Георгий Георгиевич Батура
Конфуций и Вэнь
«В 60 лет ухо мое стало послушным» (букв.: «60 и ухо/уши послушное/ные»).
Все рассуждения об этом этапе духовной жизни Учителя должны основываться на вполне разумном предположении. Если Конфуций наставлял своих учеников о Вэнь, если он определенно заявляет в тексте Лунь юй, что это Вэнь пребывает в нем самом точно так же, как некогда пребывало в Вэнь-ване (рассмотрение этого суждения – впереди), – значит, он просто обязан был сообщить в одном из параграфов своей биографии о том, что он это Вэнь получил. Однако все остальные этапы его биографии, кроме рассматриваемого, имеют такое структурное построение текста и такую прогнозируемую область смысла, что они никак не подходят для заявления об этом Вэнь. Да и сами иероглифы в этих этапах не подходят для такого решения. А здесь – перед нами прекрасное «ухо». Значит, искать это сокрытое Вэнь надо именно «в ухе».
Сообщать об этом опыте во всеуслышание или даже с помощью прямой подстановки какого-то омонима Конфуций не решился: или по своей природной скромности, или, скорее всего, чтобы не быть осмеянным окружением, уже ничего не понимающим в смысле древних иероглифов. Понятно, что к этому времени термин Вэнь стал почти «почетным титулом» и означал нечто напоминающее нашу современную «культуру», «литературу» или «образованность». Прямое использование его в автобиографии практически вылилось бы в заявление о том, что в свои 60 он – наконец-то! – стал «культурным». Это, конечно, вызвало бы только удивление или иронию у окружающих.
Но для самого Конфуция, который следовал уложениям Чжоу, духовный опыт Вэнь-вана не мог превратиться в «культуру» только по той причине, что именно таково было мнение всех образованных людей Китая. И он все-таки исхитрился назвать этот опыт тем же прославленным у предков словом Вэнь, но сделал это очень оригинально. В отличие от термина тянь мин или даже мин синь, это Вэнь не было афишировано у древних или как-то расписано в трактатах. Как это понял сам Конфуций, человека, получившего опыт мин синь («просветление сердца»), называли словом Вэнь. Этот древний иероглиф представлял собой рисунок «плечистого» человека, на груди у которого было нарисовано «сердце». Как мы уже говорили, во время Конфуция этот иероглиф изображался все еще в этом своем древнем раннечжоуском виде, – с «сердцем» на большой, как у Платона, груди, т. е. его рисунок говорил сам за себя для человека, получившего подобный опыт. В словаре Шо вэнь, который датируется I в. н. э., «сердце» уже исчезло.
По естественной логике вещей, «послушное ухо» должно, в первую очередь, хорошо исполнять свою природную функцию, т. е. слышать, – и подобные рассуждения выглядят вполне здравыми. Но иероглиф «слышать» произносится как вэнь, т. е. он является омонимом этому знаменитому чжоускому Вэнь даже по своему тоновому ударению (инициали). Вот и все наши рассуждения относительно этого таинственного «уха». Итак, действительный смысловой перевод рассматриваемого нами этапа биографии Учителя выглядит следующим образом: «В 60 лет я получил опыт Вэнь», или «…я стал человеком-Вэнь» (для зрительного восприятия текста эти выражения равноценны).
Но на этом духовная биография Конфуция не заканчивается, хотя получение именно этого опыта гарантирует человеческой душе («духу») посмертное пребывание в раю (среди «духов верха»), независимо от того, какой религии он придерживается в своей жизни: христианства, конфуцианства, иудаизма, ислама или если даже он является приверженцем странной и почти «революционной» Агни-Йоги. Если человек «ищет» правду жизни, он ее находит именно в этом опыте Вэнь, как своей первой значимой духовной победе. Христианин без такого опыта не попадет не то что в «Царство Небесное» Отца, но и в «райские обители» Бога Яхве (Осириса). Поэтому Христос и заявляет: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут им» (Мф. 7:13). «Врата Рая», как разумно понимает читатель, – это вовсе не «погибель». В таком случае, о чем говорит здесь Христос? – О том, что для «многих» уготован только Ад, – там, где «скрежет зубов». А значит, становление христианином по церковному обряду Крещения ни в коей мере не означает, что для христиан эти слова Христа о «погибели» уже не актуальны: как совершенно справедливо сказано в коптском Евангелии от Филиппа (59/63), при Крещении христианин «взял это имя в долг/под процент».
«В 70 лет я стал следовать тому, к чему стремилось место пребывания моего сердца, не преступая при этом границы правил (букв. «квадрата Земли»)».
Христианину можно учиться внутренним началам своей христианской жизни именно у Конфуция, т. к. в евангельском тексте эти «начала» не расписаны. Из приведенной выше фразы следует, что Конфуций прекрасно видел разницу между анатомическим органом, имеющим название «сердце», и местом средоточия своей духовной жизни. Конечно, кто-то из читателей может радостно воскликнуть: «Ча́кра! Ча́кра! Это не что иное, как индийская йога, расписанная в Упанишадах йоги!». Нет, не так. У Конфуция – это подлинная духовная эволюция, вплетенная в ткань его личной жизни. Результат такого пути – знание потустороннего и гарантия благой участи души.
Читателю следует понимать, что все эти «приманивающие» религиозные термины и формулировки типа «благая участь души», «Рай», «Царствие Небесное», «Спасение» – созданы для новичков. В действительности они означают не что иное, как готовность к дальнейшей эволюции конкретного человеческого существа за пределами его земной жизни. И само знание этого «потустороннего мира» тоже не имеет ничего общего с нашим земным «знанием». Недаром, ведь, древние мудрецы отделяли наше обычное земное знание от знания высшего, которое они именовали особыми словами, – гно́сис, ве́да, назиру́та.
И если бы, например, Конфуция можно было по-дружески спросить: «Расскажи нам о той посмертной жизни, которую ты знаешь», – он, скорее всего, промолчал бы, как и любой духовно грамотный человек, или как он молчит об этом в Лунь юе. Но если бы он все-таки попытался нам что-то об этом сказать, – его ответ вряд ли бы показался нам убедительным. И это – не вина Конфуция: то знание, которым он обладает – это не наше земное знание, которое можно «растиражировать», т. е. перевести в земные слова и с помощью этих слов выразить. Для такого знания слов нет, потому что оно – «не наше», оно – из другого мира, где передача знания происходит иначе. Мы это знание просто вынуждены называть тем же самым словом, что и земное. Здесь нужен какой-то другой язык – не наш, «фонетический», «мысленно-ассоциативный». Для этого надо обладать способностью общаться мгновенными (вневременны́ми) мысле-образами, а точнее, целыми их категориями и даже «мирами». Это уже не «язык» – это какое-то совершенно неизвестное науке мысле-существование. Вместо привычного для нас всех тело-существования.
И тем более, у Конфуция это – вовсе не йога, где требуется «качать психологические мышцы», как в спортивном клубе на тренажере. К подлинной духовной жизни йога не имеет прямого отношения, а точнее, приблизительно такое же, как фитнес к разгрузке кирпичей из железнодорожного вагона: и там и тут наши мышцы ритмично сокращаются. Всем нам (но не йогам!) надо иметь жену, рожать детей, зарабатывать на жизнь, вступать в общение с людьми, – и на этом фоне нашей повседневной жизни внутренне форматировать себя самого по-новому. Настоящему йогу такое окружение вредит, и по этой причине он уходит в лес.
Но если у последователя Конфуция всегда имеется перспектива достичь Царство Небесное Христа – и это несомненно, т. к. после опыта Вэнь дорога туда открыта, – то традиционный йог никогда не достигнет Царства. А следовательно, йог обречен на существование в круговороте смертей и рождений (индийская сансара). Йога – это ловушка для потенциальных соискателей Царства, хотя, «райских обителей» йоги достигнут.
Именно по этой причине Кришна из Бхагавад Гиты с такой настойчивостью убеждает воина Арджуну выбрать себе, по собственному усмотрению, любую из предлагаемых им йог: джняна-йогу (йогу знания), карма-йогу (йогу отрешения от плодов своих дел) или бхакти-йогу (йогу любви-ага́пы к Всевышнему). Для соблюдения Всемирного Принципа Яхве здесь подходит любой вариант выбора – как говорится, «что в лоб, что по лбу» – главное, чтобы человеческая душа не вышла из Поля притяжения этого всесильного Закона Земли.
Это – равносильно тому, чтобы предлагать какому-нибудь «соискателю Царства» – на собственный выбор! – одну из девочек публичного дома в качестве будущей жены: «Выбирай сам, какая тебе понравится, хоть самую красивую!». – А что в этом такого? – думает про себя посетитель этого заведения – молодая, красивая, «чистенькая», не ВИЧ-инфицированная, сифилиса нет, да и жизнью наученная. И какого рожна мне еще надо? (Ох, опять этот рожен апостола Павла! Он нас просто замучил. Не обратиться ли к психиатру? – «Надо, надо!» – советует благосклонный читатель).
Вот мы сейчас, как бы мимоходом, обвинили главную духовную жемчужину Индии – Бхагавад Гиту, а точнее, самого Бога Кришну – в откровенной корыстной лжи, и тем самым фактически нанесли оскорбление всему индийскому народу. Оставить без объяснения, пусть и достаточно краткого, эти наши обвинительные слова мы просто не вправе, тем более что очень многие россияне знают этот текст, как один из самых значимых в своей личной духовной жизни. Это действительно так, и более того, именно Бхагавад Гита была самой «первой любовью» автора этих строк – еще до знакомства с евангельским текстом. Когда автор, находясь в командировке в Мурманске – еще в те далекие советские времена, – два дня напролет, в выходные, сидел в читальном зале, переписывая этот текст от руки (в замечательном переводе академика Б. Л. Смирнова), т. к. заполучить его другим способом было невозможно.
Судьба всех важнейших духовных текстов человечества – Евангелий, Лунь юя, Упанишад и Бхагавад Гиты – подобна. Их первоначальный источник – это одна и та же подлинная Истина. Но Истина всегда опережает свое время, когда оказывается в нашем человеческом мире, – она никогда не бывает понятой современниками. И через какое-то время обязательно находится такой человек, который эту Истину облекает в более привычные для мира «одежды», – тем самым адаптируя ее для своего времени. Таков апостол Павел, который фактически вернул Учение Христа в лоно иудаизма. Таков Шанкара, который в своих прославленных Комментариях-бха́шьях к Упанишадам и Бхагавад Гите (первую главу Песни он намеренно выпустил, и иначе поступить не мог) фактически уровнял «Принцип Бра́хмана» с «Принципом Тримурти», т. е. говоря языком монотеизма, уровнял «Отца»-Элохима проповеди Христа и Бога Яхве иудеев (это же самое сделали и сами иудеи задолго до проповеди Христа).
Но путь Элохима-Брахмана – это выход человека из сансары, а путь Яхве-Тримурти – это и есть сама сансара. Даже весьма духовному человеку всегда ближе и понятнее «небесный Рай», чем «какой-то» Бра́хман Упанишад в виде «Ничто». И для человека – это нормально и естественно, т. к. Рай – это, фактически, идеализированная «наша жизнь», а человек по своей природе не может стремиться к тому, чего не знает, в данном случае – к опыту Бра́хмана. Поэтому Христос и говорит слушателям о «Царстве», сравнивая его с известными нам «браками» (а что может быть на земле прекраснее для любящих!), но не говорит о том, что́ конкретно следует за этим «Царством». Чтобы не отпугнуть.
И при этом такие подлинные гиганты человечества, как Павел, Мэн-цзы или Шанкара, всегда считаются истинными последователями этих первоначальных Учителей и их гениальных идей, – тех идей, которые эти «последователи» адаптируют в первую очередь для самих себя, даже не подозревая о том, что они не понимают их подлинной сути. То же самое произошло с Учением Конфуция о Вэнь, которое было «спущено на ступеньку ниже» (в первую очередь, его «последователем» Мэн-цзы), и стало образцом социальной справедливости в Китае (почти «китайским социализмом») на тысячи лет. То же самое или немного иначе, произошло и с Бхагавад Гитой. И все-таки – спасибо всем этим «извратителям Истины»: если бы не их искреннее подвижничество, все эти тексты уже давно были бы утеряны для человечества, как не привлекшие внимание большинства.
Уже столетие назад в критической научной литературе было высказано предположение о том, что Глава 11 Бхагавад Гиты, в которой показан «Вселенский образ» (вишвару́па) Бога Кришны – с «кровавыми клыками» и огромной «пастью», которой этот ужасный Бог «пожирает» все живое, включая всех нас, людишек, – носит более поздний, вставной характер. Именно этот эпизод Песни инстинктивно отталкивает всякого думающего читателя и вызывает в нем неприятные ощущения, в то время как весь остальной текст воспринимается им очень благожелательно. «Отталкивает» – внутреннее сердце человека, в то время как наш ум слушает увещевания авторитетных «знатоков истины» (например, Шанкару) и старается убедить себя самого в том, что вишварупа – «это хорошо и правильно».
В свое время, в древности, в классических Упанишадах было дано описание «состояния Бра́хмана», но не был показан конкретный путь к достижению этого духовного опыта. Если в христианстве «путеводителем» к Бра́хману является Дух (шэнь) Христа, зафиксированный («вочеловеченный») в евангельском тексте, то в Индии подобного текста как будто не было и нет до настоящего времени, хотя в то же самое время существуют Упанишады, а следовательно, существовали и такие люди, которые этот путь прошли.
И возникает естественный вопрос: кто́ конкретно – чей величайший Шэнь? – являлся духовным «путеводителем» этих людей древности, т. к. своими индивидуальными силами человек духовный барьер в виде setur Упанишад (евангельский аналог – Царство Небесное) преодолеть не в состоянии. В одной из классических Упанишад имя такого предполагаемого «индийского Христа» названо, – т. е. названо имя того человека, Дух которого когда-то исполнял в Индии ту же самую роль, что и Дух Христа, – был реальным духовным «путеводителем» человеческой души к Бра́хману. Это – Ви́шну, причем это имя в то далекое время еще не имело никакого отношения к Ви́шну Тримурти («Троицы» индуизма в виде Богов Бра́хмо, Ви́шну и Ши́вы), которое появилось многие столетия спустя. Итак, теперь нам, по крайней мере, уже понятно, откуда исторически взялось это имя.
Первоначальный текст Бхагавад Гиты (скорее всего, он появился немного позднее классических Упанишад) как раз и являлся тем подлинным «Евангелием» Индии, той Упанишадой, которая указывала искателю практический путь к Бра́хману. Кришна Бхагавад Гиты – даже сегодня! – это тот же самый Ви́шну, его аватар. И само имя Ви́шну в этом тексте тоже фигурирует. Это и есть первоначальный подлинный текст Гиты – с Ви́шну, без Кришны, без вишварупы, и возможно, даже без Арджуны-кшатрия (если говорить в самых общих чертах). Но какое-то время спустя появились какие-то «индийские Павлы», в том числе в лице Шанкары, которые уже не видели никакой разницы между «Принципом Тримурти» и «Принципом Бра́хмана». Шанкара так и не понял, что́ в действительности означает setur тех Упанишад, которые он комментировал, – а это познаётся только в духовном опыте (к сожалению, жизнь Шанкары завершилась очень рано, и он мог успеть узнать только «Яхве» в образе Шивы). Они-то, эти так называемые «Павлы», и произвели корректировку первоначального текста Бхагавад Гиты.
Но ведь и сам апостол Павел – это отнюдь не единичное исключение среди известных комментаторов. Например, к его времени уже давно существовал текст иудейского Писания (Тора), в первой книге которого (Бытие-Генесис-Берешит) описывается процесс сотворения мира как бы «дважды»: сначала, в тексте Шестоднева, Элохи́мом (в переводе с библейского иврита – «бог», несмотря на то, что существительное элохим имеет грамматическое множественное число), а затем – Богом Яхве уже в Главе 2.
В действительности этот еврейский текст при своем создании копировал описание Творения мира, зафиксированное в древнейшей египетской Космогонии, когда мир создается в два этапа (двумя различными Принципами), – сначала в своем «духовном» облике, а затем в «телесном» (египетский мир-Ка, или мир «райский», тоже относится к нашему «телесному» миру). Здесь же, в этом египетском тексте, говорится и о Творении Словом (кстати сказать, и у шумеров – тоже). Судя по всему, Павел читал Тору как на иврите (если только под этим именем не скрывался всем известный Маркион), так и на греческом (Септуагинта), но раздел Шестоднева не понял. Интересно то, что сам Маркион четко отделял Бога иудеев от Бога-Отца Христа, но не нашел подтверждения этим своим убеждениям в тексте Торы.
Правильно Тору смог оценить только выходец из назиру́ты, Иисус. Почему? Неужели голова была умнее, чем у Павла? Нет. Иисус получил духовный «опыт Элохима» при Своем Крещении, это во-первых. А во-вторых, те мандеи, к которым Он принадлежал, были духовными последователями египтян и многое взяли от древнего знания Египта. До времени своего окончательного размежевания с иудеями – а это произошло в I в. н. э., причем, по вине евреев – эти мандеи, как это можно предположить из анализа их текстов, в духовном отношении были «старшими братьями» иудеев.
Правильно понимаемый иудейский текст сотворения мира из книги Бытие не является дублированием «одного и того же» разными авторами, как это понималось издавна и понимается сейчас всеми иудейскими и христианскими богословами. Именно от такого неправильного понимания – и в иудаизме, и в традиционном христианстве «главным» и единственным Богом-Творцом (отсюда – монотеизм) считается Бог Яхве, который фигурирует в тексте еврейского Писания, начиная со второй главы книги Бытие. А Элохим из главы первой, по мнению этих же богословов, – это «тот же самый» Бог Яхве.
Христос же смотрит на текст иудейского Писания духовно грамотными глазами: Он прекрасно видит это различие и проповедует Принцип Элохима в качестве «Отца» всех народов, «дополняя» (греч. евангельское плэро́о) этим Принципом – уже известный евреям Принцип Яхве. «Не нарушить [иудейский Закон, он же “Принцип Яхве”] пришел [Я], но дополнить (плеро́о) [этот Закон “Принципом Элохима”]», – так заявляет Он в Нагорной проповеди (Мф. 5:17) в ответ на упреки иудеев. Однако ранняя христианская церковь – точно по той же схеме, какую использовали на другом конце земли государственные интеллектуалы древнего Китая – присвоила этому старому греческому глаголу плеро́о новое значение, которого у него никогда не было – «исполнить», «исполнять».
В результате получилось, что мандей Христос пришел не для того, чтобы «дополнить» чем-то новым то, что было уже известно всем иудеям, а только с той целью, чтобы «исполнить» Закон иудеев, т. е. Тору. Но в таком случае читателю Евангелия становится непонятно, какое Он имел право так «петушиться» в этой своей проповеди о «Царстве»? И в таком случае – если Он действительно пришел исполнить – Его Царство превращается в уже известное нам еврейское малькут шамаим. Но если все это действительно так, в таком случае из этого логически вытекает, что Христос является только одним из целого ряда пророков-неудачников еврейского народа. А значит, евреи правы, считая Его уклонившимся от Торы лжепророком. Ведь Он Мессией не стал и Израиль от римлян не освободил. И именно по этой причине малькут шамаим не состоялось. И за что Его, в таком случае, почитать или уважать? Аналогичное положение дел – и с Конфуцием. Читаешь классические переводы Лунь юя – какая-то банальная скука. А сам Конфуций, тем не менее, «жив и процветает». Незаслуженно?
Представим себе на миг нашего евангельского «Бога Христа» в виде некоего ужасного Монстра, пожирающего всех людей – точно так же, как это делает, например, фараон у́нас (тот же Осирис) в знаменитом Гимне каннибала («Тексты Пирамид»), или как Кришна в Бхагавад Гите, или в виде китайского тао-тэ с огромной раскрытой челюстью. Но подобное в наших представлениях немыслимо, что бы мы о Христе не думали, и как бы Его миссию не оценивали. Или представим себе обратное – Кришну Бхагавд Гиты, распятого на Кресте «нас ради, человек, и нашего ради спасения» и выставленного индийскими солдатами нагим на всеобщее позорище (именно так, безо всякой «набедренной повязки», как это изображается на христианских полотнах). Но и это тоже невозможно. Почему? Потому что Христос принадлежит «Принципу Бра́хмана», а все остальные, в том числе и Кришна, – «Принципу Тримурти». И винить их за подобное «пожирание людей» бессмысленно, как бессмысленно винить то «ньютоновское яблоко», которое является источником шишки на нашей голове, – это просто другой Принцип, и именно в этом вся его суть. Яблоко надо съесть – и в этом вся его «правда».
Как мы уже отметили, в тексте Бхагавад Гиты в какое-то время произошла целенаправленная замена высшего Принципа на низший – на тот, который был понятен древним комментаторам этого духовного текста. То есть, возвращаясь еще раз к тексту Гиты, скажем следующее: Бхагавад Гиту можно и нужно читать, и во многом учиться у нее духовному пути, но при этом следует обязательно делать мысленную «замену» или как бы мысленную «подстановку». Следует искренне «ненавидеть» вишварупу (или относится к ней с мудрым пониманием), – и не отдавать своего сердца этому «хитрецу Кришне». Но если на месте Кришны мы вдруг увидим «Вишну-Христа», – в таком случае отдавать ему свое сердце можно и нужно, – они за нас «распинаются». А вот Кришне – ни в коем случае: слопает живьем, и не подавится. От подобных Духов следует «держаться на расстоянии» (то есть здесь мы опять приблизились к Конфуцию).
Кстати сказать, наше христианское «причаститься» – означает, «стать частью» Христа (Принципа Бра́хмана). В евангельском греческом языке такое внутреннее состояние передается словом ага́пэ – «любовь», но не земная, а именно «по причастности». И в Бхагавад Гите слово бха́кт (отсюда – бхакти-йога или «йога любви») происходит от того же самого корня – «часть (чего-то)», т. е. бхакти-йога в своем подлинном первоначальном значении – это не «йога любви» к Богу Кришне, а «становление частью» изначального Ви́шну, т. е. сопричастность Высшему Принципу.
И еще несколько слов о Христе, а точнее, о евангельском тексте. Почему вокруг Евангелий столько неутихающих споров? Этот текст никогда не понимали и не понимают до сих пор. Кто такой Христос: это действительно величайший человек, историческая личность, или какой-то неудавшийся еврейский пророк? Все непонимание этого текста происходит и происходило только по той причине, что в канонических Евангелиях в «художественном образе» Христа одновременно совмещены два реальных исторических персонажа: это безымянный мандей (возможно, Его действительно звали Иисусом), который проповедовал евреям Свое новое Учение о Царстве, и очередной неудавшийся иудейский псевдо-Мессия, распятый римлянами.
Синоптические Евангелия – это иудейское творение (но не Евангелие от Иоанна и не исходное Евангелие от Фомы, которое явилось образцом для синоптических и в котором фигурирует подлинный духовный проповедник-мандей). Синоптические Евангелия были созданы для того, чтобы поднять дух евреев в критическую историческую минуту существования этого народа. Здесь следует отметить принципиальные различия между разными «Евангелиями». Авторы-евреи синоптических Евангелий очень многое в проповеди подлинного Христа не понимали. Мандей Иоанн, автор Четвертого Евангелия, – понимал всё, и более того, он вложил в уста «своего» Христа те слова, которые исторический мандей Иисус никогда не произносил, но которые являются следствием подлинного опыта получения человеком того Царства Небесного, которое некогда проповедовал исторический Иисус. Евангелие от Фомы – это фактически «стенограмма» подлинных речей реального Иисуса-мандея, и по этой причине рассуждать о том, «понимал» автор или «не понимал» слова Иисуса некорректно.
Возвращаясь к Конфуцию, скажем: в последнем абзаце – когда он говорит о своем сердце – он, фактически, уподобляет самого себя тому иероглифу Вэнь, который существовал во времена Раннего Чжоу – фигура человека с нарисованным на груди сердцем. Фактически он завершает свою биографию рисунком себя самого в виде «иероглифа Вэнь».
И мы понимаем, что древний китаец не был таким примитивным, чтобы не знать о роли сердца в анатомии человека: Чжоу рассуждало о сердце, рисовало его, но при этом прекрасно понимало духовную сторону этого вопроса. А то, что Конфуций не закончил свою биографию на опыте Вэнь, но в конце «биографии» это Вэнь мысленно «нарисовал», свидетельствует о том, что перед нами не какая-то «схема», придуманная неким «учителем» или поверхностно «позаимствованная» Конфуцием у Вэнь-вана, а результат подлинной земной жизни конкретного человека.
Вот родилось чудное «дитя» в груди человека – у него «проснулось» сердце в опыте Вэнь. Человек его лелеет, бережет, ласкает, – и, наконец, начинает с ним «общаться», как с настоящим живым ребенком. Но время проходит, и такой «ребенок» растет, если с ним правильно общается «воспитатель». В конце концов, приходит время, – у Конфуция это заняло 10 лет (судя по всему, условных) после «рождения дитя», – когда человек почти полностью «уходит» в этого «ребенка» и им становится. Он смотрит на мир не своими прежними глазами, а уже глазами этого «дитя» и подчиняется ему – но уже себе новому – во всем. Такому не надо говорить: «не убий», «не кради», «не лги» – все это, как новая основа бытия, принадлежит сердцу этого человека. И более свободного в своих поступках человека не существует.
Хотя, конечно, есть ограничения, и именно о них говорит Конфуций в своей «автобиографии», причем, совершенно справедливо. Есть «Правила» или «Забор» (иудейский богословский термин), через который нельзя «перелезать». Этот «высокий забор» специально поставлен вторым Принципом для того, чтобы человек вдруг не «поза́рился» на все, связанное с Принципом первым и не ушел бы навсегда из-под влияния «второго». Второй Принцип – это та сансара, которая является «топливом» или источником существования этого всесильного Принципа Земли. Именно это, и только это страшит иудейского Бога Яхве – «утрата сансары», – поэтому для реализации запрета «выхода за ограду» допустимы все «недемократические» средства: ложь, лесть, подкуп и даже убийство.
Причем, речь в данном случае не идет о нарушении моральных заповедей «райских религий», а только о тех ограничениях в «поисках Истины», которые налагает на человека «Принцип Яхве». В Древнем Китае Небо представляли в виде «круга», а Землю – в виде «квадрата». Иероглиф, изображающий «квадрат» – это «рот» или «пасть» того тао-тэ иньцев, которые приносили этому Принципу человеческие жертвы. В Чжоу ритуальный орнамент в виде тао-тэ («пожиратель», «обжора») исчез, потому что появилось «совершенное Дэ» в виде опыта «раскрывшегося Неба». И по духовным законам бытия «Принцип Яхве» ретировался. Но все равно остались ограничения, предписанные ритуалом Ли, потому что и «Небо», и «Земля» – это тот же самый «Принцип Яхве». Существует единственный способ выйти за пределы этих «ограничений» – стать человеком Царства или человеком-Бра́хманом, что одно и то же.
А почему, все-таки, этот второй Принцип во многих религиях мира отождествляется с каким-то Монстром-пожирателем? Только потому, что это и есть его истинная онтологическая сущность, которая так страшна для человека. Образно говоря, этот Принцип может существовать только за счет «крови», – он «питается» (поддерживает свое существование) благодаря той энергии страданий, мучения и страха, которую излучает любое человеческое существо, зверь или дерево, когда его убивают. Отсюда – великая любовь всех Богов к человеческим войнам, к их ужасам и бедам, – всех тех Богов, которые олицетворяют собой этот Принцип. Отсюда – обязательное требование регулярных кровавых жертвоприношений, отсюда – специальные жертвенные алтари. Так было в Древнем Египте, в Ассирии, в Древней Греции и Риме, в Иудее, на всем Ближнем Востоке, в Индии, в Америке индейцев, в Древнем Китае. И все это – один и тот же Бог-Принцип, который, становясь главной всех «райских» религий, «одевает на себя» разные маски-личины.
Отказаться от кровавых жертвоприношений этому Богу (а значит, и от него самого) решились – впервые в истории человечества – только зороастрийцы, да отчасти те мандеи-назареи («голубя» в жертву все-таки приносили, правда, отрезая ему голову «назад») – те мандеи-назареи, из среды которых вышел Христос. И обе эти «толерантные» религии – в отличие от всех других – до сегодняшнего дня фактически не дожили. Зороастрийцев поглотил воинственный ислам, а остатки мандеев рассеялись в результате недавней иракской военной операции американцев. И за всеми такими действиями человека невидимо «стои́т» все тот же «второй Принцип».
Итак, мы закончили рассмотрение духовной автобиографии Конфуция, и как бы подытоживая вышесказанное, приведем полный смысловой перевод этого важнейшего суждения:
2.4. Почтенный сказал: «Я в 10 лет имел видение, и у меня появилось стремление подражать древним образцам. В 30 лет я полностью утвердился в чжоуском ритуале Ли. В 40 лет я решил все свои сомнения относительно Дэ и Дао. В 50 лет я узнал о Тянь мин. В 60 лет я стал человеком-Вэнь. В 70 лет я следовал всему тому, что советовало мое духовное сердце, и при этом не преступал границ дозволенного Шан-ди».
И здесь можно только поаплодировать лаконичности и строгому порядку изложения такой духовной эволюции великого человека. Шан-ди – это и есть общечеловеческий «Принцип Яхве» в «переводе» на иньский язык. Наивно полагать, что «мир Конфуция» уже давно в прошлом и утратил свою актуальность для сегодняшнего человека. Автор рискует выглядеть совсем уж старомодным, суеверным и даже примитивным в глазах современника, но тем не менее, если автор пишет то, что здесь читает наш читатель, – это может означать только одно: Дух Конфуция не умер, не исчез бесследно, и сейчас его Шэнь рядом. Поприветствуй его, читатель! Он тебя услышит. («Тьфу, тьфу, тьфу! Чертовщина какая-то! Куда бежать? Ау, люди! Спасите, Христа ради!»).
Следующие четыре суждения посвящены вопросу Сяо, – так называемой «сыновней почтительности», причем, самое первое из них (2.5) охватывает этот вопрос наиболее глобально.
