Отшатнулась от него. Сиб стоял, скрестив руки, и ухмылялся.
Сердито спросила:
– Тебе, кажется, нравится играться с людьми?
– Ты наблюдательная, – ответил юноша уже совсем серьёзно, хотя и смотрел на меня, насмешливо прищурившись.
Проворчала:
– Это так интересно, играть с чьими-то чувствами?
– Пожалуй, – Сиб ухмыльнулся.
Какое-то время мы смотрели в разные стороны и молчали. Но он уже не пытался подойти ко мне вплотную. Поглядывал на двух мужчин, вышедших у крайнего дома и косившихся на нас.
– Слушай! – сказал юноша уже громко и резко. – Я не твой слуга! И я не полезу за банановыми листьями! Отстань от меня! Ты не моя госпожа!
– Хорошо, – улыбнулась и пошла прочь. Правда, сделав несколько шагов к деревне, всё же остановилась и обернулась. И предложила: – Когда солнце уже немного спустится на вторую половину неба, приходи к нам на обед. Мы уже к тому времени приготовим.
Лицо Сиба растерянно вытянулось. Он шумно выдохнул и проворчал:
– Но я же сказал, что не полезу за банановыми листьями!
– И не надо, – снова улыбнулась ему. – Но ты гостем нашим будешь. Ты же ученик друга моего жениха.
– А к тебе-то я имею какое отношение? – нахмурился Сиб.
Растерянно сказала:
– Так ведь ты – ученик Ванады! Можно сказать, ты – часть семьи друга моего будущего мужа.
– И? – он недоумённо приподнял бровь.
– Семья друга моего будущего мужа – и мои друзья.
Парнишка недоумённо почесал затылок. Задумчиво потеребил одну из прядок слипшихся волос, висевшую спереди, слева ото лба.
– Словом, приходи отобедать с нами, – сказала я и пошла обратно.
Неприлично мне было оставаться с ним наедине, да и у всех на виду. Даже если он и был учеником друга моего жениха. Всё-таки, не из моей семьи мужчина. Но, к счастью, люди нас видели. Видели, что мы просто стоим и разговариваем. И, может, на обеде у нас его увидят. Но вряд ли кто-то придёт кроме дяди и женихов.
Я уже вымыла рис и начала его варить. А жена отшельника отошла что-то ещё обсудить с Яшем. Солнце как раз стало заползать лучами внутрь, раскрашивая дом изнутри яркими полосами. Это как-то оживляло моё настроение, хотя и близилось время начала первых свадебных обрядов – и я волновалась.
Всё никак не могла успокоиться, когда думала о трёх мужьях. О трёх мужчинах, чьей женщиной буду. Будто продажная женщина! Разве можно будет меня верной назвать, если буду ложиться с ними тремя? Но разве моё мнение кого-то особо интересует? И другого способа стать женой у меня, кажется, нет. Ванада опять не пришёл за мной. Но, всё же, эти ночи, которые становятся всё ближе и ближе…
То есть я знала, что так иногда случается. Особенно, в горной стране у Бхарат, где мало равнин, и живущим сложно прокормить большие семьи, поэтому там братья одной семьи берут одну жену, чтобы женщин и детей было поменьше, следовательно, меньше голодных ртов. Хотя, впрочем, самая яркая история – о Драупади1, родившейся из жертвенного огня ягьи, прекраснейшей из девушек, когда-либо существовавших.
***
Когда Драупади повзрослела, отец решил устроить Сваямвару для неё. На её Сваямвару пригласили лучших из женихов разных царств. И одно из сложных испытаний было – поднять огромный и тяжёлый волшебный лук, стрелу натянуть, да выстрелить, чтобы стрела долетела до неба. Тогда лук поднять смогли только двое: царевич Арджуна, приехавший под видом брахмана, да посланный его врагом Карна, сын колесничего. Два прекраснейших доблестных воина. Два непримиримых соперника. Двое из лучших лучников своей эпохи. Арджуна и стрелу натянуть смог и выстрелить – и стрела его долетела прямо до неба. Арджуна победил – и Драупади полюбила его, восхитившись его силой. А Карну высмеяла, что не подобает сыну колесничего лезть туда, где состязаются кшатрии и царевичи. Тогда люди не знали настоящего происхождения Карны и считали его простым шудрой, нагло лезшим драться с благородными кшатриями.
Братья Арджуны, увидев его, вернувшегося с прекрасной невестой, возликовали и возрадовались. Дружелюбно приветствовали смущённую красавицу. И, разумеется, все вместе отправились к их матушке, царице Кунти, чтобы порадовать известием о скорой свадьбе её среднего сына, чтобы представить ей прекрасную невесту Арджуны. Были тогда они сосланы из столицы, притворялись простыми людьми. Скромно жили, прячась. А тут вдруг такая радость! Как могли дружные Пандавы не порадоваться за одного из них, ставшего победителем и взаимно полюбившего, да ещё и красавицу?!
Кунти в то время молилась. Сидела перед алтарём, благоговейно вознося молитвы. Она даже повернуться к сыновьям не хотела, которые вдруг вошли в дом и потревожили её в такое важное время. Просила не беспокоить её сейчас.
«О, матушка! – не отставали сыновья. – Посмотрите, какой чудесный трофей привёз наш Арджуна, победивший в сложном состязании!»
«Я же говорила вам! – сердито бросила Кунти, всё ещё не отрываясь от лицезрения алтаря. – Говорила вам, чтобы всё, что вы получите, вы всегда делили поровну!»
Вскрикнула напугано Драупади. Тогда матушка Пандавов развернулась и увидела девушку, прячущуюся за спинами сыновей. И ужаснулась тому, что сказала.
Но уж такая семья была у благороднейших Пандавов: если кто-то слово дал – всегда держали, как бы тяжко ни приходилось, а уж если матушка что-то велела – всегда выполняли. И тут тоже надо было исполнить, раз мать велела, даже если и случайно. Они послушными были сыновьями, что сыновья самой Кунти, что сыновья младшей жены Панду, умершей вслед за супругом.
Нет, не хотели братья отбирать у Арджуны его невесту и возлюбленную. Даже в монахи пойти собирались, чтобы он жениться мог на ней один. Да вот беда: был Арджуна лишь средним из сыновей Панду, а старшим из Пандавов был Юдхиштхира. И, поскольку отец их, рано умерший, мог претендовать на трон империи Хастинапура, то, следовательно, одним из возможных наследников на царство был Юдхиштхира. А братья дружные не могли отобрать у него это право, да и не хотели. Но как бы благородный Юдхиштхира стал бы претендовать на трон, если б стал монахом и не имел сыновей-наследников?!
Драупади рыдала от ужаса, что может не быть её свадьбы с возлюбленным её Арджуной. Да и идея стать женой и для остальных братьев возлюбленного её ужасала. В смятении бросилась несчастная к реке, чтоб утопиться.
Да и сам Арджуна был вне себя от боли, так как полюбил её, но, в то же время, он не мог стерпеть, что брат его старший Юдхиштхира готов пойти в монахи и потерять возможность стать наследником империи. В конце-то концов, отец их, Панду, был старшим братом нынешнего правителя! И стал бы сам правителем, если бы не проклятие обиженного им брахмана и ранняя смерть.
Так в итоге случилось, что Кришна, который покровительствовал смелым и добродетельным Пандавам, вовремя успел к реке и отговорил Драупади лишаться жизни. Уговорил девушку принять её судьбу. И, следуя мудрым советам Кришны, Драупади приняла всех пятерых братьев как своих мужей. Вместе они шестеро свадебные церемонии прошли. И в первый год Драупади стала верною женою Юдхиштхире, старшему из Пандавов. В конце года постилась и совершала очистительные ритуалы. И в новом году стала женой уже второго брата. Пять лет, чтобы быть женою для каждого один год. А потом всё сначала.
Хотя, поговаривают, не сразу смогла несчастная женщина быть женою своего возлюбленного Арджуны, так как тот вломился в спальню старшего брата, пока была Драупади женой Юдхиштхиры, ночью, все их договорённости грубо нарушив, чтобы предупредить о внезапной беде. И его желание узнать мнение старшего брата, позвать его на совет, обернулось изгнанием Арджуны. А пока был в изгнании, совершая аскезы, да скитаясь в образе брахмана, умудрился он приглянуться сестре самого Кришны. Или Субхадра ему приглянулась? И нарушил Арджуна второе обещание, что братья дали на свадьбе Драупади – жену вторую привёл в дом. Сердилась ужасно Драупади от его предательства и не сразу его с младшей женою пустила в дом. Хотя сердце у неё было милосердное, и со временем Субхадру приняла как свою младшую сестру, в семью и в своё сердце.
И, хотя тогда люди называли Драупади распутницей, которая спит сразу с пятерыми мужчинами, жизнь свою Драупади прожила верной женою братьям Пандавам. И спутницей во всех радостях и несчастьях, которые выпали на их долю. А испытаний братьям Пандавам выпало немало. Закаляют несчастья и битвы сердца и тела мужчин, как огонь руду опаляет, плавит и закаляет, обращая в клинки прекрасные. Но сложно женщине сохранить своё сердце добрым после тяжких испытаний. Сердце женщины – не меч. Сердце женщины прекрасно как лотос, но столь же легко его погубить или поранить. Красивое доброе сердце пронесла Драупади через все трудности и всю свою жизнь.
Потому если вспоминают женщин Бхарат, что были женою нескольких мужчин, то в первую очередь вспоминают прекраснейшую и добродетельную смелую Драупади.
***
Нет, я, разумеется, была совсем обыкновенной – и я даже не сомневалась в этом. Обычная девушка из вайшью, ничем особо не примечательная. Да, упоминали порою, что росту красивою. Но, видно, не столь ярка была моя красота, чтобы принял меня в своё сердце, да женою своею кто-то.
Я не должна говорить, что судьба моя жестока, потому что не мне одной выпала такая доля. Но, всё-таки, как освободиться от страха? Что делать мне с моей беспомощностью? И… и как я… как я смогу принять их всех? Разве хватит у меня мудрости, чтобы нести покой и радость им всем? Я всего немного знаю этих трёх братьев, но они так отличаются друг от друга! И, кажется, каждому нужно что-то разное.
Солнечные лучи, проникавшие в дом, вдруг исчезли. И как-то потемнело внутри. И оттого у меня помрачнело в душе. Испуганно оглянулась.
Сиб стоял, переступив порог дома. А в руках у него была охапка банановых листьев. Огромных, толстых, мясистых. И целых. И без единого пятнышка или царапинки!
– Я так подумал… – сказал он серьёзно. – Ты пригласила меня на обед. А не пристало приходить с пустыми руками.
– Ты принёс! – радостно поднялась. – О, спасибо, Си… – он сердито сощурился – и я торопливо исправилась: – Благодарю, Сохэйл!
Он, сердито и шумно дыша, прошёл к очагу и свалил охапку листьев близ меня. Но так, чтобы жаром из печи их не зацепило да огнём. И обратно пошёл из дома.
Правда, рис не успел ещё приготовиться, как Сиб-Сохэйл заглянул в окно, поближе ко мне. Спросил, как-то странно улыбаясь:
– А знаешь, почему меня зовут Сохэйл?
Честно призналась:
– Даже не представляю. Но, наверное, кому-то из твоей семьи нравилась эта звезда.
– Сохэйл был героем! – возмутился он.
– Значит, Сохэйл был благородным героем, – торопливо добавила и примиряюще улыбнулась, – раз тебе так хочется походить на него.
Шумно выдохнув, юноша обиженно спросил:
– А ты совсем не подумала, что это я могу быть тем самым героем Сохэйлом?
Чуть помолчав – ученик Ванады сердито смотрел на меня из окна – тихо добавила:
– Если бы ты был тем Сохэйлом, то тебя не стали бы звать Сибом. Как, наверное, тебя твой учитель зовёт.
Сиб страшно помрачнел. И опять осклабился, видимо, надумывал сказать какую-нибудь гадость, хотя и прилично сказать, из окна, в дом ко мне не входя и ко мне не приближаясь. Нет, всё-таки, сердце у него доброе. Хотя бы к тем, кто был добр с ним.
Улыбнулась мрачному юноше:
– Но я уверена, что ты, Сохэйл, сможешь стать благородным героем, как и тот Сохэйл.
– А, может, я уже стал героем?! – проворчал упрямый парнишка.
Вздохнув, призналась:
– Знаешь, я бы очень хотела в это верить. И я вполне верю, что ты им станешь. Но, если б ты уже был известным героем, то Ванада бы иначе к тебе относился и больше бы уважал. Ведь сильные и достойные воины с уважением относятся к другим сильным и достойным кшатриям. Или хотя бы к сильным. Равных не берут в ученики. Только тех берут, кто слабее и младше.
– Вот вредная девушка! – проворчал он и скрылся куда-то за стеной.
Чуть погодя, зашёл уже дядя. И я снова напряглась.
– Только что видел этого жуткого парня близ нашего дома, – сказал Яш, поморщившись. – Что он тут делал?!
Призналась, утаив часть правды:
– Он принёс мне банановых листьев. У меня уже порвались…
– Он только что игрался с коровьими костями! – сердито рыкнул Яш, подходя ко мне и грозно нависая надо мною, сжавшейся. – Люди рассказали!
Робко уточнила:
– Но Сиб только хотел помочь мне!
– А вдруг он и руки не помыл? Трогал кости коровы, а потом срывал и нёс этими же грязными руками банановые листья?! – мужчину передёрнуло от омерзения. – Жуткий парень! Не то зверь, не то человек! Да и смотрит всегда прямо в глаза: и старшим, и младшим. Свирепо так смотрит или насмешливо. Вот наглый сопляк! Никого не уважает. Никого не приветствует.
Серьёзно пообещала:
– Хорошо, мой господин. Я помою листья, чтобы вы не волновались.
– Чтобы я не волновался! – шумно выдохнул он. – Как же! Не станешь тут волноваться!
Я, сжавшись, следила за ним, ожидая удара. Сейчас мы остались наедине. Яш мог бы меня ударить. Если бы захотел. Да и при женихах мог ударить. Только не при Мохане. А Поллав бы, кажется, стерпел, подумал бы, что сама виновата.
– Впрочем, мне наплевать! – проворчал брат отца. – Ты и так уже испоганила свою жизнь донельзя!
И сердито ушёл. Впрочем, едва я успела перевести дыханье, порадовавшись, что он на сей раз сдержался, как родственник опять мрачно и решительно занавесь отодвинул и переступил порог. И я снова испуганно сжалась. Но он сказал уже спокойно:
– Надо бы сегодня тебе угостить женихов. Сядем все вместе в доме, поедим. Ты уж постарайся.
– Понимаю, – кивнула. – Надо бы мне приготовить как можно вкуснее, чтобы они от меня не отказались.
– И верно, – серьёзно сказал Яш и совсем уже ушёл.
А вскоре вернулась и Сарала. И я совсем уже успокоилась. Ну, насколько можно тут успокоиться. Так-то совсем уж успокоиться совсем нельзя.
Гости-женихи уже пришли. Хотя почему-то пришли только самый старший и младший из братьев-музыкантов. И брат отца. И даже староста почему-то явился. И мы с Саралой и её внучками раскладывали банановые листья перед ними. Чтобы поскорее.
Вдруг мужчины как-то напряглись, смотря на выход.
Обернулась. Сиб как раз переступил порог, выпуская занавесь.
Ногти на сей раз он коротко остриг и аккуратно: что на руках, что на босых ногах. Дхоти его опять были на удивление чистые, хотя ещё недавно на земле сидел. Волосы туго связал, чтобы за спиной свисали. Да и с рук его капала вода, видимо, только что он их помыл.
– Это ещё кто?! – проворчал Яш, считавший себя нынешним хозяином дома и вообще главой семьи, ставшей до отчаяния маленькой и так внезапно.
Сиб призадумался. Я его позвала и обещала угостить. Но теперь тут было много людей. Он-то обычно не терпел, ругался на всех. Даже когда не задевали. Но тут вроде его в гости пригласили. Я. Ох, что же мне делать? И выгонять его нехорошо, и дядя зол. Да и знавшие юношу Поллав и Мохан напряглись, так сразу и не понимая, как его представить. Да и не понимая, чего он вдруг пришёл. Или вообще не хотели, чтобы он разделил трапезу с ними? Но почему?! Они-то знали его!
Мне бы оставить право решать мужчинам – им оно и принадлежало. Но, глядя на то, как помрачнел Сиб, как невольно сжались его руки, я испугалась. Вдруг сейчас натворит что?!
Он взгляд на меня перевёл. Лицо вроде спокойное. Но взгляд такой… пронзительно печальный. Будто упрекал меня, что так подставила его, пригласив туда, где видеть его не хотят. Да и… не похоже было, чтоб в жизни юноши было много людей, к которым он мог ходить в гости. Было бы много – он бы не стал слоняться в одиночку, поодаль от всех, охотно бы с людьми говорил. Да и… будь у него матушка, разве она позволила бы ему выглядеть так небрежно? Разве что он был из шудр или неприкасаемых даже. Хотя… да нет же! Разве юноша из низшей варны имеет право носить оружие?! А Сиб и обращаться с ним умеет. Вон как за лезвия держал кинжал, не повредив пальцы. И в моём сне…
Сиб как-то мрачно прищурился, впившись в меня взглядом. Если не словами ранить, так хотя бы взглядом хотел? И сейчас страшно походил на Сиба из моего кошмара. Точнее, там его назвали… как?.. Как-то иначе звали. А, Сибасур! Сиб… если просто Сиб, то «разрушитель». Но… Сибасур… Сиб… асур?!
Лист банана выпал из моих рук.
Наклонившись, юноша подхватил его, не дав ему коснуться пола и меня не задев даже своими подвесками жуткими. И, выпрямившись, растерянно на подхваченный лист посмотрел. Не понимая, должен ли отдать мне? Или выбросить – и гордо уйти? Или гадость на прощание сказать? Ведь его, можно сказать, унизили, пригласив и не приветствовав. А если… если он – настоящий асур?! Но тогда можно ли его приглашать в свой дом?! Но выгнать – тоже гадко. Особенно, если он и в правду из асуров.
А жуткий юноша опять посмотрел на меня. С ненавистью. Обиделся, что в гости позвала и унизила, в дом не впустив. Или даже решит, что нарочно пригласила, чтобы унизить.
Мы с мгновение ещё смотрели в глаза друг другу – и все напряжённо молчали, не понимая, почему мы так смотрим друг другу в глаза. Или не понимая, что делать с этим неприятным гостем.
– Ты едва не потеряла, – проворчал Сиб, протягивая мне лист, держа за самый конец.
Робко взяла за другой край лист. Он прищурился, вглядываясь в меня, будто не веря, что я решилась принять обратно то, чего коснулись его руки. Потом шумно выдохнул и повернулся ко мне спиной. Спокойно поднял занавесь и вышел на улицу. Яш облегчённо вздохнул, радуясь, что смог избежать неприятного разговора.
А я, пока занавесь опускалась, успела заметить тот взгляд, каким Сиб смотрел из-за неё на меня. Это был не взгляд разгневанного демона. Нет. Это был взгляд человека, который мне доверял и которого я предала.
Занавесь опустилась. Словно стена выросла между мною и им. Мне вдруг стало жаль его. И страшно совестно. Сама же в гости пригласила! И он даже мне банановых листьев принёс. Хороших. И даже молча ушёл, что могло избавить меня от неприятного разговора с дядей и женихами. Если те упорствовать не будут. Но, впрочем, чтобы те ни говорили…
Сиб всегда держится поодаль от людей. Он уже привык жить в одиночестве. Не от хорошей жизни явно. Может, и драться научился только, чтобы обороняться. Грустный юноша, который отчаянно хочет быть как некий благородный кшатрий Сохэйл, но которого, кажется, никогда Сохэйлом не зовут. Да и… с чего я взяла, что этот юноша – асур?! Только потому, что так его раз назвали, да, причём, назвали в моём кошмарном сне?!
Сердце сжалось болезненно. Жалко мне было его, такого одинокого.
И, не думая, выскочила из дома за ним.
Он уже отошёл на сколько-то шагов. Да и шумно в деревне было. Дети кричали неподалёку. Кто-то ругался из соседей. Разве можно среди дневных звуков расслышать шелест сжимаемого рукой полога и его же, когда опускался? Да касание моих стоп к земле?
Но Сиб почему-то вдруг остановился. И оглянулся.
Мы застыли, смотря друг другу в глаза. Потом он недоверчиво фыркнул и отвернулся, прочь пошёл. Не ждал, что я приглашу его. Совсем не ждал! Что за жизнь такая у него?!
– Сиб… Сохэйл!
Он опять остановился, едва позвала. Посмотрел на меня растерянно.
Смущённо улыбнувшись ему, протянула к нему тот банановый лист, что мог упасть, но он подхватил.
– Я же пригласила тебя в гости! Что же ты уходишь?
– Они не рады, – он сердито указал рукою на дом, зацепив подвески на поясе. И те с тихим царапаньем и хрустом легли обратно вдоль его ноги, обёрнутой тёмно-синей, почти чёрной тканью, цепляясь и ударяясь друг за друга змеиными зубами.
Невольно вздрогнула. Сиб нагло усмехнулся. Будто его не слишком волновало, пригласят его или не пригласят. Будто отчаянно делал вид, что ему всё равно.
Но юноша снова было развернулся, чтобы уйти. И мне ещё грустнее стало, что совсем не верит мне. Что он совсем никому не верит.
– Но я же пригласила тебя! Пойдём, я им объясню!
Он долго стоял ко мне спиной, почему-то перебирая левой рукою подвески у пояса, отчего клыки змеиные опять задевали друг друга, потрескивая. Потом выпустил их, резко повернулся. Пристально в глаза мне заглянул, всё ещё будто не веря, что я серьёзно хочу видеть его среди гостей. С трудом выдержала его взгляд. Пугающе мрачный. Тяжёлый. Мне на мгновение показалось, будто на меня громадный камень свалился и к земле прижимает. Сиб усмехнулся, показывая неровные зубы. Сейчас в нём что-то было… звериное. Страшное. Очень страшное. Я почему-то показалась себе очень слабой сейчас рядом с этим молодым мужчиной.
Но с места не сдвинулась. Раз уж пригласила гостя – надо угощать. Даже если дядя мне это припомнит. Да, впрочем, он даже приглашение чужака мне припомнит.
Юноша молчал. И я молчала. Да из дома не доносилось ни слова.
Робко спросила наконец:
– Пойдём?..
Чуть поколебавшись, Сиб снова вернулся ко мне. И вслед за мною вошёл в дом, под взгляды помрачневшего Яша и снова напрягшихся женихов. Я полог придержала другою рукой, пропуская моего гостя.
– Проходите, Сохэйл. Вот для вас банановый лист.
Он смущённо принял лист под скрещёнными взорами сидящих внутри мужчин. А полог упал на своё место. Только теперь Сиб стоял уже в нашем доме, среди нас.
Торопливо добавила, улыбнувшись ему:
– А еду сейчас принесу, – и к остальным, замершим, повернулась. – Это мой гость, Сохэйл. Он ученик того воина, который защищал нас от разбойников у реки, – вздохнув, грустно потупилась: – Ишу спасти не смогли. Но, всё же, господин Ванада старался нам помочь. Он был один, а тех жутких кшатриев было шесть. Но он не испугался вступить с ними в неравный бой. Он спас жизнь мне, моим женихам и дядюшке Яшу.
Я говорила то, что было. То, что староста и Сарала могли бы знать. Но при этом я упомянула лишь достоинства Ванады и его ученика. Так, чтобы Яшу было уже стыдно выгнать Сиба.
– Да, это Сиб, ученик друга моего брата, Садхира, – поднялся и Поллав, приветливо улыбнулся уже юноше. – Заходи, Сиб, – и уже Яшу и старосте сказал: – Он почему-то любит, когда его зовут Сохэйлом. Сам не знаю, почему.
Глаза жуткого юноши мрачно блеснули. Но, впрочем, покосившись на меня, робко стоявшую подле него, да на руки, занятые сейчас банановым листом, а не кинжалом, которого, кстати, нынче у него было не видать, шумно выдохнул. Сложил руки на уровне груди, приветствуя меня и благодаря. Прошёл к гостям и сел с самого краю, ближе всех к выходу, возле Мохана. Тот на него покосился возмущённо, но смолчал.
А мы с женой отшельника, спохватившись, стали разносить и раскладывать кушанья на банановые листья гостей. Внучки Саралы попятились, глядя на Сиба. И потянулись подальше от него. Всем им срочно куда-то приспичило. То есть, они очень хотели пить. И сбежали торопливо к колодцу, хотя кувшин с водой и у нас в доме был. И я могла бы и им налить, когда уже мужчинам кушанья разложу и воды налью.
Но, как ни странно, ученик Ванады за трапезой вёл себя спокойно и прилично. Он не чавкал. Брал еды понемногу чистыми пальцами. И степенно ел. И движения на сей раз его были спокойные и размеренные. Ровная спина, плечи расправлены, голова поднятая. Он не наклонялся, чтобы быть ближе к еде, а степенно её ко рту подносил. Вот, обмакнул кусочек лепёшки в подливку, медленно ко рту поднёс. Словом, сегодня Сиб выглядел как человек. Если не обращать внимания на спутанные волосы, да странный шнурок, державший их, да странные подвески у пояса. Мохан, кстати, опасливо отодвинулся от змеиных клыков, что грудой легли близ него. За что сердитый взгляд от Поллава получил. А странный гость притворился, что не заметил.
Поев, поблагодарил за еду и гостеприимство, сложив руки на уровни груди. Но смотря при этом почему-то только на меня. Поллаву добавил лишь, что пока Ванада ничего не просил передать. Разве что сам Поллав что-то попросит сказать.
– Благодарю за помощь, но пока надобности нету ничего посылать, – степенно ответил старший из женихов, задумчиво бороду поглаживая.
А после Сиб спокойно ушёл, сославшись на некие неотложные дела, оставляя Яша и его гостей спокойно говорить между собой.
– Надо же, мальчишка умеет вести себя прилично! – проворчал Яш.
– А мне он только хамит! – ляпнул Мохан.
И новый укоризненный взгляд от брата получил. Или даже обещающий расправу, как-нибудь потом, когда братья останутся наедине.
– А ты сам с ним ругаешься, чуть что, – проворчал Поллав. – Вот Кизи с ним вежливо говорит – и он и с нею ведёт себя вежливо.
– Ага, даже приветствовал и благодарил как равную, – растерянно добавил младший из музыкантов.
Как… равную? А ведь и точно! Ладони соединил на уровне груди. Но… с чего это Сиб? Ещё недавно ворчал на меня и ругался, что банановых листьев приносить не будет. Или… или всё было в том имени, которое он почему-то очень любил? И… и Сиб даже изменил своей привычке дерзить и вредничать, только потому, что назвала его Сохэйлом? Кто же был тот человек по имени Сохэйл, которого этот дерзкий юноша так уважал?
Вдруг откуда-то с краю деревни дети закричали напугано. Староста вскочил напугано и проверять убежал. Да и Мохан любопытный сорвался с места.
Мохан-то и вернулся первый. Рассказал, что в деревню заползла королевская кобра. И проползла совсем близко у ног играющих детей. Те отпрянули, закричав. А она, рассердившись, голову подняла, капюшон свой раскрыв. Пасть открыла, зашипев, язык тонкий и раздвоенный высунула. Взрослые видели, но были далеко. Да страшно боялись сами, хотя и за детей волновались. Шутка ли, разгневать кобру, от чьего яда несколько десятков взрослых умрут в муках! А змея подползла совсем к ступне внука старосты…
Пока взрослые застыли или боялись, вдруг на дорогу выскочил Сиб. На бегу схватил змею страшную за конец хвоста и, выпрямившись, раскрутил над головой, как Вишна – Сударшана-чакру. И, пробежав так, вращая её быстро-быстро над собой, ошалевшую от такого обращения, что есть силы запустил в полёт. И кобра, через два дома и два забора перелетев, шлёпнулась за околицей, где никого как раз из людей не было. Мохан как раз этот миг застал, выскочив наружу. Змея с шуршанием упала. Что-то прошипела с ненавистью. Но возвращаться к дерзкому или даже сумасшедшему человеку не захотела и торопливо к лесу уползла.
– Счастье-то какое! – сказал староста, входя. За ним шёл, держась за его дхоти, его младший внук, отчаянно напуганный. – Счастье, что обошлось! Кобра в деревню пришла! Как раз рядом с глупыми детьми ползла. Могла бы всех погубить. Но этот странный юноша не испугался, убрал её от детей. А ведь он так порывисто схватил её! Она могла извернуться и его кусить! Совсем бы убила. Смелый юноша! Хвала богам, что именно он оказался возле змеи и детей. Другой бы мог и не быть таким поспешным, – мужчина вздохнул, потрепал по кудрям внука, а тот прижался к нему, испуганно вцепившись в ногу. – Хотя… что за глупый способ, змею хватать за хвост?! Если и хватать, то надобно хватать за голову и за шею у головы, чтобы никак не укусила.
– Вполне в духе Сиба, – усмехнулся Поллав.
– Так он-то мог и не бояться вообще! – влез Мохан, которого распирало впечатлениями от опасного зрелища. – Он так сильно швырнул её, что так далеко улетела! Силища у него большая. Хотя и не мускулистый. Да и вообще… вы его пояс видели? Он, кажется, развлекается, охотясь за змеями, да клыки у них выламывая.
И мы все запоздало притихли, осознав, что змеиные зубы для своего дикого украшения Сиб мог добывать и сам. А жутких подвесок у него было много – на несколько десятков змей хватит. Правда, Сарала спохватилась и прочь кинулась. Там ведь куда-то убежали её внучки. А вдруг и они были там? А вдруг кобра и не уползла совсем?
Словом, в тот день всё обошлось. То ли доброта Сиба-Сохэйла спасла детей, то ли его привычка развлекаться, побеждая змей.
А тот Сохэйл… кого так почитал этот смелый и дерзкий юноша? Чьим именем он так мечтал прикрываться?..