Или опять паранойя разыгралась?
– Как обычно.
Разговор не клеился, но всё время, что Агнесса скользила по залу и привычно расставляла мебель, мела полы и рассыпала свежие опилки, она ощущала на себе его взгляд. Так было и в прошлый раз, но не настолько откровенно. Сейчас же Гарри её будто изучал и оценивал – поразительно неприятное чувство. Будто бы всех приключившихся проблем было мало!
В итоге она сбежала на второй этаж и остаток времени до прихода хозяина провела наверху, чрезмерно усердно наводя блеск и красоту. Мистер Оливер, судя по тому, что поднял крик от порога, также был не в духе. Кричал он, правда, на Пенни, которая то ли плевательницы не так расставила, то ли ещё чем-то провинилась, и спускаться Агнессе расхотелось окончательно – но пришлось. С её эмпатией, выходящей далеко за рамки норм, девушке было почти физически неприятно находиться сейчас здесь. Раньше эти ощущения в какой-то мере сглаживал Мельхиор, раздёргивая её внимание и не позволяя концентрироваться на чужих эмоциях, но сейчас-то она была одна.
– Добрый вечер, мистер Гилмур, – поприветствовала она хозяина, стараясь не поднимать взгляд лишний раз и не провоцировать его на новую вспышку гнева.
– А, явилась! Прохлаждалась на балконе, Баллирано? – рыкнул мистер Оливер, заметив новую жертву.
«Да что ж вы все такие злые-то сегодня!» – отчаянно подумалось Агнессе, и она заискивающе улыбнулась, покачнув пыльной тряпкой.
– Нет, мистер Оливер, убиралась. Форточку наверху забыли закрыть и за день надуло чёрной пыли по углам.
«Чёрной пылью» называли здесь мелкую взвесь угольной, металлической и каменной крошки, и она была вездесуща в районе металлургов. Открытые окна и вентиляция без должной магической фильтрации были большой проблемой в окрестных домах, а ежедневная уборка – насущной необходимостью.
Хозяин, увидев жирный чёрный слой на тряпке, вновь разразился бранью и ушёл за стойку – видимо, распекать поваров на кухне. Агнесса же, испытывая лёгкие угрызения совести от того, что «заложила» кого-то из ребят предыдущей смены, пошла мыть тряпку. Времени до открытия оставалось совсем чуть-чуть – она едва успела всё убрать до прихода гостей.
Пробило шесть, вновь загорелась вывеска, и хотя бы люди не подвели – ровно к сроку начали прибывать те, кто заранее ждал вечер пятницы. За то время, что Агнесса вела эти пятничные вечера, у неё даже собрался некоторый круг почитателей, что было чрезвычайно лестно.
Гости приходили, рассаживались.
Пенни наконец-то взяла себя в руки и, нацепив привычную дежурную улыбку, понеслась собирать заказы. Агнесса смотрела на место рассказчика – ещё один стол, придвинутый вплотную к стене и укрытый тёмно-красной тканью. Выглядело вполне нарядно. Рядышком же был небольшой мешочек для пожертвований – довольно скромный, он, обычно, наполнялся доверху.
Агнесса тоже фланировала по залу, улыбалась знакомым лицам, кивала в ответ на стандартные вопросы – будет ли сегодня выступление, и, как всегда, обещала «нечто особенное». Держать данное слово было довольно просто, учитывая пресловутый «коэффициент» Агнессы – она могла подкреплять свой рассказ яркой и красочной визуальной составляющей, показывая фокусы при помощи заёмной у Той Стороны силы. Это умение девушка открыла сама, ещё когда развлекала своих младших. Сначала просто яркие вспышки и цветные звёздочки, а затем и полноценные картинки. Она ни за что не смогла бы объяснить – как именно это у неё получается, да, впрочем, никто особо и не интересовался. Мало ли в мире тех, кто балуется колдовством?
Дождавшись, пока людей набралось как минимум половина зала, Агнесса, с привычным замиранием сердца, прошла к своему «подиуму» и изящно присела на задрапированную крышку стола, самую малость теперь возвышаясь над присутствующими. Разговоры постепенно смолкли, утихли смех и перепалки – головы людей повернулись к ней, и на несколько секунд повисла восхитительная тишина. Девушка и не пыталась сдержать лёгкую счастливую улыбку, потому что в это мгновение она забыла обо всех бедах и проблемах, с глубоким восторгом принимая внимание публики. У неё никогда не было пресловутого «страха сцены».
Пауза длилась ровно столько, сколько ощущалось ею правильным – длина её никогда не повторялся, а прерывалась она обычно самой Агнессой, начинающей повествование с какой-нибудь неожиданной и странной фразы.
– Мельхиоровый кубок, отброшенный прочь сильной рукой рыцаря, разбился на тысячу осколков, едва лишь коснулся ледяной стены…
Она сама не знала, что заставило её изменить «медный» на «мельхиоровый». Вертелось же на языке – «медный»! Да и кто делает кубки из мельхиора? Впрочем, чему удивляться… известно, кто занимает все её мысли.
Агнесса поняла, что этот рассказ будет не слишком весёлым и радостным. Впрочем, такие истории очень часто нравились слушателям даже больше. Им было по душе замирать, трепетать от игрушечного, не настоящего страха, волноваться и сопереживать герою, который с честью и отвагой преодолевал все испытания, что выпадали на его долю, и в конце неизменно обретал заслуженную награду.
В процессе повествования, девушка бурно жестикулировала, «разрывая» пальцами воздух и являя глазам гостей батальные картины, или места, куда нелёгкая доля заносила рыцаря. Известное дело, вдохновение она черпала в том, что видела ранее – будь то яркий сон или запоминающаяся черта. И, всё же, порой она нарочно меняла то, что видела. Так, например, Долина Сумрака на побережье Чёрного Моря должна была «инвертировать» то, что она увидела там, за Гранью, после инцидента с книгой. В «окне», раскрытом её руками, люди должны были увидеть кипящее море с иссиня-чёрными волнами, и бесконечное мглисто-серое небо. Однако отчего-то воображение в этот раз отказалось ей подчиниться, и Долина Мёртвых предстала перед всеми в первозданном виде: тусклая и безжизненная равнина с рваными чёрными небесами, извергающими белоснежные молнии. Агнессе спешно пришлось подстраивать повествование под эту картинку.
Люди ахали, шёпотом ругались и слегка прихлопывали в особенно жуткие моменты – когда рыцарь сражался с демонами, когда сама Сила восставала против него, когда подлая Морозная колдунья пыталась завлечь его в свои сети. Агнесса не прерывалась ни на секунду, вдохновлённая чужим вниманием, и, при этом, почти ничего не замечала вокруг. И, всё же, когда рыцарь поборол всех врагов и получил свою награду, девушка ощущала себя выжатой и истощённой, пускай и по-своему счастливой.
Подняв взгляд в зал, она замерла от неожиданности – оказывается, к привычному собранию людей нынче присоединилась троица Ши. Они сидели закономерно чуть в стороне, и с пугающей синхронностью и неподвижностью наблюдали за выступлением Агнессы. Утончённая внешность, характерная для их породы, была подчёркнута элегантностью их нарядов – дорогие ткани, изящная вышивка, нежные кружева… Ши олицетворяли собой красоту и гармоничность природы. Тем не менее, как бы ни нравилось и не льстило Агнессе их присутствие, она не могла не чувствовать, какое напряжение висит в зале из-за них. Особенно теперь, когда зрители вышли из-под влияния Сказки и начали оглядываться, равно как и обмениваться впечатлениями – и, естественно, заметили гостей из Полого Холма.
Агнесса быстро сделала несколько глотков из стоящей рядом чашки, чтобы освежить горло, и тут же, поймав секунду затишья в толпе, запела. Это было второй частью «пятничного вечера», где девушка исполняла лирические баллады, военные романсы или залихватски-удалые, немного фривольные песенки. Последние, обычно, подхватывались всеми, и тогда весь паб едва не шатался от мощного, хоть и не совсем стройного, хорового пения.
Сейчас Агнесса пела мягкую и полную тихой грусти осеннюю мелодию. Людей нужно было отвлечь, а затем, чтобы рассеять внимание окончательно, она планировала закатить нечто «для большинства» – бравурный марш. Но пока было достаточно того, что гости затихли – хотя бы из уважения к ней, а не обсуждали новоприбывших Ши.
Один из них, тем временем, движением пальца подозвал Пенни, и передал ей какой-то свёрток, кивком указав на Агнессу. И Пенни, упрямица Пенни, ненавидящая «нелюдей», безропотно подчинилась, даже не предпринимая попытки взглянуть на то, что было в её руках. Когда она подошла к столу, на котором сидела Агнесса, девушка увидела, что взгляд блондинки был пугающе пустым и отсутствующим. И лишь положив свёрток на красную ткань рядом с Агнессой, Пенелопа словно очнулась, быстро моргнула и отпрянула назад, изумлённо и испуганно таращась по сторонам. Очевидно, Ши для надёжности решил использовать их особый «фейский» шарм – разновидность чар, безусловно неподвластная людям, и оттого особенно пугающая.
Не прекращая петь, Агнесса скосила взгляд вниз, и увидела, что подарком оказался кошель из тончайшей кожи с лёгким лиственным орнаментом по краю. Очень дорогой, сам по себе, он был, ко всему прочему, ещё и не пустым, но заглядывать внутрь девушка постеснялась, хотя любопытство вовсю снедало её.
С другой стороны, подношение от Ши славно подстегнуло остальных, и от столиков начали отделяться «делегаты», собирающие плату со своих компаньонов и переправляющие ту в тот самый мешочек. Вечер продолжался своим чередом, и Агнесса запела популярную военную песню. Радостные возгласы не заглушили сильного и звонкого голоса девушки, а, через несколько секунд, гости подхватили слова и принялись отбивать ритм ударами кулаков и кружек по столешницам. Все были довольны и счастливы…
Почти.
На лицах Ши одновременно отразилось неприкрытое отвращение, и один из них – самый младший с виду, с иссиня-чёрными длинными волосами, вытащил из сумки тонкую свирель, и внезапно заиграл. И в этот же миг исчезли все голоса – кроме одного, принадлежащего Агнессе.
Люди, беззвучно раскрывающие рты, испуганно задёргались, кто-то схватился за горло, кто-то начал кашлять. Ритмичный стук прекратился – послышались звуки отодвигаемых стульев, поскольку определить виновников происходящего было совсем несложно, даже если бы один из них и не играл на зачарованной свирели. Во всех бедах вини чужаков – негласный, но неоспоримый и вездесущий закон.
Агнессе стало неловко и даже немного страшно, но она допела куплет в этой неестественной тишине, не желая оставлять незаконченной музыкальную фразу, а затем легко кивнула всем, благодаря за внимание. Что ж, концерт, безусловно, можно было считать законченным – слушать нежный девичий голосок в пабе можно было разок, для мечтательного настроя, но большинство сюда приходило погорланить удалые песни. А этого развлечения, очевидно, сегодня не ожидалось…
На Ши смотрели угрожающе, с опаской, недовольно, ненавидяще. Ши потягивали эль и щёлкали орешки, как ни в чём не бывало. Агнесса бросила взгляд на хозяина за стойкой, и отметила, что тот также крайне напряжённо прислушивается к зарождающемуся недовольству в массах.
Проблема заключалась в том, что все трое Ши были вооружены. Изящные, как и они сами, длинные узкие клинки покоились в набедренных ножнах. И обычно ни у кого не хватало глупости или смелости вообразить, что Ши нацепил оружие в качестве украшения. Немногие также знали, что далеко не все феи имели право носить клинки, но уж если они были при Ши – можно было не сомневаться, что владеет он им виртуозно.
– Слы, остроухие, валите отсель, всю малину поганите! – раздался одинокий недовольный выкрик. Автор его, вероятно, сидел далеко от столика Ши, и не видел мечей. Нестройный хор других злых и раздражённых голосов, судя по всему, также принадлежал не слишком умным или не слишком наблюдательным гостям. Агнесса на миг мученически прикрыла лицо ладонью, и незаметно, пока внимание большинства оказалось поровну разделено между Ши и разжигателями смуты, привязала тот самый кошелёк к своему поясу, вместе с увесистой сумочкой. Конечно, в основном там была мелочь – пенни и гроуты. Изредка попадались даже шиллинги – всё-таки сюда приходил и довольно зажиточный народ, могущий позволить себе ужинать в пабе.
Недовольство в зале шло по нарастающей, пока не достигло критической точки, и один из посетителей – мужчина средних лет и неопределённой наружности, – вскочил на ноги и запустил в сторону столика Ши кружку с остатками пива, подкрепив свой жест замысловатым ругательством.
Кружка, пролетев сильно выше стола, ударилась о стойку и покатилась по полу. Однако именно остатки пива цели достигли, не слишком обильно, но всё же оросив камзол того самого, молодого и черноволосого Ши. В пабе вновь повисла просто-таки гробовая тишина.
«Нет-нет-нет…» – простонала Агнесса мысленно, невольно съёжившись и с ужасом ожидая развития событий. Как себя поведут оскорблённые Ши – оставалось только гадать.
Ждать долго не пришлось – поднялся, правда, старший. У него, единственного, были очень резкие и словно «определившиеся» черты, а в рыжевато-оливковых волосах серебрилась седина.
– Кто виновен в этом? – ровно, очень спокойно и даже мягко спросил он.
Но Агнесса не позволила обмануть себя этой мягкостью – она видела изумрудные глаза Ши, и буквально кожей ощущала его ярость. Диким усилием воли девушка заставляла себя не заныть от ужаса и каким-то чудом ещё удерживалась от того, чтобы забиться под стол.
Мистер Оливер, судорожным и нервозным жестом вытирая руки полотенцем, вышел из-за стойки и с кривоватой улыбкой приблизился к Ши.
– Господа, примите извинения, это было недора… – осёкшись и не договорив, он уставился вниз, себе на грудь, в которую аккуратно вошло остриё того самого узкого клинка. Никто не успел заметить, как и когда Ши извлёк оружие, и уж тем более – как был нанесён удар. Зато всем было ясно видно, как по белой сорочке начинает расплываться ярко-алое пятно.
Ши, не приложив вообще никаких видимых усилий, выдернул клинок. Парой движений скользнул плоским лезвием по плечу мистера Оливера, вытирая его кровь о его же рубашку, и убрал меч в ножны.
– Виновный назвался. Более мы не в претензии, – всё те же спокойным тоном проговорил он, и вот тут уже с присутствующих словно сдёрнули пелену оторопи.
Разом закричали все. Кто-то с треском и грохотом сломал стул, чтобы получить аж четыре дубинки, у кого-то были припасены ножи… совершенно очевидно, что Ши теперь никто не собирался так просто отпускать. Впрочем, хватало и тех, кто при виде упавшего Гилмура ломанулся прямиком к дверям, не рискуя ввязываться в драку.
Агнесса же кинулась к хозяину, который растянулся на полу и судорожно царапал грудь пальцами. Вцепившись в рубашку на плечах, девушка потащила его в сторону стойки, что было не так-то просто, учитывая вес мистера Оливера, но упрямства ей было не занимать.
Под стойкой обнаружилась съёжившаяся Пенелопа, и Агнессе пришлось подавить приступ раздражения – могла бы и помочь тащить! – но вместо этого она быстро скомандовала:
– Соль. Дай мне соль, сейчас же, – сама же ножом вспорола рубашку на груди мистер Оливера и слегка прикусила нижнюю губу – воздух кровавыми пузырями вырывался из раны в ответ на каждый судорожный вздох мужчины. Пенни, к счастью, решила сейчас не вспоминать о своей боязни крови, и быстро подсунула Агнессе солонку.
– Спасибо, – машинально проговорила та и, быстро глянув в затуманенные болью глаза мистера Оливера, сыпанула солью на открытую рану. Мужчина закричал – впрочем, в общем шуме этот крик просто потонул. Агнессе же повезло, что этот всплеск боли отправил невольного пациента в забвение, а не заставил брыкаться, ведь в противном случае…
Она прикрыла глаза, сплетая ладони и укладывая их поверх раны, закрывая ими напитавшуюся кровью соль, и аккуратно, понемногу начала вливать в эту точку Силу. То самое бытовое ведовство, один из базовых элементов, запирающих кровь – не требующий ни особого ума или навыка. Только склонность. В этом была явная загвоздка, поскольку не находилось желающих обнаруживать в себе ведьмовские задатки, но Агнесса просто не могла пройти мимо такого доступного и действующего псевдо-заклинания. А сейчас ей было немного наплевать, донесёт на неё Пенелопа или нет. Важным было остановить кровотечение и затворить рану, чтобы мистер Оливер попросту не захлебнулся кровью.
В общем зале творилось правосудие.
Точнее, его подобие, в том виде, как его понимали местные завсегдатаи. Ши, несмотря на все свои таланты, уступали людям в численности, и постепенно оказались оттеснены в самый угол, что, впрочем, сыграло им на руку – можно было не опасаться за тыл. В таком положении они могли бы продержаться очень долго, пока раненых разной степени тяжести не стало бы больше, чем нападавших, но судьба им не благоволила.
Некий тип, одетый в заводскую робу механика, протолкался вперёд, что-то крепко сжимая в кулаке, и нарочито грубовато рыкнул:
– А ну разойдись, братва! Щас я этих ублюдков выкурю! – и с этими словами раскрыл ладонь, чтобы окружающие могли увидеть чёрный с серебристыми вкраплениями крупнозернистый песок.
Порох. Редкое алхимическое вещество, используемое для розжига муфельных печей, горящее очень долго без какой-либо подпитки и дающее невероятно высокую температуру. Для активации горения хватало ничтожных магических задатков и школьных знаний алхимии.
Люди вокруг «поджигателя» с криками рванулись в разные стороны, даже невозмутимые Ши напряглись и стали посматривать в сторону окон. Гарри ринулся было наперерез владельцу пороха, но не успел – парень поднёс ко рту кулак, и с усилием выдул его содержимое, распыляя по сторонам.
Загорелось всё и разом. Стены, потолок, стёкла, лестница и лампы. Тут уже стало не до преследования Ши – шкуру спасти бы, так что все, кто мог, рванулись к распахнутым уже дверям. Гарри, чертыхаясь, заглянул за стойку, увидел там Агнессу, сосредоточенно приматывающую тряпкой соляную корку к груди Гилмура, и Пенни, которая не менее сосредоточенно отковыривала кассу, привинченную к стойке. Быстро сориентировавшись, вышибала подхватил хозяина подмышки и потащил прочь, кивнув Агнессе, чтобы та взялась за ноги. Напоследок Агнесса ещё успела ударить по кристаллу, вызывающему пожарную команду, после чего вдвоём с Гарри они вытащили мистера Оливера наружу, на безопасное расстояние. Следом за ними с кряхтением выбралась и Пенелопа, таща в объятиях ящик, набитый деньгами.
– Пенни… – очень ровно, тоном, не терпящим возражений, Агнесса позвала официантку.
Та с удивлением посмотрела на девушку, явно не ожидая услышать от неё такой голос:
– Что?
– Бери кэб и езжай к мистеру Вайзу. У него при лавке есть медицинская комната, и он сегодня точно должен быть на месте. Ящик прихвати с собой. Гарри, – повернулась в сторону вышибалы, – езжай с ней. Я дождусь пожарных и полицию.
Почему-то Агнесса совсем не удивилась, когда они оба подчинились ей беспрекословно. Для неё сейчас в принципе не существовало реальности, где кто-то мог бы перечить. Накатилось странное, всепоглощающее спокойствие вместе с глубинным прозрением – как поступать правильно, и вместе с этим абсолютная уверенность, что окружающее должны делать так, как она скажет.
Она стояла перед горящим «Очагом» с отстранённым спокойствием наблюдая, как языки пламени пожирают его изнутри. Люди бегали вокруг, суетились, пытались тушить – но попытки были тщетными, здесь могли помочь только настоящие укротители огня со специальными заклинаниями. Огонь ревел, дерево стонало и трещало, ломаясь и оседая внутрь, на горящую мебель, стекло со звоном лопалось – крепкий алкоголь лишь добавлял жару.
Агнесса подозревала, что её поведение сейчас – ненормальное. Что ей следует тоже метаться в панике, кричать, плакать, заламывать руки – и всё это действительно происходило, только очень глубоко внутри неё. Но она не могла позволить себе выплеснуть это отчаяние наружу, пока не будут решены формальности.
Первыми прибыли пожарники, которым ничего не нужно было объяснять – они просто оцепили паб и очень буднично и слаженно занялись своим делом. Подозрения Агнессы подтвердились – тушить его и не собирались, просто изолировали пламя, чтобы оно не перекинулось на соседние постройки.
С полисменами разговор был недолгим – Агнесса кратко обрисовала ситуацию, свидетелем которой была сама, довольно обтекаемо, правда, заявив, что взялась оказывать первую помочь мистеру Оливеру, но не стала уточнять, каким именно образом. Ту часть, что касалась поджога, она достроила сама, по крикам, доносящимся из зала, только, увы, никак не могла описать внешность поджигателя. Полицейские почему-то решили, что за поджог также ответственны Ши, и сразу после этого им «всё стало ясно». Агнесса подумала и решила, что не хочет с ними спорить – бестолку. Поблагодарив её за сознательность и получив сведения о том, где сейчас находится мистер Оливер с другими двумя свидетелями, они направились к мистеру Вайзу, а девушка зачем-то решила остаться здесь, и проследить за работой пожарников.
Паб прогорел далеко за полночь. Зеваки приходили и уходили, о чём-то спрашивали Агнессу, а она отвечала – ровно и вежливо. И только когда от паба осталось одно пепелище с обгорелыми чёрными стенами, она сумела заставить себя развернуться и пойти домой.
Ночь была тихой, и, несмотря на отсутствие рядом Гарри, Агнессе было почти спокойно. Смутно она продолжала чувствовать, что за ней наблюдает тот самый некто, и даже на миг мелькнула мысль помахать куда-то в том направлении рукой – просто так, из вредности, – но она оказалась быстро сметена одним вопросом: что теперь делать?
Мельхиора нет, паба нет, работы, соответственно, тоже нет. Работу нужно будет искать, а это не один день. Преследователь ещё откуда-то взялся…
Вообще говоря, Агнессе сейчас очень хотелось просто покричать. Во всё горло, прямо так, чтобы аж в Верхнем Лондоне услышали, вздрогнули, ну и, непременно, чтобы стёкла зазвенели. Но её останавливало воспитание и мысль о том, что негоже людей по ночам тревожить. Потому она, конечно, кричала – но беззвучно и про себя.
Дома все спали. Агнесса решила, что всё-таки помоется – просто очень тихо. Волосы и одежда буквально насквозь пропитались дымом.
А ещё ей ужасно хотелось есть – за всей этой беготнёй не удалось перехватить и кусочка еды, так что на её долю достался только завтрак. В надежде раздобыть хотя бы остатки ужина, девушка завернула на кухню и тут же в удивлении замерла – прямо посреди стола на блюдце стояло пирожное – кремовая корзинка, в которую была воткнула горящая свеча. Под блюдцем лежало письмо.
Агнессе очень не хотелось подходить ближе. Она пыталась убедить себя, что это не имеет к ней никакого отношения, что всё это какой-то глупый розыгрыш, но… откуда-то она чётко знала, что письмо адресовано ей. Если бы было иначе – разве опекуны не забрали бы его к себе? Нет, оставили на виду, в поздний час. А кто возвращается поздно? Только Агнесса.
«Боже, за что мне всё это?» – мысленно она глубоко вздохнула, набираясь смелости перед тем, как вытащила плотный конверт, запечатанный сургучной печатью. Сверху, действительно, значилось «Агнессе Баллирано».
Вздохнув ещё раз, девушка села за стол, вскрыла конверт и вытащила оттуда свёрнутый втрое лист бумаги. Развернув, быстро пробежалась взглядом по строкам и на лице её отразилось изумление пополам с неверием. Она бросила быстрый взгляд на календарь, затем снова посмотрела на письмо. На подпись и печать. На дату. На пирожное. А затем почти неслышно застонала, уронив голову на руки.
Попечительский совет передавал мисс Баллирано поздравления в связи с её совершеннолетием, и равно уведомлял, что с этого момента она выводится из-под опеки четы Баллирано. К данному письму также прилагалось её обновлённое удостоверение личности. Иди, мисс Баллирано, на все четыре стороны, ты теперь сама себе хозяйка.
Она, действительно, совсем забыла, что у неё сегодня день рождения. Обычно ей об этом напоминала Лаура, она же и поздравляла всегда, но нынче Лауру опередили.
Крошечная витая свечка продолжала гореть, не стаяв ни на миллиметр. Агнесса, зажмурившись, глубоко вздохнула и задула её, поднимаясь на ноги. Как ни странно, усталости она не ощущала, да и спать не хотелось совершенно – почти противоестественный прилив сил словно подталкивал её действовать.
Забрав со стола письмо и пирожное, Агнесса тихо поднялась к себе и вытащила из сундука небольшую сумочку, в которой она хранила все свои сбережения.Рядом положила подаренный Ши кошель и сумку, куда она сегодня собирала жалованье. На первый взгляд, считая те самые полсотни фунтов, сейчас у неё собралось чуть больше полутора сотен. Нужно будет подсчитать, сколько ей насыпали сегодня слушатели, но едва ли там наберётся больше фунта. Всё равно… Лауре так будет удобнее.
Агнесса замерла, сидя на кровати с прижатой к груди сумочкой. Она не поняла, откуда и как у неё в голове не просто возникло, но уже оказалось принято это решение – уйти. Взять нужную сумму для билета в Бирмингем, собрать вещи, оставить Лауре инструкции и… просто уйти. Совсем одной, в никуда, ничего не зная, имея лишь примерное представление о том, куда ей надо попасть.
Но… где же ей ещё искать ответы на вопросы о демонах, как не в лучшем во всей Европе университете магии? Да и сколько можно откладывать этот вопрос? Она, конечно, не предполагала, что уйдёт вот так сразу, но все обстоятельства умудрились сложиться один к одному так, что иного выхода не оставалось. Она не знала, как Магрит отреагирует на письмо из попечительского совета – возможно, что и никак. Агнесса была ей слишком удобна… но теперь, без работы, всё могло измениться в худшую сторону.
Девушка осознала, что плачет и совсем ничего не может с этим поделать. Страх душил её, и не только за себя, но и за детей – как они здесь останутся? Не будут ли их обижать? Лаура умница, безусловно, но кто защитит её саму? А близнецы? Они такие хрупкие, даже более чем Дэмьен, пускай тот и был вдвое младше.
Чудовищным усилием воли она заставила себя прекратить истерику и прогнать эти сомнения, поскольку если начать закапываться в них – получится, что никуда и никогда она не уйдёт. Только вреда от этого наверняка будет намного больше. Чтобы отвлечься, развязала тесёмки подарка Ши и в первый миг даже не поняла – на ладонь, вместо монет, высыпались прозрачные камушки. Нахмурившись, девушка поднесла светильник ближе и поражённо ахнула – каждый камушек был тончайше огранён, даже самый маленький. И лишь после этого она додумалась проверить подарок, пропустив магический импульс через горстку камней, и внутренне задрожала от чистого и ясного ответного резонанса.
Для ювелирных изделий они подходили хуже, чем обычные бриллианты, но были прекрасными концентраторами и накопительными элементами. В мешочке их оказалось две полных пригоршни.
Впрочем, Агнесса их стоимости не знала, просто слышала, что Алмазы Ши были крайне востребованы в колдовстве. Стало быть, могут пригодиться ей во время обучения.
Сложив все денежные сбережения на кровати, Агнесса на цыпочках спустилась вниз и наскоро, хотя и весьма тщательно, помылась. Грязную одежду она уложила в отдельный свёрток, решив, что постирает, когда доберётся до места назначения, а сейчас переоделась в чистое дорожное платье. Собрала вещи – все пожитки её уместились в небольшой дорожный саквояж, используемый для хранения старых тетрадей и книг. Всё это добро она выложила на стол. Отдельно довольно бережно сложила светло-голубое платье, праздничное и очень ею любимое. По мнению Лауры, оно было немного старомодным, но Агнессе очень нравилась нежная кружевная отделка пояса и вытачек на груди. И оно было достаточно закрытым – под самое горлышко, что девушке было ещё больше по нраву.
Когда все вещи были собраны, девушка пробралась в спальню к малышне, где спала и Лаура, и осторожно её разбудила. Видя, что она, сонно моргая, что-то пытается спросить – прижала палец к губам и поманила за собой. Лаура не особо переживала по поводу конспирации и, сонно зевая, пошлёпала босыми ногами следом за сестрой, кутаясь в тонкий плед и мало что соображая. Лишь оказавшись в комнате Агнессы и увидев небольшой «погром», Лаура проснулась окончательно и настороженно посмотрела на девушку.
– Так. И что это значит?
Агнесса, чуть подумав, просто протянула ей письмо, осознав, что по привычке преследует так же и цель натаскивать младшенькую в чтении. Лаура, нахмурившись и подслеповато щурясь, принялась продираться сквозь исполненные канцелярщины формулировки, но когда добралась до сути – резко вскинула взгляд на сестру.
– Ты…
– Паб сгорел. Работы пока нет, и когда будет – неясно, – быстро и тихо проговорила девушка, сев на кровать и приглашающе похлопав рядом с собой. Лаура неуверенно села, сжимая в кулачках края пледа и хмурясь:
– Понятно. И куда ты хочешь идти?
– В Бирмингем.
Личико девчонки исказилось изумлением и лёгким страданием.
– Это же так далеко!
– Тише… да. Но не волнуйся… думаю, я смогу устроиться там на работу. Буду регулярно высылать тебе деньги. А пока – возьми, это на первое время. Здесь примерно сто фунтов.
Лаура вытаращила глаза, ошарашенно глядя на протянутую сумочку.
– Агни, это же… как это? А ты?
Девушка тихо рассмеялась, прижав к себе сестру и укачивая в объятиях.
– Я для вас копила. Не могла же я уйти, ничего не оставив тебе и малышам? Только постарайся сделать так, чтобы Магрит не узнала, хорошо? Спрячь как можно надёжнее. Трать разумно.
– Агни… – Лаура всхлипнула судорожно, но тут же затихла, борясь с подступающими слезами.
– Так, ну-ка… нечего тут реветь. Я не на другой конец света плыву, в конце концов! Есть почта, я сразу же напишу тебе, как только смогу. Обещаю. И ты мне тоже обязательно пиши потом, хорошо?
– Хор-рошо, – чуть заикнувшись, откликнулась девчонка, прильнув к плечу сестры и тихо сопя. – А чего ты Сандро не сказала?
– Потому что Сандро – мужчина, и его сейчас мало что волнует, кроме рабочих смен. Да и… ну серьёзно, разве будет он с вами заниматься счётом и письмом? – Агнесса ободряюще улыбнулась и потрепала Лауру по макушке:
– Ладно… съедим пирожное? А то я проголодалась страшно, если честно.
– Давай!
Разделив сладость пополам, сёстры в несколько укусов расправились с корзинкой, причём Агнесса продолжала испытывать муки совести от того, что не разделила десерт со всеми – но пирожное было слишком маленьким, а семья была слишком большая…
Посидев ещё немного и обсудив с Лаурой дальнейшие планы, Агнесса поняла – нужно прощаться. Очень не хотелось, но младшая и сама всё поняла без слов – скуксилась, сморщилась и быстро отвернулась, буркнув «подожди минутку», после чего прошмыгнула к себе. Вернулась действительно быстро и очень деловито сунула Агнессе в руку нечто маленькое, блеснувшее золотом.