Софья Сергеевна Маркелова
Правитель Пустоты. Карающий орден
– Потакание этому отчаянному стремлению сбежать от проблем ни к чему хорошему не приведет. Она должна бороться с тем, что ее не устраивает, а не уходить на край света, подчиняясь порывам трусости.
– Трусости?.. Да что вы знаете о трусости… Лантея никогда ничего не боялась, и скоро вы сами в этом убедитесь. Она вовсе не намерена была скрываться здесь вечно, как я. Лишь набраться новых сил и убедиться в существовании того мира, который я много лет описывала ей в письмах.
– А почему тогда вы сами оказались по другую сторону Мавларского хребта?
– Очевидно потому, что в пустынях для меня не было места. Не будем об этом.
Чият собрала со стола все крошки до последней, стряхнув их в ладонь, и выбросила в загнетку раскрытой печки. Обсуждение ее затворничества не подходило для непринужденной беседы.
– Быть может, Лантея успела рассказать вам, что мы с ней заключили некую сделку, – мягко продолжил профессор, пальцами крепко обхватывая кружку.
– Да, она сообщила мне. Я не в восторге от всего этого – ни от сделки, ни от идеи племянницы.
– Опасаетесь, что я обману ее? – напрямую спросил Ашарх.
– Вы уже это сделали, – процедила тетя и бросила на собеседника недовольный взгляд исподлобья, – когда вынудили мою девочку заключить это соглашение и выманили у нее силой сведения о хетай-ра.
– Она тоже, знаете ли, не белая овечка, – парировал профессор и поморщился.
– Не спорю. Но эта сделка все же принесет гораздо больше бед как для вас обоих, так и для наших народов, пребывающих пока что в блаженном неведении. И это неведение, как сладкий сон, лучше бы было не прерывать как можно дольше.
– Так решила Лантея. Вы ведь и сами говорили, что уважаете ее выбор.
– К сожалению, она пока не понимает, что борется с бурным речным потоком. Как бы крепко на ногах она ни стояла, уверенная в своей правоте, но рано или поздно течение снесет ее. И Лантея не заметит это, даже когда непокорная стихия общественных суждений оттолкнет ее далеко от первоначальной цели, – со вздохом призналась Чият.
– Я не собираюсь ее переубеждать, – сразу же предупредил Ашарх. – Для меня эта сделка – предложение всей жизни, и я не стану отказываться от возможности посетить города мифического народа, даже если вы предполагаете, что замысел Лантеи не удастся.
– О! Я вижу вас насквозь, – фыркнула тетя и пренебрежительно прищурилась. – Вы один из тех, кто гонится только за собственной выгодой и готов ради этого пожертвовать даже судьбами целых стран.
– Не надо делать из меня какого-то беспринципного злодея. В конце концов, я просто помогаю вашей племяннице добиться ее целей, как и вы когда-то. Согласившись выучить ее и в одиночку отправить в столичную академию, вы вряд ли думали о том, что это может как-то навредить целым странам и народам, не так ли?
Женщина явно была не в восторге от подобных претензий. Она поднялась из-за стола и сжала губы в тонкую линию, совсем как любила делать ее племянница, когда с трудом сдерживала свой гнев. Но, судя по всему, Чият гораздо лучше владела собой, поскольку через несколько секунд лицо ее разгладилось, и на нем вновь появилась немного высокомерная и невозмутимая маска.
– Что ж, вы действительно человек неглупый, профессор. Но, даже услышав от меня это признание, не рассчитывайте на то, что я поддерживаю племянницу в ее выборе! Лантее стоило быть осмотрительнее, когда она соглашалась на эту безмерно глупую сделку!
– У нее не было выбора. От этого зависела ее жизнь и безопасность.
– Ее жизнь и стала пристанищем опасностей, когда в ней появились вы.
В дальнем углу комнаты на лавке, стоявшей неподалеку от тетушкиной кровати, заворочалась Лантея, разбуженная громкими голосами. Собеседники мгновенно замолкли, не желая продолжать свою ссору при свидетелях, тем более что свидетелем оказался как раз обсуждаемый субъект. Однако девушка лишь перевернулась на другой бок и вновь предалась сну, не собираясь просыпаться. А вот гнев тети и профессора уже сошел на нет, и теперь они оба лишь старательно отводили глаза друг от друга, не желая продолжать свой разговор.
– Мне нужно сходить на рынок, купить вам кое-что в дорогу. Вы уж как-нибудь найдите себе занятие, эфенди профессор. Только дайте Лантее выспаться, – произнесла Чият с непроницаемым выражением лица, накидывая себе на плечи строгий темно-синий платок.
Она неторопливо причесала гребнем волосы, придирчиво выбрала самое целое лукошко из висевших на стенах и только после этого удалилась из дома, как можно тише закрыв входную дверь. Некоторое время Аш продолжал сидеть за столом, прислушиваясь с удалявшимся шагам Чият. Но они были такими легкими и осторожными, что профессор достаточно быстро потерял их в окружающем шуме – ветер играл ветвями деревьев и шумел листьями, а мягкая земля поглощала любые звуки. Либо же немолодая хетай-ра имела привычку всегда красться, как и ее племянница.
Редкое дыхание Лантеи с легким присвистом ввело Ашарха в приятную рассеянную задумчивость. Облокотившись на стол, он прикрыл глаза и сконцентрировался на одной фразе, оброненной Чият в разговоре. Хозяйка сказала, что ее племянница из пустынь Асвен «сбежала от чужого гнета». Неужели в родном доме у Лантеи все было настолько дурно, что она предпочла совершить рискованное путешествие через горы, лишь бы не оставаться там? А каковы были гарантии, что по возвращении девушку встретили бы радушно?
Профессор ощутил, как его желудок скрутило в тугой узел от плохих предчувствий. Ведь враждебный прием могли оказать и спутнику сбежавшей хетай-ра, являвшемуся еще и чужаком. К тому же, было совсем неясно, с кем Лантея находилась в напряженных отношениях – с родственниками, с законом, либо же с каким-нибудь отвергнутым женихом. Вариантов было достаточно, а негативных исходов еще больше.
И все это означало, что перед подъемом на хребет Ашарху необходимо было или вывести девушку на честный разговор, что, скорее всего, привело бы к серьезному конфликту, или же идти вслепую до самого конца, уповая на благоприятный исход. Последний вариант не устраивал самого преподавателя: на твердой земле у него еще был шанс разорвать сделку и повернуть обратно, но на зыбком песке пустынь такая возможность таяла на глазах. Чем больше Аш размышлял над условиями их с хетай-ра соглашения, тем более сомнительными они ему казались.
Чтобы как-нибудь отвлечься от навязчивого желания бросить все к гоблинской матери и сбежать из избушки, позабыв и о сделке, и о шансе побывать в городе хетай-ра, профессор принялся мерить шагами небольшую комнату. Ему нужно было сконцентрироваться на чем-то нейтральном, и книжная полка, висевшая над тетушкиной кроватью, пришлась как нельзя кстати. Аш замер перед скудным набором зачитанных фолиантов и принялся изучать корешки.
«Приготовление различных кушаний», покрытое старыми отпечатками пальцев, выпачканных в муке, не вызвало у профессора интереса, как и толстое издание священной книги «Заветы Залмара» с истрепанными углами. Это произведение все без исключения верующие Залмар-Афи видели в своей жизни гораздо чаще, чем исполнение описанных в книге заветов. Еще один религиозный труд «О всяких дурных деяниях и нравственности» за авторством некоего старшего жреца Аз Ошензи тоже отправился в сторону. А вот тоненькую книгу «Гусли звончатые: песни и баллады» профессор так легко пропустить не смог. Это был сборник работ известного пару десятилетий назад барда Самвела, который когда-то прославился на всю страну своими строками, а после попал в немилость городских властей из-за какой-то туманной истории и был казнен. Теперь его прах давно уже развеял ветер над Дымными Вратами, но песни еще продолжали жить в людских умах. Например, в Кастановских топях, на самом севере Залмар-Афи, до сих пор среди углекопов особенно ценилась баллада «Черное золото», в которой Самвел пересказывал древнюю легенду о возникновении угля.
Целый час Ашарх с удовольствием перечитывал произведения, знакомые с детства. Освежая в памяти строки скорбной элегии «Рабский поход», описывавшей печальные исторические события пятисотлетней давности, профессор невольно вернулся во времена своего отрочества, когда на сельских ярмарках и во всех кабаках распевали баллады Самвела. Тогда в жизни Аша не было ничего сложнее уборки навоза в конюшнях и очередной потасовки с братом, а сейчас он должен был пересечь горный хребет, потому что по его следу шел разъяренный карающий орден.
Вот только то, что ждало его в пустынях Асвен, могло оказаться куда хуже и страшнее.
Перевернув последнюю страницу сборника песен, профессор с огорчением захлопнул книгу и вернул ее на место. Лантея спала беспробудным сном, а на полке больше не осталось никаких фолиантов, за которыми можно было бы скоротать время. Но взгляд Ашарха неожиданно зацепился за лежавшую на самом краю полки неприметную стопку исписанных листов, скрепленных нитками. Взяв в руки явно самодельную тетрадь, мужчина вгляделся в обложку. На ней чьим-то корявым почерком были старательно выведены несколько слов на залмарском – «Записи Лантеи».
Несколько секунд Аш боролся с голосом совести, уже заранее уверенный в том, что не сумеет сдержаться. Слишком сильно было искушение отыскать в этой тетради сведения, которые Лантея с самого начала утаивала от своего спутника. Опасливо оглянувшись на лавку, где спала девушка, профессор торопливо раскрыл первую страницу записей.
Начальный абзац гласил:
«привьет. моя лантея. тетия казат писат дневник. моя учица писат».
Аш на мгновение крепко зажмурил глаза, стараясь убедить себя, что ему нужно воспринимать написанное со всей серьезностью. На форзаце стояла единственная дата, 17 февраля 1046 года от явления Пророка по залмарскому календарю, сделанная полтора года назад. Судя по аккуратному почерку, она явно была выведена рукой тети. Остальные записи, безусловно, принадлежали Лантее, но избавиться от ощущения, что их писал семилетний ребенок, преподавателю было сложно. Текст изобиловал ошибками, а чудовищный почерк с трудом можно было разобрать.
Пролистав пару страниц, Аш заметил прогресс. Первые записи были небольшими, в них девушка делилась информацией о погоде или о том, как они с тетей провели день. Но с каждой новой строчкой ошибок в тексте становилось меньше, а почерк выглядел все лучше. Короткие заметки постепенно превратились в пространные философствования, где хетай-ра делилась своими мыслями, опасениями, надеждами. И Ашарх невольно зачитался дневником, постепенно пробираясь сквозь дебри запутанных предложений и несогласованных друг с другом слов.
«сегодня вес ден дожщь. поранит я руку на охоте. чият раказыват об том, что люди давно мочь строит корабли, большой чаши из дерева. ходит они по морю, по воде, как по суше, искать новые земли. почему же мой народ тысячи лет прячица и боица внешний мир?».
«Тетя быть сегодня в городе, она купить новую книгу. Много там написать об Залмар, это бох людей. Он жить вместе с людьми долго и учить их жить правильно, помогать. Это так непохожэ на Эван‘Лин, она всегда строга была к нам. Я думать это очень важно, хетай-ра надо узнать большэ о людях. Это изменить Барханы в лучщую сторону».
«Вспоминала сегодня я об сестре. Она мне снилась. Инетресно, как она там? Думаю, Мериона в заботах, как и всегда. Они с мамой всегда больше думали об делах, пока читала я об мире за песками. Для них хорошо, когда Барханы закрыты и спрятаны. Но я верю, что хетай-ра можно убедить открыца миру или же мой народ вымрет через пару тысячь лет».
Чем дальше профессор погружался в записи своей спутницы, тем больше ему начинало казаться, что весь этот дневник был пропитан какой-то бессильной озлобленностью, копившейся долгие годы. Лантея жаловалась на непонимание оставшихся в Бархане матери и сестры, о существовании которых Аш узнал впервые. Она была зла на свой народ и устаревшие традиции, ей не нравился сам уклад жизни хетай-ра.
«Чият считает, что ей больше не о чем мне расказать. Она никогда не покидала этот регион, и мало знает о мире вокруг. Недавно она упомянула, что в столице есть академия, лучшая в стране. Там много учителей, книг и за несколько годов обучат меня истории, науке об описании чужих земелей и даже иным языкам. У меня есть шанс поступить туда».
«Тетя не поедет со мной. Думаю, она просто боится, но у меня нет больше сил сидеть тут, я должна сама продложить обучение. Странствие по материку заберут слишком много времени, опасно ездить по миру не зная языков. К тому же, тетя говорит, что на востоке идет война. Академия же даст то, что мне нужно, всего за пару годов. Хорошое образование, подобное тому, что я получила в Бархане до своего ухода».
Одна из последних записей насторожила преподавателя больше остальных:
«Мы наконец обсудили с Чият детали поездки. Я пойду в столицу в середине августа, как только уйдет жара. Вчера мы сильно посорились вечером. Я говорила о том, что хочу сразу же вернуться после обучения в академии в Бархан. Хочу расказать о том, что узнаю, городскому совету. И хетай-ра пойдут за мной в зеленые земли. Я уверенна. Им захочется узнать, как живут другие рассы, попробовать все то, что я попробовала здесь. Мы создадим новый город, вдали от пустынь, или же на самом краю песков. Я помогу своему народу, открою им глаза на мир. И матриарх мне не указ. Я буду править своим собственым городом, свободным от власти совета и опротививших традицый. Если не я, то кто сделает это?».
Ашарх в задумчивости перечитывал этот абзац несколько раз. Получалось, что его таинственная спутница собиралась использовать сведения о мире для того, чтобы организовать переворот в родном городе. Ее не устраивала действующая власть и консервативный курс хетай-ра, поэтому девушка желала внести сумбур в умы соотечественников и основать собственный город с теми, кто поддержал бы ее. Теперь профессор совершенно серьезно стал опасаться того, что он не по своей воле окажется всего лишь орудием в руках мятежницы, стоило ему перейти горы.
В этот момент Лантея особенно шумно зашевелилась и заворочалась на лавке, приподнимаясь на локтях. Из-под одеяла выглянуло помятое лицо, расчерченное красными полосами от складок подушки, а взгляд девушки, затуманенный поволокой сонливости, не сразу смог сконцентрироваться на профессоре. Ашу хватило одного мгновения, чтобы успеть сунуть дневник за пазуху и придать себе невозмутимый вид.
– А? Уже рассвело?
Кажется, Лантея не обратила внимания на нервный румянец, заливший щеки профессора.
– Давно. Чият ушла на рынок, – торопливо пробормотал Аш. – Там в печи каша осталась для тебя.
Сладко зевнув, девушка неторопливо потянулась, сбрасывая с себя одеяло. Из-под задравшейся белой рубахи на мгновение показались упругие голые бедра, но Лантея сразу же одернула одежду, не позволяя мужчине рассмотреть больше. Шлепая босыми ногами по половым доскам, она направилась к печи и, ловко орудуя кочергой в горниле, достала оттуда на стол горшок. Решив не утруждать себя иной посудой, хетай-ра принялась черпать ложкой кашу прямо из обжигающе горячего сосуда. Она ела жадно и быстро, проголодавшись после долгого и крепкого сна.
Профессор присел за стол напротив своей спутницы. Тонкая тетрадь с важными записями прожигала ему рубаху. Но как бы удачен не был момент в виду отсутствия дома тети, Ашарх все же принял решение отложить тяжелый разговор по поводу содержимого дневника. Ему требовалось больше времени на то, чтобы все еще раз хорошенько обдумать и перечитать некоторые заметки Лантеи повторно.
– Мне казалось, что я слышала какую-то ссору, пока спала, – с набитым ртом проговорила Лантея. – Вы с тетей о чем-то говорили?
– Да. Она рассказала мне немного о себе, и о том, как долго она осваивалась здесь, за Мавларским хребтом, – с легкой хрипотцой в голосе ответил Аш.
– Правда? – протянула девушка и с нескрываемым подозрением посмотрела на собеседника. – И много она тебе рассказала о своем прошлом и прежней жизни в пустынях?
– Вообще-то, не очень. Я так и не узнал, например, из-за чего она рискнула пересечь горы.
– Ну, здесь никакого секрета нет. Хоть ей и не понравится, что я это скажу, но причина только в моей матери. Они никогда особенно не ладили, и в конечном итоге Чият предпочла пугающую неизвестность, ожидавшую ее за хребтом, привычной размеренности Бархана.
– Бархан – это ваш город?
– Можно и так назвать. Их всего пять, великих Барханов пустынь, где правят представители старейших родов хетай-ра. Мой дом – это Третий Бархан, Nard на нашем языке.
Закончив завтракать, Лантея убрала со стола пустой горшок. Позаимствовав тетушкин гребень, она принялась медленно и неспешно расчесывать запутавшиеся седые пряди своих волос.
– Значит, Чият была своеобразным первопроходцем? Ей было нечего терять в жизни, и поэтому она пошла туда, куда ни разу не ступала нога хетай-ра? – спросил Аш, облокотившись на стол, и наблюдая за девушкой, изучая ее профиль.
– Хетай-ра и раньше бывали за пределами пустынь. Но такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки, и большинство сведений о них утрачено. Желающих пойти за край песков находилось мало. А тетушка целенаправленно не собиралась возвращаться домой после ухода, поэтому, даже если бы за хребтом ничего не оказалось, она бы все равно обосновалась и обжилась на пустыре, назло моей матери…
– А почему ты пошла за ней?
Лантея на мгновение остановилась, не выпуская из рук деревянный гребень.
– Наверное я… Наверное потому, что ее чувства однажды стали мне очень близки…
– Ты тоже перестала ладить с матерью?
– Скорее, я увидела надежду, которой всегда была лишена, – прошептала девушка и как-то по-старчески сгорбилась, откинув расчесанные волосы за спину. – Ты знаешь, я всегда очень ее любила… Свою непокорную тетю. Во времена моего детства она была другой: одновременно вспыльчивой и хладнокровной, решительной и боязливой. Если моя мать за своей маской сдержанности могла спокойно прожить всю жизнь, то Чият любила выходить из роли воспитанной женщины и творить вещи, за которые сестра ее проклинала… Обыкновенно хетай-ра выше всех благ почитают традиции своего народа, устаревшие обычаи и правила. Тетя же не боялась делать то, что ей хотелось, не страшась осуждения. Именно поэтому я последовала по ее стопам и ушла из Бархана.
За окном медленно катилось по небосклону жаркое августовское солнце, чьи вездесущие лучи проникали в небольшую избу с низким потолком, подсвечивая крохотные пылинки в воздухе.
– Чият много лет лишь мне одной присылала почтовых птиц из-за горного хребта. Она подробно рассказывала о людях и об остальном огромном мире вокруг пустынь. О мире, который совсем позабыл мой народ… Ах, профессор, ты даже не можешь себе представить, как я была вдохновлена всеми этими письмами. Буквально все в Бархане тогда казалось мне нездоровым и словно бы заплесневевшим. Поэтому, когда я набралась сил и смелости, я повторила путь тети, пересекла горы и сумела отыскать это убежище. Чият передала мне все знания, что она сама получила от прежней хозяйки дома. Я жила тут всего-то около двух лет, но, поверь мне, Аш, это было самое счастливое время в моей жизни.
– И все же ты оставила ее и ушла в столицу. Значит, всей идиллии пришел конец?
– С возрастом она стала гораздо спокойнее и… Как бы это сказать? Более приземленной, что ли?.. Ей уже не хотелось рискованных приключений, а этот дом стал ее крепостью. Я же, напротив, горела желанием увидеть своими глазами все то, о чем слышала из многочисленных рассказов. Поступить в столичную академию, получить образование! И ездить, ездить по земле, наслаждаясь каждым днем, познавая этот огромный интересный мир! Чтобы потом вернуться домой и изменить все…
Девушка блаженно зажмурилась, а по ее губам скользнула легкая, едва уловимая улыбка.
– Потому, Аш, я и не сказала тебе, кто ждет нас в этой избушке. Теперь понимаешь, почему?
– Думаю, да. Чият слишком дорога твоему сердцу, чтобы заранее раскрывать ее убежище подозрительному чужаку и бесчестному доносчику, – профессор невесело усмехнулся.
– Именно так. Но теперь самое страшное позади, верно? Мы оторвались от преследования, а, как только отдохнем, то сможем отправиться в горы и наконец покинуть эту негостеприимную страну.
– Твои слова бы да Залмару в уши…
Со двора послышался легкий стук – кто-то, предупреждая домочадцев о своем приходе, по привычке постучал по калитке. Через несколько секунд в сенях хлопнула входная дверь, и в комнату вошла тетушка, которая, судя по частому дыханию, очень торопилась прийти домой. Лантея, едва успев натянуть под рубаху брюки, скорее подхватила груженое лукошко и сброшенный Чият платок.
– Хорошо, что ты уже встала, мой свет, – сразу же зачастила Чият, вытирая тыльной стороной кисти вспотевший то ли от жары, то ли от скорого шага, лоб, – потому что я принесла дурные вести.
– Что такое? – нахмурившись, спросил Ашарх.
Немолодая хетай-ра опустилась на лавку у стены с небрежной элегантностью, несколько неуместной конкретно в этот напряженный момент, когда племянница и профессор не сводили с нее серьезные взгляды. Но, очевидно, некоторые свои привычки Чият была не в силах побороть.
– Весь Зинагар стоит на ушах. В город прибыло несколько отрядов двенадцатого ордена прямиком из столицы. Здесь чуть ли целый век уже не появлялись бордовые флаги Сынов, и народ в смятении – никто не знает, что псам Владыки понадобилось в таком захолустном месте.
– Зато мы знаем. Они пришли по нашему следу, – невнятно ругнувшись себе под нос, сказал Аш.
– Они пока не делали никаких объявлений. С самого утра ведут переговоры с градоправителем Кариусом, но по всему городу уже ходят их патрули, всматриваются прохожим в лица.
– Быстро ли они смогут выйти на наш дом? – с волнением прошептала Лантея, комкая в руках ткань своей рубахи. – Если горожане что-то запомнили, то времени у нас немного! Надо уходить!
– Не торопись! – повысила голос Чият. – Сейчас ситуация неоднозначная… Они могли прибыть в Зинагар по другому поводу. Угроза восстания – это весомая причина для приезда Сынов.
– Что ты имеешь в виду?
– Проблему с обездоленными погорельцами, конечно же.
– Исключено. От столицы ехать не меньше четырех суток. Даже если бы городские власти отправили запрос в Италан, то отряды ордена просто не успели бы прибыть так рано. Разница во времени слишком значительная, – разъяснил профессор.
– Хм. Да, это я не учла, – хмыкнула Чият, переплетая пальцы в замок. – Выходит, если они здесь действительно из-за вас, то это вчерашнее происшествие может сыграть нам на руку, поскольку орден обязательно им заинтересуется, и это их замедлит.
– Что случилось там вечером, после того как мы покинули город? – спросила Лантея.
– Кое-что мне удалось узнать. Вчера на главной площади Зинагара прошли столкновения между погорельцами из деревни и городской стражей. Старший жрец храма был так оскорблен всеми услышанными заявлениями, что приказал на месте казнить полдюжины селян.
– О, Эван’Лин!
– Остальных протестующих выбросили за городские стены. Им запрещено появляться в Зинагаре и даже посещать храм, так как они посмели усомниться в чистоте божьего служителя. Висельники все еще на площади и пробудут там три дня. Я своими глазами их видела. Жрец не смилостивился даже над ребенком… Мальчик с обожженными ногами висит в самом центре, а на его груди табличка «Вор и лжец». Боюсь, мой свет, это тот, о ком ты мне рассказывала…
– Витим!..
Лантея, кажется, совершенно перестала дышать. Лицо ее застыло фарфоровой маской, на которой запечатлелись отчаяние и неверие. Несколько ударов сердца она, не моргая, смотрела на стену, ни на чем не концентрируя взгляд, а после стремительно выскочила во двор, как была, босиком.
– Ох, как мне жаль, что все так вышло… – прошептала Чият и с сожалением посмотрела вслед племяннице.
– Оставьте ее, – посоветовал Аш, прислушиваясь к звукам с улицы – девушка явно убежала в осиновую рощу, окружавшую дом со всех сторон. – Она сейчас не захочет ни с кем говорить.
– Знаю, что не захочет. Поверьте мне, я знаю ее гораздо дольше, чем вы, профессор. И в такие моменты Лантея всегда предпочитает закрываться в себе и обращаться в мыслях к богине.
– Зря вы рассказали о мальчике. Она ведь, наверняка, до последнего надеялась, что все обойдется с ним. И тешила бы себя этой надеждой еще долгое время. Будь я на вашем месте, то ни за что не стал бы расстраивать Лантею.
– Но вы не на моем месте, – жестко подчеркнула Чият, поднимаясь с лавки. – Она потоскует, подумает и, в конце концов, придет в норму. Потрясения могут быть полезными, когда они несут с собой какой-то важный опыт для будущего. Впредь она будет понимать цену ответственности.
Неторопливо принявшись разбирать принесенное с рынка лукошко, заполненное продуктами и другими покупками, тетя выкладывала свертки на стол, пока в руках у нее не оказалась пара потрепанных мужских сапог с облупленной кожей на носах.
– Вот, держите. Они хоть и поношенные, но не худые, – сказала женщина и протянула Ашарху обувь.
– Это мне?
– Ну, а кому же еще! Вы же без сапог, а у меня дома только лапти, да драные валенки. А в горы без обувки идти – это без ног остаться можно, по камням-то лазать, – произнесла немолодая хетай-ра и сунула покупку в руки нерешительного профессора.
– Спасибо, конечно…
Неожиданная забота Чият приятно растрогала Аша. Он даже на минуту не мог себе представить, что суровая хозяйка побеспокоится о его мелких личных проблемах, кажущихся столь ничтожными по сравнению с остальными масштабными неприятностями беглых преступников. И пусть сапоги оказались великоваты, это было сущей мелочью.
– Думаю, что бы там Сыны на самом деле ни разнюхивали в Зинагаре, но вам в любом случае стоит уходить как можно скорее, – тетя, не отрываясь от пересыпания купленной крупы в мешок, негромко размышляла вслух. – Сегодня еще побудьте здесь, а утром, как только солнце встанет, направляйтесь в предгорья. Чем быстрее вы подниметесь в горы, тем лучше.
– Сыны не станут нас преследовать за пределами Зинагара. Их полномочия заканчиваются на государственной границе, а Мавларский хребет – это официально ничейная земля. К хребту они не пойдут.
– Здесь еще не хребет. Они в любой момент могут найти ваш след в городе или же решить проведать мою избушку по чьем-нибудь доносу. Как бы мне самой ни хотелось подольше побыть с моей девочкой, но ради вашего же блага, уходите на рассвете.
– Вы уверены, что нам стоит торопиться? Переход через горы – это нелегкое дело, а мы, кажется, совсем не подготовлены. Я-то уж точно… Не думаю, что и Лантея знает там все тропинки и скалы наперечет, ведь она перешла хребет лишь однажды. Еще несколько дней подготовки нам бы не повредили. В конце концов, надо же дождаться хорошей погоды, собрать снаряжение – веревки, какие-нибудь крюки…
– Я понимаю ваши чувства, профессор, – произнесла Чият, повернула голову в сторону собеседника и одарила его снисходительным взглядом, не отвлекаясь от пересыпания крупы. – Это страх диктует свою волю вашей душе. Вы опасаетесь переходить горы, поскольку они для вас представляются последним рубежом, пределом, за которым будет лишь неизвестность. Но сколько бы вы ни оттягивали неизбежное, легче от этого не станет. По эту сторону хребта к вам все ближе и ближе подбирается сила, с которой бесполезно бороться, поэтому вы и должны бежать.
– Я ничего не боюсь, – возразил Ашарх, скрещивая руки на груди. – Лишь имею некоторые опасения по поводу намерений моей спутницы, а неизвестность меня не пугает. Я жажду ее рассеять, как туманную дымку. И надеюсь обнаружить за ней сокровища, прежде укрытые от всех.
– Не слишком-то уповайте на то, что получите эти сокровища так легко и просто. Моя племянница не наивная дурочка, и воспитание ей дали качественное, чтобы она не попадалась на глупые уловки проходимцев и махинаторов. Хорошенько подумайте, профессор, пока у вас еще есть немного времени, стоит ли вам продолжать сотрудничать с Лантеей? Бежать за горы – бегите, но, возможно, следовать за ней дальше в Бархан вам не стоит. И моя забота распространяется в данном вопросе не столько на племянницу, сколько и на вас тоже.
– Я правильно понимаю, что вы утверждаете, будто Лантея намерена меня провести?
– Ничего подобного я не говорила. Лишь намекаю вам задуматься над тем, что не вы один такой хитрый и дальновидный, как вам кажется.
Тетя легко взмахнула бледными руками, словно отгоняя от себя рой надоедливых мошек.
– И между тем у меня сегодня еще масса дел. Я буду вам очень благодарна, если вы перестанете меня отвлекать от них, уважаемый профессор.
Недовольно закатив глаза, Аш все же не решился и дальше донимать хозяйку дома расспросами. Она и так дала ему достаточно пищи для размышлений. Подумав, что неплохо было бы погулять на свежем воздухе, а заодно и разносить новые сапоги, мужчина вышел из дома во двор.
День был удивительно погожим: от вчерашнего ливня не осталось и следа, жаркое солнце осушило все лужи в округе, а земля растрескалась ломкой коркой потемневшей грязи. Приятный прохладный ветер колыхал кроны стройных осинок, тянувшихся к небу своими острыми верхушками. Профессора так и манило прилечь на траву, укрывшись от солнца в тени густой кроны и подремать полчаса, ни о чем не тревожась, но он отогнал от себя эту соблазнительную идею. Не время было предаваться сладкому отдыху.
Лантеи нигде не было видно. Новости о Витиме произвели на нее сильное впечатление, и, видимо, девушка далеко забрела, решив побыть наедине с собой и смириться с той мыслью, что вся совокупность ее поступков в итоге привела к печальному исходу.
Четверть часа походив по роще, Аш так и не смог отыскать свою спутницу, хоть он и не был до конца уверен, что действительно хотел ее найти в тот момент. Сапоги хорошо сели по ноге, разношенные своим предыдущим владельцем, но профессор все не торопился возвращаться под крышу маленькой избушки. Оставаться и дальше наедине с Чият ему категорически не нравилось: мудрая хетай-ра только тем и занималась, что пыталась вывести Ашарха из себя или же забить ему голову своими житейскими нравоучениями, приправленными толикой высокомерности.
Выбрав пенек почище и поровнее, преподаватель присел на него и извлек из-за пазухи уже изрядно помятый дневник Лантеи. Вряд ли бы в ближайшее время Ашу представился еще один подобный шанс вдалеке от лишних глаз внимательно и спокойно изучить записи своей спутницы, поэтому он не собирался терять ни минуты.
Несколько раз пробежавшись глазами по последним страницам тетради, где юная хетай-ра в весьма агрессивной форме высказывалась о внутренней политике Барханов, направленной исключительно на сохранение устаревших традиций и скрупулезное следование им буквально во всем, профессор задумался над неотвратимостью своего будущего. Как бы ему не хотелось это признавать, но отчасти Чият была права: Мавларский хребет должен был разделить его жизнь на «до» и «после», однако принятие такой судьбы зависело исключительно от самого Ашарха.
