Вы видите хаос категорий, смешанных в этих двух позициях, и их обратное сведение Кантом? Если поставленная проблема с Кантом (материалистом) слишком сложная для принятия всерьёз академическими исследователями, то стоит ещё заметить, что тут затрагиваются проблемы гораздо шире, учитывая, что нам следует отвергнуть терминологию Просвещения и, следовательно, их основной «конфликт», основанный на ложной дихотомии, так как обе позиции утверждали своими взглядами и критикой науку или только пытались её очистить от всего лишнего, как в случае с Юмом. Тем не менее, моя гипотеза состоит в том, что ещё существует возможность интеграции этих философий в духе Нового Просвещения, не ограничиваясь современными философиями с понятиями, пошедшими по традиции Канта и зашедшими в тупик, как с разработками Рейхенбаха и других позитивистов. Расчистив обломки Декарта с помощью свежего основания Рэнд можно будет построить новое здание, в котором философия снова займёт своё уважаемое место.
Ницше и Рэнд были правы в том, что нам нужны новые ценности, а не старые или неценности вообще, как в постмодерне. И смотря на ошибки рационалистов, которые до сих пор встречаются, нужно начинать с науки. И делить науку и лженауку нужно по другим критериям, чем это делается сейчас. Если материалисты утверждают ложные вещи и называют их наукой, то такие попытки следует пресекать и называть псевдонаучными. Чтение одних лишь материалистов ведёт к вредной изоляции от других точек зрения. Настоящая наука совершенно другая. Из настоящей науки невозможно создать оружие для уничтожения или дезинтеграции человечества. Вот на такое определение науки нужно опереться, в котором наука будет человечество гармонировать, а не уничтожать. Если из науки можно создать оружие уничтожения – значит это псевдонаука. Мы можем посмотреть на науку с двух сторон:
1) Взгляд из настоящего: наука как объективное знание может использоваться субъективно во вред людям.
2) Взгляд из будущего: не обязательно, чтобы наука приносила только пользу, но обязательно, чтобы она не приносила вреда.
Но как можно соединить эти два высказывания? Если эти два высказывания нельзя соединить, то нельзя соединить науку с этикой. Но что делать, если научная этика возможна и даже необходима? Учёные, которые не применяют этику, антидуховны и не могут также сходиться с философами и религией. Такие учёные всегда будет конфликтовать с ними, а по словам Станислава Лема (2008), «плоды науки будут становиться всё более опасными для человечества не по вине науки, но из-за антагонизма, раздирающего человечество» (стр. 452). Взгляд на науку сейчас вместо того, какой наука должна быть, антиэтичен. Учёные, которые не пытаются изменить наше представление о занятиях наукой, приводят к вредным решениям и их античеловеческим последствиям.
Из второго взгляда, однако, мы видим истинную переоценку ценностей. Духовная наука с правильной философией, которая будет ей помогать, восторжествует. И мы выкарабкаемся из той ямы, которая создала нам та наука, которая вышла из просвещенческих замашек прошлого. Но для новой науки однозначно нужна новая эпоха просвещения, которая строится на других началах, не материалистичных, не демокритовских, а аристотелевских. И тогда интеграторы вернутся к здравомыслию.
Обе данные системы взглядов мисинтегрируют, дезинтегрируют и интегрируют через своих различных сторонников. Кант показал, как обе системы дезинтегрируют разум, что заставляет их объединиться на основании одного рассудка. Противопоставляя философии Канта, я выдвигаю тезис, утверждая, что рационализм и эмпирицизм примиряются через Спинозу и Бэкона или Локка, а доказательство этого положит конец истинной проблеме, которая еще не решена.[100] Без этого возможного решения, мы должны будем жить в хаосе, вызванном философами на стороне Канта. Этим тезисом, конечно, призываются все интеграторы. Теперь только остаётся надеяться на то, что некоторые осознают важные философии и мирские проблемы, ими порождённые.
В этом возвышенном поиске вдохновляет тот факт, что Кант упоминал, критиковал и отталкивался от Декарта, Лейбница, Беркли и Юма, и этим можно воспользоваться в плане утверждения неполноты его «интеграции». Эти философы были его главными и явными инициаторами в задаче ограничения представления о разуме до дезинтеграции (например, категориями, отрезанными от реальности Кантом). Одного взгляда может быть достаточно, чтобы понять без удивления, что, поскольку никто из них не был интегратором, их неправильно составленные аргументы только подчинились кантовской дезинтеграции.
Становится и ясно, что уже под влиянием ошибочных положений, Кант неверно представил интеграторские философии Аристотеля и Ньютона, чьи работы помогли ему в формулировании важных понятий (таких как категории в роли метафизики для науки). Иные значения «категорий», «науки», «ноумена» и «феноменов» существовали задолго до Эпохи Просвещения. Если посмотреть с этой стороны, то Кант как философ, на самом деле, ничего нового не изобрёл или открыл, но лишь расставил по-другому. Его гносеология в корне демокритовская, а его этика в основном христианская, но без объективного Бога. Кант служил краеугольным камнем для столкновения некоторых идей интеграторов, невовлечённых в конфликт так, как он себе представлял, с аргументами конфликтующих неинтеграторов в то время. В результате Просвещения у нас образовались три традиции: рационализм, эмпирицизм и кантианство, которое их в себе «объединило». Но думать упрощённо о рационализме как идеализме, а эмпирицизме как материализме неправильно, потому что тогда Кант окажется перед нами интегратором, а Спиноза идеалистом.
Хоть я понимаю всех этих философов не так, как Леонард Пейкофф (главный последователь Рэнд), я согласен с его классификациями в Гипотезе ДИМ (2012а). Пейкофф правильно описывает Платона как мисинтегратора и определение его философии в науке Эйнштейном, Аристотеля как интегратора и расширение его философии в науке Ньютоном, а Канта как дезинтегратора и определение его философии в квантовой механике. Пейкофф охватил основы, но ему не удалось убедительно показать как философия Рэнд вписывается в его исторический обзор философий. Вместо него, я покажу как Рэнд может вписаться в рамки предложенной схемы, но перед этим следует разобрать систему Пейкоффа и мои схождения и расхождения с ней.
Чтобы было понятно, я расскажу как я пошёл по традиции философии Рэнд. Сначала я вдохновился диалектикой в интерпретации Майкла Косока и создал под его вдохновением Модель мироздания, но не знал, что с ней дальше делать, потому что сама по себе она лишь объединяет науки, но сама не служит философией, и это важный пункт, потому что философия не просто связывает науки, но и для того, чтобы быть философией, должна добавлять элемент субъективности. Потом я обнаружил Рэнд, и прочитав её эпистемологию был поражён сходством пути нашего мышления через мироздание – разница была лишь в том, что я только связывал научное знание, то есть занимался онтологией, а она связывала то, как мы получаем это знание. Я сразу же понял, что нужно делать – я спроецировал теорию понятий Рэнд на свою Модель и разобрался в том, что же такое философия. На практике я применил мое открытие и обнаружил, что моё понимание философии настолько обширно, что позволяет понять и сравнить все возможные философии друг с другом. Мне с этим помогла книга Пейкоффа по классификации философии на основе эпистемологии Рэнд – Гипотеза ДИМ. Он показал на примерах истории, культур, искусства и науки как всё связывается с философией.
“The DIM Hypothesis: Why the Lights of the West are Going Out” (2012a) прекрасная книга, но не без ошибок и недостатков. Ошибки в ней в основном научного характера – Пейкофф, как и Рэнд, совершенно не разбираются в физике, хоть о ней много писали. Недостаток книги в том, что Пейкофф пытается классифицировать всех основных философов, исходя из их эпистемологии, и сам понимает условность этой работы, потому что там нет точной иерархии того, что классифицируемо объективно, то есть вне деятелей философии. Иначе сказать, рассмотрено всё через призму философии, но не научно, без связи с объективной реальностью как таковой. Работа Пейкоффа – результат применения эпистемологии Рэнд на мир без ясного понимания онтологии этого мира. От этого классификации Пейкоффа субъективны и неточны. Я же добавляю к ним научные связи и показываю, что эту классификацию можно применять не только к философам, но и ко всем людям вообще.
Пейкофф смотрит на связи понятий Одного и Многого через направления связей ощущений, восприятий и понятий. Интеграции происходят, когда восприятие создаётся из ощущений, а понятие из восприятий. То есть Одно из Многого в каждом случае, где все этапы различны. Другие процессы происходят, когда Одно во Многом или есть лишь Одно (мисинтеграция 1 и 2, соответственно) и когда Многое в Одном или есть только Многое (дезинтеграции 1 и 2, соответственно). Иначе сказать, мисинтеграция ошибочна, потому что ей важнее результат, чем процесс интеграции, который из-за этого теряет правильный порядок элементов (например, понятие ставится выше и как единственно верное, независимо от того, из каких восприятий оно строится, потому что восприятия в ней вторичны). Однако, порядок совершенно нарушается, когда всё сводится лишь к элементам, потому что упускается последовательный процесс восхождения к более сложным интеграциям (понятия через восприятия), заменяясь более мелкими (ощущениями) вместо серединных элементов (восприятий), и от этого происходит не интеграция, а дезинтеграция, ведь невозможно создавать цельные понятия, минуя уровень восприятий.
В моей системе, однако, не пять уровней (Д1, Д2, И, М1, М2), а 17, что позволяет мне уточнять более визуально всевозможные тонкости (например, М1 и М2 у меня значительно отличаются как мисинтегрирующие и дезинтегрирующие, соответственно). В этом мне помогают не такие субъективные понятия как единое и множественное, а такие метафизические, как Бытие и Небытие, которые связываются как объект с контекстом. Иначе сказать, система Пейкоффа чисто эпистемологическая, а моя система как эпистемологическая (гносеологическая), так и онтологическая, что и позволяет мне делать выводы не лишь условные, а имеющие ещё объективное начало, однако отличающиеся от чисто научных. То есть наши с Пейкоффом системы философские, но моя приводит к ещё более общим выводам, чем даже у него, хоть он удивительно далеко заходит, буквально рассматривая историю с философской точки зрения. Моя же система даже не рассматривает историю как таковую – она лишь показывает свою надисторичность, что является путём возвращения философии обратно к возвышенной роли, утраченной после превосхождения наукой кантовской философии, которую поэтому объяснили историчностью, а следовательно ограниченностью философии как таковой. Начиная свой философский путь в традиции Рэнд, которая показывает, что философия не ограничивается нефилософскими дисциплинами, я прибавлю и свою толику к опровержению исторической интерпретации философии и докажу, что метафилософия – это настоящая дисциплина, способная к обособлению и самостоятельности так же, как раньше стала независимой дисциплиной и метаматематика. Теперь же перейдём к последовательной критике традиции Рэнд, философию которой стоит обсуждать на всех философских факультетах, благодаря её широкому тематическому охвату.
Айн Рэнд критиковали за «анти-научность» и не следование точному пониманию логики Аристотеля (О’нилл, 1977, стр. 12, 85, 126–127) и за «анти-религиозность», хоть она заимствовала «вкус» религии, заменив при этом слово «Бог» своей реальностью как «авторитетным абсолютом» и обозначив «человека» «предметом поклонения» (Райан, 2003, стр. 329–330). Риторическая стратегия, которую она иногда использовала в аргументах, состояла в том, чтобы «присоединить <добавление> к положению, отвергнуть или опровергнуть это <добавление> и подумать, что, таким образом, она отвергает или опровергает само положение» (там же, стр. 37). Так Рэнд могла накладывать свой смысл и искажать чужие идеи без выявления изъянов или недостатков собственной философии. Ещё она имела «бесспорную способность ярко изображать своих врагов и заставлять читателя ненавидеть их так же сильно, как и она» (стр. 346).
Хотя логические трудности и риторические стратегии подмечены верно, я не согласен с интерпретациями Объективизма О’ниллом и Райаном как анти-научного и анти-религиозного учения. Рэнд, как и Платон, хотела поставить свою философию в качестве основания для новой науки, и её философия обладает этим потенциалом. Конфликт Объективизма с современными науками должен трактоваться как конфликт со всем, что было глубоко затронуто философией Канта, которая лежит в основе понятий квантовой механики и подобных дисциплин. Объективизм также очень религиозен, если не нео-религиозен. Если Вы читали Атлант расправил плечи, то могли заметить многие религиозные отсылки и сцены с «идеальным» по духу Джоном Галтом, прислушаться к его речи и стать одним из его последователей, когда они свободно направляются в предусмотренный путь к обустройству «Атлантиды» в конце книги. У Рэнд есть полноценно все элементы религии в её собственном представлении своей философии и романтическая религиозность человеческого духа, которую она хотела воплотить собственным примером вне основания ортодоксальной церкви (сравните Бёрнс, 2009). Посмотреть, как Рэнд вписывается в философский контекст, можно на Рисунке 21 ниже.
Рисунок 21: гипотеза полной реальности, Платон, Аристотель, Кант и Рэнд
Что, или объект, реальности – 1;
Как, или средства ощущения, восприятия или представления, реальности – 2
Платон: Ф2, M1 – физикалистский метафизик
(мисинтегрирующий, реалистичный идеалист)
Аристотель: M2, Ф1 – метафизичный физикалист
(интегрирующий, идеалистичный реалист/мистик)
Кант: M2, Г1 – метафизичный гносеолог
(дезинтегрирующий, идеалистичный материалист)
Рэнд: Г2, M1 – гносеологичная метафизик
(мисинтегрирующая, материалистичная/реалистичная идеалист)
Перед тем, как детально разобрать составляющие философии Рэнд, нам нужно особое вступление. Есть такие, кто искренне любит Объективизм, но хотят объединить его с не такими уж Объективистскими идеями. Пока что я нашёл трёх выделяющихся в этом личностей: Дэвида Келли, Марка Герштейна и Линдсей Периго. У первого и последнего из них есть сообщества и последователи.
Дэвид Келли, профессиональный философ, показал, что можно быть Объективистом даже если другие тебя таким не считают. Его истинный дух индивидуализма и независимости от мнений даже других Объективистов – показательный пример того, что Объективизм может быть системой взглядов, открытой для всех заинтересованных. В 90-х годах, Келли присутствовал во время первого разрыва между Объективистами после смерти Рэнд. Его исключили из Института Айн Рэнд (AynRand.org) «фундаментальные» Объективисты во главе с интеллектуальным наследником Рэнд – Леонардом Пейкоффом. Однако, Келли продолжил быть преданным философии Объективизма и распространять её принципы и даже основал свой институт – Общество Атланта (AtlasSociety.org), назвав своё направление «открытым», в отличие от «закрытого» таких, как Пейкофф. Келли обнаружил, что «закрытые» Объективисты демонстрируют склонность к «клановости» и полную нетерпимость к не-Объективистам схожих убеждений, таким как либертарианцы (Келли, 2000, гл. 5). В своей книге Оспариваемое наследие Айн Рэнд: истина и терпимость в Объективизме (2000), Келли выдвигает собственную интерпретацию истины и морального суждения, полагая, что она не противоречит первоначальным взглядам Рэнд, и отличает свои взгляды от рэндовских в ключе большей открытости для исправлений с научной точки зрения, чем «закрытый» Объективизм.[101] Прорыв Келли предоставил возможность различать течения Объективизма. Иными словами, благодаря Келли, мы теперь можем дополнить Объективизм другими взглядами и, таким образом, выйти за рамки традиционного Объективизма. Тем не менее, взгляды Келли очень похожи на Объективистские, несмотря на отличия его формы подачи.
Одна из более поздних книг на тему нового Объективизма написана Марком Герштейном и называется Атлант Обновляется: Объективизм 2.0 (2013). Герштейн, финансовый аналитик и поклонник Объективизма, выдвигает новые аргументы и идеи против Объективизма, но, вместо отметания этой философии, переосмысляет её в ключе политического центризма, или промежуточного умеренного взгляда. Герштейн приписывает Рэнд три стадии развития: Рэнд номер Один, писательница и «вдохновляющий гений», Рэнд номер Два, философ с «некоторыми достойными идеями», но у которой не было достаточных выводов и были уязвимости от неточностей, и Рэнд номер Три, политик, «наиболее проблематичная[: ] … в лучшем случае поверхностная, а в худшем – катастрофичная» (Герштейн, 2013, стр. 11). Герштейн утверждает, что художественные работы у Рэнд лучшие, а идеи в нехудожественной книге Капитализм: Неизвестный идеал «безнадёжно бракованы», по сравнению с её другими философскими работами. Аргументируя с позиций юриспруденции и экономики, Герштейн не согласен с Рэнд в способе реализации её философии, которая и без того не имеет «сильного экономического фундамента», и критикует её серую область в политике, которую она называет «философией права» (стр. 224). Он выступает против золотого стандарта из-за его материальных ограничений экономики и поддерживает смешанную экономику за её зрелый рост и взаимосвязанности. Ему предпочтителен психологический эгоизм, или альтруизм, который он считает неправильно понятым Рэнд. На основе Источника и Атланта расправил плечи, главных романов Рэнд, Герштейн меняет её «четыре столпа» – «Метафизику, Гносеологию, Этику и Политику» – на «Процесс, Этику, Политику и Экономику» в его собственной, более сбалансированной версии Объективизма (стр. 65). В отличие от многих других критических замечаний в сторону Объективизма, Герштейн выводит эту философию на новый уровень и может считаться настоящим растопителем льда в смысле открытия обсуждения для различных аудиторий и подлинного извлечения Объективизма из замкнутого пространства. Его книга – это признак не только того, что Объективизм является очень влиятельной и важной философией, но ещё и того, что Объективизм не стоит на месте и начинает менять форму под руководством таких широко-мыслящих людей. Судя по стандарту разума самой Рэнд, такие лица как Келли и Герштейн обладают активным умом и охотно желают критически рассматривать её идеи.
Помимо этих ясных умов, над новым Объективизмом работают и другие. Как мы уже видели, Келли вскопал почву для роста и развития новых Объективистов, и сформировалась третья ветвь, под названием СОЛО, Объективистов по чувству жизни. Линдсей Периго, основатель СОЛО, вдохновлённый рэндовским понятием чувства жизни из её Романтического манифеста (1971), в своём манифесте «Поющие соло» обратился к остальным «бездомным Объективистам», которых «отталкивает как с пенящимся ртом нетерпимость Института Айн Рэнд, так и бледный поллианнаизм [Общества Атланта]» (н.д., его курсивы). Вероятно, Периго был первым Объективистом, который почувствовал проблему в отсутствии идей перемен и эволюции в Объективизме. Он учредил сообщество СОЛО, на онлайн форуме которого некий Хьюго Шмидт в теме под названием «Объективизм и Нео-Объективизм» выразил свою цель интегрировать «открытия эволюции и нейронауки» в Объективизм (Шмидт, 2010). Если его проект увенчается успехом, то это действительно было бы желанным дополнением, но тогда останется неперевёрнутым ни один камень преткновения Объективизма. Когда больше подобных научно-настроенных индивидов будет участвовать в фундировании Объективизма в физикализме, то мы не успеем спохватиться, как образуется Объективистская наука. Такую индуктивную науку рационалистичные, теоретические Объективисты давно стремятся основать (смотрите Гарриман, 2010).
Мой вывод по Объективизму Рэнд состоит в том, что это внешне аристотелевская философия с основой в платоническом духе, но с непревзойдённой шириной. Рэнд не могла соответствовать интеграторскому направлению Аристотеля, поскольку не могла пересилить свою ненависть к Канту, чтобы создать полноценно интегрированную аристотелевскую философию. Но она смогла подлечить нарыв, созданным Кантом, мисинтегрируя платонический идеализм, хоть она и не смогла создать чистую аристотелевскую философию без преодоления индуктивных аргументов Дэвида Юма. Рэнд воспользовалась метафизическими идеями Аристотеля, идеализировала их в аксиоматические абсолюты, надстроила «сущее» над кантовской рассудочной гносеологией, и так убрала остальное куда-то внутрь этого плохо запакованного «неявного» понятия без контекста, пространства, причины и зависимостей, хоть и с конечной, но вечной вселенской сущностью (смотрите Пейкофф, 1991, гл. 1; также Рэнд и Пейкофф, 1990, гл. 6). Её метафизика идёт параллельно платоновской, несмотря на то, что она мисинтегрировала его с аристотелевскими идеями, которые поддавались действительности.[102]
Рэнд не поняла Аристотеля, как пишет О’нилл (1977), потому что «Аристотель не имеет в виду, что термин является вещью…, [а] <логика> в истинном аристотелевском смысле относится, в основном, к искусству речи, использованию языка, и <мы могли бы сказать, что <знаем> вещь только когда мы можем изложить чётким языком, чем эта вещь является и почему она такая>» (стр. 127).
Аристотель никогда не поклонялся действительности или метафизическим понятиям, которые он извлекал из неё. Вместо этого, он задавался вопросами о ней и пытался понять её. Логика для него была лишь способом коммуникативной импликации, но сама по себе не являлась действительной целью умозаключения. Мой взгляд намного ближе аристотелеву, когда реальность рассматривается как пространственно-временной, конечный контекст (или контекстуальные отношения), известный как непосредственно воспринимаемая среда или часть Природы, а не как конечная Вселенная, Космос или сущее, которое считается Объективистами полностью познаваемым.[103] Аристотель начал с восприятия физической действительности, но не метафизической, которую он вывел концептуально.[104] Вдохновившийся и наученный метафизикой Платона, Аристотель принялся за так-называемую «вторую» или естественную философию, которая стала главной областью его исследований. Его работа описывала физическое и соединялась с метафизическим, что привело его к научному мировоззрению и первому научному вкладу, в отличие от чисто философского у Платона. Известное выражение Аристотеля о субъектном начале и стремлению к обьективной истине в природе следующее: «…от более понятного и явного для нас к более явному и понятному по природе» (Аристотель, 1975, т. 3, стр. 61; Физика 184a17–18). Сказать иначе, и по-интеграторски, «природа, рассматриваемая как возникновение, есть путь к природе» (там же, стр. 84, сноска удалена; 193b12–13).
Начиная с метафизического как истинной, объективной реальности, которая должна каким-то образом восприниматься концептуально, получается точка зрения неподвижного движителя, всеведающего Бога, которого, вместе со всеми Его характеристиками, Объективисты стремятся полностью игнорировать и избегать. Однако, риторически, Объектвисты пытаются подчинить понятие Бога своей воле, прогоняя «Бога» в забвение и заменяя его «сущим». Осознают ли они, что делают, представляя всё, включая себя, в соответствии со своей первой неподвольной аксиомой? Это похоже на то, что многие религиозные фанатики делали на протяжении истории, и Платон не отличался от них, если Вы прочтёте его Государство, в котором он восхваляет монархию, и последствия такого взгляда видны на исторических примерах. Религиозные идеи, единожды насыщены риторикой, становятся опасными, если не поддаются ясному пониманию. Так же, как многие люди неосознанно поддаются материализму Канта, многие идеалисты не понимают тип своей философии, несомой их разумом. Но есть и лекарство от такого упрямого забвения. Оно называется гносеологическим физикализмом, одно из описаний которого мы обсудим далее.
Волна философов в противовес кантианцев сегодня выступает против интернализма, как философии, фокусирующейся на внутренних ощущениях, независимых от внешнего контекста, и индивидуализма, как философии, фокусирующейся на самом индивиде, нежели его отношениях с окружающим. Это философия экстернализма или анти-индивидуализма Хилари Патнэма, Сола Крипке и, назвавшего её гносеологическим физикализмом как одного из видов апостериорного физикализма, Джеспера Каллеструпа. У Каллеструпа (2006), метафизика играет не в роли основы для философии, а лишь в роли обоснования, которое выводится из фактов реальности. Он пишет, объясняя свою философию, которая нам тоже близка:
Первая часть – гносеологическая: есть факты, которые становятся известны только при наличии соответствующего опыта. … В частности, гносеологический физикалист утверждает, что для познания феноменальных качеств, связанных с опытом, необходимо обладать понятиями, которые нельзя полностью выразить посредством совершенной физической теории. … Итак, этот физикалист думает, что знание всех физических фактов не дотягивает до знания всех фактов. [Такое кажущееся ограничение означает, что любые факты], тем не менее, метафизически обусловлены свойствами, которые считаются физическими. (стр. 10–11)
У Рэнд же основа берётся из самого языка, а, следовательно, не так как у Аристотеля или Каллеструпа. Посмотрим на конкретные примеры.