Николай Петрович Сироткин
Изумруды Урала
– Дядя Густав закупает мыло у московских купцов, качество неплохое. Может тебе съездить в Москву?
– Кто будет делиться своими секретами, да еще с провинциальной купчихой? Черт, нам бы хорошего инженера, да где же его найдешь?
– Дядя Густав тоже говорил, что хороший специалист это большая редкость.
Коляска въехала во двор и остановилась возле дома, где хозяйку встречал управляющий.
– Что у вас нового? – Поинтересовалась Казанцева, выйдя из коляски.
– Все по-старому. Деньги в сейфе, отчет на столе.
– Хорошо, Войцех Каземирович. – Серафима взяла под руку, стоявшую рядом Анну. – Прикажите подать ужин на двоих в мою комнату, потом займемся делами.
Тут она увидела, что над трубой летней кухни вьется дымок.
– А это что? – Спросила Серафима, указывая на дым.
– Пан ювелир с паном офицером арендовали летнюю кухню и уже три дня с утра до вечера там что-то месят и варят.
– Интересно! – Казанцева улыбнулась. – Их можно потревожить?
– Так они и не запирались.
– Как думаешь, Анна, не обидятся джентльмены, если мы их навестим?
– Заодно передадим приглашение дяди Густава. – С энтузиазмом поддержала подругу Анна.
– Вот, предлог у нас есть. Войцех Каземирович, чтобы не возникло неловкой ситуации, узнайте, принимают ли джентльмены гостей?
– Сию минуту.
Когда дамы вслед за управляющим подошли к летней кухне, из приоткрытой двери послышался громкий смех и хлопок открываемой бутылки шампанского. Поляк улыбнулся и постучал.
– Заходи, открыто! – Раздался зычный голос бывшего гвардейца.
– Добрый вечер панове. – Произнес Каземирович, выглядывая из-за двери. – Тут к вам гости.
– Пусть заходят, какие проблемы? – Соколов, сидя на крае стола уже собрался разлить шампанское по кружкам, когда увидел вошедшую Серафиму, за спиной которой угадывалась стройная фигурка Анны.
– Pardon, madame. – Соколов поставил бутылку на стол, проворно соскочил и кинулся целовать ручки гостьям. Штейнберг немного запоздал, и ему пришлось ждать своей очереди. В тесном помещении этикет приветствия несколько затянулся, однако это не вызвало никаких возражений ни с одой стороны.
– По какому поводу банкет? – Спросила Серафима, с удивлением осматривая помещение летней кухни, заваленное бочками, мешками, деревянными ящиками и какими-то шкурами. Над плитой в ряд висели медные котлы, а на единственном столе красовались торговые весы, и возвышалась непонятная горка, накрытая полотенцем, возле которой стояла открытая бутылка шампанского и две бронзовые кружки. Довершали картину Виктор и Генрих, в холщевых портах, длиннополых крестьянских рубахах и тапках на босу ногу, что вызвало невольную улыбку на лице хозяйки.
– Решили отметить окончание работ бокалом шампанского. – Поспешил внести ясность Штейнберг. – Приносим извинения, за беспорядок и наш внешний вид.
– Пожалуйста, осторожней, – заботливо предупредил Соколов, – можно ненароком испачкаться, мы только что закончили работы и еще не убирались. К сожалению, не могу вам предложить присесть, те два стула, что есть в наличии, не достойны такой чести.
– Господа, мы не хотели вам мешать, – подала голос Анна, – зашли только сказать, что Генрих Карлович может посетить ювелирную школу в любое удобное время.
– Спасибо. – Генрих отвесил легкий поклон в сторону Анны. – Вы нам не и могли помешать, поскольку мы уже закончили свои работы. Завтра приведем помещение в порядок и сдадим Войцеху Каземировичу в надлежащем виде.
– Если окончание работ отмечают шампанским, значит, вы добились определенных успехов. – Логично предположила Казанцева. – Не поделитесь с нами своими результатами, или это секрет?
– От вас никаких секретов нет. – Заверил дам Штейнберг. – А результат под полотенцем на столе.
– Можно взглянуть?
– Конечно.
Казанцева прошла к столу и аккуратно сняла полотенце, под которым скрывалась небольшая пирамида, сложенная из красивых ярко желтых кирпичиков. Сзади неслышно подошла Анна и взяла подругу за руку. Так они стояли некоторое время, заворожено созерцая гору «золота». Наконец, Серафима не выдержала и взяла в руки один «кирпичик». Она осмотрела его со всех сторон, прочитала надписи, понюхала, с удовольствием ощутив насыщенный сосновый аромат, и повернулась лицом, к стоявшим у двери мужчинам.
– Господа, это мыло? – Удивленно спросила она, не веря своим глазам.
– Самое настоящее. – Поспешил заверить ее Штейнберг.
– Я хочу помыть руки, но мне жаль портить такую красоту. У вас нет обрезков?
Мужчины засуетились, тут же появился тазик, кувшин с водой и шарик, слепленный из обрезков. Вымыв руки, она приложила их ладонями к лицу и, глубоко вздохнув, вновь ощутила чарующий аромат соснового леса.
– Господа, как вам удалось создать такое чудо?
– Это все Генрих…
В это время дверь открылась, и появился управляющий.
– Ужин будет готов через десять минут. – Доложил он с порога.
– Кое-что придется изменить, Войцех Каземирович. Ужин будет на четыре персоны. Господа, надеюсь, вы не откажитесь от приглашения на ужин?
– Помилуйте, Серафима Дмитриевна, – возмутился Соколов, разведя руки в стороны, – но не в этих же, лохмотьях? Нам нужно полчаса, чтобы привести себя в порядок.
– Думаю, полчаса мы можем подождать. – Заявила Анна, смывая намыленные руки и беря полотенце, заботливо поданное Германом.
– Надеюсь, на кухне уже знают гастрономические пристрастия наших постояльцев? – Обратилась Казанцева к управляющему.
– Так точно. – По-военному заверил хозяйку старый поляк. – Пиво тоже подавать, они постоянно к ужину заказывают пиво.
– Сегодня сделают исключение. – Отрезала Казанцева. – Пиво заменишь шампанским. Пошлешь кого-нибудь из мальчиков в «Париж», пусть доставят самого лучшего.
– Сколько бутылок?
– По этому вопросу обратись к Виктору Алексеевичу.
– Все понял. Сделаем в лучшем виде.
Пошептавшись с Соколовым, управляющий удалился.
– Господа, как и договаривались, ждем вас через полчаса. Вот там, за ужином, вы все нам и расскажите. Большая просьба, – Казанцева указала на пирамиду из мыла, – захватите всю эту красоту, я хочу, чтобы во время ужина она лежала на нашем столе.
Глава 36. Екатеринбург, 27 мая 1798 года (воскресенье). Окончание.
Через полчаса вся компания уже сидела за накрытым столом, в центре которого возвышалась «золотая» пирамида.
– Вы уже успели выпить за удачное завершение работ? – Спросила хозяйка.
– Бог с вами, Серафима Дмитриевна, нам едва хватило времени помыться и переодеться.
– А куда вы дели открытую бутылку, Виктор Алексеевич? – Улыбаясь, спросила Казанцева.
– Ваш управляющий обещал о ней позаботиться. – С показным сожалением сказал Соколов.
– Тогда все в порядке, Войцех Каземирович всегда выполняет свои обещания. – Успокоила его хозяйка под всеобщий смех. – Разливайте господин гвардии капитан и приступим к ужину, пока все не остыло.
Выпив по бокалу шампанского и сытно поужинав, компания приступила к чаепитию, за которым велась неспешная беседа.
– Господа, прежде чем вы расскажите, как вам удалось за три дня создать такое чудо, я хотела бы спросить, почему вы занялись варкой мыла?
– Это идея Генриха, – сказал Соколов, – только он сможет ответить на этот вопрос.
– Мы вас слушаем, Генрих Карлович. – Обратилась к Штейнбергу Казанцева.
– В прошлый раз вы случайно обмолвились, что в делах возникли некие проблемы. Понимая, что вдаваться в подробности вы не будете, я самостоятельно навел справки и выяснил, что конкретно произошло. Конечно, Воронов поступил подло, но при этом никаких законов он не нарушал, кроме золотого правила морали, которое гласит: «не делай другим того, чего не желаешь себе». Я мысленно поставил себя на ваше место, Серафима Дмитриевна, и пришел к выводу, что лучшим ответом Воронову, да и всем остальным злопыхателям, будут вновь заработавшие заводы. Сало я никогда не вытапливал и свечи не делал, а вот мыло варить приходилось. В юности я два года работал на мыловарне у своего деда в Кенигсберге. Дед разработал интересную технологию варки, благодаря чему мы смогли резко увеличить объем и улучшить качество мыла. Вы не поверите, но мы зарабатывали хорошо, и жили не хуже крупных землевладельцев, несмотря на то, что на производстве работали только члены семьи – дед не хотел, чтобы секрет варки мыла узнали конкуренты. Правда, длилась эта идиллия недолго. В Кенигсберге разразилась эпидемия оспы, из всей семьи в живых остались только мы с отцом. Каким-то образом нам удалось проскочить через кордоны и добраться до Москвы, где жил мой дядя, брат матери ювелир Вильгельм Брандт. Он приютил нас, предоставил кров, дал работу. Вот так я и стал ювелиром.
– И вы не пытались больше варить мыло? – Поинтересовалась Казанцева.
– В окрестностях Москвы нет соды, а варить на щелоке не имело смысла. Здесь мы нашли соду и после нескольких попыток, нам удалось восстановить технологию, разработанную еще моим дедом. Результат перед вами.
– Результат просто великолепный, ничего подобного я еще не видела. Мы с Анной пришли к тому же выводу, что и вы Генрих Карлович – решили запустить заводы. Поскольку работники разошлись, нам пришлось начинать все с самого начала. Первым делом нужно было изучить технологию производства и сделать экономические расчеты. Прекрасно понимая, что здесь со мной никто откровенничать не будет, я поехала в Оренбург.
– На что вы рассчитывали? – Поинтересовался Соколов. – Почему вы решили, что оренбургские купцы и промышленники раскроют вам свои карты?
– В отличие от Екатеринбурга, где практически все салотопенное производство сосредоточено в руках Воронова, в Оренбурге есть три крупных промышленника. У каждого из них имеются свои свечные и мыловаренные заводы, однако они способны переработать лишь двадцать процентов производимого сала. Излишки промышленники вынуждены продавать по дешевке в Пермь местному магнату, который, пользуясь своими связями, перепродает это сало в Англию. Наш план состоял в том, чтобы скупать излишки сала у оренбургских промышленников и на этом строить свое производство.
– Тогда вам нужно было предлагать цену чуть выше, чем у пермского посредника. – Уточнил Штейнберг.
– Не обязательно. Путь до Екатеринбурга значительно короче, чем до Перми, поэтому цена могла быть такой же. Мы считали, что наше предложение должно заинтересовать оренбуржцев и они помогут нам создать собственное свечное и мыловаренное производство. Собственно так и случилось, они были не против того, чтобы нам помочь. Разрешили осмотреть производственные цеха и поговорить с мастерами, вот только действительность оказалась намного хуже, чем я могла себе предположить. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что ни грамотной технологии, ни четко отлаженного производства там на самом деле нет. В итоге я вернулась раньше, чем планировала, без технологий, без необходимых экономических данных, да еще и в скверном настроении. Теперь представьте себе мое состояние, когда я увидела на вашем столе это чудо. – Казанцева протянула руки к возвышавшейся в центре стола пирамиде. – Ездила за тридевять земель, хотела поймать синицу, а у самой под носом целый журавль ходит.
После этих слов, сидевшие за столом разразились задорным смехом.
– Генрих Карлович, почему вы не предупредили меня о том, что собираетесь делать?
– Я не знал, найду ли здесь все необходимые компоненты, поэтому решил раньше времени не афишировать свои опыты. Если бы ничего не вышло, я бы стал выглядеть в ваших глазах как жалкий хвастун, чего мне искренне не хочется.
– Причина более чем уважительная. Господа, давайте вернемся к сути нашего разговора. Генрих Карлович, не будет ли с нашей стороны наглостью, если мы попросим вас изложить основы вашей технологии доступным для непосвященных языком.
– О чем вы говорите, Серафима Дмитриевна, эта технология разработана для ваших заводов, о чем свидетельствует фирменный знак на обратной стороне каждого куска, поэтому я с радостью изложу вам ее суть.
– Да, совсем забыла спросить, что же означает это «МЗСК»?
– Мыловаренный завод Серафимы Казанцевой.
– Слишком пафосно и с большой претензией, хотя, может быть именно так и надо. Продолжайте, Генрих Карлович.
– Друзья мои. – Прервал всех Соколов. – Прежде чем мы окунемся в эти алхимические дебри, предлагаю выпить по бокалу шампанского. Считаю, что сие абсолютно необходимо, в противном случае мы рискуем утратить ясность ума и просто ничего не поймем.
Под дружный смех, звон бокалов и тост: «за светлую голову друга Генриха», все выпили и приготовились слушать.
– Мыло получается в результате взаимодействия жира с содой. – Штейнберг взял чистый лист бумаги и написал: Жир + Сода = Мыло. – Сам процесс несложен: растапливаем жир, добавляем горячий раствор соды, перемешиваем полчаса и после остывания смеси получаем мыло. Нам неизвестна природа сала и щелока, мы не знаем, какие процессы происходят внутри этой смеси во время варки, но точно знаем, что в результате получим новый продукт – мыло (1). Вот ты, Виктор, два года работал на заводе, где занимался выплавкой чугуна. Там рабочие знают, сколько нужно засыпать в домну руды и древесного угля, знают, что засыпать их нужно слоями и поддерживать определенную температуру, знают, как определить, когда чугун будет готов, но они понятия не имеют, что происходит внутри домны – все это установлено опытным путем. Так и при варке мыла нужно просто найти соответствующие пропорции, при которых получается качественный продукт. Сделать это можно только проведя серию опытных варок и оценивая результаты, чем мы и занимались эти три дня. Критерии оценки получаемого продукта просты – хороший внешний вид, приятный запах и обильная пена.
– Тогда почему у других так не получается? – Задала естественный вопрос Казанцева.
– Все дело в том, что они используют щелок, а не соду, но и это еще не все. Тот же раствор соды нужно дополнительно обработать негашеной известью, лишь после этого он приобретает необходимые свойства. Это сложно и малопонятно, все основано исключительно на опыте предыдущих поколений. Если бы я раньше этим не занимался, то никогда бы не смог создать ничего подобного.
– Мне кажется, – вступила в разговор, молчавшая до сих пор Анна, – что в вашем варианте сложнее, ведь нужно не только два вещества вместо одного, так еще и дополнительная операция.
– Внешне все выглядит именно так, однако, суммарная стоимость этих двух веществ – соды и извести значительно меньше, чем аналогичного количества щелока. Экономическую часть проекта, Анна Германовна, вы просчитаете самостоятельно, все данные я вам подготовил, вот они.
Штейнберг передал сидевшей рядом Анне два исписанных с обеих сторон листа.
– Теперь, перейдем непосредственно к производству. Мыловаренный завод будет состоять из четырех производственных цехов и склада. Первые два цеха будут вспомогательными: в первом готовят жировую смесь, а во втором содовый раствор. Эти цеха никак не связаны между собой и могут работать самостоятельно. Третий цех – основной, где непосредственно производится варка, а четвертый цех – механический, там будут разрезать, и штамповать мыло. Готовая продукция отправляется на склад. Вот так это будет выглядеть на практике.
Штейнберг положил перед слушателями лист бумаги, где было изображено все, что он сейчас сказал. Слушатели уставились на непонятную схему, где были вычерчены прямоугольники с номерами, соединенные между собой стрелками. Видя, что никто не собирается задавать вопросы, Генрих продолжил:
– Начнем с самого начала, а именно, со вспомогательных цехов. Первый цех будет готовить жировую смесь, которая состоит из жира, сосновой смолы, каолина и охры. Каолин можно заменить тальком, а охру любым другим минеральным красителем. Как видите, состав довольно сложный, к тому же, необходимо строго соблюдать пропорции. На практике это будет выглядеть следующим образом: рабочие взвешивают все компоненты по списку, затем растапливают жир, растворяют в нем сосновую смолу, потом каолин, охру и все это хорошо перемешивают до образования однородной массы, которую выливают в специальную форму, где она и застывает. Таким образом, получается готовый блок жировой смеси на одну варку. Примерно по такой же схеме работает и второй вспомогательный цех, который готовит содовый раствор и тоже порциями в расчете на одну варку. Это понятно?
– Ты продолжай, – ответил за всех Виктор, – вопросы будут потом.
– Переходим к третьему цеху. Чтобы сварить мыло нужно взять из первого цеха жировой блок, а из второго – содовый раствор. Все это нагреть, смешать, варить полчаса и слить в ящик. На следующий день в четвертом цеху рабочие разбирают ящик, режут и штампуют мыло. Вот собственно и все.
– Если я правильно поняла, то сварить мыло по вашей технологии сможет практически любой человек, для этого ему достаточно один раз посмотреть, как это делается.
– Не только варить мыло, но также готовить жировую смесь и содовый раствор могут люди без специальной подготовки и опыта, нужна только аккуратность и внимательность.
– Но в таком случае, завтра все смогут варить мыло таким способом.
– А вот здесь вы ошибаетесь, Серафима Дмитриевна. – Возразил Штейнберг. – Вы исходите из существующих реалий, когда один человек управляет варкой мыла, и достаточно его переманить, чтобы создать свое производство. Закупил жир и щелок, а все остальное он сделает сам. В нашем случае ситуация с одной стороны намного проще, с другой значительно сложней. Проще в смысле подбора персонала – вам не нужны опытные мыловары, которых днем с огнем не найдешь, а сложнее в том, что эту технологию невозможно украсть. Если внимательно посмотреть на схему, то станет ясно, что никто не знает процесса в целом. Одни знают, как готовить жировую смесь, другие – как готовится содовый раствор, третьи – как варить мыло, четвертые – как его обрабатывать. К тому же надо учесть, что рабочие не знают названия компонентов, поскольку у них все записано в закодированном виде. Например: вместо слова жир – 1, вместо смолы – 2, вместо каолина – 3. Плюс к этому еще надо знать, откуда именно берется материал, например, сода. Желая сохранить тайну производства, можно разместить вспомогательные цеха отдельно от основного производства, причем в разных местах, тогда вообще никто не сможет сложить эту мозаику.
– Браво, Генрих Карлович,– улыбнулась хозяйка, – у вас все предусмотрено. Сколько конкретно завод сможет производить мыла.
– Вы можете задать любую производительность. Как я уже сказал, сама варка занимает примерно полчаса, плюс еще полчаса на подготовку – разогрев жировой смеси и содового раствора. Итого, за один час бригада из двух рабочих сварит четыре пуда мыла.
– Почему именно четыре пуда?
– На мой взгляд, это самый подходящий вес для двух человек. За восемь часов работы они изготовят тридцать два пуда мыла, или пять тысяч сто двадцать кусков весом четверть фунта. Если вам нужно будет увеличить объем, то можно перейти на работу в две бригады, три, четыре. Конечно, придется соответственно увеличивать и число бригад и в остальных цехах.
– Почему именно восемь часов, сейчас рабочий день длится десять-двенадцать часов?
– Ведущие экономисты Европы придерживаются иной точки зрения: «Восемь часов – труд. Восемь часов – отдых. Восемь часов – сон». Если вы установите сдельную оплату труда и восьмичасовой рабочий день, никто не сможет перекупить у вас работников.
– А ведь вы совершенно правы, Генрих Карлович. – Согласилась Казанцева, – Никто не уйдет с такой работы, а с другой стороны, никто из наших заводчиков не предложит таких условий. Мы сможем не просто набирать работников, а выбирать самых трудолюбивых и ответственных. Сколько человек нужно для начала?
– Если брать за основу те цифры, что я назвал – тридцать два пуда мыла при восьмичасовом рабочем дне, то вам понадобится двенадцать человек. В механическом цехе на резке и штамповке – четыре человека, в остальных цехах, включая склад – по два. Все это я изложил в материалах, которые передал Анне Германовне. После того, как она сделает экономический расчет проекта, и у нас на руках будут конкретные цифры, мы сможем еще раз собраться и обсудить все более конкретно.
– Мне понравился ваш проект, Генрих Карлович. – Подвела итог Казанцева. – Через пару дней мы продолжим обсуждение, но мне бы хотелось, чтобы вы приступили к организации производства прямо с завтрашнего дня, не дожидаясь пока Анна закончит свои расчеты.
– Эти работы уже идут Серафима Дмитриевна – в голове и на бумаге, так что через пару недель, ваш маленький завод выдаст первую продукцию. Вы можете уже сейчас собирать заказы, чтобы не заниматься розничной продажей и не заваливать склад готовой продукцией.
– При том качестве продукции, что выдают наши конкуренты в губернии, набрать заказы будет не сложно. Мне приятно с вами работать, господа, думаю, сам бог привел вас в Екатеринбург.
1. Реакция омыления выглядит следующим образом:
Жир + Щелочь + температура (нагревание) = Мыло + Глицерин + температура (разложение жира)
На начальном этапе реакция проходит бурно, но через некоторое время (примерно полчаса) она резко замедляется и наступает устойчивое равновесие. Дело в том, что сама реакция омыления обратима и на каком-то отрезке наступает момент, когда количество образовавшегося мыла равно количеству разложившегося обратно на жир и щелочь. Чтобы сдвинуть реакцию вправо, как правило, увеличивают количество щелочи и проводят полное омыление всего жира. Затем отделяют твердое мыло и т.д. В книге описан более легкий и удобный путь. Чтобы сдвинуть реакцию вправо нужно просто прекратить нагревать смесь в тот момент, когда наступит равновесие и дать ей медленно остыть (вот почему ящики дополнительно укутывают шкурами), при этом произойдет практически полное омыление (принцип Ле-Шателье).
Глава 37. Невьянск – Екатеринбург, 28 мая (понедельник). Начало.
После завтрака Штейнберг отправился в Художественную школу, а Соколов, которому в помощь выделили конюха Савелия, занялся обработкой сваренного накануне мыла. Нужно было разрезать и отштамповать двенадцать пудов мыла (3 варки по 4 пуда) трех цветов: желтого, оранжевого и зеленого. Общее количество кусков – 1920 штук. Трудная работа для двух человек, не имеющих никакого опыта.
Коляска остановилась возле Художественной школы ровно в девять часов утра. Охранник проводил Штейнберга на второй этаж в кабинет директора Файна. В центре просторной комнаты, по одной стороне которой располагались два окна, а три других были заняты шкафами с книгами и образцами всевозможных камней, за массивным дубовым столом сидел пожилой мужчина с круглым, гладко выбритым лицом в коричневом кафтане и роскошном старомодном парике, времен Екатерины II. При появлении Штейнберга он встал и сделал несколько шагов ему навстречу.
– Давно хотел с вами познакомиться, Генрих Карлович. – Сказал Файн, представляясь и пожимая Штейнбергу руку. – Не так часто в нашей глуши встретишь ювелира из Москвы. – Проходите, присаживайтесь.
Штейнберг удобно разместился в большом кресле напротив хозяина.
– Слишком громко сказано, по отношению к моей скромной персоне, Густав Францевич, – возразил он, – самостоятельно я работаю всего два года и пока еще не создал себе репутацию.
– Вы решили работать самостоятельно, значит, чувствуете свою силу, а это главное. – Если не секрет, кто был вашим учителем?
– Мой дядя, Вильгельм Брандт.
– Oh mein Gott! – Воскликнул Файн. – Вы племянник Вильгельма Брандта?
– Вы его знаете?
– Только по некоторым изделиям. Будучи проездом в Москве видел гарнитуры княгини Ливен и графини Орловой. Я был так восхищен, что сразу обратил внимание на клеймо мастера – две готические буквы «WB» в горизонтальном ромбе.
– Я помню эти изделия. Две большие парюры «Виктория» и «Изабелла» по шесть предметов в каждой: колье, серьги, брошь, браслет и кольцо. Правда, камешки были дешевые, гранаты и аметисты, так что их стоимость не столь невелика.
– Зато, какой внешний эффект. Вы принимали участие в их изготовлении?
– Я лишь разрабатывал эскизы.
– Так это самое сложное, Генрих Карлович. Ремесленников и копиистов полно, а вот творчески одаренных людей, способных создавать шедевры – единицы. Мне говорили, что вы очень скромный молодой человек, теперь я и сам в этом убедился. Кстати, мне принесли образцы изготовленного вами мыла. Что сказать? Я просто поражен! Качество европейского уровня, ничего подобного в России нет! Даже не зная цены, я готов хоть сейчас сделать заказ на большую партию мыла для нашей школы. Анна Германовна, сказала, что вы даже отказались от вознаграждения за свои труды.
– У Серафимы Дмитриевны возникли определенные сложности, а у меня появилось свободное время. В юности я работал в мыловаренной мастерской своего деда, так что опыт у меня был, оставалось только все вспомнить и найти соответствующие материалы. Денег за питание и проживание с меня не взяли, так что мой отказ от вознаграждения лишь ответный жест, хоть как-то ее отблагодарить. Вот вы, Густав Францевич, заплатили адвокату Гринбергу за мое освобождение и даже не напоминаете мне об этом долге.
– Вы заступились за дочь моего друга, и Гринберг, лишь ответная любезность. Я вас не знал, но сам поступок произвел на меня впечатление. Выйти в одиночку против четверых, защищая честь незнакомой девушки – на это не каждый решиться. Мне Анна рассказывала, что вы пытались помочь несчастным сиротам из московского воспитательного дома и даже обращались по этому поводу к императрице.
– Это не моя заслуга, я представлял в комиссии заболевшего дядю и не имел право голоса. Именно дядя Вилли был инициатором всех этих запросов и обращений.
– Но с вашей подачи.
– Вот этого я не отрицаю. Господин Буланов, который возглавляет сейчас работающую в вашей школе комиссию, тогда тоже представлял ведомство императрицы.
– Я знаю, что собой представляет Буланов. Уверяю вас, здесь никто не собирается потыкать его слабостям и прихотям.
– Он злопамятен и коварен.
– Меня это абсолютно не волнует. В Москве он инспектировал казенное заведение, где работают такие же жулики, как и он сам, а здесь частная школа, здесь другие правила игры.
– Хорошо, что напомнили, Густав Францевич, как у вас возникла идея создать эту школу?
– Долгая история, Генрих Карлович, скажу только, что идея и деньги принадлежат одному крупному промышленнику, увы, ныне покойному, чью волю я и исполнил.
– В России нет банков, а школа не носит имени своего благодетеля, значит …
– Вы правильно сообразили, деньги я получил наличными, а воля была выражена в устной форме.
– Вы ведь могли просто забрать деньги и жить в свое удовольствие.
– А вы бы так поступили?
– Нет, я бы так не смог. – Покачал головой Штейнберг.
– Вот и я не смог. Воля умирающего человека – закон.
– Только для тех, у кого есть совесть.
– Справедливое замечание.
В это время в дверь постучали. Вошедшему мужчине было лет пятьдесят, худощавый, высокого роста с копной седых волос.
– Познакомься, Герман, – обратился Файн к незнакомцу, – это московский ювелир Генрих Карлович Штейнберг, а это – он повернулся в сторону Штейнберга, – отец Анны и мой старый друг Герман Шторх.
– Рад познакомиться, Генрих Карлович, – Шторх крепко пожал руку Штейнбергу, – и лично поблагодарить за ваш благородный поступок.
Штейнбергу стало неловко от этого потока хвалебных слов в его адрес.
– Вы сильно преувеличиваете мои заслуги. – Скромно заметил Штейнберг и повернулся к Файну. – У вас, наверное дела, а я мешаю?
– Нет, что вы, Генрих Карлович. – Успокоил Штейнберга Шторх. – Я зашел лишь сказать, что Иван Петрович заболел и что его нужно будет кем-нибудь заменить.
Шторх поспешно раскланялся и удалился, а Файн и Штейнберг вернулись на свои места.
– Заболел кто-то из преподавателей?
– Иван Петрович Старков, – художник, ведет уроки рисования и литья.
Файн пододвинул к себе, лежавший на краю стола журнал и раскрыл его.
– Тема сегодняшнего занятия кольцо – создание эскиза и восковой модели. На прошлом занятии, судя по записям, они уже нарисовали эскизы, а сегодня должны их обсудить и заняться восковыми моделями для отливки.
– У меня сегодня свободный день, Густав Францевич, я могу заменить вашего преподавателя, тем более что тема мне хорошо знакома. Правда, мой внешний вид…
– Буду вам безмерно благодарен, Генрих Карлович. Не стану скрывать, что я и сам хотел просить вас об этом одолжении. Все ученики в курсе того, что произошло и ваш внешний вид вызовет только уважение. Для наших мальчиков, а тем более девочек вы настоящий герой, так что не стоит беспокоиться по этому поводу. Сейчас по расписанию общеобразовательные занятия – все выпускники обязаны получить объем знаний начальной школы. Специальные занятия начнутся в два часа пополудни, так что у нас есть время спокойно побеседовать. Вы ведь хотели познакомиться с работой школы, или Анна что-то напутала?
– Мой дядя, был хорошо знаком с Иваном Ивановичем Бецким и часто обсуждал с ним его идею создания людей «нового типа». На словах и на бумаге все было гладко: государство берет на себя все заботы о сиротах, от самого рождения до совершеннолетия, а что получилось в реальности, вы знаете не хуже меня. Поскольку вы идете тем же путем, мне интересно своими глазами увидеть, результат и сравнить.
– Я знаком с доктриной Бецкого, о нравственном воспитании детей на основе православной веры и приобщения к труду. Можно спорить по отдельным пунктам, но сама идея верна, однако, наши чиновники очередной раз все извратили, превратив воспитательные дома в личную кормушку. Вы справедливо заметили, что мы идем тем же путем, с одним существенным исключением, школа не казенная и существует на частные средства. Зачем частнику тратить деньги на создание школы, чтобы потом их красть? Абсурд! Хозяин никогда не будет красть сам у себя, и не позволит этого делать своим работникам. Впрочем, что я вам рассказываю, вы и сами все прекрасно знаете. Давайте, я лучше покажу наши мастерские, пока там никого нет.
Ограночная мастерская, как назвал ее Файн, располагалась на первом этаже и больше походила на производственный цех крупного завода. Вдоль длинного помещения с большими окнами были установлены пятьдесят станков для огранки. На всех рабочих местах стоял порядковый номер, под которым была написана фамилия.
– Здесь обучаются мальчики, – давал пояснения Файн, – в противоположном крыле, точно такая же мастерская для девочек. Всего сто рабочих мест, каждое из которых закреплено за определенным учеником. Везде царили идеальный порядок и чистота.
– Сколько всего учеников?
– Около двухсот. Мальчиков и девочек примерно поровну.
– Девочки тоже занимаются огранкой?