Дмитрий Ю
Кировская весна 1936-1937
03.09.36 Миша Боровнюк
Школа не имела тогда своих учебных мастерских, и практику учащиеся проходили в цехах.
С заводом нас знакомил мастер-инструктор Павел Степанович, сухонький, аккуратный старичок в очках, которые или поблескивали на лбу под козырьком кепки, или крепились на самом кончике носа. Лицо мастера было хитро оплетено мелкими морщинками, расположенными так, что они придавали ему веселое, даже по-мальчишески задорное выражение. Двигался он частыми шажками, легко и споро, чуть согнув ноги в коленях и руки в локтях, будто собирался пуститься вперегонки. По основной своей профессии он был столяр. Испытующе приглядываясь к нам, он подбирал в столярную группу наиболее, по его выражению, «талантливых» ребят.
Из всех цехов, которые мы с Егорушкой видели, больше всего пришелся по душе, конечно, столярный. Решив учиться столярному делу, мы перетянули на свою сторону и Ивана. Побывав однажды в мастерской и понаблюдав за работой столяров, Иван Болотин заметил с удивлением и завистью:
– Чиста работа! Для белоручек… – и шепнул Егорушке: – Останемся здесь…
– Ты же обещал Степашину, что вместе с ним станешь работать? – также шепотом спросил Егорушка. – И мастер об этом знает.
– Обещал, а теперь вот передумал – хочу в столяры выйти.
Столярная мастерская помещалась рядом с новым, еще не отстроенным цехом. Вокруг нее были навалены бревна, брусья, доски, высились желтые вороха опилок. Издалека слышно было, как выводили пилы тонкие ноты, точно натянутые струны, которые, казалось, вот-вот оборвутся; вразнобой стучали молотки, визжали и шипели точила. Теплый воздух мастерской был густо насыщен пряным ароматом сосновой смолы, крепким кисловатым запахом горячего клея, древесных стружек и опилок. В солнечных лучах, косо падавших из окон, вспыхивая, роились белые пылинки.
За стеной, в механическом отделении, были установлены циркулярные, ленточные и торцовые пилы, фрезеры, дисковые, фуговальные и токарные станки; там все двигалось, вращалось, брызгало белыми струями опилок, визжало, шумело, гудело. Звуки сливались в сплошной, все затопляющий гул, который, как бы просачиваясь сквозь пазы стен, ровно и глухо разливался по мастерской.
Вдоль помещения двумя строгими рядами тянулись верстаки. Возле них хлопотали рабочие: пилили, строгали, вязали узлы рам, клеили, пристукивали деревянными молотками. Молодой столяр негромко насвистывал одну и ту же мелодию без конца и начала и, прищурив один глаз, смотрел вдоль бруска с желтовато-смоляными прожилками, проверяя его ровность.
В самом конце мастерской шесть верстаков наши. Павел Степанович учил нас, как стоять возле них, как закреплять брусок, как обращаться с инструментом, как строгать или пилить.
Без привычки ребята быстро уставали, натирали мозоли. Иван со всего размаха ударил молотком по пальцу, взревел от боли и запрыгал на одной ноге, зажав руку подмышкой.
– Экий ты, право! – беззлобно журил его мастер. – Дай-ка взгляну. Неужели не видишь, куда бьешь?
– Рука-то не слушается, небось, – жаловался парень, морщась и дуя на ушибленный палец. – Приловчиться надо… – И снова бил по пальцам, по острым косточкам кисти.
Один я на первых порах не нуждался в помощи мастера. Ловко и уверенно стоял я у верстака; рубанок легко выбрасывал тонкие теплые стружки; они завитками падали на пол к моим ногам.
Заметив мои правильные и смелые движения и то, как инструменты «жили» у меня в руках, Павел Степанович, сбросив очки на кончик носа, поощрительно воскликнул:
– Э, да ты… это самое… мастер! Ну-ка, ну-ка!.. Молодец! Откуда знаешь ремесло?
– Вначале отец научил – он плотником был, умер потом по болезни. Потом в пионерской коммуне имени Радищева еще доучивался – ответил я смущенно.
Выслушав мой рассказ об уроках труда, мастер одобрительно заключил:
– Профессию ты выбрал правильную, это хорошо… Будем работать. – И, развивая дальше свою мысль, продолжал: – Богата земля наша умельцами. Много у нас разных профессий – токари по металлу, слесари, электромонтеры… Ну, шорники там… вальщики, гончары, еще кузнецы есть… Но ни одна из них не может сравниться с нашим столярным делом. Нету больше такой другой специальности. – Но через минуту нахмурился, вздохнул и сознался с сожалением: – Нет, вру, есть: живописцы, камнетесы, что из мрамора разные фигуры высекают, эти сравняются, они… это самое… на одной доске со столярами стоят. В музеях, в картинных галереях что выставлено? Картины, мраморные фигуры и мебель. Значит, она, мебель-то, произведение искусства. Вот как надо понимать нашу профессию!
И по тому, как почтительно входил Павел Степанович в мастерскую, как нежно ощупывал и гладил куски дерева, как принимался он за работу, забываясь в ней, я понял, что он глубоко верил в то, что столяр – лучшая профессия на свете, и чрезвычайно гордился ею.
– Ну вот, – обращаясь ко мне, закончил мастер, – быть тебе, Михайло, моим вроде как… это самое… заместителем, бригадиром, что ли… Если я отлучусь, ты тут хозяин, помогай, показывай товарищам… В особенности Маслову и Козлову…
Все ученики согласились с Павлом Степановичем и охотно советовались со мной, как со старшим.
{19}
23.09.36 Самолет ХАИ-5
23 сентября 1936 года под впечатлением первых успехов ХАИ-5, не дожидаясь окончательного решения ВВС, руководство 1 ГУ НКОП дало распоряжение о запуске на заводе № 135 в производство с учетом выявленных дефектов трех головных самолетов Р-10 и десяти машин первой серии. Срок выхода на аэродром головных машин, предназначенных для проведения войсковых испытаний, наметили на март-апрель 1937-го. Изготовление серийных образцов началось одновременно с существенной доработкой проекта.
{36}
26.09.36 Михаил Кольцов
Грузовой рефрижераторный теплоход «Нева» (построен в 1931 году на заводе им. А.Марти в Ленинграде, водоизмещением 6950 тонн, скорость 12 узлов) из Одессы вышел 18 сентября и 26 сентября в полдень он прибыл в Аликанте.
«Нева» пришла сюда деловито и просто, тихо проскользнула сквозь строй иностранных крейсеров и тотчас же запросила у портовых властей вагоны и рабочую силу для разгрузки. Вот и теперь подъемный кран непрерывно выгружает из трюма аккуратные, новые ящики с русскими надписями.
На борту чисто и безлюдно, снизу тянет теплым знакомым запахом. На запах я спускаюсь в кают-компанию. Стол накрыт, на белой скатерти стоят тарелки вроде как с борщом, за столом никого нет; я сажусь, беру ложку – это в самом деле борщ. Входит толстая девушка, ставит еще одну тарелку с борщом; она, не улыбнувшись и не удивившись, говорит:
– Здравствуйте, товарищ Кольцов, мы вас еще вчера ждали, дайте я переменю борщ, он остыл, публика наша бреется.
Постепенно появляются капитан Кореневский, его старпом, парторг, комсорг. Они еще в состоянии недоумения: что за страна, почему все так? Буржуазный строй, а ходят с красными знаменами, всюду серп и молот, коммунисты приходят на теплоход совершенно открыто – не будет ли у них неприятностей? Получив разъяснения, они все-таки еще настороже. К тому же с разгрузкой все идет очень медленно. С портовыми властями, при всей их любезности, очень трудно столковаться, на теплоходе никто не говорит на иностранных языках, только старпом произносит несколько английских слов, больше бытового содержания. Полпредство никого не прислало из Мадрида, а по телефону ни до чего нельзя было договориться.
Мы ходим по пароходу, – как странно и весело видеть все это советское, русское здесь, у пальм Средиземного моря, эти вафельные полотенца, папиросы «Пушка», журнал «Партстроительство» в красном уголке, спортивные тапочки у кочегаров и балалайку на гвозде в столовой! Надписи на ящиках с грузами пока непонятны для испанцев, – я прочитываю аппетитные заголовки наиболее популярных произведений Анастаса Микояна и его авторского коллектива. Но через два дня начнется массовый и общедоступный перевод этих произведений на испанский язык – они попадут в руки и рты здешних ребят.
Делегации с адресами и подарками все время стремятся на теплоход. Капитан не знает, что с ними делать, как объясниться. Я предлагаю: сначала побывать в городе, уладить с разгрузкой, а во второй половине дня принимать делегации. Мы едем сначала к губернатору, затем в портовое управление, затем на почту – говорить с Мадридом. За нами тянется повсюду хвост автомобилей каких-то очень важных, очень восторженных и не очень занятых людей.
У губернатора настигает делегация от аликантской табачной фабрики с неотвязной просьбой немедленно туда приехать. Капитан колеблется, он смущен. Мы все-таки едем.
Фабрика большая, старое каменное здание, прохладные, тенистые аркады, несколько тысяч работниц. Здешние Кармен работают на фабрике по четверть века, работают и живут, проводят здесь весь день, здесь, у сигарного станка, на подостланной газете с детьми обедают, отчего крутой запах табака смешан с острым запахом вина и прогорклым – оливкового масла. У них прекрасные материнские головы, и глаза, большие, круглые, сразу полны слез при виде советского капитана, седого, прямого, в форме, с фуражкой в руке. Осмотра фабрики по-настоящему не получается. Сначала вводят в какую-то контору, и какое-то начальство представляет нас какому-то другому начальству. Но потом, в цехах, все становится стихийным. Толпа испанок тащит нас от станка к станку, из мастерской в мастерскую. Сигаретницы суют капитану сигареты, сигарницы требуют остановки каждая у своего стола, чтобы скрутить для советского моряка какую-то особенную сигару. Женщины судачат, смеются, плачут, благословляют нас, наш народ, советских работниц. Толпа растет, она все гуще, все взволнованнее; наконец, стиснутых со всех сторон, нас вдруг выносит опять во двор, на солнце, под голубое небо. Вся галерея и балкон, опоясывающие двор, наполняются женщинами в черном, с цветами в руках и волосах. Они откалывают розы от своих причесок и протягивают нам, чьи руки уже и без того полны цветов. Восторженные крики: «Вива Русиа!» Капитана Кореневского поднимают на руки. Он весь в слезах и сморкается, он потерял всю свою важность.
– Скажите им, я-то здесь ни при чем! Мы только довезли продовольствие в сохранности, а отправили его сюда советские женщины – пусть их благодарят.
Осыпанные цветами, в кликах и рукоплесканиях с тротуаров, автомобили возвращаются в порт. Тут теперь уже ни пройти, ни проехать. Еще издали видна белая «Нева», облитая чернильным пятном громадной толпы. Кое-как милиция и портовая охрана установили относительный порядок в прохождении. По трапу взбирается на теплоход непрерывная вереница молодых и пожилых мужчин, женщин, матерей с грудными младенцами на руках. Благоговейно, как паломники, проходят они через все корабельное помещение, умиляются всем советским особенностям и деталям, подолгу задерживаются в красном уголке. Очень многие пришли с маленькими трогательными подарками; каюта завалена цветами, фруктами, лентами с надписями, письмами, какими-то коробочками, рисунками. Двух официанток-комсомолок затискали и зацеловали почтенные аликантские матери семейств; здоровенные испанцы со слезами на глазах обнимают матросов. Я потихоньку переменил этот порядок, направил кавалеров к комсомолкам, а дам к нашим морякам. От этого энтузиазм возрос еще во много раз.
Аликантцы приглашают экипаж «Невы» присутствовать на бое быков. Капитан опять смущен и уединяется с парторгом и председателем судкома. Вернувшись, просит меня отклонить, конечно в самой любезной форме, это приглашение. Как я ни убеждаю, они тверды. Насчет боя быков у них указаний никаких не было.
Солнце нехотя сползает к горизонту. Голубые и розовые краски Аликанте постепенно переливаются в желтые и фиолетовые. На бульваре, среди электрических фонарей, просвечивают, как транспаранты, остролистые пальмы. Полны таверны, рестораны, настежь открыты двери парикмахерских, и мастера, обливаясь потом, втирают горячую пену в черные подбородки. Все говорят о России, о пароходе, о судаках в томате, о баклажанной икре, о двух русских комсомолках.
В кофейнях на приморском бульваре, там, где весь день сидят темные личности в котелках, там сейчас строчат за столиками телеграммы. Их несут не на почту, не в цензуру. Есть другие возможности. На германском линкоре и кругом, на аргентинском, на итальянском, на португальском крейсерах, громоздятся голенастые антенны радиопередатчиков. Вернувшись на «Неву», поднимаюсь наверх, в радиорубку. Радист дает мне наушники.
– Слышите, какая трескотня! Со всех кораблей жарят.
Трескотня в самом деле выдающаяся. Передают шифром и без всякого шифра, чего там стесняться! Завтра в германской печати будет сообщение: в Аликанте прибыл сверхдредноут «Нева», имея на палубах кавалерийский корпус, в трюме – мотомеханизированную бригаду, а в холодильниках – эскадрилью тяжелых бомбовозов и складной артиллерийский полигон.
В кают-компании, устроив через иллюминаторы легкий сквозняк, едят окрошку и пьют ленинградское пиво.
– Почему вы не пройдетесь по бульвару, чудаки? Такой вечер! Такое небо! Такие пальмы!
Нет, они очень устали. Устали и счастливы. Капитан Кореневский все еще не пришел в себя.
Только один человек на судне расстроен, сердит и ругается – начальник рефрижераторного отделения. Со своими помощниками он по-стахановски трудился день и ночь у холодильных механизмов и привез масло при температуре трюма минус семь градусов. Теперь он в отчаянии от аликантской жары и хочет всех кругом привлечь к суду.
– Где вагоны-холодильники? А потом кто-нибудь скажет, что мы несвежее масло привезли! Не допущу я этого! Пускай мне здешний самый главный заведующий подпишет, что принял масло при минус семь!..
Нет желания уезжать из тихого города, от легкого приморского гомона его улиц, от пальм и голубого моря, от сладкого и терпкого прославленного вина, от левантийских роз в черных блестящих прическах, от холодного ленинградского пива. Проснулось и позвало надломленное плечо, в первый раз за полтора месяца кольнула внутри усталость. Но надо сегодня же обратно, в пыльный, в сухой, в тревожный, в безумный Мадрид. Ведь фашисты уже подошли к Толедо.
{27}
28.09.36 Сергей Киров
– Товарищи, рассмотрим доклад об испанских событиях – по привычке обратился к членам политбюро Киров.
Нарком Обороны Уборевич в волнении снял и протер стекла безукоризненно чистых очков, и, поднявшись, поднес к глазам рапорт:
– Товарищи, по данным разведуправления генштаба РККА, подписание Португалией, Италией и Германией соглашения о невмешательстве, к сожалению, не снизило за последний месяц объем поставок вооружения испанским фашистам.
Через границу с Португалией огромным потоком идут доставленные из Италии и Германией морем военные грузы, включая самолеты, танки, боеприпасы к ним. Примеры радиоперехватов: «Саламанка из Леона. начальник аэродрома генералу, командующему воздухом. Получены «юнкерсов» 6, «фоккеров» 2, «драгон» 1, «хейнкелей» 6, также «хейнкелей» 30. Боеприпасов 16955, бомб А 379, Б 230. Горючее 36 939».
Другой перехват: «Саламанка из Севильи. генералу, командующему воздухом, от начальника второй эскадры. Получены: «юнкерсов» транспортных 3, «савойя» 2, вылетели один и три разведчика «хейнкель», авиетка для связи, одна эстафетная».
Это так называемая «национальная авиация» Франко. Ей противостоит 85 республиканских аппаратов, многие из которых нуждаются в ремонте. Когда появляется республиканский самолет, его атакуют от пяти до восьми германских или итальянских истребителей. {24}
7 сентября началось проведение систематических бомбардировок позиций республиканских войск на реке Алберче немецкими бомбардировщиками «Юнкерс».
Считаю целесообразным усилить секретные поставки вооружения в рамках подписанного договора, поставив, дополнительно к ранее оговоренным винтовкам и артиллерийским орудиям выпуска до 1917 года, современные танки Т-26 в обоих вариантах, самолеты-истребители И-15, И-16, а также штурмовики Р-5Ш. Дополнительно, военные действия помогут нам выявить достоинства и недостатки нашей современной техники.
– Какие будут вопросы? Возражения? Тогда голосуем – объявил Киров, – Решение принято единогласно.
Советский теплоход «Комсомол» прибыл в Картахену спустя восемь дней с 50 танками Т-26 на борту. Всего в течение сентября – ноября 1936 года в Испанию было отправлено 17 транспортов со спецгрузами, из них 10 советских («Комсомол», «Старый большевик», «КИМ», «Волголес», «Карл Лепин», «Курск», «Андреев», «Благоев» и «Чичерин», а также танкер «Серго Орджоникидзе»). Благодаря хорошей организации переходов они благополучно дошли до портов назначения.
В последующие месяцы войны более 25 судов СССР, Испании и других стран продолжали перевозить оружие и военную технику для Республики. С сентября 1936 года по май 1937 года специальным отделением «X» Разведывательного управления было организовано 30 таких рейсов, из них 24 – из черноморских портов в Картахену, 2 – из Ленинграда в северные порты Испании и 3 – из третьих стран.
/Примечание Автора – объем поставок соответствует реальной истории/
01.10.36 Франсиско Франко
Первые консультации о верховной власти на заседании Хунты национальной обороны 12 сентября 1936 года прошли безрезультатно. Наиболее авторитетные лидеры мятежа – Франко и Мола – не нашли взаимоприемлемого решения. Следующая встреча руководителей традиционалистов состоялась 21 сентября на военном аэродроме под Саламанкой. В совещании, главной темой которого был вопрос о едином военном руководстве, принимали участие Кейпо де Льяно, Кабанельяс, Франко, Давила, Мола, Оргас и Кинделан. Последний и выступил с предложением о возложении верховной власти на Франко. Из всех собравшихся против такого решения высказался лишь Кабанельяс. Мола, от мнения которого фактически зависело решение, ограничился выражением своего принципиального согласия с назначением Франко.
Окончательное утверждение командующего и решение вопроса о верховной политической и государственной власти должно было произойти на следующем совещании 28 сентября, но многочасовые дебаты относительно персоны, коей доверяется государственная власть, закончились безрезультатно. Вечером 28 сентября Кабанельяс обсудил в телефонном разговоре создавшуюся ситуацию с Кейпо и Молой. Кейпо рекомендовал продолжать сопротивляться, а Мола посоветовал согласиться с назначением Франко. Его мнение и определило окончательное решение. Утром 29 сентября Кабанельяс, наконец, подписал декрет, в котором Франсиско Франко Баамонде именовался командующим всеми вооруженными силами и главой государства, осуществляющим верховную власть в стране. В тот же день декрет был обнародован. 1 октября 1936 года в Бургосе состоялась передача власти. Согласно решению, принятому Франсиско Франко, местопребыванием правительства была избрана Саламанка. Для размещения нового лидера был предоставлен епископский дворец.
В качестве главы государства Франсиско Франко 1 октября 1936 года изложил прессе государственную программу, которая представляла собой итог его многолетних раздумий о фундаментальных испанских ценностях, политике и экономике, выраженный в привычной генералу структурированной форме:
Основные ценности.
Любовь к родине, честность, любовь к людям, глубокие католические настроения и слепая вера в судьбу Испании.
Нет дома без домашнего очага. Нет испанцев без хлеба.
Мы пришли к народу, мы приходим со смирением к среднему классу, не к капиталистам. Наша работа требует принести в жертву все, особенно тем, кто имеет больше, в пользу тех, кто ничего не имеет. Мы приложим все усилия, чтобы создать общество, в котором нет дома без домашнего очага и нет испанцев без хлеба; и достигнем успешного завершения святой работы социальных реформ, введенных с любовью, но требуя, чтобы все выполняли свои обязанности. /Примечание Автора – в то время в Испании большинство жилищ, особенно в сельской местности, не имело никаких средств отопления, в то время как уличная температура зимой регулярно опускалась ниже нуля, а иногда – и до минус двадцати/
Наша борьба.
Наши солдаты сражаются сегодня: за мир и благополучие на местах; за рациональное и справедливое улучшение жизни рабочих и средних классов; за свободу совести и уважение к религии и традициям; за мир и благополучие домашних хозяйств; за престиж нашего флага; за независимость нашей страны, во имя новой Испании, свободной Испании и великой Испании.
Новая Испания представляет большую национальную семью, без сюзеренов и вассалов, без бедных и олигархов. Социальная справедливость является основой нашей новой Империи, без разрушительной и суицидальной борьбы классов, без иностранных слов или понятий, несовместимых с нашим национальным достоинством.
Фашисты?
Состав сил, состоящих в пределах национального поля, очень ясно показывает, что тут есть движение, которое является исключительно фашистским. Если вы посмотрите на принципы и положения, указанные в фашистской программе, можно сказать, что в массе своей они соответствуют национальной идеологии. Испанская фаланга, как наиболее яркая фашистская организация, с гордостью заявляет, что опирается на принципы испанской идеологии и никогда не было известно доказательств противного.
Что касается Рекете, это движение также может утверждать, что отвечает подлинному духу испанской традиции без экзотических этикеток. Его боевики вдохновлены историческими идеями, но нельзя сказать, что их идеология базируется на иностранных моделях.
Наши враги противопоставляют большевикам фашистов, чтобы пробудить враждебность или равнодушие тех стран, где либеральная традиция не переносит фашизма; но они хорошо знают, что истина заключается совершенно в другом.
Не армия борется в одиночку, преодолевая враждебность остальной части гражданского населения. Вся наша нация находится в наших руках; мы мобилизовали всех гражданских лиц, независимо от класса, пола или возраста. На фронте в братской компании соединены испанский аристократ, сельскохозяйственный и промышленный рабочий, университетский интеллектуал, скромный ремесленник, буржуа, и наемный работник. Священник, который во имя своего священного служения не может быть активным борцом, оказывает духовную помощь тем, кто нуждается в ней под огнём противника.
И победить и убедить.
Я не стремлюсь только к победе, но стремлюсь, чтобы и победить и убедить. Более того, мало или почти ничего не интересует меня как цель для преодоления, если я не собираюсь убедить. Нужно ли одержать полную победу без реальных целей, победу, которая бы похоронила себя из-за отсутствия национальных горизонтов? Испанцы, все испанцы, помогите мне сегодня и сейчас убедить тех, кто против меня.
Нация с оружием в руках.
На фронтах сражается и умирает братство, независимо от класса и происхождения испанских солдат: знатные юноши лежат рядом с сыновьями скромных фермеров; юристы, врачи и инженеры чередуются в окопах с рабочими и служащими. Война объединяет и дает сплоченность тем, кого политическая система ранее искусственно разделила. Через молодежь, которая учится в окопах и на фронте братству человека в час правды, мужества и дисциплины, формируется будущее Испании.
Национальная солидарность, созданная войной, это гарантия Новой Испании; щедрые и отзывчивые работодатели должны произрастать в будущем из нашей молодежи; а патриотические и лояльные работники должны усвоить этот военный урок. Братья и сестры по вере в стране должны понять, что национальная солидарность является лучшей гарантией для сосуществования, лучшим предвестником нашего будущего. {25}
