Николай Петрович Сироткин
Изумруды Урала
– Я не понял, Никита Петрович, мне мыловара уговаривать или нет?
– Я же ясно сказал – займись им! – Вспылил Воронин. – Делай что хочешь, запугивай. Предлагай деньги, только чтобы он ушел от Казанцевой.
– Завтра с утра займусь. Сначала загляну к Рязанову, а затем поеду на завод к мадам Не Дам.
– Как ты ее назвал?
– Это не я, это ее Толстиков так прозвал. По его классификации все бабы делятся на три категории: на дам, не дам и на дам, но не вам. Казанцеву он отнес к средней категории.
Сказав это, Бабаков заржал во все горло.
– Очень точно подмечено. – Похвалил Толстикова Воронин. – Вот и я говорю, сущая Стерва, ни себе ни людям.
Глава 43. Екатеринбург, 1 июня 1798 года (пятница). Окончание.
Сразу после завтрака к Штейнбергу в комнату зашел управляющий и передал, что англичанин Скотт срочно хочет встретиться с ним. Друзья собрались ехать на завод, и эта просьба нарушала их планы, однако Генрих решил, что полчаса не играют большой роли и согласился принять англичанина. Виктор ни в какую не хотел оставлять друга наедине с незнакомцем и, достав пистолет, спрятался за ширмой.
– Ричард Скотт, торговый представитель английского ювелирного дома «Alice» в России. – Представился англичанин.
– Штейнберг Генрих Карлович, ювелир из Москвы. Вы проходите, мистер Скотт, присаживайтесь. Извиняюсь за свой внешний вид, – Штейнберг показал рукой на глаз, сияющий всеми цветами радуги, – врач прописал мне полный покой в течение двух недель, но отказаться от беседы с коллегой было выше моих сил.
Генрих врал экспромтом, но англичанин сделал вид, что не заметил этого и, подойдя к столу, занял место, где только что восседал Соколов.
– Внешний вид это пустяки, мистер Штейнберг, а вот сам ваш поступок вызывает восхищение.
– Вы уже в курсе?
– Конечно, городок небольшой, новости здесь разносятся с быстротой молнии. Вы поступили как настоящий джентльмен.
– Мой друг считает, что я поступил как дурак.
– Ваш друг не прав. Чтобы выйти в одиночку против четверых нужно обладать большим мужеством, что дуракам не свойственно.
– В итоге я оказался на больничной койке.
– Насколько мне известно, ваши противники пострадали значительно сильнее.
– Это как раз не моя заслуга, помогли прохожие.
– Вы скромный человек, мистер Штейнберг, хотя господин Буланов характеризовал вас как наглого и склочного.
– Буланов – свинья, извините, что я так резко высказался о вашем друге, но это самое приличное определение, которое я могу ему дать.
– Господин Буланов мне не друг, я вообще не был знаком с ним до приезда на Урал, так что можете не волноваться по этому поводу, к тому же, я полностью согласен с той характеристикой, что вы ему дали. Буланова мне рекомендовал директор одного из отделений Сохранной казны господин Забелин, как одного из своих заместителей и очень надежного человека. Как и следовало ожидать, починенный оказался таким же подлецом, как и его начальник.
– Ну и знакомства у вас, мистер Скотт.
– А куда деваться? Я человек подневольный, мне приказано сделать ювелирный дом «Alice» поставщиком российского императорского двора, вот и приходится заводить знакомства с чиновниками, которые могут в этом помочь, а среди них немного честных и благородных.
– И как успехи?
– Никак. Поэтому я и оказался на Урале.
– Боюсь, что я не совсем улавливаю связь, мистер Скотт.
– Сейчас поясню. Я живу в России уже пять лет и за первые три года практически решил поставленную передо мной задачу, но все рухнуло со смертью императрицы. Император Павел резко сократил расходы двора, и прежняя задача стала неактуальной. Честно говоря, я думал, что меня отзовут обратно в Англию, а представительство закроют, однако в Лондоне решили иначе. Дело в том, что весной 1796 года ко мне за консультацией обратился господин Забелин. Речь шла об уральских самоцветах, огранкой которых занялась некая частная компания в Екатеринбурге.
– Речь идет о школе «Уральские самоцветы»?
– Совершенно верно. Продукция школы заинтересовала одну голландскую компанию, а экспорт должен был осуществляться через Сохранную казну, за что последняя получала десять процентов, вот Забелин и просил проверить заявленные цены, опасаясь подвоха.
– Иначе говоря, привлек вас, как независимого эксперта?
– Так и было. Я все проверил и не нашел никаких нарушений. Более того, я высказал свое личное мнение, что эти камни в Европе никому не нужны, в чем позднее вынужден был раскаяться.
– Вы хотите сказать, что Школа уже несколько лет продает уральские самоцветы в Европе?
– А вы этого не знали?
– Откуда? Я и о школе узнал только когда приехал в Екатеринбург. – Продолжал вдохновенно врать Генрих, желая побольше узнать об этой стороне деятельности школы.
– В Амстердаме в помещении Торговой биржи, в 1795 году был открыт магазин по продаже ограненных уральских камней. Удивительно, ни в Петербурге, ни в Москве нет такого магазина, а вот в Амстердаме, есть.
– Думаю, ничего удивительного здесь нет. Россия, несмотря на ее огромные природные богатства слишком бедная страна, покупательная способность населения очень низкая, да вы и сами это прекрасно знаете. Если весь бюджет России разделить на число жителей, то на каждого придется меньше двух рублей. Для сравнения, в Пруссии этот показатель в пятнадцать раз выше, а про Голландию и говорить нечего. Если к этому добавить еще и сильное падение рубля на Амстердамской фондовой бирже, в последние годы правления покойной императрицы, то ситуация будет понятной, но далеко не радужной. Как в Европе отнеслись к русским самоцветам?
– Очень даже положительно, что, честно говоря, меня сильно удивило. Однако дело даже не в самих камнях, а в том, как все это было спланировано и организованно. Представьте себе небольшой магазин, где продаются ограненные ювелирные камни всех цветов радуги, рассортированные по тональности, качеству, весу и виду огранки. Любой ювелир, начиная работу над своим изделием, может спокойно придти и подобрать необходимые камни. Если в наличии чего-то нет, то заказ будет выполнен максимум в течение месяца.
– Если все обстоит именно так, то этот голландец осуществил мечту многих поколений ювелиров.
– Вот именно, Генрих Карлович! – Воскликнул Скотт. – Раньше ведь мы сначала создавали само украшение из золота или серебра, а потом годами не могли подобрать к нему камни: то оттенок не тот, то размер. Без преувеличения могу сказать, что там, в Амстердаме произошла настоящая революция в ювелирном деле, вот только голландец ванн Дейк здесь абсолютно не причем.
– Но вы только что сказали, что этот голландец проявил интерес к продукции Художественной школы?
– Эдвин ванн Дейк довольно влиятельная личность в Голландии. Входит в пятерку самых богатых людей страны, крупный промышленник, владелец нескольких мануфактур, в прошлом один из директоров Ост-Индской компании, вот только в ювелирном деле он совершенно не разбирается. Эту идею ему подкинули сами русские, если уместно так сказать по отношению к дуэту ювелира Густава Файна и горного инженера Тимофея Лачина. Скорее всего, основным разработчиком был все-таки саксонец Файн, но это мое личное мнение.
– Речь, как я понимаю, идет о директоре ювелирной школы?
– Вы правильно меня поняли, мистер Штейнберг и я приехал сюда по поручению руководства для заключения договора о взаимном сотрудничестве с этой школой.
– Насколько я помню, ювелирный дом «Alice» занимается только драгоценными камнями.
– Если быть точным, только алмазами и изумрудами, однако времена меняются, и жизнь заставляет пересматривать свои пристрастия и планы. Мода очень капризная особа, сегодня Европа в восторге от уральских самоцветов, так почему ювелирный дом «Alice» должен оставаться в стороне.
– Получается, что наплыв дешевых уральских самоцветов осложнил жизнь крупным ювелирным компаниям?
– Не то слово, мистер Штейнберг. Мало того, что мы теряем покупателей, началось еще повальное увольнение талантливых работников. С открытием этого магазина у них появилась реальная возможность воплотить свои фантазии в жизнь самостоятельно, работая непосредственно на себя.
– Это же прекрасно, вы не находите, мистер Скотт? Конкуренция – двигатель прогресса!
– В этом отношении я с вами солидарен, мистер Штейнберг, хотя это и задевает интересы ювелирного дома «Alice», сотрудником которого я являюсь. Я вам откровенно поведал о своей миссии на Урале, позвольте спросить, что привело в вас эту глушь?
– Мое появление здесь вызвано сугубо личными причинами. Я приехал к другу, у которого закончился срок ссылки, и мы уже должны были быть на полпути к Москве.
– Говоря, мой друг, вы имеете в виду господина Соколова?
– От вас ничего не скроешь, мистер Скотт. Я понимаю, городишко маленький и все такое.
– Именно так. Ваша задержка связана с болезнью?
– Отчасти. Хозяйка этого заведения попросила помочь ей наладить производство мыла на одном из доставшихся ей в наследство заводов. Она вдова и надеяться ей не на кого, пришлось немного задержаться.
– И как ваши успехи?
– Опытные работы уже завершены, думаю, через неделю запустим производство, правда, пока не на полную мощность.
– Уже можно посмотреть результат?
– Там, возле тазика с водой лежит новый кусок из последней партии.
Скотт подошел к туалетному столику и, взяв в руки кусок мыла, внимательно рассмотрел его со всех сторон и понюхал.
– Неплохо, совсем не плохо, внешне ничем не хуже французского. – Произнес Скотт. – Вы позволите опробовать в деле? – Спросил он, показывая на тазик с водой.
– Пожалуйста, чистое полотенце висит справа от вас.
Вымыв руки, англичанин понюхал их и видимо остался доволен результатом.
– Европейское качество, – сказал он, вытирая руки и возвращаясь на свое место, – примите мои поздравления, мистер Штейнберг. Поверьте, я знаю насколько это сложно в здешних условиях, при отсутствии кокосового масла.
– Да, кокосы в тайге не растут. – Улыбнувшись, констатировал Штейнберг. – Давайте вернемся к нашему разговору. Вы уже были у директора Файна?
– Пока нет. Не хочу мешать Буланову работать.
– Так эта комиссия – ваша инициатива?
– В некотором роде. Согласитесь, прежде чем заключать договор, мы должны получить информацию о надежности этой компании. Никакой угрозы для школы и ее руководства нет, более того, Буланову строго указано не заниматься самодеятельностью и не выискивать недостатки, а просто осветить истинное положение дел.
– Вот почему он был такой мрачный и заказал в номер две бутылки коньяка.
– Я провел с ним разъяснительную работу, уверяю вас, больше этого не повторится.
– Так вы ждете результаты работы комиссии, чтобы решить вопрос о заключении договора?
– Можно сказать и так.
– А пока к вам по ночам ходит с докладом ювелир Алдошин.
– Вы неплохо информированы, мистер Штейнберг.
– Городок небольшой, тут все как на ладони, вы сами это сказали.
– В том, что господин Алдошин навещает меня по вечерам, нет ничего плохого, а тем более секретного. Мы давно знакомы, он хороший ювелир и в Петербурге часто выполнял мои заказы. Не буду скрывать от вас, что это я посоветовал привлечь его в комиссию, поскольку своих специалистов у ведомства императрицы нет. Алдошин всего лишь должен оценить технические возможности школы. Кстати, вчера он приходил ко мне с жалобой на Буланова, который, будучи в сильном подпитии, потчевал его скабрезными историями про малолетних девочек.
– Подлец!
– Согласен с вами, мистер Штейнберг, тем более что у Алдошина три девочки. Да бог с ним, с Булановым, давайте вернемся к основной цели нашей беседы.
– И в чем заключается эта цель?
– Изумруды.
– Какие изумруды? – Сделал удивленное лицо Штейнберг.
– Уральские изумруды, Генрих Карлович, те, что прошлой осенью вы приобрели у купца Протасова.
Штейнберг несколько опешил, не зная, как вести себя, но быстро сообразил, что отрицать очевидное не имеет смысла.
– Если не секрет, откуда у вас эти сведения?
– Для вас не секрет. От человека, который искал эти изумруды в вашей мастерской по приказу Князя.
За ширмой раздался шорох.
– Господин Соколов, – сказал, не поворачиваясь, Скотт, – не лучше ли вам сесть за стол, здесь намного удобнее. И пожалуйста, осторожней с пистолетом.
Соколов отодвинул ширму, подошел к столу и сел рядом со Скоттом, положив пистолет на соседний пустой стул.
– Надеюсь, Виктор Алексеевич, вы все слышали, поэтому с вашего разрешения я продолжу.
Соколов в знак согласия просто кивнул головой.
– Спасибо. – Скотт слегка поклонился в сторону Соколова. – Так вот, эти сведения я получил от Ивана Золотова, который волею обстоятельств оказался в банде «Князя». Когда его привезли в вашу мастерскую, то довольно подробно описали, как выглядят эти изумруды. Он не стал особо утруждать себя и довольствовался обрезками, неосмотрительно оставленными вами, Генрих Карлович, после огранки одного из камней. Вот таким образом, братья Дуловы получили неопровержимое доказательство того, что на Урале есть изумруды.
Соколов достал из кармана записную книжку.
– Ваш протеже Алдошин встретился на рынке 30 мая с каким-то Иваном. – Толи сказал, толи спросил он, обращаясь к Скотту.
– Вы что следили за Алдошиным?
– Алдошин нас не интересовал, мы следили за бандой Князя, а в данном случае за вашим Иваном.
– Понятно. Встреча была совершено случайной, просто два ювелира, столкнулись на рынке, где продают уральские самоцветы.
– Уж очень они радовались, увидев друг друга.– Заметил Соколов.
– Ничего удивительного, ведь они друзья.
Скотт поведал своим слушателям о превратностях судьбы ювелира Золотова.
– Грустная история, мистер Скотт, – подвел итог Штейнберг, – однако все это не объясняет, зачем вы пришли к нам?
– За помощью, господа. Ситуация вокруг изумрудного рудника сильно накалилась и через пару дней может выйти из-под контроля.
– Вы имеете в виду банду Князя?
– Нет, господа, они здесь не причем. Вы еще не в курсе того, что в Екатеринбург прибыл один из директоров ювелирного дома «Alice» с неограниченными полномочиями от имени самой императрицы. Его официальная цель, якобы заключение договора с Художественной школой, а на самом деле – монополия для английской фирмы на огранку уральских изумрудов. Как видите, я с вами предельно откровенен.
– Вы только что говорили, что сами прибыли в Екатеринбург для заключения этого договора?
– Совершенно верно, это официальная версия моего появления в Екатеринбурге.
– А неофициальная?
– Поиск изумрудного рудника.
– И вы его нашли?
– Я знаю район, где он расположен.
– Этого мало, мистер Скотт, – злорадно заметил Соколов, – в тайге на поиски могут уйти годы.
– Нужно просто знать, что искать, Виктор Алексеевич. Вряд ли в том районе много раскольничьих скитов.
Повисла непродолжительная пауза, которую нарушил уверенный голос Штейнберга.
– Зачем было отправлять вас, если ваш начальник через неделю собирался сам приехать в Екатеринбург?
– Поменялись планы. Изначально ювелирный дом «Alice» собирался выкупить эту школу со всеми рудниками, однако здесь имелся существенный изъян.
– Изумрудный рудник. – Подсказал Штейнберг.
– Совершенно верно. Официально он не существует и за школой не числится, поэтому прислали меня. Я должен был найти этот рудник, а параллельно уже велась работа по выявлению истинных владельцев школы, с которыми предстояло вести переговоры о покупке.
– Вы серьезно полагаете, что вам бы это удалось?
– Это не моя идея. План был разработан в Лондоне советом директоров.
– Они серьезно полагали, что им продадут столь выгодное предприятие?
– Я этого не исключаю, у них огромный опыт в таких делах. Когда на кону стоят большие деньги, как правило, не гнушаются ничем, вплоть до убийства. Как я сказал, это был первоначальный план, который продержался только неделю. Европейские агенты ювелирного дома «Alice» нашли мастерскую, где производится огранка уральских изумрудов. Теперь у них на руках все карты и директор Барнс прибыл в Екатеринбург для переговоров с Файном. Условия очень жесткие: место голландцев занимают англичане, вместо Амстердама «Меккой» ювелиров становится Лондон, директор Файн уступает свое место ставленнику фирмы «Alice» и все изумруды поставляются в Англию в необработанном виде.
– Почему этот Барнс так уверен, что Файн согласится на их условия?
– Ювелирной мастерской в Европе руководит сын Файна и если отец откажется, то вся семья, включая жену и двух маленьких внуков, будет просто вырезана. Сами понимаете, у него нет выбора.
– Когда Барнс планирует идти к Файну?
– Собирался сегодня, но мне удалось спутать его планы, и он перенес свой визит на два дня.
– Ситуация в общем понятна, мистер Скотт, чего нельзя сказать о вас. – Штейнберг внимательно посмотрел на англичанина и продолжил. – Какой интерес лично у вас во всей этой карусели вокруг уральских изумрудов? Если вы не одобряете действия своих руководителей, то, что вы делаете в Екатеринбурге?
– Преследую личные интересы, как бы цинично это не звучало.
– Хотите поправить свое материальное положение. – Уточнил Соколов.
– Мое материальное положение, господин Соколов, настолько основательно и прочно, что мне нет необходимости его поправлять. Чтобы исключить все сомнения по этому поводу, скажу, что мой отец один из главных поставщиков шерсти на европейском рынке, а я его единственный наследник.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. – Развел руками Виктор.
– Все очень просто. Мне восхитила идея русских по продаже ограненных камней, и я хотел предложить мистеру Файну свои услуги. По моим подсчетам сейчас обрабатывается не более четверти всех добываемых камней. Элементарно не хватает производственных мощностей и специалистов, иначе говоря, происходит затоваривание и я мог бы помочь в решении этой проблемы.
– Я так понимаю, что вы действуете от своего имени?
– Совершенно верно, Генрих Карлович, я и не скрывал от вас, что преследую личные интересы. Мне плевать на ювелирный дом «Alice» и их проблемы, тем более что они меня фактически списали еще осенью 1796 года.
– Но как вы собирались предложить свои услуги, если у вас ничего нет?
– У меня есть опыт и связи, а главное у меня есть деньги, которые я могу вложить в дело. То, что у меня в настоящее время нет мастерских и магазинов даже лучше – не придется ничего ломать и перестраивать.
– Почему вы пришли к нам?
– А к кому мне еще идти? К бандитам? Вы тоже ищите этот рудник. – Скот поднял руку, как бы останавливая пытавшегося возразить Штейнберга. – Не надо отрицать очевидного, Генрих Карлович. Вы узнали об изумрудах еще полгода назад, но тогда ехать на Урал не было никакого смысла – на носу зима, зато ранней весной вы тут как тут. Сказку про своего «друга» господина Соколова вы можете рассказывать кому угодно, только не мне. Разница в возрасте у вас более пяти лет, да к тому же он житель Петербурга, а вы из Москвы. Генрих Карлович, давайте не будем тратить попусту время, его у нас и так мало. Простой вопрос: кто стоит за вами?
После небольшого раздумья Штейнберг выложил перед Скоттом бляху и свидетельство, подписанное императором.
– Это даже лучше, чем я думал. – Произнес англичанин, ни к кому конкретно не обращаясь. – Если я правильно понял, документы подписаны лично императором?
– Вы правильно поняли.
– Он знает об изумрудах?
– Да, ему доложил Ростопчин Федор Васильевич.
– Ростопчин в отставке, как он мог попасть на прием к императору?
– Этого я не знаю. Мне известно лишь, что свидание было тайным и проходило в Гатчине. Император сразу хотел вернуть Ростопчина ко двору, но тот отказался, считая этот шаг преждевременным. Он вернется, сразу, как только будет найден рудник.
– Господа, я могу помочь в поисках. Мне известно …
– В этом нет необходимости, мистер Скотт. – Прервал англичанина Штейнберг. – Мы знаем, где находится рудник.
– Тогда в чем загвоздка?
– Проблема морально-этического характера.
И Штейнберг изложил Скотту ситуацию, в которой они с Соколовым оказались.
– Так что, вряд ли мы вам сможем чем-то помочь, мистер Скотт. – Закончил свою речь Штейнберг. – Мы сами оказались в тупике и не знаем, что делать.
– Я прекрасно вас понимаю, господа. На одной чаше весов долг и определенные обязательства, а на другой совесть. Как бы вы не поступили, вы все равно будете в проигрыше. Знакомая ситуация, но не такая безнадежная, как вы думаете.
Штейнберг и Соколов одновременно посмотрели на англичанина.
– Господа, вы забываете, что в любой ситуации существует компромисс. Вы хотите выполнить задание – вернуть рудник в казну и при этом сохранить школу. Я правильно излагаю суть проблемы?
– Правильно. – Оживился Штейнберг.
– Что такое изумрудный рудник для государства? По сути это просто дополнительный источник денег для пополнения казны, причем абсолютно без разницы, от кого эти деньги будут поступать. Пусть школа и дальше разрабатывает этот рудник, только уже официально платит налоги, зачем ломать хорошо налаженное производство.
– Это не законно! – Возразил Соколов.
– А что такое закон, Виктор Алексеевич? Это всего лишь акт утвержденный императором. Сегодня он что-то запрещает, а завтра может и разрешить. «Ничто не вечно под луной» – как сказал великий Шекспир. Поверьте мне, пройдет немного времени и, убедившись в неэффективности казенных приисков, частным лицам и компаниям в России будет разрешена добыча золота и драгоценных камней. Все это уже было в разное время и в разных странах. У вас очень солидный покровитель в лице господина Ростопчина и прямой выход через него на императора, вам и карты в руки. Федор Васильевич прогрессивно мыслящий человек, один из немногих, кто не ворует и не берет взяток, его не трудно убедить в том, что передача изумрудного рудника в казну будет ошибкой. В качестве примера можно привести добычу золота на Урале. За пятьдесят лет казенные предприятия добыли всего пятьдесят пять пудов, в денежном выражении это восемьсот тысяч рублей, или шестнадцать тысяч рублей в год. Капля в море! Сколько золота уходит по левым каналам, наполняя карманы чиновников, остается только догадываться, и нет никаких сомнений, что с изумрудами будет то же самое. Зачем ломать то, что работает и приносит стабильный доход. Согласуйте с Файном сумму отступных, и пусть работает дальше, но уже на законных основаниях и лучше всего под личным покровительством императора. Как видите, господа, ваша задача не так сложна, нужно всего лишь договориться с обеими сторонами о размере налога, вот и все. Думаю, что при этом вы можете даже сохранить в тайне разработку изумрудов.
– Мистер Скотт, вы гений! – Штейнберг вскочил со своего места и, схватив правую руку начал энергично трясти ее. – Теперь я готов помогать вам, мистер Скотт.
– С вашего позволения, просто Ричард.
– Тогда я просто Генрих.
– А я просто Виктор. – Присоединился к ним Соколов.
Когда эйфория немного улеглась, Скотт достал принесенную с собой бутылку виски.
– По русскому обычаю нужно обмыть наш союз. – Категорично заявил он.
Возражать никто не стал, даже ярый противник крепкого алкоголя Штейнберг.
– А теперь, друзья мои, давайте наметим план действий. – Предложил Скотт. – Поскольку нас мало, а дел много, то нам нужно, грамотно расставить приоритеты. Необходимо сохранить рудник, но конкретно сейчас на него никто не покушается. Это так, Генрих?
– Князь не знает месторасположение рудника и на поиски ему потребуется время. Сколько? Трудно сказать, не исключаю, что он вообще не сможет его найти. Так что с этой стороны пока никакой угрозы нет. А как насчет твоего директора, Ричард?
– Барнс знает примерное место расположения рудника, однако считает, что ему это не нужно. Он уверен, что шантаж – очень сильное оружие, против которого у Файна нет защиты.
– Получается, что сейчас нависла реальная угроза над директором Файном. – Подвел итог Скотт. – Вот этим вопросом нам и следует заняться в первую очередь и на все про все у нас не более двух дней.
– Может быть, нам захватить Барнса и сорвать встречу с Файном? – Предложил Соколов.
– Не забывай, что Барнс английский подданный и личный представитель императрицы. – Напомнил Скотт. – Для его задержания нужны серьезные основания, даже с вашими бумагами.
– Он умен? – Поинтересовался Штейнберг.
– Нет, но очень хитер, и в этом заключается основная проблема. Очень трудно предсказать его очередной ход, поскольку он пытается не переиграть соперника, а обмануть его, используя при этом любые средства. К тому же, господа, не стоит забывать, что ваш покровитель Ростопчин вынужден был подать в отставку из-за конфликта с ведомством императрицы. Арест и беспочвенные обвинения личного представителя Марии Федоровны, без достаточных на то оснований будет расценен как банальная месть со стороны опального чиновника. Сама идея изолировать Барнса неплоха, но для этого нужен очень серьезный повод. Можно конечно пойти другим путем и натравить на Барнса бандитов Князя. Они не столь щепетильны и просто закопают его где-нибудь в тайге.
– А это выход. – Оживился Соколов. – С волками жить, по-волчьи выть.
– Вопрос только в том, как это реально осуществить? – Остудил разгоряченный оптимизм друга Штейнберг. – Они идут разными путями и нигде не пересекаются.
– Ну как же, а рудник? Сообщить Князю, что Барнс тоже ведет поиски. – Не унимался Соколов.
– И как ты подкинешь ему эту информацию? – Резонно заметил Штейнберг.
– Друзья, как говорят русские: «утро вечера мудренее». Вряд ли мы сейчас найдем какое-то решение, давайте лучше отправимся спать, а встретимся утром и на свежую голову попробуем найти выход из сложившейся ситуации.
Глава 44. Екатеринбург, 2 июня 1798 года (суббота).
Сразу после завтрака Штейнберг и Соколов уехали на завод, обещав вернуться к обеду, а Скотт стал дожидаться их возвращения у себя в номере, куда, около десяти часов, без стука ворвался Барнс. Бывший друг запыхался, был сильно возбужден, и грузно опустившись в кресло начал широко открытым ртом хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Файн при смерти. – Немного отдышавшись, поведал он. – Как только я упомянул имя сына, его разбил паралич. Апоплексический удар! Врач говорит, надежды практически нет.
– Мы же договорились, что пойдем к нему через два дня! – Воскликнул Скотт. – Какого черта ты туда полез раньше времени.
– Плевать я хотел на все договоренности, здесь я решаю, что и когда делать!
– Тогда, зачем ты пришел ко мне?
– Забыл фамилию чиновника, который возглавляет комиссию.
– Буланов.
– В каком он номере?
– В восемнадцатом.
– Спасибо. – Барнс, тяжело дыша, встал на ноги. – Зашел я к тебе, чтобы сказать – ты уволен, вот официальное постановление.
Барнс бросил на стол бумагу и, не простившись, вышел. Сориентировавшись по номерам, он направился в конец коридора и постучался в дверь восемнадцатого номера. Ответ он естественно не понял, но логично рассудил, что ему разрешили войти.
– Вы возглавляете комиссию по проверке деятельности ювелирной школы? – спросил Барнс по-французски, сидевшего за столом тучного мужчину.
– Коллежский асессор Буланов Иван Александрович, к вашим услугам. – Привстав, на довольно сносном французском ответил чиновник.
– Прекрасно! – Барнс закрыл дверь, прошел к столу, и без приглашения уселся в кресло, напротив хозяина. – Я Уильям Барнс, директор ювелирного дома «Alice», личный представитель императрицы Марии Федоровны.
Сказав это, он разложил перед Булановым свои бумаги, которые тот внимательно изучил.
– А как же мистер Скотт?
– Мистер Скотт больше не работает в фирме, сегодня я его уволил. Теперь все вопросы я буду решать лично. – Барнс уже успокоился, к нему вернулась уверенность. – Вы уже закончили проверку школы?
– Все сделали, как и было приказано. – Подобострастно отрапортовал коллежский асессор. – Все отлично, никаких нарушений не обнаружено. Мой отчет уже готов, а бухгалтер и ювелир обещали закончить работу через два дня.
– Вам было приказано не искать недостатки?
– Да, таково было пожелание директора Забелина.
– Забелин действовал по поручению Скотта, и озвучил вам его желание, но я уволил нашего торгового агента, а значит, его указания отменяются. Вам придется подготовить другой доклад, где деятельность школы должна быть представлена, в несколько ином свете.
– Что конкретно вы имеете в виду?
– Школа занижает объемы производства в десять раз.
– Бог мой! Это правда?
– Конечно. В Амстердаме уральских камней продается в десять раз больше, чем проходит через Сохранную казну. Вам нужно только подтвердить, что мастерские школы производят больше продукции, чем заявлено официально. Для этой цели у вас в комиссии есть ювелир.
– Но, ювелир Алдошин не наш работник и приказать ему я не могу.
– И не нужно, его надо просто купить. Сумма на ваше усмотрение. Все, что мы с вами здесь обсуждали, должно остаться между нами. Ваше личное вознаграждение напрямую зависит от ваших успехов. У вас на руках должно быть два разных отчета, а вот какой мы представим вашему начальству, я решу в Петербурге.
– Сделаю все, что смогу, мистер Барнс.
– Вот и прекрасно. – Барнс встал. – Я остановился в трактире Рязанова, комната номер пять, если что, можете приходить в любое время.
– Все понял. – Буланов вскочил и проводил гостя до двери.
…
Вернувшись в номер, Барнс налил себе чарку коньяка и тут же выпил одним махом. Настроение было скверное: шантаж, на который он так рассчитывал, с треском провалился, клиент при смерти, а сам он находится за две с лишним тысячи верст от столицы, в тесном вонючем номере с убогой обстановкой и пьет это пойло, которое русские гордо именуют «коньяк». Целый год кропотливой работы псу под хвост! Есть от чего свихнуться. Сейчас его бывший дружок, наверно скачет от радости.
Когда трактирщик Рязанов пришел к нему в сопровождении переводчика Джеймса, с просьбой принять Бабакова, он сначала хотел послать его куда подальше, но во время сдержался. После того, как ему объяснили, что купец Воронин, чьи интересы представляет Бабаков, влиятелен и богат, Барнс согласился его принять. Через час Рязанов привел в номер англичанина Бабакова.
– Я представляю интересы одного из самых богатых людей Урала, купца первой гильдии Воронина.
Бабаков говорил по-французски с жутким акцентом, однако вполне понятно.
– Вы его адвокат?
– Нет, я его управляющий, Бабаков Иван Никанорович.
– Чем занимается ваш хозяин?
– Он владелец салотопенных заводов.
– Здесь какое-то недоразумение, господин…
– Бабаков. – Подсказал англичанину управляющий.
– У русских такие трудные фамилии.
– Тогда можно просто по имени – Иван.
– Хорошо. Так вот, господин Иван, вы обратились не по адресу, я ювелир, меня не интересует сало.
– Я это понимаю, господин Барнс, но у нас есть предложение, которое может вас заинтересовать.