Николай Петрович Сироткин
Изумруды Урала
– Нет, Нет. – Загалдели мужики.
Усыпив их внимание, Князь резко выдернул руки из мешка, и в комнате подряд прозвучали четыре выстрела. Сидевший посередине мужик, единственный оставшийся в живых, замер, уставившись широко раскрытыми от ужаса глазами на Князя. Он находился в шоковом состоянии и даже не понял, что наставленный на него пистолет не заряжен. Отхлестав мужика по щекам, Князь кое-как привел его в чувства.
– Где мой брат?
Мужик замотал головой, и было неясно, толи он не понял вопроса, толи не знает.
– Где ваш пленник? – Князь решил упростить вопрос.
Что-то изменилось в лице мужика, взгляд стал более осмысленным, показалось, что он понял, о ком идет речь.
– Его нет. – Промямлил он.
– А где он?
– Его нет. – Повторил мужик. – Его Ворон забрал.
Князь вытащил нож и с силой вогнал его в сердце своей жертвы. Вытерев нож о спину лежащего на столе трупа, он убрал его за голенище сапога и когда взялся за пистолет, услышал какой-то шорох за спиной. Резко развернувшись, Князь оказался лицом к лицу со стоявшим на пороге Ворониным. Раздался выстрел, сильная боль пронзила левый бок Князя, его ноги вдруг стали ватными и он медленно опустился на пол. Зажав левой рукой рану, он правой ухватился за крышку стола и попытался встать, но ноги не слушались и он смог только встать на колени, при этом почувствовал, как спрятанный в рукаве стилет послушно вышел из потайного кармашка. Князь опустил правую руку, ухватился за край лавки и ощутил лезвие стилета на запястье. Теперь осталось лишь выбрать подходящий момент и резким движением руки послать смертоносный клинок в цель, главное, чтобы хватило сил. Однако противник сам облегчил ему задачу.
– Пришел мстить? – Воронин подошел к стоявшему на коленях Князю и присел перед ним на корточки. – Братишку можешь не искать, он тебя уже ждет на том свете.
Лицо Воронина исказила злорадная, презрительная усмешка, он вытащил нож и приставил его к горлу Князя.
– Можешь помолиться…
Договорить он не успел, собрав последние силы, Князь правой рукой вонзил стилет в левый бок сидевшего перед ним купца. Тонкое, острое как бритва лезвие, легко прошило одежду и, пройдя между ребрами, поразило сердце. Воронин умер мгновенно, так и не поняв, что произошло.
Через час к дому подъехали шесть всадников. Пятеро были из специального отряда охраны ювелирной школы, а шестым – Малахов. Он еще не совсем оправился от полученной травмы, но отказать не мог, поскольку кроме него никто не мог опознать братьев Дуловых. К удивлению приехавших, рядом с домом стояла, привязана к березе оседланная лошадь, а калитка была открыта. Спешившись, начальник охраны Громов приказал Малахову остаться с лошадьми, а сам со своими людьми направился к дому. Во дворе они увидели коляску, запряженную парой лошадей, в которой по городу часто разъезжал Воронин. Быстро осмотрев хозяйственные постройки, охранники окружили дом. По сигналу Громова двое проникли внутрь, и буквально через пару минут один из них – Павел Сомов вышел на крыльцо:
– Все кончено, Степаныч, можете заходить.
Громов с остальными охранниками поднялись на крыльцо и прошли в комнату. Картина побоища не вызвала у них особого интереса, примерно то же самое они видели час назад в лавке на Главном проспекте. Единственное, что привлекало внимание – разбросанные по столу деньги.
– Воронин свое отбегал. – Сказал Громов, подходя к трупу купца и носком сапога, повернув его голову к свету. – Иван, сходи, позови Малахова.
– Степаныч, похоже, эти пятеро, что сидели за столом, бывшие каторжники. – Обратился к Громову его помощник Жарков.
– Я вижу, Андрей, осталось лишь уточнить личность того, кто убил Воронина.
В это время в комнату вошел Малахов.
– Посмотри, Федор, узнаешь? – Обратился к нему Громов.
– Да, это Дулов Алексей Васильевич, он же «Князь».
– Одной проблемой меньше. – Громов повернулся к Жаркову. – Андрей, ничего здесь не трогайте, соберите только деньги и на выход, нам здесь больше нечего делать
Когда Штейнберг вошел в кабинет директора, он первым делом поинтересовался рудником.
– Там все хорошо, Генрих Карлович, если не считать того, что придется разгребать последствие пожара. Сгорел амбар, построенный над рудником. Благодаря вам, мы своевременно предупредили людей и приняли соответствующие меры для отражения угрозы. Женщин, детей и стариков отправили на запасной скит, в трех верстах вверх по течению, а шестеро мужчин остались оборонять рудник. Когда вечером Воронин со своими людьми подошел к скиту, они забаррикадировались в амбаре и после короткой перестрелки, когда амбар загорелся, спустились в шахту. Там имеется две штольни с выходом наружу, и как только расцвело, они выбрались на поверхность. К этому моменту вся банда Воронина была уже мертва.
– Как такое возможно?
– Очень просто. Говоря о том, что мы приняли соответствующие меры, я имел в виду, также и несколько отравленных четвертей водки, специально «спрятанных» нами в домах. Естественно, что каторжники нашли водку и устроили пир, а поскольку яд начинает действовать только через два часа, все успели наглотаться по полной программе. К утру в живых оставались только Воронин и ювелир Золотов, который не пьет. Воронин, правда, успел сбежать, но это мелочи.
– А если бы они не стали пить отравленную водку?
– Через пару дней, убедившись, что ловушка не сработала, мы бы взорвали дома, вместе со спящими людьми. Там устроены подземные ходы, так, что нетрудно подобраться и заложить бочки с порохом.
– Я восхищен, Густав Францевич. – Штейнберг отвесил поклон в сторону собеседника. – Вижу, вы действительно все предусмотрели, наверняка и наша участь уже решена.
– Генрих Карлович, там, в коридоре одна милая барышня желает присоединиться к нашему разговору. Сделайте одолжение, позовите ее.
Ничего не понимающий Штейнберг встал, подошел к двери и выглянул в коридор. Там, прижимая руки к груди, стояла Анна. Увидев Генриха, она решительно вошла в кабинет.
– Анна Германовна! – Штейнберг схватил левую руку девушки и, забыв этикет, стал осыпать ее поцелуями. – Как я рад вас видеть.
– Здравствуй Генрих. – Раскрасневшаяся Анна приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Я тоже рада тебя видеть.
Взявшись за руки, они подошли к столу и сели рядом. Все произошло так просто и буднично, как будто они уже давно были помолвлены.
– Анна настояла на своем присутствии при обсуждении вашей участи, как вы выразились. Если у вас есть возражения…
– Никаких возражений у меня нет, Густав Францевич! – Воскликнул Штейнберг, чем заслужил еще один поцелуй.
– Приятно видеть такое единодушие. – Улыбнулся Файн. – Тогда продолжим. Легче всего было с мистером Скоттом. Мы не против сотрудничества с ним, но он пока сам не решил, чем будет заниматься, поэтому возвращается в Англию для обсуждения своих проектов на семейном совете. Несколько сложнее с капитаном Соколовым, которому Ростопчин обещал генеральские эполеты, но и здесь…
– Дядя Густав, Виктору не нужны никакие эполеты. – Возразила Анна. – Он остается, и будет руководить мыловаренным заводом.
– Ладно, это мы обсудим с ним лично, переходим к последнему вопросу. – Директор оперся двумя руками о стол и наморщил лоб, пытаясь собраться с мыслями. – Мне известно, что Ростопчин обещал вам монополию на огранку изумрудов для казны. Это так?
От стыда Штейнберг сидел красный как вареный рак, и готов был провалиться сквозь землю.
– Дядя Густав, Генрих прекрасный специалист. – Пришла ему на выручку Анна.
– Я этого и не отрицаю. – Успокоил девушку Файн. – Просто данный вопрос вне моей компетенции.
– Тогда, что ты можешь предложить?
– Если все пройдет, как мы запланировали, он со временем займет мое место.
Анна и Генрих уставились на директора, пытаясь осмыслить сказанное.
– Вы не ослышались, я действительно предлагаю Генриху Карловичу занять место директора ювелирной школы. Я уже в солидном возрасте, с каждым годом мне все труднее вести дела, а тут еще и создание фабрики. Без помощника мне не обойтись, а мои сыновья не горят желанием возвращаться в Екатеринбург. Я давно уже задумывался над тем, кто заменит меня, вот только подходящей кандидатуры не было, пока не появился Генрих Карлович Штейнберг.
– Густав Францевич, я премного благодарен вам за оказанное доверие, но заменить вас я вряд ли смогу. Мои способности…
– Ваши способности мне хорошо известны. – Перебил излияния Штейнберга Файн. – Некоторое время мы будем работать вместе, вы познакомитесь с нашей организацией, наберетесь опыта и со временем замените меня.
– Мы согласны, дядя Густав. – Сказала Анна голосом, не терпящим возражений. – Финансовые условия обсудим позже. Сейчас Генрих отправляется в баню, а затем у нас запланирован ужин вчетвером, где мы будем обсуждать мыловаренное производство.
– Анна, ты столько всего наговорила, что у меня голова закружилась. – Файн театрально закатил глаза. – Генрих Карлович, я хочу слышать ваш ответ.
– Я согласен, Густав Францевич.
– Вот и хорошо, а теперь, молодые люди, можете отправляться в баню. – Файн откинулся на спинку кресла, и устало махнул рукой.
Глава 53. Екатеринбург, 11 июня (понедельник). Окончание.
Сразу после ухода Анны и Генриха, из комнаты, ведущей в личные покои директора, вышел Тимофей Лачин.
– Густав, ты серьезно считаешь, что этот Штейнберг нам подойдет? – Лачин открыл шкаф, достал бутылку французского коньяка и два богемских бокала из рубинового стекла.
– А у тебя есть сомнения на его счет? – Файн отодвинул в сторону лежавшие перед ним бумаги, освобождая центр стола.
– По-моему, сомнения есть у него самого. – Лачин поставил на стол бокалы и разлил коньяк.
– То, что ты называешь сомнением, Тимофей, не что иное, как природная скромность. – Файн поднял свой бокал. – Zum Wohl! (за твое здоровье).
Сделав глоток, Файн на несколько секунд задержал коньяк во рту, чувствуя, как божественный напиток обволакивает язык и горло, оставляя приятное послевкусие. Лачин, молча, ответил на жест своего старого друга и выпил коньяк залпом.
– Этот человек за одну неделю смог не только найти изумрудный рудник, но и выяснить, что за ним стоит наша школа.
– Случайность, Густав, он ведь сам это признал. Если бы не карта поляков…
– Брось, Тимофей, то, что мы именуем «картой» на самом деле лишь обычная схема, которую нужно было еще расшифровать и привязать к местности. – Директор допил свой коньяк. – Признаю, мы наделали достаточно ошибок, что и привело к ненужным осложнениям, но Штейнберг оказался самым серьезным соперником. Все эти Севрюгины, Протасовы, Дуловы, да и этот баран Воронин ему в подметки не годятся. Он единственный, кто понял, что за рудником стоят серьезная сила и вычислил всю схему, включая нашу аферу с золотом тридцатилетней давности, и твой дом-ловушку. Все это он проделал в самые сжатые сроки и что самое главное – втайне от нас. Мы даже не подозревали о его деятельности.
– И все же, Густав, ты меня не убедил. – Лачин разлил коньяк по бокалам. – Я видел сидящего рядом с Анной теленка, которым она вертела, как хотела.
– Друг мой, ты забыл, что такое быть влюбленным, уверяю тебя, в его поведении нет ничего странного, а тем более унизительного для мужчины. Вспомни свою старшую дочь, которая также командует моим сыном во всем, что касается их быта, но никогда не лезет в дела. Многие мужчины поступают мудро, предоставляя женщинам решать бытовые проблемы, это позволяет им полностью сосредоточиться на работе. Какая разница, какого цвета обои в комнате, какая мебель и как она расставлена, главное, чтобы было красиво и уютно. Зачем спорить с женой по поводу меню, одежды и других житейских мелочей? Пустая трата времени и нервов.
– Но мне показалось, что Анна берет на себя слишком много, например, она зачем-то подняла вопрос о материальном вознаграждении Штейнберга, в то время, как он, скорее всего, оставил бы это на наше усмотрение.
– Тимофей, Анну деньги вообще не интересуют. Ты же знаешь, что она очень богатая девушка. Местные аборигены считают ее, чуть ли не бесприданницей, дочерью простого учителя математики, однако и в этом случае от женихов не было отбоя. Я представляю, какая бы здесь выстроилась очередь, узнай они сумму ее приданого.
– А Штейнберг это знает?
– Ты удивишься, но его это абсолютно не интересует! – Файн взял свой бокал и сделал глоток. – Его больше беспокоит тот факт, что он беден, не имеет никакого положения в обществе и не сможет обеспечить Анне достойную жизнь. С такими мыслями он никогда не решиться сделать ей предложение, поэтому Анна взяла все в свои руки. Упоминание о финансовых условиях для Штейнберга, не что иное, как невинный фарс. По нашей договоренности с Анной, я должен был назвать солидную сумму оклада, чтобы этот брак не отдавал мезальянсом.
– Почему же ты не озвучил оклад? – Лачин, глядя на собеседника, тоже начал смаковать свой коньяк.
– Мы не пришли к единому мнению. Анна хотела, чтобы я назвал заоблачную сумму, при этом готова была доплачивать из собственного кармана, но я ее убедил, что это будет подозрительно, и мы пока отложили поиск компромиссного решения.
– Хорошо, будем считать, что в отношении Штейнберга ты меня убедил, а как быть с Ростопчиным?
– Его нужно вернуть ко двору, это будет наша плата за его молчание.
– Можно попробовать, один влиятельный человек очень нуждается в деньгах.
– Кутайсов?
– Совершенно верно, фаворит императора сейчас увлечен очередной пассией, и чтобы возбудить ответную страсть засыпает ее подарками.
– Ты говоришь о мадам Шевалье?
– Густав, как ты умудряешься в этой глуши знать все придворные новости? – Тимофей улыбнулся, глядя на довольное лицо друга. – Эта энергичная особа обладает патологической жадностью, поэтому расходы Кутайсова растут как на дрожжах. Мы можем воспользоваться ситуацией.
– Во что это нам обойдется? – Файн поставил пустой бокал на стол.
– Думаю, тысяч в десять уложимся. – Лачин плесну коньяка в бокалы.
В кабинете воцарилась тишина, нарушенная появлением начальника охраны Громова. После короткого приветствия он доложил:
– Господа, Князь устроил резню в лавке Воронина на Главном проспекте, там четыре трупа, включая Бабакина. В Сосновке еще семь трупов, среди них сам Князь и Воронин.
– Насчет Князя не ошиблись?
– Нет, с нами был Малахов, он подтвердил, что один из убитых в Сосновке – Алексей Дулов по кличке Князь.
– А старший брат?
– Александра мы не нашли. Золотов тоже ничего о нем не знает.
– С этим мы разберемся. – Махнул рукой Лачин. – Если не убили, вернется в Москву к семье.
Когда Громов ушел, Лачин плесну коньяка в бокалы.
– Выпьем за удачное стечение обстоятельств. – Лачин подал бокал Файну. – Эти любители легкой жизни, перебив друг друга, избавили нас от черновой работы.
– Не забывай, что твой дружок Забелин знает про изумруды.
– Как только вернусь в Петербург, мои ребята займутся Забелиным. – Лачин поднял свой бокал, отвечая на жест Файна. – Он и так уже лишних тридцать лет топчет эту землю
Возле школы молодых ждала карета. Сидевший на козлах Савелий, увидев Генриха и Анну, проворно соскочил, поздоровался, открыл дверцу и откинул ступеньку. Генрих помог Анне забраться в карету и, убедившись, что она удобно устроилась на сиденье, примостился рядом. Савелий закрыл дверцу, вернувшись на козлы, стегнул лошадей, и карета плавно покатилась по Северной улице. Когда они остались наедине, Анна достала из сумочки маленькую коробочку, открыла ее и протянула озадаченному Штейнбергу. На малиновом бархате лежало красивое золотое кольцо с изумрудом.
– Генрих, сделав предложение, ты обязан подарить мне кольцо. – Невинным голосом прощебетала Анна, выставляя вперед безымянный палец правой руки. – Мы ведь православные и живем в России.
– Анна, прошу вас стать моей женой. – Пролепетал заплетающимся языком совсем сбитый с толку Генрих, и аккуратно надел кольцо, которое идеально подошло по размеру – кто бы сомневался!
Далее последовал поцелуй, уже настоящий, без всяких щечек, правда, как показалось обоим, очень короткий, поскольку карета уже подъезжала к дому. Генрих спрыгнул на землю и, подав руку, помог выйти Анне. Из дома выбежала Серафима и буквально тут же, неизвестно откуда, появился Виктор.
– Генрих, где ты пропадал, у меня в бане уже дрова закончились. – Начал притворно ворчать он целую руку Анне, когда заметил кольцо.
– Мадмуазель! – Воскликнул он. – Вы помолвлены? Кто этот счастливец?
– Генрих Карлович сделал мне предложение.
– Бог мой, и вы согласились?
– Он был очень настойчив. – Ответила Анна, из последних сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, но это плохо ей удалось и, уткнувшись в плечо подошедшей Серафиме, она залилась звонким задорным смехом.
Смеялись все, даже Штейнберг, поняв, как ловко его провели.
– Так вы сговорились! – Притворно возмутившись, вскричал Генрих, целуя руку Серафиме. – Трое против одного!
– Генрих, ты сам говорил, что тебе нравится, когда о тебе заботятся. – Напомнил другу Виктор. – Вот, мы и позаботились! Ты чем-то недоволен?
Ответом был дружный смех.
Друзья больше часа провели в бане, а когда вышли, были сильно удивлены, не обнаружив своей старой одежды. На лавках в образцовом порядке были разложены два абсолютно новых мужских комплекта, один синего, другой коричневого цвета.
– Английское сукно высшего качества. – Уверенно заявил Соколов, пощупав материю. – Как это понимать?
– Тебе не нравится, когда о тебе заботятся? – Сделав удивленное лицо, воскликнул Генрих. – Думаю, что синий это для меня.
Друзья оделись, не переставая удивляться, как все идеально подошло по размеру.
– Как по мне сшит. – Резюмировал Соколов, расправляя плечи и разглаживая полы шелкового камзола. – И туфли в самый раз. Генрих, теперь я тебя понимаю, мне тоже начинает нравиться женское внимание.
– Так делай предложение.
– Уже сделал.
– И что?
– Согласилась, но мы решили подождать со свадьбой до моего возвращения из Москвы. Отчитаемся перед Федькой, вы отправитесь в Европу, а я вернусь в Екатеринбург.
– Какая Европа? – Удивился Штейнберг. – Ты что перегрелся?
– А, ты еще не в курсе. – Соколов понял, что проговорился, но отступать было уже поздно. – Свадебное путешествие.
– Черт, я вообще перестал понимать, что происходит.
– Да не расстраивайся ты так. – Соколов похлопал друга по плечу. – С Анной не пропадешь.
– Я не об этом…
– Пойдем лучше на ужин, а то дамы, наверно уже заждались.
Когда друзья вошли в комнату, они тут же оказались под пристальным вниманием двух пар строгих женских глаз. Их крутили, вертели, осматривали со всех сторон, пока не убедились, что все отлично подошло. Накрытый стол, на взгляд непритязательного ювелира и нетребовательного офицера просто ломился от яств: тонко порезанная осетрина, ветчина, паюсная икра и копченая колбаса наполнили комнату ароматными запахами, вызывая звериный аппетит. На этот раз за стол уселись парами. Пока подавали горячее, Соколов разлил шампанское по бокалам. Выпили за молодых, перешли на «ты» и приступили к трапезе. Когда все насытились, принесли самовар и большой торт. Соколов, уже вполне освоившийся с ролью хозяина разрезал торт и стал колдовать над самоваром. Уже через пять минут он вручил каждому чашку ароматного напитка и тарелку с большим куском торта.
– Друзья, – Серафима, немного раскрасневшаяся от выпитого шампанского, постучала рукой по столу, – прошу минуточку внимания. – Сегодня адвокат Гринберг составил договор, по которому все мы являемся владельцами мыловаренного завода в равных долях.
Она встала, подошла к бюро и достала оттуда договор.
– Доля каждого составляет двадцать пять процентов. – Пояснила она, кладя договор на стол. – В конце каждого года прибыль будет разделена на четыре равные части. Думаю, это будет справедливо, поскольку каждый старался и внес свою лепту в этот проект.
– Серафима, я чисто помочь… – Начал лепетать сконфуженный Генрих, но тут же получил тычок локтем в бок от Анны.
– Как и с Толстиковым?
– Вы и про Толстикова узнали? – Смутился еще больше Генрих. – Гринберг нас выдал?
– Нет, господин надворный советник, Исаак Самуилович, сделал вид, что ничего не знает. – Серафима улыбнулась. – Вас выдал посыльный. Войцех Каземирович запомнил мальчишку, который принес пакет, и мы с Анной его быстро нашли. Потом конечно Гринберг все рассказал, и мы долго смеялись над незадачливым купцом, который целую неделю после вашего посещения маялся животом.
Последнее замечание вызвало бурный смех и ситуация разрядилась.
12 июня – 17 июня 1798 года (вторник – воскресенье).
Утром Штейнберг и Соколов тепло простились с Ричардом Скоттом, который спешил в Петербург. Следующая неделя выдалась для Штейнберга очень напряженной. В субботу должно было состояться венчание, правда все планировалось в тайне и очень скромно, чтобы не привлекать излишнего внимания горожан. Лачин продал свой дом на Луговой улице Штейнбергу, чтобы было, куда привести молодую жену. Правда, Генрих узнал об этом только через два дня от Анны, а с Лачиным вообще никогда не виделся. Подготовкой к свадьбе и обустройством нового дома занималась Анна, благо занятия в школе закончились, и она была свободна, а Штейнберг вместе с Соколовым с утра до вечера пропадали на заводе. Нужно было в короткий срок не только обучить специалистов для второй бригады, но и создать еще один цех по очистке жира, поскольку сырье, получаемое из Оренбургской губернии, оказалось низкого качества. Сразу после свадьбы молодые переехали жить в свой новый дом и стали готовиться к отъезду в Европу. Авральные работы на заводе закончились, и в присутствии Штейнберга уже не было острой необходимости, там вполне справлялись Виктор с Серафимой, так что Генрих с Анной в полной мере могли, насладится уединением в собственном доме. В один из дней Штейнберга вызвал Файн.
– Я долго вас не задержу, Генрих Карлович, обсудим некоторые вопросы, и вы сразу вернетесь к жене.
– Вообще-то я не спешу, Густав Францевич, Анна сейчас у портнихи, и пробудет там не меньше двух часов.
– Дай вам бог терпения! – Файн сокрушенно покачал головой. – Я терпеть не мог походы с женой по магазинам, портнихам и парикмахерам. На мой взгляд – пустая трата времени для мужчины.
– Анна все это прекрасно понимает и берет с собой горничную.
– Хорошо, если так. – Файн уселся в кресло, жестом показав Штейнбергу сесть напротив. – Я хочу обсудить с вами кое-какие проблемы. Принято решение, не восстанавливать рудник пока все не уляжется. Тех изумрудов, что есть на складе, хватит на ближайшие два года.
– А кто вообще может представлять опасность?
– С ювелирами Золотовым и Алдошиным мы договорились, они скоро отправятся в Силезию, где будут заниматься огранкой изумрудов. Там вы их наверняка встретите. Малахов остается здесь и будет работать у нас в охране, если ваш друг Соколов не переманит его на завод. Князь и Воронин мертвы, как и их подельники. Неизвестна участь старшего из братьев Дуловых – Александра, вот он может представлять реальную угрозу, как и директор одного из отделений Петербургской Сохранной казны Забелин, но это вас не должно волновать.
– Вы уверены, что англичанин Барнс не попытается взять реванш за поражение в Екатеринбурге , Ричард предупреждал, что он очень мстителен.
– Забудьте про Барнса, никакой опасности он не представляет. Как бы ни приятно было путешествовать с молодой женой по Европе, вам придется довольно много времени уделять работе. Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
– Я вас внимательно слушаю, Густав Францевич.
– В Амстердаме вы посетите магазин ванн Дейка, он расположен в здании Товарной биржи, только не внутри, а снаружи, его легко найти по характерной вывеске. Сейчас магазин продает только ограненные ювелирные камни, однако, как показало время, этого не достаточно. Нужно создать ювелирную мастерскую по изготовлению уникальных украшений. Эта задача не под силу моему старшему сыну Томасу, который живет в Саксонии. Он прекрасный огранщик, но отнюдь не художник и тем более не дизайнер, в отличие от вас.
– Зачем вообще нужна эта мастерская в Европе, почему не создать ее здесь в России?
– Во-первых, жители европейских стран, значительно богаче россиян, и покупателей на эксклюзивные ювелирные изделия там, в сотни, а то и тысячи раз больше, чем в России. Во-вторых, вывезти необработанные камни из России можно вообще без проблем, тогда как золото и ювелирные изделия, либо вообще запрещены к вывозу, либо облагаются огромными пошлинами. Как бы мы не крутили, выгоднее иметь такую мастерскую именно в Европе.
– Почему вы только сейчас задумались о создании подобной мастерской?
– Три года работы на европейском рынке показали высокий спрос на уральские камни, не только на изумруды, но и на аметисты, цитрины, гранаты. Не открою Америки, если скажу, что любой камень может быть как ювелирного качества, так и не ювелирного. Образно говоря, те же алмазы, изумруды и рубины могут быть абсолютно непрозрачными, мутными, с посторонними включениями и трещинами. От этого они не перестанут быть алмазами, изумрудами и рубинами, вот только «драгоценными» они никогда не будут. Какую бы форму огранки вы им не придавали, как бы вы их не полировали, они никогда не станут яркими и блестящими. В тоже время самые обычные камни, такие, как кварц или кальцит могут быть идеального качества и прозрачности, и после соответствующей обработки будут искриться, и переливаться не хуже бриллианта. За эти годы мы переправили в Саксонию большое количество уральских самоцветов высшего качества. Сейчас у Томаса ими уже забит целый склад. Вам, как ювелиру не нужно объяснять, что разница между ценой полуфабриката, каким, по сути, является ограненный камень и готовым изделием может быть значительной, все зависит от качества камней и художественной стоимости продукта. В нашем случае, те же аметисты густо фиолетового окраса, без трещин и посторонних включений могут цениться на уровне алмазов и изумрудов, но только в ювелирных украшениях, поскольку оценка их стоимости крайне сложное дело. Можно провести оценку камней и золота, на основе каких-то средних данных, но как оценить художественную стоимость изделия? Сколько реально оно может стоить? Блестящий ответ на этот сложный вопрос дал один древнеримский поэт: «Любой товар стоит столько, сколько за него готов заплатить покупатель». Может быть, я объясняю несколько сумбурно, однако суть я думаю, вы поняли.
– Вы не предполагаете, что ваши изделия могут копировать?
– Как? Все украшения будут в единственном экземпляре, а потом, где копиисты возьмут такие камни? Я видел вашу работу, украшения княгини Ливен и графини Орловой, эскизы которых вы разрабатывали – великолепны, а вот ваша оценка своего труда явно занижена.
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали, что эти парюры стоят недорого.
– Да, ведь там стоят аметисты и гранаты.
– Вы ошибочно исходите из общепринятой оценки ювелирных камней, а нужно оценивать изделие в целом, включая и его художественную стоимость. Кстати, вы сами это отмечали в своей лекции на примере двух колец.
– Откуда вам это известно?
– Неважно. Вы прекрасный художник, ваше призвание создавать ювелирные украшения, однако по своей природной скромности вы не можете реально оценить свой труд. Я не говорю, что это плохо, просто каждый должен заниматься своим делом. Ваша задача создать такую ювелирную мастерскую в Европе. Все хозяйственные вопросы будет решать Томас, он же отвечает за огранку камней, на вас ляжет подбор персонала и организация работ, а Анна займется бухгалтерией и учетом.
– Она знает?
– Конечно. Она сама настояла на этом. – Файн достал из ящика стопку потертых тетрадей и положил их на стол. – Здесь собраны мои эскизы, конечно, им далеко до ваших, но может быть какие-то отдельные идеи и решения вам пригодятся.
– Спасибо. – Генрих передвинул тетради к себе. – У меня тоже есть несколько десятков эскизов, да и у дяди можно будет забрать все материалы, поскольку мастерскую он закрыл.
– Прекрасно! Наберется солидный архив, а в дороге будет время его разобрать. Помните одно, уральским самоцветам нет конкурентов в Европе. Ни одна европейская ювелирная компания не имеет такого выбора камней, а значит, не сможет соперничать с нами.
Глава 54. Москва, 17 июля 1798 года (вторник).
Ростопчин тепло встретил, приехавших с Урала гостей. От завтрака Штейнберг и Соколов отказались, а до обеда было еще далеко, поэтому расположились в кабинете, куда подали шампанское и фрукты. Бывший фаворит императора на правах хозяина разлил шампанское по бокалам и предложил тост за счастливое возвращение. После того, как приличия были соблюдены, гости удобно расположились в мягких креслах и Штейнберг приступил к изложению уральской одиссеи, что заняло более двух часов. Все это время Ростопчин внимательно слушал, иногда делая пометки в своей тетради, изредка задавая вопросы, или уточняя детали. Когда Штейнберг в конце своего повествования вскользь упомянул, что директор школы Густав Файн сразу усомнился в подлинности документов, Ростопчин жестом остановил рассказчика.
– Господа, я должен извиниться перед вами за эту мистификацию с «Тайной полицией». Я посчитал, что вам будет удобней и безопасней выполнять свою миссию, имея официальное прикрытие. Проект создания этой организации действительно обсуждался мною с императором, и даже был им поддержан, вот только довести задуманное до логического завершения не получилось по причине моей внезапной отставки. Эти жетоны и удостоверения изготовлены по моему личному заказу.
– Федор, никаких претензий с нашей стороны нет. – Поспешил заверить Ростопчина Соколов. – Твоя, как ты это называешь, мистификация, помогла нам в короткий срок выполнить задание, а жетоны и документы выполнены на очень высоком уровне и не вызвали ни у кого подозрений, ну, разве что у Файна. Этого саксонца вообще трудно обмануть!
– Насколько я понял, никаких реальных фактов, подтверждающих, что изумрудный рудник принадлежит ювелирной школе, у нас на руках нет? – Уточнил Ростопчин.
К удивлению Штейнберга, никакого огорчения в голосе бывшего вельможи он не уловил.
– Это так, Федор Васильевич. – Подтвердил он выводы Ростопчина. – Доказать эту связь практически невозможно. Система настолько продумана, что юридически они неуязвимы. К тому же рудник сейчас закрыт, и найти его будет не просто, зная, как Файн умеет прятать концы в воду.
– Однако вы смогли докопаться до истины. – Ростопчин улыбнулся и отвесил легкий поклон в сторону сидевших напротив друзей. – Это говорит о том, что я еще не потерял хватку и не разучился разбираться в людях.
Штейнберг и Соколов с удивлением посмотрели на Ростопчина.