Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Глава шестнадцатая
– С первым майским днем, Нелли!
– И тебя, Робин!
Эллен, пропалывавшая грядки, разбитые возле дома, помахала рукой Робину, подъехавшему на Воине. Возле вороного шел второй конь, которого Робин вел в поводу. Спешившись и привязав лошадей, Робин подошел к Эллен.
– Что-то ты сонная! Была в каком-нибудь селении на Белтайне11?
– Как же! – фыркнула Эллен. – Отпустит наш святой отец на праздник! Зазвал меня к себе после вечерней службы и проповедовал до полуночи о непотребстве празднования Белтайна! Его послушать, так сегодня ночью все, кто пошел на старый праздник, летали вокруг костров на метлах нагишом.
– Это он из зависти, – усмехнулся Робин. – Отец Тук и сам любит посидеть за праздничным столом, но на языческий Белтайн пойти не может. Вот и тебя не пустил! – И, став серьезным, спросил ее уже другим тоном, полным беспокойства и заботы: – Как дела, Нелли?
– Могли бы быть и лучше, – понимая, о ком он спрашивает, ответила Эллен, выпрямляясь и растирая уставшую поясницу. Встретив вопросительный взгляд Робина, она нехотя пояснила: – Вчера Клэренс приезжала проведать Марианну… Ох, зря приезжала!
– Почему? Что случилось?
– Со мной Марианна не разговаривала о том, что с ней было во Фледстане. О чем угодно говорила, только не об этом. А вот твоей сестре обмолвилась. Наверное, устала молчать, а Клэренс – подруга: у кого, как не у нее, искать понимания и сочувствия? Но теперь она больше ни от кого не станет ждать ни того ни другого!
– Откуда ты знаешь, о чем они говорили?
– Подслушала, – без тени смущения ответила Эллен, – окно было открыто. Конечно, я догадывалась по ее состоянию, как жестоко с ней обошлись. Но чтобы с такой – звериной! – жестокостью, не представляла, пока не услышала их разговор.
Покачав головой, Эллен тяжко вздохнула и, глядя перед собой невидящим взглядом, еле слышно произнесла:
– Пять ночей. По согласию и в любви. С тем, с кем была обручена. Всего только пять. Неужели это преступление?..
– Что? – переспросил Робин.
Эллен очнулась и, невесело улыбнувшись, сказала обычным голосом:
– Это слова Марианны. Когда она говорила с Клэр. Она так их произнесла, словно и вправду пытается понять, чем заслужила весь этот ужас, который с ней случился. Как будто можно быть виноватой в том, что с ней сотворили!
– А Клэр?
– А что Клэр? – Эллен поджала губы. Ее миловидное лицо выразило сильное неодобрение, граничившее с осуждением. – Ответила, что грех есть грех, независимо от того, почему был совершен. Потом заверила Марианну в том, что никому не обмолвится о ее позоре, и в том, что ты не нарушишь данного слова, хотя все, что произошло с Марианной, несомненно, унижает тебя.
Робин тихо выругался сквозь стиснутые зубы. Эллен с пониманием покивала головой.
– Больше Марианна ей не сказала ни слова. Они посидели еще немного в полной тишине, пока Клэренс не уехала, а Марианна ушла в лес за травами и пропадала до вечера. А когда вернулась, это уже была совсем другая Марианна.
– Что значит другая?
– Сейчас сам увидишь. Вон она идет – на рассвете снова ходила в лес.
На противоположной стороне поляны показалась Марианна с корзиной, полной трав.
– Что это? – только и смог сказать Робин, глядя на приближавшуюся девушку.
Марианна была так коротко острижена, что длина волос осталась не больше дюйма.
– Так она попросила подстричь ее, когда вчера вернулась из леса, – вздохнула Эллен. – Я пыталась убедить ее, что можно оставить длиннее и получится даже красиво. А она в ответ молча взяла ножницы, отрезала – вот так – несколько прядей надо лбом и вложила ножницы обратно мне в руку, глядя в глаза. Ух! Словно сама Морриган12 на меня смотрела из ее зрачков!
Коротко кивнув Робину и Эллен, Марианна вошла в дом, бесшумно закрыв за собой дверь.
– Вот так! – подытожила Эллен, когда они с Робином, проводив взглядами Марианну, посмотрели друг на друга. – Что ты теперь собираешься делать?
– Увезу ее с собой, – ответил Робин.
Прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, Эллен посмотрела в сторону Воина и второго коня.
– И как ты ее представишь стрелкам? – поинтересовалась она, искоса взглянув на Робина.
Он ответил ей взглядом, отметавшим любые сомнения в его намерениях.
– Я представлю ее своей женой. Поэтому сначала отвезу ее в церковь к отцу Туку, который обещал обвенчать нас, если Марианна останется в Шервуде. Вот и пусть держит слово. Поедешь с нами, Нел?
– Засвидетельствовать ваше венчание? Я-то с радостью поеду. Уверена, что и отец Тук от своего слова не откажется. Только ты сначала поговори с невестой, Робин. Не похоже, чтобы у нее было настроение новобрачной. Помнишь, как она прошла мимо нас? Едва заметила! А ведь тебя не было два дня, и по ней не скажешь, что она скучала по тебе все это время.
– Нет, Нел! Я ошибся, назвав тебя сорокой! – вздохнул Робин. – Сейчас ты каркаешь, словно ворона!
Оставив Эллен, он пошел вдоль грядок к дому. Эллен смотрела ему вслед, прижав к груди крепко стиснутые руки, не замечая, как испачканные в земле и зелени пальцы оставляют грязные следы на ее светлом платье.
– Никому и никогда я не желала счастья так, как тебе! – тихо сказала она, хоть Робин уже не мог ее слышать. – Иди, а я буду молиться за вас обоих, чтобы все получилось, как ты задумал!
Робин вошел в дом и увидел Марианну сидящей за широким столом, который был весь засыпан ворохами трав. Она аккуратно отбирала одну траву от другой, стебель к стеблю, цветок к цветку, раскладывая их на пучки. Лишь на миг Марианна вскинула глаза на Робина и вновь погрузилась в свое занятие. Но этого мига оказалось достаточно, чтобы Робин понял слова Эллен о богине Морриган. Ни мягкости, ни прежней нежной улыбки не осталось в этих глазах светлого серебра. Впрочем, и серебра в них не было: по-прежнему светлые, они отливали сталью.
– Помочь? – спросил Робин, снимая с себя оружие и садясь за стол напротив Марианны.
– Помоги, – ответила она, не удивившись его предложению, не выразив никаких чувств при его появлении.
Стебельки быстро замелькали в руках Робина. Он безошибочно отделял одну траву от другой, словно пальцы сами угадывали, что им попадалось: крестовник или мята, ромашка или маргаритка, папоротник или полынь.
– Ты прежде ни разу не обмолвился о том, что изучал медицину, травы, их свойства, – сказала Марианна, не отрывая глаз от разбираемого ею пучка ландышей.
– К слову не пришлось, – ответил Робин.
– Например, когда я лечила рану, которую ты получил из-за меня в монастыре? – предположила она, сопроводив слова резким смешком.
– Я хотел побыть возле тебя подольше, – спокойно сказал Робин, намеренно не обратив внимания на этот смешок. – Узнай ты, что я разбираюсь в лекарском деле, гордость не позволила бы тебе сделать вид, что моя рана более тяжелая, чем была на самом деле, и мне пришлось бы расстаться с тобой раньше. То, что я умею лечить и готовить лекарства, не тайна, и я обязательно рассказал бы тебе.
– Ты и рассказал, когда представился подходящий случай.
Он медленно поднял голову и пристально посмотрел на Марианну, уверенный, что найдет в ее глазах упрек. Неужели она думает, что ему было легко той ночью исполнять долг целителя, что он занимался этим из собственной прихоти, а не по необходимости? Но Марианна не заметила его взгляда: она по-прежнему разбирала травы, которые поглотили все ее внимание, и ее лицо оставалось спокойным, как лица каменных изваяний усопших на крышках надгробий. Она не упрекала, и он напрасно заподозрил ее в злой иронии. Она произнесла эти слова просто так, как если бы отчеркнула пером нужную строку в книге и продолжила читать дальше.
– Где же ты обучался? – спросила Марианна тем же ровным, ничего не выражающим тоном.
– Везде, где учили. В том числе и в Уэльсе – у друидов и у твоей бабки леди Маред. Здесь, в Средних землях, у твоей матери.
Он намеренно хотел пробудить в ней хотя бы какое-то живое чувство, и на миг ему это удалось: в поднятых на него глазах Марианны мелькнула искорка былого любопытства. Но только на миг. Ни о чем не спрашивая, Марианна снова углубилась в травы.
– Судя по такому разнообразному сбору, ты изрядно побегала по лесу! – заметил Робин: одни травы росли в тенистых и влажных местах, другие любили солнечные пригорки.
– В лесу хорошо! – и Марианна неожиданно улыбнулась прежней улыбкой – светлой и мечтательной, при виде которой у него отлегло от сердца.
Она по привычке вскинула руку к виску движением, которым раньше поправляла капризный локон. Но сейчас ее пальцы встретили пустоту, отдернулись, как обжегшись, и медленно сжались в кулак. Улыбка исчезла с ее лица, и Марианна низко склонила голову над травами.
– Мэри, ласточка, волосы имеют обыкновение отрастать, – сказал Робин, стараясь не дать ей снова замкнуться в холодном отчуждении.
– Не имеет значения, – безразлично ответила Марианна, но ее пальцы утратили уверенность, стали все медленнее отделять стебель от стебля, пока не замерли в зеленом ворохе разнотравья.
– Скажи, ты что-нибудь знаешь о моем отце? – глухо спросила она, не поднимая глаз. – Кто-нибудь позаботился о его теле?
– Да, – ответил Робин и, нащупав среди трав ее тонкие пальцы, сжал их, передавая пожатием свое утешение. – Твой отец был достойно погребен в вашем родовом склепе.
Он не сказал ей, что сам уложил мертвое тело Гилберта Невилла в склеп и с помощью Вилла закрыл его тяжелой плитой.
– Спасибо, – сказала она так, словно благодарила Робина за то, о чем он умолчал, и решительно высвободила руку. – Мне не довелось увидеть его мертвым, поцеловать в последний раз его лоб, попросить у него прощения…
– Сейчас на небесах он слышит твои слова и чувствует твою любовь, – тихо сказал Робин.
– Или проклинает меня, – усмехнувшись, возразила Марианна.
– Нет, – твердо ответил Робин. – Твой отец очень любил тебя, Мэриан!
Она покивала головой, нашла его руку и благодарно сжала запястье Робина. Потом высоко вскинула голову, и Робин увидел ее точеное лицо, застывшее в холодной суровости. Такой же стальной холод был и в ее глазах – и так больших, а сейчас ставших огромными из-за слишком коротких волос, топорщившихся над высоким лбом Марианны, как свежая стерня.
Связав пучки разобранных трав, Марианна поднялась из-за стола и принялась развешивать их для сушки под потолок вдоль стен. Теперь Робин мог рассмотреть ее с головы до ног.
Она похудела, и в простом платье без рукавов и длиной до колен, перетянутом тонким поясом, это было особенно заметно. Шея, не скрытая прежней гривой волос, руки и ноги вызолотились под солнечными лучами. В жестах и движениях Марианны проявилась скользящая грация дикого зверя, но не кроткой изящной лани, а молодой поджарой волчицы. От ее прямой спины, тонких напряженных плеч, высоко вскинутой головы так и веяло волчьей настороженностью. Морриган!.. Но и такая она все равно была мила его сердцу!
Заметив, что Марианна пытается достать до крючка, чтобы повесить связку полыни, Робин подошел к ней и, обняв одной рукой за плечи, другой взял у нее полынь и повесил туда, куда она сама не смогла дотянуться.
Она не просто замерла под его рукой – ее плечи, а потом и вся она, закаменели.
– Пожалуйста, убери руку, – тихо, но очень отчетливо сказала Марианна, отделяя каждое слово.
Вместо того чтобы исполнить ее требование, Робин взял Марианну за плечи и развернул лицом к себе.
– Пора поговорить, Мэриан, – сказал он, глядя в ее ледяные глаза.
Она аккуратно высвободилась из его рук, указала ему на стул и сама села на скамью напротив, расправила платье на коленях и замерла, напряженная, как клинок.
– О чем ты хочешь говорить? – спокойно спросила она, не отводя от него взгляда.
– О нас с тобой.
Марианна склонила голову, потом снова вскинула ее и, устремив на него прежний холодный взгляд, негромко и твердо сказала:
– Нас с тобой больше нет. Есть ты, и есть я. Это все, Робин.
Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Его лицо стало очень печальным, сильные пальцы нащупали на крае стола разбросанные стебельки и принялись крошить их на мелкие части.
– Значит, ты все-таки поверила, что твоего отца убили мои стрелки по моему приказу, – сказал он так, словно подвел черту под всеми сомнениями и размышлениями последних дней.
Услышав, сколько горечи прозвучало в его голосе, Марианна задохнулась. Ее словно подкинуло со скамьи, она упала на колени возле Робина и, схватив его руки, прижалась к ним губами.
– Ни на мгновение я не поверила в это, как бы ни пытались меня убедить! – воскликнула она, глядя в его глаза жаркими, как огонь, глазами, и сама упрекнула его: – Как ты мог об этом думать, не веря в меня?!
Словно завороженный, он смотрел в эти оттаявшие, такие живые сейчас глаза, сжимал ее горячие руки, и ему казалось, что вся боль последних дней наконец съеживается и отступает прочь.
– Тогда между нами ничего не изменилось, Мэриан, не могло измениться!
Пламя в ее глазах опять превратилось в лед, она резко вырвала руки из его ладоней и рассмеялась сухим отрывистым смехом.
– Давай не будем притворяться друг перед другом! – сказала она и, вскочив с колен, вернулась обратно на скамью, сев напротив Робина. – И делать вид, будто ничего не произошло!
Глядя в ее сухие, злые глаза, Робин вспомнил предостережение Эллен и понял, что ему предстоит не просто разговор, а битва, и ни с кем-нибудь, а с Марианной – за нее саму.
– Ты плакала хотя бы раз за это время? – неожиданно спросил он, внимательно глядя на Марианну.
– Нет, и не вижу причин для слез, – ответила она с явным вызовом.
– Например, по отцу, – сказал Робин и по тому, как она прищурилась и расправила плечи, понял, что задел ее за что-то очень больное – больнее, чем просто горечь утраты.
– Я не могу по нему плакать. Не имею права. Неважно, кто пустил стрелу, пронзившую его сердце, но именно я – убийца собственного отца, – отчеканила Марианна так, словно твердила заученный урок, и Робин понял, что дело зашло очень далеко.
Он молчал, не мешая ей продолжать, а она говорила тем же чеканным, безжалостным к самой себе голосом:
– Оплакивать себя тоже нет смысла. Если бы я осталась в Шервуде сразу после нашей первой ночи, ушла с тобой, когда ты звал меня во Фледстане, послушалась тебя и не вернулась во Фледстан из-за глупой детской настойчивости, со мной ничего бы не произошло. Я трижды ослушалась тебя, каждый раз поддавшись собственной слабости, вот и поплатилась. Боги не прощают слабость, если она рождена страхом. Я хотела быть с тобой и медлила из страха перед будущим, из страха оставить привычную жизнь. Так что меня постигла справедливая кара.
– Что ты говоришь! Ты сама себя слышишь? – выдохнул Робин и, уткнувшись лицом в ладони, покачал головой. – Ты обвиняешь себя в объяснимой нерешительности, называя ее малодушием? То, что с тобой сделали, ты считаешь справедливым? Мэриан, не было никакой кары богов! Вокруг тебя сплели заговор, в который угодили все мы – и твой отец, и ты, и я. Чужая злая воля – в ней ты увидела высший промысел?
Он посмотрел на Марианну, и та, не выдержав его взгляда, опустила глаза.
– Неважно, Робин, высший ли промысел или людская воля. Отец Тук как-то сказал мне: чтобы оказаться в Шервуде, надо пройти через страдания. Надеюсь, что я эту цену уплатила. Вытащив меня из омута, ты велел мне искать, что может заставить меня снова захотеть жить. Я долго думала…
– И нашла, – закончил за нее Робин, не спуская с Марианны внимательных глаз. – И что же?
– Я хочу быть твоим стрелком, – ответила Марианна и, заметив откровенное удивление в глазах Робина, повторила: – Да, я хочу стать вольным стрелком и воевать наравне с вами, под твоим началом.
Робин еле слышно рассмеялся, чем вывел Марианну из себя.
– Перестань смеяться! То, о чем я прошу, в твоей власти, и у тебя нет причин отказывать мне!
Робин поднялся и медленно прошелся по дому, сложив руки на груди.
– Ну, у меня множество причин, чтобы отказать тебе. Прости, но ты не понимаешь, о чем просишь. Ты – женщина, ратная жизнь тебе просто не по плечу!
– Испытай меня, – мгновенно предложила она.
– Сначала скажи, что тобой движет. Месть? Но и Роджер Лончем, и Гай Гисборн – оба сейчас в Лондоне. Ты не сможешь до них добраться.
– Мне нет до них дела, – презрительно пожала плечами Марианна. – Ты хотел, чтобы я жила? Я хочу воевать, чтобы жить. Теперь слово за тобой.
Он посмотрел на нее оценивающим взглядом, потом, решившись, вынул из ножен меч.
– Хорошо, идем! Посмотрим, на что ты способна.
Они вышли из дома. Робин отыскал взглядом ровную площадку и кивнул на нее Марианне, отдал ей меч, а сам достал из-за пояса нож.
– Элбион тяжел для тебя – возьми его обеими руками. И не бойся наносить удары и защищаться в полную силу – ты не причинишь мне вреда. Я лишь хочу посмотреть, как долго ты сможешь продержаться.
Марианна сжала рукоять и, вскинув меч, слегка подалась к Робину, который встал перед ней, не защищаясь, а даже отведя руку с ножом в сторону.
– Смелее! – с усмешкой подбодрил он, и она сделала быстрый выпад.
Быстрый – но не слишком – клинок встретил пустоту. Марианна прыжком развернулась и успела уклониться от выпада Робина. Пораженная происходящим Эллен, забыв о грядках, смотрела во все глаза, как они кружат друг вокруг друга в опасном танце.
Марианна уже начала уставать, когда Робин оказался на расстоянии, досягаемом для меча. Вспыхнув на солнце, меч рванулся в его сторону, но в это же время Робин молниеносным движением переместился за ее спину. Она лишь ахнула, когда его рука поймала ее в захват и нож лег ей на горло, даже не поцарапав, но позволяя только дышать. Марианна медленно повернула голову и встретила насмешливый взгляд лорда Шервуда. Осторожно отведя нож от шеи Марианны, Робин забрал у нее меч и, взяв за локоть, увел обратно в дом.
– Что ты хотел этим доказать? – спросила Марианна, враждебно глядя на Робина. – Что ты сильнее меня и более искушен в ратном деле? Все же знают, что ты лучший воин Средних земель! Так научи меня!
– Конечно, я научу тебя, – спокойно ответил Робин, убирая меч в ножны. – Я научу тебя владеть и мечом, и ножом, но только ради того, чтобы ты смогла себя защитить в случае опасности. Но воевать наравне с моими стрелками ты не будешь.
Она неожиданно сникла, низко опустила голову и стала такой печальной, что Робин поспешил обнять ее. Но стоило ей почувствовать прикосновение его рук, как она снова выпрямилась стальным клинком.
– Пожалуйста, не обнимай меня. И давай покончим с формальностями!
Встав перед ним, она посмотрела ему в глаза и произнесла громким ясным голосом:
– Роберт Рандвульф Рочестер! Я, Марианна Моруэнн Невилл, возвращаю тебе данное мне слово, освобождаю тебя от принятых передо мной обязательств и расторгаю нашу помолвку! Теперь ты свободен от меня, а я свободна от тебя.
– Не так быстро, дорогая! – покивал Робин, который если и был ошеломлен заявлением Марианны, то и бровью не повел. – На то нужно взаимное согласие, а у меня его нет. Я не принимаю возврата данного тобой слова, обязуюсь выполнить все свои обязательства перед тобой, настаиваю на своих правах на тебя и считаю нашу помолвку сохраняющей силу.
Марианна долго молчала, меряя Робина неприязненным взглядом, а он лишь спокойно смотрел на нее так, словно ждал ответного выпада.
– Надо же! – наконец сказала Марианна. – А я всегда считала тебя гордым.
– Правда? – в тон ей спросил Робин. – А мне совершенно безразлично, каким я тебе представлялся. Я хотел взять тебя в жены и возьму.
Его непреклонная воля вдруг лишила Марианну всех сил. Она пошатнулась и уже не вырывалась, когда Робин подхватил ее и, обняв, прижал к своей груди.
– Почему ты упорствуешь? – прошептала она, закрыв глаза, и уткнулась лбом в его плечо.
– Потому что люблю тебя, – тихо ответил Робин, целуя ее в макушку. – Сейчас я отвезу тебя в церковь, и мы наконец обвенчаемся.
– При венчании надо дать клятву в любви, а я не могу тебе в ней поклясться! – с отчаянием ответила Марианна. – В моей душе больше нет любви. Вообще никакой! Может быть, я никогда не любила тебя?
И она подняла на него неожиданно доверчивые глаза, так, словно ждала ответа на свой вопрос.
– Любила, – спокойно сказал Робин, – и продолжаешь любить, хотя тебе кажется иначе. Твоя душа изранена, Мэриан, но ее можно излечить, и я сделаю это!
Слабая улыбка пробежала по губам Марианны. Она тихонько отстранилась от Робина и покачала головой.
– Душу можно вылечить… А память можно уничтожить? – и она, заглянув Робину в глаза, хрипло прошептала: – Если бы ты знал, что они со мной делали!
Его глаза сузились в беспощадном прищуре, по лицу пробежала судорога, и Марианна все поняла.
– А!.. Так ты знаешь!..
– Милая, ты забудешь! А я никогда, ни единым словом не напомню тебе об этом! – взмолился Робин, почувствовав, что она уходит от него, как вода уходит сквозь сомкнутые пальцы, несмотря на все усилия удержать ее. – Просто поверь мне! Только поверь!
– Нет, – и это короткое слово, льдинкой упавшее с ее губ, прозвучало приговором всему, что их связывало. – Никогда больше я не позволю мужчине даже прикоснуться ко мне. И в первую очередь – тебе. Я просто не смогу пережить твое отвращение. Такое же отвращение, с каким оттолкнул меня Гай, когда я умоляла его спасти меня. А он ведь тоже уверял меня в своей любви, как сейчас уверяешь ты.
По тому, как окаменело лицо Робина, Марианна поняла, что она сейчас сказала то, что задело само его сердце. Он резко отстранил ее от себя, подошел к столу, налил в кубок вина и, осушив его одним глотком, с силой запустил им в стену.
– Ты не могла оскорбить меня сильнее, поставив в один ряд с Гаем! – хрипло сказал он и посмотрел на Марианну потемневшими от гнева глазами. – Должно быть, я действительно не стою большего в твоих глазах!
Вернувшись к ней, он встал напротив, сложил руки на груди и, смерив ее с головы до ног взглядом, полным холодной ярости, сказал:
– Изволь! Все будет так, как ты хочешь. Я принимаю твое слово и возвращаю тебе свое. Я согласен взять тебя в вольные стрелки, и никаких других обязательств, кроме этих, между нами больше нет. А теперь собирайся, мне надо возвращаться в лагерь, и ты поедешь со мной.
Пораженная произошедшей в нем переменой, Марианна почувствовала страдание от того, что причинила ему такую боль, и когда он, отвернувшись от нее, шагнул к двери, попыталась сгладить невольно нанесенное оскорбление.
– Робин!
Он остановился в дверях, медленно обернулся, и она даже отступила на шаг, когда встретилась с ним глазами: светлыми от лютого холода, полными гнева. Никогда прежде она не видела у него таких глаз. Если бы взглядом можно было убивать, то она упала бы замертво.
– Достаточно, Марианна! Того, что ты сегодня наговорила, мне хватит до Рождества!
Без стука закрыв за собой дверь, он вышел из дома и подозвал Эллен.
– Нел, помоги ей собраться и поторопи – я и так потерял много времени.
– Хорошо, – с готовностью ответила Эллен, заглядывая ему в глаза. – Мне ехать с вами?
– Куда? – спросил Робин и посмотрел на нее так, что Эллен не стала ничего уточнять, а проскользнула мимо него к двери.
Марианна стояла посередине дома, низко склонив голову и обхватив себя руками. Эллен, решив, что у нее с Робином вышла ссора, поспешила обнять ее и хотела сказать слова утешения, но Марианна подняла голову, и Эллен напугалась ее спокойных стальных глаз не меньше, чем взгляда Робина.
– Нелли, у тебя есть мужская одежда? – ровно и невыразительно спросила Марианна.
– Конечно, – ответила Эллен, решив больше ничему не удивляться, и зарылась в сундуке. – Вот эта рубашка будет тебе впору, и эти штаны. А вот плащ – тоже как на тебя сшит. Кто же это у нас был такой тоненький, как ты? Ах да! – она вспомнила о ком-то и, помрачнев, вздохнула. – Бери, Мэриан. Ему больше не пригодится. Он погиб еще зимой. Можешь взять мои сапожки – у меня есть вторая пара.
Марианна быстро переоделась в подобранную для нее одежду и предстала перед Эллен в облике то ли хрупкого юноши, то ли действительно богини Морриган.
– Присядь на минутку, – попросила Эллен, заметив, что Марианна хочет проститься и уйти. – Не знаю, о чем вы сейчас говорили и к чему пришли, но вы оба сделали огромную ошибку, если решили расстаться! Дай Бог, чтобы она оказалась поправимой!
Марианна задумчиво посмотрела мимо Эллен и тихо сказала:
– Да, я ошиблась!
– Ну, слава Богу! – с огромным облегчением выдохнула Эллен, воспрянув от признания Марианны, но та, не услышав этого возгласа, жестко усмехнулась.
– Ошиблась в том, что посчитала, будто бы руны могли обмануться. Сбылось все, что они предсказали, но не так, как я думала. Погиб не Робин, а отец, и все остальное тоже сбылось в полной мере!
Повернув голову к Эллен, Марианна твердо произнесла:
– Но больше не будет никаких ошибок! Их время миновало. Спасибо тебе за все!
Она нащупала рукой руку Эллен и сжала ее, благодарная за всю заботу, которой Эллен окружала Марианну, пока та была ее гостьей. Поднявшись со скамьи, Марианна направилась к двери, но резкий и неожиданно гневный голос Эллен заставил ее остановиться на пороге.
– Если ты разбила его сердце, я прокляну тебя, Мэриан, хоть и привязалась к тебе всей душой!
Марианна обернулась и посмотрела на Эллен долгим пристальным взглядом.
– Очень любишь его, Нелли? – вдруг спросила она.
Не в силах выдержать взгляд ее светлых внимательных глаз, Эллен опустила глаза.
– Любила. Давно, пока мы еще все жили в Локсли. Ему было восемнадцать, когда я по уши влюбилась в него. Он всегда был добрым ко мне, но никогда не любил.
– И ты решила, что лучше быть ему другом, и попыталась забыть его с помощью отца Тука, – понимающе кивнула Марианна и усмехнулась: – Удалось?
– Да, – резко ответила Эллен, рассердившись на Марианну за допрос, но тут же смягчилась и сама спросила с удивлением: – Как ты догадалась?
Марианна беззвучно рассмеялась.
– Когда иллюзии развеиваются, им на смену приходит проницательность.
Эллен подошла к ней и положила ладонь на плечо Марианны.
– Послушай меня, Мэриан! Я прошу тебя: одумайся, пока не поздно. Ты не представляешь, что ты теряешь, от чего сейчас отказываешься! Он знал других женщин, но никого и никогда не любил, пока не встретил тебя, держал свое сердце на замке, пока не отдал его тебе. Ты еще очень мало знаешь его! Когда узнаешь лучше, поймешь, что ему нет равных ни в чем!
Марианна слушала ее, прищурив глаза, и когда Эллен выдохлась, спокойно сказала:
– До сих пор продолжаешь любить, несмотря на отца Тука, но хранишь свои чувства втайне от Робина. – Она глубоко вздохнула и усмехнулась. – С нашей стороны было не слишком тактично пользоваться твоим гостеприимством.
– Я была рада давать вам приют, – ответила Эллен. – Я видела, как он счастлив, и никогда не хотела оказаться на твоем месте.
– Да, оказаться на моем месте я бы не пожелала и злейшему врагу, – с прежним спокойствием согласилась Марианна.
Эллен, понимая, о чем она говорит, не сдержала тяжелого вздоха.
– Мэриан, девочка, то, что случилось с тобой, осталось в прошлом. Забудь ты все, что наговорила тебе Клэр! Робин любит тебя с не меньшей силой, чем прежде. Не порывай с ним, не усугубляй его боли – она и так велика!
– А ты, оказывается, не постеснялась подслушивать? – хмыкнула Марианна и надолго задумалась.
На ее лице отразились самые разные чувства. Эллен молчала, не сводя с Марианны глаз, и всей душой надеялась, что ее уговоры достигнут цели. Но нет. Глубоко вздохнув, Марианна медленно покачала головой и прижала ладонь к груди напротив сердца.
– Не могу. Оно бьется, но в нем больше ничего нет, Нелли. Во мне все умерло, хотя сама я жива.
– Нужно время, – ответила Эллен, с трудом удерживаясь от слез. – Поверь мне! Твое сердце вновь оживет, станет горячим, каким было прежде. Я старше тебя, и знаю, о чем говорю. Жаль, что ты доверилась Клэренс, а не мне. Мне есть что сказать тебе, поведать собственную историю, из которой ты бы поняла, как сейчас заблуждаешься!
– Истории, истории! Пусть они остаются в прошлом, – вновь вздохнула Марианна и уже твердо сказала: – Нет. Все решено. Что же до проклятия, не думаю, что у тебя действительно будут для него основания, но ты в своем праве. Прощай, Нелли!
Она стремительно вышла из дома и поспешила к Робину, который держал в поводу вороного Воина и темно-гнедого жеребца. Высокий, тонконогий, изящный, он косил в сторону Марианны темным глазом, всхрапывая и нетерпеливо переступая точеными ногами.
– Долго собираешься, – ровным тоном заметил Робин, когда Марианна оказалась рядом с ним. – Впредь тебе следует быть расторопней.
Прежде чем она успела ответить, Робин дернул за повод, заставив гнедого сделать несколько шагов, и Марианна поняла, что это иноходец. Его стать указывала на замечательную резвость и выносливость, он был настолько хорош собой, что мог сравниться только с Воином.
– Это мне? – спросила Марианна, не сводя с иноходца восхищенных глаз. – Какой красавец! Как его зовут?
– Имя ему выберешь сама, – ответил Робин, передавая Марианне поводья гнедого коня.
Марианна на миг прижалась щекой к атласной шее иноходца и вздохнула от радости.
– Не знаю, как мне благодарить тебя за него! – воскликнула она, посмотрев на Робина, который был уже в седле.
Ответный взгляд, полный холодного безразличия, мгновенно стер улыбку с ее лица.
– Тем, что сядешь наконец в седло, – ответил Робин. – Больше мне никакой благодарности не требуется. Заботиться о снаряжении для своих стрелков, в том числе и о лошадях для них, моя обязанность, а не любезность.
Приказав Марианне следовать за ним, Робин повел Воина резвой рысью. Некоторое время они ехали в полном молчании. Вернее, молчал Робин, а Марианна не осмеливалась заговорить с ним. Упрекнув его в недостатке гордости, она сейчас исподволь чувствовала всю силу этой гордости и против воли робела перед ней. Ей даже пришла в голову мысль, что, упади она перед ним на колени и начни умолять о прощении, о том, чтобы Робин принял ее обратно, он не то чтобы не ответит согласием или отказом – он вообще не заметит ее!
Но Марианна и не собиралась ничего менять. Она была уверена в своем решении и удовлетворена тем, что смогла на нем настоять. Но ей сейчас нужна была помощь. С каждым шагом иноходца она приближалась к новому и незнакомому для нее миру. Ей надо было освоиться в нем, а для этого узнать правила и законы, по которым жил вольный Шервуд. Но и об этом она не слишком волновалась: если Робин не желает с ней разговаривать, она обратится к Джону. Марианна была уверена, что Джон не откажется быть ее наставником на первых порах.
– Давай кое о чем условимся, прежде чем я объясню тебе принятые в Шервуде правила, – наконец заговорил Робин, глядя поверх ушей вороного на тропинку, по которой они ехали. – О том, что именно ты была моей, как называли тебя стрелки, таинственной подругой, в Шервуде знают несколько человек: Джон, его жена, Вилл Статли, Клем, Эллен и Клэренс. С Клэр я поговорю сам, остальным ничего говорить не потребуется – они будут молчать. Поэтому для всех стрелков нас с тобой ничего не связывает, кроме давней формальной помолвки. Они уверены, что по этой причине я когда-то отдал приказ защищать тебя. Этого достаточно, если тебя кто-то спросит. Но, думаю, что не станут спрашивать. Тебя привезу я, и я же отдам о тебе необходимые распоряжения, а мои дела не обсуждаются. Договорились?
