– Ох, Кизи! Да что же с тобой! – завопили где-то сбоку. – Ты жива?!
А потом меня растрясли. Веки разлепив, увидела встревоженное лицо Мохана.
Ещё только-только рассветать начало.
– Лежишь тут! В крови! – выдохнул он возмущённо, покосился вбок. – А, это он ранен. Но ты-то что делаешь здесь?
Покосилась вбок. И тут же вскочила. Потянулась к Сибу.
Грудь у того больше не поднималась и не опускалась. И… и сердце больше не билось. Тело холодное. Он лежал на спине, закрыв глаза. Кровавый тилак уже подсох на его лбу и растрескался. Но на губах была улыбка. Значит, всё. Не смогла ему помочь.
– Ты чего? – возмутился младший жених, смотря на меня и на него.
– Он… он умер… – всхлипнула.
– Мы думали, ты сбежала! – сказал Мохан обиженно. – Сначала кто-то кричал. Женщина. Будто её мучают. Всех в деревне переполошила. Повыскакивали мужчины, но никого не нашли. Потом к нам прибежала напуганная Сарала со светильником. Отвела в сторону, сказала, что проснулась ночью от криков. И что ты пропала, – нахмурился. – Он… он пытался тебя похитить?!
– Нет, – сказала грустно, смотря на неподвижное тело.
Сиб так старался выжить! Ещё тогда, во сне. Или же по-настоящему в детстве, когда недоношенный вылез из живота мёртвой матери, борясь за свою жизнь, не сдаваясь. Но сейчас… сейчас…
Мохан шагнул ко мне, сжал мои плечи так, что поморщилась.
– Что ты всё смотришь на него?! – сердито спросил юноша.
– Но он… он умер… – всхлипнула.
Музыкант встряхнул меня сильно, потом вдруг отпустил. Пошатнулась, но устояла без опоры. С ненавистью выдохнул:
– Ты хотела уйти с ним?! Но ты моя невеста!
– Не только твоя, – грустно усмехнулась.
Его рука скользнула к моей шее. Застыла, напряжённо смотря на него. Ударит? Удушит? Но… он имеет право. Я не должна была уходить одна, тем более, ночью, да ещё и бежать к чужому мужчине. Очередной позор на мою голову. И… ох, опять я без дупатты стою перед мужчиной! Жених, наверное, решит, что меня раздели. Или ещё чего похуже.
Стояла, боясь поднять взгляд на молодого мужчину. Самой стало мерзко, что так веду себя. Только эти братья хотели взять меня в свою семью. А теперь я всё испортила. Опять я всё испортила! Так что ж… что он медлит?! Ударит? Убьёт в гневе? Или они меня вышвырнут тоже? Только теперь даже Яш не вступится за меня. Я… но почему он медлит? Убил бы. Не хочу скитаться нищенкой. И распутной женщиной становиться ужасно! Лучше бы совсем… только почему он медлит?..
Робко взгляд подняла. Жених смотрел на меня с ненавистью. Рука около моего лица. Но ударять меня не спешил, колебался. Вроде рассержен страшно, но не бьёт. Не орёт на меня. Или… не сдержится? Он порывистый.
Но, впрочем, Мохан меня не коснулся, руку отдёрнул. Сказал, как-то странно улыбнувшись:
– А я верил тебе! А ты тут бегаешь с чужими мужчинами по ночам!
Смешной! О том, что меня будут иметь твои братья, ещё раньше тебя, не думал? Или… им можно? Но мне нельзя выбирать?
– Ты… ты… – Мохан задыхался от возмущения.
Странный шорох откуда-то сбоку. Очнулся? Живой?!
Отчаянно посмотрела на неподвижного Сибасура. Приметила хвост змеиный, растворившийся между больших валунов. Не он…
И потерянно опустилась на землю возле ног жениха. Мне стало всё равно, что будет. Совсем всё равно. Да и… о чём я думала? Зачем ночью к реке пошла?! Мне этого не простят. Но ещё страшнее, что пыталась спасти человека, а он умер. Умер на моих глазах. То есть, не человек. Но, впрочем, не важно, кто он. Сиб был ранен. Ранен ужасно. Жизнь, которую я пыталась задержать в своих руках, но не смогла. Как это страшно!
– Ты… – продолжил Мохан, потом сердито мой подбородок сжал, больно, заставляя посмотреть на него. – Ты меня совсем не слушаешь?
– Он умер…
Хватка стала ещё больнее.
– Кто он тебе? – требовательно спросил младший жених.
Взгляд потупив, тихо сказала:
– Он сказал, что я ему будто сестра.
– С-сестра?!
Пальцы разжались. И юноша отступил от меня потрясённо.
Всхлипнула.
– Просто… просто он умирал. Только попросил ему тилак нанести… будто тилак. И умер.
Мохан долго молчал, а я не смотрела ни на него, ни на умершего. Светало вокруг в преддверии выхода друга лотосов.
– Что ты тут вообще делаешь? – спросил бинкар уже тихо. И присел напротив меня.
Робко посмотрела на него. Но он больше не пытался хватать меня. И бить не пытался.
– Ты не можешь сказать мне правду? – горько усмехнулся юноша, не дождавшись моего ответа. А ждал он долго.
Тяжело вздохнул.
– Больше не хочешь говорить со мною? Совсем?..
Вздохнула. Робко заглянула ему в глаза. Взволнованные. Мохан волновался за меня. И прежде… прежде старался заботиться обо мне. Да и… страшно было видеть его сердитым. Но ещё страшнее была эта тишина между нами. А я только-только привыкла, что с ним можно спокойно говорить о моих мыслях.
И тихо призналась:
– Я только видела страшный сон.
– А река причём? – спросил Мохан устало. – Сны ты могла и дома смотреть.
Быстро взглянула на него. На его веки опухшие. Волосы растрёпанные. Тюрбан одеть забыл. Так ему голову солнце напечёт, страшно. Не выспавшийся. Искал меня? Кажется, младший из женихов мог искать меня и волноваться за меня.
Тихо призналась:
– Мне приснилась река. И Сиба… и Сиб. Который умирал у реки.
– И ты пошла к реке? – растерянно выдохнул юноша. – Ночью?!
– Но я боялась… – вздохнула. – Мне страшно смотреть на чью-то боль. И вдруг… вдруг бы я ему помогла? Хотя бы помощь привела? Если бы сбылся сон? А сон сбылся. Только… – всхлипнула. – Я совсем не смогла ему помочь. Только просьбу выполнить. Простую.
И разрыдалась, вспомнив о страшном пути во мраке, о первом пути ночью через лес, да ещё и в одиночестве, о страшных лесных звуках. Но, впрочем, видеть смерть, которую не можешь предотвратить – намного страшнее.
Мохан вдруг пересел на колени и рванул вдруг меня к себе. Сжалась. Но бить меня жених не стал. Только крепко-крепко прижал к себе. Сказал тихо:
– Я думал, что ты совсем ушла.
И я застыла, не зная, что делать, когда меня обнимают. И что делать с его внезапным признанием. И что делать с тем, что пылкое сердце бинкара уже успело привязаться ко мне. Может, это и не любовь. Так… лёгкая симпатия. Может, он считает меня своей. Хотя и не только его. Но…
Но сердце у него билось неровно, когда он прижимал меня к себе. И я застыла растерянно, слушая биение его сердца.
Мохан вдруг прижал мою голову к своему лицу. Щекой уткнулся в мой затылок. Одною рукою обвивал мои плечи, другой – прижимал к себе осторожно мою голову. Так мы какое-то время сидели. Это было странно. Странно тихо внутри. Но почему-то не страшно. Только…
Всхлипнула. Жених вдруг потёрся щекою о мой затылок. И молча вытерпел все мои слёзы, которые мочили его плечо, стекали по его груди, капали на дхоти.
– Мерзкий Сиб! – проворчал вдруг Мохан. – Вот что ему стоило сдохнуть в другом месте?! Так тебя расстроил!
– Мохан! – возмущённо дёрнулась.
Но крепкие руки ещё сильнее прижали меня к себе.
– Не уходи, – едва слышно попросил юноша. – Дай мне забыть мой кошмар.
Вслед за потоками слёз пришла пустота. И слабость. Веки устало сомкнулись. Сквозь сон ощутила лёгкое касание пальцев к моей щеке. И что вдруг медленно опустилась. Оставшись лежать на ком-то тёплом. Слушая биение чужого сердца рядом с моим…
***
Зала дворца была усыпана драгоценными камнями: они изящными узорами вились на стенах, свиваясь в блестящие множеством граней и круглые разноцветные бока, они смотрели на всех с высоких-высоких потолков, они причудливыми цветами лежали на полу. Они странно мерцали от пламени многочисленных светильников, крепящихся к огромным металлическим или каменным узорчатым подставкам.
Прекрасная женщина проскользнула внутрь огромной залы. Той, в которой на огромном каменном ложе-троне возлежал безумно красивый мужчина, высокий, широкоплечий, с гривой длинных чуть вьющихся волос, спадавших на его спину и шкуру сине-серую, на которой он возлежал, изгибаясь, будто тела змеиные. Дхоти его, цвета, напоминавшего золото, были сплошь осыпаны мелкими отполированными сапфирами, синими и голубыми. Да и голову его венчала огромная золотая корона, густо-густо усыпанная голубыми и синими сапфирами, да изгибавшаяся сверху, словно капюшон кобры.
Когда она вошла, он шумно принюхался и скривился. Но продолжал лежать, не оборачиваясь.
А прекрасная женщина лёгкой походкой направилась к его трону. Тело её покрывали лишь длинные-длинные, шелковистые волосы, да многочисленные золотые ожерелья и браслеты, пояс, усыпанные сапфирами и кое-где с искорками рубинов в форме капель.
– Уходи, изменница! – проворчал мужчина.
– Но, возлюбленный мой… – нежно-нежно произнесла она. И голос её был подобен голосам апсар.
Ноги его потускнели, а в следующий миг стали огромным змеиным телом. И конец толстого, длинного хвоста угрожающе застыл на уровне груди вошедшей, путь к ложу ей преграждая.
– Но, возлюбленный мой! Я…
– Я ненавижу тех, кто меня предаёт, – проворчал наг. – Можешь возвращаться обратно в дом родителей своих и больше меня не ждать. Я никогда больше в покои твои не приду.
Она некоторое время стояла, виновато потупившись. А он всё ещё не смотрел на неё. Но конец хвоста его могучего всё ещё предупреждающе завис возле неё.
– Но… но я прекраснейшую новость вам принесла, мой господин! – робко сказала она. – О, Ниламнаг, выслушайте меня!
Хвост что есть силы толкнул её в грудь и, вскрикнув, она отшатнулась. И упала на пол, звеня многочисленными браслетами на руках и на ногах. Упав, разодрала ногу об драгоценный камень пола, оказавшийся не слишком усердно отполированным.
Наг шумно принюхался, почуяв кровь, но, впрочем, с места не сдвинулся, да лицо его пребывало безучастным.
– Мне теперь наплевать, кого из твоего лона ты родишь. Я не верю, что это будет мой сын или моя дочь, – проворчал он.
Она какое-то время молчала, да и он молчал.
– Пусть так, о мой господин! – тихо сказала женщина наконец.
– Тогда убирайся! – прошипел обманутый муж, не дождавшись, что предавшая жена исполнит его желание.
– Но прежде позвольте мне сказать…
Хвост метнулся в сторону. И через мгновение уже держал меч. И лезвием обнажённым прижал к её шее. А сам наг так и не посмотрел в её сторону.
– Нету больше моей любви к тебе, о неверная! – прошипел он разгневанно. – Раньше ты была лучшей драгоценностью моего дворца, и я берёг тебя пуще моего сердца и сокровищ. Но ты теперь мне никто. Ты та, которая меня предала!
– Но вы брали других жён кроме меня…
– Ты женщина! – зашипел он, вдруг нависнув над ней. – Ты клялась быть верной своему мужу и почитать меня словно бога! Но ты мне изменила! И с кем? С презренным отродьем асуров!
– Но я знаю, как вы бы могли отомстить ему! – сорвалась на крик несчастная, прибегнув к последнему своему оружию, которое могло хотя бы на мгновение удержать его возле неё.
– Да ну?.. – зашипел её супруг, мрачно прищурившись.
– Помните, вы прокляли его? – глаза её засияли от надежды, вспыхнувшей в её холодном сердце.
– Ещё бы ни помнить! – мрачно выдохнул Ниламнаг. – День, когда я его увижу, преданного его избранницей, я сочту самым блаженным днём моей жизни!
– И этот день может наступить, о, мой господин! – сказала она, поднимаясь и обвивая его плечо своими тонкими, изящными руками, прижимаясь к его могучему торсу своей упругой и полной, обнажённой грудью.
Он мощным ударом хвоста оттолкнул жену от себя. Да так, что пролетела аж до самой стены. И, если бы не упёрлась вовремя о бортик фонтана коленом, выпячивая свои прелести, так бы и вылетела из залы прямо в проход.
– Я не сказал, что прощаю тебя! – рявкнул разгневанный наг.
– Но мой господин! Ванадасур может оказаться в том же положении, что и вы! – она лукаво сощурилась. – Или даже ещё хуже!
– Да ну? – недоверчиво прищурился преданный супруг.
– Вам надо только чуточку-чуточку помочь ему! – хитро улыбнулась женщина, усаживаясь на край фонтана.
Да так уселась, что всё её сочное, упругое тело выглядело весьма соблазнительно.
– Хочешь сказать, он в кого-то влюблён? – спросил задумчиво обманутый супруг, смотря прямо на неё. – А тебе известно, где она живёт?
Жена разлеглась на краю фонтана, закинув одну ногу на другую, открывая вид на пышные бёдра, полные груди, изящную талию и много чего ещё. Будто прекрасная статуя апсары, высеченная на бортике фонтана. Но, впрочем, кажется, апсары выглядели скромней. Если они и соблазняли когда-либо человеческих скульпторов, те не все приятные мгновения изображали. Даже при пламенной страсти скульпторов изображать много всего на внешних стенах святилищ.
Супруг, поморщившись, отвернулся. Подальше от искушения, которое скрывали её сочные, упругие бёдра. А она, наоборот, только усмехнулась.
– Так ты знаешь, где она живёт?! – рявкнул змей разгневанно, не дождавшись ответа.
И когда он на супругу неверную посмотрел, ему уже удалось сдержать порыв, хотя новая её поза…
– О, всё намного-намного лучше, мой господин! – сладким голосом сказала неверная жена, соскальзывая в фонтан. Чтоб с блаженным лицом выскользнуть из воды, омытой и многозначительно поблёскивающей.
Наг, не выдержав, заслонил глаза свои кончиком хвоста. Спросил требовательно:
– Так что же?!
Она опять ответила не сразу, играясь с водой или с ним:
– А помните, что не вы один проклинали его?
– Да его много кто проклинал! – прошипел разгневанный супруг её.
– Так вот, мой господин, – жена, одетая только в драгоценности, укутанная только в лёгкое покрывало из длинных волос, да с гибким, смуглым телом, на котором сияли капли воды, словно новые украшения из камней, изящно и ещё более соблазнительно присела на краешек фонтана. Вытянув ноги в прозрачной, освежающей воде, одною рукою упираясь в фонтан, а другою поигрывая с одним из украшений над полными грудями её.
И капельки… капли воды соскользнули по её груди вниз. И вот, другая капля уже ползёт. Ниламнагу захотелось приникнуть губами к упругой, нежной коже и поймать эту коварную каплю самому. И вот ту, которая с подругами стекают по пышному левому бедру. По правому колену.
– Да говори уже! – простонал муж, отчаянно пытаясь не смотреть на неё.
Ибо если мужчина подобен маслу, то женщина – подобна огню. И маслу сложно не загореться в пламенных объятиях. И, тем более, сложно совсем уж не сгореть. А он помнил, какою жаркой она была. Да как такое можно забыть?!
– Так среди проклятий тех, летевших на голову Ванадасура, три было, чтобы он испытал боль преданных мужей, – ласково сказала женщина, хитро-хитро улыбаясь. Да взгляд её чёрных-чёрных глаз был подобен торжествующему взгляду змеи, обвившей уже мощными, тугими кольцами свою жертву, которую приготовилась вот-вот отведать. – Проклятье ваше, о мой драгоценный господин! Проклятие одного дэва. И ещё одного из людей. Я, правда, совсем не могу вам имя назвать того несчастнейшего бога! Он, говорят, способен проклясть совсем ужасно! Но нам же и хорошо, что его слова и величие его сил примешались к вашему проклятью!
Змеиный хвост обвился уже вокруг её шеи, немного придушив.
– Так что?! – рявкнул её супруг, нависая над нею. Он шумно дышал, открывая рот, так, что виден был раздвоенный его язык.
– А то, что проклятия те могут сбыться совсем скоро, – она не злилась на грубость его, а лишь задумчиво водила пальчиками по обвившему её кольцу. Но так, осторожно, легко. Как ласкала его в те жаркие ночи, что прежде были у них.
– Так что же?! – простонал несчастный мужчина, душа которого металась между желанием разодраться её в клочья и, хм, сделать кое-что другое. Да много всего. Хотя глотку тому, который ласкал её тело, который соблазнил её, глупую женщину… о, шею Ванадасуру перегрызть ему хотелось не меньше того! Если не больше! Чтобы никто больше не смел прикасаться к его женщине!
А тонкие, изящные пальцы под лёгкий, усыпляющий звон множества браслетов осторожно и ласково бегали по хвосту, обвивавшему её шею и могущему легко и вмиг переломить её.
Преданный супруг поморщился. Но кольцо чуть разжалось, давая ей вдохнуть воздуха уже спокойно. Хотя шея болела. Но, впрочем, не смотря на боль, голос её звучал тепло, да руки ласкали его хвост ласково.
– Пока Ванадасур бродит, совершая подвиги, да собирая новые победы, обходя одного за другим своих врагов и своих братьев… о, пока он так сильно занят, жизнь в мире людей вполне себе идёт. Люди живут и угасают быстрее нас…
Мужчина как-то пропустил, когда она выскользнула из кольца его хвоста и совсем уж на нём разлеглась, чуть поелозив упругими бёдрами, да соблазнительно разлёгшись на хвосте его в итоге.
– Он, конечно, присмотрел себе невесту из людей… – сладко-сладко продолжала рассказывать она, медленно-медленно.
– Из людей? – спросил Ниламнаг, притворяясь задумчивым.
Хотя, если уж не врать самому себе, задумчивость его была напускная, а более он вслушивался в прикосновение её нежной кожи к его чешуйчатому хвосту, да наслаждался тяжестью её тела, достаточно, впрочем, лёгкого, которое ему нравилось держать на себе после сладких услад, когда они оба уже отдыхали. Иметь её в облике человека, чувствовать её руки на его змеином теле… всё это было опьяняюще прекрасно, вся эта пышная коллекция драгоценных ощущений…
– Да, представь, мой драгоценный! Этот гордый кшатрий присмотрел себе девушку из людей!
– Должно быть, она красивая? – спросил он, изображая живейший интерес в лице своём и голосе.
Жена поморщилась. Но тень недовольства лишь на миг омрачила и исказила её прекрасное лицо. Притворившись, будто не заметила или внимания не придала, она перевернулась на живот, упираясь в кольцо его тела сочными, упругими грудями и бёдрами.
– Быть может, она несказанно красивая! Если, конечно, можно сравнить человеческих женщин с женщинами других племён.
– Так, ты к сути вопроса перейдёшь или нет? – прошипел Ниламнаг, отчаянно притворяясь сердитым за её промедления.
Хотя, если совсем уж честно, он не возражал уже. Хоть бы вечность так она на нём лежала, его касаясь своим роскошным молодым телом. Такая пьяняще тёплая в человеческом облике. И это тепло её, соприкасаясь к холодному его чешуйчатому хвосту, прелюбопытнейшие ощущения давало.
Несчастный сделал вид, что недовольно потирает усы, длинные и роскошные. Любил и он в человеческом облике прогуляться меж людей, да сразиться с ихними благороднейшими воинами. Порою у людей вполне прелестные женщины рождались. Хотя её тело было лучше всех драк и всех иных женщин, которых он когда-либо вкушал.
Женщина легко, задумчиво будто, пробежала нежными пальчиками по его хвосту перед его лицом, мелодию новую играя своими браслетами. Да голову склонив, добавила ноты подвесок тяжёлых серёг.
Он снова сделал вид, будто не смотрит на неё. Будто какой-то жалкий, узорчатый столб со светильниками, на котором потухла одна из ламп, куда интереснее её. А сам тайком вцепился клыком себе в палец, чтобы боль хотя бы отчасти вырвала его из этого дикого наваждения. Но, впрочем, мерзкая память была сильнее боли в прокушенном тонким клыком пальце. И даже жжение от яда совсем не отвлекало его мысли, невольно устремившиеся к сладостным картинам прошлого.
Вот как-то они, играясь, сшибли ту подставку массивную. Его женщина упала на металлические узоры из ветвей. Пролилось масло из светильников по бокам, вспыхнуло. Она лежала на холодном металле, окружённая лужами огня. Мягкая, светлее его кожи. Украшенная только бесчисленными золотыми украшениями, чуть нагревшимися от её тела. Рассыпались чёрные волосы, густые, лёгким шелковистым одеялом. Благоухала кожа её сандалом, да кое-где розовым маслом умащенная. Он опустился возле неё на колени, осторожно раздвигая её ноги. Она, руками шею его обвив, к себе притянула, рывком грубым. Кататься, слившись, на холодном металле, ощущая жар пламенных кругов и овалов вокруг, обжигая кожу огнём, да сжигая друг друга изнутри… в полумраке залы, сегодня нарушенном как-то необыкновенно… а потом загорелись его и её волосы. Грустные мгновения разлуки и промедления. Он швырнул её в фонтан, потом прыгнул туда сам. Они продолжили всё в воде, мокрые, влажные, под слившийся запах горелых волос и сандалового масла с розовым. Сильный, терпкий аромат. Правда, волосы жечь ради свежих ощущений подруга в другой раз отказалась. Но сказала, что не против, если они подожгут несколько прядей его волос, а потом вдвоём упадут в фонтан, их тушить.
– Бедняжка осиротела! – горестно выдохнула коварная жена, садясь на кольцах змеиной части тела Ниламнага.
Что он, разумеется, почувствовал, хотя опять сделал вид, будто не замечает. Но как он мог не замечать движения этого упругого роскошного тела?! Да ещё и сидевшего на хвосте его?!
– Так что же?! – прошипел он мерзавке в лицо, нависая вдруг над нею.
– А дядя её замуж отдаёт, – хитро сощурившись, женщина обвила руками шею супруга, да прильнула к нему вся.
– Замуж? – наг поморщился. – Не за него?
– Её корыстный дядя, который единственный остался у неё, выдаёт бедняжку за троих братьев-музыкантов.
– За троих?! – глаза его в восторге расширились.
– За троих, мой драгоценный, – проворковала жена, потираясь щекою о его щёку. – И если свадьбе той ничего не помешает, то девушкой, которую избрал твой мерзкий враг, будут обладать трое других мужчин. Ну, не прелесть ли?
– Прреееелессссно… – восторженно и мечтательно прошипел её супруг.
– Я, кстати, видела её, – жена потёрлась о его грудь плечом. – Немного странная. Тихая. Она против воли нового главы семьи не пойдёт, – задумчиво ногу перекинула через змеиное тело супруга, разлёгшись уже в наглую на нём. – Но вот, если свадьбе той ничто не помешает…
– Я понял! – вскричал наг в восторге. – Если я отвлеку на бой его… о, если!..
Коварная жена пребольно шлёпнулась об пол, а супруг её воодушевлённый, уже в облике совсем человеческом, метнулся за трон, за своим любимым мечом.
И вихрем вылетел из залы, мускулистый, прекрасный и пьяняще обнажённый. Хотя, наверное, жёны или слуги, попавшиеся ему на пути, напомнят, что господин забыл одеться. Жёны точно напомнят, ибо не пристало показывать главную драгоценность мерзким человеческим женщинам. Жён тут хватает и так. Они не все умещаются на его просторном ложе, да и не каждую ночь он зовёт нескольких сразу, временами предпочитает уединяться лишь с одной. И с нею Ниламнаг часто-часто уединялся после свадьбы. До того, как она случайно встретила наглого асура среди гор. До того, как дёрнуло её с ним шутить. А ему вздумалось ей отвечать. Омерзительно умный собеседник – это опасно.
– Ну, погоди, изменник! – прошипела женщина насмешливо, поднимаясь. – От яда моего ты не уйдёшь!
Грациозно прошла к опустевшему ложу и опустилась на шкуру. В следующий миг на огромном камне, затянутом шкурой чудовища, которого в мире людей не водилось, разлеглась большая кобра. Голову она медленно положила на подлокотник, где недавно был локоть её супруга. И глаза мечтательно прищурила. Человеческая часть его тела теплее была. Особенно, когда он лежал тут в человеческом облике. Хотя холодное тело его любила она не меньше.
– Ну, погодииите… – насмешливо прошипела нагиня. – Погодите двое!
Правда, полежав немного, уже поднялась, будто человеческая женщина. Изящно прозвенев браслетами на запястьях и ногах, в свои покои метнулась. И вышла оттуда уже облачённая в прекрасное белое сари, прикрывавшее всё, чего не надобно демонстрировать посторонним. Ей срочно надо было ещё двух женщин навестить: из мира дэвов и мира людей.