Николай Петрович Сироткин
Изумруды Урала
– В таком случае, где все его люди? Может быть они на руднике?
– Я думаю, что все они мертвы, в противном случае давно бы дали о себе знать, ведь прошло уже полгода. Вероятно рудник, даже если Протасову и удалось его временно захватить, вернулся к прежнему хозяину.
– Если мы знаем, где находится рудник, то мы можем его захватить.
– Протасовы уже захватили и где они? Сложность в том, Виктор, что мы не знаем тех, кто стоит за этим рудником.
– А тебе не кажется, Генрих, что ты все слишком усложняешь? Что, если это именно староверы – случайно нашли изумруды, поставили скит и работают.
– Именно так думали Протасовы, за что и поплатились. Эта афера с изумрудами очень хорошо продумана и отлажена, здесь крутятся миллионы – такое не под силу дремучим людям, живущим в тайге. На сегодняшний день, у нас слишком мало информации, ведь кроме месторасположения рудника мы практически ничего не знаем.
– Так это самое главное. Можно обратиться к властям, пригнать туда роту солдат и уже завтра рудник будет принадлежать казне. Тогда те, кто стоит за этими изумрудами, останутся ни с чем, весь их преступный план рухнет.
– И к кому ты предлагаешь обратиться?
– К главному горному начальнику.
– Хорошо. Вот ты пришел к главному горному начальнику и все ему рассказал. А вдруг, он сам в этом завязан? Что с тобой тогда сделают? Правильно – убьют. Нет человека – нет проблем. Нам нужно действовать очень осторожно, и в первую очередь попытаться вычислить тех, кто стоит за этой изумрудной аферой. В этом случае мы хоть будем знать, с какой стороны грозит опасность, и к кому можно обращаться за помощью, чего я всячески хочу избежать.
– Почему?
– Ты забыл, Виктор, что мы с тобой фактически работаем не на казну, а на Федора Васильевича Ростопчина. Угадай с трех раз: если сейчас ты прибегнешь к помощи местных чиновников, кому достанутся лавры?
– Черт побери, я совсем упустил это из виду.
– Вот именно. В этом случае ни с чем останутся не только подпольные владельцы изумрудного рудника, но и мы с тобой. Все сливки снимут местные чиновники, они же еще и посмеются над нами.
– Пожалуй, здесь ты тоже прав. Не только посмеются, а еще и пальцем у виска покрутят.
– Так что, Виктор, оплачивает все Федор Васильевич, значит, он и будет распоряжаться информацией по своему усмотрению. Только он может украсить твои плечи генеральскими эполетами, а мне выбить монополию на огранку изумрудов для казны.
– Тогда давай вернемся к Демьяну Протасову. Если он догадался, что рудник на территории скита, то почему не напал сразу, а лишь через неделю?
– Думаю, он не сразу это понял и, скорее всего, догадался не он, а инженер. Это одна из возможных причин.
– Была еще и другая?
– Ты забыл, про перестрелку с поляками. Жители скита наверняка слышали выстрелы, а возможно и наблюдали за ходом сражения. Понятно, что они были настороже и нападавшие теряли фактор внезапности.
– Слушай, Генрих, а тебе не кажется, что убийство поляка и ранение Когтева может быть делом рук староверов?
– Вполне допускаю такую возможность, но в данном случае это неважно. Продолжим. Демьян Протасов возвращается со своими людьми в Невьянск и через некоторое время опять уходит в тайгу, теперь уже точно для захвата рудника и, судя по тому, что в Москве у него были изумруды, ему это удалось. Вспомни, что, по словам приказчика Савосина, после того возвращения из тайги Демьян Протасов был весел и прямо таки светился от счастья. Он наивно считал себя хозяином рудника, не подозревая, что староверы всего лишь пешки, за которыми стоят более солидные фигуры. За свою халатность он заплатил жизнью. Сейчас мы оказались в положении Протасовых: мы знаем, где находится рудник, но не знаем, кто за всем этим стоит. Как только у этих хозяев появится малейшее подозрение, то за наши жизни я не дам и ломаного гроша. Поэтому сидим тихо и работаем дальше.Чтобы поднять тебе настроение скажу, что фактически мы с тобой выполнили задание – нашли изумрудный рудник. Именно эту цель и ставил перед нами Федор Васильевич. Осталось только проверить правильность наших выводов и можно возвращаться в Москву. Так что можешь уже примерять генеральские эполеты.
– Черт, я совсем упустил из виду, что мы достигли поставленной цели. – Воскликнул сидевший на козлах Соколов. – А зачем тогда нам заниматься поисками тех, кто замутил эту изумрудную аферу?
– Время у нас есть, почему бы не попробовать вычислить этих подпольных дельцов.
– Не знаю, как ты, а вот я даже не представляю, как это сделать?
– Есть у меня одна идея, но не хватает информации. Пока ты будешь оформлять бумаги, я наведу кое-какие справки, может, что и получится.
Глава 20. Екатеринбург, 16 мая 1798 года (среда).
На следующий день, сразу после завтрака Соколов ушел оформлять документы в гарнизонную канцелярию, а Штейнберг вернулся в номер и стал приводить в порядок свои записи. Ему не давала покоя трагедия 1784 года – убийство братьев Севрюгиных. Судя по тому, что они с Виктором видели, золото не реке Ельничной действительно было, это подтверждал и отчет унтер-штейгера Лачина, найденный Лонгиновым при разборе старых документов. Получается, что второй отчет, подшитый к бумагам о купле-продаже пяти заводов – подделка. Сколько человек знали о подмене? Пока можно назвать только двоих – промышленник Яковлев и унтер-штейгер Лачин, плюс, кто-то из горного управления. Нужно будет уточнить, кто именно оформлял эту сделку. Разработкой золотоносных месторождений занимался Яковлев, тут двух мнений быть не может. Идея скрыть все работы, поставив на месте добычи раскольничий скит – гениальна. Вот тут обращает на себя внимание тот факт, что при добыче золота в 1784 году и изумрудов в 1797 году использовалась одна и та же система маскировки. Случайность? Вряд ли, в обоих случаях похожие трагедии – исчезновение и убийство людей. Получается, что это дело рук одних и тех же людей, но тут есть маленькая нестыковка – Яковлев умер в 1784 году и не мог иметь никакого отношения к событиям 1797 года. Штейнберг почувствовал, что напал на след, вот только куда он приведет? Ему элементарно не хватает информации, но к кому обратиться?
Около одиннадцати часов в дверь постучали, и вошел Ремизов.
– Семен Ильич, какими судьбами? – Радостно воскликнул Штейнберг. – Вы не поверите, но я только что вспоминал вас. На ловца и зверь бежит.
– Здравствуйте, Генрих Карлович, – сказал Ремизов, пожимая протянутую руку ювелира, – был в управлении и решил заехать, посмотреть, как вы тут устроились.
– Да мы еще и не устраивались, только вчера вернулись из Невьянска.
– Быстро вы управились. Надеюсь, не зря съездили?
– Поездка была очень полезной, кое-что прояснилось, однако туман еще не рассеялся, и поэтому нам опять необходима ваша помощь.
– Всегда готов помочь. А где Виктор?
– Бумаги оформляет, ведь вчера официально закончилась его ссылка. Вы проходите, садитесь. Может заказать обед?
– Спасибо, я уже покушал.
– Тогда могу предложить холодного пивка.
– Не откажусь. – Сказал Ремизов, проходя к столу, и занимая место, справа от Штейнберга. Так какие у вас ко мне вопросы Генрих Карлович?
Штейнберг открыл бутылку и, вылив содержимое в большой бокал, пододвинул его к Ремизову.
– Семен Ильич, вы говорили, что одно время работали в Невьянске. Не вспомните, когда это было?
– В 1768 году я был назначен шихтмейстером на заводы Демидова – Невьянский, Быньговский и Верхне-Тагильский. – Ремизов с явным удовольствием ополовинил свой бокал. – Жил я тогда в Невьянске, так было намного удобнее, но по работе постоянно мотался с одного завода на другой.
– Если я правильно понял, вы тогда служили в горном управлении.
– Да, я был мелким горным чиновником.
– Когда вы уехали из Невьянска?
– Летом 1772 года, мне предложили должность помощника управляющего на Билимбаевском заводе у Строганова. Для молодого специалиста, который еще вчера был мальчиком на побегушках в горном управлении это хорошее предложение, поэтому отказываться я не стал.
– Получается, что в 1769 году, когда Яковлев покупал пять уральских заводов Демидова, вы жили в Невьянске. Вы хорошо помните эту сделку?
– Напрямую меня это не касалось, я был государственным чиновником, а не работником завода. Моя задача – контролировать действия администрации этих трех заводов. Чтобы в учетных книгах был отражен реальный объем выплавленного чугуна, десятая часть которого должна поступать в казну, чтобы лес для жжения угля пилили строго по инструкции и еще масса обязанностей по надзору, например: чтобы не беглых не брали на работу, чтобы платили двойной налог за работников – староверов, да много чего. Бывало, целый день мотаешься по вырубкам, замеряя диаметры пеньков, отмечаешь и посчитываешь количество деревьев, срубленных с нарушением инструкции. За день так намотаешься, что нет сил, преодолеть даже семь верст отделяющие Быньговский завод от Невьянска, не говоря уж о Нижнетагильском, дорога до которого занимала иной раз больше половины дня. Так что, я хоть и жил официально в Невьянске, реально проводил там только треть времени, поэтому вряд ли смогу вам чем-то помочь. А что конкретно вас интересует?
– Скажите, Семен Ильич, не было ли каких-нибудь препятствий для проведения этой сделки?
– Вы имеете золото?
– Да.
– Темная история, Генрих Карлович. О том, что на территории Невьянской дачи местные крестьяне нашли золото, было известно давно. Насколько я помню, было даже постановление провести пробные работы, но никто ничего не сделал. Спохватились только, когда Демидов решил продать свои заводы и прислали кого-то из управления.
– Кто именно приезжал от горного управления не помните?
– Нет, прошло столько времени.
– Я вам напомню: опытные работы проводил унтер-штейгер Лачин? Вы его знали?
– Мне ничего не говорит эта фамилия.
– Он также как и вы работал в горном управлении.
– Поймите, Генрих Карлович, в горном управлении я фактически только числился, бывал там очень редко и мало с кем был знаком.
– Хорошо, Семен Ильич, вернемся к сделке 1769 года. Что было дальше?
–Да, собственно ничего. Обследовали участки, написали заключение и сделка состоялась.
– Иначе говоря, золота на территории Невьянской дачи не нашли?
– Скорее всего, дело обстоит именно так, – Ремизов допил пиво, – в противном случае Невьянский завод не продали бы Яковлеву, а у вас есть какие-то сомнения?
– Дело в том, что при разборе архивов Невьянского завода был найден протокол проведения этих опытных работ унтер-штейгером Лачиным. Так вот в этом документе сказано, что два из трех обследованных им участков содержат золото в количестве, пригодном для промышленной разработки.
– Этого не может быть. В этом случае сделка не могла состояться.
– Правильно, но в документах Яковлева на покупку заводов, подшит совсем другой протокол и в нем сказано, что никакого золота на указанных участках нет. Причем должность чиновника, фамилия и даже дата, все совпадает, кроме одного – эти две бумаги написаны разной рукой.
– И как это объяснить?
– Я думал, что вы мне поможете в этом разобраться?
– По этому вопросу вам лучше обратиться в горное управление.
– Бесполезно, поскольку там все документы в полном порядке. Вот если бы поговорить с тем, кто работал в то время в управлении и мог иметь отношение к этой сделке.
– Даже не знаю, что вам посоветовать, Генрих Карлович, прошло почти тридцать лет, из старых работников, заставших то время, в управлении остался только Ян Красовский, но он всю жизнь проработал на должности секретаря в архиве – подшивал бумажки и к продаже заводов точно не имел никакого отношения.
– Неважно, Семен Ильич. Я хотел бы с ним поговорить, но только так, чтобы об этом никто не знал?
– Попробуйте через Войцеха Каземировича.
– Через здешнего управляющего?
– Да. Он живет в Екатеринбурге с незапамятных времен и наверняка знаком со всеми местными поляками.
После обеда Штейнберг вышел в город и прогулялся по главному проспекту до плотины и обратно. Вернувшись, он нашел управляющего. Ремизов оказался прав, Каземирыч прекрасно знал Красовского и без особого труда договорился со своим соотечественником о встрече, тем более что Штейнберг обещал ему за эту беседу десять рублей, вне зависимости от тех сведений, что сообщит архивариус. Встреча tête-à-tête состоялась этим же вечером.
– Господин Красовский, спасибо, что откликнулись на мое предложение. Как и обещал, ваши услуги будут оплачены, – Штейнберг достал десятирублевую ассигнацию и положил ее на стол рядом с поляком, – я ценю не только свое, но и ваше время.
– Я это понял, – пан Штейнберг, но мне хотелось бы знать – с кем я имею дело?
– Российская тайная полиция.
Рядом с купюрой на стол легла гербовая бумага с подписью императора и полицейский жетон.
–Не знал, что есть такая полиция, – сказал Красовский, внимательно рассматривая бумагу.
– Подчиняется лично императору, занимается расследованием особо важных государственных дел.
– Теперь буду знать.
– Будет лучше, если вы это забудете, когда выйдете отсюда.
– Я понял, пан Штейнберг, простите, не знаю вашего чина.
– Надворный советник, но это не важно, сейчас мы беседуем с вами, как частные лица. Меня интересует сделка купли-продажи пяти заводов Демидова в 1769 году.
– Вы можете посмотреть все документы по этой сделке в архиве, для этого я вам не нужен.
–Документы в полном порядке, господин Красовский, там комар носа не подточит, но есть один нюанс, который я хочу прояснить. За несколько лет до этого на территории Невьянской дачи обнаружили золото и согласно закону, сделка не могла быть оформлена.
– Насколько я помню, были проведены опытные работы, которые показали, что золота там нет.
– Вот с этого момента давайте и начнем. Сразу открою карты: во-первых, меня не интересует это золото, никто не собирается ворошить прошлое и отменять сделку и, во-вторых, я не копаю под ваше учреждение и ваше начальство. Вся эта история случайно попала в поле моего зрения, и вполне возможно, что не имеет никакого отношения к проводимому мной расследованию. Вот в этом я и хочу убедиться.
– Из того, что вы сейчас сказали, пан Штейнберг, я ничего не понял, но я вам, верю и потому расскажу все что знаю.
– Я рад, господин Красовский, что мы поняли друг друга. Итак, начнем: вы не помните, кто проводил эти опытные работы?
– Помню – Тимофей Лачин.
– А вы его хорошо знали?
– Мы не были друзьями, если вы это имеете в виду.
– Он что-нибудь рассказывал о своей работе в Невьянске?
– Нет. Сразу по возвращении из Невьянска он исчез. Я не знаю, что тогда произошло, Федя Забелин сказал мне, что он уволился и уехал к сестре в Москву, а другие говорили, что его уволил начальник. Приказа об увольнении не было, это я точно знаю, его подписал задним числом уже новый начальник.
– Почему новый, а старый куда делся?
– Селиванов Сергей Семенович умер сразу после оформления этой сделки по продаже пяти заводов Демидова. Число я не помню, но можно посмотреть на могильной плите, он похоронен на местном кладбище.
Штейнберг записал данные в тетрадь.
– А этот Забелин сейчас в Екатеринбурге?
– Нет, сразу после похорон Селиванова он уволился и уехал в Петербург. Я слышал, что сейчас Федор стал большим начальником в ведомстве императрицы Марии Федоровны.
– Чем дальше в лес, тем больше дров.
– Согласен с вами, пан Штейнберг, это очень темная история, именно поэтому она и отложилась в моей памяти.
– Хорошо, господин Красовский, вернемся к тем опытным работам, что проводил Тимофей Лачин. После смерти Яковлева, при разборе архивов был найден протокол, составленный Лачиным после проведения этих работ. Так вот, там сказано, что два из трех месторождений золота пригодны для промышленной разработки.
– Вы точно знаете, что этот документ написан именно Лачиным?
– Нет, я его даже не видел, более того сам документ пропал четырнадцать лет назад.
– Тогда к чему весь этот разговор? Без документа вы ничего не сможете доказать.
– Я и не собираюсь этого делать. Я знаю, что в архиве лежит протокол, где сказано, что никакого золота на землях Невьянской дачи нет. На нем стоит та же дата и та же подпись Лачина, но у меня есть сомнения, в том, что это именно тот протокол, что он составил.
– И как вы хотите доказать это через тридцать лет?
– Я уже говорил вам, что не хочу никому ничего доказывать и тем более вершить правосудие через тридцать лет. Все, что мне нужно, это знать: написан хранящийся в архиве протокол рукой Лачина, или нет, именно для этого вы мне и нужны. Естественно, что эти услуги будут оплачены отдельно.
– Думаю, что я смогу вам помочь, пан Штейнберг, но у меня есть один вопрос.
– Слушаю вас.
– Зачем такие сложности, почему просто не придти к главному горному начальнику. С вашими документами для вас будут открыты все двери.
– Господин Красовский, если я последую вашему совету, то завтра каждая собака в Екатеринбурге будет знать меня в лицо. Моя работа не терпит публичности, мне просто необходимо оставаться в тени, отсюда и своеобразные методы, в том числе и деньги. Так, будем считать, что мы договорились?
– Да, пан Штейнберг, я все сделаю. Если у вас все, то я хотел бы откланяться.
– Нет, еще пара вопросов. Скажите, Тимофей Лачин был хорошим специалистом?
– Лачин был не просто хорошим, пан Штейнберг, он был лучшим. Как практик он не имел себе равных в нашем управлении, он единственный, кто мог работать с золотом.
– А Забелин?
– Федя был типичным чиновником, его в лес, а тем более в горы на аркане не затащишь. Подвернулась возможность – он тут же укатил в Петербург делать карьеру и, судя по всему, преуспел. Впрочем, я не удивлен, этот человек способен найти общий язык даже с дьяволом в аду.
– Хорошо. Вернемся к Лачину. После того как он уехал из Екатеринбурга о нем было что-нибудь слышно?
– Собственно говоря, я не уверен, что он вообще уезжал.
– Поясните.
– Дело в том, что через какое-то время я столкнулся с ним в городе.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет, я вам уже говорил, что мы не были друзьями. Он толи сделал вид, толи действительно не заметил меня, а сам я не имею привычки навязываться. Когда на работе я вскользь упомянул, что видел Лачина в городе, то один из сотрудников – Самохин Иван Сергеевич сказал, что Тимофей живет в доме на Луговой улице.
– А этот ваш сотрудник не объяснил, откуда у него эти сведения?
– Он сам жил на Луговой улице, а дом в котором, по его словам, жил Тимофей Лачин, располагался, напротив, через дорогу.
– Вы сказали жил?
– Да он умер, причем довольно давно.
– А Лачина вы больше не видели?
– Одно время я регулярно с ним сталкивался на улицах города, правда, последний раз это было лет десять назад.
– Скажите, господин Красовский, а друзей у Лачина в Екатеринбурге не было?
– Когда он работал в Горном управлении, то тесно общался только с Забелиным. В городе, когда я его встречал, он практически всегда был один, правда, два или три раза я видел его в компании Файна.
– Файна?
– Да, ювелира Густава Файна. Сейчас он директор ювелирной школы.
– А как давно Файн появился в Екатеринбурге?
– Давно, пан Штейнберг, лет тридцать назад.
– И чем он занимался?
– У него была ювелирная лавка, где он работал вместе со своими сыновьями.
– Почему была?
– Он ее закрыл и занялся этой школой.
– Вы знаете, где живет Файн?
– Это знают все – на Кузнецкой улице, на северной стороне города, там же, где и Луговая. Его дом легко узнать по красной черепичной крыше.
– Это все, господин Красновский, не смею вас больше задерживать. Деньги ваши, вы их честно заработали. Вторую такую же получите, когда принесете то, о чем мы договаривались.
Несмотря на все опасения Штейнберга, беседа с Красовским оказалась очень полезной, правда вопросов опять было больше, чем ответов, но зато появилась ниточка, за которую можно было ухватиться – Тимофей Лачин. Если он действительно длительное время проживал на Луговой улице в Екатеринбурге, то нужно обязательно поговорить с хозяином дома, у которого тот снимал комнату. Еще нужно будет собрать информацию по ювелиру Файну. Здесь опять придется обращаться к Ремизову. Штейнберг вспомнил, что при их первой встрече Семен Ильич приезжал именно к Файну, как к старому знакомому, за консультацией по поводу камней.
Глава 21. Екатеринбург, 17 мая 1797 года (четверг).
На следующий день погода резко испортилась: небо затянуло тучами, подул холодный северо-восточный ветер и временами моросил нудный мелкий дождь. Штейнберг проснулся довольно поздно и еще долго лежал и смотрел на оконное стекло, по которому ручейками стекала дождевая вода. Что-то было не так, но что конкретно он не мог понять, пока не стал одеваться – было тепло! На улице сыро и холодно, а в помещении тепло и сухо, хотя Штейнберг точно знал, что, ни печки, ни камина в номере нет. Решив выяснить этот казус у Соколова, он быстро оделся и вышел в коридор. В коридоре было так же тепло, как и в номере, что окончательно сбило его с толку, поскольку противоречило законам природы. Должен быть источник тепла, а его не было ни в номере, ни в коридоре. Дверь в номере Соколова оказалась закрытой, а на стук никто не отозвался. Решив, что компаньон уже ушел на завтрак, Штейнберг направился вниз, в трактир и на лестнице столкнулся с управляющим.
– Войцех Каземирович, вы случайно не видели Виктора?
– Пан офицер пришел только под утро в сильном подпитии и приказал его не будить, пока он сам не встанет. Еще приказал держать наготове бутылку холодного шампанского.
– Сразу после завтрака мне нужно будет отлучиться по делам, а когда вернусь, не знаю. Вы уж тут проследите, чтобы все было в лучшем виде.
Штейнберг сам не заметил, как заговорил фразами приказчика Савосина.
– Не волнуйтесь, Генрих Карлович, все сделаем как надо. Две бутылки французского шампанского уже в леднике, как впрочем, и холодный компресс для больной головы.
– Спасибо, Войцех Каземирович, все хлопоты запишите на наш счет. – Сказал, улыбаясь Штейнберг. – Кстати, вы не объясните мне, отчего, в номере тепло?
– А у вас есть претензии?
– Нет, не волнуйтесь, наоборот я очень доволен, просто не могу понять, откуда берется это тепло?
– А, вы об этом! Это наш доморощенный чародей Иван Акимов сделал воздушное отопление. Внизу, на кухне топится большая печь, на которой также и готовят, а нагреваемый этой печью воздух, поднимаясь, поступает по специальным каналам во все помещения. В вашем номере, в углу над шкафом есть квадратное отверстие, закрытое деревянной решеткой из которого и идет теплый воздух.
– Вот чудеса, такого даже в Европе нет!
– Так в Европе и с дровами худо, а на Урале, слава богу, пока хватает.
– Можно топить и углем.
– Можно, конечно и углем, только больно много от него копоти и грязи.
– А кто он такой, этот Акимов?
– Печник. Раньше он просто клал печи, потом додумался, как лучше использовать выделяемое тепло.
– Чудеса, – еще раз повторил Штейнберг, – в России обычный печник запросто решает сложнейшую инженерную задачу, над которой европейские светила бьются уже не одно столетие.
– Ну, не так уж и просто. Над этой идеей он работал несколько лет, но как видите результат просто отличный.
Расставшись с управляющим, Штейнберг отправился на завтрак, не переставая удивляться тому, сколько в России талантливых самородков, по достоинству никак неоцененных на родине. Тут сразу вспомнился соратник Петра I, выдающийся русский механик Андрей Константинович Нартов. Простой человек, не дворянин, который добился в жизни многого: стал статским советником (генеральский чин), членом академии наук, владельцем прекрасной усадьбы и все это благодаря только своему уму, таланту и трудолюбию. Однако, ни близость ко двору, ни личное знакомство с Петром 1 и другими монархами не помогли Нартову внедрить его многочисленные изобретения в жизнь. Удивительное дело, но в России, изобретенные им станки, приспособления и технологии, зачастую на десятилетия опередившие свое время оказались никому не нужны. Правда, его вклад в развитие российской артиллерии оценили и даже наградили – выдали премию пять тысяч рублей, но никто не стал внедрять эти новшества в жизнь. Труд всей его жизни, содержащий описание, подробные чертежи, инструменты и кинематические схемы более трех десятков оригинальных станков, внедрение которых в производство способно было произвести промышленную революцию, оказался никому не нужен в России и сгинул где-то в недрах придворной библиотеки. Подобного разгильдяйства Штейнберг не мог понять никогда. Сокрушенно качая головой, он уселся за столик и заказал на завтрак кофе с ягодными пирогами.
Покончив с завтраком, Штейнберг поднялся к себе, оделся потеплее и отправился на поиски дома Самохина. Он решил не брать извозчика, а пройтись пешком, чтобы проветриться и лучше изучить город. Екатеринбург получил статус города семнадцать лет назад, тогда же немногочисленные улицы стали получать свои первые названия. Город строился не хаотично, как Москва, а строго по разработанному плану, как Петербург, поэтому улицы не извивались и не петляли, а были ровными как стрела, что значительно упрощало поиски. Направляясь по Главному проспекту на восток, Штейнберг периодически останавливал редких прохожих, уточнял, как называется та или иная улица, и записывал все данные в тетрадь. Из пояснений Красовского он знал, что Самохин жил в северо-восточной части города, следовательно, ему нужны были улицы расположенные только слева по ходу. Луговая улица, где предположительно когда-то жил Самохин была четвертой по счету, куда Штейнберг и свернул. Ему повезло, поскольку второй дом справа оказался трактиром – самое лучшее место для сбора всевозможных сплетен и слухов, а также, незаменимый помощник при поисках. Правда, время было не совсем подходящее, поскольку местная публика здесь собиралась ближе к вечеру, а в утренние часы можно было встретить разве что редких постояльцев или таких же приезжих, как и он сам. Делать все равно было нечего, и Штейнберг, обтерев сапоги о мокрую траву, зашел в трактир. За стойкой стоял ражий детина с густой черной бородой, удивительно напоминавший былинных русских богатырей и полотенцем протирал глиняные кружки. Увидев посетителя, он бросил свое занятие и, изобразив на лице некое подобие улыбки, мягким грудным голосом спросил:
– Чего изволите?
Штейнберг окинул взглядом помещение: как он и предполагал было почти пусто, лишь за последним столиком сидели два мужика.
– Я хотел кое-что узнать. – Сказал Штейнберг, подходя к стойке и показывая зажатый между большим и указательным пальцем правой руки серебряный рубль.
– Что конкретно вас интересует?
– Лет десять назад на этой улице жил один человек, которого я ищу.
– Вряд ли я смогу вам помочь, – с сожалением признал детина, – сам я из Верхотурья, только три года, как переехал в Екатеринбург.
– Тогда подскажите, с кем мне лучше переговорить.
– Терентий! – Вместо ответа крикнул трактирщик, обращаясь к одному из сидевших в углу посетителей.
– Чего тебе.
– Ты на Луговой улице живешь?
– Да. А тебе какое дело?
– И как давно ты тут живешь?
– Как начали заселять, так и живу.
– Вот, – обращаясь на этот раз к Штейнбергу сказал детина, – можете поговорить с Терентием, только придется его угостить.
– Хорошо, – подвел итог Штейнберг и, положив рубль на стойку, ногтем указательного пальца подтолкнул его к трактирщику – это тебе, заработал.
– Премного благодарен. Если с ними ничего не выйдет, приходите вечером
– А это, – Штейнберг достал из кармана еще один рубль, – подашь полуштоф водки и что-нибудь на закуску, тебе лучше знать, что они предпочитают.
– Сей момент все будет исполнено.
Трактирщик оказался довольно расторопным, и уже через пару минут на столе перед мужиками стояла водка, две тарелки с дымящимся мясом и еще одна с нарезанным крупными ломтями хлебом.
– Чем обязаны? – Спросил сидевший с краю мужик, обращаясь к расположившемуся напротив Штейнбергу.
– Ничем. Всего два вопроса. Я спрашиваю, вы отвечаете.
– А если мы не знаем ответов?
– Ничего страшного, я поищу тех, кто знает. Да вы не стесняйтесь, пейте, ешьте, все уже оплачено.
Мужики боязливо помялись, однако желание выпить и покушать на дармовщину оказалось сильнее. Сидевший с краю мужик привычным жестом откупорил полуштоф и разлил водку по кружкам.
– А вы, господин? Извините, не знаю вашего имени. – Обратился он к Штейнбергу.
– Зачем вам мое имя? Я же не спрашиваю ваших имен. Что касается водки, то я не пью, это все вам.
– Ну, господин, вам виднее.
Мужики чокнулись, выпили и набросились на горячее мясо. Штейнберг терпеливо ждал. Наконец, когда те немного утолили голод, он решил, что пора начинать разговор, пока их окончательно не развезло.
– Я ищу дом Самохина, он когда-то жил на этой улице.
Мужики недоуменно посмотрели друг на друга.
– Это который Иван? – Толи спросил, толи уточнил сидевший у стены.
– Да, Иван Самохин.
– Так он давно помер.
– Точно, уже лет десять прошло, как помер. – Подтвердил тот, что сидел с краю.
– Я это знаю. – Спокойно сказал Штейнберг. Мне нужен не сам Самохин, а только дом, где он когда-то жил. Это понятно?
– Третий дом от трактира по этой стороне. – Быстро сосчитал крайний мужик. – Только там сейчас живет его дочь с мужем и фамилия их Шаврины. Ворота у них выкрашены светлой охрой их сразу видно.
– Прекрасно, с одним вопросом разобрались, теперь второй и последний. Чей дом расположен через дорогу, напротив дома Самохина?
Мужики опять переглянулись, напрягая затуманенные алкоголем мозги.
– Это Тереньтьевы – сказал тот, что сидел у стены.
– Нет, Тереньтевы ближе сюда, к трактиру, – возразил сидевший с краю, – скорее всего это Кирпичников. Его ворота как раз напротив ворот Самохина.
– Да, точно. – Согласился напарник. – Это Кирпичников, только он тоже помер.
– И как давно он помер?
– Осенью прошлого года, вот число не скажу, не помню. Мы были на поминках, погода тогда стояла такая же слякотная, как и сейчас.
– А кто там сейчас живет? Жена, дети?
– Да не было у него, ни жены, ни детей. – Категорично заявил сидевший у стены мужик.
– Нет, – возразил крайний, детей точно не было, а вот жена, была. Такая высокая и худая как жердь, только умерла она. Давно это было, она еще раньше Самохина преставилась.
– Ладно, мужики, – сказал Штейнберг, вылезая из-за стола, – ешьте, пока мясо не остыло, свои деньги вы отработали.
Покинув трактир, он прошел дальше по улице и остановился около окрашенных охрой ворот. Все было так, как говорили мужики: прямо напротив бывшего дома Самохина шел высокий забор, за которым было видно только крышу дома, а возле калитки и ворот буйно росла молодая трава. Если тропинка к калитке еще просматривалась и возможно, хоть редко, но ее пользовались, то ворота в этом году точно не открывали, ни разу. По всему было видно, что дом стоит пустой уже давно. Штейнберг обладал хорошей зрительной памятью и был уверен, что вернувшись к себе в номер, сможет нарисовать этот пейзаж во всех деталях. Он не стал долго задерживаться, чтобы не привлекать внимание и, постояв пару минут, развернулся, и не торопясь пошел назад. Вернувшись на Главную улицу, Штейнберг прошел один квартал в западном направлении и свернул направо на Кузнечную улицу, где, по словам Красовского, проживал ювелир Файн. Кузнечная улица шла строго параллельно Луговой и была разбита на отдельные участки аналогичным образом, а дом Файна, который Штейнберг без особого труда узнал по красной черепичной крыше, был пятым от пересечения с Главным проспектом, точно так же, как дом Кирпичникова. Пройдя еще пару домов, Штейнберг развернулся и быстрым шагом пошел обратно.