Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Эти слова отца убили теплившуюся в сердце Марианны надежду на то, что все происходящее было кошмарным сном, от которого она пыталась проснуться. Ее лицо исказилось от страдания, и она закрыла его дрожащими ладонями. Сэр Гилберт ждал слез, но Марианна молчала, лишь тихий стон невыносимой боли вырвался из-под ее сомкнутых пальцев, вызвав почти такую же боль в сердце Невилла, который сам страдал от сочувствия к горю дочери. Обняв Марианну, он прижал ее к груди и гладил, гладил по разметавшимся косам.
Невольно он вспомнил лорда Шервуда и дочь, какими увидел их в тренировочной зале, вспомнил, как они неподвижно стояли, закрыв глаза и тесно прижавшись друг к другу, как поражен был он сам, когда увидел выражение их лиц. Зачарованное лицо Марианны, старавшейся почти не дышать, словно дочери открылось чудесное видение, и она боялась спугнуть явившееся ей волшебство. Благоговение и душевная боль на лице лорда Шервуда, осторожная неподвижность рук, обнимавших стан Марианны, будто любое, самое малейшее движение разбило бы хрупкий и драгоценный дар. Мгновенное прикосновение его губ к ее волосам, заметив которое он, Гилберт Невилл, едва не впал в ярость, совладав с собой огромным усилием воли.
В тот день он был взбешен тем, что увидел. Сейчас же, напротив, оживлял в памяти и любовался, изнемогая от горечи и сострадания.
– Я знаю, доченька, знаю, как больно хоронить любовь, – тихо говорил он. – Я сам однажды прошел через такую же боль. Но ты благодари Бога хотя бы за то, что он даровал тебе узнать счастье любить и быть любимой ответно. Это единственное утешение, которое ты сейчас можешь найти. Поверь, Марианна, мне очень жаль. Теперь, когда он мертв, я могу признаться в том, что и вправду считал его достойным – единственно достойным! – тебя и всем сердцем сожалел о том, что он не занимал равного тебе положения.
Марианна пошатнулась, но Невилл удержал ее, не дав упасть. Он настойчиво отвел ладони от ее лица и, содрогнувшись при виде того, как оно искажено болью, прикоснулся губами к холодному лбу Марианны. Ласково, но настойчиво он сказал, глядя в ничего не видящие, полные огромного горя глаза дочери:
– Возьми себя в руки – ты еще успеешь оплакать его. И, как ни тяжело мне говорить тебе эти слова, но то, что случилось, к лучшему для вас обоих. У вашей любви не было будущего! Если бы Робин остался жив, я бы проклял тебя и навсегда отрекся после того, что сегодня узнал. Призови на помощь всю выдержку и прими с достоинством предложение сэра Ричарда. Ты должна выполнить свой долг перед нашим родом: дать наследников владениям Невиллов. Что же до брачной ночи, – подумав мгновение, сэр Гилберт пожал плечами с откровенным безразличием к чувствам будущего зятя, – что-нибудь придумаем! Есть много уловок.
Уверившись в том, что Марианна твердо стоит на ногах и не собирается падать в обморок, Невилл с прежней настойчивостью сказал:
– Дитя мое, у тебя в запасе четверть часа, чтобы привести в порядок прическу, наряд и лицо. Потом я приведу сэра Ричарда и хочу найти свою дочь приветливой и спокойной. Я разрешаю тебе спросить его о том, чему он был очевидцем. Но заклинаю тебя, держи себя в руках! Сам я встану за креслом, в которое его усажу. Смотри на меня! Если я увижу, что ты вот-вот поддашься горю, вскину ладонь. Вот так! И ты должна будешь снова овладеть собой. Ты поняла меня?
Марианна, помедлив, кивнула.
– Хорошо, – одобрительно сказал Невилл, убирая ладони с ее плеч, и пошел к дверям. По пути ему пришла в голову одна мысль, и он обернулся: – Дочь, ничего не скрывай от меня! Если твой первенец… Ты понимаешь, что я имею в виду. Так вот, немедленно извести меня об этом, и я найду способ убедить сэра Ричарда отдать мне его на воспитание. Достаточно сказать, что я сумею добиться для мальчика титула, и сэр Ричард согласится.
Сэр Гилберт ушел, и только теперь, когда она осталась одна, сдавленное рыдание без слез сотрясло Марианну. Но когда Невилл вернулся рука об руку с Ричардом Ли, он увидел Марианну сидящей в кресле с приветливой улыбкой на лице. Аккуратность ее прически и наряда были безупречны, и сэр Гилберт испытал прилив гордости за дочь.
Не сводя с Марианны влюбленного взгляда, сэр Ричард приблизился к ней и почтительно поднес к губам ее руку. Марианна свободной рукой указала гостю на кресло напротив.
– Ваше согласие, леди Марианна, сделало меня счастливейшим из смертных! – широко улыбнувшись, сказал он, но тут же встревожился, сжимая ее пальцы, неподвижно застывшие в его ладони. – Что с вами, милая леди?! Ваша рука горит огнем!
– Я была занята приготовлением лекарств, в состав которых входят разогревающие снадобья, – спокойно ответила Марианна, заслужив не просто одобрительный, а восхищенный взгляд отца, который, как и обещал, занял место за спинкой кресла сэра Ричарда.
Сэр Ричард с готовностью кивнул, еще раз украдкой поцеловав пальцы Марианны, едва не сжавшиеся в его ладони.
– Вам известны определенные затруднения, которые вынуждают меня настаивать на скорейшем венчании, – сказал Невилл. – Надеюсь, вы не станете возражать, если я предложу назначить день свадьбы на следующую среду. Конечно, это чересчур поспешно для обычного срока обручения…
– Что вы, милорд! – горячо воскликнул сэр Ричард. – Кто же будет возражать против собственного счастья?! Я горячо признателен и вам, и даже тем затруднениям, о которых вы упомянули! Боюсь, что если бы не они, вы и не сочли бы меня достойным вашей дочери, – совсем тихо добавил он.
– Если бы не счел, то не отдал бы вам ее и теперь, – хладнокровно ответил Невилл.
– Я только сожалею, что за эту недолгую неделю мои слуги не успеют приготовить покои, достойные будущей госпожи, – посетовал сэр Ричард.
– Вот и хорошо. Марианне будет чем занять себя, чтобы не слишком скучать по Фледстану, – возразил сэр Гилберт, бросив взгляд на дочь.
Эта неподвижная маска учтивого дружелюбия и потупленные глаза, приличествующие скромной девице! Но когда ресницы Марианны поднимались нечаянным взмахом, покой, застывший в ее глазах, был очевиден только счастливому жениху, а отец отчетливо видел за ним страдание, которое безмолвно кричало и билось раненой птицей.
Поймав взгляд Марианны, сэр Гилберт многозначительно посмотрел ей в глаза и кивнул.
– Расскажите о новостях, сэр Ричард, – улыбнувшись, попросила Марианна и даже слегка зевнула. – Отец обмолвился, что вы стали очевидцем столь значимого для графства события!
– А! – и сэр Ричард, рассмеявшись, хлопнул себя ладонью по лбу. – Как же! Я и впрямь рассказывал сэру Гилберту, как неожиданно оказался свидетелем гибели самого лорда Шервуда! Ох уж это женское любопытство!
– Рассказывайте же! – не выдержав, потребовала Марианна и тут же увидела, как отец предостерегающе поднял ладонь. Поэтому она улыбнулась, чтоб смягчить резкость голоса. – Вы же знаете, что я саксонка. А у всех саксов Средних земель сегодня, кажется, день траура?
– Ах да! – огорченно ответил сэр Ричард. – К тому же у вас такое доброе сердце! Уверены ли вы, что хотите услышать подробности?
– Конечно! – улыбнулась Марианна, чувствуя, что еще одно его любезное слово, и она упадет в обморок.
К счастью, сэр Ричард был так рад занять ее внимание, что не стал больше тратить время на пустые комплименты.
– Все вышло неожиданно и случайно, – начал он. – По пути к вам я остановился в гостинице в Рэтфорде. Еще до рассвета я спустился в трапезную и заказал завтрак. Примерно через четверть часа в трапезную спустились два постояльца, обменялись со мной пожеланиями доброго дня и стали завтракать. Потом в гостиницу вошли ратники из городской стражи и потребовали эля. Вдруг один из ратников указал на тех двух мужчин и закричал, что узнал в одном из них лорда Шервуда. Все – и ратники, и разбойники – схватились за мечи, завязался бой, на шум которого поспешили ратники, остававшиеся снаружи. Но хоть мечников шерифа оказалось почти два десятка, а разбойников только двое, те за считанные мгновения расправились с семерыми противниками. Ратники отступили, и разбойники бросились к лошадям. Они уже вскочили на коней и помчались прочь, как лучники начали стрелять им вслед.
– И что же? – спросила Марианна, слегка сжав руку сэра Ричарда. – Рассказывайте же дальше!
– Один из разбойников упал в седле, второй подхватил его, и они скрылись в лесу. А ратники принялись так ликовать, что мне пришлось выгнать их из гостиницы. Но сомнений в том, что кто-то из лучников убил лорда Шервуда, нет, моя леди. Стрела вонзилась глубоко под лопатку, прямо в сердце, и второй разбойник, оставшийся в живых, горестно кричал, что его товарищ сражен насмерть.
– Почему вы думаете, что это был лорд Шервуда? – настойчиво спрашивала Марианна, уже не обращая внимания на поднятую ладонь Невилла. – Вы были знакомы с ним раньше?
– Ратники его так называли, – ответил сэр Ричард, удивленный горячностью Марианны, и, уступая ее настойчивому взгляду, попытался описать погибшего. – Он был высок, темноволос. Облик истинного воина! Очень приятное лицо и удивительно синие глаза! А знаете, что в нем было самое поразительное? Я только мельком встретился с ним взглядом, и его глаза словно вынули из меня всю душу и рассмотрели ее на просвет!
Окаменев от безысходности, Марианна подняла глаза на отца. Немногими, но точными словами сэр Ричард нарисовал перед ней образ, который не мог принадлежать никому, кроме Робина.
– Полно, моя дорогая! – заметив огорчение Марианны, поспешил утешить ее сэр Ричард. – Стоит ли вам так расстраиваться о безродном разбойнике? Да и что его могло ждать? Рано или поздно он бы погиб, и хорошо, что так, а не на эшафоте!
– Лорд Шервуда однажды спас мою дочь, – сказал Невилл, приходя на помощь Марианне, которая, как он видел, была на пределе сил, – поэтому я разделяю ее огорчение. Ступай к себе, Марианна! Ты ведь хотела обдумать свадебный наряд. Сэр Ричард, идемте со мной, перекусим перед дорогой.
И он кивнул Марианне, которая была благодарна отцу за то, что он прекратил эту пытку.
Она не помнила, как простилась с сэром Ричардом, – кажется, достаточно любезно, поскольку отец посмотрел на нее одобрительно. Не помнила, как добралась до своих покоев. Она пришла в себя только в молельне, стоя на коленях перед распятием, и поняв, кто она и где, низко склонила голову.
Перед глазами Марианны стоял Робин: освещенный лучами весеннего солнца, которые тонули в глубине любимых синих глаз. Родная ленивая усмешка, всегда появлявшаяся на его губах, прежде чем он склонялся к ее лицу, чтобы поцеловать ее. Гордый поворот головы… Сердце, которое понимало ее раньше, чем она успевала высказать словами самые потаенные мысли. Всего лишь три дня назад она встречала рассвет вместе с ним, в его объятиях, прощалась, провожая в Шервуд, была уверена в его возвращении! А он не вернется, уже никогда не вернется к ней!
Он погиб, и это ее вина. Его должен был спасти оберег, но не спас потому, что она колебалась, когда он просил ее уйти с ним! Оберег не поверил в силу ее любви, как не верил Робин, погибнув с мыслью о том, что она не любила его так сильно, чтобы не только пообещать, но действительно связать свою жизнь с ним и вступить в его мир – полный опасности, но также исполненный свободы и любви! Оберег не просто силен, он еще и очень верен. Нет истинной любви – нет и защиты. Сердце ее матери Рианнон тоже осталось где-то, может быть, в Уэльсе. Ясно одно: оно никогда не принадлежало отцу Марианны. Поэтому мать и не отдала мужу оберег – он все равно не исполнил бы своего назначения, раз не было любви к тому, кто его носил. Сколько Марианна ни помнила мать, в ее глазах всегда была печаль, и эта печаль навлекла болезнь, в которой Рианнон сгорела как свеча. Она, Марианна, гораздо больше близка по своей природе к матери, чем думает отец. Значит, и ей не придется долго ждать избавления от жизни, которая навсегда станет унылой тягостью без Робина.
Робин! Любовь моя, радость, счастье!
Как быстро сбылось предсказание рун, и она потеряла того, кого любила! Вот, оказывается, в чем заключалась перемена в ее жизни. Какая горькая насмешка – венчание с другим, когда любимый умер и унес ее сердце с собой в могилу. Долг велит ей выйти замуж, родить детей, которые унаследуют состояние ее рода…
Марианна рассмеялась горьким смехом. Есть утешение и радость быть избранной Светлой Девой! Дева не живет долго после смерти Воина, которому она предназначена. Но сколько бы времени ей ни осталось, она проведет это время в молитвах. Ей есть что замаливать, но никогда она не сможет простить себе, что он умер, разуверившись в ней!
Надежная, бережная отцовская рука обвила ее плечи, и Марианна, повернув голову, увидела возле себя сэра Гилберта.
– Он уехал, – сказал Невилл, и Марианна поняла, что отец говорил о Ричарде Ли. – Ты вела себя как королева. Я горжусь тобой! Что я могу для тебя сделать, доченька?
– Ничего, – прошептала Марианна, склоняя голову отцу на плечо. – Ты и так был ко мне великодушен!
Сэр Гилберт крепко обнял ее и прижал к себе так, словно хотел оградить от всех горестей и напастей.
– Желал бы я знать, что творится в твоей голове! – признался он. – Что у тебя на сердце, мне понятно без слов!
– Я думаю… думаю о той жизни, которую мы прожили бы с моим нареченным, если бы его отец не погиб. Если бы он тоже остался жив! – неожиданно призналась Марианна.
– Возможно, что граф Альрик был прав – вас ждало бы счастье, – глубоко вздохнул сэр Гилберт, – но к чему об этом говорить? Пусть мертвые спят в могилах, а живые выполняют оставшийся долг перед жизнью! Доченька, я сейчас еду в Ноттингем. Гонец сэра Рейнолда передал мне на словах и его устное приглашение. Я боюсь оставлять тебя и очень хочу, чтобы ты поехала со мной.
Марианна отшатнулась и посмотрела на отца так, словно он предложил ей прыгнуть в яму со змеями.
– Поехать с тобой? На праздник, который устраивается по случаю гибели Робина?! Отец, – и она покачала головой, – мои силы на исходе! Пожалей меня и позволь остаться.
– Что же ты будешь делать? – спросил Невилл, пристально глядя на дочь.
– Молиться, – эхом раздался в ответ шепот Марианны, – больше мне все равно ничего не осталось.
Он долго думал, потом заставил ее посмотреть ему в глаза и требовательно сказал:
– Обещай, что не сделаешь глупость. Никаких монастырей, послушаний и постригов!
Судорожно сглотнув, Марианна кивнула.
– И не покинешь замок!
Марианна подняла на него глаза, в которых таяло слепое расплавленное серебро, и смогла только прошептать:
– Отец Тук?
Подумав о ее духовном отце, к которому Невилл питал самое глубокое уважение, он тем не менее покачал головой.
– Нет. Если хочешь, пошли за ним. Того, кто обещал мне твою безопасность, больше нет. И даже с охраной я не позволяю тебе покидать замок, о чем предупрежу Хьюго.
Поцеловав Марианну в лоб, сэр Гилберт поднялся с колен и долго смотрел на коленопреклоненную дочь.
– Держись, доченька! Держись! Собери все силы, прошу тебя! Я вернусь через три дня, очень надеюсь на твою силу духа! Твое отсутствие я как-нибудь объясню, а ты, кроме молитв, найди в себе силы заняться приготовлениями к свадьбе.
Она смотрела на него прежними невидящими глазами, которые переполняло отчаяние, и Невилл, вздохнув, еще раз поцеловал ее и ушел.
Оставшись одна, Марианна вновь уткнулась лбом в молитвенно сложенные руки и закрыла глаза. Как наяву она увидела лучника, который целится Робину в спину, жесткий прищур глаз в прицеле, услышала свист спущенной тетивы. И вот Робин падает на шею коня, пораженный стрелой, и если бы не друг, успевший его подхватить, тело Робина было бы сейчас на потеху толпе выставлено в Ноттингеме. Пусть шериф и Гай ликуют – им все равно не довелось сполна насладиться победой и увидеть лорда Шервуда мертвым!
Но ведь и сэр Ричард, и ратники шерифа – никто из них не смог убедиться в смерти Робина, увидев его мертвым!..
Эта внезапная мысль лучом надежды прорезала мрак в душе Марианны. В ее легкие ворвался поток свежего воздуха, и она поняла, что до сих пор дышала огнем, если вообще дышала. Она должна ехать в Шервуд! Может быть, Робин только ранен, и ему нужна помощь – ее помощь, само присутствие, целительная сила ее любви. Она должна немедленно ехать в Шервуд!
А если весть о его гибели окажется правдой? Сердце вновь сжалось, заледенело, но Марианна заставила себя высоко поднять голову. Если так, думала она, глядя перед собой сухими посуровевшими глазами, тогда она сама приготовит его к погребению, оплачет его не вдали, а рядом с ним. То, что ее увидит весь Шервуд, их тайна будет раскрыта, ей было безразлично. Она не знала, должна ли будет что-то сделать, чтобы воспользоваться привилегией Девы – уйти следом за Воином, или это произойдет само собой, но ее воля была тверда как сталь. Пока же лучше надеяться, чем изнывать в бездействии и отчаянии.
Марианна вскочила с колен, бросилась в гардеробную и быстро переоделась в обычный наряд для поездок по лесу – платье до колен и накидку с капюшоном. Потом она побежала за седельной аптечной сумкой, на ходу туго заплетая волосы в косу. Сама не зная зачем, она достала руны матери и положила их в карман аптечной сумки. Но на пороге своих комнат Марианна остановилась, вспомнив об одном, но существенном препятствии. Отец запретил ей покидать замок и сказал, что передаст свой приказ мажордому. Но ей надо выбраться из Фледстана!
Она окликнула служанку и велела немедленно позвать к ней Хьюго. Когда тот с поклоном переступил порог комнат юной госпожи, он с огромным удивлением увидел ее в дорожном наряде и вопросительно посмотрел на Марианну.
– Мне нужна твоя помощь, Хьюго! – торопливо сказала Марианна. – У меня есть неотложное дело, ради которого мне надо уехать. Сейчас, немедленно! Помоги мне! Оседлай моего Тумана и жди меня на развилке дорог. Пока меня не будет во Фледстане, сделай все, чтобы мое отсутствие не обнаружили!
– Это невозможно, госпожа! – Хьюго даже затряс головой. – Приказ, который мне отдал сэр Гилберт, совершенно однозначен. Вы не должны покидать Фледстан ни одна, ни с охраной!
То, что в следующий миг сделала Марианна, повергло верного мажордома в смятение. Она опустилась перед ним на колени и молча смотрела на него, а из ее глаз по щекам заструились слезы.
– Что вы, леди Марианна! – воскликнул Хьюго, поднимая ее с колен. – Что вы, госпожа!
Глядя в ее полные слез глаза, он понял, что не в силах устоять перед такой безмолвной и отчаянной просьбой.
– Хорошо… Давайте вашу сумку. Ох, моя леди! Дайте мне слово, что вернетесь во Фледстан не позже ночи!
– Завтрашней, – ответила Марианна. – Я даю тебе слово, что завтра до заката я вернусь во Фледстан!
Тяжело вздохнув, он забрал у нее сумку и ушел, а Марианна бросилась к двери потайного хода. Не помня, как миновала его, Марианна выбежала из часовни и на миг зажмурилась, ослепленная солнцем. Стремительный бег по лесу, и вот она на развилке дорог, где к ее огромному облегчению уже ждал Хьюго верхом на лошади, держа в поводу ее коня.
Спешившись, он поддержал Марианне стремя и, глядя на нее, умоляющим тоном напомнил:
– Госпожа, вы обещали! Сдержите данное слово – не подведите меня!
– Не волнуйся, – ответила Марианна, – я вернусь. Даже если только ради того, чтобы сдержать слово, которое я тебе дала, вернусь!
Она с места подняла коня в галоп, и тот помчался стрелой по дороге, что вела в лес. Доехав до реки, Марианна свернула на лесную тропинку, переправилась через реку по каменистому броду и углубилась в лес. Не зная сплетений лесных троп, она и не стала в них разбираться, лишь направляла лошадь в самую глубь Шервудского леса.
Глава четырнадцатая
В лесу царила тишина, которую не нарушали ни шелест листвы, ни птичье щебетанье. Стало душно. Деревья неподвижно замерли, и даже самый легкий ветерок не освежал сгустившегося влажного и жаркого воздуха. Где-то вдали пророкотал гром. Марианна запрокинула голову: на лес наползала огромная низкая сизо-черная туча, уже закрывшая собой половину неба. День только начал клониться к вечеру, но из-за приближавшейся грозы в лесу быстро сгущались сумерки.
Хоть Марианна и пребывала в сильнейшем волнении, ее захватило величие древнего леса. Она показалась себе путницей, заблудившейся в неведомом королевстве или в огромном и безлюдном дворце. Тишина Шервуда невольно настраивала на торжественный лад, и Марианна прониклась сознанием могущества возлюбленного, который безраздельно властвовал над этим краем.
Конь давно перешел с галопа на рысь, потом на шаг. Марианна натянула поводья, останавливая лошадь, и осмотрелась. Похоже, что она забрела в самую глушь Шервуда, из которой, даже если бы и хотела, не могла выбраться без посторонней помощи. Но, помня слова Робина о том, что в Шервуде она всегда будет самой желанной гостьей, Марианна свято верила, что рано или поздно встретит кого-нибудь из вольных стрелков.
Внезапно сверху послышался шелест листвы, и с дерева, возле которого остановилась Марианна, спрыгнул парень в зеленой куртке, заставив Тумана испуганно заржать и попятиться. Ухватив за повод всхрапывающего коня, стрелок вынудил его стоять смирно и, бесцеремонно оглядев Марианну с головы до ног, весело присвистнул:
– Ух ты! Эй, Вилли! – крикнул он, оглянувшись в сторону высоких зарослей орешника. – Только глянь: после полного безлюдья и скуки – явление такой красавицы в нашей забытой Богом глуши!
Из орешника появился второй стрелок – высокий и смуглый от загара, тоже в зеленой куртке с серебряной пластиной на рукаве, на которой было выгравировано Sherwood. Узкий белый шрам рассекал тонкой нитью левую скулу стрелка. Внимательные темно-карие глаза окинули Марианну быстрым взглядом. В ответ она провела ладонью по голове, сбрасывая капюшон. Стрелок приветливо улыбнулся и успокаивающе положил ладонь на холку волновавшегося коня. Марианна удивилась тому, насколько бесшумным было появление этого стрелка: ветви орешника не издали ни единого шороха, беззвучно пропустив стрелка и так же беззвучно сомкнувшись за его спиной.
– Приветствую вас, леди! – негромко сказал стрелок так, чтобы его могла слышать Марианна, но не напарник. – Вы заблудились, и вам нужна помощь, чтобы выбраться из Шервуда? Проводить вас до Фледстана?
– Нет, я не заблудилась, – ответила Марианна, поняв, что стрелок прекрасно знает, кто она такая. – Мне надо увидеть лорда Робина.
Она говорила не так тихо, и второй стрелок расслышал ее ответ, посмотрел на Марианну уже с явным любопытством и вдруг рассмеялся:
– Статли, кажется, я все понял! Мы с тобой только что удостоились чести повстречать таинственную подругу Робина, и ею оказалась Прекрасная Саксонка!
– Вот и хорошо. А теперь прикуси язык, Клем, и немедленно забудь о том, что видел, – ответил Статли. – Тебе ли не знать, как Робин не поощряет нескромность? Я провожу девушку в ваш лагерь.
На его свист из других зарослей выбежала оседланная лошадь. Клем насмешливо хмыкнул, взъерошил ладонью волосы и бросил на Марианну взгляд, полный лукавства.
– Я тоже неплохо помню дорогу в лагерь, Вилл! Тем более наш лагерь, а не твой!
Статли, который был уже в седле, лишь повел взглядом в сторону Клема, и тот развел руками в знак того, что не может не повиноваться приказу старшего.
– Тебя, конечно, не ждать назад? – все же не удержался Клем от укола. – Вряд ли ты захочешь мокнуть под грозой!
– Расскажи еще всем в Шервуде, что я боюсь грома, – с усмешкой посоветовал Статли и, став серьезным, сказал так, словно отдавал приказ: – Побудешь в дозоре до заката, а я к тому времени пришлю тебе смену.
Сделав Марианне знак следовать за ним, Статли пришпорил коня. Они ехали по лесу быстрой рысью. Гром грохотал все ближе, поднялся ветер. Бросив взгляд на наползавшую на лес тучу, которая собиралась вот-вот затянуть небо целиком, Статли подстегнул коня. Не в силах больше мучиться неизвестностью, Марианна поравнялась с ним и спросила:
– Вилл, скажи, наконец! Робин только ранен или и вправду… – она умолкла, не в силах выговорить страшное для нее слово.
– Или что?! – с недоумением переспросил Статли, от неожиданности осадив коня, и внимательно посмотрел на Марианну.
Заметив в ее глазах отчаянную тревогу и поразившись ей, он поспешил успокаивающе пожать Марианне руку.
– Не волнуйтесь, леди Марианна! Конечно, Робин жив и здоров. Он уезжал по делам на север, но сегодня должен вернуться.
– О! – Марианна расстроенно прикусила губы и опустила глаза. – Значит, и ты не видел его три дня.
Она сбивчиво рассказала ему о письме шерифа и о том, что узнала от сэра Ричарда. Выслушав Марианну, Статли нахмурился и недоверчиво покачал головой.
– Праздник по случаю его гибели? Ну, это уже не в первый раз! Робин действительно был с Виллом Скарлетом, и они могли заехать в ту гостиницу… Ох, я ведь с прошлого вечера в дозоре! Но, случись такая беда, о ней бы уже знал весь Шервуд!
Марианна глубоко вздохнула, почувствовав, как после слов Статли укрепилась ее надежда, что Робин все-таки жив. А Статли, напротив, передалась тревога спутницы.
– Леди… – собрался он что-то выяснить, но тут же оборвал себя: – Не будем тратить время на вопросы и ответы! Чем скорее мы доедем до лагеря Робина, тем быстрее нам все станет известно!
Через полчаса лошади вынесли их на большую поляну перед длинным невысоким строением, сложенным из камня и кирпича. Строение было старым, и его правое крыло заметно осыпалось. На площадке перед распахнутыми дверьми лежали четыре бревна, сложенные квадратом, в центре которого чернело костровище. Поодаль расположился навес с коновязью, к которой были привязаны несколько лошадей. Статли подъехал туда, спрыгнул с коня и помог Марианне спешиться.
– Моя леди, я благодарен вам за доверие, но сейчас уберите косу под накидку и опустите на лицо капюшон! – сказал он тоном, сильно напоминающим приказ, а не совет.
Марианна повиновалась и лишь попросила его, чтобы он открепил сумку от ее седла и взял с собой. Исполнив просьбу Марианны, Статли крепко взял ее под локоть – она ничего не видела из-под капюшона, кроме травы и носков собственных сапог, и повел к открытым дверям строения. Они вошли внутрь, оказавшись в прохладной просторной зале, освещенной рядом факелов. Приподняв капюшон, Марианна огляделась и по длинным столам и скамьям, большому очагу и кухонной утвари догадалась, что зала служит стрелкам трапезной.
Появление девушки вызвало большое оживление среди десятка стрелков, бывших в этот час в трапезной. Марианна услышала шепот и одобрительные возгласы, почувствовала скрестившиеся на себе любопытные и удивленные взгляды.
– Эй, Вилл! – окликнул спутника Марианны молодой стрелок, не сводя с девушки взгляда, полного восхищения. – Зря я не согласился на твое предложение пойти в дозор вместо тебя! Оказывается, сидеть в дозоре – не такое уж скучное занятие, как я думал!
– Думай так себе и дальше! – бросил ему Статли. – Клем, как помнишь, согласился, и теперь по-прежнему остался скучать на посту. Так что, Дик, ты ничего не выиграл и ничего не проиграл.
Марианна уже собралась было обратиться с вопросами к стрелку, с которым заговорил Статли. Предупреждая ее намерения, Статли увлек Марианну к столу, из-за которого поднялся очень высокий широкоплечий стрелок, и по могучей фигуре Марианна безошибочно узнала в нем Малютку Джона. Отбросив со лба густые светлые волосы, Джон протянул Статли руку с безмолвным рукопожатием, и Марианну даже сквозь капюшон прожег мгновенный взгляд внимательных серых глаз.
– Моя леди, вам надо было одеться иначе! – проворчал Джон вполголоса назидательным тоном, не меняя хмурого выражения лица. – Ваш наряд выдает вас с головой! Все стрелки привыкли к такому облику подруги нашего лорда, с которой он завел обыкновение гулять по ночному Шервуду. Вы слишком известная особа в графстве, чтобы позволить себе быть узнаваемой! А широкая огласка дружбы с нами повредит вам!
Статли, не выдержав, рассмеялся:
– Получите, леди! Вот вам и первый выговор за беспечность! – весело сказал он и, заметив, что Джон остался хмурым и мрачным, обеспокоился всерьез: – Джон, ты слышал о том, что шериф объявил праздник?
– Конечно! – буркнул Джон. – Это уже третий праздник, который он объявляет по одному и тому же поводу.
– И что?! – вскипел Статли, выведенный из себя немногословным ответом Джона. – Ты сидишь тут с хмурым лицом потому, что тебя забыли пригласить? Или у нас и впрямь похороны? Тогда почему остальные веселятся, словно праздник у нас, а не у шерифа?
Джон повел могучими плечами и нехотя ответил:
– Шериф – глупец, и пусть его! У нас же есть причина для веселья – наш лорд в очередной раз вышел сухим из воды.
Марианна прижала руку к груди, почувствовав такое неимоверное облегчение, что ее пробило испариной. Впрочем, затопившая сердце Марианны радость тут же схлынула, едва Джон продолжил:
– А я мрачен потому, что сижу вот и считаю, сколько времени понадобится на его выздоровление.
– Он ранен?! – быстро спросила Марианна.
– А как вы думали? Ранен, конечно, – ответил Джон.
Она в волнении едва не сбросила капюшон, если бы Джон, зарычав от негодования, не успел предупредить ее неосмотрительный порыв, схватив за края капюшона и так их стянув, что Марианна едва не задохнулась.
– Моя леди! Что вы делаете?! Увидев вас, я понадеялся, что вы не только излечите раны нашего лорда, но и передадите ему чуток благоразумия! Вместо этого я сейчас увидел почти самого Робина, только в женском обличье!
– Да ты можешь, наконец, толком рассказать, что случилось?! – возмутился Статли, тихонько высвобождая Марианну из рук Джона.
– А что непонятного для тебя могло случиться, если он отправился в путь, прихватив с собой Скарлета?! – ответил Джон. – Мало того, что у самого Вилла в голове нет ни капли здравого смысла, так он и Робина всегда заражает безрассудством! И вот вам – Вилл возвращается здоровым и невредимым и привозит раненого Робина! Леди, я сейчас провожу вас к Робину, и хоть вы, кажется, схожи с ним, но постарайтесь втолковать нашему лорду, что бесшабашность и напрасный риск не свидетельствуют о глубоком уме! Может быть, к вам он прислушается, раз уж меня слушать не пожелал!
Теперь уже Джон схватил Марианну за локоть и потащил за собой – Статли едва успел передать ей сумку с лекарствами. Они шли по длинному темному коридору, в стенах которого через равные промежутки чернели тяжелые деревянные двери. Около одной из них Джон остановился, толкнул ее и вошел, пропустив Марианну вперед.
Она оказалась в просторной комнате, которая напоминала то ли келью монаха, то ли покои настоятеля. Марианна ожидала увидеть Робина лежащим в постели на окровавленных простынях, без сознания или страдающего от боли. То, что предстало ее взору, сбило Марианну с толку.
