Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Живой и совершенно невредимый, по крайней мере на первый взгляд, Робин стоял напротив открытого окна спиной к двери, а рядом с ним – молодая женщина с широкой глиняной чашкой в руках.
– Пришел в себя? – мрачно поинтересовался Джон.
Не оборачиваясь, Робин раздраженно передернул плечами.
– А ты знаешь, что в Ноттингеме празднуют твою гибель? – с той же мрачной ласковостью осведомился Джон.
– Не в первый раз! – ответил Робин и, опустив в чашку полотняную салфетку, намочил ее и прижал к краешку рта. – И, Джон, если ты еще хотя бы одним словом попробуешь меня упрекнуть, я тебя сам убью!
– Не в первый раз для тебя. А кому-то этот праздник впервой, и я не увидел восторга на этом чьем-то лице, – спокойно возразил Джон и легонько подтолкнул Марианну вперед. – Я привез врачевательницу, Робин, но сначала тебе придется самому исцелить ее от ликования, которое она почему-то не разделила с сэром Рейнолдом!
Робин стремительно обернулся. При виде Марианны его глаза изумленно расширились. Не глядя он бросил салфетку в чашку, которую держала стоявшая рядом с ним женщина, и в одно мгновение оказался возле Марианны.
– Ты?! – выдохнул он, сжав ладонями ее плечи и, стащив капюшон с ее головы, посмотрел в лицо Марианны так, словно не верил собственным глазам. – Как ты здесь оказалась?!
– Кэтрин! – Джон поймал взгляд Робина, брошенный на него из-за плеча Марианны, и вышел из комнаты, обняв женщину и плотно прикрыв за собой дверь.
Марианна лихорадочно гладила ладонями лицо Робина, его плечи, руки, и в ее глазах одновременно играла улыбка и плескались непролитые слезы.
– Ты жив! Милый мой, ты жив! – услышал Робин задыхающийся от счастья шепот Марианны.
Именно сейчас ее силам наступил предел, и она почти упала на грудь Робина.
– Жив? А почему ты решила вдруг, что я умер? – с тревогой спросил Робин и, слегка отстранив от себя Марианну, заглянул в ее глаза. – Праздник! Ты узнала от гонцов шерифа о моей смерти?! – догадался он и, поморщившись, еле слышно простонал. Крепко прижав Марианну к груди, он уткнулся лбом в ее волосы. – Сердце мое! Я не думал, что эти глупые слухи дойдут до тебя прежде, чем мы с тобой сегодня увидимся!
Он усадил ее на широкую низкую кровать, застланную покрывалом из черного сукна, опустился перед Марианной на колени, сжимая ладонями ее скулы, и тихо спросил, глядя в ее глаза взволнованными блестящими глазами:
– И ты поэтому днем, забыв об осторожности, помчалась в Шервуд?
Марианна сдавленно и почти беззвучно всхлипнула. При воспоминании о том, как отец и Ричард Ли говорили о гибели лорда Шервуда, из ее глаз невольно потекли слезы. Она смотрела сквозь прозрачную влажную пелену на Робина взглядом, который был исполнен такой любви, что у него защемило сердце. Склонив голову, он прижался лицом к ее рукам.
– Ангел мой! Моя любимая девочка! – с нежностью прошептал Робин, целуя руки Марианны.
– Но как же так? – в растерянности спросила Марианна, поднимая ладонями его голову и дотрагиваясь кончиками пальцев до разбитого уголка его рта. – Рыцарь, уверявший меня в том, что был очевидцем твоей гибели, сказал, что собственными глазами видел, как стрела вонзилась тебе под лопатку. И если бы не Вилл Скарлет, который подхватил тебя, ты бы замертво упал с коня на землю! А на тебе ни царапины, кроме самую малость разбитого рта! И Джон с такой угрюмой физиономией сообщил Статли и мне, что ты ранен!
– Ну, царапину я, по меньшей мере, получил, – рассмеялся Робин, поднимаясь с колен, – а в схватке с ратниками мне досталось и по лицу. Этого было достаточно, чтобы Джон объявил меня смертельно раненым и заодно извел нравоучениями о недостатке благоразумия. Вилл – тот просто запер дверь своей комнаты на засов, чтобы избавиться от Джона. А ратники и рыцарь, который случайно оказался очевидцем небольшого сражения, наблюдали нехитрое представление. Мы с Виллом не ожидали встречи с ратниками и не знали, сколько их поблизости. Проще было уйти, чем ждать и пересчитывать. Один из лучников выстрелил мне в спину, но у меня под курткой была кольчужная рубашка. Поэтому от стрелы остался небольшой синяк. Но она позволила мне упасть на шею Воина, Виллу – подхватить меня с криком о том, что я убит. Ратники возликовали, услышав его возглас, и думать забыли о преследовании. Вот и вся история, Мэриан.
– И стрела не нанесла тебе рану? – настойчиво спросила Марианна.
Робин с улыбкой покачал головой.
– Зато эта стрела огорчила Кэтрин тем, что порвала мою куртку, и теперь ей придется шить мне новую.
– Кэтрин? – перепросила Марианна, стараясь, чтобы голос остался безразличным. – Кто она?
Марианна живо вспомнила молоденькую женщину, ушедшую вместе с Джоном, имя которой Робин сейчас упомянул с особенной нежностью. Впрочем, иного чувства, кроме нежности, и не могли вызывать милые черты этой женщины. Невысокая и хрупкая, с тяжелым узлом великолепных каштановых волос, ласковым взглядом больших агатовых глаз, в которых отражался веселый, покладистый нрав, – такая женщина очень подходила мужчине, чья жизнь была посвящена ратным трудам. Заметив, что Робин наблюдает за ней, покусывая губы, чтобы скрыть улыбку, заигравшую в уголках рта, Марианна недовольно нахмурилась.
– Ревнуешь меня? – рассмеялся Робин.
– Ни капельки! – ответила Марианна, гордо вскинув голову. – Просто спросила.
Но Робина было нелегко обмануть. Посмеиваясь, он обхватил ладонями лицо Марианны и заглянул в ее глаза.
– Ревнуешь, мое сердце! Не надо, у тебя нет ни малейших оснований. Кэтрин – жена Джона, ангел-хранитель Шервуда и любящая сестричка для всех стрелков. Ты еще полюбишь ее – Кэтрин нельзя не любить!
Не устояв перед его веселым взглядом, которым он так легко заглядывал вглубь ее души и мыслей, Марианна сама рассмеялась и провела ладонью по щеке Робина.
– У тебя еще одна ссадина? Видно, ваша встреча с ратниками была чересчур горячей!
Дотронувшись до ссадины на скуле, Робин небрежно махнул рукой. Заглянув в его полные озорного веселья глаза, Марианна вспомнила упреки Джона в адрес Робина и строго спросила:
– Надеюсь, ты всегда носишь под курткой кольчугу?
– Не всегда, – ответил Робин и посмотрел на Марианну так, что она поняла: он сам решает, когда и какие доспехи ему нужны.
– Ласточка, защита воина – его навыки, – сказал Робин, читая по глазам все тревоги Марианны. – Воин защищен не броней и опасен не оружием, а собственной сутью и умением. Это правило усвоено мной с детства. Лучше скажи мне вот что: как ты сумела найти дорогу сюда?
Марианна беззаботно пожала плечами:
– Свернула в лес и поехала наугад. Я была уверена, что рано или поздно встречу кого-нибудь из твоих стрелков и попрошу проводить меня.
– И ты пыталась заставить меня всегда носить кольчугу! А сама? – Робин укоризненно покачал головой. – Ты же могла заблудиться в лесу и проплутать до утра!
– Я и заблудилась, – с беспечной дразнящей улыбкой ответила Марианна, – Джон так и сказал, что мы с тобой схожи в излишней смелости! Ты ведь не думаешь, что я сама нашла бы дорогу во Фледстан из твоего лагеря?
Упоминание Марианны об отчем замке заставило Робина помрачнеть. Он бросил взгляд в открытое окно, за которым сгустилась мгла. Внезапно темноту расколол сверкающий зигзаг молнии, за которым тут же последовал оглушительный громовой раскат. Под порывами налетевшего ветра застонали невидимые во мраке деревья. Послышалось бормотание дождевых капель, которое через мгновение перешло в ровный стук проливного дождя, обрушенного грозой на лес.
Робин прикрыл окно ставнями и зажег свечи.
– Ваше убежище похоже на монастырь, – сказала Марианна, с любопытством оглядывая жилище лорда Шервуда.
– Оно и было когда-то монастырем. Монахи оставили его во время норманнского нашествия, а мы нашли.
Подрагивающие свечные огоньки осветили стол, два стула возле него и скамью вдоль стены. На спинку одного из стульев была небрежно брошена зеленая куртка с серебряной пластиной на рукаве – такая же, как у Статли и других стрелков. На скамье лежал меч, тускло поблескивавший обнаженной сталью клинка. К стене был прислонен большой тяжелый лук, и возле него на вбитом в стену крюке висел колчан, полный длинных стрел. Между столом и стеной с окном был камин – сейчас пустой и чисто подметенный. Возле него на каменном полу раскинулась огромная медвежья шкура. Представив размеры зверя, Марианна даже поежилась.
– Это ты его убил?
Робин вслед за ее взглядом посмотрел на шкуру и кивнул.
– Пришлось! Когда мы с Виллом наткнулись на этот монастырь и принялись обследовать его, медведь вылетел на нас в трапезную из коридора. Видно, он давно обосновался здесь и разозлился, учуяв непрошеных гостей. Здоровый был зверь! В считанные мгновения подмял Вилла под себя, но, к счастью, успел лишь придавить его своей тушей. Когда тебе надо вернуться домой во Фледстан? – неожиданно спросил Робин, не глядя на Марианну.
Она посмотрела на Робина нежным взглядом, в душе улыбаясь его напрасной тревоге. Теперь для нее все стало таким ясным и однозначным, что Марианна и сама не понимала, как могла колебаться так долго.
– Я уже приехала домой, – просто сказала она.
Робин, убиравший меч в ножны, на мгновение замер, обернулся к Марианне и посмотрел на нее так, словно спрашивал, не ослышался ли он. Марианна молча глядела на него ласковыми сияющими глазами, которые разрешили его сомнения красноречивее любых слов. Отложив меч, Робин подошел к Марианне и, взяв ее руки в свои, тихо спросил:
– Неужели это правда, Мэриан? Ты останешься со мной?
– Да, – улыбнулась Марианна и кивнула. – Мой дом там, где ты, Робин.
Он осторожно провел ладонью по ее лицу. В его глазах она все еще читала недоверие. Но вот он окончательно поверил в ее ответ, улыбнулся, не скрывая охватившей его радости, и привлек Марианну к себе, приникнув к ее губам долгим страстным поцелуем. Марианна обвила его шею руками, так же страстно отвечая на поцелуй. В ней вдруг вспыхнул жар, словно губы и руки Робина опалили ее огнем. С глубоким невольным вздохом она прильнула к Робину, испытывая непреодолимое желание прикоснуться к нему, почувствовать тепло его тела, и она просунула ладонь ему под рубашку, провела кончиками пальцев по его груди. Но этого оказалось так мало! А ее тело пылало, томясь по нему с такой силой, которую прежде она никогда не испытывала.
Робин почувствовал перемену в любимой и, не прерывая поцелуя, быстрым движением расплел ее косу, разметал волосы и зарылся пальцами в золотистые волны. Поцелуй все же оборвался, когда они оба задохнулись от одинаково стремительного биения сердец. Отстранив Марианну, Робин заглянул в ее глаза и, как обычно, прочитав в них все, улыбнулся с едва заметным торжеством:
– Вот ты и проснулась, милая!
Оставив ее на миг, Робин закрыл дверь на засов и, вернувшись к Марианне, обхватил ладонями ее тонкий стан и приподнял так, чтобы она оказалась лицом к лицу с ним. Она увидела, что его глаза темны от желания, и знала, что он видит такое же желание в ее глазах.
– Подожди, – задыхаясь, прошептала она, – мне надо сказать…
Она хотела рассказать ему, что ей все равно придется вернуться во Фледстан хотя бы на час. Ведь она была связана словом, которое дала верному Хьюго. И еще она хотела оставить письмо отцу.
– Потом скажешь, – оборвал ее Робин, – а сейчас…
Вскинув ее на руки, он отнес Марианну на кровать, и вокруг них завихрились одежды, которые разлетались прочь от их рук. Марианна не смогла справиться с пряжкой его пояса, и Робин, тихо рассмеявшись, помог ей.
– Ты просто с ума меня свела, Мэриан! Все эти три дня я думал о том, каким будет твое решение. Надеялся и боялся надеяться, – прошептал он, уронив Марианну в густую россыпь ее светлых волос, и низко склонился над ней. – До встречи с тобой я не верил, что любовь к женщине может настолько завладеть мной!
– А ты с самой первой минуты, едва я увидела тебя в прошлом августе, притягивал меня, и так неумолимо, что я ничего не могла поделать с собой!
Она потянула его к себе, но он, улыбнувшись, не подчинился.
– Нет, милая! Не раньше, чем я услышу твою мольбу.
– Мою мольбу?! Прежде ты сам утратишь терпение! – смешком отозвалась она.
– Посмотрим! И есть одно условие: я устал быть деликатным, поэтому больше никаких запретов для меня.
– Для тебя? А как же я?
– А ты… – протянул он, поддразнивая ее. – Ты и целоваться-то умеешь только благодаря мне.
– Тогда позволь мне поблагодарить тебя за науку! – сказала она и впилась в его губы жарким поцелуем.
Этот поцелуй стал первым и последним проявлением ее воли, которую Робин тут же пресек, подчинив Марианну себе. Она с готовностью покорилась ему, и вскоре ей показалось, что не осталось ни единого уголка ее тела, который не изведали бы его руки или губы. Она думала, что узнала его за ночи, что они провели вместе, но поняла, что узнала в самой малости. Как он и предупредил, его ласки утратили деликатность, на место которой заступили опытность и изощренность. Сейчас он позволял себе делать то, от чего прежде воздерживался, показал ей, что на ложе нет места никаким запретам. И, конечно, он добился своего: она сдалась, не выдержала, взмолилась.
Они слились воедино в неистовом натиске, и совсем скоро она, наконец, узнала ответ на вопрос, который задавала Робину: что он испытывает при близости с ней. Он поймал губами ее громкий возглас, сменившийся стоном, за которым последовал бессвязный шепот, где его имя мешалось с самыми нежными словами благодарности. Он на миг замер, прижав к себе ее ослабевшее тело, но один лишь взгляд, которым он посмотрел в ее затуманенные и еще отрешенные глаза, вызвал в его теле сильнейший отклик. Из его груди вырвался протяжный хриплый крик, перешедший в стон. Проясняющимся взором Марианна увидела, как преобразились ненаглядные черты его лица.
– Я люблю тебя! – шептал Робин, зарываясь лицом в волосы Марианны и жарко целуя ее в шею. – Сердце мое, я так люблю тебя!
Она прижалась лбом к его горячему плечу, обвив его всем телом. Грозный лорд Шервуда – он был сейчас таким беззащитным в ее объятиях, утратив обычно окружавший его ореол силы и властной уверенности. Как прежде Робин размышлял о доверии Марианны к нему, так и она сейчас подумала о том, что весь облик возлюбленного в эту минуту свидетельствует о безмерном доверии к ней, и поняла наконец, о какой ее власти над ним он говорил в первую ночь.
Их сердца стремительно бились в такт, словно оказались в одной груди. Но вот дыхание обоих стало выравниваться, и они посмотрели друг на друга сияющими глазами.
– О Робин, это было так чудесно! – призналась Марианна, вытирая ладонью капельки пота, выступившие на его лбу. – Теперь я понимаю, почему церковь преследует плотскую любовь. В такие мгновения для меня нет другого Бога, кроме тебя!
Робин слушал ее признание, и его губы подрагивали в нежной улыбке, и такую же нежность и тайное торжество победителя отражал взгляд его потемневших глаз. Заглянув в глаза Робина, Марианна вдруг безудержно рассмеялась.
– Любимый, если бы ты видел, какой у тебя гордый вид!
Он тоже рассмеялся и, поцеловав ее в улыбающиеся губы, разомкнул объятия. Их разгоряченные тела стали остывать в прохладном воздухе, и Робин с Марианной забрались под теплое покрывало. Из-за ставней доносились раскаты грома, шум ливня, а они лежали, тесно прильнув друг к другу, охваченные усталостью и бесконечным умиротворением, и обменивались нежными поцелуями. Умиротворение сменилось новым желанием, и они вновь соединились, уже не страстно, а нежно, и она сама сдерживала его, прося шепотом помедлить, отзываясь тихими стонами на каждое его движение. Внимая ее просьбам, он оставался неторопливым, пока не довел ее до полного изнеможения.
– Милая, милая! – шептал Робин, прижимая Марианну к груди. – Какая же ты у меня восхитительная! Сколько в тебе и жара огня, и нежности прохладной воды! Ведь я уже после твоего пребывания в Руффорде все понял в тебе, узнал, что ты не забыла меня, сознался себе самому в том, что люблю тебя. Надо было еще тогда искать встречи с тобой.
– Признал наконец, что ошибся? – рассмеялась Марианна, целуя Робина в ямку между ключицами. – Мучил и себя и меня, а давно бы могли быть вместе.
Робин опустил на нее глаза и улыбнулся.
– Вообще-то я сейчас не сожалел об упущенном времени, а подумал о том, что тебя, такую, какая ты есть, могу принять только я. То, что приводит меня в восхищение в тебе, у прочих родовитых претендентов на твою руку вызвало бы полное неприятие.
Марианна запрокинула голову, посмотрела ему в глаза и, притворно нахмурившись, спросила:
– Ты так уверен в этом?
– Что это ты говорила о пристойном поведении супруги на ложе? – рассмеялся Робин. – Напомни-ка мне!
Марианна рассмеялась в ответ и обняла Робина так крепко, как только могла.
– Как я люблю тебя! – прошептала она, потершись щекой о его плечо. – Мне так легко, так хорошо с тобой!
В закрытую дверь негромко постучали.
– Робин, столы накрыты к ужину! – послышался звонкий голос Кэтрин.
Выпустив Марианну из объятий, Робин лениво потянулся, перекатился на спину и улыбнулся.
– Ох, сейчас начнутся пересуды! – шепнул он и, повысив голос, ответил: – Кэтти, сегодня ужинайте без меня!
За дверью прозвенел мелодичный смешок, услышав который, Марианна весело фыркнула и посмотрела на Робина. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, с улыбкой ожидая продолжения, которое не замедлило последовать.
– Робин, я, собственно, и не ждала, что ты выйдешь к ужину, но Статли и Скарлет потребовали позвать тебя. Они заявили мне, что твое отсутствие за столом лишит их аппетита! – живо отозвалась из-за двери Кэтрин.
– Вот негодяи! – рассмеялся Робин. – Тогда пусть остаются голодными.
– И вы вместе с ними? – рассмеялась в ответ Кэтрин. – Я могу принести вам ужин сюда.
Робин вопросительно посмотрел на Марианну.
– Я бы не стал отказываться, – сказал он, глядя на нее из-под ресниц веселыми глазами. – У меня с утра не было ни крошки во рту.
Марианна тоже почувствовала голод. За весь день она ничего не ела и даже не могла думать о еде. Прочитав в ее глазах согласие, Робин крикнул Кэтрин, что готов воспользоваться ее любезностью.
Вскочив с постели, он быстро надел штаны и отодвинул дверной засов. Кэтрин принесла большое глиняное блюдо, на котором дымилась тонко нарезанная тушеная оленина, обильно политая густым соусом и обложенная ломтями теплого хлеба. Робин хотел забрать блюдо у Кэтрин прямо на пороге, но увидел кого-то за ее спиной и, пропустив Кэтрин в комнату, решительно загородил собой дверь.
– Ты сейчас испепелишь меня взглядом! – раздался веселый мужской голос. – Я всего лишь принес вино и готов прислуживать тебе за ужином, как заправский кравчий.
– Отдай кувшин и проваливай! – с усмешкой предложил Робин, не сдвинувшись с места. – У тебя на лице ухмылка шпиона вместо почтительности кравчего.
Он забрал кувшин и не оборачиваясь передал его Кэтрин. Та ловко расставила принесенный ужин на столе, бросая быстрые лукавые взгляды в сторону Марианны, которая отвечала ей такими же веселыми взглядами, не забыв укрыться покрывалом до самых глаз.
– Не убудет же от твоей возлюбленной, если я посмотрю на нее хотя бы одним глазом! – продолжал настаивать собеседник Робина, пытаясь оттеснить его с порога, но Робин стоял в дверях как скала и только посмеивался над безуспешными усилиями сдвинуть его с места. – Все стрелки, как стая сорок, обсуждают неожиданное явление твоей таинственной подруги, галдят, какая она ладная и стройная, и жалеют только об одном: что так и не увидели ее лица. Но Джону и Виллу посчастливилось. Правда, больше одного слова – красавица! – от них не добиться. Чем они лучше меня? Тебе не стыдно именно от меня ее прятать, раз она здесь? Должен же я убедиться, что она стоит того, чтобы ты ради нее сосчитал все углы в трапезной?
– Поверь, она того стоит! – посмеиваясь, ответил Робин. – И ты еще успеешь на нее налюбоваться, как и остальные.
– Да? Ладно, ловлю тебя на слове!
– Он очень любит вас! – шепнула Кэтрин, сопроводив слова ласковой улыбкой. – Мы никогда Робина таким не видели! От любви к вам он прямо преобразился. Воистину – малиновка9, божья птаха, что беззаботно поет, заставляя внимать своим трелям весь мир!
Сказав это, Кэтрин ловко выскользнула из-под руки Робина в коридор.
– Пойдем, Вилл! Мясо остынет! – услышала Марианна ее звонкий голос. – Сам подумай: был бы ты рад гостям, если бы тебя ждала подруга?
– Я бы просто всех убил! – раздался в ответ безудержный хохот. – Так что Робин со мной снисходительно обошелся!
Робин закрыл дверь, задвинул засов и вернулся к Марианне.
– Кто это так рвался прислуживать тебе за столом? – спросила она.
– Кто же, как не Скарлет! – фыркнул Робин и рассмеялся. – Он на тебя хотел посмотреть, а не прислуживать. Ты же слышала, что Джон и Статли раздразнили его, хвастаясь, что видели тебя, а Виллу так не посчастливилось. Вот он и не смог вытерпеть муку любопытства!
– А почему он сказал, что ты считал углы в трапезной? – удивилась Марианна.
Робин посмотрел на нее с доброй усмешкой и, помедлив, ответил:
– Вернувшись в Шервуд после нашей первой ночи, я весь день думал о тебе, чем бы ни занимался, и постоянно натыкался то на стену, то на стол, став предметом общих шуток. Не вставай, Мэриан, – сказал он, заметив, что она хочет выбраться из-под покрывала и ищет глазами платье, – я покормлю тебя.
Он перенес блюдо с мясом на постель, поставил его возле Марианны, достал из ниши в стене серебряный кубок, наполнил его вином и устроился на постели рядом с ней. Обмакивая в соус кусочки мяса и хлеба, он кормил ее с рук, как птенца в гнезде. Они по очереди пригубливали кубок, запивая вином сочное мясо, пока не почувствовали насыщение. Тогда Робин поставил блюдо с остатками ужина на стол, сполоснул руки из кувшина с водой и достал из сундука полотенце.
– Мне тоже надо умыться – у меня все губы в соусе! – сказала Марианна, решительно выбираясь из постели, но он покачал головой с безмолвным запретом. – Позволь же мне подняться! – возмутилась она.
– Зачем? Я сам тебя умою, – усмехнулся Робин, вытирая руки.
Он вернулся к Марианне и стал целовать, собирая с ее губ остатки соуса. Она обняла его за шею, и их губы слились в долгом поцелуе.
– Как же сладостны твои поцелуи! – прошептала Марианна, закрывая глаза, когда руки Робина медленно обняли ее и заскользили, лаская. – Вовек бы не отрывалась от твоих губ!
– Иди ко мне! – шепнул в ответ Робин, ложась рядом с ней и, сбросив с нее покрывало, властно провел ладонью по ее телу, затрепетавшему в ответ.
Охваченная внезапным желанием не только получать от него ласки, но и дарить их ему, Марианна стала осыпать поцелуями плечи и грудь Робина. Он улыбнулся и молча лег на спину, всем видом выражая полную покорность ее воле. Неимоверно тщательно и настойчиво, словно поселенец, осваивающий новую землю, Марианна изучала его тело. Смуглая кожа была такой гладкой, что губы сами стремились прикоснуться к ней снова и снова. Вспоминая, что делал Робин, Марианна старалась повторить его ласки, с нежным любопытством ожидая, как отзовется его тело, и с восторгом услышала, как участилось его дыхание. Заметив, как он вздрогнул, когда ее локон случайно упал ему на грудь, она уже намеренно провела узкой прядью волос по мускулистому животу. В ответ он на ощупь нашел ее запястье и сжал его. Тогда она кончиками пальцев повторила поцелуями путь, ранее проделанный прядью, и замерла, украдкой посмотрев на Робина.
Ответный взгляд обжег ее. Робин не сводил с Марианны полуприкрытых пристальных глаз. Ее сердце отчаянно забилось, когда он шепнул:
– Да! Пожалуйста…
Ладонь Марианны, дрогнув, скользнула ниже, и вдруг за едва ощутимым прикосновением последовал быстрый и робкий поцелуй. Он прерывисто вздохнул, она отпрянула и в то же мгновение оказалась в плену его объятий.
– Ох, Саксонка, ты сама не знаешь, как же ты хороша! – прошептал Робин, опрокидывая Марианну на спину.
Потом они долго лежали рядом, взявшись за руки, утомленные. Робин, казалось, задремал, но Марианна не спала, и он, почувствовав это, открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.
– О чем ты так глубоко задумалась, сердце мое?
– Мне надо многое рассказать тебе, – ответила Марианна, – и о многом спросить, если позволишь.
Глаза и лицо Робина приняли самое внимательное выражение.
– Ты можешь спросить меня обо всем, что пожелаешь узнать, ласточка. С чего начнешь? С рассказа или вопросов?
– С рассказа, – ответила Марианна и так же, как Робин в последний вечер во Фледстане, сказала: – Только мне нужна ясная голова, а когда ты меня обнимаешь… Оденемся и сядем за стол.
– Сделаем проще, – предложил Робин и, выпустив руку Марианны, перебрался на другой край кровати, сел и взглядом предложил Марианне сделать то же самое.
Теперь они сидели напротив друг друга. Наполнив кубок вином, Робин дал Марианне сделать из него глоток и сказал:
– Говори, ангел мой!
И она рассказала обо всем, что этим днем произошло во Фледстане: о разговоре с отцом, о том, как он поведал историю ее давней помолвки. Помня упрек Робина в том, что она умолчала о планах Лончема, Марианна рассказала и о сватовстве Ричарда Ли, закончив рассказ тем, как она смогла вырваться из Фледстана и уехать в Шервуд.
Робин мелкими глотками пил вино, не пропуская ни одного слова, сказанного Марианной. Когда она замолчала и вопросительно посмотрела на Робина, он, опустив глаза, вгляделся в рубиновую глубь вина и едва заметно усмехнулся.
– Признаться, я глубоко тронут и отзывом твоего отца обо мне, и великодушием, которое он был готов проявить, если бы оказалось, что твой первый ребенок мой, а не Ричарда Ли. Теперь же ты хочешь спросить меня… Да, это я, – сказал он, вскинув на нее глаза, и отчетливо произнес: – я наследный сын Альрика Рочестера графа Хантингтона, помолвленный с тобой волей наших отцов. Ты все правильно поняла, Мэриан.
Целый вихрь мыслей пронесся в голове Марианны, а Робин смотрел на нее так, словно листал эти мысли как страницы книги.
– Почему я не открыл тебе прежде ни своего имени, ни правды о нашей помолвке?
– Не объясняй, – тихо сказала Марианна, взяв из его рук кубок и пригубив вино. – Ты не хотел, чтобы я попала в плен иллюзий, полюбив тебя как графа и наследника знатного рода. Если бы ты сейчас не был уверен, что я люблю тебя таким, какой ты есть, то опять нашел бы способ не лгать, но уйти от ответа. Единственное, что для меня остается непонятным, это то, что ты наследовал отцу, хотя мне известно, что у тебя был старший брат по имени Уильям.
– Ну почему же был? Он жив и здоров и по-прежнему мой брат. Это Вилл, которого называют Скарлетом, – ответил Робин.
Марианна от неожиданности едва не выронила кубок. Богатый событиями день оказался еще и щедрым в открытии тайн. Вилл Скарлет – старший брат Робина! Значит, и брат Клэренс. Как же понять враждебность, с которой Клэренс говорила о нем? Горячо любя одного брата, с такой же горячностью не любила второго? Сам же Робин говорил, что у него нет ближе друга, чем Вилл. При этом Вилл – старший брат, но наследным сыном был не он, а Робин.
– Но… – только и смогла она сказать, не зная, как продолжить дальше, запутавшись в странных отношениях рода Рочестеров и особенно в том, что связано со старшинством и наследными правами.
– Обо всем, что касается Вилла, вправе говорить только Вилл, и никто более, – довольно жестко отрезал Робин в ответ на ее так и не заданный вопрос.
По его тону Марианна поняла, что ей пока открылись не все тайны, но торопиться не стала: всему свое время. Ее больше волновал другой вопрос, который она и задала Робину, вспомнив, как резко он отчитал Клэренс во Фледстане за безразличие к судьбе старшего из братьев.
– Как ты думаешь, мы с ним поладим?
– Поладите? – переспросил Робин и беззаботно рассмеялся. – Я уверен, что вы полюбите друг друга. Вилл – замечательный человек, самый надежный друг, и лучшего брата, чем он, я бы не нашел, да и не желаю искать.
– И мой отец, несомненно, знает, кто ты на самом деле, – утвердительно сказала Марианна.
– Да, он узнал меня еще в ту ночь, когда я увез тебя из монастыря, – усмехнулся Робин. – Сэр Гилберт ведь и прежде вместе с твоей матерью леди Рианнон был частым гостем моего отца, он хорошо знал меня. А с возрастом, как говорили многие, кто помнил отца, я стал очень похож на него. Так что меня даже ваш старший ратник узнал, когда я освобождал твою охрану, которую связали те, кто похитил тебя. На второй день моего пребывания во Фледстане, когда ты была занята делами, а у моей постели сидела Клэр, сэр Гилберт пришел, отослал Клэренс, и мы долго говорили с ним.
– И когда ты так внезапно решил покинуть Фледстан…
– Я и сам понимал, что мне пора возвращаться в Шервуд. Но в тот день твой отец, застав нас в тренировочной зале, просто потребовал, чтобы я уходил. Он довольно резко выговорил мне за то, что я стараюсь вызвать в тебе влюбленность, и попытался взять с меня слово, что я не открою тебе своего настоящего имени и, покинув Фледстан, не буду искать с тобой встреч. Я же неменьшей резкостью ответил ему, что мое имя находится исключительно в моей власти, и он забыл добиться от меня обещания выполнить и второе его требование.
– Да, я помню, как ты был рассержен, и удивилась этому. Теперь понимаю, что тебя рассердило. Но ты казался мне одновременно и расстроенным, – и Марианна пытливо посмотрела на Робина.
Он с грустью улыбнулся и вскинул на нее глаза, в глубине которых тенью мелькнула давняя печаль.
– Знаешь, я ведь почти сумел успокоиться после того, как видел тебя на турнире. Мне нелегко далось это спокойствие, которое почти граничило с безразличием к тебе. И вдруг отец Тук присылает мне зов. Я приезжаю к нему и узнаю, что ты в опасности. Все мое спокойствие словно водой смыло. Если бы с тобой тогда что-нибудь случилось, я не простил бы себе этого до конца своих дней! А потом две недели во Фледстане рядом с тобой… С каждым днем я понимал, что моя любовь к тебе крепнет и растет. Она оказалась подобна птице Феникс. Вот ты уже уверен в том, что Феникс умер, и вдруг он взлетает ввысь из собственного пепла и победно парит в небе еще более живой и яркий, чем был! Каждая минута, проведенная возле тебя, уменьшала мои надежды справиться с собственным сердцем. Знала бы ты, как я радовался твоему крепкому сну! – неожиданно признался Робин.
– Почему? – удивилась Марианна.
– Потому что каждую ночь я вслушивался в твое дыхание и, когда уверялся в том, что ты уснула, приходил в твою спальню, садился рядом в кресло и смотрел на тебя, пока ночь не сменялась рассветными сумерками, – совершенно обыденным тоном ответил Робин.
