И. А. Старцев
К новой философии
16.1. Онтология на примере с яблоком
Чтобы объяснить различия в интерпретации нижнего (онтологического) уровня квадрата, то нам следует обратиться к Модели. Возьмём, к примеру, утверждение <яблоко есть фрукт>. Если сопоставить его с Моделью, то на уровне 6 мы найдём контекстуальную, умственную категорию как фрукт (Пульс) первичнее объекта <яблоко> (Ткань) и являющегося его эссенцией. Но если посмотреть на квадрат, то фрукт, если я его правильно рассматриваю как форму яблока, будет иметь вид не А (в случае с уровнем Модели, так как там только два элемента, то не-А), как А не существует, онтологически, а это значит, что фрукт можно описать как не яблоко (не-яблоко, если мы рассматриваем только два варианта), а что-то другое, что будет соотноситься с яблоком, но предшествовать ему. Получится здесь не связь подчинённая, как между чем-то одним и всеми вещами (связь вертикальная), а между чем-то одним неограниченным и одним конкретным его эквивалентом (горизонтальная связь), но тут показывается то, как яблоко становится, или откуда происходит, а именно из фрукта, как категории, которая должна быть, по отношению к яблоку, априорной.[68] Сложность имеется здесь в том, что фрукт здесь ни в коем случае нельзя понимать конкретным объектом, а лишь умствованием, или словом. Тогда яблоко есть фрукт будет ложно, но и, интереснейшим образом, ненаивно, если смотреть только с точки зрения квадрата, потому что получается как бы, что мы вбираем яблоко в свой ум, делая яблоко в данном случае несуществующим, объектом чистого ума.
С таким углублением мы определяемся с конца, потому что подчинение категории начинается именно с категории, а не с объекта подходящего для подчинения. Однако, в наивном, обыденном языке, мы говорим именно так, что начинаем с конкретного объекта, а заканчиваем элементом нашего ума, который, в силу своего следования в конце, обретает ауру неопределённости. Таким утверждением как <яблоко есть фрукт> мы получаем не ответ на вопрос о яблоке, а лишь мысль о яблоке, что является круговым мышлением и, следовательно, ложным в плане пустой аргументативности и недостаточным для закрепления отсылки в нашем уме, так как это тавтология, не предназначенная что-либо объяснять или разъяснять. Однако, даже если это верно, то мы всё равно не сможем с полной уверенностью утверждать, что <яблоко есть фрукт> аналитическое утверждение, а <фрукт (не-яблоко) есть яблоко> синтетическое, если следовать различению Канта. В данных суждениях мы лишь учимся различать продукты умственной деятельности от реальных объектов, к которым отсылает нас такой удобный инструмент ума как язык. Другой вопрос может стоять в правильности называния <яблочности>, как эссенции, фруктом, но мне кажется это тривиальным, как и конфликт между словесным обсуждением объекта и обсуждением самих слов, так как всем и так понятно, что объекты не могут быть словами, а слова – объектами, хоть мы и принимаем первое не в буквальном смысле, а лишь в переносном.
Если теперь мы разберём эти два выражения <яблоко есть фрукт> в наивном и ненаивном вариантах, то в наивном выражении подразумевается, возможно, обусловленность (точнее, материальная импликация): де, если яблоко, значит фрукт, но в ненаивном такое суждение не проведётся. Оно будем таковым: только если фрукт есть яблоко, то (наивно) яблоко есть фрукт. В наивном эквиваленте фрукт есть лишь качество яблока, приписанное ему умом. В ненаивном же, фрукт будет иметь более обширное значение, нежели лишь как второстепенное свойство яблока. Это будет именно форма (структура, эссенция) яблока, которая не сводится к чему-то простому, но которая будет ещё, вдобавок, относиться к определённым органическим тканям.
В таком обсуждении мы можем заметить различие между обыденным, контекстно-свободным языком, который повсеместно использует метафоры, и философским языком онтологического толка, которым я здесь пользуюсь. Случайные метафорические суждения типа «А есть не А» бывают ещё одного вида. Он применяется для понимания абстрактного конкретным, например «Аргумент есть Война» (популярная американская метафора; там никто не задаёт вопрос что такие война), «Жизнь есть Свет» (метафора из русской культуры, где обычно не задают вопрос что такое свет) и другие. Этот вид отличается от того более обыденного, который мы до этого обсуждали и который даже не понимается как метафора, а скорее нечто само собой разумеющееся, то есть это когда мы подводим конкретное под абстрактное, где <яблоко> – это конкретный объект, а <фрукт> – абстрактная категория.
Все эти суждения случайны именно потому, что они не зависят от контекста, и мы это читаем в самой их форме, где «не А» – отрицание предметности или конкретного предмета. Мой философский тип суждений придерживается формы «не-А есть А», где мы начинаем из контекста («не-А») как отрицания не самого предмета или его предметности, а самого ограничения, которым любой предмет наделён, но при этом мы выделяем конкретный предмет необходимо из контекста, из которого он образован. Тут можно тоже выделить два вида суждений: онтологические максимальные и онтологические упрощенные. Максимальные суждения выделяют предмет из его непосредственного контекста, то есть мы выходим из реально существующего неограниченного к реально существующему ограниченному. Это суждения типа «Разум есть Мозг» или «Душа есть Сердце». Онтологически упрощенные суждения более необыденные, чем эти, и с ними ещё предстоит работать как логикам, так и обычным людям, когда наша культура ещё разовьётся, а именно <фрукт есть яблоко> и другие по типу <категория есть объект>, то есть чтобы не отходить от реальности, устремляться в абстрактную мысль, как в обыденных метафорах, а чтобы, наоборот, <заземляться>, устремляя свой взгляд лишь к конкретно существующему, как на примере, «Что такое фрукт как мысль? так это же яблоко, вот оно!»
Второй вид контекстно-свободных метафор нам только косвенно помогает понять конкретное посредством абстрактного, а первый их вид, ещё называемый концептуальными метафорами, проецирует свойства конкретного на абстрактное, что так же не позволяет выпутаться из абстрактности, ведь строится он лишь на вопросах именно о ней, независимо от непосредственного контекста. Некоторые, как В. В. Налимов, кто желает создать новый метаязык, считают, что логика и математика одинаковы, но тогда им стоит согласиться, что мышление и язык так же соответствуют друг другу. Однако, в нашей культуре они ещё не настолько равнозначны, хоть мышление и может быть эквивалентно языку в том виде, как предложено выше.
16.2. Закон становления
Мы можем изобразить закон становления визуально в логическом квадрате как стремление к конкретному (Идентичности).
Рисунок 15: Логический квадрат
Интересно, что с помощью логического квадрата на самом деле описывается аксиоматическое «доказательство» (новая аксиома), показывающая, что метафизика у Рэнд не полностью неверна, а просто неполна. Причиной этому служит тот факт, что Рэнд начала с сущего как своей главной аксиомы, то есть что <сущее существует>, или бытие есть тождество, или, как указывает Леонард Пейкофф (2012b, лек. 5; 2013, гл. 2.3), <всё есть что-то>. Сущее может быть «проверено» только логически, если это можно назвать «проверкой», которой присущ гносеологический подтекст. С другой стороны, знание из восприятия может быть проверено гносеологически.
Критика культуры Станиславом Лемом касалась метафизического аспекта в связи с её «эмпирической безосновательностью» (Лем, 2008, стр. 586). Чтобы избежать такой критики, вращающейся вокруг риторических терминов «рациональное» и «эмпирическое», смешанных Кантом на одном уровне, понятие культуры должно видоизмениться в нашем веку, полноценно соединившись с метафизикой. Видимо, следующий великий синтез, как синтез философии и логики Аристотеля (интеграции философии Платона) и синтез философии и религии Аквинского (интеграции учения Святого Августина), – это синтез философии и культуры, в первую очередь посредством и на основе новой метафизики (интеграции метафизики Айн Рэнд). Культура в моей метафизической интерпретации – это центр динамики Бытия и Небытия. Данная метафизика становится метаметафизикой в том случае, когда она используется для структурирования других метафизических теорий. Далее мы рассмотрим возможность такого структурирования и существования метаметафизики с точек зрения и на примерах культуры, истории и религии.
17. Цикл великой цепи бытия
Причина, по которой есть на свете атеисты, сводится к тому, что некоторые теисты совершенно неправы. Две стороны конфликта сегодня обязаны своим конфликтом теистам, которые совершили ошибку и сохраняют её уже более чем две тысячи лет нашей эпохи, начавшейся с рождения Иисуса.
Иисус учил двум великим заповедям:
1) «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душою твоей и всем разумением твоим» (Матфея 22:37);
2) «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Матфея 22:39).
Нашему разуму неявно – то есть, в данном случае он может основываться лишь на вере, – что обе заповеди необходимы и не противоречат друг другу.
Давайте сравним первую заповедь с заповедью иудеев: нам следует бояться Бога и соблюдать его десять заповедей. Иудео-христианская религия соединила страх и любовь по отношению к Богу. Но всё же мы не способны интегрировать страх и любовь (в следующей главе будет сказано больше на эту тему); мы можем только превзойти любовь страхом. Именно это мы и делали всю нашу историю.
Идеалисты неверно истолковали Иисуса и мисинтегрировали христианство с иудаизмом. Размывание исконной веры Христа происходило по мере компромиссов, сделанных его главными апостолами (Петром и Павлом) с Греко-римскими религиозными культами и философскими учениями. И что же мы получаем в результате смешения страха с любовью? Когда мы смешиваем страх с любовью, мы получаем страх, потому что аналогичное есть и в традиционной логике: когда мы смешиваем истину с ложью, то следствием оказывается ложь. Мораль этой истории заключается в том, чтобы не смешивали страх с любовью, а всегда выбирали только любовь.
Но большинство идеалистов только выбрали и, не обращая внимания на контекст, абсолютизировали в догму первую заповедь Христа, а затем перестали заботиться и о второй. Изоляция, вызванная воспринимаемым превосходством и накоплением богатства и власти в руках меньшинства, обострилась в расслоении общества на классы. Мы увидели разногласия в том, как христиане обходились с людьми на протяжении истории, были эти люди язычниками ли, еретиками или голодающими рабочими. Как же они могли так поступать? Как можно любить другого, если Вы ещё не научились любить самих себя? И это вина материализовалась в альтруизме материалистов, которые, конечно же, отбросили первую заповедь и даже противостояли ей, таким образом, вызывая совершенную имплозию неправильно понятых учений. Но это было неизбежное и естественное следствие, так как мисинтеграция ведёт к дезинтеграции. Концепция Бога у Иисуса выходила за пределы того, что большинство людей могли понять на протяжении двух тысяч лет со дня его рождения.
Сопротивляясь, пренебрегая, а также прячась от истины о том, как правильно соблюдать эти заповеди – вот чем занимаются многие сегодня и что делали они вчера. Как и многое другое, однако, окружающие вещи меняются, и затем туда же за ними последуют упорствующие люди со своими окостенелыми взглядами на мир. Теперь давайте начнём целительные процессы; давайте примем помощь. Активная, недостающая составная часть никогда не была утрачена; она всегда была с нами, так как эта часть и есть мы, каждый сам в себе индивидуально.
Так чему же действительно учил Иисус? В Книге Урантии Настройщики Мышления отождествляются с фрагментами Бога, находящимися в каждом разумном существе, в котором горит искра нравственности и которое совершало моральные поступки. Хоть такая современная система убеждений, как предлагаемая Фондом Урантии, и обнародует исконную веру Христа, у меня затаились некоторые сомнения по её поводу, потому что этика из Книга Урантии всё ещё альтруистична, а мы видели, как такой самоотрицающий и лицемерный альтруизм досаждал человечество на протяжении его истории на земле. Моя трактовка того, чему Христос пытался нас научить, намного проще. Чтобы любить Бога, мы должны любить самих себя, потому что Бог уже внутри нас, в нашем интегрированном сознании, в гармонии, существующей между нашим разумом и душой, тем местом или процессом под названием любовь. Иначе это можно назвать нашей будущей реализацией Бога, начинающейся внутри нас, в том, как мы ценим и любим себя. Итак, чтобы понять Бога, нам сначала нужно понять или познать самих себя.
Мы не должны быть самоотверженными. Нам следует всегда исходить из самих себя, и только так мы сможем любить! Именно так мы получим необходимый энтузиазм к такой любви: из самих себя.
Важно начать с нашего собственного сознания и затем развиваться в отношениях с другими, чтобы восходить к Богу. Я не представляю другого пути восхождения к Богу. И мы можем познать такой путь, основываясь на логике.
17.1. Логика восхождения
История, начиная с воплощения Христа на земле, проходила по нескольким этапам: становление христианской веры и духа, идеализованный стаз (тёмные и средние века), усиление идеализма (Ренессанс и Эпоха Просвещения),[69] разрушение идеалов (конец Просвещения, революции и войны), усиление материализма в современную эпоху пессимизма, постмодернизма и нигилизма и, наконец, новая эпоха становления, грядущая день ото дня.
Цикл, как качающийся маятник, прост, когда мы рассматриваем его в его последовательном развитии вперёд:
не-A есть A (становление)
A есть A (стаз)
A есть не-A (разрушение)
не-A есть не-A (стаз)
не-A есть A (становление)
Заметьте, как цепочка соединяется и повторяется:
не-A есть A → A есть A → A есть не-A → не-A есть не-A → не-A есть A
И как звенья могут трактоваться по-разному, например:
Зло есть Добро (созидание) → Добро есть Добро (оптимизм) → Добро есть Зло (разрушение) → Зло есть Зло (пессимизм) → Зло есть Добро (созидание)[70]
Некоторые, например Объективисты или революционные марксисты, могут напрасно пытаться вернуться в предшествующие этапы истории (как во времена Просвещения или революций), таким образом, желая сохранить то время, которое прошло. Однако, такие стремления могут только привести к отсутствию исторического равновесия и, следовательно, замедлению прогресса. В конце концов, как и с начала времён, история всегда заканчивается в А (Истине), даже если её пути кажутся столь разнообразными.
Мы можем попробовать лучше разобраться в этой теме с философской стороны. Гносеологически, мы воспринимаем, чтобы формировать понятия, чтобы затем эти понятия деконструировать, чтобы пробраться к ощущениям, которые мы также преобразуем в понятия и которые формируют наши восприятия вновь и вновь, и процесс обновляется. Мы интегрируем, иногда делаем ошибки под названием мисинтеграции, дезинтегрируем что мы мисинтегрировали, преодолеваем наши потери, удаляя себя из того, что мы дезинтегрировали, и затем снова возвращаемся к интеграции, правильному формированию понятий. Мы восходим, и, в процессе реализации нашего восхождения, мы нуждаемся в контрасте нисхождения, чтобы найти уверенности в очередном возвращении к верному пути. Мы начинаем реалистами, и, перед осознанием своих истин, мы идеализуем эти истины и становимся идеалистами, затем скептически проверяем свои идеалы, материализуя их, и переходим или, может быть, скатываемся к материализму, а после нашего разочарования мы снова возвращаемся к реальности. Каждый этап имеет свою логику, каждый – свою риторику, и все неотделимы друг от друга.
Значимый вывод из логического цикла исходит из «бытия», или просто глагола «существовать» в своём продолжающемся мгновении. Вместо сосредоточивания внимания только на части момента бытия, что фрагментирует его, мы можем научиться осознавать момент в его полноте со всевозможными, красиво и логически сплетёнными частицами. Таков был ход нашей истории, когда творение добра закончилось в стазе (равновесии), затем пришёл черёд неизбежного разрушения, затем мы погрузились в стазе зла, и наконец, сейчас, снова возвращаемся к добру.
После нисхождения Сына Божьего в наш мир для того, чтобы помочь нам подняться, мы получили непревзойдённый пример восхождения, хоть он и сгустился в мраке человеческих мучений по причине того, что вышел из ошибки на почве бессознательной тьмы в «распятии за стояние в своей истине» (Дэнрич и Вебер, 1999, стр. 100–101). И с тех пор мы пытались взойти на небеса и стать «бессмертными». Стать «бессмертными» значит лишь стать частями большего целого под названием Сущее, а не превращения самих себя в бездушных машин; эта противоположность отворачиванию от такого нечто и состоит в замене устаревшего пути по направлению к Небытию. Мы учимся на ошибках и разрешаем проблемы вне зависимости от их сложности или даже степени решаемости. Во-первых, мы не должны путать себя с Христом, а лучше всего сыграем в его нисходящую роль с идеалистическим способом достижения истины, а не начиная с позиции знания истины (то есть идеализма). Затем, мы сможем отказаться и от идеализма. Исторически мы послушаемся христовому восхождению и осознаем, что мы восходящие создания божьи; мы лишь пыль, звёздная пыль, возвращающаяся к Богу и становящаяся им, как Христос нам показал. Мы начнём с себя, таких маленьких спутанных созданий, нуждающихся в помощи. Мы были и есть в процессе восхождения с незапамятных времён нашего скромного происхождения. Главное не сомневаться и не терять надежды, даже в сгущающейся мгле и когда наше сознание угасает (смотрите на пример Иисуса из Книги Урантии 187:5.2).
Мы живём во время пессимизма (четвёртый этап), но у нас есть выход из этого состояния: путь реалистов/мистиков (пятый и первый этапы) – эволюция, жизнь и создание Эмоциональной Экономики. И если мы правы и добры, мы прислушиваемся и стремимся осознать всё перечисленное. Путь открыт; теперь нам предстоит действовать. Поделитесь такой новостью и посвятите ей столько времени, сколько она, по-Вашему, заслуживает. Освойте её, обдумайте и сделайте доброе дело сначала себе, активируя своё сознание через осознание абсолютных истин, а затем и другим, показывая на примере как это делается.
Глава V: К новой теологии
18. За пределами страха и бессилия: размышление о природе эмоций
Ранее я недостаточно рассмотрел одно из моих основных предположений. Оно заключалось в том, что мы не можем чувствовать страх и любовь одновременно, точнее говоря, что мы не можем чувствовать их как эмоции. Комментарии к этому сподвигли меня на путь понимания того, как люди представляют себе эмоции.
Я провёл несколько экспериментов, чтобы определить, каким образом мы видим эмоции страха и любви, когда они смешиваются. Среди 31 человека, с которыми я беседовал, только 4 ответили на вопрос так же, как я, что любовь и страх как эмоции не могут переживаться одновременно. Это 13% от общего числа, и я думаю, что нас ещё меньше среди населения в целом. Я пишу следующее размышление, чтобы попытаться объяснить различия в наших взглядах.
18.1. Любовь Бога
Вначале нашей истории, люди начали путать божественную любовь со страхом Божьим, также известным как почитание или благоговение. Даже когда Апостол Иоанн написал, что любовь безбоязненна и что знание (или понимание) и любовь тесно связаны через нас самих и внутри нас с Богом, люди продолжили противоречиво смешивать свои эмоции по отношению друг к другу и к Богу, в особенности. Но послушаем Иоанна здесь: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. … Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. … В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1-е Послание Иоанна 4:8,12,18). Там же любимый ученик Христа говорит, что «мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в неё» (4:16). Это говорится про любовь в душе человеческой. Обратите внимание, что Иоанн жил до раннего Просвещения, когда Рене Декарт успешно (поскольку люди теперь принимают это как само собой разумеющееся, не зная того, что действительно произошло) уменьшил наше понимание души до ума. Наши эмоции впоследствии были сведены к одим только мыслям.
Основываясь на Евангелии от Иоанна, мне не понятна любовь лишь на словах или в мыслях. Но Вам может показаться, что такая божественная любовь, описанная Иоанном, недоступна несовершенным людям как мы. И когда вы возвращаетесь домой к супругам и детям и говорите им, что «любите их», и живёте с ними долго и счастливо, вы думаете, что это эмоциональная любовь, но на одних словах она такой не является. Я говорю о действительной ситуации, которая предполагает динамичные отношения. Ключевые слова здесь – это «ситуация» и «динамичные». Не важно, как вы относитесь к своим супругам или виду деятельности в долгосрочной перспективе, если только они не вызывают эмоции прямо сейчас. Такие связи работают на причинно-следственных отношениях к Вашей реальности и обратно.
