полная версия

И. А. Старцев
К новой философии

Полная версия

24.2. В компании с другими

Что меня больше всего удивило в Рэнд было не только то, что она была философствующей русской антимарксистской писательницей. Как я обнаружил в дальнейшем, философия Рэнд (или добавьте, как некоторые это делают, «так-называемая») уникальна. Да, она частично была вдохновлена Ницше и Аристотелем, но что делает её беспрецендентной и без ясной традиции, так это её масштаб. Масштаб Рэнд в философии шире, чем представляли себе академические философы. И я думаю, что этот масштаб приводит к неблагоприятному мнению, наложенному против неё и её последователей теми, у кого есть философское образование, потому что Рэнд так обобщила философию, что поражённые умы западных историков философии не могут признать этого. Она говорила, что всё имеет отношение к философии, «философии для жизни на земле», даже то, как Вы занимаетесь сексом. А её девиз жить философией показался мне довольно захватывающим, настолько, что я получил магистерскую степень, вдохновлённую работами её, её последователей и тех, на кого она повлияла, среди которых я быстро очутился.

Я провёл больше трёх лет полемики с анти-рэндистами, но до сих пор нахожусь под её влиянием. Я также решил изучить главного её врага и козла отпущения: Иммануила Канта. Важно знать, что именно философия Рэнд привела меня к изучению Канта, этому концу философской нити.

Чтобы изучать Канта, читатель должен быть достаточно академичным и натренированным, так как это большое дело. Усложняют ситуацию мои взгляды на эту тему, потому что я знаю, что за всю историю философия всегда была очень ограниченной областью. Как я сейчас понимаю, мне всегда она нравилась. А тому, что Вы любите, Вы разрешаете свободу, потому что любовь превосходит границы, верно? Значит, философия, моя нынешняя любовь, не может быть загнана в ограничения, как в цепи, тысячелетними, педантичными традициями. Философия гораздо шире, чем её представляли подобия Канта. Итак, возвращаемся к моему изначальному вопросу: Что такое философия? Вы могли бы заметить, что теперь этот вопрос имеет немного другое освещение, которое углубляет его значение.

Много философов думали об определении философии. Я только упомяну два современных обсуждения, чтобы мы лишний раз не обременялись этим вопросом, связанным с давно ушедшим. Мартин Хайдеггер, автор Бытие и время, в ранних трудах считал, что философия занимается действительно важными принципами, а не одними лишь фактами действительности.^[80] В этом отношении, согласно Хайдеггеру, задача определения философии, прежде всего, связана с избежанием ошибок чрезмерного или недостаточного определения. Если философия является самой фундаментальной наукой, более «углублённой» и «высокой» наукой, в которой нет стандартных ограничений или традиционных исторических обусловленностей, тогда ею следовало бы только «жить», и поэтому стоит прекратить задаваться её определением. Вместо этого, определение философии касается динамического отношения между тем, чтобы быть наиболее общим и формальным (как род), включающим всю историю философии, и точным, основанным на опыте (как вид). В рамках этого описания, должны решаться вопросы, связанные с онтологией типа «что» этого объекта в «как» его обладания. Позднее, Хайдеггер отказался от возможности определения философии. Конечно, в конце концов, знание определения философии отличается от фактического философствования, в котором сознание имеет определяющее значение.

Пожалуй, менее мутно, хотя это спорно, Ален Бадью (автор Бытие и событие) объясняет свои взгляды, начиная с основания на комментариях Ницше о том, что наши гносеологические пристрастия ограничены нашими биографиями (Человеческое, слишком человеческое, § 513) и что великие философии, в конечном итоге, являются личными признаниями и мемуарами (По ту сторону добра и зла, § 6). Согласно Бадью, философия исходит из нашей собственной жизни, поэтому он рассказывает девять историй из своей жизни, потому что думает, что смысл философии раскрывается лучше всего математическим и артистическим способами («Философия как биография», Бадью, 2007). Для него, политика, наука, искусство и даже любовь являются надлежащими предметами философского мышления, а сама философия служит для их более универсального обсуждения.

24.3. Делаем философские выводы

Если Вы спросите у меня о том, чем же является философия, то я начну отвечать так: чтобы отличить философию от науки, как это делают все честные и последовательные философы, мы должны различать анализ фактов от анализа человечества как человечества. В то время, как наука рассматривает факты и углубляется в них, открывая, таким образом, больше фактов, философия, с другой стороны, кажется более простым делом, но это не так. Философ должен попытаться понять человеческую душу, то есть законы, по которым мы мыслим, творим, живём, чувствуем и всё делаем. Целые вселенные, которые мы воспринимаем по-своему, и касания, которые оставляем за собой – вся эта забота в интересах философии. Итак, чтобы изучать людей, индивидов в своих традициях, в самых общих и универсальных чертах – в этом смысл, который обозначает философа философом, и более ничего. А если Вы взглянете на эти черты – посмотрите искренне и глубоко, – то найдёте беспредельное, поскольку изучение человеческой природы, как и человечества, не имеет границ. Поэтому я заключаю, что, хотя наши усилия могут показаться совершенно разными, каждый человек добавляет чуточку своего к философии, даже если мы не осознаём наше содействие. И после всех наших попыток понять друг друга, почему бы нам не попытаться это сделать по-философски?

25. Часть первая философского контекста: древние греки

Для того, чтобы раскрыть потенциал философии Рэнд, мы должны сначала конкретно определить Объективизм Рэнд, а для этого нужно, в первую очередь, понять философский контекст. Я собираюсь исследовать философию Рэнд более детально по мере раскрытия моей собственной. Но прежде, чем я это сделаю, нам нужно знать ещё и о других важных философах, кроме Объективистов. Сейчас последует некоторый оригинальный анализ, и я собираюсь на нём задержаться, так как это особенная тема. Если Вы не уверены, что Вам следует читать что-либо из этого, тогда прочитайте для начала любимое эссе Рэнд под названием «Философия: кому она необходима». Если это эссе изменит Ваше впечатление, то можете смело сюда возвращаться.

25.1. Начало западной философии

Самые известные великие мыслители происходят из Золотого века древней Греции (V–III века д. н. э.), следующего за Ионическим Просвещением в VI веке д. н. э. В начале этого периода было много других важных мыслителей, которых иногда упускают из виду из-за предпочтения более поздних философов. По праву, первым западным философом считается Анаксимандр, ученик Фалеса из Милета, первого досократика, поскольку Анаксимандр написал первый философский трактат, в котором успешно интегрировал восточный и западный способы мышления через понятие и принцип Апейрона, беспредельного источника, откуда всё происходит и куда всё возвращается (Купри, н.д.).^[81] Его творческие идеи сильно повлияли на развитие биологии и геологии и основали астрономию и космологию. К сожалению, от великой работы Анаксимандра сохранились только фрагменты, и то лишь в виде выдержек из работ комментаторов. Тем не менее, мы видим, что Анаксимандр повлиял практически на всю досократическую философию, включая Пифагора, который, в свою очередь, затронул и Платона.

25.2. Платон и Аристотель

Как говорят некоторые философы, начиная с Альфреда Норт Уайтхеда, вся западная философия – это «заметки на полях сочинений Платона». Платон был главным идеалистом, «отцом идеализма в философии, политике и литературе», оказав сильное влияние на эти области, как пишет во вступлении и обширном анализе Государства комментатор и переводчик Бенджамин Джоуитт (2008). Ещё Платон построил основание для метафизической науки, научив и вдохновив «первого подлинного учёного в истории» – Аристотеля (Амадио и Кенни, Британника, 2019). И всё же Аристотель был не просто учёным: он не только объединил индуктивный и дедуктивный подходы к мышлению в своей всеохватывающей философии и открыл логический силлогизм, но и создал обьективное искусство риторики, которое является ключевым до сих пор. Недаром пишут исследователи Риторики Аристотеля, что «вся последующая теория риторики – это всего лишь серия ответов на вопросы, поднятые этой центральной работой» (Гросс и Уолцер, 2008). Аристотель пытался понять идеи Платона, но, в отличие от Платона, кто считал метафизические универсалии единственной истинной, объективной реальностью, Аристотель представлял мир по своей природе физическим. Взгляд Аристотеля на реальность состоял из воспринимаемых физических предметов, к которым применялась метафизика для их исследования. Исходя из этого, в философском смысле, Аристотель не был платонистом, но оба философа хорошо дополняли друг друга.

Платон был более религиозно настроенным, чем Аристотель, так как Платон предполагал, что воспринимаемая реальность подобна теням, отбрасываемым предметами посредством истинного света – Единого Блага, сияющего на идеальное государство и соединённого с ним. А Ваша бессмертная душа, согласно Платону, принадлежит этому государству, в котором истинные идеи есть идеальные формы, выражаемые геометрически и математически. Можно заметить, что Платон рассматривал мир концептуально, но использовал физические восприятия, чтобы доказать или проанализировать свои идеи, которые должны были заполнить или сформировать их. Аристотель, с другой стороны, был реалистом. Кроме этого, подчинив идеи физическому, которое они пронизывали, он переформировал платоновский идеализм в практический мистицизм,^[82] с помощью которого проникся своей собственной метафизикой (например, его теологией неподвижного перводвигателя, то есть Бога), этикой и взглядом на душу (О душе, например 408b5–12). Он также верил в важность настоящих эмоций (Риторика) и их очищение, или катарсис (Поэтика). Прежде всего, метафизика была средством, а не целью или истинной реальностью для Аристотеля. Из этого анализа следует, что Платон был физикалистским метафизиком, а Аристотель – метафизическим физикалистом.^[83] Что и как каждого из этих философов меняются местами (смотрите Рисунок 18 гипотезы полной реальности).

Рисунок 18: гипотеза полной реальности, Платон и Аристотель

Что, или объект, реальности – 1;

Как, или средство восприятия или представления, реальности – 2

Платон: Ф2, М1 – физикалистский метафизик (реалистичный идеалист)

Аристотель: М2, Ф1 – метафизичный физикалист (идеалистичный реалист/мистик)

Всё было в порядке, пока позднее не появился другой важный философ на нашей сцене. Он совершит революцию в философии и приведёт к современным представлениям науки. Этого философа зовут Иммануил Кант, и он будет главной темой следующего разбора.

26. Часть вторая философского контекста: классические европейцы

Многие философы и учёные работали в рамках мировоззрения, предоставленного Платоном и Аристотелем. Не касаясь неоплатоников, можно выделить вниманием Святого Фому Аквинского по традиции Аристотеля, который целостно обхватывал философию, перевёл религию на язык и основу в философии и таким образом возвысил их обеих, и Бенедикта Спинозу, который склонялся лишь к монистическому, метафизичному направлению, предпочитая отходить от своей позиции ради него. Во время раннего европейского Просвещения (XVII век), Рене Декарт, первый математик и учёный своего времени, заново открыл дуалистическое представление о разуме и теле, которое было у Платона и в котором разум был первичным.^[84] Под влиянием религии, мышление Декарта придало большее значение недостаткам в платоновском видении философии и науки, которые должны были быть преобразованы монизмом Спинозы. Но Спиноза конфликтовал с логикой Аристотеля, пытаясь построить свою собственную математическую, и поэтому был в основном проигнорирован под давлением со стороны иудеохристианских церквей. Вместо этого, Декарт и эмпирические учёные в традиции Фрэнсиса Бэкона помогли сдвинуть платоническое мировоззрение к границам одного лишь разума. Исаак Ньютон раскритиковал картезианские идеи, поскольку Ньютон соприкоснулся с аристотелевской проблематикой и углубил позицию Аристотеля, также произведя революцию в физике. Ньютон, как и Аристотель, был заинтересован в том, чтобы искренне применять строгую науку к вопросам мистицизма, в то же время сохраняя физикализм первичным в своих представлениях. Из его записок, выложенных Оксфордским Университетом в общий доступ, под названием «Проект Ньютона» (The Newton Project), мы выводим, что ньютоновский мистицизм заключается в том, что Ньютон, начиная с алхимии, вывел тесно связанную с не-ортодоксальными религиозными взглядами физическую систему, объясняющую механизмы движения как космических тел, так и объектов подлунной реальности. Важно подчеркнуть своеобразие, неоднозначность и сложность взглядов Ньютона, что его представление тяготения или притяжения (gravitas) в виде привлечения, абсолютного пространства как бытия и природы Бога (сенсориума или чувствилища по Генри Мору), позволило ему гармонично соединить микрокосм с макрокосмом и материю со светом благодаря динамике, обнаруженной им в своих эзотерических экспериментах.

26.1. Кантианское семя

Во время позднего европейского Просвещения (XVIII век), прибывает Иммануил Кант, центральная фигура современной философии и науки. Канту, наконец, удалось полностью отделить разум от основания древних мыслителей (смотрите Рисунок 19). Философия Канта была действительно странной, когда она появилась. Я бы также добавил, что многие неверно трактуют Канта как мыслителя до сих пор. Те, кто определяет его в лагерь платонистов, как это делал Артур Шопенгауэр, упускают решающий момент – полностью материалистичную гносеологию Канта^[85] – его теорию познания. Кант не использовал свою гносеологию, чтобы доказать существование метафизики. Вместо этого, гносеологические явления были самой реальностью для Канта, и знание оказалось неотделимо от самого знающего. Он, вероятно, согласился бы с утверждением Протагора о том, что «знание есть ощущение», поскольку субъективизм и релятивизм у него существуют в суждениях о формах восприятия, воле и репрезентативном взгляде на мир (например, А261, B316–317). Кантовская метафизика была фундаментальна для ощущений Канта; пространство и время были изначальными, нередуцируемыми категориями, как и для Аристотеля с Ньютоном, но в отличие от них, Кант представлял их приобретёнными (1994, т. 2, с. 303) и субъективными: «Пространство не есть что-то объективное и реальное, оно не субстанция, не акциденция, не отношение, оно субъективно и идеально: оно проистекает из природы ума по постоянному закону, словно схема для координации вообще всего воспринимаемого извне» (1994, т. 2, стр. 300, курсивы его; сравните, т. 2, стр. 313 – так же о времени; позднее, он подтверждал то же самое: т. 8, стр. 491–492). Взгляд Канта на ощущения и пустоты, относительность и общность, непрерывность и дискретность континуумов пространства и времени удивительным образом совпадал с тем, как мы сегодня представляем частицы. А его многочисленные рассуждения в Критике чистого разума о количественности – квантах (quantum), – подходят в роли метафизического обоснования квантовой механики (например, A527, B555). Объективисты должны самым решительным образом ненавидеть Канта, поскольку он нападал на онтологическую логику Аристотеля и тем самым побудил к разработке диалектической, математической и символических логик, в большинстве своём игнорирующих контрарности и подчинения, таким образом, допуская возможность сущего, представленного в виде собрания частиц, перестать существовать.

Рисунок 19: гипотеза полной реальности, Платон, Аристотель и Кант

Что, или объект, реальности – 1;

Как, или средство ощущения, восприятия или представления, реальности – 2

Платон: Ф2, М1 – физикалистский метафизик (реалистичный идеалист)

Аристотель: М2, Ф1 – метафизичный физикалист (идеалистичный реалист/мистик)

Кант: M2, Г1 – метафизичный гносеолог (идеалистичный материалист^[86])

 

26.2. Трое вместе

Пока Платон был очарован красотой своих метафизических видений, Аристотель таксономизировал философские идеи по мере того, как они ссылались на физическую реальность, и полагал, что, хотя материя потенциальна (dynamis, или нарождающееся изменение), а форма действительна (entelecheia, или становящееся собой), они являются неразрывным целым. Кант, с другой стороны, звучащий как досократовский диалектик Гераклит, писал, что «только постоянное (субстанция) изменяется» (А187, B230–231). Под субстанцией, Кант предположительно подразумевал частицы, составляющие материальное вещество, или метафизику данных частиц, к которой он пришёл под конец своих исследований. Таким образом, он повторил Аристотеля, но манерой, в которой его идея о форме (то есть душе, или вещи в себе) могла стать посредственной или вторичной (А266–268, B322–324), а затем даже дал другое определение субстанции или вещи, позволяя ей «превратиться в ничто» (B414; сравните A204). Он утверждал, что идеальное недостижимо, и это привело к бесконечному регрессу в обусловленную материю. Показательно, что Кант хотел разграничить что-либо материальное и по своей сути духовное, такое как реальная форма, и вместо того, чтобы продвигаться к пониманию «необусловленной причинности» Бога, он повернулся и выбрал путь «о безусловном существовании самой субстанции» (A559, B587). В то время, как Аристотель интегрировал свой физикализм с метафизикой Платона, Кант перевернул Аристотеля и принял за главный вопрос только материализм, ведомый заимствованными у него метафизическими категориями. Затем Кант реорганизовал априорные понятия (начинающиеся в разуме) в рамках своего «синтетического» обоснования как неотделимые от эмпирических, чувственных восприятий, хотя последние рассматривались Кантом как первичные и, следовательно, окончательные или фактические. В истинном духе материализма, разум стал посредником первичной материи: «в самом разуме ничто не начинается… его действие… никогда не составляет абсолютно первого начала» (A554, B582).

В эру заблуждений после Аристотеля, вместо того, чтобы принять или полностью понять его мировоззрение, Кант решил смешать платоновский рационализм и аристотелевский эмпиризм таким образом, что упустил многие ключевые, мистические идеи и поэтому стал противоречить^[87] интеграции Аристотеля. Гносеологическое содержание рассудка стало для Канта единственно возможной для «восприятия» реальностью, и поэтому он «воспринимал» метафизику своими органами чувств, применяя к ощущениям «метафизический» смысл (аналогично понятию материи на примере «монад» Готфрида Лейбница, хоть и не ограничиваясь им). Мыслители, затронутые кантовской традицией, такие как Фридрих Ницше и Артур Шопенгауэр, Карл Маркс и Владимир Ленин, а также Адольф Гитлер посредством Гегеля, смешивали платоновский «идеализм» с кантовским «идеалистичным» в возрастающих количествах, соответственно. Они также отвернулись от реализма/мистицизма Аристотеля и его взглядов на эмоциональную душу и Бога. Для данных материалистов, такие понятия стали лишь бессмысленными верованиями^[88] из-за недостаточности (по своей деонтологии, или центрированности на долге) основания этики Канта.

27. Кем был Иммануил Кант, и кому он нужен?

Многим известна притча о том, что вещи не такие, какими кажутся. На самом деле, притча должна гласить не о материальных вещах, а о том, что к нам ближе всего, а именно: люди не такие, какими кажутся. Философам думать больше полагается не о вещах, а о самих людях, так как иначе теряется смысл философии. Продолжая в этом же духе о сути вещей, то есть людей, общий аргумент в том, что Кант был не материалистом, а трансцендентальным идеалистом.^[89] Тем не менее, это не аргумент, а лишь подчинение его спутанному взгляду. Приставка «транс-» означает «по ту сторону». Что же на другой стороне идеализма? Транс-идеалист не является истинным идеалистом, а скорее он – не-идеалист. Но хоть Кант и не был идеалистом, так как критиковал их за удалённость от эмпирической реальности, он был намного хитрее со своими словами и определениями. Для него идеализм не был тем, чем он был со времён Платона. Кантовский идеализм не имеет никакой потусторонности по определению – он лишь является позицией, ограниченной разумом, что является подменой понятия уже самим Кантом. Конечно, его позиция была ограничена разумом, но это не значит, что истинный идеализм является такой позицией, а скорее всего наоборот, так как он стоит выше разума и охватывает всю вселенную своим представлением о ней. Более того, Кант отвергал реализм, низвергая его к непостижимому, и считал мистицизм бессмыслицей в своей критике Эмманиула Сведенборга (1994, т. 2, стр. 203–266). Таков способ исключения, чтобы узнать, кем был Кант. Другой способ – это взглянуть на то, за что он выступал.

Необходимо выделить, что Кант уравнивал мысль с языком, который для него сводился к априорным категориям, то есть математическим основам феноменальной (познаваемой или чувственной) реальности. Иначе сказать, он полагал, что мысли есть слова, и слова приводят к предметам, поскольку предметы также являются формами, в то время, как разум есть лишь агрегат форм. Таким образом, он переделал физическую, аподиктическую необходимость в применяемую ещё лингвистически. Из этого следует, что синтетические априорные категории и постулаты Канта – это только слова, а его ноуменальная реальность, «вещи-в-себе», просто лежит в основе метафизики материи – направление к непознаваемому Небытию сквозь полупознаваемые субатомные частицы, как по принципам из копенгагеновской трактовки, научным плодам схожего мышления.

Как мы знаем, Демокрит в Эпоху Просвещения пользовался большей популярностью, чем Платон, особенно потому что платоновского мы уже очень много читали, а демокритовского почти ничего. Но всё, отданное памяти Демокрита, такими как Бэкон, Ньютон и многими другими просветителями, материализовалось, как мольба с призывами воскрешения, в Демокрита нового времени, под конец самой эпохи, её самого крупного плода общих усилий.

Доводом Демокрита был тот факт, что умопостижение, а не восприятие, лучшее для суждения истинности, ибо «…мышление не может вскрыть истины без чувств, а чувственные ощущения обманчивы, они её затемняют» (Виц, 1979, с. 91), и «…ослепнув, Демокрит мужественно считал, что теперь он зато сможет полностью углубиться в исследование умопостигаемой истины, которую считал глубоко сокрытой и часто противоречащей чувственному восприятию» (там же, с. 37). Потому, что «истина внизу» или нет одной (познаваемой) истины, так как «[я]вления – единственный источник познания» (Демокрит, 1970, с. 223), мы понимаем «[о]тсюда трудность познания истины. Это Демокрит выразил, пользуясь изречением, которое давно употреблялось в народной речи и в литературе и затем вошло в поговорку: «истина скрыта в глубине» или «на дне глубокого колодца»^[90] (Виц, 1979, с. 51). Гипотетически, Демокрит выдвинул идею о том, что восприятие атомов субьективно, но суждения о них истинны, и поэтому он представлял атомы неделимыми и следующими (судя по труду О разуме своего учителя Левкиппа) «причинной связи и необходимости» (Демокрит, 1970, стр. 213). По этой же причине он пользовался математикой для суждений об атомах: «из бесконечного числа атомов, из которых каждый является неделимым, однородным, целостным, неизменным, полным… [все] постоянно движутся, а следовательно, бытие стало описываться как прерывное» (Виц, 1979, стр. 48), а «…в самом мелком атоме [ещё] было 7 амер: верх, низ, левое, правое, переднее, заднее, середина» (там же, стр. 53). Таким образом, мы имеем следующие сопоставления с объяснениями:

Ноумен: выведенные атомы – демокритовская гносеология посредством метафизики (главная цель для разума)

Феномены: восринимаемые атомы, требующие глубокого анализа для получения метафизического знания

У Канта, однако, мы имеем такие свойства:

Ноумен: непостижим (бессмертие, душа и Бог – главные цели для практического разума)

Феномены: выведены через категории – гносеология Канта посредством метафизики

Разум в обоих случаях работает как граница между внутренней материей и внешней реальностью. Его можно отчётливо представить с феноменальной материей в виде явлений в рассудке и метафизической материей как вещи-в-себе в основании материи в обычном смысле (смотрите Рисунок 20).

Рисунок 20: иллюстрация отношений разума как границы и материи

Благодаря сокращению всего к ноумену и феноменам Кантом, мы получаем просто внешнее ниже того, что воспринимаем, поэтому и под внутренним тоже, что означает возможность представления внешнего неотделимым от внутреннего, как показано. По той причине, что нет категорических различий цели от средств или метода направления, то Кант с Демокритом оказываются практически неотличимыми друг от друга. В наше время, демокритовские атомы, задуманные метафизически, являются массой, свойственной энергии, которая аналогично понимается метафизически. Нет никакой разницы между метафизическими атомами и частицами с квантами, поскольку все они, в конечном счёте, скрывают под собой ноумен, или вещь-в-себе у Канта.

Следуя вышеперечисленному в кантовских рамках, но теперь, вместо реальности, применённой к себе и другим, можно назвать идеализацию демокритовского материализма в кантовском трансцендентальном идеализме^[91] внутренней идеализацией (параллельной феноменальной), которая взята Кантом в роли синтетических априори, по сравнению с внешней идеализацией (параллельной ноуменальной), то есть идеализации позиций кантовских оппонентов в стандартный идеализм с аналитическими априори, поэтому осуждённый ошибочным, если он, к примеру, платонический. Первая идеализация проводится в целях защиты фундаментальных понятий своей доктрины, а вторая применяется с целью кантовской критики и принижения оппонентов до ноуменального небытия под материей.

Кант выступал не за восприятие реальности самой по себе, так как это лишь хаотичные явления для него, но за переход от форм к частицам («квантам» или «многообразию») на той стороне. Итак, сначала он превзошёл восприятия, а затем представил отдельные ощущения и так заложил основу для физики атомов и частиц (были произведены ключевые эксперименты и обнаружены атомы после Канта потому, что ещё при его жизни был достигнут большой прогресс в науке^[92]). Кант ещё сильно повлиял на то как выразились философии прагматизма и утилитаризма. Материя, состоящая только из частиц, была тем, что Кант называл ноуменальной реальностью, и его конечной целью было достичь её посредством своих идей. Таким образом, Кант питал первичную материю, как делает любой материалист, своим трансцендентальным сознанием. С подсознательного уровня Кант шёл против сознания и по направлению к ноумену. К сожалению, такую склонность можно найти у многих философов до сих пор, включая Рэнд, как мы увидим позже.

По-видимому, большинство философов смотрит только на вторичную сторону Канта, а его главную позицию – материализм – оставляют в тени. Ниже приведены мои приблизительные определения двух конфликтующих позиций в этом споре:

Материализм – это научная философия, которая поставляет сознание материи. Материалисты полагают, что существуют только частицы, а всё остальное лишь мнение. Кроме того, под эгидой этой позиции, многие квантовые физики считают, что Частицы есть Энергия,^[93] и, следовательно, к материи можно всё свести.

Мистицизм – это духовная философия, которая поставляет сознание большему осознанию. Мистики полагают, что у нас есть эмоциональные души, которые помогают нам соединиться с Богом, и что наша главная цель в жизни заключается в том, чтобы привести божественное в нашу физическую реальность.^[94]

Материализм и мистицизм несовместимы. Главные мистики, такие как Иисус Христос, идеализировали и осознали подлинную эмоциональную любовь. Кант, с другой стороны, не использовал слово «любовь» в Критике чистого разума, за исключением одного раза в форме «возлюбленная» по отношению к метафизике (A850, B878).

Материализму сопутствует мереологический нигилизм, который практикуется в некоторых школах Буддизма. В этом мировоззрении целые объекты сами по себе существуют только на субатомном уровне. Нигилисты обычно считают, что наши ощущения дают впечатление о том, что существуют составные материальные предметы. У Канта же феномены играют следующую роль:

Под трансцендентальным идеализмом всех явлений я разумею учение, утверждающее, что все явления суть только представления, а не вещи сами по себе и что сообразно этому пространство и время суть лишь чувственные формы нашего созерцания, а не данные для самих себя определения или условия объектов как вещей самих по себе. (А369)

Итак, Кант превращает «трансцендентальный» разум в феноменальное свойство, также означающее «ощущаемые вещи», а вещи-в-себе в неделимые части, наподибие атомов,^[95] и последние ставятся на исходное место. Некоторые материалы в общем доступе, такие как статьи в Википедии, рассматривают Канта как анти-материалиста, но различие во взглядах по какой-то одной идее несущественно даже с точки зрения самого Канта. Нужно рассматривать все аспекты их философий в общем. Другими словами, хоть их направление к материи не изменяется, несущественные перемены в позиции или масштабе, по затрагиваемым уровням, не влияют на суть их философии.

Для понимания взгляда Рэнд на Канта стоит прочитать её статью «Причинность и долг» (1974). Кантовская этика долга прямым образом противостоит склонностям идеалистов и (прогрессивных) реалистов, основанным на добродетелях. Те, кто соответствует философской позиции реальности, но всё же сводит её к материи, должны быть известны как регрессивные «реалисты». Примером таких является Владимир Ильич Ленин, чья буквальная трактовка метафоры «Общество есть Природа» (например, 1967, т. 1, стр. 163–5) лежала в основе его философии, которая привела к установлению известного технократического общества. Те, кто обманывается, думая, что хаотические течения XX века позади нас, должны обратить свой взор ближе к реальности, например, на буквальное понимание метафоры «Организм есть Среда» Аланом Уотсом (1989), которое модно до сих пор.