочка, но на ней никого не было, да и на самом дворе профессор тоже не разглядел ни одной живой души.
Привязав жеребца к столбу деревянной ограды и сняв с седла котомку с отрубленной головой твари, Аш нерешительно двинулся по тропе к дому. Рыжая собака, выполнив свой долг, гордо задрала хвост и убежала обратно в тень дуба.
Не успел преподаватель даже подняться на крыльцо, как входная дверь распахнулась, и Ашарх почти нос к носу столкнулся с высокой худосочной женщиной, несшей в руках бадью с помоями.
– А?..
Замерев на месте от неожиданности, селянка во все глаза уставилась на мужчину, а после сразу же перевела свой взгляд на окровавленную котомку в руках незнакомца.
– Благослови вас Залмар, – приветственно бросил профессор и вежливо уступил дорогу, позволяя женщине сойти с крыльца. – Мне сказали, что здесь я могу найти старосту.
– Ага. В доме он, у печи, – ответила селянка, мотнув головой в сторону избы, и скорее понесла свою ношу на задний двор, откуда доносилось приглушенное хрюканье свиней, ждавших еды. До последнего она оглядывалась на незваного гостя и его окровавленную поклажу.
Ашарх толкнул тяжелую просевшую дверь, пересек просторные сени и оказался в главной комнате дома. В воздухе витал приятный аромат свежеприготовленной каши, из-за чего желудок голодного профессора мгновенно сжался, а во рту появилась тягучая слюна. Помещение казалось очень темным из-за низкого потолка и облюбовавшей целый угол пузатой печки, покрытой несколькими слоями белоснежной известки. Все остальное свободное место занимал единственный стол и широкие лавки, стоявшие вдоль стен. Под потолком висели старые ссохшиеся веники луговых трав и связки чеснока, а по углам подрагивала от любого потока воздуха почти прозрачная паутина.
– Это кого там Залмар принес? – послышался чей-то голос со стороны печи, и через мгновение Аш увидел щуплого немолодого мужчину с рыбьими карими глазами навыкате и с длинной угольно-черной бородой, в которой уже виднелись редкие седые волоски. На голове селянина красовался мягкий войлочный колпак, а через плечо была переброшена толстая коса цвета воронова крыла.
Староста поднялся с лавки у печи, где он чинил с помощью лыка изношенные лапти. Отряхнув с выгоревшей на солнце красноватой рубахи мусор, мужчина прищурился и с головы до ног оглядел гостя, стоявшего на пороге.
– Хорошего дня, эфенди. Вы староста? – спросил Ашарх и плечом сдернул с себя капюшон плаща.
– Известное дело я. А вы кто будете?
Неторопливо обогнув стол, староста приблизился к профессору и подслеповато присмотрелся к его лицу. Черные густые брови нахмурились, а на лбу появились глубокие морщины. На носу селянина сидела крупная волосатая бородавка, невольно притягивавшая взгляд, и первые мгновения незваный гость никак не мог перестать на нее смотреть.
– Мое имя Аш… Ашинас, – вовремя исправился Ашарх, в последнюю секунду опомнившись. – Я бы хотел получить причитающуюся мне награду за голову убитой твари.
Подняв повыше котомку, профессор указал на нее рукой. Староста удивленно заморгал, во все глаза рассматривая испачканную в черных разводах ткань.
– Ночевал в лесу, и вот вылезла эта зверюга… Сколько там мне положено квиков?
Селянин задумчиво почесал затылок, сбив колпак на бок.
– Ко мне уже лет пять никто с тварьей башкой не приходил… А чего вы, эфенди, в город ее не отвезете? Тут до Уце всего ничего езды, на повозке часа за четыре добраться можно.
– Ваше село было ближе, – сказал Аш, поджав губы, и высокомерно поднял бровь. – Какие-то проблемы?
– Да нет… Токмо башку покажите мне, а то мало ли вы старую засохшую туда положили. Сами знаете небось, эфенди, что казенные деньги по закону положены за свежую тварь.
Рывком опустив котомку на пол, профессор принялся развязывать узлы, пока староста с сожалением смотрел на доски, испачкавшиеся в тягучих черных каплях свернувшейся крови.
– Ну что, убедились?
Ашарх поморщился из-за тошнотворного запаха гнили, который поднялся из котомки, как только он ее раскрыл. Разлагающаяся голова твари с бельмами на маленьких глазах впечатлила старосту, и он скорее замахал руками, призывая незваного гостя закрыть смердящий трофей.
– Все! Вижу-вижу! Не врете, эфенди!
Селянин зашаркал лаптями, направляясь в угол комнаты, где он достал из небольшого ларца на полке писчие принадлежности, свитки и скромный мешочек, в котором что-то приятно позвякивало.
– Надобно полное имя ваше, город либо поселок, в котором живете, эфенди, да скажите место, где с тварью вы расправились, – деловито запросил подробности староста.
– Нул Ашинас из Шшаза. Тварь встретил в лесу к западу отсюда, рядом с селом Тишинка.
Расположившись за столом, селянин принялся аккуратно по одной букве выводить слова на свитке, осторожно обмакивая перо в чернильницу и стараясь не посадить кляксу на важный документ. Профессор, у которого все внутренние органы, последние несколько минут были сжаты в один тугой комок из-за его опасений, наконец стал понемногу расслабляться. Кажется, в этом селе совершенно ничего не слышали о беглых преступниках, раз староста ни о чем не стал его допрашивать и почти не вглядывался в лицо. Можно было вздохнуть спокойно.
– Запись я сделал, – негромко произнес наконец селянин, оставляя свиток подсыхать на столе и начиная подсчитывать маленькие блестящие монетки. – Вам положено четыре квика и еще половина одной деньги.
Недовольно поморщившись, Ашарх почесал бровь. Он искренне надеялся, что награда будет немного больше. На эти деньги нельзя было даже переночевать на постоялом дворе или разжиться хорошим шерстяным одеялом. Конечно, чтобы купить еду, четырех монет было достаточно, но в целом убийство твари оказалось не очень выгодным предприятием.
Староста поднялся из-за стола, сжимая в крупной шершавой ладони наградные деньги.
– А мне вот интересно, как такой щуплый с виду мужичонка… Не в обиду вам будет сказано, эфенди!.. Сумел одолеть эдакую тварь? И ведь даже никакого меча у вас при себе нет.
Он приблизился к профессору, опасливо обойдя по широкой дуге окровавленный трофей, все еще лежавший на полу, – словно эта голова могла в любую минуту ожить и укусить его.
– Не стоит судить о других по внешнему виду, – проговорил Аш, забрав платиновые квики и ссыпав их в карман брюк, а после одарил старосту мрачным взглядом. – Мало ли какой силой они обладают на самом деле.
– А я что? – пробормотал и сразу же встрепенулся селянин, выставив перед собой ладони. – Я ничего! Только полюбопытствовал чуток, эфенди. Не серчайте… Вы куда дальше путь-то держите?
– По тракту до Уце, – нехотя признался преподаватель, решив, что ничего страшного в такой полуправде быть не могло.
– Ну, хорошей дороги вам. Пусть Залмар хранит вас в пути.
– Благодарствую.
Раскланявшись и попрощавшись, профессор наконец покинул пропахшую кашей избу и пересек двор. Вороной жеребец спокойно поджидал своего хозяина у ограды, задумчиво принюхиваясь к разросшемуся малиннику. Решив оставить пока что животное у плетня, Аш поспешил к тенистому дубу, чтобы с чистой совестью закупиться провизией.
На обтертых корнях дерева сидело несколько бездельничавших мужиков, которые лузгали семечки и громко обсуждали какие-то новости. Их голоса разносились по всей площади, так что не прислушиваться к оживленной беседе было достаточно сложно, и профессор, пока пересекал дорогу, тоже невольно вник в суть разговора.
– Ядрена кочерыжка! Обещали сегодня к полудню он прибудет, – пробасил высокий дородный детина, который постоянно хмуро оглядывался на дорогу, ведущую к околице. – И где?
– Ну ты, Микой, будто не знаешь этих мытарей. Говорят одно, а деньгу потом дерут совсем другую. И так во всем, – бросил его сосед – жилистый тип с вытянутым лицом, покрытым глубокими оспинами.
– Да я больше послухать хочу, каких вестей он привезет.
– Может, ему вообще болтать неохота будет, – предположил третий собеседник, выплевывая кожуру от семечек. – У него таких сел еще уйма по дороге.
– В прошлом году он тут чуть ли не до вечера пробыл. Все про Светоч без умолку трещал. Как они, эти фанатики проклятущие, целую семью в деревне под Шахаром заживо сожгли за то, что те гоблинского торгаша на постой пустили.
– Помню-помню эту историю.
– Уже сколько времени прошло, а у меня этот рассказ все из головы не выходит.
– Ну, жуть и правда берет после такого. Я сам, как услыхал, то зарекся больше с гоблинами никаких дел не иметь. И жинке сказал тоже на постой не пускать их. А то окажешь гоблину услугу какую, а потом эти изуверы из Светоча нагрянут и всех перебьют…
– Да что толку молоть языками об этом Светоче! Сыны его отыщут рано или поздно, от них никто не ускользнет… Вы вот лучше, мужики, послухайте кой-чего новое, – оживленно заговорил селянин в оспинах. – Ко мне вчера сноха приехала из Подлесного. Так она что рассказала: из наших восточных приграничных крепостей пришли вести о Нертусе. Мол, неладное там творится.
– Это та имперская крепость что ли?
– Да! Разведка наша вроде как просекла, что часть ихнего гарнизона перебрасывают куда-то в другое место. Прямо толпами краснокожие ублюдки уходят оттудова.
– Это странное дело, – заметил один из селян, – они же обыкновенно всю свою шваль гонят ближе к границам. Настраивают там, укрепляют себе. А тут просто так выводят?
– Вот-вот! А коли так дело пошло, может, нашим-то, наконец, удастся захватить часть округа того, дойти до самого Нертуса. А там, авось, и эта гадская непреступная крепость поддастся! – вдохновленно запричитал жилистый мужик.
– Пустые разговоры. Даже если наши войска смогут вторгнуться в земли округа Сан Кун, то на пути у них проляжет Лока. Широченная, сука, река! – цокнул Микой. – Я, когда в Цареле служил, то своими глазами ее видел – ни вброд перейти, ни переплыть. Глядишь на восток, а там до горизонта одна вода стелется… Защитники Нертуса отстреливаются день и ночь без отдыха, а единственный ближайший мост охраняется надежнее сокровищницы генерал-императора.
Ашарх задумчиво хмыкнул, удивляясь хорошим познаниям обыкновенного сельского мужика. Профессор уже подошел к первому прилавку и придирчиво осматривал картошку, а сам краем уха продолжал подслушивать оказавшуюся на удивление интересной беседу селян.
– Даже если так, – продолжал тип с оспинами, – уже само по себе то, что наши войска продвинутся наконец внутрь имперских земель до самой этой реки, сильно подымет боевой дух-то! Нынче на границе застой, который, как игра в гляделки, лишь утомляет солдат.
– А ты и правда что ли веришь в то, что Пророк Бога сунется туда даже с учетом этих вестей? – с удивлением спросил Микой.
– Почему нет? Такого шанса может больше и не выпасть.
– Да потому, что Владыка труслив. Даже если волею Залмара из Нертуса исчезнут во мгновение ока все ифриты, он не рискнет поднимать свой острожный зад и отправлять туда войска, – раздраженно высказался Микой. – Это всем хорошо известно!