bannerbannerbanner
полная версияТри мужа для Кизи

Елена Юрьевна Свительская
Три мужа для Кизи

И всё же решилась посмотреть на него. Он сейчас прямо смотрел на меня, внимательно смотрел.

– А ты… – жених смущённо потеребил пальцами зашибленными другой камень, ногу протянув к лежащему чуть поодаль. Камень соскользнул в сторону. Мохан покачнулся. Но, впрочем, устоял даже на одной ноге, наклонившись назад. Гибкий. Потом уже ровно стал. Взгляд на меня поднял растерянный. – Не сердишься, что мы тебе сразу не сказали?

– Вам не до меня было, – улыбнулась. – Да и я опять лежала без сознания.

– Да… – он опять вздохнул. – Зря я тогда на вине стал играть. Лекарь, которого нашёл Поллав, сказал, что ты итак усталая страшно была, а тут я ещё и танцем тебя вымотал.

– Может… – вздохнула, потом вдруг призналась: – Но, знаешь, те мгновения, когда я танцевала под твою музыку… я была такой счастливой! Я забыла обо всём. И про гибель Иши, и про смерть родителей. И даже про побои дяди.

– Правда? – робкая улыбка.

Проворчала:

– Зачем мне тебе врать?

Но в следующий миг, глядя на него, потерянного и смущённого, недоверчивого такого, вдруг рассмеялась. И добавила:

– Твоя музыка – лучшая, что в моей жизни была!

Его улыбка… кажется, никогда её не забуду. Такая счастливая и радостная. Он… он и правда хотел порадовать меня. По-настоящему хотел именно этого.

Мы долго смотрели друг на друга, замерев. Потом, правда, шея у меня заболела от головы повёрнутой. И от побоев боль вернулась. И я отвернулась. Мохан обошёл меня и встал в шаге от меня. И чтоб поприличней, и чтоб если что опять меня схватить, если снова вздумаю падать.

– На сестру хоть посмотри, – шепнул мне жених ворчливо.

Снова посмотрела на сестру. Та, смотря на меня и Мохана, как-то странно улыбалась. И что-то шепнула Садхиру. Тот, оторвав взгляд от воды, посмотрел на нас, усмехнулся, но не так, как это делал Поллав, как-то добрее, потом опять к сестре моей повернулся, что-то заговорил – я отсюда не слышала.

Как жаль, что не поговорить нам. Слишком широка река здесь.

– Жаль, что вы поговорить не можете, – добавил Мохан сочувственно.

Робко посмотрела на него. Похоже, он искренно сопереживал моей разлуке с сестрой. Он… он добрым, похоже, был. Может, даже не потому, что ему хотелось жениться или иметь женщину. Может, он просто сам по себе был добрый.

– Потом, уже после того, как ты очнулась, к нам пришёл Сиб, – тихо продолжил Мохан, поглядывая то на ту сторону реки, то на меня. Но больше на меня.

Растерянно выдохнула:

– А он-то зачем?..

– А его Ванада послал. Сказать, что Ишу и Садхира нашли, живых, но в деревне далеко отсюда, по течению реки. И, с другой стороны, – наклонился, смахнул пыль с ноги и погладил ушибленные об камень пальцы, – оказывается, Ванада не хотел топить Ишу. Он просто сбросил её, стараясь оставить поближе у берега. Чтоб она сама выплыла. А те воины думали, будто она утонула – и кинулись за ним, – снова спокойно встал, руки отряхнув, ко мне повернулся опять, нахмурившись. – Но сам Ванада тоже не сразу узнал, что они выжили. Потому что сначала тех кшатриев решил увести далеко, потом дрался с ними. А Сиб слонялся где-то по округе. Он первым заметил и Садхира, и Ишу на берегу. Он даже врача Ише пошёл искать. Но, кажется, только потому, что узнал у Садхира украшение Ванады.

Тихо добавила:

– Он вообще странный, этот Сиб.

– И ещё какой! – возмутился Мохан. Потом, помолчав, добавил, для порядка: – Но Сиб нашёл отшельника, разбирающегося во врачевании, и привёл к ним. Потом уже Ванаде рассказал, кого нашёл и что им помог. Словом, Сиб пришёл только на пятый день к нам, после того страшного дня. Ты ещё слаба была. Мы с Поллавом долго думали. Хотели тебя обрадовать. Но боялись, что твоё здоровье опять ухудшится от сильного волнения. Или что ты побежишь сестру искать. А до той деревни далеко, несколько дней идти.

– И верно, – вздохнула, – у меня могло бы сил не хватить. Упала бы где-то по пути.

– Так… ты не сердишься на нас? – тихо уточнил мой жених.

Снова улыбнулась ему:

– Нет. За что же мне сердиться на вас? Вы заботились обо мне, как могли.

И… и только вы заботились обо мне. Даже не Яш. А только вы. Хотя вроде бы Яш был младшим братом моего отца, а вы мне – никто. Но…

– Постой… – руку его сжала, он испуганно взглянул на мои пальцы, но с руки своей не снял. – А вы… вы Яшу совсем не сказали?! Совсем не сказали, что Иша жива?

Юноша затылок другой рукой смущённо поскрёб, не отнимая этой руки у меня.

– Вообще, надо как бы. Но мы не знали. Решили сначала у тебя спросить. Вон та женщина, Сарала… видишь?..

Я посмотрела на тот берег, но не увидела там её. И огляделась – не было.

– Вниз! – сердито шепнул мой спутник.

И, посмотрев вниз, уже с нашей стороны, снизу, у самой воды, увидела Саралу. Женщина стояла, грустно смотря на своего мужа. И понятно: он опять уйдёт, а когда она снова сможет увидеть его? Но… её муж…

– Её муж?! – выдохнула я растерянно, глядя на отшельника. – Надо же, какое совпадение! Это, выходит, именно его Сиб нашёл, когда искал врача?

– Его, – серьёзно ответил Мохан. – Но тут совпадение даже лучше. Почтенный Манджу уже давно знает Садхира.

– Да?!

– А то, – ухмыльнулся музыкант. – И уже несколько лет как. Манджу как-то в паломничество ходил, в далёкий храм. По пути еды не мог достать. Заболел от голода и усталости, совсем ослаб. А мы тогда мимо проходили, – тяжело вздохнул. – Не так много времени прошло, как наших родных всех убили. И у нас не было ничего – всё разбойники забрали, что можно было сколько-то продать. И мы тогда только пением своим и танцами смогли заработать немного денег на тыкву для воды. И на барабан. И немного еды. Может, даже не мы, а Садхир, который очень пронзительно пел восхваление Шиве в тот день. Поллав до сих пор хранит тот барабан и часто на нём играет. Я спрашивал, почему так? Ведь этот барабан со времён нашей беды. Когда мы семью и друзей всех потеряли. И не лучше ли его порвать и выбросить или просто продать, чтобы не напоминал нам? А Поллав ворчал на меня. Ему памятен этот барабан. Говорит, что когда смотрит на него, то у него прибывает сил: это одна из первых вещей, что мы сами заработали своим трудом. Первая наша ценность. Мы тогда были слабыми и напуганными. Но постепенно мы справились и стали сильнее. Мы выжили. И этот барабан будто говорит ему, что потеряв всё и оказавшись слабым и отчаявшимся, он всё равно со временем сможет снова подняться, сам уже, и станет сильным.

Иша опять зашептала что-то Садхиру, смотря на нас. Девушка улыбалась. Не насмешливо. Будто довольно.

– Ты только Поллаву не говори! – грустно попросил Мохан, заглядывая мне в глаза. – Не говори, что я этот барабан ненавижу! Я как посмотрю, так вспоминаю то время, те два первых страшных года, когда мы были нищими и часто голодали. Тогда было особенно больно видеть чьи-то большие семьи. Это потом мы привыкли, что мы теперь одни, – сердито головой мотнул. – Нет, что мы остались друг у друга. Всё-таки, мы остались вместе.

– Понимаю, – осторожно сжала его руку. – Не бойся, я не скажу, что ты мне рассказал.

– Спасибо, – смущённо улыбнулся мне юноша.

Мы ещё несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, потом он проворчал:

– Но хватит уже меня трогать! Они же всё видят.

Руки поспешно убрала. Мой жених, чуть помолчав, добавил:

– Но так-то… ты меня трогай. Когда другие не видят. Мне нравится прикосновение твоих рук. Они у тебя какие-то другие. Кожа нежнее, чем моя…

Смущённо потупилась. Но различила смех сестры с той стороны реки.

– Надумают про нас! – проворчал Мохан.

– Пусть думают.

– Думаешь?..

– Да всё равно они надумают.

Мы быстро взглянули друг на друга и вдруг рассмеялись.

И я, правда, почти сразу отвернулась от него к сестре. Та, смотря на меня, что-то говорила Садхиру, уже серьёзно. Вот если бы Садхир решился заботиться о моей сестре, я бы больше не волновалась ни о чём! Да и… мы бы тогда ушли с музыкантами вместе с ней. О, как хорошо бы это было!

– В общем, в то тяжёлое время мы нашли умирающего старика. Почтенного Манджу. И Садхир остановился тогда рядом. Отдал ему всю еду, что была у него самого. И потратил две своих монеты, что заработал с трудом, чтобы найти врача и купить страдающему еды, – бинкар вздохнул. – Поллав тогда еды не отдал, спрятанной для него и для меня. Поллав мою долю при себе держал, чтобы я сразу всё не съел.

А мог, наверное, сразу съесть. По крайней мере, меня это не удивило, что старший брат еду прятал от младшего, на всякий случай.

– В общем, почтенный Манджу выжил. Мы в тот месяц дальше не пошли. Только в ближайшей деревне выступали. Садхир заботился о нём так, будто он был его отцом, – Мохан взглядом на отшельника указал и на его жену. – Но теперь, спустя года, они снова встретились. Кажется, Манджу не любил Ишу. Но поняв, что о ней заботится Садхир, которого он узнал, он и сам стал заботиться о ней, – и радостно улыбнулся. – Представь только! Почтенный отшельник сказал, что готов сам заботиться об Ише и найти ей хорошего жениха. Будто она – его самого младшая дочь. Потому что Садхир когда-то бережно выходил его будто своего отца.

Потрясённо застыла.

Значит… значит, не случайность помогла Ише! Значит, её спасение и забота о ней – это заслуга Садхира, плод его добродетели и смелости! Может… может, сама бы она не выжила в реке. Да, скорее бы не выжила. Она даже плавать не умела сама. Да ещё и в опасном месте. Или бы Манджу отказался тогда помогать ей, вытащенной из воды и ослабевшей. И после, когда она уже очнулась. Но… но из благодарности Садхиру старый отшельник всё же ей помог. И вот ведь… помня, что Яш совсем нас не любит, захотел сам позаботиться о моей сестре! И это всё Садхир! Это всё благодаря ему!

Слёзы потекли по моим щекам.

– Не плачь! – грустно попросил Мохан. – Я понимаю, что тебе страшно расставаться с ней. Но ведь лучше, если о ней будет заботиться Манджу, благодарный моему брату, а не корыстный Яш, которому на вас наплевать? И, я уверен, если Манджу пообещал найти ей приличного жениха – он исполнит. Да и… он ведь несколько десятилетий уже ходит по разным землям, из храма в храм. Он, наверное, людей много перевидал. О многих слышал. И кого-то достойного для Иши найдёт.

 

Сжав запястье доброго юноши, сказала дрожащим голосом:

– Я плачу не из-за разлуки с ней, Мохан. Я верю, что для почтенного Манджу святы его обещания. Я… я просто плачу от счастья. Что мою сестру спасли. Что её защитили. Вот, даже этот Ванада… – руку поднесла к щеке, дрожащую, смахивая ручеёк слёз. – Он, выходит, совсем не хотел её убивать. И даже Сиб… тоже помог…

А слёзы всё текли и текли. Всё не кончались.

– Знаешь, я… я чувствую себя такой счастливой!

– Я рад это слышать, – улыбнулся Мохан.

И, похоже, он это чувствовал по-настоящему. И сказал искренно.

Робко улыбнулась ему.

В тот день и в тот час я и решилась. Не потому, что Яшу и Поллаву особенно было нужно моё мнение. А просто потому, что я так захотела. Захотела уйти с тремя бродячими музыкантами. И всю жизнь заботиться о Садхире, спасшем мою сестру, самое драгоценное, что у меня осталось в этом мире.

Мохан стоял, смотрел только на меня сейчас и широко улыбался.

Но… но, пожалуй, я и о нём хочу заботиться. Он всё-таки добрый. Хотя я не сразу это поняла. Но он тоже хороший. Даже если мне сложно будет быть женой им троим, одинаково заботиться о них. Я всё же постараюсь.

Снова посмотрела на Ишу, погрустневшую, взиравшую на меня с далёкого берега. Я не могу добраться до неё сейчас – и от этого сердцу моему больно. Эта река, эта жизнь разделила нас, оставив по разным сторонам, далёких, но тянущихся друг к другу.

– Вы ещё можете подумать, – добавил жених, стоявший рядом. – Хотите ли вы, чтоб Манджу помогал Ише найти мужа, или она вернётся к Яшу? Пусть она подумает. И ты тоже. Нам с Садхиром важно ваше решение.

Я повернулась к нему, сложив руки на уровне шеи. Слёзы снова потекли из глаз, размывая смущённое лицо жениха. Почтительно склонила голову. И произнесла:

– Намастэ, – радуясь, что голос мой он мог слышать.

Потом повернулась и почтительно сложила ладони на уровне головы, приветствуя благородного отшельника. Голову склонила благодарно. И всё-таки сказала: даже если не услышит, то движение моих губ различить может:

– Намастэ!

И, потом уже, так же поблагодарила Садхира.

Они не слышали мой голос отсюда. Но они видели мои соединённые ладони и мой поклон. Разве они могли не понять? Я знаю, что сила жизни и божественное во всём, во мне и в них. И, когда мои ладони встречаются друг с другом, я приветствую божественность в людях, с которыми я встретилась. Поклон головы – моё признание благодарности и уважения к ним.

После взгляд перевела на грустно замершую сестру, по чьим щекам тоже потекли слёзы, когда она смотрела на меня. Мы с нею сложили ладони у груди и головы склонили. Наше намастэ, что мы сказали, мы слышали сердцем. Мы обещали друг другу дружбу и любовь, где бы ни оказались.

Я буду молиться о её счастье. Даже если мы с братьями-музыкантами уйдём совсем далеко – и больше не свидимся с Ишой. Даже если Манджу найдёт ей мужа где-то далеко – и мы совсем уж далеко друг от друга окажемся. Но я всё-таки верю Манджу. И где-то моя сестра будет жива. Это ли не счастье?

Хотя слёзы снова текли.

Иша, глядя на мои слёзы, сама плакала – два наших сердца будут связаны навек, покуда каждая из нас дышит.

Нахмурилась сестра. А потом вдруг вытащила из уха правую серьгу, круглую с подвесками. Золотую, оставшуюся от мамы. И, что-то тихо говоря, протянула своё украшение Садхиру. Тот принял серьгу из её пальцев, совсем Ишы не коснувшись. Улыбнулся, что-то серьёзно сказал. Она… она захотела мне что-то оставить о себе?

Торопливо сняла свою правую серьгу. Торопилась и больно рванула её. Но, впрочем, боль меня не пугала. Потому что моя сестра придумала хороший способ, как нам всегда друг о друге помнить.

Протянула мою серьгу Мохану, взволнованно спросив:

– Есть ли способ передать её сестре?

Тот посмотрел на Ишу, оставшуюся без одной серьги. На Садхира, с улыбкой смотрящего на меня. Средний из братьев увидел, что и я поступила как сестра, и, кажется, порадовался связи наших с нею сердец.

– Думаю, Сиб опять придёт, чтоб передать, как у них дела, – задумчиво сказал Мохан. – Ванада-то вечно чем-то занят. Сам, наверное, не зайдёт.

– Зачем ему мы? – спросила, опуская взгляд. – Ему нужен Садхир.

А я, выходит, совсем не нужна, раз до сих пор не подошёл ко мне. Или не узнал? Но, впрочем, хотел бы – и забрал меня ещё тогда, на берегу реки, за собою. Раз уж обещал, что я стану его женой. Или бы в тот день пошёл к моим родителям, что ещё тогда были живы, о своём бы намерении прямо и честно бы сказал. А так… так он сам ушёл. Далеко.

Мы ещё долго стояли по разным сторонам реки, глядя с сестрою друг на друга. В последний раз перед разлукой. Или совсем в последний раз. Яшу лучше не отдавать мою Ишу. Яш и прежде-то не больно о ней заботился. А когда её едва не утопили, когда мы думали, что она тонула или совсем уже под воду ушла, мерзкий дядя и тогда даже не расстроился! Да и… стал бы дядя искать ей жениха далеко от нас? Спихнул бы за первого, кто заинтересуется, вот как меня за трёх братьев-музыкантов. Дочь вайшьи за трёх шудр! Разве Яш мог позаботиться о моей сестре?! А Манджу много где был и много людей видел. Он найдёт ей хорошего жениха, который будет о ней заботиться и, может, хорошо.

Сарала уже сама поднялась к нам.

– Надо бы уходить, – сказала. – Надо бы тебе, Кизи, омыться. И мы скажем, что ходили мыться, – на Мохана сердито посмотрела: – А ты давай, иди. Скажешь, что в другом месте был.

– Да я понимаю! – возмутился тот. – Я всё понимаю!

И ушёл. Первым с берега ушёл с моей серьгой. Надеюсь, Сиб поможет передать её моей сестре.

А Садхир и Манджу увели Ишу. Почти сразу же, как мы с Саралой спустились к воде. Сестра, уходя, несколько раз оборачивалась, смотря на меня с тоской. И в ухе её только одном блестела серьга, одиноко блестела. Как и слёзы на её и моих щеках, до того, как их забрало солнце.

Камень 16-ый

– Как вода в реке? – спросил Поллав днём того же дня, когда зашёл проведать меня.

– Хороша, – ответила я и, сложив ладони на уровне шеи, поклонилась ему. – Спасибо, что вы зашли спросить о моём здоровье.

Хотя я говорила о другом. Но он понял.

Тут уже в дом зашёл Яш, взволнованный, но, кажется, довольный. И… и в его руках я увидела сложенную красную одежду с золотой вышивкой. И что-то ещё лежало поверх.

– Вот теперь всё, что надо было, для тебя купили, – сказал дядя, подходя. – И какой любезный и добрый господин Поллав! Знает, что у тебя мало приданного, но всё равно готов тебя в жёны взять. И даже кое-что сам прикупил, чего у нас не хватало.

И я поняла, что время свадьбы наступило. Скоро первые обряды начнём. Скоро я навсегда покину отчий дом.

– Благодарю вас за заботу обо мне, мой господин! – сказала будущему главе моей семьи, сложив ладони у шеи.

И, ступив к Яшу, приняла у него свадебное одеяние. И, прижав его и украшения на нём к груди, стараясь не думать, что он ещё несколько дней назад меня бил, склонилась к его ступням.

– Пусть у тебя будет много сыновей! – степенно сказал брат отца, коснувшись ладонью моей головы.

И отступил от меня сразу, повернулся к присутствующей дома Сарале:

– Тогда мы пойдём, встретим музыкантов. Они уже сегодня обещали прийти. Когда Садхир вернётся, выполнив моё поручение, проведём церемонию нанесения тилака. А вы, будьте любезны, нарядите мою Кизи. Дайте ей наставления. Я не знаю, что там у вас, у женщин, должны говорить, – дядя усмехнулся, – но что-то должны.

И мужчины вышли, оставив нас двоих. Положив красный наряд на мою постель, я потерянно опустилась возле него. С ужасом поняла, что свадьба случится совсем скоро. И всё остальное после неё. Тоже… случится.

Сарала вышла ненадолго. И я, пока её не было, вдруг расплакалась.

Жизнь уже не будет прежнею. Я скоро стану женой. Но у других девушек деревни, почти у всех, были нежные матери и сёстры, подруги, которые собирали их в дорогу к месту житья мужа. А у меня не осталось никого, чтобы проводить.

Чуть погодя Сарала вернулась. С нею пришла одна из её дочерей, которая после свадьбы стала жить в соседней деревне. И дочери той, ещё девочки. Троица. И подруга другой дочери Саралы, которая ещё не вышла замуж. Аша покинула деревню ещё до того дня, когда я повстречала Ванаду. А вот Прия ещё жила здесь и всё знала. Но, похоже, что уважение к жене Манджу или дружба с его дочерьми сделали её вдруг дружелюбной ко мне.

– Мы тебя сейчас нарядим, – улыбнулась мне дочь Саралы. – Будешь красивая-красивая! Ну же, утри слёзы, Кизи! Давай посмотрим, какие украшения подарили тебе женихи.

– И, может, платье примерить? – хитро улыбнулась другая девушка.

– Посмотреть-то можно, – серьёзно кивнула замужняя. – Одевать-то уже на свадьбу.

– Но как же так? – огорчилась Прия. – Пока один из женихов где-то задерживается, надо бы нам нарядить нашу красавицу.

– Но, может, у Кизи найдём что-то покрасивее? – не отставала Аша.

И женщина, девушка и девочки кинулись растаскивать свёрток с моими немногочисленными нарядами. И грустно цокать языками.

По стене вдруг постучали.

– Входите, – ответила Аша за всех, – пока можно. Мы ещё не раздели её.

В дом проскользнул смущённый Мохан. С большим свёртком. Робко подошёл ко мне и, избегая встречаться со мной взглядом, протянул свёрток. Да, впрочем, сама я боялась встречаться с ним взглядом. И приняла что-то, обёрнутое простой голубой тканью, дрожащими руками.

– Поллав велел передать тебе. Я только за этим зашёл.

И едва ли не бегом выскочил наружу. Аша и Прия прыснули.

– Коварная! – укоризненно посмотрела Прия на Ашу. – Зачем ты так сказала? Смутила и невесту, и жениха!

– Но, кажется, Мохану нравится его невеста, – хитро улыбнулась Аша.

Свёрток выпал из моих ослабевших рук. Раскрылся. У моих ног лежала зелёная юбка, расшитая маленькими зеркальцами и золотыми нитками. Зелёная.

– Ох, красота какая! – цапнула её Прия.

– А тут ещё что-то есть! – ахнула Аша.

И подняла жёлтую чхоли.

А девчонки, крутившиеся поблизости, не выдержав, извлекли из простой ткани дупатту. Зелёную, расшитую зеркальцами и зелёными камнями, незнакомыми мне, золотыми нитями вышитую.

– Ох, камни драгоценные! – растерянно выдохнула Аша. – Изумруды!

– Интересно, это и правда купил твой старший жених или младший? – хитро улыбаясь, спросила Прия.

– Дайте примерить! – заканючила одна из девочек.

– Нет, – строго сказала её мать, – мы сейчас невесту нарядим. Это её одежда.

– И верно, – согласилась Прия. – До дня свадьбы Кизи будет ходить в зелёном.

И я запоздало вдруг поняла, зачем Поллав спрашивал про зелёный цвет. Только… старший жених хотел меня порадовать или купить?..

Радостно обсуждая узоры и густой оттенок юбки, сочный как летние листья, любуясь дупаттой, в которой тёмно-зелёный как будто сплёлся с голубым, рождая совсем иной оттенок, то ли зелёный, то ли даже синеватый, они стянули с меня старую одежду и облачили меня в новую. Затем сами расчесали мои волосы и заплели их. После надели на меня ожерелье и серьги из присланных Поллавом. Мою одинокую серьгу осудили. Я едва не сорвалась на крик, что это память об Ише, но, к счастью, вовремя смолчала. Надев на меня браслеты, они отступили, любуясь.

– Красавица! – радостно сказала одна из девочек.

– Хасавица! – поддержала её другая, помладше.

Я робко сидела под их взглядами. Уши тянули сильно тяжёлые серьги из золота и изумрудов. Много же, наверное, Поллав потратил на карн пхул. Но, кажется, что хаар стоил ещё больше. И ощутимо давил на шею и грудь весом золота и драгоценностей. Тем более, что завязывался на шее сзади, на шнурках. А тяжёлая часть ожерелья спадала впереди.

– Хороша! – улыбнулась Аша.

– Погодите! Анджану забыли! – возмутилась Прия.

– Ах да, мы забыли нанести каджал.

Но, впрочем, в наборе, присланном старшим женихом, было всё, все шестнадцать предметов для моего наряда. Так что мои помощницы, заменившие в этот день мне подруг, радостно подвели мне глаза чёрной краской. И вновь отступили, любуясь своею работой. Или мною?

– Вот теперь глаза её смотрятся куда лучше, – Аша насмешливо головой повела. И зазвенели подвески на кольце, вдетом в её левую ноздрю, подвески на цепочке, шедшей от него к украшению на голове.

– А ты посмотри сюда! – требовательно сказала старшая её дочь. – Мама!

И они стали доставать и рассматривать все украшения для свадебного наряда, прикладывать их ко мне. Я робко сидела, непривычная к такому количеству драгоценностей. И растерянная, что расчётливый Поллав так потратился на меня. Я думала, он что-то попроще найдёт, но он как будто хотел нарядить меня словно царицу.

 

– Но мам… – вдруг посерьёзнела старшая девочка. – Откуда у шудры столько денег, чтоб купить такие тяжёлые драгоценности? Он кого-то ограбил?

Аша ударила её по губам. Хотя и не сильно. Лишь только, чтобы укорить.

– Не говори так! Он, наверное, отдал ей драгоценности своей матери.

Он… отдал мне… а, нет. Не могло быть такого! Их мать убили разбойники. И, как сказал Мохан, все украшения с женщин труппы сняли и забрали. Поллав сам купил мне эти украшения и всё необходимое для свадебного наряда.

Странное чувство… то ли отчаяние, что сердце моё хотят купить тяжёлым металлом и горсткой камней… то ли благодарность к расчётливому старшему жениху, подготовившему мне такой наряд, кажущейся даже достойным царицы. На моей свадьбе я буду очень нарядной и красивой. Даже представить не могла, что столько красоты на мне будет! Но, всё-таки… разве сердце можно купить горкой вещей?

– Но они музыканты, мама? – спросила младшая из трёх дочерей. – Знафит, они шудры?

– Ну да, – серьёзно кивнула средняя. – Значит, Кизи выйдет за мужчин низшей варны?

– Ох, да! – ужаснулась старшая, рот прикрывая. – Вайшья выйдет за шудру! Какой позор!

Я уныло потупилась. За всею этой суетой, волнуясь об Ише и злясь на дядю, решившего отдать меня первыми встречным, да ещё и сразу троим, пока смотрела настороженно за неожиданно пришедшими в мою жизнь женихами, я как-то не вспомнила и другого. Не пристало девушке выходить за мужчину из варны ниже, чем у неё. Это мужчинам можно брать в жёны девушку из варны ниже, чем они. Но Яш, впрочем, не думал о таком. Только хотел избавиться от меня поскорее.

– Ну и что! – сердито сказала Аша, отталкивая от меня своих дочерей. – Вы слишком много болтаете!

– В этой жизни не всегда получается жить как правильно, – сказала тихо, посерьёзнев вдруг, Прия.

– Да и мужья будут о ней заботиться! – торопливо сказала Аша. – Вот ведь, столько всего красивого купили для своей невесты! Не посмотрели, что у неё приданного нет! – столкнувшись с моим затравленным взглядом, молодая женщина смутилась. – То есть, почти нет. Прости, Кизи, но ты же знаешь и сама. Знаешь…

– Что мы не столь и богаты, – грустно сказала я и отвернулась.

И воцарилась неприятная тишина. Она словно удавка сжала моё горло, мешая что-то выговорить. Ни радоваться не могла, ни ругаться на них за грубость. Да и к чему? Мне ещё повезло, что кто-то решился взять меня замуж.

– Но ты посмотри на это с другой стороны, – осторожно взяла меня за подбородок Аша, медленно поворачивая мою голову к себе, – в чём-то тебе даже повезло.

Растерянно спросила, заглянув ей в глаза:

– В чём же?

Она вдруг присела рядом со мной и даже… положила голову на моё плечо.

– Знаешь, это ужасно! Я это дважды видела в моей семье, – тяжело вздохнула. – У моего мужа ещё братья есть. У их родителей семь сыновей. Я жена младшего.

– Тебя мучают жёны старших? – сочувственно спросила Прия, присаживаясь с другой стороны от меня.

– Нет… то есть, да, – Аша снова вздохнула. – Я ненавидела их, но… но… – она запнулась. – Прошлый год был ужасный. Сначала тайфун, потом несчастье. Два брата моего мужа погибли.

И я задрожала, вспомнив мою мать, взошедшую на погребальный костёр за отцом.

– Второй брат и третий, – молодая женщина задрожала. – Жена второго совершила сати. Мы видели.

Тихо сказала:

– Это ужасно! И моя мама…

– Но жена третьего испугалась, – Аша совсем расплакалась. – Она осталась жить после его смерти. Ходит теперь, будто призрак. Отощавшая, в белых одеждах. Мы её боимся. Нам жалко её, но мы страшно боимся, что она сглазит кого-то из нас или наших детей, – вздохнула тяжко.

– Ей сладостей не дают! – вздохнула старшая из девочек.

– И еды почти не дают, – всхлипнула другая.

– И тётю фсе гонят! – проворчала младшая. – Она же добрая? Посему?!

– Но, на самом деле… – Аша избегала смотреть на меня. – Мы, наверное, все гоним её, потому что боимся. Боимся, что это может случиться и с нами. Или пламя костра и сгореть заживо, или стать хуже призрака и хуже нищего, совсем лишним человеком в родном доме. Люди, которые прежде уважали её, как жену одного из старших братьев, которые боялись её, теперь шарахаются от неё. Какая ужасная судьба! Я понимаю, что обряд сати намного лучше. Но как страшно кричала жена второго брата, когда горела в огне! – молодую женщину передёрнуло от ужаса. – Наверное, это страшно больно было. И что ей дали отвар выпить, ей не помогло. Она вначале будто и не понимала, но потом, когда её охватило пламя… – судорожно вцепилась в мою юбку, словно я могла уберечь её от всего. Словно искала, отчаянно искала какую-то опору.

Мы долго и грустно молчали.

– Но зачем ты сказала это?! – проворчала Прия. – В такой день! Мы к свадьбе её готовим, а ты!.. Как бы ни сглазила! – и злобно посмотрела на замужнюю женщину. Или что она, родственница вдовы, посмела прийти ко мне и касаться меня.

Я осторожно взяла их обеих за руки и тихо попросила:

– Давайте не будем ругаться?

– Но говорить о смерти в такой день?! – негодовала Прия.

– Ничего, – грустно улыбнулась я, – все когда-нибудь умирают. А того, что мы заслужили в этой жизни и в прошлых, нам не избежать.

– Но тебе повезло! – вдруг отшатнулась от меня Аша, взглянув на меня почти что с ненавистью. – Если один из твоих мужей вдруг умрёт, то у тебя ещё останутся два других! И тебе не придётся всходить на костёр!

Прия ахнула от возмущения. И сердито оттащила молодую женщину от меня. Та плакала и вырывалась. Дочки полезли мать защищать, но Прия сердито оттолкнула их.

– Лезут тут! Гадости говорят! Радоваться надо! Свадьба же! А вы!..

– Оставь её! – взмолилась я. – Ведь Аша совсем не хотела меня обидеть. Она просто боится, что и её муж тоже умрёт. Она ещё недавно видела и сати одной сестры, и жалкую жизнь другой.

– Правда, Кизи! – выдохнула Аша и разрыдалась ещё горше. – Я с тех пор так боюсь, что и мой Санкар…

– Глупая! – продолжала возмущаться Прия. – Говорить о таком! Сейчас! Смотри, не накличь беду!

– Но, всё-таки… – не унималась несчастная молодая женщина, всё ещё пребывающая в плену ужасных воспоминаний. – Всё-таки, ей костёр не грозит.

– Глупая! – повторила Прия. – Она может привязаться к тому, кто умрёт. Разве сладко жить потом? Даже если рядом будет другой.

И девушка вдруг упала на колени и разрыдалась.

– Ох, ты что? – испугалась Аша. – Что ты вдруг?! Да что с тобой?!

Но та только упала на пол, сотрясаясь от рыданий.

– Оставь её, – грустно попросила я дочь Саралы. – Кажется, она уже отдала своё сердце кому-то. Но его больше нет.

– Его больше нет! – рыдая, выдавила между зубов девушка.

Поднявшись, я бросилась к ней. Идти было неудобно из-за тяжести браслетов на руках и ногах. Серьги, казалось, сейчас оторвутся с мочками ушей. Свадебное ожерелье тяжко давило на грудь.

– А как красива колокольчики звенят! – только ребёнок в такой миг мог заметить звук колокольчиков, крепившихся к моим новым ножным браслетам.

– Идите сюда, девочки, – взмолилась я. – Давайте вместе обнимем её? Сердце её уже сгорело в огне чьего-то костра.

Упала на колени возле рыдающей, осторожно сжала её плечи, заставляя подняться. Она рванулась ко мне, вцепилась в меня. Я обняла её крепко-крепко, по спине погладила. И ещё. И ещё. Слушая, как рвётся из сердца долго сдерживаемое рыдание. Слушая, как оно затихает.

Правда, девочки всё же сели возле нас и тоже обняли несчастную Прию своими тонкими руками. И Аша тоже. Так мы сидели, обнявшись, смущённые тем, что стали свидетелями изливания чужой боли, которая словно кровь вытекла из чьих-то душевных ран. Прия больше не могла терпеть. Она прежде скрывала, что уже кого-то любит. И никто в деревне не подозревал о том, что девушка уже отдала своё сердце кому-то. Но мы понимали её, потому что мы уже знали вкус потерь. Потому что мы тоже родились женщинами.

А потом молча сидели, всё ещё обнявшись. Вдруг разговорившиеся и переплётшие наши руки и наши души во внезапных своих признаниях.

– А разве может человек жить, если его сердце сгорело? – спросила вдруг средняя из девочек.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru