Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Глава одиннадцатая
Был ясный апрельский день, и солнечные лучи щедро вливались в распахнутое настежь окно. Ветер приносил запах молодой листвы. Покои Марианны были наполнены кружащими голову ароматами весны.
Сама же она сидела на ковре и раскладывала перед собой таблички с руническими знаками. Ее руки следовали правилам расклада, а глаза скользили по рунам, не различая их и не вникая в значение. Марианна думала о Робине и о себе, а еще о размолвке, которая случилась между ними на днях.
Это была их первая размолвка. Она не вылилась в ссору, не закончилась разрывом, но и полного примирения тоже не произошло. Они словно отступили на шаг друг от друга и замерли в ожидании. На сердце Марианны было тяжело: впервые в жизни она стояла перед необходимостью сделать выбор. Ей надлежало принять решение, от которого зависела не только ее дальнейшая судьба, но и судьбы самых близких для нее людей – отца и возлюбленного.
После ночи, проведенной с Робином, Марианна с изнуряющим нетерпением ждала новой встречи с ним. Но когда подземный коридор остался за спиной и Марианна оказалась перед потайной дверью в часовню, ее охватило смятение. Для того чтобы открыть дверь и предстать перед Робином, Марианне пришлось сделать над собой усилие. Ее смущение было так велико, что она почти боялась оказаться лицом к лицу с Робином.
Впрочем, всем ее колебаниям пришел конец, когда он молча схватил Марианну в объятия и стал целовать ее – жарко и страстно. Прошептав несколько нежных бессвязных слов, Робин подхватил Марианну на руки и вынес из часовни. Он опять приехал верхом, и Марианна подумала, что его снова ждут дела Шервуда. Но прежде чем она успела в полной мере испытать огорчение, Робин, не выпуская ее из рук, вскочил в седло и усадил Марианну перед собой.
– Тебя так долго не было! – услышала она его шепот. – Я уже собрался сам идти во Фледстан и узнать, не случилось ли чего-нибудь с тобой!
Он снова привез ее в дом Эллен. На этот раз хозяйки вовсе не оказалось дома, но Робина это обстоятельство не смутило ни в малейшей степени. Расседлав вороного, он взял Марианну за руку и увлек ее внутрь.
– Хочешь первой в этом году земляники? – спросил он, разводя в очаге огонь.
Когда пламя осветило скромное убранство дома, Марианна увидела на столе большое блюдо с сочными красными ягодами, кувшин и два кубка. Робин усадил ее за стол, разлил по кубкам вино и сел напротив Марианны. Не зная, о чем заговорить, Марианна ела землянику, чувствуя на себе неотрывный взгляд Робина. Она подняла голову и встретилась с ним глазами. Он отставил едва пригубленный кубок и взял руку Марианны в свою. Не сводя с нее глаз, Робин перебирал ее пальцы и молчал, но молчал так красноречиво!
Высвободив руку, Марианна поднялась из-за стола и подошла к алькову. Она медленно сняла с кровати покрывало, аккуратно сложила его и поднесла руку к шнуровке платья. В следующее мгновение ее сковали руки Робина, и она оказалась накрепко прижатой спиной к его груди.
– Радость моя! – прошептал Робин, дотрагиваясь поцелуями до ее щеки, светлого завитка волос за ухом, а его руки властно и нежно заскользили вдоль тела Марианны.
Он повернул ее лицом к себе, прильнул к губам, и, захваченная поцелуем, Марианна не заметила, как он раздел ее и уложил на постель. Твердо решив быть на этот раз мужественной и смелой, она приготовилась перенести боль так, чтобы он ничего не заметил. Но никакой боли она не почувствовала, о чем и шепнула Робину. Он улыбнулся и ничего не сказал в ответ, лишь нежно поцеловал Марианну. Но после ее признания он дал себе волю, не проявляя больше такой сдержанности, как в первый раз. Он наслаждался ею, как путник, проделавший долгий путь по пустыне, наслаждался бы свежестью родниковой воды, как иззябший от стужи – теплом солнечных лучей: с неутолимой жаждой, без силы оторваться от источника жизни и благодатного тепла. А Марианна, покорно уступая ему, испытывала прежде неведомое ей счастье просто служить для любимого источником наслаждения. Ее до глубины души волновали приглушенные стоны, вырывавшиеся из его груди. С замиранием сердца она льнула к нему, скользила ладонями по его телу, обвивала руками плечи и не могла поверить, что этот единственный для нее и желанный мужчина отныне и навсегда связан с ней, принадлежит ей так же, как она принадлежит ему.
– Не могу перестать удивляться! – прошептала она, гладя кончиками пальцев его лицо, когда он лежал, придавив ее собой, отдыхая после близости.
– Чему? – не открывая глаз, прошептал он в ответ, ловя ее пальцы губами.
– Как тебе удалось бродить со мной по лесу столько ночей и просто держать меня за руку?
Он тихо рассмеялся, приоткрыл глаза и посмотрел на нее бесконечно любящим взглядом.
– Я постоянно твердил в уме: терпение – добродетель. Только тем и спасался.
Не размыкая объятий, они целовались, разговаривали, смеялись, потом опять начинали целоваться, и он вновь привлекал ее к себе. В этом блаженном слиянии душ и тел прошла их вторая совместная ночь.
– Сердце мое! – шептал он, когда они все-таки не смогли больше противиться усталости и сну. – Если бы ты знала, как я счастлив обнимать тебя, зная, что это действительно ты, а не очередной обман воображения!
Их разбудило негромкое деликатное покашливание. Открыв глаза, Марианна увидела Эллен, которая стояла возле кровати и смотрела на них. Залившись румянцем, она попыталась подняться, но не сумела высвободиться из объятий Робина, руки которого тут же налились стальной силой и сковали ее. Он тоже проснулся – по его ресницам пробежал трепет, открыв сонную синь глаз.
– Извини, что мы вновь вторглись без приглашения, – хрипловатым от сна голосом сказал Робин, одновременно успокаивая Марианну ласковым поглаживанием по плечу, – я самонадеянно решил, что ты не рассердишься.
– Я бы рассердилась, если бы ты подумал иначе, – вздохнула Эллен, сопроводив ответ неожиданно грустной улыбкой, и предупредила, бросив взгляд в окно: – Скоро рассвет.
– Значит, мне пора возвращаться! – окончательно проснувшись, сказала Марианна, не заметив, как при этих словах обнимавшая ее рука Робина вздрогнула.
Эллен удивленно приподняла брови и многозначительно посмотрела на Робина. Он ответил ей мимолетным раздраженным движением брови и, поцеловав Марианну в лоб, стал одеваться, не смущаясь присутствием Эллен.
– Вилл искал тебя, – заметила Эллен, уйдя на другую половину дома и гремя посудой. – Он сетовал, что ты слишком увлекся в ущерб собственным обязанностям. Кажется, у него к тебе какое-то срочное дело, и…
– Хорошо! – не дослушал ее Робин и насмешливо фыркнул: – Остальное можешь не передавать – он сам мне все выскажет. Ты готова?
Его последний вопрос был обращен к Марианне, которая в ответ молча склонила голову. Она вдруг почувствовала ревность, едва Эллен заговорила о делах лорда Шервуда. Эта часть жизни Робина оставалась для Марианны неведомой в отличие от Эллен, которая, как уже поняла Марианна, давно знала Робина и, конечно, была хорошо осведомлена об укладе жизни Шервуда.
Когда они возвращались во Фледстан, Марианна вспомнила, что отец собирался сегодня уехать по делам на два дня. С замиранием сердца она рассказала Робину о предстоящем отъезде отца и пригласила провести эти дни вместе с ней во Фледстане. Марианна смертельно боялась услышать отказ, опасаясь, что ее предложение заденет гордость Робина. Но он неожиданно легко согласился.
Вернувшись в замок, она проводила отца и занялась приготовлениями к приему лорда Шервуда. Единственным человеком, посвященным в ее тайну, была Клэренс. Та, хоть и по-прежнему всем видом выказывала неодобрение отношений Робина и Марианны, обрадовалась внезапной возможности повидаться с братом.
Уже смеркалось, когда он появился в открывшейся двери потайного хода. Сложив с себя оружие, Робин прежде всего подошел к сестре и, поцеловав ее в лоб, попросил позаботиться об ужине для нее, Марианны и себя. Клэренс, в душе мучившаяся сомнениями в том, не станет ли она лишней для брата, который пришел во Фледстан не ради нее, радостно зарделась и побежала на кухню выбирать блюда для ужина.
Оставшись с Марианной наедине, Робин привлек ее к себе и долго целовал, пока губы Марианны не заныли сладкой болью.
– Вели приготовить ванну, – попросил он, пробежав быстрыми поцелуями по ее выбившимся из косы локонам.
Марианна улыбнулась про себя: она заранее угадала его господские привычки. Взяв Робина за руку, она привела его в купальню, примыкавшую к ее покоям. Та была совсем недавно устроена по подобию арабских купален, описание которых она прочла в одном из писем Реджинальда.
На низкой скамье были разложена одежда, позаимствованная Марианной из гардероба брата, и большое полотенце. Возле огромной ванны, утопленной в каменный пол, Марианна положила кусок мыла, приготовленного ее руками и источавшего запах лаванды.
Она деликатно собиралась оставить Робина одного, помня неловкость, которая возникла между ними во время его пребывания во Фледстане, когда он резко, почти оскорбительно отказался от ее помощи. Но в этот раз Робина лишь позабавила ее деликатность, которую он тут же пресек, ловко поймав Марианну за руку и притянув к краю ванны.
– Куда ты собралась? А как же обычаи гостеприимства? Изволь помочь мне вымыться! – посмеиваясь, потребовал он.
Ее помощь началась с того, что Робин затащил Марианну в ванну, едва она опустилась возле нее на колени и взяла в руки мыло. С возмущенным визгом она с головой окунулась в воду, а он немедленно выхватил ее, вынул заколки из кос и несколькими ловкими движениями освободил Марианну от промокшего и облепившего ее платья.
– Подожди! – воскликнула Марианна, пытаясь увернуться от его рук. – А как же правила?
– Какие? – спросил Робин, пресекая все ее попытки увильнуть к противоположному краю ванны.
– Те, согласно которым муж должен посещать жену в спальне в полной темноте, а жене полагается принимать мужа с приличествующей неподвижностью и безучастием, пока он не получит то, за чем пришел? Разве не таким образом церковь предписывает исполнять супружеские обязанности?
Робин выслушал ее так, словно вопрос Марианны явился для него полным откровением, а потом долго хохотал.
– Выброси из головы эту чушь! – отсмеявшись, потребовал он и, обхватив ладонями ее стан, приподнял над собой. – Те, кто рассказывал тебе о подобном исполнении супружеских обязанностей, – глубоко несчастные люди.
Блестящие капельки воды скатывались по ее смуглому телу. Смеясь в ответ, она пыталась ухватиться за его мокрые гладкие плечи, опасаясь, что он уронит ее или она сама случайно выскользнет из его рук. И вновь она увидела, как улыбка еще дрожала в уголках его рта, а в его глазах уже сгущалась темная пелена желания. Подобный взгляд всегда проводил между ними резкую грань, и за этой гранью в Робине оставался только мужчина, а в Марианне – женщина, которую он желал.
– Я буду любить тебя так, как хочу, и мне все равно, что церковь меня не одобрила бы. Она и так от меня не в восторге, – хрипло пробормотал он, собирая губами на ее животе и груди капельки воды и медленно опуская ее на себя. – Ты, кажется, собиралась помочь мне вымыться? Почему же медлишь?
– Мыть тебя, в то время как ты… – она не сдержала прерывистого вздоха.
– А ты попытайся! Просто не обращай внимания! – шепнул он.
Она терла намыленной губкой его плечи и грудь и всеми силами старалась не отвлекаться, но губка почти выпадала из ее пальцев, стоило ей взглянуть на отрешенное лицо Робина. Он же следил за Марианной из-под ресниц и испытывал непередаваемое словами удовольствие наблюдать борьбу между чинностью, которую Марианна пыталась соблюсти, и чувственностью, которую он в ней настойчиво пробуждал.
Пребывая в этой борьбе, Марианна смыла с плеч Робина душистую мыльную пену и пыталась сообразить, как ей добраться до его спины. Так и не придумав другого способа, она обескураженно попросила Робина отпустить ее и повернуться спиной. В ответ по его губам пробежала улыбка, и он, не открывая глаз, обнял Марианну, прижал грудью к своей груди и положил ее руки себе на плечи. Угадав его безмолвную подсказку, Марианна ответно обняла Робина и принялась тереть губкой его спину. Это было не так просто – держать губку, оставаясь в объятиях Робина, слыша его учащающееся дыхание. Губка все же выскользнула из ее ослабевшей руки, когда над ухом Марианны раздался тихий возглас Робина, и его руки с силой сдавили ее стан, а лоб прижался к ее плечу.
– Девочка моя! – прошептал он, вскинув слипшиеся от воды ресницы, и посмотрел на Марианну взглядом, в котором были и благодарность, и понимание собственной власти над возлюбленной.
– Помнишь, я предложила тебе помочь в купании, а ты выставил меня вон? – спросила Марианна, когда они уже выбрались из ванны и одевались.
Услышав ее вопрос, Робин весело хмыкнул и посмотрел на Марианну, ожидая продолжения. Она потупила глаза, старательно разглаживая на себе платье, за которым ей пришлось сбегать в гардеробную.
– Ты, наверное, думал о том, что я могла бы помогать тебе так, как сегодня?
– Именно! – рассмеялся Робин и заключил Марианну в объятия. – Я боялся, что если ты не уйдешь, мне не удастся предотвратить такую помощь, поскольку не был уверен ни в своих силах, ни в твоем сопротивлении!
Они вышли к ужину, когда Клэренс устала их ждать и, пригорюнившись, сидела за столом, на котором стояли блюда с остывшей едой и кубки с вином, утратившим прохладу. Но они пришли такие счастливые, не сводящие друг с друга влюбленных глаз, что она тут же позабыла об упреках.
Они долго втроем сидели за столом. За ужином разговор вели Робин и Клэренс, а Марианна молчала, незаметно разглядывая Робина из-под ресниц так, чтобы не тревожить его пристальным взглядом.
Пусть о нем говорят все что угодно! Пусть он сам не спешил рассказать о себе, но от взгляда Марианны не ускользнули его естественность и непринужденность среди богатого убранства ее комнат. Эта гордая посадка головы, манера держаться очень прямо, не сутуля плечи подобно простолюдинам… И белоснежные кружева рубашки изящно оттеняли его красивые смуглые руки – руки воина, а не землепашца.
Впрочем, Марианну перестала волновать мысль о его, возможно, очень высоком происхождении. Она давно поняла: он хотел, чтобы она принимала его таким, каким он был сейчас, не придумывая для него высоких титулов, не увенчивая его призрачными коронами. И она любила его именно так. Он обещал, что со временем все ей расскажет, потому она больше не задавала ему вопросов, не расспрашивала о нем Клэренс, не подступалась с расспросами к отцу.
Не прерывая разговора с сестрой, Робин то и дело бросал из-под ресниц быстрые взгляды в сторону Марианны, обволакивая этими взглядами всю ее, от макушки до пальцев ног. От горячей чувственности, таившейся в его глазах, в ее крови разливался жар, и сердце стремительно ускоряло биение. Встречаясь с ней глазами, он отвечал мгновенной улыбкой и тут же вновь становился серьезным, обращаясь к сестре. О, слишком хорошо он понимал, какую бурю чувств вызывает своими взглядами в груди возлюбленной! Наконец, потеряв терпение, он пожелал Клэренс спокойной ночи, и она – преданная брату и подруге – беспрекословно ушла, оставив их вдвоем.
Едва за Клэренс закрылась дверь, Робин подхватил Марианну на руки и, осыпая страстными поцелуями, отнес на кровать. Он занимался с ней любовью всю ночь, не в силах насладиться ее теплым, гибким, тонким телом так, чтобы достичь, наконец, полного пресыщения. Не размыкая объятий, они проваливались в сон, потом снова просыпались, сливаясь друг с другом.
Не обладая любовным опытом, Марианна интуитивно понимала, до какой степени он нежен и тактичен с ней. Если он чувствовал, что она стесняется какой-нибудь ласки, то не настаивал и отступал. Но несколько мгновений – и она обнаруживала, что он делал с ней то, что собирался, а она вместо стыдливости испытывала упоение. Это было так чудесно – дарить ему себя, без робости и сомнения, чутко отвечать на его желания и растворяться в его щедрых ласках! Едва он оставлял ее, как Марианну охватывала тоска по сладостной тяжести его тела, жару его крепких объятий. И дрожь пронзала ее вновь и вновь, когда она вспоминала только что услышанный ею стон и то, как он замирал, а потом – горячий шепот его ласковых слов и нежные поцелуи, которыми Робин благодарил ее.
– Мне все время мало тебя! Стоит лишь вдохнуть запах твоих волос, и сна как ни бывало! – признался он перед рассветом.
– Хотела бы я понять, что ты испытываешь! – шепотом сказала Марианна, пытаясь представить его ощущения.
За окном еще была ночь, но в ее сумраке уже угадывались первые признаки приближавшегося утра. Марианна лежала в объятиях Робина, и ее тело таяло от сладкой усталости. Прижавшись щекой к плечу Робина, Марианна украдкой вдыхала запах его тела, который нравился ей больше всех самых изысканных ароматов. Она вспоминала деликатные намеки Сэсиль на то, что исполнение супружеского долга не самая легкая из обязанностей жены, и теперь, когда полюбила и познала мужчину, не могла понять, в чем заключается тяжесть этого долга. Ей самой нравилось все, но она была уверена, что ее собственные ощущения не идут ни в какое сравнение с тем, что получал от их близости Робин. Он дремал, и Марианна не надеялась, что он ответит на ее вопрос. Но то ли приобретенная в Шервуде привычка, то ли он всегда обладал чутким сном – Робин услышал ее. По его губам проскользнула ленивая улыбка, он крепко обнял Марианну и шутливо поцеловал в кончик носа.
– Дай мне немного времени, сердце мое, и скоро ты испытаешь то же, что сейчас испытываю я, – пообещал он.
Поймав недоверчивый взгляд Марианны, Робин рассмеялся.
– Верь мне, ласточка! Пусть ты уже не невинна, но по своей сути пока еще осталась девственной. Ты уступаешь моим желаниям из любви, а не из страсти. Но твое тело уже начинает отзываться, и скоро ты будешь желать меня так же, как я желаю тебя. И тогда я услышу, как ты застонешь в моих объятиях. Ты по природе пылкая, но пока твоя пылкость дремлет.
Слушая его, Марианна против воли вспомнила монастырские наставления, и обещания Робина смутили ее.
– Женщина не должна испытывать телесное удовольствие, – возразила она, вызвав у Робина ласковую усмешку. – Правда же, Робин! Благонравная и добропорядочная женщина должна уступать мужчине, не обнаруживая при этом свойств, присущих…
Она помялась, пытаясь найти слово попристойнее.
– Девкам, – помог ей Робин, чем окончательно вогнал Марианну в краску. Снова рассмеявшись, он прижал ее голову к своему плечу и глубоко вздохнул. – То правило, о котором ты говоришь, всего лишь оправдание мужскому эгоизму. Меньше всего я желал бы заключать в объятия ледяную статую. Я хочу, чтобы ты любила меня, и знаю, что твоя любовь возрастет, если я научу тебя разделять со мной наслаждение нашей близостью.
Тесно прильнув к Робину, Марианна сладко зевнула, как котенок.
– То, чего ты хочешь, является обратной стороной того же эгоизма, – сказала она и услышала в ответ жаркий шепот, когда Робин прижался губами к ее виску:
– Ты права, мое сердце! Я намерен привязать тебя к себе так крепко, как только могу!
Наступивший день был наполнен радостью и весельем. Втроем с Клэренс они читали книги, Марианна играла на лютне и пела, но вечером, когда закончился ужин и Клэренс ушла, все вдруг изменилось.
После ухода сестры Робин не спешил увлечь Марианну в постель. Никуда не торопясь, он сидел возле камина, пил вино, и по его отрешенному взгляду Марианна поняла, что он ушел глубоко в себя.
– Что не так, милый? – спросила она, не выдержав тягостной тишины.
Робин поднял глаза на нее, долго смотрел, потом отставил кубок и сказал:
– Я хочу поговорить с тобой, Мэриан.
Она хотела устроиться возле камина рядом с ним, но он остановил ее, вскинув руку в запрещающем жесте, и указал на кресло возле стола.
– Сядь туда. Разговор серьезный, и мне нужна ясная голова.
Марианна послушно села там, где он велел, и обратила на Робина вопрошающий взгляд.
– На рассвете я вернусь в Шервуд, – сказал Робин, пристально глядя на Марианну.
– Да, – эхом слетело с ее губ, и глаза Марианны подернулись грустью.
То, что он сказал дальше, заставило ее забыть и о грусти, и о любых романтических настроениях.
– И я хочу, чтобы ты ушла вместе со мной.
Она выпрямилась и внимательно посмотрела на него, ответившего ей таким же очень внимательным, неотступным взглядом.
– Почему ты ничего не сказала мне о том, что у Роджера Лончема вот-вот окажется в руках приказ принца, который обяжет твоего отца отдать ему тебя в жены?
– Я не хотела волновать тебя, – ответила Марианна.
Робин жестко усмехнулся.
– Ты не хотела волновать меня? Ты понимаешь, что это угроза, о которой я обязан знать? – спросил он, не сводя с нее глаз. – О чем еще ты умолчала ради моего спокойствия?
Марианна вспомнила о настойчивых уговорах Гая Гисборна, но прежде чем она успела хотя бы слово промолвить о них, Робин недобро рассмеялся и посмотрел куда-то мимо Марианны.
– Гай! Как же я мог забыть о нем! – его глаза синими молниями вновь устремились к лицу Марианны. – Милая, в каком мире ты живешь? Тебя добивается один из самых могущественных лордов королевства, другой – коварнейший из людей Англии – зовет тебя под венец так, чтобы ты не увидела иных врат к спасению, а ты тем временем беспечно отдаешься мне, но при этом умалчиваешь обо всех угрозах, которые к тебе подступили?
– Как ты узнал обо всем? – только и спросила Марианна, глядя на Робина растерянными глазами.
– Узнал, – ответил он, не сводя с Марианны прежнего пристального взгляда. – Послушай меня и поверь: ты считаешь, что можешь сама справиться с ними обоими, но это не так. Никто, даже сэр Гилберт, не сможет защитить тебя от них. Никто, кроме меня, но для этого надо, чтобы ты была со мной. В Шервуде, Марианна.
Она молчала, глядя на пламя в камине, и Робин, не выдержав собственного условия, протянул к ней руку. Ее пальцы легли в его ладонь, и, повинуясь движению его руки, Марианна соскользнула с кресла и оказалась возле Робина на ковре, расстеленном рядом с камином.
– Я боюсь за тебя, – услышала она негромкий, но твердый голос. Робин поднес кубок к губам, сделал глоток и сказал, положив руку на плечо Марианны: – Мы с тобой зашли слишком далеко. Даже эти дни и ночи в твоем собственном замке небезопасны для тебя. Рано или поздно правда о нас с тобой станет известна. Огласки не избежать, как бы мы ни таились. И как только все обнаружится, именно ты, родная, окажешься в опасности. Подумай вот еще о чем: даже трех ночей, что мы с тобой провели, вполне достаточно, чтобы ты понесла от меня.
Его предположение о самых естественных последствиях их свиданий вызвало густой румянец на скулах Марианны. Она украдкой положила ладонь себе на живот: что если это уже произошло и в ней затеплилась искорка новой жизни – ребенок Робина и ее?
– И как ты к этому отнесешься, если так и окажется?
Робин рассмеялся и поцеловал ее в макушку.
– Не отвлекайся, Мэриан, и не отвлекай меня! Сейчас мне надо услышать твой ответ – ты уходишь со мной?
– Почему ты сегодня заговорил об этом? – тихо спросила Марианна.
– Больше нельзя было откладывать этот разговор, Мэриан. Говоря начистоту, я был уверен, что ты сразу уйдешь со мной, после нашей первой ночи. Но утром ты стала собираться во Фледстан. И потом ты снова заторопилась вернуться. Я сумел понять тебя, ласточка, но когда узнал о планах Роджера Лончема, мне стало ясно, что ни у тебя ни у меня больше нет времени. Когда он вернется в Ноттингемшир с приказом принца, с ним немедленно сцепится Гай Гисборн. Кто бы из них ни победил, пострадаешь ты, если останешься во Фледстане, и мне будет очень непросто выручить тебя!
Робин устремил на Марианну требовательный взгляд.
– Нельзя медлить, пришло время решать, и решение за тобой, Мэриан! Ты ведь хотела стать моей женой. Твое намерение не изменилось?
– Конечно же, нет! – ответила она и похолодела от внезапной мысли о том, что он мог передумать.
– Не сомневайся во мне, милая! – улыбнулся Робин, прочитав по лицу Марианны то, что пронеслось у нее в голове, но его лицо и глаза вновь стали неулыбчивыми. – Я готов вести тебя под венец, но только не при условии тайного брака.
Теперь она хорошо понимала значение выжидательных взглядов Робина, которые ловила на себе по утрам. Он смотрел на нее так, словно ждал от Марианны единственно правильного поступка, но в ответ встречал непонимание и вопрос в ее глазах, и тогда ожидание покидало его взгляд, уступая место бесконечному терпению. Несомненно, он был прав в своем требовании уйти с ним, если бы не одно обстоятельство.
Она вскинула на него растерянные глаза, и он, неправильно истолковав ее взгляд, пожал плечами.
– Я понимаю, куда зову тебя. Понимаю, что Шервуд не самый роскошный приют, но только его я могу тебе предложить.
Она обвела глазами спальню, где все до последней безделушки свидетельствовало об изысканной роскоши, которой заботливо окружал ее отец. Роскошь не имела для нее никакого значения, но отец – вот та боль, и Марианна никак не могла придумать, как умерить ее или исцелить. Если она уйдет в Шервуд, какой удар придется ему испытать! Дочь тайком бежала с лордом Шервуда, объявленным вне закона! Сердце отца будет разбито. Он никогда не простит ее, не допустит к себе!
Лицо Марианны исказилось от боли и горя. Она совсем забыла о том, с какой легкостью Робин умеет читать все ее мысли.
– Вот оно что! – тихо воскликнул он, не сводя с нее глаз. Со всей мягкостью, на которую был способен, Робин сказал, лаская руку Марианны, лежавшую в его руке: – Мэриан, дети имеют обыкновение становиться взрослыми и покидать родителей, какая бы любовь их ни связывала. Это непреложный закон природы, нравится он родителям или нет.
– Думаю, что отец понимает это, – подавленно ответила Марианна, – но он будет огорчен не тем, что я оставила его, а…
– О да, конечно! – с резкой холодностью оборвал ее Робин, и его глаза высветлились льдом, как обычно происходило, когда он утрачивал доброе расположение духа. – Тебе не кажется, что ты должна была подумать об этом раньше?
Он выжидательно посмотрел на нее, но она молчала, пребывая в растерянности.
– Постарайся понять меня, – с прежним холодом сказал Робин, медленно выпуская руку Марианны. – Ничего бы не произошло, не скажи ты сама, что хочешь прожить со мной жизнь, чтобы я взял тебя с собой в Шервуд. Если бы я не поверил тебе, то сумел бы справиться со своими желаниями. Да, я виноват в том, что воспользовался твоим доверием, хотя мои намерения были честными и такими остались по сей день. А вот в тебе я уже не уверен. В любом случае, я обещал тебе сделать все, что в моих силах, лишь бы ты не стала несчастной из-за меня. Данное слово я всегда держу. Поэтому, если твое счастье заключается все же в привычной для тебя жизни, тебе стоит сейчас сказать мне об этом. Я немедленно уйду, не дожидаясь рассвета, и никогда больше не стану докучать тебе. Если окажется, что ты носишь моего ребенка, извести меня. Я найду тебя, и мы вместе решим, как поступить, чтобы ты не пострадала.
По мере того как он говорил, да еще таким безжалостным тоном, устремленные на его лицо глаза Марианны раскрывались все шире, и в них росли ужас и неверие в то, что он исполнит сказанное.
– Нет, Робин! – воскликнула она, вскочив на колени перед ним, и умоляюще сжала его руку.
– Да, Марианна! Я сделаю так, как сказал, – спокойно подтвердил Робин, собираясь высвободить руку, но она не позволила.
– Ты говорил мне, что любовь, как клинок, можно приставить к горлу. Предупреждал меня, чтобы я не пыталась так поступать. А что делаешь сейчас ты? – упрекнула Марианна, вглядываясь в лицо Робина лихорадочно блестевшими глазами.
– Ты так восприняла мои слова? Значит, я потребовал от тебя невозможного? – с горечью спросил Робин, не сводя с Марианны потемневших глаз, и вновь хотел отнять руку, но вместо этого вдруг порывисто стиснул ее запястье, и в его голос прорвалась горячность: – Пойми же меня, наконец! Правильно пойми! Я хочу, чтобы ты была моей женой, подругой, а не любовницей. Я слишком сильно люблю тебя для этого. И я не хочу, чтобы моя любовь к тебе, которой я дорожу больше всего на свете, превратилась в морок и дурман. Пойми, что мой долг – защищать тебя! А как мне его исполнить, если ты будешь во Фледстане, а я в Шервуде? Что мне остается, кроме как уйти одному, Мэриан, если ты не желаешь идти со мной?
Она недоверчиво покачала головой, но ответный взгляд Робина не оставил никакого сомнения в том, что он вот-вот примет решение, которое исполнит безоговорочно. И тогда из ее глаз брызнули слезы. Марианна упала Робину на грудь, вцепилась руками в его плечи, удерживая возле себя, словно он уже покидал ее.
– Нет!!! – закричала она, захлебнувшись слезами. – Если ты снова оставишь меня, я умру! Я сделаю все, как ты хочешь, все, что ты скажешь, только не покидай меня! Я сейчас же начну собираться и утром уйду вместе с тобой!
Она почувствовала, как его руки гладят ее с прежней лаской, обнимая и убаюкивая, успокаивая отчаянные рыдания.
– Не плачь, ласточка! Не плачь, прошу тебя! – охрипшим голосом попросил Робин, прижав Марианну к груди, и глубоко вздохнул. – Я не хочу связывать тебя обещанием, вырванным угрозами и силой. Давай сделаем так: мы увидимся с тобой снова через три дня.
– Три дня! – перестав плакать, воскликнула Марианна так, словно Робин говорил о трех столетиях.
– У меня есть дела, родная, – сказал Робин, целуя ее затылок. – Я велю Клэренс послезавтра отправляться в Маласэт и ждать меня там. На самом деле она будет ждать, как мы с тобой решим. Ничего не говори ей. Если ты уйдешь ко мне в Шервуд, проще будет забрать ее от нашего наставника, чем из Фледстана. Если ты предпочтешь остаться во Фледстане, сестра вернется к тебе. А ты пока подумаешь над своим решением. Через три дня я вернусь, и ты мне скажешь, что решила. Если… Если ты скажешь, что не можешь оставить отца, мы подумаем, как нам быть дальше. Но даже если твое решение будет таким, я не брошу тебя.
Три дня для решения теперь показались Марианне тремя часами. Но Робин, видно, так не считал. Уткнувшись лбом в макушку Марианны, он печально вздохнул.
– И кто же из нас в результате оказался при оружии? Признай, что не я, раз снова пошел у тебя на поводу! – проворчал он. – Вместо того чтобы поступить так, как должно разбойнику.
– Как же? – вытирая рукавом заплаканное лицо, спросила Марианна.
– Заткнуть тебе рот, связать по рукам и ногам и увезти без всяких просьб и вопросов, – невозмутимо ответил Робин, улыбаясь одними глазами.
