bannerbannerbanner
полная версияТри мужа для Кизи

Елена Юрьевна Свительская
Три мужа для Кизи

Камень 21-ый

Спокойно поспать не удалось: день начался – и мир затопило множество звуков. И среди них отчётливо выделялась какая-то возня. Плеск воды. Рык оборвавшийся. И снова блаженная тишина. Если не считать всего остального мира, живого…

Вот только странное однообразное хрустение и шуршание опять вырвало меня из объятий сна. Чавканье. Кто-то блаженно трескал что-то сочное неподалёку.

А потом всё затряслось – и вопль, жуткий мужской вопль, едва не оглушил меня. Едва не упала. Чья-то сильная рука подхватила меня под спину, не дав упасть. Но вот… что там случилось?!

Испуганно распахнула глаза.

Меня держал на протянутой руке Мохан. И жених в ужасе смотрел куда-то вбок. Села. Голову повернула. И сама застыла в ужасе.

Берег был забросан ошмётками мяса, мелкими. Да обрывками чешуйчатой толстой шкуры. А поодаль, почти у воды… точнее, там, где вода была недавно и полоска обнажённого берега ещё не просохла. Там сидел Сибасур, скрестив ноги. Цепко держал пальцами с отросшими ногтями… сжимал… длинный крокодилий хвост! Лицо вымазано в крови и чешуе. И щёки заметно выступают, потому что рот забит. Но… кроме крокодильего хвоста у него ничего не было съедобного. Тьфу, разве кто-то будет жевать крокодилий хвост?

– Т-ты! – в ужасе выдохнул Мохан. Рука его вытянутая, правая, дрожала.

Я запоздало заметила возле асура желудок большой, разодранный, выпотрошенный, откуда были вытрясены, да разбросаны камни, рыбий скелет и ещё три полупереваренных рыбы. Да кишки. Брр…

Сибасур чуть прожевал крокодилье мясо. Потом сглотнул. Кажется, сразу всё, что у него во рту было.

– Т-ты… кто?! – мой жених от ужаса даже начал запинаться.

Рука когтистая оторвалась от хвоста и затолкнула что-то за спину. Мы успели заметить начало крокодильей пасти. Отрезанной. Или… отгрызенной?! Ага, и с заметной шишкой на конце верхней пасти. Он… хариала ест!

– Чё ты разорался? – проворчал демон.

Вид берега в останках и внутренностях растерзанного крокодила был ужасен. Ох, там поодаль туша животного валялась, странная. Облепленная чем-то полупрозрачным. Тьфу, вырванная вместе с куском желудка хищника.

– Ну… он сам сюда заплыл, – смущённо добавил асур, заметив отвращение на моём лице, когда увидела внутренности его добычи и с усилием заставила себя больше туда не смотреть. – Он просто мимо проползал, а мне страшно хотелось жрать.

– И… – Мохана передёрнуло. – И ты и нас бы сожрал так же спокойно, как и его? – нахмурился. – Или… или нас отложил? Вместо сладкого?!

– Я не ракшас! – возмущённо подскочил парнишка. Правда, лицо его перекосило от боли. Он хвост своей жертвы выронил, морщась, рану на бедре накрыл. Там из чуть подсохшей корки опять кровь заструилась, струёю густой.

Но… он всё-таки сумел выжить. Вот, кровь всю потерял, но часть её смогла восполниться.

Рванулась было к нему, но Мохан грубо цапнул меня за руки, не подпуская ближе к страшному существу.

– Да не ем я людей! – обиженно выдохнул Сибасур. – За кого вы меня вообще принимаете?!

– Люди крокодилов не едят. Тем более так, разодрав и сырьём, – проворчал музыкант.

– Ну… – асур смущённо пнул ногой хвост, тот дёрнулся, а у раненного лицо опять скривилось от боли. С шипеньем он плюхнулся обратно на берег. – Орёте тут! Пожрать спокойно не даёте! Можно подумать, хотел я его жрать! Он противный. Но мне надо подкрепиться, чтобы начала восполняться кровь.

– Только не говори… – расширились глаза молодого бинкара. – Что у тебя крови вообще не осталось!

– Это… – Сибасур смущённо почесал нос заострившимся когтём. Которого ночью у него явно не было. – А чего ты вообще ко мне прицепился?! – мрачно сощурился, пронзая юношу-человека гневным взглядом. – Вот у тебя невеста тут, полуголая. Лапай её дальше, пока братья не пришли и не отобрали. Чё ты мне-то поесть спокойно не даёшь? Я ж тебя даже не трогал! Уж молчу, что ты ни пожрать мне не принёс, ни за лекарем не помчался. Увидел, что я лежу тут, вроде мёртвый – и полез с нею обниматься. Очень хороший человек! Просто потрясающе благородный! Просто заслуживает того, чтобы учить меня, что есть дхарма, а что – адхарма! Я, видите ли, сам стараюсь как-то позаботиться о себе, ищу чего поесть, мучаюсь, гоняюсь тут за этими мерзкими тварями, допытываюсь, кто из них ест мёртвых, что бросают в реку, а кто не ест… как будто мне легко было!

– А ты… – мой голос дрогнул. – Ты их речь, что ли, понимаешь? Хариалов?

Молодой асур, поняв, что случайно выдал что-то важное, смутился. Хвост ногой толкнул сердито. Опять лицо его перекосило от боли. На меня посмотрел мрачно.

– Ты это… – робко улыбнулась. – Ты сам сказал.

– Ну, это… – он отчего-то опять смутился, потом уже на настороженно внимавшего словам его Мохана покосился. – Но так то ж вроде легко? У хищников, конечно, свои звуки, но общий язык один на всех. Жрать можно слабого, а от сильного – бегать. Если зверь напротив мелкий или не сильно больше себя, можно рычать, пытаясь согнать со своей территории. Если он упрямый, то тут или драпать самому, или уже бой принимать. Да тут и мозгов не надо, чтобы понимать! Люди и сами так делают. Хотя люди бывают странные. Они то от всех бегают, даже если им соперник по зубам, то кидаются на всех словно бешенные, даже видя, что неравные совсем соперники. Животные и чудовища тут поумней.

– Ч-чудовища?! – возмутился бинкар.

Сиб смутился, припомнив, что чудовища – это уже не из мира людей. Задумчиво голову почесал когтём. Волосы спутанные, но пряди уже тоньше стали, мягкие, мокрые – грязь вся вымылась.

Невольно посмотрела на внутренности и вывернутое содержимое желудка хариала. Припомнила, что шудры, работающие у наших полей, говорили, что убил кто-то из них хариала. А из желудка достал украшения. Красивые, золотые. Вроде мог бы жене подарить. Но, выходит, хариал сожрал кого-то из совершавших омовения? Или уже останки полусгорелого тела подъел, что после костра выбросили в Гангу. И стоит ли тащить такое жене? А так-то у него не было возможности красивым дорогим украшением жену или дочерей порадовать. И он тогда страшно расстроился.

Видимо, на лице моём было сильное отвращение, когда смотрела на вывороченный желудок крокодила. И Сиб вдруг проворчал:

– Да не ел он людей! Я сам брезгливый. Я долго плавал за ними и спрашивал, что они жрут тут. Рыбу-то мы всю перепугали. Я, правда, пытался у них из-под носа хоть одну рыбину утащить, а они меня не пускали, ворчали, чтоб шёл на берег, искал чего угодно, а река их и иначе они меня сожрут. А потом этот парень сказал, что людей не ел никогда. Мол, он пакостью всякой не питается. А у меня уже всё помутнело от голода. Понял, ещё несколько мгновений – и утону совсем. И они сожрут уже меня. И тогда я схватил его за хвост и потащил. А этот гад ещё и сопротивлялся. И самки его кидались на меня… – асур вздохнул, тяжело. – Если бы я не сумел его выволочь на берег, да голову не отодрал, точно бы издох. А потом… – нахмурился. – Кизи, неужели ты никогда не бывала совсем голодной? Когда так долго и так муторно, что уже едва ползёшь. И хоть кизяк бы сожрал, лишь бы сожрать чего-то?

– Ну, это… – смущённо замялась.

И запоздало поняла, что одна большая беда меня стороной обошла. Я не знала, каково это, дерьмо чужое есть, только чтобы выжить. Но… но да… отчасти голодной бывала. Тогда хватала, что было из еды – и ела. И радовалась, что что-то есть. А он вот крокодила.

– Что ж, – сказала смущённо, – здорово, что ты смог выжить, Сиба… – на Мохана покосилась, напрягшегося, и исправилась торопливо: – Сиб. Рада, что они тебя не съели.

Он улыбнулся как-то иначе, тепло. И лицо его, теперь обрамлённое чистыми волосами, немного вьющимися, хотя и спутанными ещё… но так-то у него было вполне человеческое лицо!

– Я тебе не верю! – пробурчал Мохан, заслоняя меня от него. – Тем более, сейчас.

Юноша из асуров мрачно сощурился. Прошипел:

– Ты меня ракшасом считаешь, что ли?! Думаешь, я нападу на ту, которая пыталась защитить мою жизнь?!

И поднялся вдруг, одним рывком. Стоял твёрдо. И человеческие глаза его вдруг стали звериными. Янтарно-жёлтыми, с узким чёрным зрачком. Нет, скорее уж змеиные. Хотя при свете дня это смотрелось не так жутко. Но Мохана затрясло.

– Я не буду есть того, кто мне помогал! – прорычал Сибасур, грозно и страшно, по звериному уже, так что мы с бинкаром невольно попятились. – Я не ракшас!!! Я умею быть благодарным! И я дрянью не питаюсь! И людей я никогда не ел!

И выглядел он очень сердитым. Как выглядят люди, которых сильно обидели. Те, на которых клевещут, незаслуженно.

– Да, я человек лишь отчасти! – прорычал Сиб, сжимая кулаки. – Только часть во мне от человека! Меня не спросили… таким зачали… я просто хотел выжить. Я не хотел сдохнуть! Да, я люблю схватки и играть. Но я не ракшас! Я не живу в тамасе! Ну… – под моим взглядом смутился. – Не всегда… раджас – моя стихия. Я гордый. Я обожаю соперничество. Обожаю, когда опасность где-то рядом со мною. Я в чём-то люблю, когда я могу умереть. Там сладко, когда достаётся сильный соперник, а конец схватки предугадать невозможно! – мечтательно улыбнулся, смотря куда-то поверх наших голов. – Так страшно, когда понимаешь, что можешь сдохнуть из-за него. Когда понимаешь, что доигрался, зря с ними спорил. Когда их кольцо сжимается вокруг. Когда тебя загнали на край скалы и до обрыва остались один или два шага… так дико страшно! И так приятно… если я изогнусь… если я извернусь – и соперник вдруг напорется на мои когти или на моё лезвие! Если меч вдруг выроню из растерзанной когтями руки, а он пнёт моё оружие – и оно улетит далеко-далеко. И кто-то, смеясь, наступит на него лапой, из врагов. А тот снова прыгнет на меня, такой близкий… если я упаду и прокачусь между его ног, а он шмякнется в пропасть! – снова мечтательно улыбнулся. – Только что его мохнатая туша нависала надо мной, а тут он, рыча, летит с горы… – руки невольно сжал. – И… шмяк! Такой дивный приятный звук, когда эта огромная туша разбивается о камни в бездне вместо меня. Когда сочно хлюпает расшибленная плоть, и хрустят кости моего врага!

 

Глаза его загорелись каким-то жутким огнём, отчего Мохан, из-за которого я выглядывала, начал трястись, но Сиб, не заметив, продолжал, глядя безумными глазами куда-то поверх нас, словно снова увидел ту страшную схватку:

– Когда я вижу страх в зелёных глазах его собратьев. Я потерял свой меч. Но я им улыбаюсь. Я улыбаюсь им, а они вдруг начинают меня бояться. И исход может стать другим. Ход битвы уже переломан. Это щекочет нервы… так сладко! Я буду искать это чувство во снах и потом… хмельной напиток не может стать таким сладким, таким опьяняющим, как схватка… хмельной напиток задевает только сознание, только дурманит плоть… а в схватке сердце бьётся бешено-бешено… я вижу, как сердито горят глаза моих врагов. Как насмешливо. Вижу, как в их глазах загорается страх…

Мохана опять передёрнуло.

– Боишься?.. – насмешливо сощурился асур. – Только что шипел на меня, щенок, а теперь уже боишься? Перечить решил мне?!

Музыкант молодой от ужаса окаменел. Я торопливо выскользнула из-за него и встала между ними. Меня увидев, Сиб дёрнулся. Миг – и глаза снова стали человечьими. Уже спокойнее, обиженно даже, юноша из нелюдей проворчал:

– Я люблю драться и охотиться, но я не сжираю моих врагов. И людей не ем. Что вы?..

Так ведь и поссориться могут. Хотя он, кажется, пытается успокоиться. Или хотя бы как-то оправдаться передо мной. Именно передо мной. Хотя бы из благодарности пытается контролировать свою природу. Ракшасы, говорят, не останавливаются. Они как безумные. Кровожадные. Жестокие. Но Сибасур пытается себя контролировать, хотя бы из благодарности. И это у него отчасти даже получается. И вот ведь… он очнулся страшно голодным, но полез в реку охотиться. Мог бы перегрызть нам с Моханом глотки и съесть бы нас, двоих, раз мы очутились рядом и ещё заснули от усталости. Но этот нелюдь не тронул нас. Полез охотиться за рыбой среди хариалов. Поссорился с теми. Поймал одного. У него, похоже, сил-то почти не было, но вот ведь, полез на сильного соперника. Победил. И… съел. Хотя… этот вырванный желудок… разодранный, выпотрошенный… кажется, что Сиб и вправду побрезговал есть крокодила, прежде чем проверил, что ел тот сам. Даже если он соврал, что прямо уж и допытывался, чего там местные хариалы едят. Умирая от голода, Сиб всё же побрезговал начинать есть непонятно что.

– Ты не ракшас, – сказала я серьёзно. – Иначе бы ты сожрал нас, голодный и обессилевший. Мы были рядом и беззащитны, спали…

– Я… – дыхание у асура перехватило. – Чтобы я… съел тебя?! Ты… – голос его дрогнул. – Ты считаешь меня чудовищем? Т-ты…

Но он не бросился на нас. Резко развернулся. И пошёл от нас по берегу, волоча за собою раненную ногу. Кровь смыла хрупкую корку. И через несколько шагов уже за уходящим кшатрием тянулся кровавый густой след. Ох, а он только-только сил собрал немного, чтобы хватило на охоту! И, кажется, ещё и не наелся совсем. Ему не хватит сил, чтобы уйти далеко.

Пользуясь тем, что Мохан был совсем растерянный, я метнулась вслед за асуром. Бинкар вроде опомнился, руку протянул… но опоздал.

Догнать тяжелораненого было не сложно. И обогнать. Хотя он отчаянно старался передвигаться быстрей, как мог. И, шумно дыша, я встала на пути у него. Юноша сначала отпрянул, но, разглядев меня, растерянно застыл.

Сказала громко:

– Я верю тебе, Сиба… Сиб! Я верю тебе! Даже если ты не человек.

– Я… – возмущённо начал он.

Но я перебила его, боясь, что он не услышит и уйдёт:

– Да ведь и в людях самих смешаны три природы! Мы то в тамасе, то в раджасе, мечемся из одного в другое. А чтобы достичь саттвы людям самим надо прилагать усилия. Да и меньше людей, чьё сознание созвучно саттве. Боги и великие мудрецы способны быть добрыми и умиротворенными. Людям простым – сложно.

Кшатрий из другого племени поморщился, услышав про состояние саттвы. Ну да асуров чаще причисляют к демонам, редко кто зовёт их богами или полубогами. Только… кем бы ни был Сиб и какой бы природы не был, не хочу, чтоб он уходил так, обиженный на всех и раненный в очередной раз.

Просто тот жуткий сон… где он был совсем маленький и брошенный. Сон, где Сиб пришёл раненный к реке, чтобы попить, сбылся. И тот сон мог тоже оказаться настоящим. Сон о ребёнке, которого выбросили сразу после рождения. Который не должен был родиться и шансов совсем не имел. Но он всё-таки пытался бороться с подходящей смертью. Он не ушёл к богу Ямараджу в тот день. Он вылез сам из чрева своей матери, уже не способной самой выпустить его в жизнь. Не захотевшей жить ради него. Сердце моё болело от мыслей, как тяжко пришлось этому юноше.

Торопливо сказала, пытаясь успеть высказаться, покуда он не перебил или не ушёл:

– Мне всё равно, кто ты родом! Прости, что говорю это. Не потому, что я не уважаю твоих предков или тебя. Нет! Я просто вижу, что ты стремишься быть благородным! Ты понимаешь, что такое дхарма, а что – адхарма. Даже если ты любишь драться… и ты… – запнулась, но под взглядом его растерянным продолжила, покуда не перебил он меня: – Ты спас тех детей от змеи. Не побоялся, что яд её может убить самого тебя. Никто не пытался, кроме тебя. Но ты…

– Я поиграться с ней хотел! – рявкнул Сиб на меня.

Но я с места не сдвинулась. Потому что кшатрий из другого племени, хотя и ощутимо злился на меня, однако же не спешил уходить. И не напал на меня. Не ударил, хотя оскорбила его своим недоверием.

Продолжила топливо:

– Даже если ты любишь убивать… своих врагов… ты всё-таки знаешь, что такое дхарма. Те, чьё сознание и природа чья – тамас – никогда не задумываются, что есть дхарма. Им просто не интересно это всё. Они живут, следуя только за своими желаниями и страхами. Живут в невежестве. Только ради своих удовольствий живут. Ради своего удовольствия отбирают чужое и других мучают. Им доставляют наслаждение муки других. Они не могут понять, что такое дхарма. Им лень понимать. Что такое дхарма – это могут задуматься люди и существа, чьё сознание охвачено раджасом, чья природа – это раджас. Вот Мохан боится тебя, но ты всё же – благородное существо.

– Слушай… – асур поморщился. – Давай ты не будешь зудеть у меня над ухом о дхарме? Меня мутит. Голова трещит. Мне скучно. Тем более, сейчас. Его брат… – ткнул пальцем когтистым назад, отчего Мохан, подкрадывающийся к нему с большим камнем, отшатнулся и камень себе на ноги уронил. И взвыл от боли, на одной ноге прыгая. Сиб так и не обернулся к нему, но, вопли его отчаянные услышав, довольно ухмыльнулся. Потом поморщился. – Вот его брат Садхир меня уже достал своими нравоучениями, когда я приносил ему и Манджу послания. Сидели они, часами болтали о том, о сём. Видели, что пришёл, но не всегда даже принимали сразу, болтуны проклятые! – его передёрнуло от омерзения. – Плевать я хотел на вашу дхарму! Хотя бы не трогайте меня, если уж я вам так противен.

И шумно вдохнув и выдохнув, мимо меня пошёл.

Уходит. Совсем. Страшно обиделся. Зря я стала доставать его упоминанием о трёх природах. Но я ж не хотела нравоучениями его мучить, только хотела сказать, что верю, что он может быть хорошим существом. Что я всё-таки ему верю, хотела сказать! Но получилось, что лишь больше его замучила. Будто смотрела сверху вниз. Грустно.

Невольно руку вытянув, вцепилась в его пояс. В шнурки, свисающие со змеиными клыками. Пояс натянулся. Захрустели друг об друга змеиные клыки с концов чёрных шнуров. Неприятный такой звук, прошедшийся по многочисленным подвескам разных по длине шнуров. Сиб замер. Потом растерянно оглянулся.

– Ты чего? – тихо спросил.

– Отпусти его!!! – завопил Мохан, кидаясь поднимать камень. – Уйди от этого чудовища!!!

Но я, воодушевлённая растерянностью и промедлением Сибасура, продолжила, хотя и постаралась закончить мою мысль уже покороче:

– Состояние раджаса благороднее и красивее тамаса. И ты…

Асур скривился.

– А люди и дэвы должны пребывать в саттве. Но, пожалуйста, занимайтесь этим без меня! – цапнул подвески у пояса, потянул обратно на себя. – Отцепись уже от моего пояса! Я этих змей убил не для того, чтоб отдать их клыки тебе! Я их себе для украшения убил!

– Но послушай… – отчаянно сжала пальцы на его мрачноватом украшении. Всё-таки, украшении, не трофеях военных.

– Ты меня послушай!!! – рявкнул на меня разгневанный асур. – Глупый ты человек! Отцепись от меня!

– Но Сиба… Сиб…

Он отчаянно дёрнул пояс к себе. Но я удержала.

– Или ты хочешь меня раздеть?! – дерзкий юноша вдруг насмешливо сощурился. – Но, слушай, любовник из меня не очень умелый, да и с тобой лечь мне не очень-то и хочется, тем более, сейчас, когда я с трудом дышу и иду.

Я застыла растерянно.

– Но, если ты меня хочешь… – продолжил он задумчиво.

И вдруг ногой целой пнул куда-то за мой бок, даже дхоти меня своим не зацепив. И охнул за мною Мохан, зашуршал дхоти, падая. И опять взвыл, кажется, опять уронив на себя камень.

Струя крови из раны на бедре воина заструилась ещё гуще. Он даже не поморщился, хотя, наверное, ему было больно сейчас даже стоять. И, уж тем более, удар наносить ногой. Хотя Мохана, которого кшатрий ударил так сильно, мне тоже жаль было. Не сомневаюсь: предупреждение сердитого воина было весомым. Да и кто просил бинкара так гадко подкрадываться со спины?! То есть, понимаю, что против Сибасура молодой бинкар мог выйти разве что неожиданно, да и что у него из оружия не было ничего. Вот он камень подобрал. Единственная его надежда. Но ведь Сиб был ранен! Страшно ранен! Подло подкрадываться со спины, да ещё и к тому, кто едва живой!

– Если ты хочешь стать моей женщиной, то пойдём со мной? – вдруг серьёзно предложил молодой асур. – У меня нет жены. И ты старалась спасти мне жизнь, – криво усмехнулся, показав зубы неровные. – Даже при том, что я чудовище. Я готов защищать тебя. Даже всю мою жизнь. И от тебя мне не нужно ничего.

Локтём руки свободной лицо утёр, смахивая крокодилью кровь и кусочки мяса, чешую, к щеке приставшую.

– Я, правда, не обещаю, что всегда буду выглядеть прилично. Я всё-таки воин и от битв не откажусь. И ещё я охотник. Если я вернусь домой живой, то, вероятнее всего, именно с такою украшенной мордой, – когтём с руки свободной прошёлся по змеиным клыкам, шкрябая по ним под моей рукой, но не касаясь моей руки.

Робко посмотрела на него. Худой и узкоплечий, чуть ниже меня. Но в нём чувствовалась сила. В том, как он смеялся над врагами. Как стоял, едва живой, кровью истекая, но не показывая, что испытывает боль. Даже в том, как он спокойно оборонялся от Мохана. Мог бы, наверное, и сразу убить, тем более, что тот подло подкрадывался со спины. Кшатрий. Воин, который умеет сражаться благородно.

Молодой мужчина вдруг поднял взгляд внимательный на меня, добавил серьёзно:

– И ещё я обычно ем мясо. Но, впрочем, его я вполне могу есть сырым или готовить после охоты. Так что тебя разделывать и готовить тушки убитых не заставлю, – насмешливо прищурился. – Я же помню, что ты другим питаешься, – по серьге звякнул задумчиво. – Правда, если у нас будут дети, не уверен, что они смогут без мяса обойтись, – на когти свои посмотрел задумчиво. – Как и когда аукнется кровь предков – это загадка. У моих братьев и сестёр или ногти, или когти. Только я могу обращать свои. Хотя именно это спасало мою жизнь, не раз.

Мне вспомнился сон о крохотном ребёнке, когтями разрывающем живот умершей матери, чтобы вырваться наружу. Как зверь.

Едва смогла сколько-то скрыть ужас от жуткого воспоминания. Если смогла. Но Сибасур, впрочем, даже так смотрел на меня спокойно. Он принял свою звериную суть. И понимал, что других эта часть его может пугать. Хотя и рассердился страшно, что его посчитали возможным съесть людей, тем более, спящих и беззащитных. Зверь бы напал. Чудовище бы не пощадило. Какая-то часть Сибасура была выше чудовищ и зверей. Асур… полубог… или… или он не соврал? И у него ещё и примесь человечьей крови была?

Когтистая рука вдруг поднялась. На моих глазах когти втянулись, стали тоньше, светлее. Уже совсем рука человечья. Ладонь его затем осторожно легла на мою щёку. Робкое прикосновение. Или даже… нежное.

– Так ты хочешь, чтобы я тебя защищал? – тихо спросил кшатрий. Сейчас он не выглядел насмешливым или страшным. Будто простой человек, взволнованный.

Робко выдохнула:

– Ты… серьёзно?

– Если ты хочешь стать моею женщиной и ложиться со мной, – серьёзно сказал Сибасур. – Мучить ту, которая защищала мою жизнь, я не посмею. Я не хочу, чтобы ты страдала. И насиловать тебя не хочу.

– Кизи!!! – взвыл отчаянно Мохан.

Сиб извернулся, рванул меня к себе. Нет, просто метнулся в сторону, наступая на горло Мохану. Тот отчаянно хрипел и извивался.

 

– Кизи, не смей! Не уходи!

– А твоего мнения не спрашивают, – мрачно сказал асур, удерживая его на земле.

Но, увидев мой взгляд напуганный, ступню сдвинул, давя уже не на горло, а на грудь у шеи.

– А его мы слегка утопим. Просто, чтобы не мешался. И вообще, если ж тебя похищать мне, то похищать по приличному надо, с боем.

– Кизи!!! – отчаянно прокричал Мохан. – Не уходи!!!

– Ишь какой! – ухмыльнулся Сиб. – А её вы отпускать не хотели!

Бинкар смущённый умолк.

– Но ты же видел её сразу, – продолжал бить его словами Сибасур. – Видел, что девушка не мечтает, чтобы вы трое имели её разом или по очереди. И ты – мне приятели мои из реки рассказали… они сначала мне обещали рыбы наловить, потом стали много интересного рассказывать, только чтобы их не трогал. И, особенно, яйца их, которые учуял на берегу, – асур усмехнулся, глядя сверху вниз на поверженного и совсем беспомощного сейчас человека.

Даже будучи тяжело раненным, Сибасур всё ещё был сильным. Или же хорошо притворялся, что сил на драку очередную у него ещё хватит. Или просто характер такой: покуда совсем из сил не выбьется, покуда совсем не будет умирать – бодриться и шутить?

Мой неожиданный защитник мрачно продолжил, холодно смотря на бинкара:

– Или ты будешь мне что-то там шипеть, что женщина… – покосился на меня. – То есть, девушка…

Отчаянно начала:

– Я…

Но он меня перебил, взмахнув когтистой рукой:

– Мне, правда, не важно, имел тебя кто-то из мужчин уже или не имел, – улыбнулся вдруг, странно и тепло, от улыбки лицо его стало совсем человеческим. И даже… красивым. – Я помню только то, что ты старалась спасти мою жизнь, – мрачно посмотрел на притихшего человека, отчаянно смотревшего на него: – Вот если по-хорошему… если по-доброму… она сама имеет право выбирать, кто заберёт её с собой? Ты её от братьев умыкнёшь или я?

И Мохан вдруг тихо ответил, шумно выдохнув:

– Пускай выбирает она.

– Именно, – бодро сказал Сиб. – Тем более, что тебе самому я выбирать не дам, – посмотрел уже на меня: – Так что ты выберешь, Кизи? Я или они?

Застыла растерянно. Это было странно. Я и асур. И… и то, что кто-то вдруг предложил мне выбирать самой себе жениха и мужа. И… и то, что мне подарил возможность выбора именно этот дерзкий и странный юноша. Не человек. Он был единственным, кто мне предложил. То есть, Садхир спрашивал… но Садхир смирился с решением брата старшего и моего дяди. Он возмущаться их решением долго не стал, даже жалея меня. Даже видя моё нежеланье. А Сиб… Сиб почему-то спросил, чего хочу именно я.

– Брак Гандхарва, по взаимному согласию, – серьёзно продолжил кшатрий, смотря пристально на меня. – Но, если хочешь, можно устроить все эти церемонии. Если тебе это важно, – усмехнулся. – Хотя, в общем-то, это Ракшаса брак, если я тебя умыкнул.

– А ты вообще сам ракшас! – пробурчал Мохан, обиженный своим внезапным и долгим пленением.

Поморщившись, мой защитник внезапный проворчал:

– Я – асур.

– Т-ты… асур?! – выпучился на него потрясённый бинкар.

Кшатрий только улыбнулся, смотря на него сверху вниз. Да так улыбнулся, что человеческого юношу передёрнуло.

– Собачьи щенки смелее тебя, – с усмешкой добавил асур, любуясь переменой чувств, отразившихся на лице его соперника поверженного, потом, правда, спохватился спустя какое-то время: – Но, впрочем, речь не про тебя.

И на меня посмотрел уже. Но глаза его, вполне человечьи на вид, только что смотревшие на поверженного Мохана, как-то жутко поблёскивая и хищно, теперь уже иначе смотрели, когда он повернулся ко мне. Тепло и…

Растерянно застыла. Потому что глаза этого странного существа опять изменились. Тёмные, почти чёрные круги вокруг зрачка вдруг посветлели. И цвета оказались необыкновенного. Светлые, человеческие глаза. Какая-то странная смесь зелёного и светло-коричневого. И кожа не слишком смуглая. Если волос спутанных, длинных не замечать, то у Сибасура было красивое лицо, совсем человеческое.

Вдруг он улыбнулся смущённо под моим взглядом. Красивый юноша. Сильный воин, хотя тело и не массивное. Боль переносит невозмутимо. И, даже умирая, не беспокоился и не боялся, что умрёт. Что-то в нём было… красивое… завораживающее…

И это было странно, что мне самой можно выбрать. Царевнам иногда позволяли выбирать, из собранных благородных и достойных женихов. У царевен была Сваямвара и состязания на силу, ум и храбрость для тех, кто хотел забрать её женой. А я – простая вайшью. Но у меня тоже есть выбор. Странное чувство. И теплота появилась на сердце к этому странному, но такому заботливому юноше.

Но… он спросил, что хочу я. А чего я хочу? Сама?.. Прежде я о том не задумывалась. И странно было думать об этом сейчас. Но надо было что-то выбрать. И двое юношей, человек и не человек, напряжённо застыв, ожидали моего ответа.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru