Джули Дейс
Наша цель
Когда смех проходит, я устало выдыхаю. Не понимаю, когда могла так сильно перенервничать и утомиться.
– Что на этот раз? – спрашивает Мартин с улыбкой.
– Вам лучше не знать, иначе тут же за мной пошлют парочку людей со смирительной рубашкой.
– Извиняюсь, если помешал, – кивает он, – но я не мог тебе не показать, он пришёл только сейчас.
– Что именно?
– Его проверяли, и он прошёл проверку.
– Что поверяли?
Мартин крутит баночкой в руках и мои глаза округляются.
– Фрэнк сойдет с ума, – шепчу я.
Мартин выгибает бровь.
– Друг, – киваю я, получая его улыбку, в то время как на лице Тома мелькают сотни эмоций, но в то же время оно остаётся непроницаемым.
– Напивайся в своё удовольствие, но поделись хотя бы кружкой, – говорит он, после чего протягивает ладонь Тому. – Мартин.
– Том.
Парни жмут ладони друг друга, и становится не по себе. Эту баночку с чаем я хочу выкурить, чтобы успокоиться, потому что мне, как и Шелдону, не хватит всех видов ромашкового чая, чтобы успокоить ярость в груди, только в моём случае нервозность.
– Ладно, увидимся позже, – предлагает Мартин, – на обеде?
– Она уже приглашена на обед, – отрезает Том, явно удивляясь самому себе в произнесённой фразе. Но Мартин анти-конфликтный человек, даже больше Тома, поэтому, он просто пожимает плечами.
– В любом случае, увидимся, работаем через пару дверей друг от друга.
Не знаю, для чего он это сказал: чтобы что-то показать или не думая, но это было второе или даже третье, что меня в действительности беспокоило. Как только дверь закрывается, я медленно поворачиваю голову в сторону Тома.
– Уже приглашена? – спрашиваю я.
– Друг? – в ответ, задает вопрос он.
– Никто тут не должен знать, что Фрэнк мой друг. Это корпоративная этика. На работе – он начальник, за пределами – друг. Но мы часто забываем об этом, поэтому рискуем. Ляпнула не подумав. Это его любимый чай, и мой тоже. Он продаётся только в Китае.
– А Сохо?
– Там нет. Я попросила Мартина посмотреть в Сан-Франциско.
– Ладно, моя очередь. Я хотел пригласить тебя, если ты, конечно, согласишься. Но если бы не остановил его, то мог не спрашивать, заранее полученный отказ. Не уверен, что ты могла согласиться, но это хотя бы можно исправить и сказать, что у тебя изменились планы.
– Хорошо, – киваю я.
– Я буду честен до конца. В первую очередь сыграла ревность.
Том смотрит в мои глаза, и я замечаю, как волны океана внутри бьются о скалы. Я не показываю, как сильно на меня влияют его слова, но, когда я могла что-то скрыть от него?
– Хорошо. У меня не изменились планы.
Уголки его губ снов поднимаются вверх, как и мои.
– Но мне нужно время, чтобы убрать тут.
– Я могу помочь тебе или заехать ближе к обеду.
– Я… Боже, веду себя как девочка лет пятнадцати, – смеюсь я, закрывая ладонями лицо.
– Нет, – улыбается Том, – тогда ты была более бесстрашней. Я ещё помню, что это ты меня поцеловала.
– Ничего не поменялось, если ты не понял.
– Разве?
– Да, если учитывать предпоследнюю встречу.
– Что касаемо того, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виновато.
– Я не жалею, если ты хочешь узнать это.
– Ты уверена?
– Я уверена. Мне стыдно, но я не жалею.
Щеки вспыхивают, когда Том внимательно рассматривает моё лицо на признаки вранья, но находит лишь пылающую правду.
– Хорошо, мы можем забыть это?
– Если ты хочешь, – киваю я.
– А ты не хочешь?
– Нет.
Вскинув брови, он отворачивается и сгребает папки с пола.
– Что с ними делать?
Смех так и рвётся наружу, но я сдерживаю его порывы, указывая на полку внизу.
– Сейчас я прибегаю к ним редко.
– Что там?
– Мои проекты.
– Ты же пишешь по ним статьи.
– Писала, – поправляю я. – И… ты читаешь мои статьи?
– А сейчас?
– Уже нет. Мне нужно что-то новое. Ты ответишь?
– Да, читал каждую.
Эта честность сведёт меня в гроб, либо я лопну из-за краски на лице.
– Я сделал правильный выбор на вечер.
– Какой?
– Сюрприз? – вновь предлагает Том, и я согласно киваю.
Это томительно, не знать, что тебя ожидает, но знать ещё хуже. Я всегда предпочитала неизвестность. Испытывать эмоции приятные или не особо – и есть жизнь, а знать наперёд – не моя прерогатива и не мои планы. Том знает, что я люблю, честно говоря, ничего не изменилось, вкусы те же, ведь я всё ещё люблю его.
Некоторое время разговор между нами не торопится зарождаться, да и мы ему не помогаем. Вероятно, сказанного за последние несколько минут, было вполне достаточно для пережёвывания полученной информации.
Глупая улыбка расползается на губах, когда я искоса смотрю на него. Он ревнует меня. Надеюсь, я ещё не настолько обезумела, чтобы радоваться подобному? Но это приятно, чертовски приятно ощущать, что тебя не хотят потерять. Лизи всегда говорила, что ревность – признак недоверия, ведь ты начинаешь копаться в сути этого чувства: почему оно возникло, из-за чего и как. Я не исключение. Я не знаю, чувствует ли Том соперника или в нём просто играет роль собственника, но он ревнует и мне нравится. Главное, чтобы она не перешла грань разумного и нездорового.
– … а потом он сказал… – раздаётся голос Гвенет, но она резко замолкает, когда её глаза находят нас. И если её лицо всё ещё озаряет улыбка, то лицо Чарли побелело, а сама она, кажется, оцепенела, смотря на Тома.
Кто-то незаметно спустил кнопку ядерного оружия. Бросаю взгляд на Тома, который в не меньшем шоке, чем сама девушка. Сегодня мне точно понадобятся пожарные и побольше. Но тушить нужно меня.
Глава 21
Алекс
– Фрэнк был прав, – шепчу я, – понедельник создан приспешниками Дьявола.
Серо-голубые глаза Тома переводятся на меня. Возможно, он догадывается или у него своё мнение на счёт этого чудесного дня недели, но сегодняшний по остроте обошёл все те предыдущие.
– Всё в порядке? – тихо спрашиваю я Тома.
– Вполне, – кивает он.
– Я зайду к тебе позже, – говорит Чарли, когда её фигура уже исчезла с прямой траектории, остался лишь голос.
Гвенет и слова сказать не успевает, вновь обращая внимание к нам.
– Может, вы мне объясните, что происходит? – спрашивает соседка, – я, кстати, Гвенет.
– Том, – кивает он, и на Гвенет его имя не производит должного впечатления, что довольно удивительно. Либо ей плевать, либо Чарли остановилась на рассказах, а не демонстрации предмета своих воздыханий.
Застыв на одном месте, я не знала, что делать и говорить.
– Я могу отойти? – обратился Том, переглянувшийся между мной и Гвенет.
Сердце сжалось, примерно так же моё тело. Плечи поникли, а улыбка давно сошла с лица. Наверно, я была примерным цветом с Чарли. Но какого было моё удивление, когда он заключил моё запястье в ладонь и нежно его сжал. Лёгкое покалывание в этой области привлекало всё внимание, но взгляд остановился на лице парня. Оно выражало безмятежность.
– Ты доверяешь мне? – едва слышно спросил Том, пока Гвенет располагалась за рабочим столом.
Смотря в его глаза, я машинально кивнула.
– Я должен Алекс.
– Ладно, – без всякого рвения ответила я. В любом случае, нравится мне это или нет, думаю, он пойдёт.
– Это уже было, но я должен извиниться нормально. Я вернусь, и мы всё доделаем. Подожди меня, хорошо?
Я снова кивнула и посмотрела на спину, когда он уже подошёл к двери. Остановившись, Том обернулся и в несколько шагов снова сократил расстояние между нами. Его рука моментально собственнически заключила мою талию в объятия, а вторая легла на щёку. Оставив поцелуй в уголке губ, он прошептал:
– Я люблю тебя. Сейчас вернусь. Верь мне.
С этими словами, его фигура скрылась за поворотом, а я ошарашено таращилась на дверь.
– Это что сейчас было?
– Я сама не понимаю, – выдохнула я, отчасти, соврав.
Упав в кресло, я подставила кулак под подбородок, потому что голова была готова отвалиться из-за тяжести, и посмотрела на груду своего барахла из шкафа.
Меня только что переехал поезд или это просто галлюцинации? Может, мне что-то упало на голову, и теперь я окончательно чокнулась? Эти резкие скачки напряжений между нами, доводят до желания упасть на пол и биться в приступе эпилепсии. Но сегодня самый удивительный день, от слова «диво». Стабильный ритм жизни не для меня, доказано сегодня. Единственное, что меня расстраивает и угнетает – Чарли. Я видела в её глазах блеск в виде интереса, влюблённости, заинтересованности и практически превознесения даже тогда, когда Гвенет что-то упоминала о парне, про которого всё время ей рассказывала Чарли, я всё замечала. Но всё это покрывал слой обиды и разочарования. Так было со мной. Но в отличии от неё, этот человек был со мной на протяжении восьми лет, которые он хочет продолжить. И как бы я не противилась, моё сердце желает того же.
Несколько минут я просто молчу, уставившись на кучку, но перевожу взгляд на рамки с фотографиями. Улыбка трогает мои губы и так происходит всегда, когда смотрю на них. Интересно, ожидает меня и Тома такой же счастливый конец вместе? Чувства внутри кричат от переизбытка эмоциями лишь из-за одного поцелуя, он оказался эротичней и чувствительней многих других, и порой я смеюсь, слушая голоса внутри, которые подсказывают путь. Как бы там ни было, Джаред был прав: никто не совершает ошибки нарочно, мы думаем, что наш выбор был правильный.
Том возвращается в кабинет и смотрит на меня, а после на Гвенет.
– Доделаем? – предлагает он с лёгкой улыбкой на губах.
Согласно киваю и присоединюсь к нему, в то время как Гвенет собирает кипу распечатанных листов и вновь прощается с нами, назвав свой побег «поиском вдохновения». Что-то мне подсказывает, это лишь предлог уйти к подруге или оставить нас наедине, глухой и слепой поймет – тут что-то происходит. А происходит, чёрт возьми, непонятно что. Я не успеваю за происходящим. Снова моё желание не знать и узнать одновременно, но я молчу. Не знаю, гордость, самоуважение или уважение к Тому, но я держу язык за зубами и ничего не спрашиваю.
В такой тишине проходят последующие полчаса, а следом час. Я поглядываю на часы и слежу за каждым движением минутной стрелки. Думаю, я как ястреб – улавливаю каждый шум и сдвиг.
– Злишься на меня? – интересуется Том, расставляя папки по полке. Мысленно ругаюсь за его беспечный тон и расслабленное тело. Вероятно, напрягает всё только меня, а может и не напрягает, я ещё не определилась.
– Нет.
Том поворачивает ко мне лицо и, закусив на секунду нижнюю губу, выгибает бровь. Хорошо, он явно борется с улыбкой.
– Упрямая, – сдаётся он, начав смеяться, – спроси уже и станет легче, мы оба это знаем.
– Я не хочу знать.
– Хорошо, – Том пожимает плечами и отворачивается к полкам, начиная раскладывать остальные листы, из-за чего я разинула рот.
Я едва не пыхчу подобно быку, пока смотрю на его монотонные движения.
– Не играй со мной!
– Я не играю, Алекс, – как ни в чём не бывало, говорит он, продолжая заниматься делом. – Я достаточно хорошо тебя знаю, поэтому предложил задать все вопросы, на которые хочешь получить ответы.
Сощуриваю глаза и окидываю его взглядом, но Том даже глазом не повёл в мою сторону, и на его лице и теле не дрогнула ни одна мышца.
– Как дела в команде?
– Это то, что ты хочешь знать? – улыбается парень.
– Да, – согласно киваю я, – хочу знать, что у тебя всё складывается хорошо.
– Всё складывается хорошо, Алекс. Просто мне кое-чего не хватает.
Игнорирую его замечание-намёк, делая вид, что вообще не понимаю, о чём он говорит.
– Хорошо. Как дела у родителей?
– Прекрасно, у твоих?
– Последний раз я разговаривала с ними, когда получила работу. Но у них всё чудесно. Спасибо, что поинтересовался.
– Пожалуйста. Как твои успехи на работе?
– Это вообще нормально? – не выдерживаю я.
– Что именно? – Том смотрит на меня.
– Минуту назад всё было иначе, а сейчас мы интересуемся семьями и делами друг друга.
– Я уже привык, – улыбается он, – и я скучал по этому.
– По чему?
– По тому, как легко ты можешь вспыхнуть и остыть.
– А кто сказал, что я остыла?
– То есть не отрицаешь, что вспыхнула? – смеётся он.
– Сегодня Фрэнк сказал, что грех называть утро понедельника добрым. Сейчас я очень с ним согласна.
– А на вопрос ответишь?
– Задавай.
– Я уже спрашивал: как дела на работе? Тебе нравится?
– Более чем, – улыбаюсь я.
– Я вижу.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Хотел услышать подтверждение и знать, что я всё ещё чувствую тебя.
– Ничего не изменилось, – жму плечами, и опускаюсь на корточки, удостовериться в том, что ничего нужного там нет.
– Ничего? – останавливается Том, испепеляя мою макушку взглядом.
Стараюсь сохранить спокойствие и скрыть волнение, которое холодком проходит по спине.
– Ну, да, а что может поменяться?
Том дёргает бровью, и теперь наше положение изначально заставляет пылать мои щёки, а после и лицо в целом. Всеми силами, я пытаюсь не смотреть на ширинку его джинс. Отвожу взгляд в сторону, скрывая тяжёлое дыхание, потому что взгляд Тома говорит о многом, и особенно о желании, которое я вижу в его глазах. Медленно выпрямляюсь и закрываю дверцу со своей стороны.
– Это ужасно, – выдыхаю я.
– Что именно?
– То, о чём ты думаешь.
– Но я не могу об этом не думать, я же не импотент, – смеётся он.
Лицо готово лопнуть от переизбытка приливающей к нему краски, а я сгореть от стыда. Когда я начала смущаться человека, который был первым и им остается по сегодняшний день!? Это даже не неловко, из-за этого хочется провалиться сквозь землю. Виной даже не мои мысли, а то, как Том смотрит на меня. Проблески голубого цвета играют на солнечных лучах, когда он поворачивается в мою сторону и опирается спиной на шкаф, а я занимаю место за рабочим столом. Кладу руки на поверхность и создаю из пальцев замок, лишь бы чем-то их занять, иначе они начнут отстукивать ритмы. На секунду, взгляд застывает на столе, и я тут же хочу удариться по нему головой, чтобы вправить мозги на предназначенное им место.
– Ты в порядке? – улыбается Том.
– Более чем, – киваю я, но знаю, что это формальность, он и так знает ход моих мыслей.
– Хорошо.
С минуту мы молчим, но, не выдержав его тяжёлого взгляда, я прячу лицо в ладонях.
– Господи, – выдыхаю я.
– Это хорошо, что ты решила помолиться за меня, – раздаётся голос Фрэнка, когда я делаю щелку между пальцами, чтобы разглядеть, как он пожимает ладонь Тома в знак приветствия.
– Я делаю это всё утро, буду рада, если ты сделаешь для меня тоже.
– Всегда готов прийти на помощь, – улыбается он, после чего кладёт на мой стол стопку листов. – Прочтёшь?
Рассматриваю листы перед собой и не совсем понимаю, что они означают.
– Что это?
– Письма, – улыбается Фрэнк.
– Какие?
– Ты сама должна прочитать.
– Такие сюрпризы не сулят ничего хорошего, – выдыхаю я, сгребая стопку листов.
– Почему? – смеётся Фрэнк, медленно шагая к дверям.
– Потому что ты ничего не говоришь. Я едва прихожу к перемирию и заключению чего-то в собственной голове.
– И какое заключение было последним?
– В мыслях я называю тебя по имени, а вслух как начальника.
– Так и должно быть, – подмигивает он, после чего, натягивает маску равнодушия и серьёзности, присущей главному редактору. Открыв дверь, он кивает Тому и бросает быстрый взгляд в мою сторону. Тихим тоном, Фрэнк добавляет: – Я только что заключил договор с одной из лучших фотостудий на год, чёрт меня дери!
– Охренеть теперь, – смеясь, шепчу я, на что Фрэнк улыбается и с нейтральным выражением лица покидает кабинет.
Перевожу взгляд со стекла на Тома, который с долей удивления смотрит на меня.
– Если я останусь тут ещё, то сойду с ума, – говорю я.
– А у тебя есть выбор?
– Ну, да, как минимум по причине того, что в моих руках полная свобода.
– Свобода в плане чего?
– Сотруднику не обязательно протирать задницей кресло, я могу вообще не находиться в офисе.
– Это как?
– Это правило Фрэнка. Его волнует только то, чтобы в среду была готова новая статья, это всё, что его интересует. Где я её напишу – не имеет значение. Для творческого человека нужно вдохновение, и многие ищут его в городе.
Уголки губ Тома приподнимаются вверх.
– Ты практически молишься на него, – говорит он.
– Он отличный начальник, замечательный друг, хороший советчик, превосходный сотрудник, ценитель своего дела, но самое главное, что он прекрасный человек с большой буквы. Я могу только надеяться, что смогу стать такой же, как он. Его уважают и любят. Поэтому да, я молюсь на него и на то, что познакомилась с ним.
– Хорошо, – кивает Том.
Поднимаюсь с рабочего места и подхватываю сумочку, пока Том берет рамки в руки и поворачивает их к себе лицевой стороной.
– Я знал, что ты выберешь именно эти.
– Они – мои любимые.
– Знаю.
Вернув фотографии на свои места, он поднимает глаза на меня.
– Выбросила со мной?
– Нет, – выдыхаю я, не зная, почему не соврала на этот раз.
– Я удалил… было тяжело смотреть на них.
Сглатываю комок грусти и киваю.
– Я не хотел, но знал, что так будет лучше.
– Откуда тогда те, что ты присылал?
– Нашёл на облаке. Осталось ещё немного, я успел восстановить то, что не форматировалось автоматически.
– Время обеда, – сообщаю я, чтобы перевести тему, – и думаю, мне тоже необходимо найти вдохновение.
– Тогда мы можем прийти туда раньше.
– А разве это не в шесть?
– Каждые два часа.
– Где проходит?
– Испортишь свой сюрприз.
– Ладно, – вздыхаю я.
Том посмеивается и проводит пальцами по волосам, что хочется сделать мне. Я ужасно желаю коснуться его волос, щетины. Особенно последней. Потереться об неё щекой чуть ли не до крови, чтобы ощутить его рядом. Он часто царапал меня и, смеясь, я визжала, что останутся следы, но всё равно позволяла, потому что это было по-особому нежно и интимно. Смотря фильмы, я, не думая, автоматически запускала пальцы в его волосы. На секунду закрываю глаза, и в голове вспыхивает картинка, где я, прогулявшись по локонам, провожу ладонью по щетине, сидя у него между ног. Откидываю голову назад и получаю самый лучший на свете поцелуй. Так было часто, особенно за просмотром фильмов. Я могла делать так каждую минуту, мне было плевать на фильм, каким бы интересным он не был. Всё кажется таким далёким.
Открываю глаза и встречаюсь с его взглядом. Даже если он знает, о чём я думала – мне не стыдно. Я скучала по нему каждую секунду своей жизни даже тогда, когда только смотрела на него на поле. Он не знал о моём существовании, но это лишь временно, после, он заполнил каждую одинокую клеточку и день моей жизни без него.
– Мы идём?
– Идём, – киваю, но не знаю, правильно ли будет то, что я хочу сделать.
Выхожу из-за стола и делаю шаг к нему. Рука трясётся, и я борюсь с этой дрожью. Медленно её поднимаю и жду разрешения, на что Том едва заметно кивает. Прохожусь пальцами по его волосам, вспоминая забытые чувства, и делаю так, как всегда, любила: бунтарство и небрежность, которые идут ему. Как бы ни хотелось, но хватило одного движения, чтобы всё сделать, за что я мысленно себя ругаю, ведь могла потянуть. Но перед смертью не надышишься.
– Так лучше, – отступаю я, роняя руку, но он ловит её в воздухе и целует запястье.
На секунду, я задерживаю дыхание, а после давлюсь воздухом. Каждая клеточка внутри дрожит, а бабочки внутри порхают так, что перед глазами застывает туман, который не желает рассеиваться.
– Идём за вдохновением, – Том посылает мне легкую улыбку и отпускает руку.
Открыв дверь, он ждёт меня. На ватных ногах выхожу из кабинета, также дохожу до лифта, и когда двери открываются, я не сразу понимаю, что нужно шагнуть в кабину, но ладонь Тома, которая ложится на поясницу, помогает сделать шаг, подтолкнув моё остолбеневшее тело вперёд.
Из транса я выхожу примерно тогда, когда кто-то стукается о мое плечо, пролетая мимо на всех парах. Глазами нахожу Радио Сити Холл и поворачиваюсь к Тому, который прокладывает путь для нас.
– Мы идём на концерт? – спрашиваю я.
– Не совсем… ну, почти.
Когда Том заворачивает за угол тусклоосвещённого коридора и открывает дверь, перед глазами темнота. Абсолютная кромешная темнота, из-за чего я оглядываюсь назад, но дверь закрывается, и силуэт Тома растворяется во мраке. Единственное, что помогает понять его местонахождение и присутствие рядом – парфюм и жар тела, хотя последнее я скорей всего выдумываю.
– Я не понимаю, – шепчу я.
– Это экскурсия, Алекс.
– Как я могу что-то увидеть, если тут темно?
– Ты должна чувствовать. Это экскурсия в темноте.
– Я всё равно не понимаю.
– Сейчас Вы всё поймёте, – внедряется третий голос, принадлежащий женщине или девушке, из-за чего я вздрагиваю на месте и хватаюсь за сердце, чуть ли не роняя его к ногам. – Эта экскурсия поможет вам лучше ориентироваться в темноте. Вы подключите обоняние, осязание, слух и вкус. Всё, что требуется – убрать зрение, и сейчас его нет. Представьте, что вы не можете видеть, просто чувствуйте.
– Я уже чувствую, – не скрывая иронии, говорю я.
– И что?
– Страх.
– Это первое, что ощущает человек, когда его заключают в пространство без освещения. Тут мы видим все наши страхи, но они всего лишь в голове. Мы придумали их сами. Тут пустота и Вы.
– Это ещё страшней.
– Страшней всего?
– Да.
– Почему?
– Не чувствовать ничего – это и есть пустота. Этот значит не существовать вовсе, либо быть без души.
– Для всех она означает разное. Если для Вас страшней всего ничего не чувствовать, то для кого-то это лишний повод отдохнуть от внешнего мира. Всё зависит от того, под каким углом смотреть.
– Дуглас, если ты меня тут кинул, я найду выход и убью тебя, – бурчу я, обнимая себя руками.
– Я никуда не ушёл, – сообщает Том, и в его голосе слышится улыбка. Я точно уверена, что это она.
– Даже не думай смеяться, иначе я тебе двину… в темноте.
– Я не смеюсь.
– Я слышу улыбку в твоём голосе, ты не обманешь меня.
– Хорошо, – соглашается Том, предварительно издав смешок, на что я морщусь, но он этого наверняка не видит.
Через секунду, его рука находит меня и цепляет за локоть, после чего он проводит ей дальше и находит мою ладонь, сжимая её в своей. Я чувствую его поддержку и заряжаюсь уверенностью, но холодок продолжает бегать по спине. И причина одна: я боюсь темноты. Не той, где что-то видно, а той, где становится дурно, ведь перед тобой нет ничего – чернота и пустота. Тьма. В голову, словно по стартовому сигналу, внедряются все страхи, начиная с простых, завершая не реальным. Ты словно погружаешься в котёл с неизвестностью. Закрой глаза и открой, и перед тобой возникнет какой-нибудь мертвец из фильмов ужасов типа астрала; за плечо дёрнет существо; на голову свалится люстра, и сам граф Дракула снизойдёт на твою шею, и ещё тысячи историй в моей голове. В основном, все мои страхи связанны с потусторонним миром. Дайте возможность, и я раскручу целый сюжет для будущего фильма ужасов.
– Как Вы тут ориентируйтесь? – спрашиваю я.
– У меня плохое зрение, но тут я знаю всё наизусть.
– Извиняюсь… но Вам не страшно?
– К этому привыкаешь. Плюс, мне достаточно света снаружи, чтобы не ощущать его внутри.
– Мне бы Ваш энтузиазм, – выдыхаю я, – я боюсь темноты.
– Вы даже не представляете, сколько человек в мире страдает никтофобией. Она занимает второе место в мире по фобиям.
– А первое?
– Арахнофобия.
– Фу, ненавижу пауков.
Девушка смеётся, а я сжимаю ладонь Тома крепче, ища в нём поддержку. Он сразу отвечает взаимностью, но я знаю, что это не из-за страха, Том не боится темноты, а для того, чтобы дать понять – он рядом. Именно это мне нужно, особенно сейчас.
– Сделайте три шага вперёд и поднимите руки, – с улыбкой в голосе, говорит девушка.
Послушно выполняю её просьбу и поднимаю одну руку. Поверхность кажется гладкой, словно её выточил скульптор. Это явно неживой предмет.
– Что чувствуете? – продолжает она.
– Камень, он гладкий, но на нём есть неровные поверхности, – сообщаю я, проведя ладонью дальше, – похоже на пальцы человека, как будто это чья-то скульптура. У него мышцы, это точно мужчина.
– Она права. Это статуя мужчины, у него борода длинная, – добавляет Том, вероятно, пользуясь второй рукой для осязания, как и я, ведь мы так и не разъединили наш замок из собственных пальцев и ладоней. Думаю, моя и вовсе вросла в его на период всей экскурсии или до тех пор, пока мы находимся в темноте.
– Так и есть. Это статуя Моисея. Видите, это не так страшно. Идём дальше?
Киваю, но после понимаю, что мой жест видел разве только Эреб или женщина-кошка.
– Обходите с левой стороны, после чего пять шагов вперёд.
Снова делаем так, как было указано и останавливаемся.
– Прошу рассказать, что чувствуете сейчас. На этот раз понадобится обоняние, можете немного нагнуться, чтобы ощущать лучше.
Убираю волосы за уши и сгибаюсь над темной бездной, втянув ароматы. Пахнет пряностями, различными специями, только что сошедшими с витрин индийской лавки.
– Специи, – отвечаю я, – много разных специй. Можно мне взять пакетик или вы скажете, где покупали?
– Конечно, – смеётся девушка.
– Спасибо, – улыбаюсь я, ведь пахнут они изумительно. Чувствую, как рука Тома содрогается, он наверняка пытается подавить смех, из-за чего я дёргаю его. – Прекрати смеяться, тебе должно быть страшно выходить на свет. Как называется эта фобия?
– Смотря, что Вы имеете в виду, у неё несколько подразделений, поэтому разные названия. Фотофобия, если обобщать.
– Ты чувствуешь, Том? – сдерживаю хихиканье и удерживаю суровый тон.
– Что именно? – веселится он.
– Как у тебя появляется новая фобия.
– Ты хотела сказать единственная фобия?
– Не геройствуй, начинай бояться и ощущать весь мой гнев. Ненавижу понедельник.
Тут он не сдерживается и начинает открыто смеяться. Сейчас я не могу видеть его лицо, на котором моё любимое выражение – улыбка, но я чувствую. Его голос, когда он смеётся, приобретает сексуальную хрипоту, помогающую узлам завязываться внизу живота, а теплоту распространяться по всему телу. Я могу слушать эти звуки вечно, если он позволит, но смех Тома сходит на нет.
– Ты не меняешься, – говорит он, сжав мою ладонь.
– Да, помни это, когда откроется дверь, и я увижу белый свет.
Том снова начинает хохотать, и по спине пробегает новая волна мурашек.
Мы вновь следуем совету девушки, делая шаги по залу. Мои руки исследуют различные предметы: уличный указатель, вазу, кастрюлю, получается даже водить пальцем по картине, чтобы понять то, что на ней написано. Но когда в руки вручают стакан, я не совсем понимаю, что делать.
– Попробуйте и скажите, что это, – помогает экскурсовод.
Подношу стакан ко рту и делаю маленький глоток. Тягучая жидкость появляется на языке. Кажется, что я только что попробовала какой-то фреш.
– Сможете описать начинку?
– Там точно есть алое, – говорит Том.
– Согласна, ещё есть киви или огурец, – добавляю я.
– Огурец, – улыбчиво отзывается девушка, – что ещё?
Делаю новый глоток, но больше не могу понять начинку. Кажется, мой вкус – не лучшая моя сторона, ведь кусочки алое и огурца можно ощутить, теперь же в голове десятки фруктов, разум не может остановиться на одном, я перебираю всевозможные добавки.
– Кажется, там есть яблоко, – сообщает Том, я вновь делаю глоток и пытаюсь найти этот вкус.
– Верно, остался один. Распробуйте получше, это легко.
Последний глоток я растягиваю и смакую практически через сито из собственного языка.
– Может быть, банан, – отвечает Том.
– Или манго, – предлагаю я.
– Это манго, – сообщает наш гид, – вы знали, что, если завязать глаза и отключить обоняние, невозможно отличить яблоко от лука?
– Это невозможно, – улыбаюсь я.
– Возможно, – смеётся девушка, – попробуйте сами.
Морщусь и отклоняю данное предложение. Я явно не вхожу в число тех людей, которые готовы съесть головку лука, как сладкий фрукт.
Мы снова приступаем к исследованиям. В итоге, распознаём комнату, обставленную мебелью, пробуем фрукты, овощи и зелень, пытаясь понять, что съели, трогаем экспонаты музея. Но то, что действительно пугает меня – звуки. Услышать то, что рядом: змея, птица, кошка, хомяк или мышь, человек и природа. Каждый шорох и звук, заставляет вздрогнуть. И как только до уха доносится свойственное шипение и трескание языком, я вздрагиваю и меньше, чем за долю секунды впиваюсь ногтями в руки Тома, уткнувшись лицом в его грудь. Я не знаю, ползают ли они тут за стеклом или это работа записи, но трясти меня начинает так сильно, что едва удаётся успокоить себя. Руки Тома обнимают меня, но я не могу на них сосредоточиться, ведь эти звуки заглушают всё вокруг. Змеи. Я боюсь их не меньше, чем пауков. Но в отличии от вторых, они издают мерзкие звуки. Их ни с чем не спутаешь, по крайней мере, я – человек, который содрогается при подобных шорохах. Я точно знаю, что это змея. Я ни с чем не спутаю эти звуки, потому что знаю, как она шипит, нападает, ползёт. Я не просто видела это в кино, а ощутила подобное на себе. Отметина того укуса по сей день остаётся на локтевом сгибе.
Звуки стихают, а моё тело до сих пор продолжает биться в конвульсиях.
– Это просто звук, Алекс, – шепчет Том, поглаживая меня по спине, пока я, зажмурив глаза, продолжаю дышать ему в грудь, словно змея встретилась с быком.
– Вы боитесь змей? – спрашивает девушка.
– Её укусила змея, – отвечает за меня Том, пока я пытаюсь привести себя в чувство с помощью аромата его тела. Знаю, с ним – я в безопасности, либо мне хочется в это верить.
– Змея нападает только в том случае, если чувствует опасность.
– Видимо, не всегда. Она возникла из неоткуда, – всхлипываю я.
– Возможно, везде есть исключения, – выдыхает девушка, – мне жаль, что теперь Вы боитесь их, попробуйте подержать живую. Маленькую, которая не опасна. Боритесь со своими страхами, вы должны уметь защитить себя.
– Как защитить себя в темноте? Я даже не вижу, где она, – с дрожью в голосе, спрашиваю я.
– С помощью того, что Вы делаете сейчас – слушайте. Она передвигается, издаёт различные звуки. Просто сосредоточитесь на собственных ощущениях. На всех, кроме страха. Чувство самозащиты должно преобладать над ним.
Киваю, но не совсем уверена, что в подобной ситуации смогу что-то сделать. Скорей, я просто свернусь калачиком и не смогу дышать.
На дальнейшие вопросы – я ответить не могу, в ушах всё ещё стоит тот мерзкий звук шипения, возвращая к тому дню, когда родители с ужасом в глазах, смотрели на меня в больнице. Если бы не Адама, мне могли ампутировать руку или я вовсе сейчас не ходила по земле. Я всю жизнь буду благодарна брату за его собранность. Несмотря на страх, он сориентировался и спас меня. Змея была небольшой, но её яда хватило бы для того, чтобы помочь мне разделиться на физическую оболочку и абстрактную, покинув землю.
Когда мы покидаем темноту, я, наконец-то, могу увидеть собственное тело и облегчённо выдохнуть. Это было страшно и странно, но ещё было интересно и загадочно. Выдыхаю и обнимаю себя руками, отпустив ладонь Тома, которую ни разу не отпустила, пока мы были там. Без него, вряд ли бы я прошлась там одна, даже при наличии гида. Хотя, всё ещё не могу избавиться от дрожи внутри, вспоминая шипение змеи.
