Николай Петрович Сироткин
Изумруды Урала
Глава 32. Екатеринбург, 25 мая 1798 года (пятница).
За завтраком Соколов решил напомнить другу про заводы Казанцевой.
– Генрих, ты говорил, что у тебя есть план по запуску простаивающих заводов Серафимы Дмитриевны.
– Да, кое-какие мысли на этот счет у меня есть.
– Не поделишься с другом своими соображениями?
– У Казанцева было четыре завода: два салотопенных, мыловаренный и свечной. Понятно, что запустить салотопенные заводы нереально – Воронин перекупил поставщиков, которые раньше работали с Казанцевым.
– Получается, что пока Казанцев был жив, Воронин себе этого не позволял. Почему? Потому что мог и отпор получить. Нужно показать ему, что за Серафимой Дмитриевной есть реальная сила. Поговорить с ним по-мужски, припугнуть, как Толстикова и вернуть поставщиков.
– Согласен с тобой, Виктор, можно попробовать вернуть поставщиков таким манером, однако, на мой взгляд, это будет ошибкой. Салотопенное производство малоэффективно, проще говоря, на этом сложно заработать. Затраты высокие, технологический цикл довольно продолжительный и сложный, а сам продукт скоропортящийся, который нужно либо сразу продавать, либо создавать специальные условия для длительного хранения. Поверь мне, хлопот много, а денег мало. Сало – всего лишь сырье, примерно, как необработанные изумруды, за которые ты получишь максимум десять процентов реальной стоимости.
– С изумрудами понятно, там после огранки цена камня резко возрастает, а что с салом?
– Практически, то же самое. Прибыль тех, кто занимается переработкой сала, изготавливая, например, мыло или свечи, значительно выше в пересчете на единицу продукции. Так что решение Серафимы Дмитриевны заняться мыловарением абсолютно верное. Беда в том, что у нее нет в этом деле никакого опыта. Сегодня рано утром она уехала в Оренбургскую губернию, а до этого ездила в Пермь, с одной единственной целью – ознакомиться с работой мыловаренных заводов и найти партнеров.
– Здесь с ней никто не хочет работать, тем более делиться секретами, поэтому эти поездки вполне оправданы.
– Вопрос в другом, Виктор! Все мыловаренные заводы в России работают на щелоке, технология отработана веками и ничего принципиально нового она не увидит, даже в Москве.
– Откуда ты все это знаешь?
– Мой дед по материнской линии был известным мыловаром. Мы тогда жили в Кенигсберге, и я два года варил мыло у него в мастерской.
– А как же ты стал ювелиром?
– В городе разразилась эпидемия холеры, из всей семьи в живых остались только я и отец. Мы добрались до Москвы, где нас принял старший брат мамы ювелир Вильгельм Брандт. Вот так я стал ювелиром. Сейчас давай вернемся к моей идее. Варить мыло на щелоке невыгодно. Во-первых, качество получаемого продукта низкое, во-вторых, это слишком дорого. Суди сам, чтобы получить пуд щелока, нужно сжечь, как минимум, три кубических сажени древесины.
– Примерно такая же ситуация и с древесным углем для получения чугуна. Местность вокруг старых заводов напоминает пустыню. Жечь и возить уголь приходится за десятки верст.
– Совершенно верно, друг мой. Я совсем забыл, что ты два года работал на Билимбаевском заводе. Представляешь, какое варварское уничтожение лесов идет по всему Уралу.
– Это вынужденная мера, Генрих, другого пути нет.
– Позволю с тобой не согласиться. Англичане из-за нехватки лесов уже давно закрыли свои металлургические заводы и вынуждены закупать железо у России и Швеции, однако они ищут выход, например, пытаются заменить древесный уголь каменным и поверь мне, как только они это сделают, их промышленность пойдет вперед семимильными шагами, и они завалят Европу дешевым железом. Примерно, то же самое, и в мыловарении – если заменить щелок содой, то повысится качество, резко возрастет производительность и снизится себестоимость.
– Если все так просто, то почему все не работают на соде?
– Дело в том, что натуральная сода подходит для мыловарения даже хуже щелока, и только после дополнительной обработки приобретает необходимые свойства. Именно эту технологию в свое время разработал мой дед.
– Сколько лет прошло с тех пор, когда ты последний раз варил мыло?
– Почти тринадцать.
– И ты все помнишь?
– Я был способным учеником, уже через полгода дед доверил мне всю подготовку производства, так что в одиннадцать лет я свободно производил технологические расчеты. Основы я помню, а с мелочами разберемся по ходу дела, сейчас главное найти соду.
– Ты думаешь, она здесь есть?
– Должна быть, Урал богат всевозможными минералами. Еще нам потребуется помещение с печью.
– Во дворе есть летняя кухня, она сейчас все равно простаивает. Там и печь есть.
– Она в рабочем состоянии?
– Не знаю, нужно уточнить у Каземирыча.
Встав из-за стола, друзья пошли разыскивать управляющего.
Летняя кухня – квадратный домик со стороной в четыре сажени, был сложен из серого камня. На лицевой стороне входная дверь и окно, а внутри плита на четыре котла, стол и два ветхих стула.
– Войцех Каземирович, мы можем снять это помещение на несколько дней для проведения опытных работ? – Спросил Штейнберг.
– Это как-то связано с нашей тайной?
– Вы правильно угадали.
– Помещение ваше, господа. – Управляющий протянул Штейнбергу ключ.
– Спасибо. – Генрих взял ключ и жестом остановил, собравшегося уйти поляка. – Где здесь можно купить негашеную известь и соду?
– Нужно проехать на дровяной рынок, там продают строительные материалы. С известью проблем нет, вопрос будет только в качестве, а вот с содой несколько сложнее. Под этим названием, для стирки белья что только не продают.
– Это не важно, главное, что есть выбор. У вас не осталось бараньего или говяжьего сала?
– В леднике есть насколько бочек, еще с былых времен. Вам сколько нужно?
– Пусть принесут одну бочку в летнюю кухню, пока мы будем в отъезде.
– Сейчас распоряжусь.
Как и предсказывал старый поляк, с известью определились быстро, а вот с содой пришлось помучаться. Больше двух часов Штейнберг провел на рынке, переходя от одного продавца к другому, смотрел, щупал, нюхал и даже пробовал на вкус местную «соду», пока не остановил свой выбор на трех образцах, каждого из которых закупил по одному фунту, вызвав столь малым количеством искреннее неудовольствие продавцов. На обратном пути заехали в скобяную лавку, где купили весы и шесть медных кастрюль: три небольших, объемом примерно в два штофа, а три полуведерных, а затем наведались в столярную мастерскую, где заказали деревянный ящик с крышкой. На постоялый двор вернулись прямо к обеду.
На удивление Соколов проявил бурный интерес к предстоящим работам и буквально навязал свои услуги. Пока Генрих занимался расчетами, он перенес все покупки в летнюю кухню, установил на столе весы и растопил плиту.
– Все готово, Генрих. – Бодрым голосом заявил он при появлении Штейнберга.
– Прекрасно Виктор, прямо сейчас и начнем. Первым делом нам нужно исследовать местную «соду». У нас есть три образца, среди которых возможно находится то, что нам нужно.
– И как мы это определим?
– Опытным путем, другого способа нет. Для начала налей в каждую из трех маленьких кастрюль по два фунта воды и поставь их на огонь.
Когда кастрюли с водой оказались на плите, Штейнберг продолжил.
– Теперь пронумеруй все три образца и отвесь по полфунта каждого вида.
Виктор добросовестно выполнил задание, разложив на столе три листа бумаги с номерами, на каждом из которых горкой была насыпана «сода».
– Генрих, а почему именно полфунта?
– Сейчас поясню. Лучшее мыло получается, если вместо щелока использовать соду. Щелок можно использовать сразу после приготовления или растворения, а вот с содой так не получится. Содовый раствор сначала нужно нагреть и обработать негашеной известью. Чисто практически было установлено, что лучшие результаты дает 20% состав соды. Поэтому мы берем одну пятую часть нашей «соды» и четыре пятых воды. Понятно?
– Понятно. Значит, теперь нужно все это растворить?
– Правильно, как только вода начнет закипать, можешь приступать, и не забудь проставить номера на кастрюлях, чтобы не перепутать образцы. Придется постоянно мешать, поэтому найди три деревянных палочки и тоже подпиши их.
Во всех кастрюлях после растворения на дне остался небольшой осадок.
– Что нужно делать дальше?
– Теперь растворы нужно довести до кипения и добавить в каждый по сорок золотников негашеной извести.
Когда растворы стали закипать, Штейнберг засыпал в каждую кастрюлю отмеренное количество извести и продолжил кипятить эту смесь, в течение двух часов на медленном огне, постоянно помешивая.
– Осадок не только не растворился, а вроде стал еще больше. – Разочарованно сказал Виктор.
–Ничего страшного, осадок нам не нужен.
Растворы процедили и взвесили. Получилось, что каждый весил примерно полтора фунта.
– Нам нужно, чтобы раствор соды весил половину от того, что мы закладывали – фунт с четвертью. Поставь кастрюли на огонь и выпаривай лишнюю воду.
– А зачем, ведь это просто вода.
– Нам неизвестно, как именно получается мыло, все наши знания опираются только на опыт. Мы знаем, что нагрев смесь жира и соды получим мыло, но мы понятия не имеем о том, какие процессы происходят внутри смеси, и не можем ими управлять. Поэтому мы должны строго соблюдать последовательность действий и пропорции, установленные опытным путем, только в этом случае можно рассчитывать на получение качественной продукции.
Через час, когда все растворы достигли нужного веса, приступили к финальной части эксперимента. На плиту установили три пронумерованные кастрюли и в каждую из них положили по два с половиной фунта жира. После того, как жир растопился, добавили горячий раствор соды, строго соблюдая порядковые номера кастрюль и, интенсивно помешивая, варили эту смесь на медленном огне. Через полчаса, когда растворы во всех кастрюлях сильно загустели, их сняли с плиты, закрыли крышками и, плотно укрыли подготовленными тряпками и овечьими шкурами.
– Вот, на сегодня все. Пора иди на ужин.
– А когда мы получим результат? – Разочарованно спросил Виктор.
– Завтра, сразу после завтрака.
…
Скотт решил, что пора заняться мифической фигурой официального хозяина Художественной школы Струмилина Сергея Александровича. С этой целью он снова отправился в Горное управление к коллежскому советнику Леману. Иван Андреевич радушно встретил Скотта и сразу поинтересовался, как продвигается расследование.
– Пока все идет хорошо, во многом благодаря вашей помощи, что я непременно отмечу в своем отчете. Сейчас у меня возникли сложности с фигурой владельца этой школы Струмилина Сергея Александровича.
– Честно говоря, я считал, что владельцем является Густав Францевич Файн.
– Официально владельцем является именно господин Струмилин и вот с его персоной возникает много вопросов. Начнем с того, что самого Струмилина практически никто не видел и не знает. Вроде бы в настоящее время он находится на лечении в Европе, но это ничем не подтверждено.
– А чем я могу вам помочь? Я никогда не слышал этого имени.
– У меня есть один документ, точнее записка, написанная якобы лично господином Струмилиным.
– Вы хотите сравнить почерк?
– Именно это я и хочу сделать, Иван Андреевич.
– Он что, когда-то работал в Горном управлении?
– Нет. Про Струмилина, как я уже вам сказал, практически ничего не известно.
– Тогда я ничего не понимаю, мистер Скотт.
– Я предполагаю, что за личностью Струмилина скрывается другой человек, и вот он тридцать лет назад работал в Горном управлении. Мне нужен любой документ, написанный его рукой.
– Кое-что начинает проясняться. Как звали этого человека?
– Лачин Тимофей Иванович.
– Пройдем в архив или мне вызвать заведующего сюда?
– Не хочу отвлекать вас от работы, поскольку эта процедура может занять много времени, давайте пройдем в архив. Вы представите меня и сможете заниматься своими делами.
– Хорошо, идемте.
Они спустились на первый этаж и прошли в самый конец длинного коридора до двери, на которой было крупными буквами написано «Архив». Леман постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь, пропуская вперед англичанина. За столом, заваленным бумагами сидел Красовский.
– Ваше высокоблагородие, я еще только приступил к поискам. – Виноватым голосом начал оправдываться поляк, вставая со стула.
– Успокойтесь, господин Красовский, я не по этому вопросу. Знакомьтесь, наш гость, английский ювелир мистер Скотт, личный консультант императрицы.
– Весьма рад знакомству. – Поляк слегка поклонился в сторону Скотта, получив ответный поклон со стороны англичанина.
– Так вот, мистеру Скотту требуется наша, а точнее ваша помощь. Суть дела он вам изложит лично, я лишь хочу сказать, что он имеет самые широкие полномочия. Вы обязаны приложить все усилия, чтобы помочь нашему гостю.
– Сделаю все, что в моих силах ваше высокоблагородие.
Сразу после ухода Лемана, Скотт взял стоявший в стороне стул и, подвинув его к столу сел напротив Красовского.
– Пан Красовский, лет тридцать назад в Горном управлении работал инженером некий Лачин Тимофей Иванович.
– Вполне возможно.
– Так вот, мне нужен любой документ написанный рукой Лачина.
– Вы можете точно назвать год, когда он здесь работал?
– Посмотрите 1769 год.
– Хорошо, только вам придется подождать.
– Ничего, я ни куда не тороплюсь.
Красовский был сбит с толку: с одной стороны Тайная полиция, с другой личный представитель императрицы. И там и там самые высокие полномочия. Что делать? Исконно русский вопрос, на который у поляка Красовского ответа не было. Для вида покопавшись, минут десять он принес Скотту документы купли продажи пяти Демидовских заводов от 1769 года.
– Вот мистер Скотт, здесь протокол проведения опытных работ подписанный обер-штейгером Лачиным. – Красовский положил перед англичанином раскрытые в нужном месте документы.
Скотт внимательно просмотрел весь протокол, уделив особое внимание подписи, и отодвинул бумаги в сторону.
– Ян Каземирович, это писал не Лачин.
– Как вы можете это утверждать?
– Это написано рукой Забелина Федора Афанасьевича одного из директоров Петербургского отделения Сохранной казны. Я знаком с ним довольно давно и хорошо знаю его почерк. Он ведь тоже работал у вас в Горном управлении примерно в то же самое время. Поищите еще какой-нибудь документ за подписью Лачина.
– Слушаюсь.
Нехотя Красовский пошел обратно к пыльным стеллажам и через некоторое время вернулся, держа в руках два пожелтевших листа бумаги.
– Нашел заключение по исследованию железной руды от 1768 года.
Красовский передал листы Скотту, который принялся внимательно изучать текст. Наконец, видимо решив, что на этот раз получил желаемое, он достал из кармана какую-то бумажку, развернул ее и стал сличать почерки. Сложность заключалась в том, что записка, проданная ему управляющим, была написана по-французски, однако характерный левый наклон букв, их одинаковый размер и несколько угловатый внешний вид, свидетельствовали, что оба документа написаны одной рукой.
– Благодарю вас, пан Красовский. – Скотт положил на стол десятирублевую ассигнацию. – Желательно, чтобы о моем визите в архив никто не знал.
– Я вас никогда не видел, мистер Скотт.
– Вот именно, пан Красовский.
Скотт мог быть доволен собой, интуиция его не подвела. Не зря он потратил десять рублей на покупку старой записки. Теперь ясно, что никакого промышленника Струмилина не существует – это мифическое лицо для отвода глаз, а за аферой с изумрудами стоят Густав Файн и Тимофей Лачин. Именно они были в Англии семь лет назад, и именно с ними придется иметь дело.
Глава 33. Невьянск – Екатеринбург, 26 мая – 1 июня (суббота – пятница).
26 мая (суббота)
Братья Дуловы прибыли в Екатеринбург ровно в полдень. Забрав оставленную для них на почтовой станции записку, они наняли извозчика и через пятнадцать минут были на Московской улице, где без труда нашли дом вдовы Котельниковой. Две маленькие комнатушки в одно окно с минимумом удобств, это все, что мог предложить Малахов своим московским хозяевам. Алексей, за время службы привыкший к спартанским условиям, спокойно отнесся к этому, а вот Александр поначалу порывался переселиться в приличный трактир, где-нибудь в центре города, однако, оценив удобное расположение, уединение и тишину окраины, нехотя согласился. Он выбрал себе комнату чуть больше размером, где и расположился вместе с ювелиром Золотовым. Кок только закончились дорожные хлопоты, братья решили заслушать отчет Малахова.
– Давай рассказывай, Федор, что удалось узнать? – Приказал Александр Васильевич.
– Сразу по приезде, мы с Данилой зарегистрировались в первом полицейском участке и договорились с письмоводителем первой части Рябовым относительно Штейнберга. Поскольку в Екатеринбурге две полицейских части, пришлось договариваться и со вторым письмоводителем. Уже в понедельник Рябов сообщил, что Штейнберг остановился трактире купчихи Казанцевой, в пятом номере, и мы начали слежку. Во вторник он прогулялся по городу до плотины и обратно. Никуда не заходил, просто гулял, к нему тоже никто не подходил. В среду он вообще никуда из номера не выходил. В четверг Штейнберг провел около двух часов, блуждая по Луговой улице. Сначала сидел в трактире, а затем крутился возле дома Шавриных.
– В трактире он наверняка наводил какие-то справки? – Задал вопрос старший Дулов.
– Совершенно верно, Александр Васильевич, он искал дом Кирпичниковых, который расположен прямо напротив дома Шавриных. Смысл его хождений непонятен, поскольку Шаврин умер более десяти лет назад, Кирпичников прошлой осенью. Далее он пошел на параллельную улицу, она называется Кузнечная.
– Что он там делал?
– Ничего, просто прошелся саженей сто и повернул обратно. Я нарисовал схему, где отметил обе улицы, трактир и дом Кирпичниковых. – Малахов положил на стол небольшой листок бумаги.
– Дата смерти Кирпичникова и убийство купца Протасова приходятся на октябрь прошлого года. – Заметил Александр Дулов. – Это простое совпадение?
– Трудно сказать, Александр Васильевич. – Я обратил на это внимание. Врач, выписавший заключение о смерти уверен, что это сердечный приступ. Никаких внешних повреждений на теле он не обнаружил. К тому же Кирпичникову было уже шестьдесят пять лет – возраст более чем солидный.
– С четвергом все?
– Да, Штейнберг вернулся в номер и больше не выходил. В пятницу, 18 мая он посетил адвоката Гринберга и к обеду вернулся назад. В субботу он опять был у Гринберга, а затем пошел на городское кладбище, где разыскал могилы Кирпичниковых, там похоронены муж и жена. В местной церкви он справлялся о дате отпевания обоих. Я все записал и нарисовал схему, как найти эти могилы. – Малахов положил на стол еще один листок.
– С какой целью он ходил к Гринбергу?
– Я не совался к адвокату, боясь вспугнуть Штейнберга.
– Ладно, мы можем это узнать в любой момент. Продолжайте.
– С кладбища Штейнберг возвращался по главному проспекту и возле булочной ввязался в драку с четырьмя подвыпившими купчиками. Что там произошло, не знаю, я был довольно далеко от места событий, но, когда началась драка, пришлось вмешаться, иначе его бы забили до смерти.
– Тебе сказали следить за Штейнбергом, а не охранять его. – Грубо прервал Малахова Алексей Дулов.
– Успокойся, Алексей, – примирительно сказал Александр, – Федор поступил абсолютно правильно. Какой нам толк от мертвого Штейнберга? Так что там с вашим подопечным сейчас?
– Доктор прописал полный покой в течение двух недель.
– Он больше не появлялся?
– Только один раз. Когда его вызывали в полицию по поводу драки.
– Со Штейнбергом пока ничего не понятно. – Подвел итог старший Дулов. – А что у нас с Невьянском?
– Здесь несколько лучше. Из всех, кто ходил с Протасовым в тайгу, обратно вернулся только Тимофей Когтев. Он был ранен и с полгода отлеживался в стойбище охотников-манси.
– Адрес, есть?
Малахов положил на стол еще одну бумажку.
– На всякий случай я нарисовал схему, чтобы лишний раз не спрашивать и не светиться.
– Он живет с семьей?
– Только жена.
– Хорошо, наблюдение за Штейнбергом можете снять, завтра утром выезжаем в Невьянск.
28 мая (понедельник)
Тимофей сразу понял, что от этих людей он так легко не отделается. Добротно одетые, холеные господа, обращаются вроде не грубо, но их поведение отчего-то внушало ему животный страх. Он сразу вспомнил предупреждение предыдущих «гостей», о котором за прошедшие две недели уже порядком успел позабыть. «Как только ты расскажешь про изумруды, твоя жизнь не будет стоить и ломаного гроша» – пронеслось у него в голове. Мысль лихорадочно заметалась в поисках выхода, но ничего подходящего на ум не приходило, и тут он вспомнил о труппе, который нашел Иван Елгозин. Об этом говорили охотники-манси в стойбище, где Тимофей отлеживался после ранения. Еще тогда он понял, что убитый мог быть тем, на кого охотился он сам, тем более что в его вещах были обнаружены камни и карта. Тимофей решил рискнуть и пустить этих людей по другому, более длинному следу, чтобы выиграть время.
– Сейчас ты нам расскажешь, зачем вы ходили в тайгу с Демьяном Протасовым, – сказал Александр, садясь рядом с братом, – если надумаешь врать, пожалеешь, что вообще родился.
Братья сидели за столом, напротив Тимофея, за спиной которого стоял Слон. Еще двое были снаружи дома, сторожили перепуганную жену Тимофея.
– А чего рассказывать-то? – Дрожащим голосом спросил Тимофей, пытаясь выиграть время.
– Все, с самого начала.
– Демьян велел все собираться на охоту и дал на сборы два дня. Всего нас было десять человек работников и Демьян с инженером.
– С каким еще инженером?
– Бывший горный инженер с завода, его оттуда выгнали за пьянство, а Протасовы подобрали.
– Понятно, продолжай.
– Мы дошли до реки Большой Рефт и пошли вниз по течению. Демьян с инженером копались в речном песке, что-то искали. Золото, или какие камни, не знаю. На этот счет мужики разное говорили. С ними оставались четыре человека: двое помогали копать, а двое охраняли. Оставшиеся работники охотились, ловили рыбу, собирали грибы и ягоды. Возвращались к вечеру, разбивали лагерь в указанном месте, готовили еду, а назавтра шли дальше.
– Они что-нибудь нашли?
– Не знаю, думаю, нет, – сказал уже более спокойным голосом Тимофей, – мы нигде не задерживались и постоянно шли вперед, пока наши охотники ниже по течению не наткнулись на группу из четырех человек.
– Они шли вам навстречу, против течения?
– Я не знаю, откуда они пришли. Когда мы с ними столкнулись, у них был разбит лагерь возле небольшого притока.
– Этот приток был справа или слева? – Спросил Александр.
– Если смотреть с нашей стороны, то слева.
Александр нарисовал на листе прямую линию, внизу под ней поставил стрелку, указывающую направо, и слева пририсовал еще одну линию. На стыке этих линий он поставил крест и обвел его.
– Продолжай дальше.
– Демьян сказал, что их нужно убить, и обещал каждому сто рублей. Мы на них напали, правда внезапно это сделать не удалось, началась перестрелка. Один бросился бежать, и Демьян приказал мне преследовать его. Я шел за ним верст десять, как вдруг раздался выстрел. Пуля попала мне в ногу, и я скатился в овраг. На следующий день меня подобрали охотники-манси и перенесли к себе в стойбище. Там я провалялся, полгода и только весной этого года вернулся в Невьянск.
– Кто в тебя стрелял?
– Я не знаю. Тот, кого я преследовал, бежал передо мной, я видел его.
– Получается, что ты его упустил?
– Я его действительно упустил, но тот, кто стрелял в меня, мог достать и его.
– Ты так думаешь, или знаешь точно?
– Через несколько дней после того, как я оказался в стойбище, один из охотников наткнулся на труп. Так вот, в вещах убитого он нашел какие-то камни и карту.
– Откуда тебе это известно?
– Подслушал разговор охотников, они решали, что делать с находками.
– Так прямо при тебе они и болтали? – Ехидно спросил Алексей.
– Они думали, что я сплю, да и говорили по-своему.
– А ты хорошо знаешь их язык?
– Достаточно, для того чтобы понять, о чем идет речь.
– Ты можешь доказать то, что сейчас сказал?
– Да. Труп нашел охотник-манси Иван Елгозин, а вот, куда он все это дел, не знаю.
– Как найти их стойбище?
– Вам проще найти самого Ивана Елгозина, он часто бывает в Екатеринбурге и постоянно заходит в трактир Хромова, что на северной стороне города.
– В какую ногу ты был ранен?
– В левую.
– Слон, посмотри.
Слон развернул Тимофея Когтева и закатал левую штанину, и, посмотрев на братьев, молча, кивнул головой.
– Ты ему веришь? – Спросил Алексей, когда братья сели в пролетку.
– Вопросов конечно много, но в целом похоже на правду.
– Если его хотели убить, то почему не добили?
– Он говорит, что скатился в овраг, так что его еще пришлось бы искать. Может быть, у того, кто стрелял, просто не было времени – тогда ушел бы второй.
– Но, если он убил второго, то почему не взял камни и карту?
– Я этого не знаю, брат. Еще раз говорю, вопросов много, но сейчас меня волнует только одно – подтвердит ли охотник его рассказ.
– Этого Когтева надо убирать.
– Согласен, но сначала мы должны убедиться, что он сказал правду. Наведем справки об этом Иване Елгозине. Если он действительно существует, то побеседуем с ним – вот тогда и решим.
Трактирщик Хромов, подтвердил слова Тимофея Когтева – охотник Иван Елгозин действительно часто заходит, приносит шкурки на продажу и выпивает две-три чарки водки, правда, когда он появится в очередной раз, не знает никто. За трактиром установили наблюдение и вернулись на Московскую улицу.
31 мая (четверг)
Манси появился на следующий день к обеду и тут же был доставлен к братьям Дуловым. Допрос, как и всегда, вел Александр, Алексей сидел в углу и внимательно слушал.
– Ты охотник Иван Елгозин?
– Да. – Манси утвердительно замотал головой.
– Нам известно, что осенью прошлого года ты нашел в тайге труп.
Охотник испуганно переводил взгляд с одного брата на другого и молчал.
– Ты не бойся, – успокоил его Александр, – ты ведь не сделал ничего плохого. Так?
– Я даже похоронил его по христианскому обычаю, правда, я не знал, что он другой веры.
– Как другой веры. Он что не христианин?
– Христианин, но не нашей веры.
– Католик.
– Да, так сказал отец Сергий.
– Как он это определил?
– У него на шее висел крестик.
– Хорошо, это мы поняли. Нас интересует карта, которую ты нашел в его вещах.
Иван боялся, что его примут за убийцу, а оказывается, этих людей интересует только карта. Он сразу успокоился, никто не собирается его ни в чем обвинять и отбирать ружье и охотничий нож, взятые им на месте убийства.
– Я продал камни и карту Семену Ремизову.
– Кто он такой?
– Управляющий на Билимбаевском заводе.
– Ну, вот и все. Ты сейчас идешь к себе в стойбище?
– Да, вот только муки куплю.
– Об этом можешь не беспокоиться, сейчас тебя проводят и заодно купят муки. Подожди пока во дворе.
Когда манси вышел, Алексей набросился на брата.
– Ты что еще удумал?
– Не заводись, Елгозин нам еще пригодится. Возьми Хорька, трех лошадей и проводите охотника до его стойбища. Заедите в лавку, купишь ему муки и еще каких-нибудь продуктов. Хрен его знает, что они там едят, да, и водки не забудь.
– Брат, я тебя не понимаю.
– Когда получим карту, этот охотник должен будет подтвердить ее подлинность, поэтому нам необходимо знать, где его искать, а не ждать неделю в трактире. Сейчас он нам нужен, но в будущем, его наверняка придется убрать, так что отправляйся в тайгу и постарайся запомнить дорогу.
– Я тебя понял, брат. Если будет нужно, мы и все стойбище завалим.
1 июня (пятница)
В Билимбае все прошло на удивление гладко. Как только Александр Дулов упомянул Ивана Елгозина и неопознанный труп, Ремизов тут же отдал братьям не только карту, образцы камней, но и пронумерованные мешочки со шлихом. Поездка в Билимбай в итоге обернулась приятной прогулкой, правда, довольно утомительной. Вернувшись в Екатеринбург, Александр Дулов потратил целый час, объезжая лавки в поисках подходящей бумаги, и только к ужину вернулся на Московскую улицу. Сразу по приезду он позвал Золотова и, вручив ему бумагу и карту, велел к полудню следующего дня нарисовать еще три таких же, но так, что бы они отличались друг от друга.
– На кой хрен тебе это надо? – Смакуя коньяк, поинтересовался Алексей, развалившись на диване..
– Хочу убедиться, что нас не водят за нос. – Александр взял свой бокал и устроился рядом с братом.
– Каким образом?
– Покажем завтра Елгозину четыре похожие карты, посмотрим, сможет ли он узнать ту, что нам всучил Ремизов?
– Боишься, что карту подменили?
– Есть такое опасение, уж слишком спокойно Ремизов согласился ее вернуть. Создалось впечатление, что он ждал нас.
– Именно нас?
– Не конкретно нас, а тех, кто рано или поздно придет за картой.
– Значит, опять придется, тащится к аборигенам.
– Лучше потратить время сейчас и убедиться, что карта подлинная, чем потом блуждать по тайге в поисках рудника, который находится совсем в другом месте.
– Ты умеешь убеждать, брат.
На столе были разложена карта Пермской губернии, рядом с которой Александр Дулов положил план местности, полученный от Ремизова. Вчера в стойбище охотник без труда опознал чертеж, который отдал им Ремизов, тем самым развеяв все сомнения.
– Если верить тому, что рассказал Когтев, то основная река это Большой Рефт. Протяженность этой реки, чуть более ста верст и фактически она состоит из двух прямых участков. От истока до середины она течет на юго-восток, затем делает резкий поворот и далее течет на север. Судя по этому наброску, убитый исследовал именно северный отрезок реки. Всего он отметил четыре притока: два слева и два справа, это совпадает с картой и рассказом Когтева. Судя по надписям, убитый был поляком, да и этот абориген упоминал католический нательный крестик. Золотов работал с поляками, он свободно говорит и читает по-польски. Буквы, как мы и предполагали, обозначают названия камней и проставлены, очевидно, в том месте, где их обнаружили. Конечно, для реальных поисков на местности этот шедевр топографии не годится, но в нашем случае подойдет.
– Что сказал Золотов по поводу камней? – Спросил Алексей.
– Типичный набор для Урала: горный хрусталь, цитрин и аметист. Бледные камни, обозначенные на схеме, как изумруды, могут оказаться и аквамаринами. Золотов пояснил, что твердость соответствует, но окраска слишком слабая и не понятно, толи в зелень, толи в голубизну.
– Но на карте они проставлены как изумруды?
– Да, видимо убитый знал, что искал. Надписи, означающие изумруд проставлены трижды, прямо по руслу притока, очевидно, их нашли прямо в реке. В этом отношении нам реально повезло. Будь эти обозначения на голой местности, без всяких ориентиров, например, как аметист, мы бы их и с собаками не нашли.